Текст книги "Смеющийся труп"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Я могу помещать душу в тело и удалять ее столько раз, сколько захочу.

Я, не отрываясь, смотрела на Домингу. Смотрела и старалась, чтобы у меня не отвисла челюсть, и лицо не исказилось от ужаса. Она наслаждалась бы этим зрелищем. А я не хотела, чтобы она развлекалась за мой счет.

– Позволь мне проверить свою сообразительность, – сказала я голосам исполнительного стажера. – Ты помещаешь душу в тело, и оно не разлагается. Потом ты вынимаешь душу из тела, делая из него обычного зомби, и оно начинает гнить.

– Именно, – сказала Доминга.

– Потом ты снова суешь душу в гниющий труп, и зомби становится живым и осознающим. Когда душа возвращается в тело, разложение останавливается?

– Да.

Вот черт.

– Таким образом, ты можешь сделать так, что зомби навечно останется на этой стадии разложения?

– Да.

Черт и еще раз черт.

– А это? – На сей раз, я показала пальцем, словно на лекции.

– Многие мужчины заплатили бы за нее хорошие деньги.

– Погоди минутку – ты собираешься продать ее в качестве рабыни-наложницы?

– Возможно.

– Но… – Это было ужасно. Она была зомби – а это значит, что ей не нужно есть, спать; ей вообще ничего не нужно. Ее можно держать в шкафу и вынимать оттуда, словно игрушку. Идеально покорная рабыня. – Они так же послушны, как обычные зомби, или душа дает им свободу воли?

– Похоже, они очень послушные.

– А может быть, они просто тебя боятся? – сказала я.

Доминга улыбнулась:

– Может быть.

– Нельзя же вечно держать душу в тюрьме.

– Нельзя, – подтвердила Доминга.

– Душа должна отлететь.

– В ваш христианский рай или ад?

– Да, – сказала я.

– Это были дурные женщины, chica. Их собственные родственники отдали их мне. И заплатили за то, чтобы я их наказала.

– Ты взяла за это деньги?

– Использовать трупы без разрешения родственников усопшего – незаконно, – сказала Доминга.

Не знаю, хотела ли она меня напугать. Возможно, что и нет. Но этой фразой Доминга дала мне понять, что вся ее деятельность абсолютно законна. У мертвых нет никаких прав. Поэтому нам и нужны законы, защищающие зомби. Вот черт.

– Никто не заслужил вечного заключения в собственном трупе, – сказала я.

– Этим можно заменить смертную казнь, chica. Преступники могли бы после смерти трудиться на благо общества.

Я покачала головой:

– Нет, это неправильно.

– Я создала зомби, который не разлагается, chica. Аниматоры – вы ведь так себя называете – искали этот секрет годами. Я его нашла, и люди будут платить за него.

– Это неправильно. Может, я мало знаю о вуду, но даже в вашей религии это считается недопустимым. Нельзя же держать душу в заключении и не давать ей слиться с лао?

Доминга пожала плечами и вздохнула. Неожиданно она показалась мне очень усталой.

– Я надеялась, chica, что ты мне поможешь. Вдвоем мы могли бы работать намного быстрее. Мы бы стали такими богатыми, что тебе и не снилось.

– Ты обратилась не к той девушке.

– Теперь я это вижу. Я надеялась, что, раз ты не вуду, ты не сочтешь, что это неправильно.

– Христианин, буддист, мусульманин – кого ни возьми. Доминга, никто не сочтет это правильным.

– Может быть, да, может быть, нет. Спросить-то можно.

Я поглядела на разлагающуюся зомби.

– Хотя бы избавь свои экспериментальные образцы от мучений.

Доминга тоже взглянула на зомби.

– Впечатляющая демонстрация, не так ли?

– Ты создала вечного зомби, чудесно. Не будь же садисткой.

– Ты считаешь, что я жестока?

– Да, – сказала я.

– Мануэль, я жестока?

Отвечая, Мэнни смотрел, и его глаза пытались мне что-то сказать. Но я не могла понять, что именно.

– Да, Сеньора, ты жестока.

Она поглядела на него, и не только лицо, но и все ее тело выразили изумление.

