Текст книги "Реквием"

Автор книги: Лорен Оливер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Лина

Ночь наступает быстро, и смело приходит холод.

Мы заблудились.

Мы ищем старое шоссе, которое должно привести нас к Уотербери. Пайк уверен, что мы чересчур сильно отклонились к северу. Рэйвен думает, что мы слишком далеко ушли на юг.

Мы идем по большей части наугад, используя компас и несколько старых схематических рисунков, много раз переходивших из рук в руки среди торговцев и заразных, постоянно дополнявшихся, с разбросанными то там, то сям обозначениями ориентиров: рек, раздолбанных дорог, старых разбомбленных городов, оврагов и непроходимых мест.  Отравление, как и время, вещи всеобщие, не имеющие границ. Идет бесконечный процесс интерпретации схем, возвращение по собственным следам и внесении поправок.

Мы решаем остановиться, хотя Тэк и Рэйвен возражают. У меня болят плечи. Я снимаю рюкзак и сажусь, делаю большой глоток из бутылки, болтающейся у меня на поясе. Раскрасневшийся Джулиан торчит за спиной у Рэйвен, его темные волосы слиплись от пота, а куртка повязана вокруг пояса. Он заглядывает через плечо Рэйвен в карту, которую держит Тэк. Он заметно похудел.

На краю группы на рюкзаке, как и я, сидит Алекс. Корал последовала сто примеру и устроилась так, чтобы их колени соприкасались. За каких-нибудь несколько дней они сделались практически неразлучны.

Вопреки желанию, я не могу отвести взгляд от Алекса. Я не понимаю, о чем они говорят с Корал. Они говорят в пути и говорят, когда разбивают лагерь. Говорят за едой, устроившись в сторонке. При этом Алекс почти не разговаривает со всеми остальными и не обменялся ни единым словом со мной после той встречи с медведем.

Должно быть, Корал о чем-то его спросила, потому что я вижу, как Алекс кивает.

А потом на секунду они оба поднимают головы и смотрят на меня. Я поспешно отворачиваюсь. Они говорят обо мне. Так я и знала. Интересно, о чем же она его спросила?

«Ты знаешь эту девушку? Она смотрит на тебя».

«Как ты думаешь, Лина красивая?»

Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони, делаю глубокий вдох и прогоняю эту мысль. Алекс и его мнение обо мне не имеют никакого значения.

Пайк как раз в это время говорит:

– Я ж тебе сказал, надо идти на восток, к старой церкви. Она обозначена на карте.

– Это не церковь, – возражает Рэйвен, выхватывая у него карту. Это дерево, которое мы уже прошли, – то, расколотое молнией. И это означает, что нам надо продолжать двигаться на север.

– А я тебе говорю, что это крест...

– Почему бы нам не выслать разведчиков? – вмешивается в их спор Джулиан.

Замолчав от неожиданности, оба спорщика поворачиваются к нему. У меня начинает ныть под ложечкой, и я беззвучно взываю к нему: «Не лезь в это дело! Не говори никаких глупостей!»

Но Джулиан спокойно продолжает:

– Группой мы движемся медленнее. Если мы пойдем в неправильном направлении, то зря потеряем время и силы. – На мгновение я вижу проступившего из глубины прежнего Джулиана, Джулиана конференций и плакатов, уверенного в себе молодого лидера АБД. – Я бы предложил, чтобы два человека пошли на север...

– Почему это на север? – гневно перебивает его Рэйвен.

Джулиан не притормаживает ни на секунду.

– Или на юг – без разницы. Пройдут вперед на полдня пути, поищут шоссе. Если его там не окажется, отправятся в другом направлении. По крайней мере, у нас появится более точное представление о местности. Мы поможем группе сориентироваться.

– Мы? – переспрашивает Рэйвен.

Джулиан смотрит на нее.

– Я хочу в этом участвовать, – произносит он.

– Это небезопасно! – взрываюсь я, вставая. – Здесь бродят стервятники – а может, и регуляторы тоже! Нам нужно держаться вместе или мы превратимся в легкую добычу!

– Она права, – говорит Рэйвен, поворачиваясь обратно к Джулиану. – Это небезопасно.

– Я уже имел дело со стервятниками, – возражает Джулиан.

– И чуть не умер! – парирую я.

Джулиан улыбается.

– Но ведь не умер же!

