Текст книги "Девадаси"
Автор книги: Лора Бекитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Глава II
Похищение
Индия – страна легенд и таинственных уголков. У каждого камня, дерева, ручья есть своя история. Каждый предмет имеет божественную сущность, и человек тоже часть божества. Бесполезно искать бога, потому что он – везде, во всем, в каждом из живущем в этом мире.
Амрита рассказывала Амине о том, что боги стали бессмертными и возвысились над демонами, следуя тропой жертвенности и истины, тогда как демоны погрязли в зависти и лжи. Окружающий мир – это наш дом, бог всегда находится в доме и наблюдает за каждым действием человека. Его волю необходимо уважать, потому лучше вести праведный образ жизни.
Этот день Амрита решила посвятить дочери и завела с ней один из тех разговоров, что будоражат мысли и задевают потаенные струнки души.
Они с Аминой будто совершали тайное путешествие по знакомому миру, заново наслаждаясь красотой изваяний, ароматом благовоний, теплом каменных плит под босыми ногами. Маленькую ручку Амины сжимала нежная рука матери.
– Мама, – серьезно произнесла девочка, – скажи, мой отец – бог?
Женщина вздрогнула. Она давно подготавливала себя к этому разговору, и все же он застал ее врасплох.
– Все мы божьи дети, – медленно промолвила Амрита. – Вместе с тем отец смертного не может быть богом, твой отец был человеком.
– Был? – живо произнесла Амина. – Он умер? – И, не дав матери ответить, прибавила: – Ты говорила, что мы не умираем навсегда. Значит, он может вернуться?
– Умерев, человек не может возвратиться в былую жизнь. У него будет другая, следующая.
– Получается, что одну жизнь можно заменить другой? – Глаза Амины горели любопытством.
Амрита печально вздохнула.
– Нет. Каждая жизнь неповторима по своей сути. Мир устроен так, что все истинное незаменимо. Вера в бога, родная земля, близкие люди. У меня была подруга, которую я очень любила. С тех пор как она исчезла из моей жизни, прошло пять лет, но боль утраты не стала слабее.
– Что случилось с твоей подругой?
– Тара отправилась на поиски счастья и не вернулась. Наши пути разошлись, и я, к сожалению, не знаю, что с ней произошло.
– Ты предупреждала, что на пути к истине может быть много препятствий, – заметила девочка.
Амрита лишний раз поразилась ее памяти, восприимчивости и уму. Даже маленькое тело может заключать в себе великую душу!
– Как божество имеет множество ипостасей, так и любое чувство, слово, всякое действие, малейший поворот судьбы может обернуться плохим и хорошим, добром и злом, – сказала женщина.
– Разве с теми, кто здесь живет, может случиться что-то плохое? – удивилась Амина.
Амрита вспомнила потерявшую надежду Тару и… Камала. Прекрасного Камала, окровавленного, с переломанными костями. Никто не вмешался, не защитил его, не помог.
Прежде она была уверена, что находится под надежной защитой, потому что, как и Амина, с детства слышала о том, что великий Шива – ее вечный покровитель, повелитель и муж.
Что она могла сказать маленькой девочке, своей дочери? Единственному близкому, горячо любимому существу?
– Надо надеяться, что бог защитит и поможет нам. И здесь, и за пределами храма.
– Разве я захочу и смогу покинуть храм?
– Кто знает, Амина! Многие из нас сочли бы возможность выбора счастьем, тогда как другие предпочли бы не иметь другой судьбы.
Они уселись под деревьями и продолжили разговор. Золотистый солнечный свет пробивался сквозь густую листву, а воздух был напоен свежим и терпким запахом древесной смолы.
Амрита знала, что в детстве время ощущается по-иному. Занятия танцами, чтение священных текстов, знакомство с мифами, обучение искусству одеваться, наносить краски на лицо и тело, игры с подругами, еда и сон – все сливается в череду событий, напоминающих яркую ленту, и течет без остановки, без конца и начала. Жизнь представляется естественной, гармоничной, как и все, что свершается в ней.
– Амрита!
Резкий окрик вырвал ее из мечтаний. Женщина удивленно оглянулась.
