Текст книги "Продана: по самой высокой цене (ЛП)"

Автор книги: Лорен Лэндиш

Соавторы: Уиллоу Винтерс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Позволяя его словам осесть во мне, Айзек поворачивается и открывает дверь в мою комнату, жестом приглашая меня войти внутрь. Память о цепи, сравнение того, что происходило тогда и сейчас, полностью исчезает, когда дверь быстро открывается, и я вижу, что находится в комнате.

У меня перехватывает дыхание, и мои губы раскрываются от удивления, когда я вхожу в комнату, подталкиваемая Айзеком. Это не то, что я ожидала. Нормальная спальня. Никаких цепей, секс-качель или стеклянного шкафа с игрушками и инструментами для наказания. Просто нормальная комната. Она довольно роскошна с причудливым белым плюшевым ковром в тон с покрывалом на кровати, полосатые стены в белую и серую полоску, шелковые шторы в тончайшую паутинку украшают окна. Их мягкость напоминает мне бабочек. Это так ... нормально. Мое дыхание учащается. Я чувствую себя полностью в недоумении. Я смотрю через плечо на Айзека, чувствуя себя немного обманутой. Хотя это моя вина. Я не знаю, чего ожидать от него. Я его рабыня, и это место, где он будет держать меня.

– Ты можешь бродить в этом доме, где захочешь, – говорит Айзек, его глаза, сосредоточены на моем лице, когда я киваю. – Но когда я ложусь спать, хочу, чтобы ты находилась в этой комнате.

– Да, Хозяин.

– Тебе нравится твоя новая комната, котенок? – спрашивает Айзек, все еще глядя на меня пристально.

Кажется, он ждет, судя по всему, от меня ответа насчет всего этого. И я хочу ответить, но не желаю показаться непослушной. Не хочу говорить ему, что чувствую себя недостойной.

– Мне она нравится, – произношу я и быстро добавляю. – Спасибо.

В некотором смысле, в комнате многое напоминает мне мою гостиную в светлых тонах, которая скрашивает мое настроение. Есть даже маленькие медные птички на концах карнизов, которые я не заметила с первого взгляда. Вся комната просто великолепна. Причудливая и уютная, но при этом просторная и роскошная.

– Если тебе чего-то не хватает, ты даешь мне знать об этом, – говорит Айзек тоном больше похожим на команду, нежели на утверждение.

– Да, Хозяин, – отвечаю я быстро.

Легкая улыбка играет на полных губах Айзека.

– Хорошо.

Он бросает взгляд на серебряные часы «Rolex» у себя на запястье, а затем снова смотрит на меня.

– Уже поздно, пришло время для первого твоего урока.

Холодок пробегает по моей спине от его напряженного взгляда. Волнение. Желание. Похоть.

– Я хочу отшлепать тебя, – сообщает он, медленно закрывая дверь спиной ко мне, его голос низкий и наполнен страстью. – Каждую ночь я хочу, чтобы ты заползала в постель, а твоя задница была бы красной и нежной.

Мое дыхание учащается, пока моя киска начинает болеть и сжиматься вокруг пустоты, и я закрываю глаза, когда образы порки меня заполняют мое сознание, губы распахиваются от желания.

Айзек подходит ближе, и я чуть не падаю на колени, возбужденная его близостью.

– Это напоминание о том, что ты – моя. Твое тело принадлежит мне. Ты понимаешь?

Его голос хриплый и наполнен вожделением.

– Да, Хозяин, – я вздыхаю послушно, дрожа от жара, исходящего от его тела.

– Любую твою дырку я хочу использовать, и ты сделаешь их доступными для меня, – говорит он, тон его глубокого голоса заставляет мой клитор пульсировать. – И ты будешь удовлетворена, когда я кончу.

Если он подразумевает под уроком способ наказания меня с этим грязным разговором, то он, безусловно, достиг успеха. Я едва могу дышать, моя киска болезненная и мокрая.

Его глаза ни на секунду не покидают мое лицо.

– Если я решил, что ты заслужила свое удовольствие, я позабочусь, чтобы ты также кончила. Если нет, то лучше не прикасайся себя.

Его слова вылетают быстро, глаза содержат угрозу. Пока он говорит, то расхаживает по комнате, а я слежу за его действиями.

