Текст книги "Сияющие"

Автор книги: Лорен Бьюкес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Зора
28 января 1943

Над прериями воспарили железобетонные конструкции кораблей; полностью снаряженные, они готовы покинуть доки и отправиться прочь от замерзших кукурузных полей. Спустятся по реке Иллинойс, войдут в Миссисипи, пройдут мимо Нового Орлеана и направятся к Атлантике. Пробороздив океан, корабли причалят к вражеским берегам на другом конце света, от поворота рычага распахнутся двери грузовых отсеков в носовой части, словно подъемный мост, опустится рампа и в ледяной прибой, на линию огня выгрузятся люди и танки.

На верфях компании «Чикаго бридж энд айрон» строят очень хорошие корабли и уделяют много внимания деталям, как и раньше, до войны, когда делали водонапорные башни. Но сейчас они так спешат, что не успевают давать им имена: спускают на воду по семь судов в месяц; грузовой отсек вмещает 39 танков модели «Стюарт лайт» и 20 «Шерманов». Верфь работает круглосуточно: лязгающий, бряцающий, скрипящий, скрежущий конвейер, с молниеносной быстротой выплевывающий танко-десантные корабли.

Работают всю ночь напролет: мужчины и женщины: греки, поляки, ирландцы, но негров нет (в Сенеке дискриминация негров еще сильна).

Сегодня спускают один из кораблей. Важная дамочка в элегантной шляпке из объединенной службы организации досуга войск разбивает бутылку шампанского о нос LST-217. Его мачта пока сложена на палубе. Все присутствующие аплодируют, свистят и топают ногами, пока корабль водоизмещением в 5500 тонн сходит с рампы боком из-за узости реки Иллинойс. Входит в воду левым бортом, гоня барашки, словно от пушечных выстрелов, которые постепенно перерастают в огромную волну, так что судно тяжело переваливается с боку на бок, пока не выровняется.

А ведь это для корабля уже второй спуск. В первый раз он дошел до Миссисипи, но там сел на мель, и его пришлось отбуксировать в родной док на ремонт. Но это неважно. Под любым предлогом устроим вечеринку! Мораль взмывает ввысь, как флаг на мачте, когда знает, что впереди выпивка и танцы.

Почти все из рабочей команды сошли на берег вечером, чтобы ночью праздновать и веселиться, но Зора Эллис Джордан с ними не пошла. Вечеринки теперь не для нее: у нее – четверо детей и нет мужа, который уже никогда не вернется с войны, потому что его корабль торпедировала подкравшаяся подлодка. Морское командование прислало ей его жалованье и документы на память. К медали его не представили из-за черного цвета кожи, но правительство написало письмо с выражением глубочайших соболезнований и благодарности за проявленную отвагу на службе государству в должности судового электротехника.

Раньше она работала в прачечной, расположенной в районе Чаннахон, но однажды какая-то женщина принесла мужскую рубашку с прожженными пятнами на воротничке, и она решилась спросить о работе. Когда подала заявление о приеме, ей предложили на выбор место сварщика и лесоруба. Тогда она поинтересовалась, где зарплата выше.

– Корысть заела? – спросил начальник.

Где ему знать, что к письму с соболезнованиями не прилагались инструкции, как кормить, одевать и учить детей геройски погибшего Гарри. Он был уверен, что женщина и недели не продержится: «Никто из цветных не выдерживает». Но она оказалась крепче других. Может, потому, что женщина? Похотливые взгляды и словесные оскорбления соскальзывали по ней, как с гуся вода, потому что все было лишено смысла, по сравнению с пустующей подушкой на ее постели.

Официального жилья цветным не предоставляют. Она снимает небольшой домик в две комнаты с туалетом во дворе на ферме, в пригороде Сенека. Уходит час, чтобы добраться пешком на работу и обратно, но она на все готова, лишь бы быть вместе с детьми.

Конечно, в Чикаго ей было бы легче: брат-эпилептик работает на почте и готов помочь ей устроиться, а его жена присмотрела бы за детьми. Но в городе ей тяжело: там все напоминает о Гарри. Здесь же ее окружают белые лица, и нет шансов вдруг кинуться за мужчиной, взять его за руку и увидеть чужое лицо, когда он удивленно повернется. Она прекрасно понимает, что сама выбрала для себя такое наказание, что все глупая гордость. Ну и что?! Этот «балласт» и удерживает ее на плаву.