К ней спешила Хемнолини, которая всегда двигалась степенно, не торопясь, а ее жесты и речи были исполнены медлительной важности.
– Вот ты где! Скорее иди к жрецам, а я отведу Амину домой.
– Что случилось?
– Прибыл важный гость. Он хочет тебя видеть.
– Меня? – удивилась Амрита.
– Он назвал твое имя. Желает, чтобы именно ты исполнила обрядовый танец. Я всегда говорила, что когда-нибудь твоя слава шагнет за пределы храма.
Хемнолини усмехнулась. Она была мудрой женщиной, и Амрита знала, что ее нелегко обмануть. В тревожной улыбке пожилой девадаси ей почудилось предупреждение.
Молодая женщина не обрадовалась. Безмятежность дня была нарушена. К тому же у нее оставалось мало времени для того, чтобы привести себя в порядок.
Амрита поспешила в свою комнату. Любой ритуал был игрой, правила которой следовало безукоризненно соблюдать.
Она надела синее сари с янтарной каймой, убрала косу пышными оранжевыми цветами, украсила запястья и предплечья массивными золотыми, а щиколотки – плетеными кожаными браслетами с множеством крошечных, мелодично звучащих бубенцов. Застегнула на талии узкий пояс из белого металла. Подвела глаза, начернила брови, выкрасила кончики пальцев рук и ног алой краской. После быстро произнесла молитву и вышла к гостям.
Девар сразу понял, что никогда не встречал такой красивой женщины. Высокая грудь, тонкая талия, округлые бедра, стройные ноги. Гибкие руки подобны лианам, маленькие кисти и стопы – лотосам, алые губы – лепесткам нежнейших цветков. В ней все было прекрасно: и длинный разрез глаз под изломами тонких бровей, и светлое, как луна, лицо, и золотистые блестки на тонких крыльях изящного носа!
Движения тела танцовщицы, ее рук, губ и глаз передавали тончайшие оттенки человеческих чувств. Она приковывала к себе внимание сочетанием утонченной сдержанности и страстной силы, затаенной скромности и задорной открытости.
Принц Арджун смотрел на девадаси как на дорогую вещь. Приходило ли ему в голову, что, исполняя танец, женщина поклоняется Всемогущему, воплощает его желания, открывает дорогу спасения и себе, и тем, кто любуется ее искусством? У него было достаточно денег, чтобы купить все, что он пожелает, кроме того, что дается милостью великих богов: любовь, искренность, простое человеческое счастье.
Амрите не понравился взгляд «важного гостя», в нем была непонятная угроза. Закончив, она поклонилась – конец тяжелой, смоляно-черной косы коснулся земли.
Гость сказал, что восхищен ее танцем, но в его холодных глазах не было восторга – лишь голод хищника.
Слуги богатого паломника молчали. Безукоризненно вышколенные, они стояли как истуканы.
Жрец велел Амрите подготовить себя к другому ритуалу. Отказаться было невозможно, и молодая женщина вновь задумалась о том, что ее, как и Тару, начинает тяготить служба в храме. Может ли она почитать бога, если ей не нравится то, что она делает?
Амрита почувствовала, что ее бьет озноб. Тара была смелее и называла вещи своими именами! Тогда как она… Если бы у нее хватило решимости взять Амину и бежать куда глаза глядят!
Для важного гостя приготовили богатое ложе, подобное тому, на котором возлежала Амрита, когда проходила посвящение в девадаси. Теперь она понимала, почему в первый раз все было именно так: в ее воображении должен был запечатлеться образ некоего возвышенного, вознесенного над обыденностью, роскошно обставленного действа.
Она принялась уговаривать себя. Ей не избежать объятий состоятельного паломника, потому лучше покориться, перетерпеть. Тем более что он молод и даже красив.
Амрита была права: этот богатый и знатный мужчина пришел в храм не для того, чтобы почтить бога и вкусить божественной благодати. Его не интересовали ни священные тексты, ни сложный подготовительный ритуал, а только тело танцовщицы.
