Текст книги "Порода героев"

Автор книги: Лорен Коулмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Горный воздух, согретый зажженным фирексийцами пламенем, пропитался запахом крови, масла и горелого мяса. Крейг почувствовал боль в заживающей правой ноге. Поножи на ней прогорели, облитые вязкой горючей смесью, извергнутой черным монстром. Теперь мерзкая тварь осталась лежать на камнях за его спиной. Нелепые существа, поросшие стальными трубками и железной шкурой, падали под его ударами десятками. Они только раздражали Крейга, как раздражают кусачие мухи. Сейчас в его жилах билась сила тысячи воинов, и удар его меча без труда рассекал и броневые пластины, и стальные подпорки, и самую плоть черных солдат.

Какую мощь обрел бы он, если бы ему дали время собрать под свои знамена весь Келд? Но сегодня его народу приходилось отбивать нападение с разных сторон, и Король-колдун помнил о своем долге. Он был не просто Крейг – бессмертный или смертный, – он был Келд! И даже в горячке битвы вождь помнил о главном. Народ должен жить. Фирексийцам нужен только он. Они испытывают силу величайшего воина Доминарии. Он и Гатха – вот желанная для них добыча. И если Крейг не поставит всех своих воинов между собой и врагом, кое-кто – многие! – останутся в живых.

Вождь без труда разобрался в военной премудрости фирексийцев. Они не жалели ни солдат, ни машин. Как видно, запасы их были неистощимы. И у них был бог – серокожее создание с темными провалами глаз, – который мог бросить их в битву или мгновенно выхватить из боя. Они стремились покончить с силой, – с тем, что они считали силой, – его народом. Но они еще узнают, что сила Келда также неистощима. Пусть они победят сегодня и завтра. Пусть даже овладеют Доминарией. Настанет день, когда Некрополь заполнится, и тогда ничто не встанет между ним и его народом.

Из гущи битвы выдвинулось создание, похожее на скелет. Крейг мгновенно уловил приближение опасности по тому, как ослабела жизненная сила его воинов. Скелет казался немногим страшнее паукообразных солдат в черной броне – его отличали только раздвоенный череп да красный свет в глубоких дырах глазниц. Единственным его оружием был тонкий витой стержень, а вместо доспехов тело прикрывала разодранная на полосы темная одежда.

Один из келдонов встал на пути монстра – и тут же упал, рассеченный молниеносным взмахом когтистой лапы. Второго обожгла красная вспышка, вырвавшаяся из провалившихся глаз. Кто-то все же сумел нанести удар, и Крейг видел, что удар этот причинил скелету не больше вреда, чем причинил бы ему. Казалось, меч даже не оцарапал черных полос, извивавшихся по всему телу, словно живые змеи.

При виде врага, сметавшего его соплеменников с такой легкостью, словно они даже не заслуживали воинской смерти, Крейг загорелся гневом. Вождь пробился вперед сквозь толчею схватки, оставляя за собой полосы дыма, рвущиеся из отверстий доспехов. Когтистая лапа фирексийца зацепила и сорвала острый рог, защищавший прорезь забрала его шлема. Крейг отбросил металлического паука одним движением локтя, вогнав шип на суставе доспеха в его черное брюхо. Из разорванных трубок, заменявших тому жилы, выплеснулась жидкая смазка.

Воин– скелет наконец заметил его приближение и остановился, поджидая противника. Внезапно волна ужасающего вопля обрушилась на келдона, словно рухнувшая каменная стена. Пластины доспеха отозвались дрожью, и будто тысячи игл вонзилось в тело. Крейг ответил боевым кличем Келда, проклиная предавшую его плоть, и, прорвавшись сквозь звуковую стену, бросился на фирексийца.