– Ты и впрямь считаешь меня жестокой, Мануэль? Свою дорогую amante (возлюбленную)?

Он медленно кивнул:

– Да.

– Несколько лет назад, Мануэль, ты не был так скор в суждениях. Ты ведь не раз резал для меня белых козлят.

Я повернулась к Мэнни. Это было похоже на сцену из фильма, где главный герой внезапно открывает о ком-то страшную истину. Когда ты узнаешь, что один из твоих лучших друзей участвовал в человеческих жертвоприношениях, должна зазвучать музыка, а камера – показать крупный план. Не раз, сказала она. Не раз.

– Мэнни? – Мой голос упал до хриплого шепота. Для меня это было хуже, чем зомби. Черт с ними, с чужими. А это был Мэнни – и я не хотела верить. – Мэнни? – прошептала я снова. Он не смотрел на меня. Плохой признак.

– А ты не знала, chica? Разве твой Мэнни не рассказывал тебе о своем прошлом?

– Заткнись, – попросила я.

– Он был моим самым ценным помощником. Он сделал бы для меня все, что угодно.

– Заткнись! – крикнула я. Она замолчала; лицо ее вытянулось. Энцо сделал шаг в сторону алтаря. – Не надо. – Я сама не знала, к кому обращена эта просьба. – Я должна услышать это от него, а не от тебя.

Лицо ее стало гневным. Энцо навис надо мной подобно лавине, которая вот-вот обрушится. Доминга коротко кивнула:

– Тогда спроси его, chica.

– Мэнни, она говорит правду? Ты приносил в жертву людей? – Мой голос звучал слишком ровно. Так не должно было быть: от напряжения у меня внутри все болело. Но я уже не боялась – или, по крайней мере, не боялась Доминги. Правда – вот что меня пугало.

Он поднял взгляд. Волосы упали ему на глаза – на глаза, полные боли.

– Это правда, да? – Меня охватил озноб. – Отвечай же мне, черт побери! – Но мой голос по-прежнему звучал ровно, как будто ничего не случилось.

– Да, – сказал он.

– Ты приносил в жертву людей?

Он впился в меня взглядом; злость придала ему сил.

– Да, да!

Теперь была моя очередь отвести глаза.

– О Боже, Мэнни, как ты мог? – Теперь мой голос прозвучал весьма непривычно. Если бы я не знала, что это не так, я могла бы сказать, что вот-вот расплачусь.

– Это было почти двадцать лет назад, Анита. Я был одновременно и вуду, и некромантом. Я верил. Я был влюблен в Сеньору. Во всяком случае, мне так казалось.

Я уставилась на него. От его взгляда у меня перехватило дыхание.

– Черт возьми, Мэнни!

Он ничего не сказал. Просто с несчастным видом стоял и смотрел на меня. И я не могла совместить эти два образа. Мэнни Родригес и кто-то другой, совершающий ритуальное убийство. Он научил меня отличать хорошее от плохого в нашей работе. Он отказывался делать вещи и вполовину не такие отвратительные, как это. Бессмыслица какая-то.

Я покачала головой.

– Я не могу думать об этом сейчас. – Я услышала, что сказала эти слова вслух, хотя на самом деле не собиралась. – Отлично, вы бросили вашу маленькую бомбу, сеньора Сальвадор. Вы сказали, что поможете нам, если я пройду ваш тест. Я прошла его? – Когда есть из чего выбирать, сосредоточься на каком-нибудь одном несчастье.

– Я собиралась предложить тебе стать партнером в моем новом предприятии.

– Мы обе знаем, что я на это не соглашусь, – сказала я.

– Очень жаль, Анита. После соответствующего обучения ты могла бы превзойти даже меня.

Будь похожа на меня, когда вырастешь. Нет уж, спасибо.

– Благодарю, но мне и так хорошо.

Ее взгляд метнулся к Мэнни, потом снова ко мне.

– Хорошо?

– Мы с Мэнни решим все сами, Сеньора. Так ты мне поможешь?

– Если сейчас я тебе помогу бесплатно, ты будешь моей должницей.

Я не хотела быть ее должницей.

– Я предпочла бы обмен информацией.