Завершив телесный акт, следовало поблагодарить друг друга и бога и расстаться, но гость не желал отпускать Амриту и требовал продолжения. Он был не груб, но бесцеремонно настойчив и словно похвалялся своей мужской силой. Было ясно, что он привык повелевать людьми и никогда не знал отказа.
А быть может, напротив, знал, и это доводило его до исступления, пробуждало тайную злобу. Наверняка он в чем-то разочаровался, не был счастлив и что-то искал, как все люди, но эти поиски не были поисками добра и святыни.
Амрита почувствовала, что женщина никогда не была для него сокровищем, он всегда относился к ней как к вещи.
Наконец опустошенная и разбитая танцовщица вернулась к себе. Амрита ощущала себя оскверненной – такого с ней еще не случалось. Она старалась выбросить из головы мысли о человеке, которому только что принадлежала, и не могла – они опутывали ее, как змеи, лишая воли и пробуждая стыд.
Амрита надеялась, что никогда его не увидит и постепенно забудет о нем.
Молодая женщина не поверила своим ушам, когда ее позвали в одно из храмовых помещений, а перед тем сказали, что с ней желает поговорить все тот же «важный гость».
Он сидел на подушках и пристально смотрел на Амриту горящим, жадным взглядом. На нем были роскошные изумрудно-синие одежды и ярко-алый, украшенный алмазной брошью тюрбан. Пальцы унизаны дорогими перстнями, на груди – золотая цепь. Рядом стоял человек в темной одежде, с хмурым смуглым лицом и ничего не выражающими глазами. Всем своим видом он напоминал сторожевого пса.
Гость сделал ему знак выйти и остался наедине с танцовщицей.
Молодая женщина почувствовала себя маленькой птичкой, которую вот-вот проглотит огромный удав, и постаралась взять себя в руки.
– Хочу открыть тебе тайну. Я принц Арджун, сын раджи Майсура, – торжественно произнес гость. – Путешествую по землям Индии. Я видел воды и горы, дворцы и храмы, груды золота и море крови. Ничто не поразило меня так, как твои танцы, ничто не воспламенило сильнее, чем твоя любовь!
Он замолчал, чрезвычайно довольный собой, тогда как Амрита подумала: никогда еще то, что происходило между ними, не было так далеко от любви!
– Я возвращаюсь домой и предлагаю тебе уехать со мной. Ты станешь жить во дворце и будешь иметь все, что пожелаешь.
Амрита пыталась не выдать волнения и испуга.
– Я служу в храме и останусь здесь навсегда, – осторожно ответила она.
Он усмехнулся.
– Навсегда? На свете нет ничего вечного. Даже боги – и те не бессмертны.
Амрита не сдержалась и слегка приподняла брови.
– Боги?..
– Придет время, и о них все забудут, а это все равно что смерть. Даже жрецы, случается, больше думают о звонкой монете, чем о богах! – небрежно произнес принц и добавил: – Потому надо жить настоящим и пользоваться всеми возможностями, какие дарит судьба.
– Откуда вам известно мое имя? – спросила Амрита, чтобы выиграть время.
Сын раджи сладко улыбнулся.
– Разве ты не достойна того, чтобы о тебе знал весь белый свет? Между тем ты живешь, окруженная богатством, которое тебе не принадлежит.
– Я служу богу. Мне довольно его любви, – кротко ответила Амрита.
Принц Арджун презрительно рассмеялся.
– Это тебе внушили жрецы? Им – деньги, а тебе – «любовь», подачка от бога? Поверь, у меня во дворце ты получишь и то, и другое!
– Ваше высочество, – сказала Амрита, – простите, но я… не могу.
У нее не хватило смелости сказать «не хочу».
Она стояла перед ним, взволнованная молодая женщина в скромном сари, с большими блестящими, полными тревоги глазами и красивым, нежным лицом, в котором чувства отражались так же естественно и открыто, как и в танце.
Амрита не была похожа на корыстных, пустоголовых наложниц принца, на этих раскрашенных кукол, и ничем не напоминала хитроумных, ревнивых жен, неустанно плетущих интриги подобно тому, как паук плетет паутину.