– Я пойду с ним. – Тэк сплевывает наземь комок табака и вытирает рот тыльной стороной ладони. Я сверлю его свирепым взглядом. Тэк не обращает на меня внимания. Он совершенно не скрывает своего мнения, заключающегося в том, что спасение Джулиана было ошибкой с моей стороны и что не следовало оставлять его с нами. – Стрелять из ружья умеешь?

– Нет! – отвечаю вместо Джулиана я. – Не умеет!

Теперь все смотрят на меня, но мне на это плевать.

Я не знаю, что Джулиан пытается этим доказать, но мне его затея не нравится.

– Я управлюсь с ружьем, – непринужденно лжет Джулиан.

Тэк кивает.

– Тогда ладно. – Он извлекает из кисета, который носит на шее, новую порцию табака и сует в рот. – Я немного разгружу рюкзак. Выходим через полчаса.

– Ладно! – Рэйвен поднимает руки, показывая, что сдается. – Эй, мы становимся лагерем здесь!

Все дружно сбрасывают рюкзаки и принимаются вытряхивать из них вещи, словно неведомое животное сбрасывает шкуру. Я хватаю Джулиана за руку и тащу подальше от группы.

– Что все это значит? – Я стараюсь не повышать голоса. Я вижу, что Алекс наблюдает за нами. Похоже, происходящее его забавляет. Жаль, что нечем в него швырнуть.

Джулиан засовывает руки в карманы.

– Ты о чем?

– Не строй из себя дурака! – возмущаюсь я. – Зачем ты вызвался идти в разведку? Это не шутка, Джулиан! Война в разгаре!

– Я и не думаю, что это шутка. – Его спокойствие просто-таки бесит. – Я лучше, чем кто-либо, знаю, на что способна та сторона, – ты не забыла?

Я прикусываю губу и отвожу взгляд. Он прав. Если кому-то и известно что-либо о тактике зомби, так это Джулиану Файнмену.

– Ты все еще не знаешь Диких земель, – все-таки продолжаю стоять на своем я. – И Тэк тебя не защитит. Если на тебя нападут – если что-то случится, и будет стоять вопрос: ты или все остальные, – он тебя бросит. Он не станет подвергать группу опасности.

– Лина, – Джулиан кладет руки мне на плечи и заставляет посмотреть на него, – ничего не случится, о'кей?

– Ты этого не знаешь! – Я понимаю, что реагирую чрезмерно бурно, но ничего не могу с собой поделать. У меня почему-то такое ощущение, будто я плачу. Я думаю о внешнем спокойствии Джулиана, произносящего «Лина, я люблю тебя», о том, как его грудь размеренно поднимается и опускается рядом со мной, когда мы спим.

«Я люблю тебя, Джулиан». Но эти слова так и не звучат.

– Мне не доверяют, – говорит Джулиан. Я открываю рот, чтобы возразить, но он меня перебивает: – Не пытайся отрицать этого. Ты знаешь правду.

Я не спорю.

– Ну так и что? Ты захотел зарекомендовать себя?

Джулиан вздыхает и потирает бока.

– Я решил быть здесь, Лина. Быть рядом с тобой. Теперь я должен заслужить право находиться здесь. Дело не в том, что нужно зарекомендовать себя. Но, как ты сказала, идет война. Я не хочу отсиживаться в стороне. – Он наклоняется и целует меня в лоб. Он все еще колеблется долю мгновения, прежде чем поцеловать меня, как будто ему приходится каждый раз избавляться от прежнего страха, боязни прикосновений, боязни заразиться. – Почему ты так беспокоишься? Ничего не случится.

«Я боюсь, – хочу сказать я. – У меня дурные предчувствия. Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты уходил». Но слова вновь оказываются, будто запертыми в ловушке, погребенными под грузом прежних страхов и прежних жизней, как окаменелости в слоях почвы.

– Мы вернемся через несколько часов, – заверяет меня Джулиан и на миг касается моего подбородка. – Вот увидишь.

Но они не возвращаются к обеду и не возвращаются к тому времени, когда мы тушим костер на ночь, засыпая его землей. Это стало необходимостью, и хотя мы можем замерзнуть, а Джулиану с Тэком будет без него трудно отыскать нас, Рэйвен настаивает на том чтобы костер погасили.

Я вызываюсь подежурить. Все равно я не усну – слишком уж нервничаю. Рэйвен выдает мне еще одну куртку из нашего запаса одежды. По ночам все еще здорово холодно.

