Текст книги "Сборник сказок (СИ)"

Автор книги: Лора Вайс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Вот, с русалочкой гулял. Хороша девица.

– Это с которой? Смотри, не попадись к ним в лапы.

– Да нет. Вея не такая.

– Вея? – нахмурившись, спросил Леший. – И она что же? Заговорила с тобой?

– Заговорила, – мечтательно ответил Ваня. – Доверилась.

– Ты только гляди мне, не обижай ее. Веюшка мне как дочь. Добрая она, оттого-то и ущемляют ее те злыдни озерные.

– А что случилось с ней? Почему потонула?

– Все из-за людей. Ты токмо не обижайся, Ваня, но люди похлеще любого Аспида будут.

На этом их разговор и закончился, расстроился Мокий, да так, что аж дождик пошел. Жалко лешему было русалочку, что-то нехорошее с ней приключилось, что-то, что заставляло рыдать душу мудрого старца. А когда на душе лешего тяжко, то и в лесу творится непогода: ветра дуют, дожди льют и деревья ломаются.

И Залетный расстроился, теперь его сердце ныло от того, что его русалочке нигде покоя нет. На земле долго не походить, а под водой утопленницы житья не дают.

Вернулся Иван домой мрачнее тучи, скинул с себя мокрую жилетку и уселся за стол. Матрена ему и крынку молока поднесла, и хлебца ржаного, но хозяин ото всего отказался, тогда домовая сходила за супругом, чтобы тот по-мужски с Иваном поговорил, посочувствовал. Купич в мгновение очутился на стуле напротив друга старинного:

– Ну, рассказывай. Чего злой как волк некормленый?

– Эх, Купич. Тяжело моей Веюшке в озере живется.

Домовой же глубоко вздохнул, хлопнул два раза в ладоши и на столе появились два граненых стакана да бутыль с бражкой. Разлил Купич зелье по стаканам, один Ване пододвинул, второй сам залпом выпил:

– Какая беда с твоей русалочкой приключилась?

– Сестры измываются, а уйти она от них не может.

– Такова судьба утопленниц. Суждено ей плавать в том озере, никуда не денешься.

– Да что ж за несправедливость такая? – стукнул кулаком по столу Иван. – Лес-то наш волшебный, каждый второй вона, колдует да ворожит. Почему же нет заклинания, чтобы вытащить ее из того болота?

– Если бы все решалось колдовством… нашими жизнями, Ваня верховодит судьба. Распоряжается бесстыжая, как только хочет и никого не спрашивает, – но вдруг Купич задумался, что-то усиленно взялся вспоминать. – Знаешь, а есть притча одна. Уж насколько правдива не знаю, рассказывали духи из далеких краев.

– Что за притча? – встрепенулся Залетный и даже стакан отставил в сторону, так и не пригубив.

– Чтобы спасти утопленницу, надобно виновного в ее смерти найти и привести к тому водоему, где сгинула несчастная.

– А ежели она сама утопилась?

– Ничего просто так не случается. Ты и сам должен знать, какой нормальный человек сам топится, без причины? Значит, был повод броситься в воду студеную.

– Да вот только таится она, не рассказывает.

– Видать не доверяет еще.

– Ладно, – решил Иван. – Узнаю правду. И не быть мне Ванькой Залетным, ежели не отыщу того гада, который подвел мою русалочку под монастырь.

– Ты не спеши, подумай еще. Ведь если окунешься в это мокрое дело, обратной дороги не будет. Возвращать к жизни покойников против матушки-природы.

Но Иван уже не слушал Купича, он полностью отдался на волю мыслей, представлял как выведет Вею из воды и вернет к людям.

Часть 3

Думал Ваня, думал, чесал темя, но так и не придумал, как вывести русалочку на разговор. А потом вспомнил лешего Мокия, он-то точно что-то да знал о судьбе утопленницы. Поэтому собрался Залетный и снова отправился в лес. Отыскать лешего труда не составило, Мокий с самого утра у речки заседал, рыбу удил.

– Здравица желаю, Мокий, – начал Иван.

– И тебе не хворать, – кивнул головой старец.

– Можно ль присесть?

– Садись, места много. О чем знать хочешь? – леший посмотрел на гостя с прищуром, знал старик, в чем интерес того.

– Да вот…

– Не мнись, Ваня. Говори уже.

– Хотел спросить, как Вея утопла.