– Что ты можешь знать такого, что будет стоить тех усилий, которые я приложу, охотясь на твоего зомби-убийцу?

Я задумалась на мгновение.

– Я знаю, что очень скоро будет принят закон о зомби. Скоро у зомби появятся права, которые будут защищены законом. – Я надеялась, что это действительно случится скоро. Не нужно ей говорить, на какой стадии сейчас этот законопроект.

– Значит, я должна побыстрее продать несколько негниющих зомби, пока это не стало незаконным бизнесом.

– Я не думаю, что незаконность тебя сильно смутит. Человеческое жертвоприношение тоже незаконно.

Она тонко улыбнулась:

– Я этим больше не занимаюсь, Анита. Я сошла со скользкой дорожки.

Я в это не верила, и она знала, что я не поверю. Ее улыбка стала шире.

– Когда Мануэль ушел, я перестала совершать злодеяния. Без него я стала респектабельной колдуньей.

Она врала, но я не могла это доказать. И она это знала.

– Я дала тебе ценную информацию. Теперь ты мне поможешь?

Она любезно кивнула:

– Я поспрашиваю своих сторонников, не знает ли кто-нибудь о твоем зомби-убийце. – У меня было такое чувство, что она надо мной смеется.

– Мэнни, она поможет нам?

– Если Сеньора говорит, что сделает, значит, она сделает. В этом смысле ей можно доверять.

– Я найду твоего убийцу, если только он как-либо связан с вуду, – сказала она.

– Отлично. – Я не сказала «спасибо», потому что считала, что она не заслуживает благодарности. Я хотела обозвать ее сукой и выстрелить ей промеж глаз, но тогда мне пришлось бы пристрелить и Энцо тоже. А как бы я объяснила это полиции? Она не нарушала никаких законов. Проклятие. – Я полагаю, что обращение к твоим лучшим чувствам не заставит тебя отказаться от безумной затеи продавать своих усовершенствованных зомби в качестве рабов?

Она улыбнулась:

– Chica, chica, у меня будет столько денег, сколько тебе не приснится даже в самых смелых снах. Ты можешь отказаться мне помочь, но ты не можешь меня остановить.

– Не будь так уверена, – сказала я.

– А что ты сделаешь, пойдешь в полицию? Я не нарушаю никаких законов. Единственный способ меня остановить – это убить. – Говоря это, она посмотрела мне в глаза.

– Не искушай меня, – сказала я.

Мэнни подошел ко мне поближе.

– Не надо, Анита, не дразни ее.

Но я и на него злилась не меньше, так что пошел бы он…

– Я тебя остановлю, сеньора Сальвадор. Чего бы мне это ни стоило.

– Ты призываешь на меня злые чары, Анита, а значит, ты умрешь.

Мне неизвестны злые чары против преступников. Я пожала плечами:

– Вообще-то я имела в виду что-нибудь более приземленное – например, пулю.

Энцо поднялся к алтарю и занял позицию между своей хозяйкой и мной. Доминга жестом остановила его:

– Не надо, Энцо, она сегодня в плохом настроении и к тому же потрясена. – Ее глаза по-прежнему смеялись надо мной. – Она ничего не знает о более сложной магии. Она не в состоянии причинить мне вреда и слишком высоконравственна, чтобы совершить хладнокровное убийство.

Самое печальное, что в этом она была права. Я не могла всадить ей пулю меж глаз без прямой угрозы с ее стороны. Я поглядела на ждущих зомби; под их терпеливостью мертвецов был страх и надежда… О Боже, линия между жизнью и смертью становится все тоньше и тоньше!

– Пусть хотя бы жертва твоего первого эксперимента упокоится с миром. Ты доказала, что можешь отнимать и возвращать телу душу. Не заставляй ее смотреть, как ты это делаешь.

– Но, Анита, у меня уже есть на нее покупатель.

– О Боже, ты хочешь сказать… Черт побери, некрофил!..

– Те, кто любит мертвых куда больше, чем мы с тобой, будут платить колоссальные деньги за таких, как она.

Может, лучше просто ее пристрелить?

– Ты бессердечная, порочная сука.

– А тебе, chica, надо научиться уважать старших.