Все, что она говорила, делала, было искренним, шло от сердца. Эта женщина была чистейшим бриллиантом, какой ни разу в жизни не попадал в руки сына раджи.
Амрита была так же прекрасна в реальной жизни, как и в волшебном танце.
Это заметил не только принц Арджун, но и его телохранитель.
Ночью он лежал на жесткой циновке и думал. Он был полон негодования и злился не только на принца, но и на жрецов. Зачем они заставляют девадаси проделывать такие вещи?! Девар заметил, какой была девушка в танце и как она выглядела после свидания с сыном раджи. Он стоял возле входа и видел ее, растерянную, понурую, похожую на поникший цветок. Девар представлял Амриту в объятиях принца Арджуна, и ему чудилось, будто он видит мотылька в сетях паука, прекрасную розу, которую пожирают черви, беспомощную травинку под копытами буйвола!
Он хотел избавить ее от этого, но не знал как. Он пытался изменить свою жизнь, но не был уверен в том, правильно ли поступает.
Первые жестокие войны на юге Индии начались еще тогда, когда он был совсем мал. Отец Девара, Амичанд Анвар, происходил из воинского сословия кшатриев и состоял на службе у тогдашнего правителя Майсура. Будучи начальником отряда из пятидесяти всадников и двухсот пехотинцев, он получал приличное жалованье и все же не устоял перед предложением маратхов [21]21
Маратхи – воинственный горный народ в западной Индии, населяющий княжество Махараштра. В XVIII веке совершали множество набегов на соседние княжества, принимали участие в войне с Майсуром и с английскими завоевателями.
[Закрыть]и предал своего господина, перейдя на сторону врага.
Ему не повезло, заговор раскрыли, и он попал в плен. Амичанд Анвар был казнен; столь же печальная и позорная участь постигла его семью.
Самого младшего ребенка, Девара, спасла молоденькая нянька. Испуганной девчонке удалось спрятаться в одной из хозяйственных построек дома, а потом убежать в джунгли.
Она вернулась в родную деревню, в свою семью из касты шудр, которая приняла Девара как родного. Правду о своем происхождении мальчик узнал, когда ему исполнилось двенадцать лет и его приемная мать находилась при смерти. Это мало что изменило в его положении: он по-прежнему жил в бедной семье и ему приходилось работать в огороде и поле, как работали другие деревенские мальчишки. Более того, Девар познал горечь отчаяния, ведь его настоящая семья погибла, а родной отец оказался предателем. И все же у мальчика зародилась искорка надежды – вознестись над судьбой.
Он рано понял, что не хочет ковыряться в земле и пасти скот. Не тянуло его и к ремеслам. Когда Девару исполнилось четырнадцать, он нанялся на рудники. Холмы и горы Майсура изобиловали железной рудой, добываемой самыми примитивными способами. Работа Девара заключалась в том, чтобы спускать с горы раздробленную руду, которую затем собирали в тюки и грузили на ослов. Став постарше и посильнее, он принялся, как и другие, долбить гору киркой.
Работа не приносила ничего, кроме усталости и отупения. Платили железными брусками, которые рудокопы продавали крестьянам. Младшие члены артели получали меньше всех.
Проработав на рудниках четыре года, Девар решил уйти, ибо здесь его ждало такое же беспросветное существование, как если бы он остался крестьянином.
В семнадцать лет, еще будучи рудокопом, он впервые переспал с женщиной. Это была нищая девушка, одна из тех несчастных, что бродили по рабочему поселку в надежде заработать несколько рупий.
Девар дал ей денег и подарил браслет из цветного стекла, изготовлением которого славился Майсур. Ложась с ней в постель, он ощущал неловкость и стыд оттого, что воспользовался ее положением. Наутро юноша был разочарован: все произошло слишком быстро и просто и он не испытал ожидаемого восторга.
Покинув рудники, Девар долго блуждал по округе, пока не услышал о Хайдаре Али, который в то время был начальником большого военного отряда и состоял на службе у раджи Майсура. Выходец из низов, тот честно делил добычу среди своих воинов и никогда не задерживал выплату жалованья. Он нанимал на службу не только мусульман, но и европейцев, индийцев.