– И зачем тебе это? Ну, утопла и утопла, с кем не бывает. Мало ли, шла по берегу, да в воду свалилась. Али задумал чего? Ты знай, в русалочье логово лезть нехорошо.

– Ладно, ходить вокруг да около не буду. Спасти Вею хочу, не место ей в том болоте.

– А где же ей место? Никак в избе твоей? – леший говорил тихо.

– Люблю я ее, – произнес Иван с обидой в голосе.

– Знаю, Ваня, знаю. Ладно.

И леший поведал Залетному печальную историю русалочки.

Жила Вея в деревне одной, имела трех братьев и сестру младшую, мать с отцом днями на полях пропадали, а дети дома на хозяйстве трудились. Так пошла одним днем Вея на базар и повстречала там парня, Лексея. Тот видный был, развеселый, да и не из бедных. Семья его много скотины держала, торговали они на базаре. Начали встречаться двое, обещался Лексей любить Вею, замуж взять, в свой дом привести, а Веюшка доверчивая была, хитрости и злости чужой не знала, поэтому отдалась возлюбленному полностью. Каждый день приходила на базар, чтобы его повидать, пирогов ему приносила, помогала, но как узнали родители Лексея, что невеста-то без приданого, то и запретили сыну гулять с нищенкой. Распустили сплетни, опорочили девушку, недобрые вести и до ее деревни добрались. Мать с отцом тогда рассерчали, побили дочь и на замок посадили, а братья давай ходить, да масла в огонь подливать, мол сестра наша – девка гулящая, честь первому встречному отдала, семью опозорила. Страдала Вея сильно, но продолжала надеяться, что Лексей одумается, настоит на любви, придет к ней и заберет с собой.

С  тех пор месяц прошел, от Лексея ни слуху, ни духу, тогда собрала несчастная все свое мужество и сама к нему пошла, спросить хотела, за что он с ней так. Шла по базару Вея, бабы косились на нее, похихикивали, а мужики головами качали. В худенькой девице надежда теплилась, переступала она робко, взор к земле обратила. Только вот Лексей уж с другой рядышком стоял, как увидел он Вею, спохватился сразу. Взял ее под локоток и отвел в сторону, чтобы невеста не увидела. А Вея все смотрела на него:

– За что ты так со мной? – заговорила девица чуть слышно. – Коль не захотел жениться, так зачем слухи пустил? Мне ж теперь житья никакого нету. Хоть топись.

– Так иди и топись, – холодно молвил парень. – Не вышло у нас с тобой, не моя в том вина.

После таких слов Вея сразу ушла. Брела она долго, не заметила, как в лесу оказалась. Ноги сами ее привели к колдовскому озеру. Про него давно легенды слагали, да детей пугали чертями, что там водились. Села она у берега, а слезы так и бегут по щекам. Домой не воротишься: мать с отцом проклинают, братья изводят, люди пальцем показывают. А куда еще деться? Без семьи нет жизни, нигде не примут. Только от мыслей печальных ее чей-то голос отвлек. Подняла Вея взор, а пред ней дева стоит, волосы длинные-предлинные, кожа белая-пребелая, лик необыкновенной красоты, а глаза как два изумруда сияют неистовым светом:

– Чего пригорюнилась? – обратилась незнакомка ласково.

– Жить не хочется, – ответила измученная Вея.

– Утопиться решила?

– Утопилась бы, да только боязно. Не по-божески это.

А голосок незнакомки лился, словно мелодия зачарованная, подошла она к Вее, взяла за руку:

– Ну что ты, голубушка. То спасенье твое от позора, от бесчестия. Идем за мной, покажу тебе дом свой особенный, там воля, там волшебство. Скучно мне одной жить в хоромах озерных, а ты подружкой мне будешь, сестрой. Идем

И главное, тянет за руку, тянет…

– Людям нет веры, злые они, коль такого ангела обидели. Я же никому тебя в обиду не дам, мы с тобой повелевать всеми будем.

Так и зачаровала русалка Вею, увела за собой в воду. Да только злая оказалась чертовка, забрала душу девицы, сама человеком обратилась и в мир ушла, а Вею утопила и бросила в озере. С тех пор и обитает там несчастная.

– Что же это получается? – разозлился Иван, дослушав лешего. – Выходит, ее русалка сманила? Вот же бесовское порождение!

