Текст книги "Я обещаю тебе свободу"

Автор книги: Лоран Гунель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Я не знаю, кого из вас слушать. Не могу же я ставить и то и другое! Договоритесь сначала между собой, а потом уже скажите, что делать.

Мисочки с арахисом остались стоять на барной стойке.

Мне хотелось одним движением руки смахнуть их на пол… но я сдержалась. Я поспешно вернулась в свою каюту, стараясь не заплакать по дороге, закрылась на ключ, упала на стул и разрыдалась.

Ничего не выйдет.

Я старалась, но ничего не получалось. И не получится в оставшиеся девять дней. Все зря. Старания напрасны. Попытки говорить иначе, вести себя иначе не работают. Проблема глубже.

Кто пойдет за тобой, кто будет тебя слушать, если ты сама в себя не веришь?

Люди идут за теми, в ком чувствуют силу, уверенность, мощь. Это почти что на уровне инстинктов.

Пора с этим смириться.

Тут не важно, прав ты или нет, справедливо поступаешь или предвзято, хороший ты человек или злодей.

Я только делаю вид, что чего-то стою. Сплошное притворство, в которое никто не верит и не поверит никогда.

Я налила стакан воды и залпом выпила. Потом вдохнула поглубже и постаралась успокоиться.

Наконец сняла телефонную трубку, набрала номер Оскара Фирмена и сказала «да». Мы договорились встретиться на следующее утро.

Закончив разговор, я огляделась так, словно видела эту каюту в последний раз. Было тихо. Чуть слышно поскрипывала обшивка корабля.

Прежняя Сибилла отжила свое. Всего одна ночь – и начнется новая жизнь.

6

Весь вечер я провела в своей каюте, подальше от чужих глаз.

Решение было принято. Оно принесло мне некоторое облегчение, но вовсе не ту безмятежность, которой бы мне хотелось.

По счастливой случайности ужин, который я заказала, принес Натан. Я впустила его и закрыла дверь на ключ.

– Мне надоело прятаться, – сказала я. – Мы ничего не делаем вместе, никуда не ходим.

– Ты же боишься, как бы нас не увидели…

– Да, боюсь, но так больше жить не хочу. Давай рискнем!

– Как хочешь.

– Во сколько ты заканчиваешь?

– В одиннадцать.

– Так поздно?

– Да, сегодня я дежурю на концерте.

– А-а, точно. Слушай, давай встретимся в кафе, в «Негоциантах»! Думаю, будет хорошо немного расслабиться и поболтать, а то мы видимся только на работе и дома.

– Договорились.

Ужинала я одна, параллельно изучая финансовые отчеты за май.

Я дождалась, пока официанты разнесут напитки и послышатся первые звуки рояля, и проскользнула в зал, где уже царил обычный для концертов полумрак. Выступала, как всегда, Палома в сопровождении пианиста Джереми Фланагана.

Ей было около тридцати, как и мне, но насколько же по-другому она себя вела! Всегда внимательная и доброжелательная, готовая выслушать любого и прийти на помощь, если что-то не клеилось, – родная мать для всех нас, да и только.

Я села на свободный стул в дальнем углу зала.

Сцену освещал приглушенный красно-желтый свет, уютный, как закатное солнце. На рояле стояла бутылка виски и стакан. Пальцы Джереми летали по клавишам. Тот, кто никогда не учился музыке, мог бы подумать, что это происходит само собой, словно по волшебству.

Пленительный голос Паломы завел одну из джазовых мелодий Нины Симон. Перешептывания в зале тут же стихли, все взгляды устремились на певицу.

Палома умела выглядеть сексуальной без малейшего намека на вульгарность. В тот вечер она была сама элегантность: короткое, но шикарное черное платье, эффектно оттенявшее ее золотистую кожу, туфли на шпильке, изысканный макияж и аккуратная прическа. Она притягивала людей как магнитом: едва увидев ее, они уже не могли оторвать глаз.

На меня такой же чудесный эффект оказывала музыка. Стоило войти в концертный зал, как все проблемы, тревоги, реальные и надуманные страхи исчезали без следа. Казалось, чья-то волшебная рука снимала с моей спины привычный груз. Магия, по-другому не скажешь.

У нашего рояля было особенное звучание, такое теплое и мягкое, какого я нигде больше не слышала. Может, все дело в его истории. Этот старый «Блютнер» был сделан в Германии в тысяча девятьсот тридцать втором году. Оттуда он поехал в Лондон, к своему первому владельцу, а спустя несколько лет вместе с ним отправился в Индию, где тогда правил Ганди. После того как Индия получила независимость, рояль вернулся в Европу. Некоторое время на нем играли в Лозанне, а потом судьба занесла его во Францию, прямо на борт нашего «ПигмаЛиона».