В нескольких футах от лагеря находится небольшое возвышение и на нем – старая бетонная стена; на ней все еще виднеются остатки граффити. Эта стена защищает меня от ветра. Я прижимаюсь спиной к камню. В руках у меня кружка с горячей водой: Рэйвен вскипятила ее для меня, чтобы можно было погреть пальцы. Перчатки я не то потеряла где-то между нью-йоркским хоумстидом и этим местом, не то их украли, и теперь мне приходится обходиться без них.

Встает луна и окутывает лагерь – спящие фигуры, купола палаток, самодельные укрытия – белым сиянием. В отдалении над деревьями возвышается уцелевшая водонапорная башня, напоминающая стальное насекомое на длинных и тонких ногах. Небо чистое, ни единого облачка, и тысячи звезд выплыли из темноты. Из леса доносится совиное уханье, глухое и мрачное. Даже с этого небольшого расстояния лагерь выглядит мирным, окутанным белой дымкой, окруженным руинами старых домов: крыши обрушены, детский игровой комплекс перевёрнут, пластиковая горка до сих пор торчит из грязи.

Через два часа я уже зеваю так, что челюсть болит, и кажется, будто меня, как чучело, набили мокрым песком. Я прислоняюсь затылком к стене, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми. Звезды над головой начинают сливаться воедино... они превращаются в лучи света – в солнечные лучи, – из этого солнечного сияния выходит Хана с листьями в волосах и говорит: «Правда, классная шутка? Я никогда и не собиралась исцеляться, ты же знаешь...» Она неотрывно смотрит на меня, и, когда она делает шаг вперед, я замечаю, что она вот-вот поставит ногу в ловушку. Я пытаюсь предупредить ее, но...

Треск. Я мгновенно просыпаюсь. Сердце выпрыгивает из груди. Я быстро и по возможности тихо припадаю к земле. Вокруг снова стоит тишина, но я знаю, что это была не игра воображения и не сон – хруст сломанной ветки.

Звук шагов.

«Хоть бы это был Джулиан! – думаю я. – Хоть бы это был Тэк!»

Я внимательно осматриваю лагерь и замечаю тень, движущуюся между палатками. Я медленно тянусь за ружьем. Распухшие от холода пальцы плохо меня слушаются. Ружье кажется еще тяжелее, чем раньше.

Неизвестный вступает в пятно лунного света, и я перевожу дыхание. Это всего лишь Корал. Ее кожа сияет белизной в лунном свете; на ней слишком большой для нее свитер. Я узнаю этот свитер – прежде он принадлежал Алексу. У меня скручивает все нутро. Я поднимаю ружье, направляю на Корал и думаю: «Бабах».

А потом, пристыженная, быстро его опускаю.

Те, среди кого я жила прежде, кое в чем были правы. Любовь – это своего рода одержимость. Отрава. И раз Алекс больше не любит меня, мне невыносима сама мысль о том, что он может любить другую.

Корал исчезает в лесу – наверное, идет пописать. У меня начинает сводить ноги, так что я выпрямляюсь. Я слишком устала, чтобы и дальше стоять на страже. Пойду и разбужу Рэйвен – она вызывалась сменить меня.

Треск. Снова шаги – на этот раз ближе и на восточной стороне лагеря. Корал ушла на север. Я мгновенно настораживаюсь вновь.

Потом я вижу его. Он, с ружьем на изготовку, медленно выбирается из зарослей чего-то вечнозеленого. Я с ходу могу сказать, что это не стервятник. Слишком уж у него правильная осанка – и одежда хорошо сидит, и ружье как новое.

У меня замирает сердце. Регулятор! Наверняка. А это значит, что в Дикие земли действительно проникли враги. Несмотря на все доказательства, в глубине души я надеялась, что это неправда.

Мгновение длится тишина, а потом пугающе громко, как кровь, стучащая у меня в висках, – ночь словно взрывается пугающими криками и уханьем животных, рыщущих во тьме, чуждыми и дикими. Я поднимаю ружье. У меня вспотели ладони. В горле пересохло. Я смотрю, как регулятор приближается к лагерю. Я кладу палец на спусковой крючок. В душе у меня нарастает паника. Я не знаю, следует ли стрелять. Я никогда ни во что не стреляла с такого расстояния. Я никогда не стреляла в человека. Я даже не знаю, способна ли я на это.