– Тихо, – шикнул на него Мокий, – не кричи, всю рыбу распугаешь. Да вот, сманила. Тебе не раз уже было говорено, русалки – зло.

– Что же теперь делать?

– Чтобы Вею спасти, надобно русалку ту найти и вернуть в озеро. Токмо невозможно это. Ушла ведьма, в миру затерялась.

– Благодарствую, Мокий.

Заметил леший печаль в глазах Ивана, улыбнулся тогда по-отечески:

– Не горюй. Коль любишь русалочку, так покажи ей это, не тяни.

Ушел Залетный обратно в деревню, горько ему стало от того, что не может спасти возлюбленную. И в лес боле не совался, стыдно было Вее на глаза попадаться. А та ждала его на полянке, каждый день приходила, доставала книгу и просто сидела, не читала. Тихонько плакала девица, роняя кристальные слезы на пожелтевшие страницы, отчего чернила расплывались. Томилась Вея, вспоминала как обманул ее деревенский, потом как русалка заговорила и утопила, а теперь и Иван покинул. Нет в жизни справедливости, да и в смерти тоже.

А Иван ушел в глубокий запой, настолько ему тошно стало от жизни мирской, что ни на кого смотреть не мог. И без того Залетный свою деревню недолюбливал, а теперь и подавно. Люди в ней жили склочные, завистливые, только и любили какую сплетню навести да склоку затеять, бабы в рутине повязли, а мужики – в самогоне. Девки здешние за женихами гонялись, по сенцам прятались, у костров возлежали, а по утрам бегом домой, дабы матушки с батюшками не споймали. Вот и все бытье…

Купич с неделю наблюдал за тем, как спивается хозяин. Не знал домовой, что делать, как Ивана от зеленого змия избавить, а когда Залетный начал уже с воздухом разговаривать, совсем испугался и принялись они с Матреной за дело. Созвали соседских домовых, засели в подполе:

– Что-то делать надо, братцы, – обратился домовой к соседям. – Хозяин мой вот-вот и преставится, пьет сутки напролет, не ест, не спит толком.

– Ай, – махнул рукой старичок в голубой рубахе и с гребешком в волосах. – Мой так и спился, жена померла, дети разъехались, чего ему еще оставалось.

– А в чем причина-то? – спросил второй.

– Любовь. Повстречал наш обалдуй русалку, хотел спасти, а не вышло. Ту в свое время другая утопленница заманила и погубила, сама же живой душой воспользовалась и деру дала из озера.

– Вон оно что, – протянул третий, самый старший.  – Есть у меня история на памяти. Знавал ведьму одну из русалочьих, коварная оторва была. Сколько люду погубила, м-м-м…

– Не тяни Малют, рассказывай, – заговорила Матрена.

– Я той истории с вашей утопленницей не знаю, свечку не держал, а вот про Беляну-красу могу рассказать. Эта бесовская дочь обитала в колдовском озере, туда ее деревенские сбросили за колдовство, с тех пор затаила она злобу на людей. Мечтала все, как свободу обретет да накажет всех обидчиков. Видать обрела волю-то.

– И куда делась после?

– Кто ж ее знает, – пожал плечами Малют. – В своей деревне беды наделала, кого утопила, кого отравила, а кому и избу сожгла. А уж куда дальше направилась, черт ее знает. Хотя, сирины местные могут кое-что знать, они в глубине темного леса живут. Сплетницы похлеще деревенских баб.

– Опасные они, сирины-то, – призадумался Купич. – к ним просто так не сунешься, начирикают песен своих и сожрут.

– Как есть. Но их задобрить можно, принеси им пуд яблок, все расскажут.

На том и порешили. В тот же вечер Купич растормошил Залетного, отволок его в сад и окунул в студеную воду, чтобы привести в чувства, а Матрена тем временем яблоки собирала. И пока Ваня пытался уползти от лешего, проклиная всех и вся, Купич продолжал свое дело. Приготовил отвар из сушеных трав, потер садового клопа туда и влил кефира, жижа получилась вонючая, что аж Матрена нос прищепкой зажала и комары разлетелись. Поймали домовые хозяина буйного, руки-ноги связали и на спину перевернули, потом открыли рот да влили туда смрадное зелье. С минуту Ваню трясло, с минуту дугой гнуло, а с полчаса тошнило. Когда же вышла вся гадость из тела бренного, тогда  же и ум просветлел. Завели они его в дом, в постель уложили, чаю налили:

– Вот что, Ванюша, – присел Купич рядышком и ножки свесил. – Путь-дорога тебе предстоит дальняя, коль хочешь русалку спасти. Так что, хватит пить и людей поминать.