Она зарабатывает один доллар и двадцать центов в час плюс пять центов сверху за внеурочную работу. К тому времени, как торжественный спуск судна завершен, и к причалу 217 подтянут следующий борт, Зора уже на палубе LST – шлем на голове, зажженная сварочная горелка в руках. Малышка Бланш Фэррингтон сидит поблизости на корточках, готовая по первой просьбе поднести сварочные прутки.

На кораблях они работают специальными профильными бригадами: по очереди заканчивают свою работу и передают другим. Ей нравится работать на верхних палубах: стала развиваться клаустрофобия внутри корпуса, во время сварки металлических листов обшивки или клапанов маховика, через которые вода пойдет в балластные цистерны для утяжеления плоскодонного судна в его плавании через океан. Там ей казалось, что она попала внутрь какого-то замерзшего металлического насекомого. Несколько месяцев назад она сдала экзамен по высотным сварочным работам. Теперь ей будут платить больше, и можно будет трудиться на открытом воздухе. Но главное – она сможет варить орудийные башни, выстрелы которых превратят фашистов в фарш.

Идет снег, большие рыхлые хлопья оседают на толстом мужском комбинезоне и тают, превращаясь в маленькие пятнышки, которые постепенно промокают, как искорки от сварочной горелки, проникают внутрь. Лицо защищено маской, а вот шея и грудь покрыты рябью крошечных ожогов. Хорошо еще, что на такой работе не мерзнешь, а вот бедняжка Бланш вся дрожит от холода, не может согреться несмотря на придвинутые поближе и зажженные свободные горелки.

– Это опасно, – выкрикивает Зора. Она злится на Леонору, Роберта и Аниту за то, что те ушли на танцы, оставив их вдвоем.

– Мне все равно, – жалобно отвечает Бланш.

Ее щеки горят от холода. Отношения между ними все еще натянутые. Вчера вечером в сарае, где хранятся инструменты, Бланш пыталась ее поцеловать – улучила мгновение, пока Зора снимала шлем, приподнялась на цыпочки и прижалась губами. Просто коснулась рта, конечно, но совершенно ясно, чего хотела на самом деле.

Зора не против проявлений нежности. Бланш – замечательная девушка, несмотря на свою худобу, бледность и слабый подбородок; однажды даже волосы чуть не сожгла – распустила из пустого самодовольства. Теперь она их убирает, но косметикой по-прежнему пользуется, пудра смазывается ручейками пота. Даже если бы Зора нашла время между девятичасовыми сменами и уходом за детьми, то краситься бы все равно не стала.

Естественно, желание ее искушает. С тех пор как Гарри ушел служить на флот, ее никто не целовал. Но накачанные на ниве кораблестроения руки как у борца не делают ее лесбиянкой, как не сделает и нехватка мужчин во всей стране.

Бланш совсем ребенок, ей едва исполнилось восемнадцать. Притом белая. Сама не понимает, что делает. И потом, как она сможет объяснить это Гарри? Она разговаривает с ним во время длинной дороги домой – о детях, об изматывающем труде на судостроительном заводе: работа здесь не только полезная, но и занимает все ее мысли и хотя бы ненадолго позволяет забыть, как сильно она по нему скучает. Слово «сильно» не может описать ноющую пустоту, которую она постоянно ощущает внутри себя.

Бланш стремительно идет по палубе, подтягивая толстый кабель. С глухим шумом опустив его у ног Зоры, быстро произносит прямо в ухо: «Я люблю тебя». Та делает вид, что ничего не слышит. Ведь шлем достаточно толстый, она действительно могла и не услышать.

Следующие пять часов они работают молча, обмениваясь лишь общими фразами: «Подержи, пожалуйста, это», «Передай мне то». Бланш удерживает лапу якоря, пока Зора наплавляет валик, затем берет молоток и сбивает шлак. Сегодня ее удары неуверенные и неровные. Смотреть невозможно.

Наконец гудок сирены возвещает окончание смены, положив конец взаимным страданиям. Бланш стремглав кидается вниз по лестнице, Зора спускается за ней, но медленно и осторожно. Она по-прежнему в шлеме и тяжелых мужских ботинках; у нее всего лишь восьмой размер ноги, и пустые носы пришлось забить газетой, но на работе она обувь не снимает, особенно после того, как на ее глазах упавший ящик полностью раздробил стопу женщине в простых мокасинах.