«Черт, черт, черт! Эх, если бы здесь был Тэк!»

Черт.

Что станет делать Рэйвен?

Регулятор добирается до границы лагеря. Он опускает ружье, и я снимаю палец со спускового крючка. Может, это просто разведчик. Может, он должен вернуться с докладом. Тогда у нас будет время принять меры, скрыться или подготовиться. Может, мы справимся.

И тут из леса появляется возвращающаяся Корал.

На долю секунды она замирает, неподвижная и белая, словно бы пойманная вспышкой фотографа. И чужак долю секунды не шевелится.

Потом Корал ахает, и мужчина наводит ружье на нее, и мой палец – я не думаю и не планирую этого – снова находит спусковой крючок и нажимает на него. У регулятора подламывается нога, и он с криком оседает на землю.

Потом начинается хаос.

Отдача от ружья толкает меня назад, и я, пытаясь удержать равновесие, оступаюсь. Острый камень вгрызается в спину, и от ребер до плеча меня простреливает разрядом боли. Новые выстрелы – один, два, а потом крик. Я опрометью кидаюсь к лагерю. И минуты не проходит, как он превращается в мешанину людей и голосов.

Регулятор лежит ничком, раскинув руки и ноги. Вокруг него расплывается темная лужа, словно тень. Над ним возвышается Дэни со своим пистолетом. Должно быть, это она прикончила лазутчика.

Корал стоит, обхватив себя руками. Вид у нее потрясенный и немного виноватый, как будто это она каким-то образом позвала регулятора. Она не пострадала – уже легче. Хорошо, что мои инстинкты спасли ее. Я вспомнила, как сама целилась в Корал и мне снова становится стыдно. Не таким человеком я хотела быть. Во мне угнездилась ненависть, пустота, в которой так легко многое потерять, Да, о ненависти зомби меня тоже предупреждали.

Пайк, Хантер и Дэни говорят одновременно. Остальные члены группы сошлись в полукруг вокруг этой троицы бедные и испуганные, с пустыми, словно у призраков глазами.

Лишь Алекс не стоит. Он, присев, быстро и методично упаковывает рюкзак.

– Ну, хорошо. – Негромко, но с настойчивостью, привлекающей наше внимание, произносит Рэйвен. – Давайте рассмотрим факты. У нас на руках мертвый регулятор.

Кто-то скулит.

– Что мы делаем?! – перебивает Рэйвен белый от ужаса Гордо, – Нам надо уходить!

– Куда уходить?! – одергивает его Рэйвен. – Мы не знаем где они, не знаем, с какой стороны они движутся! Мы можем попасть прямиком в ловушку!

–Тс с, – шипит Дэни. На мгновение становится совершенно тихо, если не считать шелеста листьев в деревьях и совиного уханья. Но после до нас доносится отдаленное эхо голосов.

– Мы должны остаться здесь и сражаться, – заявляет Пайк. – Это наша земля!

– Мы будем драться, лишь когда не останется другого выхода. – Повернувшись к нему, возражает Рэйвен. Мы не знаем, сколько там регуляторов и какое у них оружие. Они сытые, и они сильнее нас.

– Мне уже тошно удирать! – взрывается Пайк.

– Мы не удираем. – Спокойно отвечает Рэйвен. Она поворачивается к остальным. Нам нужно разделиться. Рассыпаться вокруг лагеря. Спрятаться. Кто-то пусть пойдет в сторону старого русла. Я займу пост на холме. Камни, кусты, все, что сойдет для укрытия, используйте. Да хоть на дерево залезьте, черт подери! Только чтобы вас не было видно. —Она обводит всех взглядом. Пайк упорно отказывается смотать ей в глаза.

– Берите с собой ружья, ножи – все, что у вас есть. Но помните: мы будем драться лишь в том случае, если другого выхода не останется. Ничего не предпринимайте без моего сигнала, ясно? Никто не шевелится, не дышит, не кашляет, не чихает и не пукает. Все поняли?

Пайк сплевывает. Все молчат.

– Ладно, – говорит Рэйвен. – Пошли.

Группа быстро, без единого слова, рассыпается в стороны. Люди проскакивают мимо меня и превращаются в тени. Тени растворяются во тьме. Я прохожу мимо Рэйвен: она присела рядом с мертвым регулятором и обыскивает его на предмет оружия, денег или вообще чего-нибудь полезного.