– Все шутки шутишь, – говорил Залетный, пытаясь запить мерзкий привкус во рту. – Не воротить Вею, застряла она в том озере.

– Проспись. Завтра с петухами выходишь, – похлопал его по плечу домовой и ушел.

На следующее утро растолкали домовые Ваню, блинами с медом накормили, за спину мешок с яблоками повесили и вытолкали за дверь. А Купич наказал:

– Пойдешь вглубь леса, дойдешь до вековых сосен, там сирины обитают. В уши травы напихай, чтобы не слушать их песни колдовские, а как встретишь – яблоками угости и спроси то, о чем знать хочешь. Они всю нечисть в округе знают.

– А если они не знают? – спросил Залетный обреченным голосом.

– Тогда вернешься и нажрешься до поросячьего визгу, – буркнул недовольный Купич. – Хватит уже сопли по телогрейке размазывать, мужик ты али баба? Иди…

И пошел Иван в лес, а домовой стоял в обнимку с женой, провожая взглядом хозяина.

Часть 4

Весь день провел в пути наш друг Иван. По дороге кого только не встречал, и Аспид мимо пронесся как угорелый, а за ним какое-то чудище лесное с мешком, и кикиморы просеменили на шабаш, Ваньку с собой звали, ласками заманивали, но Залетный не соблазнился, и водяной прошлепал, все спрашивал, не встречал ли тот дочку евонную.

Уж сумерки спустились, а Ваня все шел. Тьма вокруг кромешная да звуки жуткие, то крякнет кто, то ухнет, то зарычит, но Залетный не боялся, здесь он был свой, тем более места опасные знал и обходил их стороной.

 Вскоре лес поменялся, вместо елочек и березок пошли дубы в три обхвата, сосны, уходящие кронами под небо, вся земля была усеяна опавшими иголками, сухими шишками. Меж стволов паутина поблескивала, где-то из дупел глазищи страшные выглядывали, а над головой созданья ночные проносились, кто-то бродил в сумраке, отчего опавшие ветки трещали. Иван тогда ход-то замедлил. Здесь он еще не бывал и Бог его знает, чего ожидать от хозяев здешних. Шел он тихо, без конца озирался, а потом остановился резко. Пред ним стена из вековых сосен выстроилась:

– Вот оно, логово, – прошептал Иван.

И в то же мгновение пронзительный крик раздался откуда-то сверху, кроны закачались, зашелестели. Только и почувствовал Залетный, как его кто-то за шкирку схватил да ввысь поднял. Скоро оказался Ваня над самим лесом темным, посмотрел он наверх и увидел над собой птицу огромную, крепко вцепилась та когтями в рубаху добычи своей. Облетели они сосны могучие, после чудище накренилось да камнем вниз пошло. Как оказались над землей, расцепила птица когти, так Иван и  шмякнулся оземь. Прокатился он, собрал все острые камни с иголками, благо мешок с угощением не порвал. А птица взмыла вверх и уселась на камень высокий, только вот лик-то у этого создания был человечий, как и шея с грудью, потом уж перья начинались. Похлопала она крыльями, почиркала когтями об камень и заговорила диковинным голосом:

– Гляньте-ка, кто пожаловал к нам. Ванька Залетный! Сам! – затем повернулась крылатая к камням, на вершинах которых взгромоздились гнезда черные и крикнула. – Девоньки! Вылетайте! Тут к нам желанного гостя занесло.

Тут же из гнезд головы показались, потом и туловища:

– Ой, радость-то какая, – заголосила одна из них. – Давно мы человечинкой не потчевались.

Слетели дьяволицы вниз, окружили Ивана:

– Ну, здравствуй, Ванюша. Слухи о тебе по всему лесу ползут, наконец-то воочию повстречались.

– И вам не болеть, – робко произнес Залетный. – Вы, девицы, не серчайте, но я пришел к вам не как ужин, ответы мне нужны.

Расхохотались тогда сирины, захлопали крыльями:

– Вот чудак-человек!  С чего же ты решил, что мы тебе помогать будем? Сирины никому добра не делают.