Его меч взметнулся и упал на врага трижды. Первые два удара скользнули по металлическим полосам, метавшимся по телу хозяина, словно предугадывая, куда обрушится клинок. Третий пришелся сбоку в голову фирексийца. Пара стальных змей, разрубленных надвое, извиваясь, упали на землю и замерли. Враг споткнулся. Меч Крейга оставил на его лице широкий разрез. Король-колдун снова поднял оружие, чтобы добить раненого, но на этот раз его удар был отбит одним взмахом руки фирексийца. В тот же миг когти другой руки пробили келдскую броню и вцепились в ребра вождя. Крейг тут же отскочил назад. Он был слишком опытен, чтобы продолжать безрассудную атаку. Рана на голове фирексийца затягивалась на глазах. Черные волокна протянулись от краев разреза, стягивая кожу. Нечто вроде челнока, возникшего, казалось, прямо из черепа, вращаясь, прошлось по лицу и зашило его, не оставив шва. Между тем ребра келдона горели болью все сильнее. Черная слизь, сочившаяся из когтей твари, прожигала кожу. Крейг зарычал и снова взмахнул мечом. И снова молниеносный выпад фирексийца отвел удар и вспорол ему на этот раз правое плечо. Яд разъедал плоть, не давая ранам закрыться, невзирая на все силы, позаимствованные вождем у своего войска. Крейг упал на колени, неуклюже упершись мечом в землю. Как он ненавидел врага, унизившего его! Но огонь уже горел в легких, не давая вздохнуть. Вождь сорвал с себя шлем и втянул сквозь стиснутые зубы горячий дымный воздух.

С невнятным скрежещущим и шипящим возгласом враг двинулся вперед, чтобы нанести последний, смертельный удар. Светящаяся дуга пронеслась над головой Крейга. Молния Гатхи ударила фирексийца в плечо и заставила отступить на два шага. Два черных солдата налетели на него в суматохе схватки. Воин-скелет схватил за горло одного и швырнул на другого, сшибая обоих с края обрыва. Когда он успел вставить на место руку, выбитую ударом молнии из сустава, Крейг не заметил.

Усилием воли преодолевая боль, вождь заставил себя подняться и снова вскинуть клинок. Он чувствовал, как по телу стекают струйки крови: раны, обожженные черной слизью, отказывались заживать. Он отбил новый выпад, еще один. С каждым ударом врага Крейгу приходилось отступить на шаг. Новые воины вступали в схватку – и тут же падали замертво. Враг продолжал атаковать. Крейг помнил, какая узкая полоска земли осталась у него за спиной. На самом краю обрыва – Гатха, а дальше – пустота до самого дна ущелья. Надо идти вперед…

Но враг не оставил ему времени для маневра. Словно пресытившись этой игрой, он просто перехватил меч и вырвал его из пальцев горца. Смертоносные когти проткнули броню и вонзились в солнечное сплетение. Стальная рука подняла Крейга над землей, его помутившиеся глаза взглянули прямо в дыры горящих глазниц. Потом Короля-колдуна отшвырнули в сторону, как сломанную игрушку. Он упал наземь, корчась в последней агонии. Величайший из вождей Келда, так легко сломленный врагом, рухнул на спину, чтобы взглянуть в лицо победителя и увидел перед собой лишь бесстрастный, безжизненный череп металлического монстра.

Фирексиец отвернулся, забыв о келдоне. Его горящий взгляд отыскивал Гатху.

Адская вонь горелой плоти и опаленной земли душила мага. Сталь скрежетала о сталь. Рев двигателей заглушал приказы, угрожая прервать связь между воинами и их предводителями. Кровавое марево затягивало плато. Из призрачного колыхания дымов надвигались все новые силы фирексийцев. Горцы падали под ударами стальных лап и горели в пламени огнеметов. Иные валились наземь еще до удара, словно сраженные внезапным бессилием.

Крейг был повержен фирексийским вождем, и один ужас этого поражения заставил войско келдонов потерять еще несколько драгоценных ярдов. Гатхе пришло в голову, не его ли это вина. Каждый магический удар, нанесенный им, словно придавал фирексийцам новые силы. Брошенная шаровая молния опрокинула механического дракона – и в тот же миг его место заняли два новых чудовища. Он вызвал к жизни гигантского воина – но тот был мгновенно сметен лавиной тварей в черной броне. Отчаянным усилием, выплеснув до дна запасы маны, маг создал каменную гидру, преградившую ущелье, по которому к нападавшим спешили свежие силы.

Фирексия ответила явлением своего бога.

Гатха успел заметить его, отчаянными усилиями создавая молнии. Да, Крейг описал его точно: мучнистая кожа лица и широко расставленные стальные глаза в черных кругах глазниц. Тонкие жесткие губы кривятся от напряжения. Гатха понимал: это существо не более божественно, чем он сам. Впрочем, разве келдоны в последние годы не почитали за богов и его самого, и Крейга? Маг ощутил мост, возникший между мирами, мельком увидел темный безжизненный ландшафт, наложившийся на горы Доминарии. Мироходец! Он едва не выкрикнул это слово. Вспомнив Урзу, Гатха не мог подобрать лучшего определения тому, что возникло перед его глазами. Через мост двинулись новые легионы кошмарных созданий Фирексии, и среди них была подобная скелету тварь, сразившая его гидру.