Зора спрыгивает на сухой док и попадает в толпу пересменки. Из громкоговорителей, установленных на шестах рядом с прожекторами, несется веселая музыка, чтобы рабочие особо не грустили. Бинг Кросби плавно сменяется братьями Миллс, а затем Джуди Гарленд. К тому времени, как Зора убрала инструменты и идет к выходу мимо кораблей разной степени готовности и котлованов, вырытых для гусеничных кранов, из «тарелок» доносится «Детка с пистолетом» Эла Декстера. Эх, сердца, пистолеты. Опусти оружие, детка.[9]9
  Зора цитирует припев песни, которую слышит: «Положи пистолет, детка, положи».


[Закрыть] Она ведь не давала малышке Бланш никакого повода.

Толпа редеет, женщины расходятся в разные стороны: одни идут к автобусу, другие – к близлежащему рабочему поселку; там, в домах, деревянные кровати поднимаются так же высоко, как койки, которые они приваривают в каютах кораблей.

Она направляется к северу, по Мейн-стрит, проходит через Сенеку, который вырос из маленького рабочего городка, где раньше не было ни кинотеатра, ни школы, а сейчас трудятся 11 000 человек. Война способствует развитию. Общежитие для рабочих семей расположилось в здании средней школы, но для нее там места нет.

Зора выходит на железнодорожные пути, идет по шпалам, сапоги шуршат по гравию. Здесь ходят поезда в направлении Рок-Айленда; по этой ветке приезжали люди, которые осваивали Запад: вагоны были битком набиты исполненными надежды мигрантами – белыми, мексиканцами, китайцами, но особенно много было черных. Подальше от этого чертова Юга! Люди запрыгивали в поезд, идущий в Город мечты, их влекли объявления о рабочих местах, напечатанные в «Чикаго Дефендер» или «Дефендер», где ее отец проработал на линотипе тридцать шесть лет. А сейчас по этой железной дороге доставляют запчасти. И отца давно нет в живых.

Она пересекает шоссе № 6, жутковатое и пустынное в это время ночи, и начинает подниматься по крутому склону. Далее ее путь лежит мимо кладбища «Маунт-хоуп». Она могла пройти и дальше, хотя ненамного. Зора уже преодолела полдороги до вершины холма, как из тени деревьев, опираясь на костыль, вышел мужчина.

– Добрый вечер, мадам. Можно я вас немного провожу?

– Нет, не нужно. – Странно… Что делает здесь белый мужчина в такое время? Из-за своей работы она, скорее, примет незнакомца за диверсанта, чем за насильника. – Спасибо, сэр. У меня был трудный день, и я спешу домой к детям. Да и утро уже. – И это правда: шесть часов, еще темно и холодно.

– Как же так, мисс Зора? Разве ты меня не помнишь? Я говорил, что мы увидимся снова.

Она резко останавливается, не понимая до конца, что происходит.

– Сэр, я очень устала и плохо себя чувствую. Отработала девятичасовую смену, дома ждут четверо детей, и мне не нравятся ваши слова. Валите-ка отсюда подобру-поздорову. А мне в другую сторону.

– Не получится. Ты же светишься. И ты мне нужна. – Он улыбается и становится похожим на святого или сумасшедшего. Как ни странно, это ее успокаивает.

– Знаете, мне сейчас не до комплиментов и не до душеспасительных бесед, если вы из сообщества Иеговы.

Даже при дневном свете она бы не узнала в нем мужчину, который останавливался у их дома двенадцать лет назад. Хотя именно тогда отец провел с ней беседу о необходимости соблюдать осторожность, которую Зора от ужаса и чувства протеста запомнила на долгие годы. Однажды ей здорово досталось от белого владельца магазина за «непочтительное поведение». Но она давно об этом забыла, а сейчас темно, и усталость, кажется, добралась до костей. Мышцы болят, сердце ноет. Не до этого ей сейчас.

Однако усталость вмиг улетучивается, когда Зора краем глаза видит, что из кармана спортивной куртки мужчина достает нож. Удивившись, она поворачивается к нему, и незнакомец сразу вонзает лезвие ей в живот. Она ловит ртом воздух и сгибается пополам. Он высвобождает нож, и женщина падает, не удержавшись на ватных ногах.