– Я вам и гостинцев принес.

Тут затаились они, переглянулись между собой, заквохтали:

– Ну, показывай. Поглядим на подарочки.

Иван снял с плеча мешок и поставил в центре, тут же сирины набросились, разодрали мешок лапами, а оттуда яблочки посыпались.

– Этот обалдуй яблоки припер, – скривилась одна. – Эх, когда же поймут эти деревенщины, яблоки мы едим только на Спас.

Но вдруг, откуда ни возьмись, раздался грозный старческий голос:

– А ну, разошлись курицы!

Крылатые бестии вмиг всполошились и в рассыпную, а прямиком к Ивану шла старшая, прихрамывала старуха, крыльями подергивала, отчего сизые перья выпадали, длинные косы по земле волочились. Лицо ее было покрыто глубокими морщинами, ястребиные глаза смотрели на гостя с недоверием. Подошла бабка к Ивану, осмотрела с ног до головы и заговорила:

– Зачем пожаловал?

– За помощью пришел. Хочу узнать за одну ведьму.

– В лесах много кого бродит, шел бы к ним. Мы с едой не разговариваем.

– Не к кому больше мне идти, бабушка, – опустил взор Иван и на землю сел. – Хочу возлюбленную из озера колдовского вызволить. Вы глаза и уши леса могучего, все про всех знаете, к кому, как ни к  вам… – тут совсем Залетный опечалился, махнул рукой. – Ладно, дерите, рвите на куски. Сколько живу, покоя найти не могу, может после смерти получится…

– Возлюбленную, говоришь – заскрипела бабка. – Ладно, айда в мое гнездо.

Оживился тогда Ваня, вскочил на ноги, глаза заблестели. А остальные крылатки загрустили, стоят, перышки чистят, с лапы на лапу переминаются:

– Черт с вами, – молвила старшая, – пойдемте и вы, индюшки бестолковые.

Гнездо бабка на земле устроила, потому как летать ей уж было невмоготу. Внутри все пухом уложила для мягкости. Шагнул туда Иван и по пояс утоп, тепло сразу стало, а сирин в середине уселась, лапы под себя подобрала, нахохлилась, другие же по кругу расселись.

– Давай, спрашивай.

– Водилась в колдовском озере русалка одна, ее за ворожбу жители в воду сбросили, звали Беляной. Так вот, обманула она добрую девицу, заманила в воду и души лишила, себе забрала, чтобы в человека обратиться.

– Беляна-краса… – зашептали сирины.

– Да, да… знаю такую, – ответила бабка. – Эта ведьма никому житья не давала, все бегала по лесам, нечисть стращала, пыталась на свою сторону сманить, чтобы деревню какую-то разорить. Дурная, – и раздался смачный «хмык».

– Так, где же она сейчас? – Иван аж вперед подался, отчего пух в рот налетел.

– Поговаривают, связалась с одним упырем, поселилась на кладбище. Там изба заброшенная на окраине стоит, в ней-то и засела, гадюка. Нескольких девок моих словила, да вурдалаку своему на расправу отдала. Хотели мы ее изничтожить, но ведьма силой владеет.

– Вот спасибо, бабушка, вот удружила.

И Ваня хотел уже встать, как старуха крылом его к месту прижала:

– А куда это ты так быстро собрался? Нет, милок, сначала отработать надобно.

– Так что же я могу?

– На балалайке играть умеешь али на гуслях?

– Чего же не уметь, умею. На гуслях.

– Вот хорошо. Мы петь любим, а без музыки совсем не льется песня. Давай-ка, подсоби девицам красавицам.

И уже через мгновение на коленках у Залетного лежали гусли, настроил он их, побренчал для пробы. Потом похрустел пальцами, встряхнулся и как пройдется по струнам. Раздалась мелодия нежная. Как услышали сирины звуки чудодейственные, сразу запели:

В саду рябиновом

 Живет соловушка.

Лучами греется

Перната девица…

В саду рябиновом

Живет соловушка.

Слезами каплями

Встречает ночь…

 От их голоса Иван в забвение впал, словно в Раю оказался, перед глазами сады диковинные разрослись, средь которых его Веюшка гуляла. Смеялись двое, шутки шутили, на траве возлежали. Ягоды спелые ели да в небо голубое смотрели, а когда очнулся Иван, то уже сидел недалеко от кладбища старинного. Вокруг ни души, только темнота и скрипы далекие:

– Одурманили-таки голосом своим, – произнес Иван, оглядываясь по сторонам. – Но спасибо, на место доставили с ветерком.