– Отрицание станет твоим наказанием, и если ты доставишь сама себе удовольствие, то это приведет лишь к порке, которая будет больше, чем просто укус. Ты понимаешь?

– Вы владеете моим удовольствием, Хозяин, – удается произнести мне, находясь, словно в трансе, чувствуя слабость в коленях и желая прекратить мои мучения.

Я хочу, чтобы он использовал мое тело для своего удовольствия. Прямо сейчас.

Довольная усмешка играет на его точеном подбородке.

– Хорошая девочка.

Он садится на край кровати, призывает меня.

– Сегодня вечером я хочу использовать свои руки.

Я послушно заползаю на постель, пока он поглаживает свои колени. Мое дыхание учащается, я опускаю свое тело, располагая его в конце кровати на его коленях, мои бедра упираются в его бедро, и моя задница идеально расположена для порки. Он перемещает свою правую ногу на обе мои и кладет свое предплечье по всей длине моей спины, отодвигая мои волосы в сторону, так что его тяжелая рука лежит поперек моей голой спины.

– Руки за спину и сцепи запястья, – приказывает он.

Я делаю так, как он сказал, изо всех сил стараясь оставаться на месте, пока мой клитор пульсирует. Моя щека лежит плашмя на кровати, и я смотрю прямо перед собой в зеркало, расположенное над туалетным столиком на другом конце комнаты.

Я так сильно хочу этого. После его разговора со мной в темноте, решительным образом я жажду его прикосновения.

Взгляд в зеркало заставляет меня еще больше возбудиться. Айзек до сих пор одет в костюм, его широкие плечи и идеальная фигура излучают силу. Но в его глазах горит такой огонь, пока они бродят по всей длине моего тела, что это заставляет меня почувствовать себя могущественной.

Я смотрю в зеркало, пока он пробегается своими пальцами по моей спине, посылая мурашки по моему телу от нужды и желания.

– Я хочу, чтобы мою руку пощипывало, когда я закончу с тобой.

Его член твердеет подо мной, и я чувствую, как он пульсирует напротив меня. Я заскулила от дразнящих пыток, через которые он заставляет меня пройти.

Айзек кладет руку на мою задницу, опускает губы к моему уху, его пронзительные зеленые глаза находят мои в зеркале.

– Я разрешу тебе смотреть сегодня вечером. И если ты будешь хорошей, я позволю тебе покататься на моем лице, а потом трахну тебя свои членом. Но если ты издашь хоть один звук, одно движение, ты не получишь ничего из этого и отправишься в постель сразу после того, как я вотру крем в твою задницу, чтобы ты смогла сидеть завтра.

Я так отчаянно хочу дышать, моргать, двигаться. Но его грязные слова и темные обещания удерживают мой взгляд прямо перед собой запертым в его гипнотическом состоянии.

– Да, Хозяин.

Я считаю шлепки по заднице в своей голове, каждый из которых делает меня все более и более влажной, предвкушая награду за то, что я такая хорошая девочка для него. Мое тело содрогается только после одиннадцатого шлепка, мои бедра все мокрые.

На пятнадцатом слезы начинают течь из уголков моих глаз, а он начинает вводить в меня пальцы, играя с моей киской между ударами.

Двадцать один. Он ускоряется, как я думаю, желая покончить с этим.

Я была такой хорошей девочкой для него.

Он шепчет это, пока трахает меня. Хорошая девочка.

Я отключаюсь в его руках, насыщенная и истощенная, и я думаю... Мне кажется, что он снова шепчет это, когда целует мои волосы, а затем оставляет меня одну в комнате.

Глава 19

Айзек

Я тяжело дышу, слыша слова моей матери и этого жестокого урода. Никчемный.

Она любила использовать это слово.

– Почему ты не спишь? – спрашивает она, голос матери плоский и хриплый. Она сидит за маленьким кухонным столом, на ней ничего нет кроме разорванной сорочки и ярко-розового бюстгальтера под ней.

Воспоминания о той жизни, как вспышки проходят перед глазами. Смех и блинчики. Мама готовила. Еще до того, как все изменилось.

Теперь холодильник всегда пуст, и линолеум на полу грязный из-за того, что она делала с этим ублюдком прошлой ночью. Я уберу все после школы. Все будет хорошо. Я могу это исправить.