– Рэйвен. – Ее имя застревает у меня в горле. – Как ты думаешь?..

– С ними все будет в порядке, – произносит Рэйвен, не поднимая головы. Она знает, что я говорю про Джулиана и Тэка. – А теперь вали отсюда.

Я трусцой пробегаю через лагерь и нахожу свой рюкзак рядом с несколькими другими у костровой ямы. Я накидываю лямку рюкзака на правое плечо, рядом с ружьем, лямка больно врезается в кожу. Я хватаю еще два рюкзака и закидываю на левое плечо.

Мимо меня трусцой пробегает Рэйвен.

– Лина, пора!

Она тоже растворяется во тьме.

Я встаю, потом замечаю, что кто-то вчера вечером бросил медикаменты. Если что-нибудь случится, если нам придется бежать, и мы не сможем сюда вернуться – они нам понадобятся.

Я снимаю один из рюкзаков и опускаюсь на колени.

Регуляторы приближаются. Я уже различаю отдельные голоса и отдельные слова. Внезапно я осознаю, что лагерь совершенно пуст. Осталась лишь я одна.

Я расстегиваю рюкзак. У меня дрожат руки. Я выкидываю из рюкзака свитер и начинаю пихать на его место бинты и бацитрацин.

На мое плечо ложится чья-то рука.

– Какого черта ты тут делаешь?! – Это Алекс. Он хватает меня за руку и вздергивает на ноги. Я едва успеваю застегнуть рюкзак. – А ну пошла!

Я пытаюсь вырвать руку, но Алекс держит крепко. Он практически волочет меня в заросли, прочь от лагеря. Мне вспоминается первый рейд в Портленде, когда Алекс вел меня через какой-то темный лабиринт комнат, когда мы вместе скорчились на воняющем мочой полу сарая, и он осторожно укутывал мою раненую ногу, и его руки, касающиеся моей кожи, были мягкими, сильными и удивительными.

В ту ночь он поцеловал меня. Я гоню воспоминание прочь.

Мы спускаемся по крутому склону, оскальзываясь на ненадежном суглинке и влажных листьях, к выступающему козырьку и образовавшейся под ним пещере, впадине в холме. Алекс заставляет меня присесть и практически вталкивает в тесное, темное пространство.

– Осторожно!

Пайк тоже здесь. Блестящие зубы, уплотнившаяся тьма. Он немного пододвигается, чтобы дать нам место. Алекс устраивается рядом со мной, прижав колени к груди.

Палатки в каких-нибудь пятидесяти футах от нас выше по склону. Я безмолвно молюсь, чтобы регуляторы подумали, что мы убежали, и не тратили времени на поиски.

Ожидание мучительно. Голоса в лесу стихают. Должно быть, теперь регуляторы движутся медленно, выслеживая нас. Возможно, они вообще уже в лагере, пробираются между палатками – смертоносные безмолвные тени.

Пещерка слишком тесная, а темнота невыносима. Мне внезапно начинает казаться, что нас запихнули в гроб.

Алекс меняет позу и задевает тыльной стороной руки мою руку. У меня пересыхает в горле. Его дыхание чаще обычного. Я застываю, и оцепенение проходит, лишь когда Алекс убирает руку. Это наверняка случайность.

И снова мучительная тишина. Пайк бормочет:

– Дурь какая!

Алекс шикает на него.

– Сидеть здесь, как крысы в норе...

– Пайк, клянусь...

– Замолчите оба! – яростно шепчу я. Мы снова умолкаем. Через несколько секунд раздается чей-то крик. Алекс напрягается. Пайк снимает ружье с плеча, ткнув меня локтем в бок. Я прикусываю губу, чтобы не закричать.

– Они смотались.

Голос доносится сверху, из лагеря. Значит, они пришли. Наверное, обнаружив, что лагерь пуст, регуляторы решили, что можно больше не таиться. Интересно, что они планировали? Окружить нас и выкосить спящих?

– Сколько их там?

– А, черт! Ты был прав насчет тех выстрелов.

– Мертв?

– Да.

Раздается негромкий шорох, как будто кто-то пинает палатку.

– Смотри, как они тут живут. Сбившись в кучу. Валяясь в грязи. Животные.

– Осторожно. Тут все заражено.

Пока что я насчитала шесть голосов.

– Ну, тут и воняет. Я прямо чую их запах. Дерьмо.

– Дыши ртом.