Я закрыла глаза и слушала пение Паломы, представляя себя на ее месте. Внутри у меня все вибрировало от избытка чувств. Мне грезилось, что я стою на сцене, и от звуков старого рояля, от звуков собственного голоса, от возможности вот так просто показывать другим то, что идет из глубины души, кружилась голова. Это была моя самая безумная мечта. Я не корила себя за нее, ведь она позволяла хотя бы на миг выйти за привычные рамки…

Как мы и договаривались, поздно вечером Натан присоединился ко мне в «Негоциантах», знаменитом кафе, отмечавшем в тот год столетний юбилей.

Было так хорошо побыть наконец вдвоем, причем не в нашей блеклой квартирке, а в роскошных интерьерах Второй империи, где с высоченных, украшенных лепниной потолков свешивались хрустальные люстры. К тому же именно здесь мы впервые ужинали вместе, прямо в день нашего знакомства.

Натан заказал бокал бургундского игристого. Я последовала его примеру. Несколько глотков – и вот мы уже расслабились и болтаем обо всем подряд. Обо всем, кроме работы. Я спросила, как продвигается диссертация. Это была одна из немногих вещей, которые его по-настоящему увлекали. Когда он говорил о своих исследованиях, глаза у него загорались, он оживлялся и выглядел… неотразимо. Я ощутила то же волнение и трепет, что и в самом начале отношений. Внезапно я перестала волноваться за наше будущее.

Я смотрела на него и чувствовала возрастающее желание… Меня будоражило еще и то, что это был последний вечер «прежней Сибиллы». Что подумает Натан завтра, увидев меня совсем другой? Заметит ли разницу? А вдруг я ему разонравлюсь? Нет, только не это…

Я взяла его за руку:

– Пойдем домой.

Оплатив счет, мы поднялись и направились к выходу. Я нежно прижалась к Натану.

Вдруг я напряглась и отпрыгнула.

Прямо возле окна, скрестив ноги и едва заметно улыбаясь, изящно поднося ко рту сигарету и кивая рассказывающему ей что-то молодому человеку, сидела Катель. Она хищно посмотрела мне в глаза и отвернулась.

7

На следующее утро я проснулась рано. В голове крутилась одна-единственная мысль: «Ты совсем сошла с ума – подписаться на такое?»

Меня терзал новый страх: а вдруг этот тип не просто так хочет загипнотизировать меня? Вдруг у него злой умысел? В памяти всплывали обрывки какого-то фильма, вроде бы Хичкока, где преступник ввел в транс ничего не подозревающего человека, тот совершил убийство и был приговорен вместо злодея… Я ведь ничего не знала ни об Оскаре Фирмене, ни о его братстве. Так, какие-то обрывки, и то со слов Реми. Но ведь мы с Реми даже не были друзьями, просто однокурсники. Разве я могу ему доверять? А вдруг он состоит в их организации и вербует людей для черных дел?

Все-таки стоило навести справки. Я достала телефонный справочник и взялась за поиски.

«Братство Kellia». Ничего.

Просто «Kellia». Тоже ничего.

Я попробовала другие написания. Бесполезно.

Нашлось несколько человек по фамилии Фирмен, но среди них ни одного Оскара и ни одного, живущего по этому адресу.

Никакой зацепки. Ни в желтых, ни в белых страницах.

Часы показывали 8:10. Натан еще спал. Оскар Фирмен ждал меня в 10:30, а неподалеку от улицы де ла Лож находится библиотека Сен-Жан. Я еще успевала поискать там!

Я быстро оделась, схватила яблоко и выбежала на улицу. Было еще свежо. Чуть ли не кубарем я скатилась с холма в Старый город и влетела в библиотеку, расположенную в бывшем Епископском дворце. Конечно, я не рассчитывала найти информацию о тайном братстве, но надеялась, что слово «Kellia» даст какие-то зацепки.

Юная библиотекарша впервые слышала такое название, но все же подсказала пару книг. Я нашла их в глубине зала и бегло пролистала, прислонившись к высокому стеллажу. Ни намека, ни следа. Я была в полной растерянности. Время утекало сквозь пальцы, а я понятия не имела, как поступить.

Часы показывали 9:25. Что делать?

Внезапно мне в голову пришла идея, которой я поделилась в разговоре с Реми: записать сеанс на пленку. Он, правда, предупреждал, что переслушивать такое опасно. Возможно. Но ведь я могла просто записать и использовать как улику, если придется пойти в полицию.