Девар призадумался. Его одолевали тайные мечты вернуть себе то, чего он был лишен после гибели родителей. Давно поняв, что судьбы мира решают именно воины, он желал следовать своей драхме.
Недолго думая, Девар разыскал военачальника и сказал, что хочет наняться на службу. Его признали годным для обучения и приняли. Вскоре юноша научился метко стрелять из английских ружей, ловко ездить верхом. Через несколько лет Девар превратился в опытного и бесстрашного воина. Его можно было скорее принять за мусульманина, наваята [22]22
Наваятами в Южной Индии называли потомков арабов, бежавших в страну из Ирака в начале VIII в.
[Закрыть], чем за индуса: как правило, единоверцы Девара отличались послушанием, но не храбростью; они старательно исполняли приказы, но в них напрочь отсутствовал воинственный дух.
Когда одному из сыновей раджи Майсура вздумалось путешествовать, командование назначило Девара его телохранителем не только потому, что тот происходил из кшатриев, а был неподкупен, наблюдателен, смел и верил в тех же богов, что и принц. Или делал вид, что верит.
Молодой воин воспринял назначение как благоволение судьбы, но скоро понял, что ошибся. Девару не нравилось в принце все: высокомерие, неразборчивость, бесцеремонность, жадность. Простые люди, среди которых он вырос, были совсем другими.
Девар никогда не высказывал своих желаний вслух и гнал прочь мысли о доверии и согласии между людьми, гнал, едва они начинали назревать в недрах разума. В нем угадывалась некая воинственная сила, но он умел подчинять эту силу воле, сдерживать и скрывать ее, не позволял ей вырываться наружу. Он привык рассчитывать каждый свой шаг и знал, что малейшее движение, любое слово или взгляд могут стать решением заданной судьбою задачи.
Утром принц Арджун был очень зол: жрецы храма Шивы отказались отпустить Амриту даже за очень большую плату. Храм уже лишился Тары и Камала; потеря еще одной ведущей танцовщицы будет невосполнима.
Тогда принц позвал к себе Девара и сказал:
– Девушку необходимо украсть.
Девар отшатнулся.
– Ваше высочество…
– Это приказ, – жестко прервал его Арджун. – Я не покину Бишнупур без этой женщины. Ты выведешь ее из храма сегодня ночью.
Девар не мог понять принца. В услужении Арджуна были сотни прекрасных женщин, зачем ему понадобилась храмовая танцовщица?
На самом деле Девар догадывался, что именно покорило сына раджи. Не только плавные, изящные движения, гордая осанка, веселый и открытый взгляд. Телесная красота этой женщины сливалась с ее прекрасной духовной сущностью. В своих блестящих украшениях она казалась усыпанной звездами богиней.
Богиней… Девар поверил бы в это, если бы не знал, что индийские женщины рождены не богинями, а рабынями.
Девар видел полыхающий огонь в глазах Арджуна. Он хорошо знал, что принц злопамятен и жесток. Невыполнение приказа неизбежно повлечет за собой наказание, а то и разжалование.
Он спрашивал себя, так ли почетна судьба воина, если по долгу службы ему приходится похищать женщин?
Тем же днем Девар узнал, где живут девадаси, а вечером спрятался на территории храма.
Тревожно шумели на ветру деревья; луна то проглядывала меж облаков, то скрывалась за ними. Девар дрожал – не от страха, нет, скорее от нерешительности и стыда. Предупредить танцовщицу? Сказать, чтобы она убежала? Куда? Самому бежать вместе с ней?
Неожиданная мысль заставила его замереть, но он тут же резко тряхнул головой, будто хотел прогнать предательское наваждение.
Девар неслышно прокрался в комнату женщины и увидел неподвижный силуэт. Амрита спала. По полу и стенам расползлись черные тени вперемешку с серебристыми полосками света.
Нужно было спешить; между тем он медлил, не решаясь коснуться танцовщицы. Девар ощущал, как рассудок, неизменный страж его чувств, отступает, а из глубины души поднимается нечто потаенное и непонятное.