– Ублюдки! – бормочет Пайк.

Я машинально шикаю на него, хотя и меня тоже охватывает гнев, наряду со страхом. Я ненавижу этих регуляторов. Я ненавижу их всех до единого за то, что они воображают, будто они лучше нас.

– Как ты думаешь, в какую сторону они подались?

– В какую бы ни подались, они не могли уйти далеко.

Семь разных голосов. Возможно, восемь. Трудно сказать. А нас тут около двух дюжин. Впрочем, как сказала Рэйвен, мы не знаем, какое у них оружие и не ждет ли их поблизости подкрепление.

– Ладно, давайте с этим завязывать. Крис?

– Понял.

У меня начинает сводить бедра судорогой. Я подаюсь назад, чтобы немного разгрузить ноги, прижавшись к Алексу.

Он не отодвигается. Снова его рука касается моей, и я не уверена, то ли это случайность, то ли попытка подбодрить меня. На мгновение – невзирая на все прочее – меня словно электрическим разрядом пробивает, и Пайк, регуляторы и холод исчезают. Остается лишь плечо Алекса, соприкасающееся с моим плечом, и его грудь, поднимающаяся и опускающаяся рядом с моей, и тепло его загрубевших пальцев.

В воздухе пахнет бензином.

В воздухе пахнет огнем.

До меня вдруг доходит. Бензин. Огонь. Пожар. Они жгут наши вещи! Воздух начинает потрескивать. Этот шум заглушает голоса регуляторов. Вниз по склону текут ленты дыма, плывут мимо нас, извиваясь, словно воздушные змеи.

– Ублюдки! – сдавленно произносит Пайк. Он рвется к выходу из пещерки, а я пытаюсь втянуть его обратно.

– Не надо! Рэйвен сказала ждать ее сигнала.

– Рэйвен не командир. – Пайк вырывается и ложится на землю, держа ружье, как снайпер.

– Пайк, не надо!

То ли он меня не слышит, то ли игнорирует. Он начинает ползти вверх по склону.

– Алекс!

Паника захлестывает меня, словно прилив. Дым и гнев, рев разгорающегося пламени – все это просто не дает думать.

– Черт! – Алекс проползает мимо меня и пытается добраться до Пайка. К этому моменту нам видны уже только его ботинки. – Пайк, не дури!

Бах. Бах.

Два выстрела. Звук, кажется, отдается эхом в пещерке и усиливается. Я зажимаю уши.

Потом: бах, бах, бах, бах. Выстрелы отовсюду и крики. Сверху дождем сыплется земля. У меня звенит в ушах, а голова, словно дымом набита.

Сосредоточься!

Алекс уже выбрался из пещерки, и я двигаюсь следом за ним, пытаясь стащить ружье с плеча. В последнюю секунду я стряхиваю с себя рюкзаки. Они лишь будут задерживать меня.

Разрывы со всех сторон, рев сделался адским.

Лес полон дыма и огня. Оранжевые и красные языки пламени пляшут на фоне черных деревьев – окостенелых, чопорных, словно застывшие в ужасе свидетели. Пайк, припав на колено, наполовину спрятавшись за деревом, стреляет. На его лице пляшут оранжевые отблески пламени, а рот распахнут в крике. Я вижу пробирающуюся через дым Рэйвен. Воздух трещит от выстрелов. Их так много, что мне вспоминается, как мы сидели с Ханой в Истерн-Пром в День независимости и смотрели на фейерверк, на ослепительные цвета под стремительное стаккато. Запах дыма.

– Лина!

Мне некогда смотреть, кто это зовет меня. Мимо свистит пуля и врезается в дерево рядом со мной, выбивая фонтанчик коры. Ко мне возвращается способность двигаться, и я стремительно кидаюсь вперед и занимаю положение лежа, у толстого сахарного клена. В нескольких футах впереди устроился Алекс, тоже за деревом. Каждые несколько секунд он высовывается из-за ствола, стреляет и ныряет обратно в укрытие.

У меня слезятся глаза. Я осторожно вытягиваю шею, пытаясь разглядеть из-за дерева фигуры, борющиеся в темноте, освещенные сзади огнем. Издали они напоминают танцоров: пары мечутся вправо-влево, борются, уклоняются и кружат друг вокруг друга.

Я не понимаю, кто там кто. Я моргаю, кашляю, прикрываю глаза ладонью. Пайк исчез.