В полной растерянности я спросила библиотекаршу:

– Простите, вы не знаете, где поблизости можно купить магнитофон?

– Магнитофон?

– Да. Понимаете, я ищу совсем крошечный аппарат…

Она скорчила недовольную гримасу:

– Не знаю… Попробуйте посмотреть у Ролана, на улице Брест.

Это на другой стороне Соны. Я помчалась туда.

Через час я уже шагала обратно. В кармане лежал один из первых микрокассетных диктофонов. Я устроила продавцу допрос с пристрастием. Насколько тихо он работает? Не щелкает ли, когда заканчивается пленка? А если сядут батарейки? И еще кучу всяких мелочей. Он успокоил меня, заверив, что никаких звуков при записи не будет слышно. Единственной проблемой оказалось время. На микрокассету много не помещается, поэтому включить ее нужно в последний момент.

Всю дорогу меня трясло от страха. Стараясь отвлечься от тревожных мыслей, я внимательно рассматривала дома по дороге. Решение было принято. Я сделала все, чтобы обезопасить себя. Оставалось только дойти до цели, не сбежав на полпути.

На углу улиц Гадань и де ла Лож во рту пересохло: я увидела знакомое мрачное здание, на которое не падал ни один луч солнца.

Вокруг ни души. Последние метры я прошла на ватных ногах.

Скрепя сердце я толкнула тяжелую дверь и вступила в полумрак холла. В нос снова ударил запах старого камня, кожа ощутила знакомую влажность. Я начала медленный подъем по старой скрипучей лестнице.

На предпоследнем этаже я остановилась. Меня трясло. Я заставила себя медленно вдохнуть и выдохнуть.

Пару минут спустя я уже сидела напротив магистра.

Он вроде выглядел более приветливым, чем в прошлый раз, и, казалось, даже хотел меня подбодрить, но от ужаса я плохо соображала.

Фирмен попросил подробно рассказать, каким человеком я бы хотела стать.

Я заговорила, взвешивая каждое слово и пытаясь выражать свои мысли как можно точнее. Ставки были, как никогда, высоки.

– Я мечтаю стать женщиной, которая знает, чего хочет. Женщиной, которая не поддается чужому влиянию и не боится. При этом ни в коем случае не жесткой и не авторитарной. Просто спокойной и уверенной.

По мере того как я описывала мельчайшие черты характера «будущей себя», мне становилось спокойнее. Я словно примеряла новое платье, и, надо сказать, оно удивительно хорошо сидело. В глубине души я была готова к этой метаморфозе и только ее и ждала.

Я договорила. Оскар попросил меня расслабиться.

Незаметно сунув руку в карман пиджака, я включила диктофон. Потом отбросила все сомнения и тревоги и, повинуясь голосу магистра, начала уплывать из реальности.

Он и сам постепенно входил в медитативное состояние: его голос становился все медленнее и доверительнее, проникая в самые глубины моей души. Я сдавалась, отпускала контроль, переставала бороться.

8

Комо, 7 января 2018 года

Сэм сидел на террасе кафе «Джорджо», на самом берегу озера.

Два дня назад он поселился в небольшом, но очень хорошем отеле «Леонардуцци». Стены в его номере были выкрашены в белый цвет, пол выложен терракотовой плиткой.

Он арендовал скутер, чтобы не вызывать такси для каждой поездки на виллу. Это оказалось гораздо дешевле и приятнее, чем передвигаться на машине. Что может быть лучше, чем ехать по лесным дорогам, чувствовать, как ветер треплет твои волосы, а запах цветущих деревьев щекочет ноздри?

Каждый день он проводил час-другой с Сибиллой Ширдун, а потом возвращался в отель и брался за расшифровку интервью. Тексты он набирал, сидя на террасе кафе. Чтобы дело спорилось, рядом стоял неизменный стаканчик мартини.

«Недурно, недурно», – ухмылялся Сэм, позвякивая кубиками льда.

Серия статей постепенно обретала структуру. Не хватало одного – фотографий. Такая насыщенная жизнь требовала иллюстраций, но у Сибиллы, как назло, не осталось ни одного снимка из того периода жизни.

Сэм взял со стола мобильник и позвонил ассистентке.

– Дженнифер, есть просьба. Поможешь?

– Конечно, надо же как-то отрабатывать зарплату.

– Нужно найти одного мужчину, он жил в Лионе в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году. Потом его вроде бы видели в Нью-Йорке.

– Дай отгадаю: ты не знаешь, как его зовут, зато у тебя есть точная информация о цвете волос и приблизительная – о росте.