Прежде Девар не пытался взвешивать на невидимых весах свою собственную совесть и теперь почувствовал, как она нестерпимым грузом давит на сердце.
Вдруг Амрита пошевелилась, повернулась на бок, и тогда, внезапно очнувшись, он набросился на нее, навалился сверху, зажал рукой рот и, подмяв под себя, попытался скрутить руки.
Женщина сопротивлялась; Девар с удивлением почувствовал, насколько она гибка и сильна. Он не мог представить, как станет смотреть ей в глаза. Но приказ есть приказ: Девар связал Амриту припасенной заранее веревкой, замотал ее голову покрывалом и быстро понес свою добычу к выходу.
Глава III
Вдова
Спустя месяц после того, как Тара навестила Джаю, муж сестры Кирана, шестидесятидвухлетний Махендра Питимбар, скончался. Несчастной вдове предстояло разделить его судьбу.
С раннего утра дом наводнили родственники покойного – они ходили туда-сюда, делали распоряжения, выражали притворное отчаяние и горе. Брахманы читали мантры. Люди из низших каст, которым дозволено прикасаться к мертвым, обмывали и обряжали тело.
Пожилые женщины отвели Джаю в одну из комнат, велели снять украшения, цветное сари, распустить волосы и подали ей белую одежду.
Молодая вдова смотрела сквозь лица чужих людей на что-то, видимое ей одной. Без надежды, но с робким желанием получить сочувствие и поддержку Джая ждала приезда отца и брата. Она была рада еще раз повидаться с ними перед тем, как придет час взойти на костер и проститься с земным существованием, которое не принесло ей ничего, кроме несбывшихся надежд.
День за днем, год за годом настоящая, яркая и полная событий жизнь проходила мимо. В той жизни, недоступной ей, можно было влюбляться, испытывать радость от близости с мужчиной, рожать детей. Джае не довелось познать ни первого, ни второго, ни третьего. Почтенный брахман Махендра Питимбар заболел и слег через несколько месяцев после свадьбы. Джая преданно ухаживала за мужем, зная о том, что, когда он умрет, ей придется последовать за ним. Молодая женщина не любила своего супруга, но хорошо представляла, что такое долг.
В лице Джаи, обрамленном прядями густых черных волос, похожих на два огромных вороновых крыла, не было ни кровинки. Руки молодой женщины лежали на коленях, из-под белого сари выглядывали ступни босых ног.
Пожилые женщины предусмотрительно завесили окна, и в комнату не проникал солнечный свет, отчего она была похожа на склеп. Джая неподвижно просидела несколько часов, после чего ей принесли мучную похлебку и воду (вдове не полагалось другой пищи), но она не могла ни пить, ни есть.
Унося нетронутый поднос, женщины сообщили ей о том, что астролог определил день и час, благоприятные для похорон: послезавтра утром.
Джая глубоко вздохнула. Теперь она знала – когда. А как – ей уже рассказали.
Перед сожжением на костре вдова должна раздарить родне одежду и украшения, потом отправиться к месту похорон в сопровождении родственников и знакомых. Каждый, кто встретит на пути траурную процессию, обязан присоединиться к ней. Перед началом обряда брахман прочитает положенные мантры, окропит вдову водой из Ганга и посыплет ее голову листьями священного растения тулси. Под грохот похоронной барабанной дроби женщины помогут несчастной подняться на последнее в ее жизни ложе, застеленное покрывалом, на котором вышит ритуальный узор, и лечь рядом с мертвым мужем, после чего кто-то из родственников подожжет поленья – и сооружение охватит жаркое пламя. Дабы Джая не попыталась выбраться из костра, ей свяжут ноги и руки.
Когда угли остынут, пепел и останки покойных соберут в медную или бронзовую урну и развеют над водами священного Ганга. На месте самосожжения установят особый камень, которому будут поклоняться как юные невесты, так и замужние женщины. Люди будут говорить, что Джая была преданной, добродетельной женой, и ее родным всюду будет почет.
Смерть мужа посылается женщине в наказание за грехи, совершенные ею или в нынешнем рождении, или в одном из предыдущих. Принимая мучительную смерть, жена получает возможность обрести вечное блаженство вместе с супругом.