– Нет! – Она в бешенстве на него и свое тело за предательство. Хватает мужчину за ремень, увлекая за собой. Он делает попытку снова замахнуться ножом, но она с такой силой бьет его по голове, что выбивает ему челюсть, а у самой, как попкорн на сковороде, хрустят три сустава пальцев.

– Ах…ы…ука! – Он не может произнести согласные из-за разбухшей челюсти. Ей удается ухватить нападающего за волосы, и она вдавливает его лицом в гравий, пытаясь забраться на него сверху.

В ярости он втыкает нож ей в подмышку. Удар неловкий и неглубокий, до сердца не достает, но женщина вскрикивает и подается назад, инстинктивно зажимая рану рукой. Незнакомец успевает воспользоваться ситуацией, перекатывается на Зору, прижав ее плечи коленями к земле. Та, может, телом и похожа на борца, но на ринге ей бороться не доводилось.

– У меня же дети, – она плачет от боли в ране в боку. Задето легкое, на губах появляются пузырьки крови.

Никогда еще она не испытывала такого страха. Даже в те времена, когда ей было четыре года, и весь город раздирали постоянные стычки на почве расизма, негров вытаскивали за волосы прямо из трамваев на улицу и забивали до смерти; отцу тогда удалось спастись бегством, спрятав ее под пальто.

Даже в то время, когда она боялась, что новорожденный Мартин умрет, и заперлась с ним в комнате, отослала всех прочь, каждую минуту в течение следующих двух месяцев боролась со смертью один на один и победила.

– Они сейчас проснутся, – сквозь резкую боль выдыхает она. – Нелла начнет готовить малышам завтрак, одевать их в школу, а Мартин будет вырываться, чтобы сделать все самому, и в результате наденет ботинки не на ту ногу. – Из груди вырывается полукашель-полувсхлип. Мысли в голове путаются, она понимает, что ее начинает охватывать истерика. – А близнецы… Они живут какой-то своей тайной жизнью, эта парочка. Нелла не справится одна. Такая ответственность… Мне же только двадцать восемь. Я хочу видеть, как они растут. Пожалуйста…

Мужчина молча мотает головой и резким движением втыкает нож.

В карман ее комбинезона он засовывает бейсбольную карточку: Джеки Робинсон, дальняя часть поля в «Бруклин Доджерс». Недавно забрал ее у Джин-Сок. Блестящие звездочки, связанные друг с другом сквозь времена. Созвездие убийств.

Взамен берет металлическую букву «Z» из старого типографского набора, которую женщина носила как талисман. Отец Зоры как-то принес ее домой с работы. «Этот шрифт погиб в честной борьбе, – сказал он, раздавая всем детям по букве со штампом закрывшегося шрифтолитейного завода „Барнхарт бразерз энд Спиндлер“, а потом добавил: – Прогресс нельзя остановить».

Для Зоры война закончена. Дальше прогресс пойдет без нее.

Кирби
13 апреля 1992

– Стажерам привет! – Мэтт Хэррисон приближается к столу вместе с пожилым джентльменом в синем костюме, таким элегантным дедушкой-стилягой.

– И редакторам привет! – Кирби незаметно кладет папочку сверху на письмо, которое составляет для адвоката предполагаемых малолетних убийц Джулии Мэдригал. Их защищали вместе, а это что-нибудь да значит – парни решили не топить друг друга в обмен на короткий срок.

Она примостилась на корточках у стола одного из редакторов по культуре: Дэн в командировке, к тому же у него нет своего постоянного места. Ее задание – собрать всю информацию по Сэмми Соса и Грегу Мэддоксу, которая будет очень нужна в случае победы «Кабз».

– Хотела бы заняться реальным делом? – спрашивает Мэтт, раскачиваясь на каблуках, он явно в прекрасном расположении духа.

Ведь знала, что лучше не попадаться ему на глаза! Вот черт…

– Вы думаете, у меня получится? – По ее тону понятно, что она говорит «смотря каким».

– Слышала о наводнении сегодня утром?

– Как не слышать, половину делового квартала эвакуировали.

– Убытки оценивают в миллионы долларов. Сообщают, что рыба плавает в подвалах Выставочного центра. Назовем это «Великим чикагским наводнением», наподобие «Великого чикагского пожара».

– Исторические отсылки? Мне нравится. Они случайно пробили старую угольную шахту, так?