Ее глаза такие красные, она облокотилась на стол. Я знаю, она под кайфом. Я достаточно взрослый, чтобы знать об этом. Думаю, и моя учительница знает. Миссис Клинцова продолжает задавать мне вопросы. Но я не рассказываю им ничего. Не хочу, чтобы мать попала в беду. Ей просто нужна помощь. Я могу помочь матери. Я люблю ее.

Она должна знать это.

– Мне ни за что не следовало оставлять тебя. Я знала, что твой отец бросит меня.

Я смотрю на мать непонимающе. Отец же умер за границей.

– Он же погиб на войне.

Слова вырываются с моих уст прежде, чем я могу остановить себя, и мне жаль, что я их произнес. Мать отрывается от стола, ночная рубашка рвется, обнажая яркий бюстгальтер под ним. Она бьет меня по лицу, сжимая мои плечи и крича в ухо.

– Ты похож на него!

Она продолжает трясти, и я позволяю ей делать это. Ей просто необходимо выбросить это из ее головы. Я знаю, что она страдает. Мне жаль, что я не могу помочь. Слезы катятся по моим щекам, и из-за этого мать становится только злее, но я ничего не могу поделать. Это все так тяжело. Я просто хочу, чтобы та мама вернулась.

Я смотрю в потолок, не двигаясь. Эти воспоминания приходят ко мне довольно часто, и они напоминают мне о том, как я облажался в прошлом, что сделало меня таким, какой я есть теперь. Но я не возражаю против этого. Я вырос, чтобы понять, что могу жить со знанием того, кто я есть на самом деле.

Я не бесполезен для Кати. Я так много могу сделать для нее. Она поверит в меня, отдаст мне контроль, а я дам все, что требуется ей.

Очень важно, что здесь у нее имеется свое личное пространство, место, в котором она чувствует себя как дома. Я знаю, но мне это ненавистно. Я хочу, чтобы она была привязана к моей кровати, чтобы я легко мог взять ее утром.

Я поворачиваюсь на спину, простыни и толстое одеяло тянутся за мной. Тусклый свет луны проникает через щель в занавесках и отбрасывает тени по всему полу моей спальни. Катя хорошо справляется. Она скоро приспособится, и поймет, что это не то, чего она ожидала.

Она думает, будто знает, что значит быть Хозяином, и что требуется от раба... Но она не имеет ни малейшего понятия.

Я едва могу услышать сверчков снаружи дома в то время, как улыбка подкрадывается к моим губам.

Так же быстро, как она приходит, также быстро и исчезает. Пронзительный крик, доносящийся из ее комнаты, заставляет меня выпрыгнуть из постели.

Мое сердце бешено колотится, а ноги шлепают по деревянному полу, когда я направляюсь к ней.

Ее маленькое тельце скручено под постельным бельем, борясь с ним, когда сдавленный крик вырывается из ее горла.

– Катя! – кричу я, хватая ее одной рукой за бедро, чтобы удержать на месте, а другой – за запястья.

Я все еще держу оба ее запястья над головой, прикладывая чуть большую силу, чем мог предположить изначально.

– Катя, проснись! – кричу я ей так громко, что чувствую проклятую болезненность в горле.

Я полагаю, ей еще хуже. Крики не прекращаются, и она борется еще сильнее.

Слезы текут по ее лицу, хотя глаза плотно закрыты.

Она, может, думает, что это игра, или фантазия воплощается в жизнь. Но для меня это реально. Я знаю, что ей нужен кто-то, кто исцелит ее, и я так сильно хочу быть ее Хозяином. Я желаю забрать все ее страхи, чтобы заменить их болью и удовольствием, в которых она нуждается.

Моя Катя. Мой Котенок.

– Котенок, – я опускаю голову на изгиб ее шеи, в результате чего мое тело становится ближе к ней, и, заставляя ее тем самым, прекратить метаться головой. Я стараюсь удерживать свой голос низким и успокаивающим, пока ее крики превращаются в рыдания.

– Я здесь, котенок, ты в безопасности.

Я прижимаю свое тело к ее, бедро к бедру, и нежно поглаживаю ее по боку.

– Все в порядке. Ты в безопасности. Я здесь, – нежно шепчу я в ее ухо.