Молодая женщина заметила, что окружающие избегают прикасаться к ней из боязни оскверниться, ибо вдова считается «нечистой».
Однако Киран не испугался: войдя в комнату, где сидела Джая, он устремился к ней и схватил за руки.
– Сестра!
– Ты приехал, – прошептала она непослушными, побелевшими от волнения губами.
– Да, и я, и Мадхур, и отец. Какое несчастье, Джая!
– Это должно было случиться, – произнесла девушка. Голос Джаи был тихим, тон – спокойным и ровным. Казалось, она уже принадлежит иному миру. Смерть мужа отбросила ее за невидимую черту, превратила в существо без прошлого и будущего.
Никому не было дела до того, что в ней жили сотканные из множества мгновений воспоминания, сложные и тонкие чувства! Отныне она не имела права чего-то желать, к чему-то стремиться, любить, думать, мечтать.
Послезавтра Кирану, его жене и отцу придется наблюдать за ее нечеловеческими страданиями, за мучительной смертью!
Старшему брату Джаи стало страшно и стыдно, и он поскорее вышел из комнаты. Почти сразу столкнувшись с отцом, он прошептал:
– Неужели нельзя отказаться от этого чудовищного обычая?!
Заминдар выглядел постаревшим лет на десять. Его плечи опустились, глаза были полны отчаяния и горя.
– Боюсь, что нет. Родственники Махендры Питимбара очень религиозны, они не позволят… Если отказаться, Джая будет опозорена, они сживут ее со свету!
Киран презрительно усмехнулся. Он понимал, что даже сейчас господин Рандхар не забывает ни о своей выгоде, ни о своей безопасности, ни о своей репутации.
– О чем вы думали, отец, когда выдавали Джаю замуж? – горько произнес он. – Неужели вы не могли предвидеть, что вашу дочь ждет страшная смерть?!
– Ее супруг казался крепким мужчиной, – пробормотал заминдар.
Киран пожал плечами.
– Он старше Джаи на сорок лет. Было ясно, что он умрет первым.
– В конце концов, такова участь всех вдов. Джая успокоится на небе. Следующая жизнь моей дочери будет полна радости и блаженства.
Молодой человек пристально посмотрел на отца.
– И вы в это верите?
Киран вернулся к сестре и принялся ее утешать. Джая не слушала, она продолжала сидеть в одной и той же позе, застывшая, как статуя. Потом неожиданно заговорила, прервав брата на полуслове:
– Я должна кое о чем рассказать, пока… еще жива. Ко мне приходила девушка. Прежде она была храмовой танцовщицей… – Джая сделала паузу, заметив, что Киран вздрогнул, заморгал и облизнул пересохшие губы. – Она сказала, что ее подруга была твоей возлюбленной и родила от тебя ребенка. Она просила не говорить тебе об этом. Но я решила, что будет лучше, если ты узнаешь.
– Ее звали Амрита?
– Нет, кажется, Тара.
– Не подругу, а ту, другую, мою… возлюбленную… – Голос Кирана дрогнул.
– По-моему, да.
– Ребенок… Мальчик, девочка?
– Не знаю, я не спросила.
Киран опустил голову. Его ребенок?! Возможно ли это? Неужели тогда, во время второй поездки в Бишнупур, он, как когда-то сказала Тара, увидел то, что хотел увидеть?
– Почему Тара пришла к тебе?
– Не знаю.
– Где сейчас Амрита?
– По-прежнему танцует в храме.
– А Тара?
– Она живет в Калькутте.
– С английским офицером?
– Нет. Она вышла замуж за индийца.
Киран помолчал. Потом тяжело вздохнул.
– Я любил Амриту. Я ее не забыл. Не знаю, что бы я мог сказать ей… теперь.
– Я завидую людям, которым выпало счастье любить. Не важно, как сложилась их судьба, – вдруг промолвила Джая. – В другой жизни любви может не быть. Да и самой жизни… тоже.
– Ты должна верить, – только и нашелся что сказать Киран.