Потом я краем глаза вижу лицо Дэни, открывающей огонь. Регулятор прыгает на нее сзади и берет ее шею в захват. Дэни багровеет, у нее глаза лезут из орбит. Я вскидываю ружье – и снова опускаю. Отсюда невозможно точно попасть в цель, особенно учитывая, что противники борются, постоянно сдвигаясь взад– вперед. Дэни извивается и наподдает задом, словно бык, пытающийся сбросить наездника.

Снова грохот выстрелов. Регулятор отдергивает руку от Дэни, хватается за локоть и кричит от боли. Он поворачивается к свету, и я вижу кровь, пузырящуюся у него меж пальцев. Понятия не имею, кто стрелял и в кого целился, в Дэни или в регулятора, но Дэни, освободившись, получает, то преимущество, что ей требовалось. Тяжело дыша, она хватается за нож на поясе. Видно, что Дэни устала, но она двигается с бессловесным упорством животного, уработавшегося до смерти.

Ее рука рвется к шее регулятора, взблескивает металл. Когда Дэни бьет его, регулятор дергается, и на лице его появляется удивление. Он шатается, падает на колени, а потом ничком падает наземь. Дэни присаживается рядом с ним, поддевает труп ботинком и вытаскивает свой нож у него из шеи.

Откуда-то из-за стены дыма раздается женский крик. Я беспомощно вожу ружьем из стороны в сторону, но повсюду сплошная неразбериха. Надо подойти ближе. Отсюда я никому не могу помочь.

Я вываливаюсь на открытое место, стараясь пригнуться пониже, и продвигаюсь вперед, к огню и мешанине тел, мимо Алекса, следящего за происходящим из-за клена.

– Лина! – кричит он, когда я быстро проскальзываю мимо него. Я не отвечаю. Мне нужно сосредоточиться. Здесь жарко и нечем дышать. Огонь уже охватил ветви деревьев, образовав над нами смертоносный полог. Языки пламени обвивают стволы деревьев, делая их белыми как мел. Небо затянуто дымом. Это все, что осталось от нашего лагеря – от припасов, которые мы так старательно собирали, от одежды, за которой мы охотились, стирали ее в реке, носили, пока она не превращалась в лохмотья, от палаток, которые мы так мучительно латали, пока они не оказывались расшиты вдоль и поперек. Все поглощено этим жадным жаром.

В пятнадцати футах от меня человек-скала бросает Корал наземь. Я кидаюсь к ней, но кто-то хватает меня сзади. Падая, я с силой бью назад прикладом ружья. Противник выплевывает ругательство и отдергивается на несколько дюймов, и я получаю время и место, чтобы перекатиться на спину. Я использую ружье как бейсбольную биту – бью врагу в челюсть. Тошнотворный треск – и регулятор валится на бок.

Тэк был прав в одном: регуляторы не натасканы на подобный бой. Они почти всегда вели боевые действия с воздуха, из кабины бомбардировщика, издалека.

Я кое-как поднимаюсь и мчусь к Корал – та все еще на земле. Не знаю, что случилось с оружием регулятора, но сейчас его ручищи сжимаются на шее девушки.

Я вскидываю приклад ружья. Наши взгляды встречаются – мой и Корал. Я опускаю приклад на голову регулятора, а он в этот самый момент стремительно разворачивается ко мне. Удар проходит по его плечу по касательной, и из-за силы удара я теряю равновесие. Я оступаюсь, а регулятор хватает меня за ноги и валит наземь, ничком. Я прикусываю губу и ощущаю вкус крови. Я хочу перевернуться на спину, но внезапно на меня обрушивается тяжесть, вышибая воздух из легких. У меня выдирают из рук ружье.

Мне нечем дышать. Мое лицо впечатано в землю. Что-то – колено, локоть? – упирается мне в шею. Перед глазами белые слепящие пятна.

Затем слышится звук сильного удара, и тяжесть уменьшается. Я изворачиваюсь, жадно хватаю воздух ртом и пинаю регулятора. Он по-прежнему сидит на мне верхом, но теперь он уже сползает на бок. Глаза у него закрыты, а по лбу, от того места, куда пришелся удар, ползет струйка крови. Надо мной стоит Алекс сжимая в руках ружье.