Сразу понял Залетный, кладбище это проклятое, заколдованное. Над ним тучи сгустились, туман по земле волочится. Кресты могильные покосились, холмы бурьяном поросли и только одинокая тропинка вела через погост куда-то вдаль, утопая в сумраке. Видимо к той самой избе заброшенной, где поселилась ведьма с вурдалаком.

Перекрестился Ваня, взял ветку осиновую, ножичком обстругал и за телогрейку спрятал, потом водицы из ручейка набрал, нашептал на нее молитв церковных да умылся, крестик из-под рубахи вытащил. Теперь упырь и близко не подойдет, а вот с ведьмой что делать Залетный не знал. Посему решил поговорить по-человечески, авось и одумается.

Ступил он на тропинку опасную и пошел, не глядя по сторонам.

 Пока шел, то слева, то справа от него мертвецы поднимались, хватали его за одежу и к себе тащили, но Иван молился вслух, в глаза им не смотрел, поэтому те обратно в могилы прятались несолоно хлебавши, змеи ядовитые из темноты шипели, укусить пытались, только давил их Залетный или палкой отшвыривал куда подальше, а под конец воронье над головой закружило, все пытались глаза выклевать, да не вышло. Вскоре туман рассеялся, и впереди заброшенная изба показалась, смотрела она на гостя незваного  кривыми окошками с битыми стеклами, по завалинке то и дело крысы сновали, стены мхом поросли, на крыше дыры зияли. Если бы не тоненькая струйка багрового дыма из печной трубы, показалось бы, что тут никого нет уже лет двести. Подошел Иван к двери, в щелях которой оранжевый свет маячил, толкнул ее легонько, она и отворилась. Ударило в нос зловоние, Залетный аж закашлялся. Только он порог переступил, как дверь за ним со скрипом захлопнулась.

 Ступал храбрец осторожно, дыры в полу перешагивал, шел на свет в дальней комнате. Остановился перед входом в помещение, а там посередке стол стоял, на нем чан большой, в котором жижа булькала с торчащими мослами, наполняя воздух отвратным смрадом. В углу этой проклятой кухни печка пыхтела. Иван вдохнул глубоко и хотел уже войти, как услышал голос за спиной:

– Не торопись порог переступать. Ежели не сказать слов особенных, вынырнет из котла чудище и сожрет в один присест.

Обернулся тогда Залетный, глядит, а пред ним дева стоит, смоляные волосы по плечам стелются, глаза бесовским пламенем горят, внешностью обладает чарующей. Стройное тело наряжено в открытый сарафан без исподней рубахи.

– Беляна-краса? – сглотнув ком, заговорил Иван.

– Она самая. Чем обязана? Зачем в мою избу пришел?

– Поговорить надобно.

– Давно ко мне люди не захаживали, все черти да упыри. Ну проходи, дорогим гостем будешь.

Прошептала слова волшебные ведьма и зашли они в комнату, где усадила Беляна Ваню за стол, сама же напротив устроилась. Сидит, смотрит на Залетного вожделенным взглядом:

– Ну, рассказывай. Кто таков, чего надо.

– Звать меня Ванькой Залетным. Пришел просить тебя об услуге. Верни душу русалочке из колдовского озера.

– Ах, вот оно в чем дело, – заулыбалась Беляна и на спинку стула откинулась. – И ты думаешь, что я вот так просто пойду, в озеро вернусь… Ты, Ванюша, никак белены объелся,  раз пришел ведьму о такой несуразице просить. Твоя утопленница сама к озеру пришла, помереть хотела, я лишь помогла.

– Ты мне зубы не заговаривай, – рассердился Иван. – Топиться Вея не хотела, это ты ее сманила, ведьма проклятая!

На этот крик Беляна только засмеялась, после чего хлопнула ладонью по столу:

– Не разоряйся, глупый человек! – цыкнула она на него, заставив замолчать. – Ты пришел в мой дом, а значит, можешь больше не уйти отсюда. Вот позову вурдалаков, вмиг тебя иссушат, тоньше хворостины станешь, или в какого зверя обращу, да на охрану своей избы поставлю, будешь до конца дней своих на цепи сидеть и кости с моего стола жевать. Наглецов не терплю.