– Я верю, – обреченно произнесла сестра.
Затем Джаю посетил отец. Господин Рандхар говорил о том, что человек боится смерти, ибо не знает, что это такое, тогда как на самом деле смерть есть освобождение от уз и тягот жизни, ведущее к новому, лучшему существованию.
Дочь внимательно слушала и послушно кивала. Она ни в чем его не винила. Он был хорошим отцом, он ее любил и всегда заботился о ее будущем.
Ночью Джая осталась одна. Не в силах заснуть, она погрузилась в раздумья. Завтрашний день станет последним днем ее жизни. Послезавтра она умрет.
Девушка сплела пальцы. Обычно люди не знают дня своей смерти, как не знают, от чего умрут. Ей не повезло, и теперь она раз за разом рисовала картины своей страшной гибели.
Джая представила, как родственники покойного мужа поджигают соломенное ложе, как огонь охватывает его со всех сторон и подбирается к ее плоти. Какая, должно быть, нечеловеческая боль! Каким сильным будет желание вырваться, спастись! Волосы вспыхнут, как факел, пламя выжжет глаза, а потом доберется до сердца. Джая с невольным ужасом разглядывала свое тело, от которого останутся только уголья. Что значит не существовать, не быть? Что изменится от того, что она жила, а после ее не стало?
Приезд отца и брата не принес желанного облегчения. Никто ее не понимал, не мог по-настоящему утешить.
Внезапно Джая подумала о том, что жила неправильно. Нужно было всем существом впитывать красоту окружающего мира, радоваться, любить, следовать зову сердца. Быть такой, как… Тара.
Тара! Джая силилась улыбнуться и не могла. Тара. Вот кто был способен ее понять и… сумел бы помочь, не побоялся бы взять за руку, обнять и найти слова утешения. Жаль, что Таре неизвестно о том, что должно случиться… Быть может, послать за ней, попросить, чтобы она пришла? Джая глубоко вздохнула. Ей стало немного легче, она уже не чувствовала себя такой одинокой. Именно в этот момент у нее зародилась мысль о возможном спасении.
Утром ей вновь принесли еду, и она опять не смогла проглотить ни крошки. Что толку есть, если завтра она умрет?
Внутреннее состояние Джаи изменилось. Сперва она впала в оцепенение, потом ею овладел страх, затем промелькнула досада на окружающих, теперь девушка принялась размышлять и прислушиваться к своим желаниям.
Когда женщины ушли, она подошла к двери и увидела, что та не заперта. Тюрьмой была не комната, а сама жизнь, ее нынешнее положение, свод жестоких обычаев.
Никто не посмеет дать ей приют в своем доме, даже напоить ее из своей посуды!
Джая незаметно покинула помещение, спустилась по лестнице и, никем не замеченная, вышла через заднюю калитку. Все были заняты подготовкой к похоронам, за вдовой никто не следил. Мысль о том, что молодая женщина может сбежать, казалась невероятной.
Джая шла по улице, ничего не видя вокруг. В белом сари, с растрепавшимися волосами, скрывающими бледное лицо, она походила на привидение и не замечала, как все шарахаются от нее.
Каким-то чудом она отыскала дом, в котором жила Тара. Постучала, и ей открыли.
Джая подняла взор и обомлела. Перед ней стоял разрушитель Шива; у него было три глаза, которыми он смотрел сквозь время, а присыпанная пеплом кожа казалась мертвенно-серой. Вот оно, возмездие, знак того, что ей не уйти от судьбы!
У Джаи вырвался пронзительный вопль, и измученная тем, что ей пришлось пережить за последние сутки, она лишилась чувств.
Когда Джая пришла в себя, она увидела обыкновенное человеческое лицо. Бог исчез, а склонившийся над ней мужчина сказал:
– Простите, что я вас напугал. Это просто краска. Родственники одного покойного брахмана попросили исполнить танец на месте сожжения, чтобы его душа порадовалась. Вам лучше? Кого вы ищете?
Молодая женщина вздохнула. И здесь говорят о похоронах…
– Простите, что пришла, – прошептала она. – Мне нужна Тара.