Помоги нам, Урза! – первое, что пришло в голову магу при виде этого чудовища. Если бы он мог сейчас обратиться к мироходцу за помощью, он сделал бы это не задумываясь. Но слишком много сил уже было растрачено: в бою и на создание магической защиты лабораторий. Его призыв не дойдет до Урзы. Оставалось только наспех восстанавливать силы, беспомощно наблюдая, как фирексиец сметает горцев, наступая на Крейга. Даже мощный удар молнии лишь на миг остановил его – и привлек внимание к Гатхе. Один взгляд на мага, брошенный перед последней схваткой с Крейгом, – но Гатха ощутил всю скопившуюся в нем ненависть. Пораженный силой злобы врага, он застыл на миг – и за этот миг Король-колдун был низвергнут, а темное создание встало с Гатхой лицом к лицу.

Прижатый к бездне, зиявшей за краем плато, исчерпавший до дна свое волшебство, маг приготовился к самоубийственному удару. Могущественное заклинание, принесенное им с Толарии, хранилось в памяти как раз для такого случая. Крейг пал, его войско на грани поражения. На что ему теперь жизнь? Оставалось только надеяться, что смертью он достигнет большего.

Ему не хватило времени. Красные огни полыхнули в провалах глазниц. Волна черной маны сокрушила разум, а вопль поверг мага на колени.

Сотканное им заклинание ушло в хаос. Он стоял перед врагом, опустошенный и беззащитный. Гатха медленно поднимался, почти не понимая, что делает. Огни в пустотах глазниц сковали его тело. Руки фирексийца протянулись к голове мага – стальные руки с острыми, как кинжалы, пальцами и проволочными тягами мышц. Самые длинные пальцы открылись, выстрелив пружиной плетеных проводов, концы которых заметались пред глазами Гатхи в поисках цели. И тогда маг понял, как тщетны были все его усилия скрыть от фирексийцев плоды своих трудов. Хуже того, он может выдать все тайны Урзы: Толарию, «Маяк», Наследие и Породу героев. Теперь он понимал, чего добивались фирексийцы. Им нужна была его память!

Всю свою жизнь Гатха думал только о сегодняшнем дне и не заботился о будущем. Даже оставляя свои записи Урзе, в сущности, он думал о том, что можно сделать сейчас, и лишь немного – о завтрашнем дне, когда его знания смогут понадобиться вновь. За миг до предательства в последнем усилии Гатха превзошел самого себя. Шагнув к обрыву, он выпустил нити, связывавшие его разум с защитой лабораторий и удерживавшие призыв к Урзе. На высоком склоне, вздымавшемся над плато, полыхнул огонь. Разрушительная сила горной маны обратила в пыль все труды его рук и разума. Земля содрогнулась, потрясенная вырвавшейся в пространство маной. Враг на мгновение отвел взгляд.

И дал Гатхе время для последнего шага.

Крейг видел, как фирексиец надвигается на Гатху. Вождь до хруста сжимал зубы, удерживая рвущийся на волю крик страшной боли. Его друг и советник стоял, застыв, как птица под взглядом горной кобры. Крейг перекатился на живот, превозмогая боль, вспыхнувшую, когда он медленно подтянул под себя руки. Шлем откатился в сторону, и горец прижался лицом к земле Келда, еще не оскверненной здесь кровью и жирной слизью смазки. Пот ручьями стекал с его лба. Крейг приподнялся на четвереньки. Он еще не потерял связи со своими людьми, их сила еще наполняла его тело. Взгляд уперся в спину сразившего его создания. Он видел, как синее небо над головой чужака наливается багрянцем ненависти. Гатха упал на колени – и в тот же миг Крейг выпрямился. В руках его был длинный меч, покрытый пылью камней, на которые отбросил его враг. Народ Келда еще жил, а значит, жил и Крейг.