– Уважение нужно заслужить, – сказала я.

– Я думаю, Анита Блейк, что тебе следовало бы не забывать, почему люди боятся темноты. Я предвижу, что в скором времени к тебе пожалует гость. Однажды темной ночью, когда ты будешь крепко спать в своей теплой уютной кроватке, нечто злое вползет к тебе в комнату. Я заслужу твое уважение, если ты хочешь, чтобы я сделала это таким способом.

Я должна была испугаться, но я не испугалась. Я была очень зла и хотела домой.

– Ты можешь заставить себя бояться, Сеньора, но не можешь заставить себя уважать.

– Посмотрим, Анита. Позвони, когда получишь мой подарок. Это случится скоро.

– Ты по-прежнему согласна помочь отыскать зомби-убийцу?

– Я сказала, что я помогу, и я помогу.

– Договорились, – подвела я итог. – Теперь мы можем идти?

Она сделала знак Энцо.

– Ну, конечно – беги на солнечный свет, где ты такая храбрая.

Я пошла по дорожке. Мэнни держался рядом. Мы тщательно избегали смотреть друг на друга. Нам было не до того – мы не сводили глаз с Сеньоры и ее питомиц. На полпути я остановилась. Мэнни коснулся моей руки, как будто знал, что я собираюсь сказать. Я отмахнулась от него.

– Я не хочу убивать тебя хладнокровно, но если ты меня тронешь, я пушу в тебя пулю в один прекрасный, солнечный день.

– Угрозы тебя не спасут, chica, – сказала она.

Я очаровательно улыбнулась:

– Тебя тоже, сука.

Глаза се сверкнули гневом. Я улыбнулась еще шире.

– Не принимай ее слова всерьез, Сеньора, – сказал Мэнни. – Она не станет тебя убивать.

– Это правда, chica? – Глубокий голос Доминги был вкрадчивым и пугающим одновременно.

Я бросила на Мэнни уничтожающий взгляд. Это была хорошая угроза. Глупо портить ее правдой или соображениями здравого смысла.

– Я сказала, что пущу в тебя пулю. Я не говорила «убью». Или сказала?

– Нет, не сказала.

Мэнни схватил меня за руку и потянул к лестнице. Он тащил меня за левую руку, чтобы в правую я в случае чего могла взять пистолет.

Доминга не двигалась. Она провожала нас взглядом, пока мы не завернули за угол. Мэнни потащил меня по коридору с замазанными цементом дверями. Я высвободила руку. Мгновение мы смотрели друг на друга.

– Что за этими дверями?

– Не знаю. – На моем лице, наверное, отразилось сомнение, потому что он добавил: – Бог свидетель, Анита, я не знаю. Двадцать лет назад этого не было.

Я продолжала смотреть на него, как будто мой взгляд мог что-нибудь изменить. Лучше бы Доминга Сальвадор оставила при себе тайну Мэнни. Я не хотела ее знать.

– Анита, мы должны уходить, немедленно. – Лампочка над нашими головами погасла, словно кто-то ее разбил. Мы посмотрели вверх, но ничего не увидели. По спине у меня пробежали мурашки. Лампочка чуть впереди потускнела и замигала.

Мэнни был прав. Пора было делать ноги. Я почти бегом припустила к лестнице. Мэнни не отставал. Дверь с блестящим новым замком тряслась и трещала, словно тот, кто был за ней, пытался вырваться.

Еще одна лампочка погасла. Темнота кусала нас за пятки. Мы перешли на полноценный бег; к тому времени, как мы добежали до лестницы, остались гореть только две лампочки.

Мы уже взбирались наверх, когда свет погас окончательно. Мир погрузился в черноту. Я замерла на ступеньках, не желая двигаться дальше вслепую. Мэнни задел меня плечом, но я не могла его разглядеть. Темнота была хоть глаз коли. Мы взялись за руки и полезли дальше. Рука Мэнни была ненамного больше моей. Такая теплая и родная – и до чертиков успокаивающая.

Треск ломающегося дерева прозвучал подобно выстрелу в темноте. Лестницу затопил зловонный запах гниющего мяса.