Не могу описать ощущение облегчения, гордости и удовлетворения тем, что проходят через меня, когда ее тело оседает и дыхание успокаивается. Она перестает бороться, и ее страх исчезает. Чувство сопричастности и достоинства. Я целую ее шею, мои приоткрытые губы скользят по ее коже, прокладывая дорожку из поцелуев, что вызывает мурашки на ее коже.

– Ты в порядке. Ты в безопасности. Ты со мной.

Я почти готов сказать «Твоим Хозяином». Я почти произношу эти слова, которые как я знаю, являются правдой. Но не для нее. Пока нет.

Моя решимость укрепляется, когда я отстраняюсь от нее и осторожно провожу большим пальцем вдоль ее челюсти, вытирая остатки слез.

Мой бедный котенок.

Ее глаза медленно открываются, печаль и разочарование ярко светятся в них, это заметно даже при тусклом свете в комнате.

– Я …., – начинает она говорить, но я прижимаю палец к губам.

– Пойдем, котенок. Я хочу, чтобы ты была в моей комнате со мной, – говорю я с легкостью в голосе, поднимая ее маленькое тело на руки и, осторожно балансирую с ней, когда поднимаюсь с кровати, быстро направляюсь в свою комнату.

Катя прижимается головой под моим подбородком, ее руки обхватывают мою шею. Она утыкается своим лицом в мою грудь, и я понимаю, что сейчас ей очень стыдно.

– Простите, Хозяин, – шепчет она, когда я опускаю ее на кровать.

– Почему ты извиняешься?

– Это моя вина.

– Почему это? – спрашиваю я ее, ненавидя, что она будет считать, будто ночные кошмары – это то, за что ей нужно извиняться.

– Обычно я использую одеяло. Я привезла его с собой, но так устала. Это моя лень, Хозяин. Мне очень жаль, – ее голос ослабевает. – Я не буду больше так делать.

– Одеяло? – спрашиваю я ее.

Этот факт вызывает у меня интерес. Она никогда не упоминала про одеяло.

– Мне нравится ощущать на лодыжке вес, когда я сплю.

Мне требуется время, чтобы осознать, что она имеет в виду.

– Как оковы.

Моя кровь стынет в жилах, и я притягиваю ее ближе к себе. Мой бедный котенок.

– Да, мне жаль —

Я обрываю ее прежде, чем она еще раз извиниться. Она не должна этого делать.

– Ты – моя ответственность, так что это моя вина. Не твоя.

Ее дыхание замирает и тело напрягается.

– Сегодня ты ночуешь здесь, а завтра я все исправлю.

Я нежно целую ее волосы, пытаясь совладать со своим голосом. Пытаюсь смягчить тон, когда говорю:

– Спи, котенок.

Она смотрит на меня своими большими глазами с легким удивлением и недоверием. Она такая бледная, и глядя на нее, еще раз со всей очевидностью чувствую, что она может видеть меня насквозь. Она облизывает губы и кладет голову на мое предплечье, но не закрывает глаза.

Через мгновение она наклоняет свое тело немного, чтобы посмотреть мне в лицо.

– Зачем вы это делаете? – спрашивает она меня тихо. – Хозяин?

Она использует мой титул в конце, но мы оба знаем, что ей не следовало этого делать. Она должна была начать с него. Катя на мгновенье выглядит испуганной из-за того, что позволила задать вопрос без уважительного обращения ко мне, но у меня нет сил, беспокоиться об этом.

Моя голова идет кругом от только что высказанного ей откровения, и о том, какое решение этой проблемы необходимо найти.

– Почему я хочу быть Хозяином? – спрашиваю я ее.

– Зачем вы пытаетесь помочь мне?

Она до сих пор не понимает, что моя обязанность как ее Хозяина, помочь ей. Ее благополучие во всех отношениях – это моя ответственность. Комната наполняется мягкими звуками нашего дыхания, трещанием сверчков и другими приглушенными звуками ночи.

Почему я хочу быть Хозяином?

Я много думал об этом на протяжении многих лет. Особенно когда ночи холодны, одиноки и пусты, быстрый трах не представляет никакого интереса. У меня нет ответа, но я хочу ее.

– Когда я был моложе, я очень старался помочь кое-кому.