Сила Короля-колдуна никогда не была безгранична. Питаясь энергией своих воинов, он возвращал ее войску воодушевлением битвы и жаждой жизни, давая им силу вернуться домой с победой и добычей. Сейчас они сражались не за добычу – за Келд. Крейг чувствовал, как его убивает черный яд, разлившийся в крови. Любой смертный на его месте был бы уже мертв. Крейг доселе не знал поражений, но, если он должен умереть, он встретит смерть на своих условиях.

Гибель лабораторий не отвлекла вождя горцев. Он видел, как шагнул назад и исчез в бездне его друг. Фирексиец очнулся, но слишком поздно, чтобы ему помешать. Гатха ушел от него. Боевым кличем приветствуя победу мага, презревшего смерть от руки фирексийца, Король-колдун прыгнул вперед. Его меч был отведен в замахе над головой, подобно жалу скорпиона, а из его уст вырвалось собственное имя: «Крейг!»

Воин– скелет мгновенно развернулся, принимая Крейга в смертельные объятия. Когти прошли сквозь сталь кирасы, как меч сквозь гнилую кожу, и глубоко вонзились в бока. Такой боли он никогда не знал и не мог вообразить. Но руки, полтора века удерживавшие меч, не разжались. Сталь клинка скользнула по тонкой шее врага и наткнулась на броневую пластину, прикрывавшую плечо. Яростно вскрикнув, Крейг всем телом налег на рукоять и оттолкнулся от земли. Клинок, направляемый силой всех воинов Келда, еще продолжавших сражаться, и силой одного-единственного смертного, не желавшего сдаваться, прошел сквозь броню и погрузился в тело. Фирексиец взвизгнул и плотнее сомкнул стальные объятия, разрывая тело горца надвое. Но не было преграды, способной остановить воина-келдона даже после смерти. Крейг шагнул вперед, из его груди сквозь кровавую пену рвался клич Келда. Глаза затянуло туманом, и он увидел себя стоящим на пороге своей гробницы в Некрополе, взирающим на широкий мир. С последним криком пробудив к жизни воинов, застывших за его спиной, Крейг рванулся в пустоту.

Падая, он знал, что там, внизу, его ожидает Гатха.

КНИГА 3
ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР [4011-4160 годы а. л.]

Жизнь должна продолжаться. Эти слова я слышал однажды от Урзы, и, как обычно, в словах Мироходца было ровно столько правды, сколько нужно для его целей. Он так и не сумел понять, что жизнь продолжается часто вопреки добрым или злым намерениям отдельной личности, какой бы могущественной она ни была.

Баррин, мастер магии Толарии

Глава 20

В зале совета царила тишина. Советники, занимавшиеся управлением академией, разошлись на ночь, и в запертых кабинетах погас свет. Лишь из-за одной двери пробивался лучик от лампы. Тимейн медленно подошел к этой двери. Несмотря на то что он так и остался в звании старшего ученика, маг без труда прошел через посты охраны. Приказ Баррина обеспечивал волшебнику свободный доступ к любому члену совета, вплоть до самого старшего мага. Ночная стража острова даже не окликала его. А вот перед последним порогом он остановился сам. Сквозь гостеприимно приоткрытую дверь виден был сидящий за столом Баррин. Переступить порог оказалось одним из самых трудных дел за все время, что Тимейн провел в академии. Причем именно потому, что этот шаг означал конец этого времени.

Тимейн перешагнул порог кабинета Баррина. Маг поднял взгляд от бумаг – очевидно, он просматривал материалы, которые собирался обсудить с Урзой. Баррин заранее предупредил всех, у кого были дела к мироходцу, о его предстоящем визите.

– Тимейн! – Маг явно удивился приходу ученика. В его голосе любопытство смешалось с настороженностью. – Давно ты не заходил в академию.

Тимейн снял шапку и сунул ее в карман.

– Академия по пути к гавани, – проговорил он. Пересохший язык неохотно ворочался во рту. Больше говорить было нечего – маг и сам знал, что корабль, пришедший на Толарию за снаряжением для наблюдателей, готов отчалить с утренним отливом.

Баррин откинулся в кресле, опустил ладони на мраморную крышку стола.

– Понимаю, – сказал он. – Тебе нужен пропуск с Толарии. – Зеленые глаза внимательно глядели на Тимейна. – А как же твои ученики? И другие изгнанники?

– Колония обойдется и без меня. А моя… – он осекся. Что известно старшему магу о его работе для Урзы?

Видимо, почти все.