– Вот черт! – Эти два слова эхом запрыгали в темноте. Я тут же пожалела, что я их произнесла. Что-то большое выскочило в коридор; отвратительные чавкающие звуки стремительно приближались к лестнице.

Я прыгала через две ступеньки. Мэнни тоже не надо было подгонять – но и тварь внизу прибавила ходу. Полоса света под дверью показалась мне такой яркой, что было больно смотреть. Мэнни распахнул дверь. Солнце ударило нам в глаза, и мы временно ослепли.

Тварь на лестнице закричала, застигнутая солнечным светом. Крик был почти человеческим. Я начала поворачиваться, чтобы взглянуть, но Мэнни захлопнул дверь и покачал головой:

– Ты не хочешь на это смотреть. И я не хочу.

Он был прав. Так почему же меня так тянуло открыть дверь и увидеть в темноте что-то бледное и бесформенное? Кричащий кошмар наяву. Я посмотрела на закрытую дверь и оставила все как есть.

– Ты думаешь, оно полезет за нами? – спросила я.

– На свет?

– Ага.

– Вряд ли. Но давай не будем выяснять.

Я согласилась. Солнечный свет заливал гостиную. Такой реальный и теплый. Крик, темнота, зомби – все это казалось ненастоящим при свете дня. Химеры, исчезающие, когда наступает утро. Но я-то знала, что это не так.

Я открыла наружную дверь спокойно, не торопясь. Разве я чего-то боюсь? Но я прислушивалась – прислушивалась так внимательно, что слышала шум крови в ушах. Прислушивалась к чавкающим звукам погони. Тишина.

Антонио по-прежнему был на посту. Может, предупредить его о кошмаре, что гнался за нами по лестнице?

– Ну как, трахнули зомби внизу? – поинтересовался Антонио.

Не стоит предупреждать старину Тони.

Мэнни сделал вид, что не услышал, а я посоветовала:

– Спустись и трахни себя в задницу.

Антонио только крякнул.

Я спустилась с крыльца. Мэнни шел рядом. Антонио не достал оружия и не стал в нас палить. Удачно денек начинается.

Маленькая девочка на трехколесном велосипеде остановилась рядом с машиной Мэнни и смотрела, как я забираюсь на пассажирское сиденье. Я взглянула в ее карие глазки. Лицо девочки было почти черное от загара. Ей было не больше пяти.

Мэнни уселся за руль, завел мотор, и мы поехали. Девочка смотрела нам вслед. Перед тем, как мы завернули за угол, она снова принялась ездить туда-сюда по тротуару.

7

Кондиционер нагнетал в машину холодный воздух. Мы ехали, через жилые кварталы. Улицы были пусты. Все на работе. Во дворах играли детишки. На ступеньках сидели мамаши; ни разу не видела, чтобы с детьми оставались отцы. Все в мире меняется, но не настолько. Мы с Мэнни молчали. Это было неловкое молчание. Натянутое.

Мэнни украдкой взглянул на меня краем глаза.

Я откинулась на сиденье, и ремень безопасности вдавил пистолет мне в живот.

– Итак, – сказала я, – когда-то ты приносил в жертву людей.

Мне показалось, что Мэнни вздрогнул.

– Ты хочешь, чтобы я солгал?

– Нет, я хочу не знать. Я хочу жить в благословенном неведении.

– Ничего у тебя не получится, Анита.

– Я уж вижу, – сказала я. Я поправила ремень, чтобы пистолет не врезался мне в тело. Совсем другое дело. Если бы только все остальное можно было бы так же легко поправить.

– И что же мы будем делать?

– С тем, что ты теперь знаешь? – Мэнни посмотрел на меня. Я кивнула. – Произнеси неистовую обличительную речь. Скажи, что я злобный ублюдок.

– Не вижу в этом особого смысла, – сказала я.

Он взглянул на меня внимательнее:

– Спасибо.

– Я не сказала, что ты поступал хорошо, Мэнни. Я просто не собираюсь на тебя орать. Пока, во всяком случае.

Нас обогнал большой белый автомобиль, набитый темнокожими подростками. Их стереосистема вопила так оглушительно, что у меня закачались зубы. У шофера было плоское лицо с высокими скулами – как ацтекская маска. Наши глаза встретились, и он губами изобразил поцелуй. Остальные громко расхохотались.