– Ха-ха! В тот раз ты, кстати, отлично справилась с заданием, хотя сведений и правда было маловато!

– Новичкам везет. Но теперь придется потрудиться самой, не рассчитывая на удачу.

– Не скромничай.

– Ладно, что ты знаешь об этом типе?

– Его зовут Джереми Фланаган. В шестидесятые он был пианистом, играл по барам. Не знаю, жив ли он, но если да и если он где-то неподалеку, его кровь из носу нужно заманить в Комо. И еще один вопрос. Удалось найти кого-то, кто сможет реанимировать рояль?

– Да, есть один человек. Живет в часе езды от Лиона. Зовут Жоэль Жобе. Он местная звезда, кочует между тремя странами: Францией, Швейцарией и Турцией. Это он отреставрировал все рояли в консерватории Анкары. Если он не справится с твоим «Блютнером», то и никто не справится. Не представляешь, каких трудов стоило дозвониться до него.

– Ого… Вряд ли он найдет для нас время. Если мы попадем в список ожидания на два года, лучше сразу отказаться…

– Думаю, надежда есть. Он не сухарь. Я рассказала, что одна очень пожилая женщина мечтает вновь услышать рояль своей молодости. Это его очень растрогало.

– Надеюсь, ты не назвала фамилию пожилой женщины?

– Нет, у меня было ощущение, что тут лучше обойтись без имен. И потом, он постоянно имеет дело со знаменитостями, этим его не удивишь.

– Ты гений!

– Подожди, рано радоваться. Он еще не дал согласия.

– Пришли мне его номер.

– Готово.

Сэм услышал, как пиликнул телефон. Пришло сообщение.

– Дженнифер, ты просто ангел.

Две минуты спустя Сэм набрал номер и – о чудо! – тут же услышал в трубке голос Жоэля Жобе.

– Сэм Бреннан, из «Ньюсуик», вы разговаривали с моей ассистенткой, Дженнифер Купер.

– Здравствуйте, месье Бреннан.

– Называйте меня Сэмом.

– О чем вы хотите поговорить, Сэм?

– Об одном старом рояле, который простоял без дела пятьдесят лет. Как думаете, сможете привести его в порядок?

– Да, если он хранился в хороших условиях.

– Э-э-э… А что значит «хорошие условия»?

– Вдали от солнечного света…

– Могу вас уверить, за это время его не коснулся ни один луч солнца…

– …и в сухости.

Тишина.

– Алло? Вы тут? – переспросил Жобе.

– Скажем так, там, где он стоял, было довольно влажно.

– Ладно, посмотрим.

– И… как бы это сказать… у него нет струн.

– Ничего страшного. Их снял владелец?

– Нет…

– Сэм, вы говорите загадками. Что там за история со струнами? Куда они делись?

– Ну-у-у… Они исчезли… вернее… растворились в воздухе…

Повисло молчание.

– Кажется, вы чего-то недоговариваете. Где именно находился инструмент?

Снова пауза.

– Он пролежал пятьдесят лет на дне Роны, на глубине пяти метров.

– Ясно.

Сэм нервно сглотнул:

– Как думаете, его можно отреставрировать?

Жобе громко вздохнул:

– К сожалению, это уже не инструмент. Ловушка для рыбы – да, аквариум с педалями – вполне. Но точно не рояль.

– Нет, вы не понимаете… вода его даже не коснулась. Он оказался в воздушном кармане, в водонепроницаемом помещении. Просто немного пострадал от влажности, ничего особенного. Вы… когда вы могли бы им заняться?

– Не горячитесь, молодой человек. Я найду время.

9

Лион, 16 июня 1964 года

Натан вернулся домой со свежим багетом и кусочком козьего сыра из лавочки Жанье. В кои-то веки решил побаловать себя. Если нарезать помидоры колечками, сбрызнуть оливковым маслом, добавить хлеб и сыр, получится вкусный и простой обед на одного. На работу только вечером, разносить напитки во время концерта, а пока было полно времени, чтобы перекусить и спокойно поработать над диссертацией.

Войдя в квартиру, он заметил в прихожей пиджак своей девушки.

– Сибилла? Ты тут?

Тишина. Должно быть, возвращалась за чем-то и забыла пиджак.

Натан пошел на кухню, включил радио и под чарующий голос Пьера Бельмара открыл воду и помыл помидоры.

«Черт, куда делось полотенце?»

Стараясь не заляпать шкафчики мокрыми руками, он открыл один из кухонных ящиков. Здесь нет.

«Почему Сибилла никогда не кладет вещи на место? Туда, где им логичнее всего лежать?»