Баррин встал и протянул ученику руку.

– За последние годы ты проделал большую и очень важную работу, Тимейн. Никто другой не сумел бы разработать подобную методику установления эмоциональных связей. – Старший маг медленно покачал головой. – Тебя никак не уговорить остаться? – спросил он сдержанно.

– Никак.

Тимейн не мог остаться. Признавая всю необходимость работы академии – и Урзы, – он не мог больше спокойно наблюдать, как сказывается их деятельность на жизни людей и целых стран. Видимо, для Баррина забота о будущем перевешивает эту боль. Тимейну такая решимость была не по силам.

– Надеюсь, когда-нибудь я вернусь, наставник Баррин. Но пока что я сыт по горло Толарией и ее Наследием. – Он грустно усмехнулся. – Не знаю, надолго ли.

– Прошло больше века со дня смерти Гатхи и Крейга, а Келд все еще не оправился от удара, – покачал головой маг. – Мне не нравится мысль, что Бенал ждет такая же судьба.

Баррин мерил шагами палубу «Маяка», пытаясь найти успокоение в движении и чувствуя, что раздражается все больше. Корабль разрезал изумрудные волны под синим летним небом, но маг ощущал, как бьется под палубой Камень Силы. Магия кристалла напоминала ему о его участии в создании волшебного судна и, конечно, о его первом плавании в Царство Серры. Это было так давно, что осталось лишь кратким мигом в памяти его затянувшейся жизни. С каждым прожитым годом мир для Баррина будто плотнее сжимался.

Урза, стоявший перед фок-мачтой, под хлопающим на ветру вымпелом, поднял взгляд, вспоминая, быть может, как взбирался когда-то к парусам, споря с непокорным океаном.

– Думаю, Келд это переживет, – заметил он, отвечая на первую часть речи Баррина. – Это сильный народ. Едва ли у них когда-нибудь появится вождь, равный Крейгу, но, конечно, короли-колдуны будут стремиться достигнуть тех же высот.

Тяжело вздохнув, старший маг кивнул. Урза прав: келдоны просто напрашивались на эксперименты Гатхи, приняли его с распростертыми объятиями. Теперь, когда атака Фирексии направлена в другую сторону, беда Келда в том, что Короли-колдуны спорят за власть, принадлежавшую когда-то Крейгу. Да, со временем все это уладится, и дело сейчас совсем не в этом.

– И то, что фирексийцы натолкнулись на разработки Гатхи, неприятно, но несмертельно, – продолжал Урза.

Вот с этим Баррин согласиться не мог.

– Им стало известно общее направление наших работ. Есть сведения об их проникновении в Фемереф, Сардни и, особенно, в Бенал. Они знают о существовании Породы…

– О существовании отдельных линий Породы, – безмятежно поправил мироходец. – Однако они полагают, что мы занимаемся выведением идеальных воинов, и не догадываются о другом их применении.

Баррин снова покачал головой и глубоко втянул в себя звонкий морской воздух.

– Все равно. Они знают, и это опасно. Они будут продолжать поиски и постараются искоренить все линии.

Ответ Урзы прозвучал жестко.

– Я опережу их. Мы их опередим. Как бы ни старались фирексийцы, они не сумеют отыскать все линии. Останется более чем достаточно. – Он заговорил мягче, и выражение его лица переменилось. – Мы уже близки к цели, Баррин. Столько многообещающих линий рассеяно по всей Доминарии… – Он взмахнул рукой, перебив сам себя. – Да, разумеется, Фирексия попытается вмешаться. Возможно, вторжения ждать уже недолго. Но мне нужно еще не меньше шести поколений. Наследие готово и ожидает только достойного наследника. – Его глаза сверкали, соперничая с сиянием солнца над головой. – Баррин, мне нужно время. Атаки фирексийцев можно сдержать. И Бенал продержится сколько нужно.

– Мы оба понимаем, что при желании Фирексия сметет и Бенал, и любой другой народ. Сейчас они играют с нашей Породой, испытывая ее силу. Выигрышем времени ты обязан самой Фирексии, Урза, и я бы не делал на это ставку. – Баррин нетерпеливо перевел дыхание. Он видел, что говорит впустую. – Чистая удача, что они еще не наткнулись на Толарию. Или то, что от нее осталось, – резко добавил он, сурово взглянув на мироходца. Остров, несколько веков кормивший и снабжавший полезными ископаемыми слишком большое население, погибал под непосильной ношей.