Он наклоняется, подхватывает меня под руку и рывком ставит на ноги. Потом подбирает мое ружье и вручает мне. У него за спиной все сильнее разгорается пожар. Мечущиеся из стороны в сторону противники-танцоры исчезли. Теперь я вижу лишь стену огня и несколько скорчившихся на земле тел. Меня мутит. Я не могу понять, кто погиб, есть ли среди убитых наши.

Рядом с нами Гордо поднимает Корал и забрасывает себе на плечо. Корал стонет, веки ее вздрагивают, но она так и не приходит в себя.

– Пошли! – кричит Алекс. Рев пламени ужасает. Эта какофония треска и хлопков – словно какое-то чудовище что-то заглатывает, втягивает в себя.

Алекс ведет нас прочь от огня, прикладом расчищая путь. Я осознаю, что мы движемся в сторону найденного вчера ручейка. Позади тяжело дышит Гордо. У меня до сих пор кружится голова, и меня шатает. Я неотрывно смотрю в спину Алексу и думаю лишь о том, что надо продолжать двигаться, переставлять ноги, убираться от огня как можно дальше.

– Э-эй!

Когда мы подходим поближе к ручью, сквозь лес до нас доносится голос Рэйвен. Справа тьму прорезают лучи фонариков. Мы пробиваемся через переплетение сухого подлеска и выбираемся на каменистый пологий склон, сквозь камни решительно просачивается ручей. Ветви над головой расходятся, пропуская свет луны. Он серебрит поверхность ручья и заставляет светлую гальку берегов слегка сиять.

Мы приседаем, держась поближе друг к другу, футах в ста от ручья. Меня переполняет облегчение. Мы живы и целы. А Рэйвен придумает, как быть с Джулианом и Тэком. Она придумает, как найти их.

– Э-ге-гей! – снова доносится голос Рэйвен. Фонарик светит в нашу сторону.

– Мы тебя видим, – бурчит Гордо. Он идет впереди, хрипло дыша, и хлюпает через ручей.

Прежде чем перейти ручей, Алекс стремительно разворачивается и делает два шага ко мне. Его лицо так искажено гневом, что я пугаюсь.

– Что это такое, черт подери?! – негодующе бросает он. Я только и могу, что молча глядеть на него, и он продолжает: – Лина, ты могла умереть! Если бы не я, ты уже была бы мертва!

– Это ты так предлагаешь поблагодарить тебя? – Меня трясет, я устала, я плохо понимаю, что происходит. – Знаешь, можно просто научиться говорить «пожалуйста».

– Я не шучу! – Алекс вскидывает голову. – Тебе следовало оставаться на месте. Вовсе незачем было строить из себя героя и лезть в драку.

Я ощущаю вспышку гнева. Я подхватываю и раздуваю ее.

– Ну, уж извини! – парирую я. – Но если бы я не полезла в драку, твоя новая... твоя новая любимая девушка была бы сейчас мертва!

Мне так редко в жизни доводилось использовать это слово, что требуется доля секунды, чтобы вспомнить его.

– Она – не твоя забота, – ровным тоном произносит Алекс.

От его ответа, вместо того чтобы стать лучше, мне делается только хуже. Несмотря на все, что произошло этой ночью, этот дурацкий факт едва не заставляет меня разреветься: он не отрицает, что она – его любимая девушка!

Я кое-как справляюсь с тошнотворным привкусом во рту.

– Ну, так и я теперь не твоя забота, верно? И не указывай мне, что делать! – Я снова ухватываюсь за ниточку гнева. Теперь я следую за ней, перебирая руками, волоча себя вперед. – Какое тебе вообще до меня дело? Ты меня ненавидишь!

Алекс вперивает в меня взгляд.

– Ты что, действительно не понимаешь? – Голос его холоден.

Я скрещиваю руки на груди, пытаясь одолеть боль, загнать ее поглубже под гнев.

– Чего это я не понимаю?

– Забудь. – Алекс проводит рукой по волосам. – Я ничего не говорил.

– Лина!

Я оборачиваюсь. За ручьем из леса выныривают Тэк и Джулиан, и Джулиан мчится ко мне, вброд через ручей, кажется, даже не замечая его. Он пролетает мимо Алекса, хватает меня и отрывает от земли. Я всхлипываю, уткнувшись ему в грудь.

– Ты жива! – шепчет Джулиан. Он обнимает меня так крепко, что мне трудно дышать. Но я не возражаю. Я не хочу, чтобы он уходил. Пусть он никогда не уходит.