– И вся река туда хлынула. Такова официальная версия. Но мистер Браун, – он указывает на разодетого старикана, – придерживается другого мнения, и я надеялся, что тебе будет интересно взять у него интервью. Конечно, если у тебя есть время.

– Вы серьезно?

– Обычно я не даю стажерам темы другого отдела, но в этом происшествии столько непонятного, что мы стараемся осветить его со всех сторон.

– Ну хорошо, – пожимает плечами Кирби.

– Вот и молодец! Мистер Браун, пожалуйста, присаживайтесь. – Мэтт подвигает стул и остается стоять рядом, сложив руки на груди. – Не обращай на меня внимания. Я постою, посмотрю.

– Подождите, сейчас ручку найду, – Кирби шарит в ящике стола.

– Надеюсь, это не займет у вас много времени. – Старикан бросает укоризненный взгляд на Мэтта. Очень тонкие, едва заметные брови придают ему особенно жалостливый вид. Руки слегка трясутся – болезнь Паркинсона или просто возраст. По всей видимости, ему около восьмидесяти. Интересно, он так разоделся по поводу этого визита?

– Нет, что вы, – Кирби выуживает из ящика шариковую ручку и делает несколько штришков на листке бумаги. – Приступим, как только вы будете готовы. Может, начнем с того, что вы видели? Где вы были, когда пробило туннель?

– Я этого не видел.

– Хорошо. Тогда расскажите, зачем вы пришли сюда? Компания по ремонту мостов? Я слышала, мэр Дейли объявил тендер на самый малозатратный проект.

– А я смотрю, ты в курсе, – произносит Мэтт.

– Почему вы удивлены? – бросает Кирби, но осторожно, чтобы не насторожить душку мистера Брауна.

– Я ничего об этом не знаю, – заявляет старик срывающимся голосом.

– Правила ведения интервью, § 101: пусть он сам начнет говорить, – поспевает совет Мэтта. – Тебя что, Веласкес вообще ничему не учит?

– Извините. Пожалуйста, о чем вы хотели рассказать? Я слушаю.

Мистер Браун бросает быстрый взгляд на Мэтта, словно ожидая одобрения, и тот утвердительно кивает головой. Старик прикусывает губу, издает тяжелый вздох, затем облокачивается о стол и едва слышно произносит:

– Пришельцы.

И только тут до Кирби доходит, что все это время в комнате стояла мертвая тишина.

– Я уверен, ты справишься, продолжай, – с легкой усмешкой подытоживает Мэтт.

Она остается с чокнутым стариканом один на один. Тот так яростно кивает головой, что она, кажется, едва держится на его тонюсенькой шее.

– Они страшно не любят, когда мы вмешиваемся в жизнь реки, потому что живут под ней. Совершенно очевидно, что у них там подводная база.

– Совершенно очевидно. – Кирби отводит руку за спину и выставляет палец на обозрение всему отделу, который из последних сил сдерживает взрыв смеха.

– Если бы не пришельцы, мы бы никогда не смогли развернуть течение реки. Все говорят про гениальных инженеров, но не верьте им, девочка моя! Мы заключили с ними сделку, и нам не следует их искушать. Представляете, на что они способны, коль скоро им удалось повернуть реку вспять и затопить город?

– Действительно, на что? – вздыхает Кирби.

– А вы записывайте, записывайте! – воодушевленно машет рукой мистер Браун, вызывая новый приступ сдавленных смешков.

В баре – настоящая дыра – в воздухе висит запах окурков и унылых незаконченных разговоров.

– Как же паршиво это было, – Кирби крепко сжимает в руке белый мячик. – Проверенная и надежная тактика, и главное – врасплох. А ведь у меня важная работа!

Мэтт предложил сыграть в пул после работы. Кроме Кирби пошли Виктория и Чет, а Эмма отправилась делать реальный репортаж с места наводнения.

– Обряд посвящения, стажер, – Мэтт стоит, облокотившись о стойку, потягивает водку с лаймом, одним глазом косясь на телевизор в углу, где идут новости CNN. Он играет в паре с Четом, но все время пропускает свою очередь.

– Браун – один из постоянных персонажей, – объясняет Виктория. – Он появляется всякий раз, когда происходит какое-нибудь событие, связанное с водой. У нас таких целый букет. Интересно, какое собирательное существительное для «сумасшедших людей»?