– Гатха не выдал нас, – тихо заметил Урза, пропустив мимо ушей последнее замечание. – Он до конца остался верным учеником.

Этого Баррин вынести уже не мог.

– Верным учеником? Верный ученик никогда бы не бросил Толарию. Его работы привлекли внимание фирексийцев. Нельзя было этого допускать!

Урза разрезал воздух перед собой кинжальным взмахом ладони. Обычный жест, который мироходец запомнил с тех времен, когда еще был человеком, и использовал теперь, чтобы произвести впечатление на Баррина.

– Его работа была необходима! Без способностей этого поколения я бы потратил на столетия больше, пробуя и ошибаясь. Я не всеведущ, Баррин, и у меня нет времени проделывать всю работу в одиночку.

Щеки Баррина запылали от резкого упрека, но одно слово в речи мироходца заставило его забыть обо всем. Способности поколения Гатхи. Холод прошел по спине, коснулся загривка, ледяная рука сжала мозг, и он отозвался в висках пульсирующей болью.

– Не может быть, – хрипло пробормотал маг, споря с самим собой. – Ты дал мне сведения обо всех линиях Породы. Гатхи среди них не было… да и по возрасту не получается.

Лицо Урзы застыло неподвижной маской, и сама эта маска выдала Баррину, что мироходец сказал больше, чем хотел. Урза, управлявший расположением полей своего иллюзорного тела, мог выглядеть так, как хотел. То или иное выражение лица предназначалось только для общения со смертными и было, как правило, заранее обдумано. Отсутствие выражения было первым признаком того, что мироходец в глубокой задумчивости или столкнулся с неожиданностью.

– Я дал тебе сведения обо всех продолжающихся линиях Породы, а не о каждом отдельном образце, а что касается возраста… – Черты лица Урзы вновь обрели человеческую живость, изобразив снисходительное пренебрежение. – Я начал работу еще до Толарии, незадолго до того, как мы обнаружили выплеск маны в Шив. Тогда я только что понял, что «Маяк» будет летать. Это случилось за несколько десятков лет до того, как ты включился в работу над Наследием и Породой.

Последовало неловкое молчание, и Урза добавил:

– Я ведь говорил тебе, что сделал все, что мог в одиночку.

Маг произвел в уме короткий подсчет – тридцать лет! Ровно столько, чтобы вывести одно поколение и успеть зачать следующее. Свободно размножаясь, то поколение могло к нынешнему дню дать тысячи, если не миллионы потомков. Разумеется, действительность всегда отстает от теории, и все же…

– И ты не следил за ними? – вырвалось у него. Мироходец покачал головой.

– Не было нужды. Это было до начала проекта Породы, и образцы оказались далеки от идеала. Удача пришла, когда я внес в матрицу большую долю транского генетического материала. Ранние линии в основном выродились, и я использовал их только как отрицательный опыт. Всего несколько образцов оказались удачными, зато они проявили необычайную одаренность. Этих юных гениев я доставил на Толарию. Больше трехсот лет назад.

Юные гении… Баррин перебирал в уме своих учеников. Джойра и Тефери? Нет, не совпадает время. Гатха – понятно, и сколько их было еще? Сколько их сейчас в классах и лабораториях? В его жизни?

Баррин смотрел на мироходца. Как он сказал тогда? «Я сам не выбрал бы для тебя лучшей пары…» На Баррина спокойно смотрели глаза бессмертного существа, скрывающего под видимостью человеческих зрачков Камни Силы. Мироходец либо не понимал, что происходит в душе человека, либо понимал, но не собирался ничего уточнять.

Баррин отвел взгляд и уставился на горизонт. Ветер выбил слезы из глаз.

– Забери меня домой, Урза.

Это был сон наяву. Повторяющийся кошмар. Мир, похожий на часовой механизм. Множество миров, заключенных один в другом. Вечный гул машин, отдающийся в земле низкой дрожью. Воздух, наполненный запахом горячего металла и свежей смазки – запахом, ставшим для нее привычным за долгие годы работы.