Мое сердце болит, когда я вспоминаю свою молодость. Когда я впервые почувствовал себя нужным, но с таким треском провалился.

– Это лишь принесло мне боль, когда я попытался помочь ей. Она ранила меня. Я сдался, и перестал пытаться, но я все еще хотел любить ее.

Я полагаю, что люблю ее. Не думаю, что когда-либо прекращал. Как можно перестать любить свою мать? Я был всего лишь ребенком. Считаю, что это заложено в нашей ДНК, прощать и продолжать их любить.

Катя перемещает свою маленькую ладошку от моей груди, потирая ее и кладя под голову. Я провожу пальцем по ее щеке, продолжая свой рассказ.

– Однажды она нуждалась во мне очень сильно, – я делаю глубокий вдох, воспоминания о той ночи проносятся перед моими глазами. – Но я не помог.

– Так теперь ты пытаешься помочь другим?

– Нет, – отвечаю я быстро.

Я не делаю этого, не по-настоящему. Я не интересуюсь многими людьми. Но что-то в Кате зацепило меня. И это что-то заставляет меня быть ближе к ней, желая дать ей все больше и больше.

– Ох, я не понимаю.

Я фыркаю в ответ, так как тоже не понимаю. Я просто размышлял вслух. Даже не знаю, почему ничего не сказал.

– Кто она?

– Моя мать, – отвечаю я просто.

– Что случилось? – спрашивает она, и я пробегаюсь рукой вниз по моему лицу. Образ матери, лежащей холодной и мертвой на полу, не дает мне покоя в этот момент.

– Давай спать, котенок.

Мне не следовало ничего говорить. Я слегка качаю головой. Никто из моего прошлого ничего не значит для меня. Это не имеет никакого отношения к Кате и ее ночным кошмарам. Изнеможение от этого дня затуманивает мой рассудок.

– Я просто… – Катя начинает что-то говорить, но ее голос затихает.

Беспокойство слышится в ее голосе. Его не должно быть вообще.

Мне не следовало открывать мой чертов рот. Я сожалею о своих словах.

– Разговор окончен. Я – Хозяин, потому что это доставляет мне удовольствие, – мой голос тверд, и она должна более чем понять, что я подразумеваю, говоря это. – Конец разговору.

– Но – Катя начинает спрашивать меня, стремление узнать больше слышится в ее голосе.

Она не использует мой титул, и мне плевать на это. Мой котенок – игривый, любопытный, желающий угодить мне и узнать обо мне больше. Но она должна понять.

Я сжимаю ее бедро одной рукой и переворачиваю ее с силой на спину, прижимая свое тело к ее, сжимая ее запястья над ее головой.

Она задыхается из-за силы и моего грубого удержания ее.

– Ты задала мне вопрос? – спрашиваю я, мои глаза сужаются, мой голос низкий и полон угрозы.

– Простите, Хозяин, – быстро выпаливает она, голос полон страха.

Ее тело напряжено и неподвижно.

– Сожалеешь. Ты. Задала. Мне. Вопрос? – повторяю я громче, мой член твердеет только от ощущения ее мягкого тела под моим.

– Да, и мне очень жаль, Хозяин.

Ее светло-голубые глаза говорят мне обо всем. Она действительно раскаивается. Но Катя должна быть наказана.

– На колени, – шиплю я на сгибе ее шеи, и своим жарким дыханием посылаю мурашки по ее телу.

Я отпускаю ее и сажаю у носочков своих стоп, ожидая, пока она займет позицию. Она такая быстрая и послушная.

Я наклоняюсь к тумбочке и включаю свет. Уверен, что ее киска и задница болят. Когда я нажимаю на нее и располагаюсь позади, то нежно прикасаюсь рукой к ее попке. Ее верхняя часть бедер практически нетронута, что открывает возможности, хотя у меня нет крема в этой комнате и последующего ухода.

Черт побери. Я сжимаю челюсть. Терпеть не могу быть в чем-то ограниченным. Я раздвигаю ее половые губы, какая красная и опухшая у нее киска.

Отрицание.

– Ты не кончишь, слышишь меня?

– Да. Хозяин, – говорит она, ее голос чистый, но низкий и полон агонии.

– Это мягкое наказание. Не дави на меня снова.

– Не буду. Хозяин.