Он раздраженно перерыл всю квартиру в поисках чистых полотенец. Это заняло не так много времени, учитывая, какое крохотное жилье они снимали.

В стенном шкафу в прихожей нет, в консоли под телевизором нет, на стеллаже в гостиной нет.

«Да что ж такое? Где эти чертовы полотенца?»

Оставалось одно место. Положить туда вещи из кухни было настолько нелогично… что, возможно, именно там и следовало посмотреть. В шкафу Сибиллы. Она вряд ли обрадуется, узнав, что он рылся в ее вещах, но ведь рассказывать необязательно.

Натан поднялся на второй этаж и открыл шкаф, доставшийся Сибилле от ее бретонской бабушки.

«Ну конечно!»

Вот они – выглаженные и аккуратно сложенные под стопкой футболок.

Он хотел аккуратно вытащить самое нижнее, чтобы стопка не развалилась, как вдруг рука на что-то наткнулась. Маленький твердый предмет. На ощупь непонятно, что это. Натан машинально достал его и осмотрел.

Это оказался крошечный диктофон.

Натан видел такой впервые.

Какого черта Сибилле это понадобилось?

Он присмотрелся. Внутри виднелась кассета.

«Может, послушать?»

Его раздирали любопытство и чувство вины. Он знал, что Сибилла очень разозлится, если он сунет нос в ее дела. Не просто разозлится – она будет в ярости и никогда этого не забудет.

Он благоразумно вернул диктофон на место, взял полотенце и закрыл шкаф.

Спустившись на кухню, он распаковал сыр и нарезал небольшими кубиками. Пьер Бельмар все еще рассказывал свою трогательную историю, но Натан уже ничего не слышал. Голова была занята странной находкой.

«Черт возьми! Что она там записывает? Такой крошечный прибор нужен, если хочешь сделать это незаметно. Но зачем ей это? А главное… кого она записывает? Интересно кого?..»

Он выложил на тарелку нарезанные помидоры, сверху кусочки сыра, сбрызнул оливковым маслом…

Нет, так нельзя. Надо все узнать. Невозможно жить с человеком, который исподтишка записывает чьи-то разговоры. Натан решил послушать кассету и убрать диктофон на место. Сибилла ничего не узнает, а ему станет спокойнее.

Он тщательно вымыл руки, вытер их жестким льняным полотенцем и снова поднялся на второй этаж. Достал из шкафа диктофон, нажал кнопку «Play» и стал ждать.

Тишина. Сквозь прозрачную крышку было видно, что кассета крутится, но… абсолютно беззвучно.

Он нашел кнопку перемотки, вернул пленку в начало и еще раз нажал «Play».

Снова тишина. Однако несколько секунд спустя раздался глухой, замогильный голос, принадлежавший скорее мертвецу, чем живому человеку. На фоне мелодичного журчания Пьера Бельмара, доносившегося с кухни, этот голос звучал особенно пугающе.

Человек говорил очень медленно. Из-за долгих пауз между словами было практически невозможно понять, о чем он говорит. Пытаясь уловить смысл, Натан сосредоточился и весь превратился в слух. Речь звучала более чем странно. Мужчина зачем-то перечислял части тела своего собеседника и предлагал почувствовать их одну за другой, начиная с кончиков пальцев на ногах. Он четко называл их, время от времени хвалил, говорил: «У вас хорошо получается» – и предлагал еще больше расслабиться. Некоторые фразы были как будто неправильно построены, смысл ускользал, словно в них чего-то не хватало – то ли глагола, то ли дополнения. Другие вообще казались бессмысленным набором слов без всякого намека на логику. Все было тем более странно, что уверенный тон и хорошо поставленный голос выдавали человека, хорошо владеющего речью. Несколько минут Натан в недоумении слушал эту белиберду. Человек ненадолго замолчал и снова заговорил, теперь уже совсем о другом. Казалось, он описывал характер или темперамент своего собеседника, хотя правильнее было бы сказать – приказывал ему, что тот должен думать и чувствовать. Натан слушал это с нарастающим беспокойством. Опять наступила тишина. А затем прозвучали слова, от которых у молодого человека кровь застыла в жилах:

– В глубине души, – вещал замогильный голос, – в самой глубине вашей души гнездится чудовищный страх, подспудная тревога…

Пауза.

– Страх оказаться плохим, аморальным человеком.

Натан еле дышал. То, что он услышал, ошеломило его.

Голос снова заговорил:

– Выйдя отсюда, вы забудете эти слова, но тревога останется с вами навсегда. Она будет жить в недрах вашей души, и вы будете делать все возможное, чтобы заглушить ее.