– Проси что хочешь, Беляна, но верни душу моей возлюбленной.

– Что хочешь, говоришь, – призадумалась ведьма, затем встала, подошла к Ивану, оглядела его со всех сторон, руками по широким плечам провела. – А ты мужик видный. Давно бабы не было?

Но Залетный молчал, догадывался, чего ведьма потребовать хочет. А Беляна села на край стола, подол сарафана задрала до самих бедер, подтянула к себе Ваню:

– Слушай, я давно одна живу. Окажи услугу одинокой девице.

– Что мне с того будет? Вернешь тогда Вею?

– Все от тебя зависит, Ваня.

И стоило только Ивану посмотреть Беляне в глаза, как пропал парень. Околдовала краса его, отчего схватил он ее, прижал к себе, и слились они в поцелуе страстном. Уже скоро на ведьме не осталось одежды, как и на Ваньке. Обнимал Залетный деву так, что у той дух захватывало, а уж как целовал… от таких поцелуев дрожала Беляна мелкой дрожью, пальцы от напряжения в дерево впивались, а стоны на всю избу раздавались. От бурных страстей даже котел полетел со стола.

Наутро они проснулись вместе, лежали на Ванькиной телогрейке, только не было радости в глазах ведьмы. Залетный же сел, обхватил голову руками да как принялся проклинать себя за то, что изменил возлюбленной с той, которая ее погубила. Смотрела на него Беляна, смотрела, а потом и говорит:

– А знаешь, что со мной приключилось?

– Ведьма ты, вот люди и утопили тебя в колдовском озере, – ответил Иван, не глядя в ее сторону.

– Ложь все это.

– И где же правда?

Усмехнулась та, прикрыла наготу волосами:

– Жила я в семье, как и все. Мечтала полюбить, замуж выйти, детишек нарожать да жить душа в душу. Но предал меня возлюбленный, оклеветал перед честным народом, а сам на другой женился – богатой. Я ж после этого сон потеряла, люди со свету сживали, гулящей обозвали и все ходили, пальцем показывали, вон мол, позорница идет, тухлыми яйцами забрасывали. Но все бы ничего, пережила бы как-то, только вот мало этого показалось деревенским. Схватили меня парни соседские одним вечером, затащили в заброшенную избу и развлекались несколько дней кряду. Думала, что помру, но нет – живая осталась. Тогда-то и захотела отомстить, сходила к бабке, что жила у самого леса, взяла у нее травок сильнодействующих и подмешала в питье мучителям, те после этого лишились силы мужской. А меня потом ихняя родня поймала, раздели догола, исхлестали ремнями до полусмерти да к озеру оттащили, руки связали и бросили в воду. Так и закончилась жизнь моя. А теперь скажи мне, Ваня, я ли зло после этого?

Обернулся тогда Иван, посмотрел на нее и сердце сжалось:

– Жестоко они с тобой обошлись.

– Да, и ведь ни один не вступился. Даже отец с матерью отвернулись.

Вдруг захотелось Ване обнять ее, что-то особенное он увидел в глазах ведьминских, не колдовское, не бесовское, что-то иное. Подтянул ее к себе, а Беляна прильнула к нему всем своим телом, уткнулась в шею, Залетный только и почувствовал, как горячие слезу побежали по его груди.

– Не реви, девица, не реви, – шептал он, поглаживая Беляну по голове. – Прости меня, если обидел чем.

– Давно простила, Ваня

И принялась краса целовать его. Так и легли они обратно, утопая в ласках друг друга.

Когда поутихли страсти, Беляна и молвила:

– Помогу тебе. Выполнил ты обещанное, так что, собирайся Ванюша. Пойдем к колдовскому озеру, верну я твою утопленницу.

Часть 5

Добрались двое до колдовского озера только к следующему утру. Тишина стояла вокруг, раннее солнышко мутными струйками касалось водной глади, стрекозы сновали туда-сюда, водомерочки скользили по воде, оставляя разводы, рыба плескалась. Природа-матушка проснулась, а существа волшебные почивали глубоким сном, покуда их время ночное.