Я толкаю свои пальца в ее тугое влагалище и начинаю поглаживать ее точку G, прежде чем она будет в состоянии кончить. Я быстр и груб. Наблюдаю, как ее тело двигается примерно со скоростью моих пальцев, трахающих ее.

Ее мягкие стоны и дрожание бедер заставляют меня хотеть трахнуть ее больше. Но это наказание. Не награда.

Как только ее киска напрягается, и верхняя часть тела смещается и начинает ерзать, стараясь избежать неизбежного, я понимаю, что она уже близка. Когда я отстраняюсь от нее, Катя шепотом умоляет меня:

– Хозяин.

Я наблюдаю, как она остается на четвереньках, позволяя интенсивности надвигающегося оргазма исчезнуть. Ее глаза плотно закрыты, и ее дыхание становится суетным.

Я мог бы проделывать это часами, но я, к чертям собачьим, не хочу.

Я тверд, как камень, и я раздражен. Я игнорирую свои потребности. Мы оба будем страдать.

– Спи, котенок, – говорю я категорично, лежа на спине, и протягивая ей руку.

Она прижимается ко мне, и я целую ее волосы. Ненавижу, что я оставляю ее в таком состоянии, но она должна быть наказана.

Даже после того, как она крепко засыпает и находится в безопасности в моих руках, я бодрствую, задаваясь вопросом, способен ли я быть для нее достаточно хорошим Хозяином.

Глава 20

Катя

Я душу зевок, когда опускаюсь на мягкий стул на уголке большой шефской кухни Айзека, где насыщенный аромат кофе смешивается с запахом бекона, яиц, сосисок и блинчиков. Мое сердце замирает, когда я смотрю через большие окна на рассвет, поражаясь потрясающим видом на безупречный ландшафт сада. Собственность Айзека поистине великолепна, и золотистый ореол от утреннего солнца делает его выглядящим достойным сцен с живописных открыток. Это далеко от того ада, в котором я жила у последнего Хозяина.

Я слегка качаю головой, сморщив лоб, чувствуя, что все это не может быть реальным. Вместо рабыни я ощущаю себя больше избалованным питомцем. Как будто я, на самом деле, его настоящий котенок. Более того, в наших отношениях происходят перемены. Прошлой ночью что-то изменилось. Прошел только один день, а я уже чувствую, что видела сторону Айзека, которую, уверена, он не открывал никому. Я даже не знаю, что с этим делать.

– Ты должна что-нибудь поесть, котенок, – говорит Айзек, мой взгляд обращается к нему, стоящему у кофемашины. Он перестает производить манипуляции с несколькими сковородками, находящимися на плите, чтобы положить сахар в чашку свежего кофе. Длинная серебряная ложка звенит об керамическую кружку, пока я смотрю, как он размешивает.

Мое сердце снова подпрыгивает в груди при виде его. Боже, он такой чертовски сексуальный. Точно таким, каким Айзеку всегда и следует быть. Он без рубашки, его накаченный пресс находится на обозрении, и его черные пижамные брюки низко сидят на его точеных бедрах, демонстрируя его совершенный V-образный силуэт мышц, и облегают его большой член. От этого зрелища мой рот наполняется слюной от необходимости. Он без боксеров, и я только и жду, что его член нечаянно выскользнет в щель его штанов.

Айзек заканчивает помешивать кофе, облизывая остатки с ложки, и направляется к столу, ставя чашку передо мной.

– Я знаю, что ты обычно пропускаешь завтрак, но я хочу, чтобы ты ела, когда со мной. Я не завтракаю в одиночестве. Ты поняла?

Трудно сосредоточиться на его словах, когда в моей голове засел образ штанов с его членом, и, я клянусь, что он у него полу эрегированный. Я практически вижу вены на его члене.

– Посмотри на меня, – приказывает Айзек.

Я сглатываю от внезапной сухости во рту и смотрю в его потрясающие зеленые глаза.

– Ты будешь есть, – говорит он, как утверждение, как факт.

Я не голодна. Я не завтракаю, и он это знает, но мне следует исполнять его приказы.

– Да, Хозяин, – говорю я, стараясь сосредоточить взгляд на нем.

Пока он смотрит на меня, словно хочет съесть, мне трудно сосредоточиться. Это не похоже на то, как я думала, будет все происходить.