Вздохнув, я подавила желание сделать в ответ непристойный жест. Не нужно подзуживать этих щенков.

Они свернули направо. Мы поехали прямо. Слава Богу.

Мэнни остановился на светофоре. У светофора был указатель «40-я Западная». Двести семьдесят миль до Олив и короткая прогулка к моей квартирке. Час сорок на все. Ерунда – но не сегодня. Сегодня мне хотелось поскорее избавиться от общества Мэнни. Мне нужно было подумать. И решить, как же быть дальше.

– Поговори со мной, Анита, пожалуйста.

– Клянусь Богом, Мэнни, я просто не знаю, что сказать. – Правду; друзья должны говорить друг другу исключительно правду. Угу. – Мы знакомы уже четыре года, Мэнни. Ты хороший человек. Ты любишь свою жену и детей. Ты спас мне жизнь. Я спасла жизнь тебе. Я думала, что знаю тебя.

– Я не изменился.

– Нет. – Я посмотрела на него. – Ты изменился. Мэнни Родригес ни при каких обстоятельствах не стал бы приносить в жертву людей.

– Это было двадцать лет назад.

– На убийство нет срока давности.

– Ты сообщишь в полицию? – Его голос был очень тихим.

Светофор переключился, и мы влились в утренний поток машин – плотный, как обычно у нас в Сент-Луисе. Не лос-анджелесские пробки, конечно, но то и дело приходится тормозить и рвать с места. Очень раздражает. Особенно в это утро.

– У меня нет доказательств. Только слова Доминги. Я бы не назвала ее надежным свидетелем.

– А если бы у тебя были доказательства?

– Не надо меня провоцировать, Мэнни. – Я выглянула в окошко. Серебристая «миада» с опушенным верхом. Седеющий водитель был в лихой кепочке и гоночных крагах. Кризис среднего возраста.

– Розита знает? – спросила я.

– Подозревает, но не знает наверняка.

– Не хочет знать, – уточнила я.

– Наверное. – Он повернулся и взглянул на меня.

Красный «форд» был прямо перед нашим капотом.

– Мэнни! – заорала я.

Он ударил по тормозам, и только ремень безопасности не дал мне поцеловаться с приборной панелью.

– Господи, Мэнни, следи за дорогой!

Несколько секунд он сосредоточенно следил за дорогой, потом, уже не глядя на меня, спросил:

– Ты хочешь все рассказать Розите?

Я задумалась на мгновение. Потом отрицательно покачала головой, но, сообразив, что он не может этого увидеть, сказала:

– Вряд ли. В этом случае неведение – благо, Мэнни. Не думаю, что твоя жена это переживет.

– Она бросит меня и заберет детей.

Я в этом не сомневалась. Розита была очень религиозна и крайне серьезно относилась ко всем десяти заповедям.

– Она и так все время твердит, что, оживляя мертвых, я рискую своей бессмертной душой, – добавил Мэнни.

– Она об этом не задумывалась, пока Римский Папа не стал угрожать отлучить от Церкви всех аниматоров, если они не прекратят оживлять мертвецов.

– Церковь очень важна для Розиты.

– Для меня тоже; но теперь я – счастливая маленькая епископанка. Поменяй Церковь.

– Не так все просто, – сказал Мэнни.

Это уж точно. Мне ли не знать. Но каждый делает то, что может, – или то, что должен.

– Ты можешь объяснить, почему ты принимал участие в человеческих жертвоприношениях? Я имею в виду – так, чтобы это прозвучало для меня убедительно?

– Нет, – сказал он. Мы свернули в переулок. Казалось, так будет быстрее – но как только мы повернули, выяснилось, что, наоборот, медленнее. Закон дорожного движения Мерфи.

– И ты даже не попытаешься?

– Этого нельзя простить, Анита. Мне приходится с этим жить. Что мне еще остается?

В его словах была доля здравого смысла.

– Это повлияет на мое мнение о тебе, Мэнни.

– Каким образом?

– Пока не знаю. – Честность. При достаточной осмотрительности мы еще можем быть друг с другом честны. – Есть ли еще что-то, что мне следует знать? Что еще Доминга может на меня вылить?