– Банда дуриков, – предлагает Кирби.

– А каждый октябрь приходит бездомная женщина и приносит блокноты, перевязанные резинками. Они все исписаны стихами, только их невозможно прочесть. Есть еще экстрасенс – он звонит и предлагает свою помощь после каждого объявления об убийстве и потерянном животном. Мне самой, слава богу, приходится иметь дело только с «поддельными фотографиями детской порнографии».

– В спорте тоже свои придурки, – поддерживает разговор Мэтт, отворачиваясь от телеэкрана. – Еще не сталкивалась? Твой Дэн вообще не отвечает на телефон, когда приходит работать в контору. Звонят и жалуются на продажных судей, продажных менеджеров, продажных игроков и убогие подачи – в общем, на все продажное и убогое.

– Лично мне больше всех нравится старушка-расистка, которая приносит нам печенье, – вмешивается Чет.

– Почему их вообще пускают?

– Расскажу я тебе одну историю, – заявляет Мэтт. К этому времени выпуск теленовостей завершается. Как будто за пятнадцать минут можно охватить весь мир.

– О, господи! – Виктория театрально закатывает глаза к потолку.

Но на Мэтта это не производит никакого впечатления.

– Ты бывала в «Трибьюн»?

– Ну как? Мимо проходила, конечно, – отвечает Кирби. Она наносит удар по белому шару сбоку, и тот катится с характерным шорохом наискосок по сукну, разбивая группу шаров у левой угловой лузы.

– Погоди, ты просто гоняешь их по столу, – Виктория показывает Кирби, как лучше держать кий. – Так, теперь наклоняешься, держишь ровно, сосредотачиваешься и на выдохе плавно наносишь удар.

– Спасибо, профессор Пул. – Следующим ударом Кирби загоняет четырнадцатый, безукоризненно точно рассчитав траекторию шара, который мягко закатывается в угловую лунку. Выпрямляется, усмехаясь.

– Отличный удар! Осталось только научиться играть за свою команду.

До Кирби доходит:

– Наши же цельные. Черт! – Она стыдливо опускает голову и передает кий партнеру.

– Меня кто-нибудь слушает? – обиженно вопрошает Мэтт.

– Да! – кричат все одновременно.

– Так вот. Если вы подойдете к «Триб-тауэр», увидите, что там в одном месте, прямо в стену, вцементированы кусочки исторических камней: из Великих пирамид, Берлинской стены, Аламо, Британского парламента, из Антарктиды и даже фрагмент лунного грунта. Видели?

– Удивительно, что их до сих пор не выковыряли и не украли, – Кирби едва успевает увернуться от замахнувшегося для удара Чета.

– Не знаю, но не в этом дело.

– А дело в том, что это символ, – Чет промахивается. – Глобального распространения и влияния прессы. Романтический идеал, который уже со времен Чарльза Диккенса очень далек от реальности. Ну или со времени изобретения телевидения.

Кирби пристально смотрит на кий, как бы пытаясь его заколдовать, чтобы удар получился точным. Но нет, не получился. Раздосадованная, она выпрямляется:

– И как им удалось заполучить кусок пирамиды? Это же незаконно. Контрабанда фактически. Странно, что без дипломатического скандала обошлось.

– Но ведь дело даже не в этом! – Мэтт ведет стаканом в их сторону, и Кирби понимает, что он изрядно пьян. – Дело в том, что «Трибьюн» привлекает туристов. А мы привлекаем сумасшедших.

– Но у них еще и охрана нормальная, все посетители расписываются в журнале. А у нас можно прямо из лифта попасть в редакцию.

– Мы же народная газета, Анвар! К нам должен быть свободный доступ. Это принцип.

– Хэррисон, да ты пьян. – Виктория подталкивает редактора отдела новостей к стойке. – Пойдем, я возьму тебе кофе. Оставь молодежь в покое.

Чет указывает кием в сторону стола:

– Будем доигрывать?

– Не-a. Надоело. Хочешь, выйдем подышать воздухом? Дым здесь меня убивает.

Они неловко устраиваются на бордюрном камне. Деловой квартал пустеет, даже самые припозднившиеся работники направляются домой теми маршрутами, которые пощадило наводнение. Смущаясь, Чет крутит на пальце свое кольцо с птичьим черепом.