Я затягиваю розовый просвечивающий шелковый халат потуже на груди. Он и так обтягивает мои изгибы. Более того контуры моей груди и затвердевшие соски отчетливо видны, как заметны и контуры моего холмика, когда я иду. Он сказал, что хочет, чтобы я носила его каждое утро, и чтобы я была доступной для него, когда ему вздумается. Я дрожу, вспоминая его слова о том, что он хочет киску доступную для него в любое время.

– Хорошо.

Импульс счастья проходит через меня, когда он отворачивается и возвращается к готовке к плите, к сковородкам. Я не представляла, что можно было так легко угодить ему. Я верчу в руках подол халата и делаю небольшой глоток вкусного горячего кофе. Я понятия не имела, во что ввязываюсь.

Я нахожу утешение, глядя на его спину, восхищаясь каждой волной его мышц, контурами его мускулистого тела, его точеным задом. Мои пальцы зудят от желания прикоснуться к маленьким ямочкам на его пояснице. Я все еще не могу смириться с тем, что он готовит завтрак для меня и наливает кофе. Это я должна прислуживать ему в качестве его рабыни. Мой прежний Хозяин никогда не делал для меня ничего подобного, ему никогда не было дела, ела ли я вообще. Это отношение не похоже на то, что я себе представляла, и я должна напоминать себе, что Айзек – мой Хозяин. В данный момент я почему-то не полностью чувствую, что он такой, и полагаю, что даже у избалованных домашних питомцев имеются Хозяева.

Я наблюдаю за тем, как мышцы перекатываются на его спине от каждого движения, когда он ловко переворачивает бекон, делает омлет и переворачивает блинчики в сковороде. Я сижу на мягком сиденье, и мой разум возвращается к предыдущей ночи. К тому, о чем он рассказал мне. Боже, мое сердце болит за него.

Как я могла не понять этого? Я была настолько зациклена на себе и на своем прошлом, что ни разу не задумалась, что Айзеку тоже может быть больно. Что ему может понадобиться помощь, так же как и мне. Я чувствовала себя ужасно, пока он держал меня в своих руках, утешая и пытаясь заставить забыть о моих ночных кошмарах, когда стало ясно, что он тоже нуждается в этом же. Когда он рассказал мне о своей матери, все встало на свои места. Вокруг него была тьма с того момента, как я встретила его, печаль, которую я пропустила, так как была слишком поглощена своими проблемами.

Я рассеяно подношу чашку кофе к губам и делаю глоток, наслаждаясь насыщенным вкусом.

– Сегодня ты можешь сходить на работу, – говорит Айзек, возвращая меня в настоящее, и я поднимаю взгляд обратно к нему, – но на остальной части недели ты договоришься, чтобы тебя кто-то заменил. Я отвел какое-то время на твое обучение, – заканчивает он, пока выкладывает несколько блинчиков аккуратной стопкой на большую тарелку.

Я раскрываю губы, чтобы возразить, но затем закрываю их. Мои собаки – мое все, и мне не хотелось бы нарушать их обычный режим, к которому они уже привыкли. И собаки в высшей степени чувствительны к привычному распорядку. Если я не приду в течение нескольких дней подряд, то, я более чем уверена, некоторые из них будут беспокоиться. Мы – стая, и я должна быть там. Мысль о том, что я могу нарушить их режим, исполняя требования Айзека, огорчает меня, но я подписала контракт. Мне придется подчиняться его правилам. Он владеет мной.

– Да, Хозяин, – отвечаю я покорно, надеясь, что он не заметит мою нерешительность, и молюсь, чтобы собаки меня простили.

Если он и замечает, то ничего не говорит.

– Хорошо, – произносит Айзек, наполовину повернувшись ко мне, пока продолжает возиться с яйцами. У меня и так хватает функций, которые я выполняю лично.

– Хозяин? – спрашиваю я.

– Да?

– Могу ли я немного поработать на моем ноутбуке отсюда?

– Да, когда у тебя будет время, то можешь.

– Спасибо, Хозяин.