Он покачал головой:

– Хуже этого – ничего.

– И то ладно, – сказала я.

– И то ладно, – повторил он. – Ну что, все? Допрос окончен?

– На сегодня – да. Может быть, и навсегда. – Внезапно я почувствовала себя очень усталой. Всего 9.23 утра, а я уже как выжатый лимон. Эмоциональное опустошение. – Не знаю, что я должна чувствовать, Мэнни. Не знаю, как это повлияет на нашу дружбу или наши деловые отношения – не знаю даже, повлияет ли вообще. Скорее всего да. О, дьявол, я просто не знаю.

– Вполне справедливо, – сказал Мэнни. – Но давай переключимся на менее скользкую тему.

– Например?

– Сеньора подошлет тебе в окно какую-нибудь гадость, как обещала.

– Я догадываюсь.

– Зачем тебе понадобилось ей угрожать?

– Она мне не нравится.

– Отлично! Просто отлично, – съязвил он. – Как мне это в голову не пришло?

– Я намерена ее остановить, Мэнни. И решила, что она должна об этом знать.

– Никогда не передавай противнику первый ход, Анита. Я же тебя учил.

– Еще ты меня учил, что человеческое жертвоприношение – это убийство.

– Это жестоко, Анита, – сказал он.

– Да, – сказала я. – Это жестоко.

– Ты должна быть готова, Анита. Она пошлет какую-нибудь тварь. Просто чтобы тебя пугнуть – вряд ли, чтобы убить.

– Потому что ты заставил меня признать, что я не хочу убивать ее?

– Нет. Потому что на самом деле она не верит, что ты ее убьешь. И она заинтересована в твоих способностях. Я думаю, она предпочла бы перетянуть тебя на свою сторону, чем прикончить.

– Подключить меня к своему конвейеру по производству зомби?

– Да.

– Только не в этой жизни.

– Сеньора не привыкла, чтобы ей говорили «нет», Анита.

– Это ее трудности.

Он бросил на меня быстрый взгляд, потом вновь стал смотреть на дорогу.

– Она сделает это твоими трудностями.

– Как-нибудь справлюсь.

– Я на твоем месте не был бы так уверен.

– А я и не уверена. Но что ты хочешь – чтобы я билась в истерике? Я буду думать об этом, когда какая-нибудь тварь влезет в мое окно. Если это, конечно, случится.

– Ты не в состоянии справиться с Сеньорой, Анита. Она могущественна – гораздо более могущественна, чем ты можешь себе представить.

– Она меня напугала, Мэнни. Я этого не забыла. Если она натравит на меня кого-то, с кем я не справлюсь, я дам деру. Годится?

– Не годится. Ты не знаешь, ты просто не знаешь…

– Я слышала эту тварь в коридоре. Я чувствовала ее запах. Конечно, я испугалась, но Доминга – простая смертная, Мэнни. Весь зомбизм-момбизм не спасет ее от пули.

– Пуля может сразить ее, но не уничтожить.

– Что это значит?

– Если ее застрелить – скажем, в голову или в сердце – и она покажется мертвой, я бы обошелся с ней, как с вампиром. Отрезать голову, вырезать сердце. Тело сжечь. – Он искоса поглядел на меня.

Я ничего не сказала. Мы обсуждали, как лучше убить Домингу Сальвадор. Она ловила души и помещала их в трупы. Это было мерзко. Скорее всего она нападет на меня первой. Какой-нибудь сверхъестественный борец за справедливость проберется в мой дом. Она злобная баба и постарается, напасть первой. Будет ли считаться убийством, если я устрою ей засаду? Угу. Остановит ли меня это соображение? Я подождала, пока мысль оформится в моей голове. Покатала ее, как леденец на языке, чтобы распробовать. Не-е, не остановит.

Мне должно было бы стать не по себе – ведь я планирую убийство и даже не морщусь. Но мне не было не по себе. Наоборот, мне было приятно знать, что если она меня прищучит, я могу прищучить ее в ответ. Кто я такая, чтобы бросать камень в Мэнни за преступления двадцатилетней давности? И действительно – кто я такая?