Рейни тряхнула головой, отгоняя отвратительную картину, и постаралась вновь сосредоточиться на работе. Перед ней в зажиме, установленном так, чтобы прибор можно было разглядывать, не вставая с высокой табуретки, располагался гироскоп механического дервиша. Она всмотрелась повнимательней, отмечая малейшие отклонения в движении маятника. Руки дрожали – еле заметно и все же достаточно, чтобы нарушить фокусировку закрепленной на запястье лупы. В досаде закусив губу, Рейни сорвала крепление и запустила прибор в угол. Звон разбитого стекла принес мгновенное облегчение, которое быстро сменилось чувством вины. Какой смысл срывать дурное настроение на бесчувственном предмете?

– У тебя все в порядке?

В коридоре послышались торопливые шаги, и дверь распахнулась. Опешив, Рейни привстала с табурета. Меньше всего она ожидала услышать голос Баррина. Муж должен был вернуться только через несколько часов. Успев подхватить опрокинувшийся табурет, она осторожно подвинула его к столу. Баррин уже входил в комнату.

– Ты рано вернулся.

Маг быстро осмотрел кабинет. Взгляд загнанного в угол зверя. Рейни сдвинула брови, крепко стиснула ладони. Обычное движение, выражающее тревогу, а заодно и скрывающее дрожь в пальцах.

– Вижу, встреча прошла, как ты и ожидал. Она слишком хорошо знала мужа, чтобы не заметить страха, вспыхнувшего в его зеленых глазах.

– Урза доставил меня прямо на Толарию, – ответил он на ее первое восклицание.

Возвращение на остров обычным путем заняло бы несколько дней. Часов, в замедленном восприятии Рейни.

Голос звучал слишком беззаботно, и слишком непринужденно. Маг передернул плечами. Рейни хорошо знала мужа. Он был для нее целым миром, и она понимала его как никого другого. Что-то не так. Однако Баррин не спешил поделиться с женой тревожными мыслями, пытаясь перевести разговор на другое.

– Что с лупой? – он кивнул на помятую оправу и груду осколков в углу.

– Нечаянно, – ответила она. В общем-то это даже правда. – Потом выправлю оправу и закажу новую линзу.

– Линзой займусь я, – тут же пообещал Баррин. Слишком поспешно. Он явно что-то скрывает.

– Что-то случилось? – спросила Рейни, точно зная ответ и желая только дать ему выговориться, а заодно и отвлечься от собственных кошмаров.

Она заметила блестящие бусины пота на лбу мужа и потянулась к одной своим тонким пальчиком. Ей почудился было запах смазочного масла, но Рейни поспешно загнала бредовую мысль в глубину сознания.

– Случилось.

Их глаза встретились, и он смягчился, встретив полный теплой заботы взгляд жены.

«Сейчас, – подумалось ей, – он скажет».

Баррин взял ее руку в свою, медленно, почти печально.

– Рейни, – голос мага чуть дрогнул. – Ты счастлива на Толарии?

Странный вопрос, и, может быть, лучше было уклониться от прямого ответа.

– Я слишком занята работой, – откровенно сказала Рейни. Она была напряжена, но ей становилось легче, по мере того как она выкладывала давние мысли. – И работа больше не увлекает меня как прежде. С тех пор, как… – Она замялась, не зная, как закончить.

– Чистильщик? – спросил Баррин, угадав ее мысль.

Она кивнула, обрадованная, что все наконец высказано.

– Знаю, это глупо, но мы так долго… – Рейни осеклась, заметив, как исказилось лицо мужа. – Баррин, что случилось?

На этот раз вопрос прозвучал настойчиво, и в нем слышалась тревога. Она никогда не видела мужа таким несчастным. Таким беззащитным. Словно в нем погас огонь. Может быть, каменная твердость, шесть столетий относительного времени направлявшая академию, наконец подалась под грузом естественной усталости и весьма неестественного общения с Урзой Мироходцем?

Баррин поднес ее руку к губам.

– Ничего особенного.

Он улыбнулся, натянуто и безрадостно, но все же улыбнулся.

– Ты права, мы слишком много работаем. Но, кажется, все это скоро кончится, Рейни. Толария не выдержит нас долго. Планы Урзы близки к завершению, и враг действует все более дерзко. Так или иначе, что-то должно случиться, и тогда нам придется хорошенько подумать, что нам делать с академией – и с нами. Тогда.

Улыбка снова на мгновение блеснула в уголках зеленых глаз.

– Ничего особенного, – повторил он.

Рейни так хотелось на это надеяться, и она почти поверила мужу.