***

Хорошо хоть, что это не вызывает никаких проблем с моей работой. С этим достаточно легко справиться. Мой ноутбук все еще открыт на кухонном столе. Айзек хотел, чтобы я продолжила утро, совершая свои ежедневные действия. А это означает кофе и проверку моих сообщений. Я неловко чувствую себя из-за того, что захожу в мою группу поддержки, а он находится здесь, рядом в комнате, но в то же время понимаю, что ему следует знать. Кирстен отправила мне вчера множество сообщений, но я была не в состоянии ответить на них до раннего утра. Я рассказала ей все про мой договор с Айзеком, и она захотела знать все подробности моих отношений с ним. Я достаю ноутбук, кладу на колени и жму на клавишу пробел, чтобы тот вышел из режима сна.

Я открываю экран, чтобы обнаружить, что Кристен уже онлайн и ответила лишь несколько минут назад.

Дорогаядевочка86: Какой он?

Я нервно грызу мои ногти. Одновременно мне ненавистно и в то же время мне нравится, что я буду говорить об Айзеке, когда он находится в комнате. Он мог бы спокойно подойти и посмотреть.

Мои руки зависли над клавиатурой, и я думаю пару мгновений, задаваясь вопросом, следует ли мне рассказать ей. Правда заключается в том, что эти отношения и близко не напоминают те истинные отношения, которые, как я думаю, должны быть между Хозяином и рабом. Пока Айзек продолжает требовать, у меня все же имеется больше свободы, чем я думала должна быть у раба, и его доброта полностью выбивает меня из колеи.

Китти93: Это не то, что я ожидала.

Я жду лишь полсекунды, прежде чем слышу звук оповещения.

Дорогаядевочка86: что ты имеешь в виду?

Я украдкой поглядываю на Айзека, он почти приготовил завтрак, укладывает бекон на одну тарелку, а яйца на другую. Я прикусываю нижнюю губу, размышляя, как лучше ответить на ее вопрос.

Китти93: Он слишком хороший.

Дерьмо. Я чувствую себя ужасно после ввода этого текста, но я должна была сказать это. Вот почему все это чувствуется таким неправильным для меня.

Дорогаядевочка86: Слишком милый? Это хорошо или плохо?

Я делаю глоток кофе, глядя на экран и не зная наверняка, было бы нормальным рассказать ей о том, что случилось ранее этим утром. Это то, что является весьма неопределенным. Одно дело рассказать о покупке на аукционе, ведь речь не идет о предоставление конкретных имен или сценариев. А совсем другое, разглашать что-то настолько личное. Плюс я не хочу нарушать соглашение о неразглашении, которое я подписала.

Китти93: В некотором роде это хорошо, в другом – плохо. Но я только узнаю, в чем он действительно нуждается.

Дорогаядевочка86: Прошел только один день, Кэт. Дай ему время.

Китти93: Дам.

Чувствуя себя виноватой, я закрываю ноутбук и ставлю его на подоконник, в то время как Айзек выставляет завтрак на стол, расставляя тарелки с приготовленной пищей.

– Все в порядке, котенок? – спрашивает Айзек, когда садится напротив меня.

– Да, – отвечаю я ему, сверкая улыбкой, которая, как я надеюсь, не передает мою нервозность. – Просто поболтала в чате с подругой, которая хотела узнать, как у меня дела.

– Как зовут твою подругу? – спрашивает Айзек, беря нож для масла.

– Кирстен, – признаюсь я.

Айзек намазывает масло на каждый слой блинчика.

– Коллега, я полагаю?

Я качаю головой.

– Она – онлайн подруга, которую я встретила в группе поддержки на форуме. Я никогда не встречалась с ней ранее, хотя она хороший человек.

Надеюсь, что он не будет спрашивать меня о ее прошлом. Честно говоря, мне особо нечего сказать, даже если он будет настаивать, чтобы я поделилась с ним информацией о ней.

Айзек берет вилку после того, как поливает блинчики рекой сиропа и режет его на кусочки.

– Понятно.

Я удивлена, что Айзек не задает вопросов о прошлом Кирстен дальше. Я думала, что он был бы очень заинтересован узнать о динамике моих отношений с Кирстен, и захочет контролировать мое взаимодействие с ней.

Я поднимаю вилку и подцепляю небольшой кусочек яйца, но не могу поднести его к своим губам. Вместо этого я смотрю, как Айзек ест блинчики. Я не знаю, какую игру он затеял сейчас. Я чувствую себя настолько потерянной, и что мне здесь не место.