– Знаешь, со временем ты научишься их распознавать. Сумасшедших… Избегай смотреть им в глаза – это главное. А если чувствуешь, что начинаешь поддаваться, быстренько передай кому-нибудь другому.

– Нужно запомнить.

– Ты куришь? – с надеждой спрашивает Чет.

– Нет, мне поэтому и нужно было выйти из бара. Теперь не курю. Слишком сильно болит живот, когда начинаю кашлять.

– Да. Я читал. Ну статью о тебе.

– Я так и думала.

– Я ведь библиотекарь.

– Да, конечно. – Потом она решается спросить нейтральным тоном, стараясь не показать, как надеется на положительный ответ: – Узнал что-нибудь, чего я не знаю?

– Нет. Как это? – У него вырывается нервный смешок. – Ведь ты сама была там.

Она распознает нотки благоговения в его голосе и чувствует, что ее охватывает знакомое отчаяние.

– Это точно, – нарочито бодро подтверждает Кирби. Она понимает, что не может сдерживать чувства, но ее бесит, что он с таким трепетом относится к ней, зная ее историю. Ей так и хочется сказать, что ничего выдающегося тут нет. И девушек убивают часто.

– Я тут подумал, – как-то нерешительно начинает Чет в попытке загладить неловкость. Слишком поздно, по мнению Кирби.

– Что именно?

Он начинает тараторить:

– Есть один роман, роман в комиксах, мне кажется, тебе стоит его прочесть. Там девушка, у которой случилось что-то ужасное, придумывает фантастический мир, а потом появляется бездомный парень и становится ее супергероем, а еще там есть духи животных. Замечательный, просто замечательный роман!

– Ну что ж… отлично. – Чего он так завелся? Хотя это ее проблема – не его. И не его вина. Сама стормозила, давно к этому шло.

– Я думал… мне казалось, тебе может понравиться. – Чет выглядит совсем несчастным. – Или поможет. А теперь я понимаю, как это все по-идиотски звучит.

– Может, дашь мне почитать, когда сам закончишь, – произносит Кирби, но по ее тону понятно, что на самом деле она говорит: «Не нужно, ничего не нужно! Забудь и никогда не говори об этом. Моя жизнь не похожа на комиксы».

Чтобы спасти их обоих от расширяющейся пропасти неловкости, она меняет тему:

– Значит, Виктория и Мэтт…

– Боже мой! – Лицо Чета озаряется улыбкой. – Ссорятся-мирятся из года в год. Секрет известный всем.

Кирби пытается изобразить интерес к офисным сплетням, но на самом деле ей на них глубоко наплевать. Можно, конечно, спросить Чета о его личной жизни, но тогда придется говорить о своей. Последний парень был с ее курса по философии науки – язвительный, умный и по-своему красивый. Но в кровати он оказался невыносимо нежным. Целовал ее шрамы так, будто надеялся каким-то волшебным образом слизать их языком с тела. Он целовал ей живот, каждый миллиметрик рубчатой кожи. В конце концов ей пришлось сказать: «Эй, кроме этого места, у меня есть еще кое-что чуть выше и ниже. Ты уж выбери, а?» Естественно, долго их отношения не продлились.

– А как ловко они притворяются, – выдавливает из себя Кирби, но и эта попытка наладить разговор заканчивается неловкой паузой.

– Да, кстати, это твое? – Чет вытаскивает из кармана джинсов вырезку из колонки объявлений субботнего номера.

Требуется: информация по дедам об убийствах женщин в Чикаго и окрестностях, 1970–1992, необычные предметы на телах жертв.

Все запросы – частного, конфиденциального характера.

Почтовое отделение, а/я 7 86, Викер-парк, 60622.

Разумеется, она разместила его в «Сан-Таймс», как и в других местных и частных газетах. И расклеила объявления в продовольственных магазинах, женских центрах и кальянных магазинах, от Иванстона до Скоки.

– Да, с подачи Дэна.

– Здорово.

– Что? – сердится Кирби.

– Просто будь осторожна.

– Конечно. Ладно, мне пора идти.

– Да, мне тоже. – Оба вздыхают с облегчением. – Как думаешь, нам нужно пойти попрощаться?

– Похоже, с ними все в порядке. Тебе в какую сторону?

– Красная линия.

– Мне на другую. – Это неправда, но Кирби очень не хочется вместе идти до станции метро. Давно пора завязывать с любыми попытками наладить нормальное общение с людьми.