Беляна даже зажмурилась, когда вышла к берегу, отвыкла она от света Божьего, все в сумраке да в тумане обитала, с мертвецами беседы вела.  А здесь разноцветье, все блестит, переливается, птицы снуют с ветки на ветку. Давно ведьма здесь не была, поэтому смотрела на родное озеро, а руки у сердца держала. Вспомнились ей дни печальные,  отчего даже слезы навернулись. Но чтобы не казаться слабой, смахнула их длинным рукавом и к Ивану обратилась:

– Ну, где утопленница твоя? Давай, зови сердешную.

Но как бы ни кликал Ваня русалочку, не вышла она. Тогда сел Залетный на камень у берега, опустил буйну головушку на руки, да и заплакал как дите малое. У Беляны аж брови на лоб полезли, когда увидела она страдания такие. Вздохнула ведьма, махнула рукой, подобрала подол и вошла в воду озерную:

– Явись ко мне, душенька моя ненаглядная, – заговорила она. – Явись, голубушка. Воротилась я, принимай окаянную.

Провела Беляна рукой по водице, и начались чудеса. Вода забурлила, зашипела и из глубины вышла русалочка. Подошла Вея к ведьме, но заговорить не смела. Только вот как увидела Ивана, бросилась к нему, прижалась. Залетный же обнял ее крепко-прекрепко:

– Веюшка, любимая моя. Прости дурака пустоголового, что покинул и слова не сказал.

– Все равно, Ванюша, неважно это. Главное пришел, вернулся ко мне.

А Беляна стоит, смотрит на них и улыбается, да только улыбка у ведьмы добрая, душевная. Как закончили влюбленные с нежностями, встал Залетный и говорит:

– Верни душу Веюшке. Прошу Беляна, выполни обещание.

– Эх, Ваня, Ваня, – покачала та головой. – Ничегошеньки ты-то не знаешь. Не могу я душу вернуть твоей утопленнице.

– Как так? Ты же слово дала, – сердился Иван. – Я поверил тебе!

– Знаю, что слово дала. Но обещала не душу вернуть, а утопленницу.

– Что ты голову морочишь, бесовская дочь!

– Погоди, Ваня, – вдруг остановила его Вея.

Смотрела русалочка на Беляну и будто вспоминала что-то, потом подошла ближе, коснулась руки ведьмы, а та разрыдалась да на колени перед ней упала:

– Прости меня, душенька – причитала Беляна. – Прости ведьму проклятую. Бросила тебя в озере, а сама пошла беду творить. Ну не могла я тебя опорочить, не хотела этого.

В мгновение  глаза Веи округлились, присела она около ведьмы и молвила:

– Вспомнила я все беды наши.

Иван же стоял в замешательстве, не знал, что вокруг творится, чего за тайны мрачные. И почему его Веюшка с ведьмой обнимается. Но скоро поднялись две девы и повернулись к Залетному:

– Пора тебе правду узнать, Ваня, – произнесла Беляна.

Тут-то она и поведала то, что заставило Залетного побледнеть и наземь опуститься.

– Вея не утопленница, а душа моя, которую я в колдовском озере оставила.

– Как душа? Что за проделки дьявольские?

– Когда ходила я к бабке-колдунье за травами, попросила ее о помощи. И в день моей смерти исполнила бабка обещание, явилась к озеру в ночь, наворожила, да вернула меня обратно, чтобы я отомстила, чтобы добилась справедливости. Но дабы не порочить душу свою, оставила ее в озере, забрав всю злость и воспоминания с собой. Нарекла душу Веей, а после ушла. И было говорено, ежели полюбит кто душу невинную искренне, то вернется та в тело родное да обретет вторую жизнь.

– Да что же за чертовщина? – вскричал Залетный и голову руками обхватил. – Врешь ты все, ведьма!

– Не врет она, – тихо молвила Вея. – Правда это. Не помнила я всего того, что произошло со мной. Забрала Беляна злобу и ненависть, а мне только тоску оставила. Я и есть душа, брошенная, но не на погибель, а на спасение. Теперь же случится чудо, и вернусь я на место законное.

Так и произошло. Зашумели леса, засверкало озеро пуще прежнего, пар густой напустило на девиц, и слились те воедино. А когда рассеялась колдовская пелена, на Ивана уже смотрела одна дева, в лике ее сочетались черты обеих, волосы имели цвет ни вороной, ни пшеничный, а каштановый, только глаза остались зелеными словно малахиты. Ступила она вперед, хотела до Ивана дотронуться, но тот отскочил в сторону и принялся креститься: