Текст книги "Скажи «Сабикон»"

Автор книги: Лора Андронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Лора АНДРОНОВА
СКАЖИ «САБИКОН»

* * *

Пятый подъезд дома тридцать семь по улице Строительной не отличался красотой и ухоженностью. Грязно-зеленые стены пестрели подозрительного происхождения пятнами, на лестничных площадках пылились липкие лужи. Тошнотворно воняло рыбой.

Остановившись напротив двери квартиры номер семьдесят восемь, Олег затянулся в последний раз, бросил окурок на пол и нажал на кнопку звонка. Тишину трижды огласила длинная трель. Никто не открывал.

– В сортире он, что ли? – пробормотал Олег, продолжая терзать звонок.

Из квартиры не доносилось ни звука.

– Лёнька, – заорал Олег, барабаня в дверь кулаками. – Ты там спишь?

Не дождавшись ответа, он сел на ступеньку и глубоко задумался.

Не далее как час назад, на автобусной остановке, он повстречал своего старого друга Леонида Литвинского, тонкий стан которого гнулся к земле под тяжестью целого ящика высококлассного пива.

– Зубр! – приветственно взревел Литвинский, опуская на землю свою ношу. – А я как раз тебе звонить собирался.

Они обменялись рукопожатием.

– Что празднуем? – осведомился Олег, с легкой завистью принюхиваясь. От Леньки пахло вином, сигаретным дымом и чем-то еще – неуловимым, но очень приятным.

– Уже ничего. А праздновали… Юбилей шефа, кажется… Или годовщину основания фирмы? Черт его разберет, в общем. Это не имеет никакого значения – Леонид обезоруживающе улыбнулся, – А имеет значение то, что я, памятуя о том, что у меня есть дорогой друг по имени Олег Зубр, глотка которого всегда жаждет освежающего, припас некоторое количество сей душистой живительной влаги.

– Купил? – не понял Олег.

Неловко переступив с ноги на ногу, Литвинский утомленно то ли присел, то ли упал на ящик и укоризненно посмотрел на приятеля снизу вверх.

– Не купил, а припас! Подобно домовитому кроту унес в норку. На собственном горбу, между прочим!

– Стало быть…

– Стало быть, жду тебя через час. Захвати с собой некоторое количество хлеба, сыра и прочих продуктов, которые могут пригодиться двум джентльменам, собирающимся приобщиться к таинству пивопития…

И вот, совершив стремительный налет на ближайший магазин, Олег прибыл к заветной квартире. Из белого пакета доносились ароматы сыра и свежайшей белой булки, выжидающе побулькивал глиняный кувшинчик с коньяком. Запустив руку в мешок, Олег извлек оттуда огурец, и опечаленно им захрустел.

– Все ясно. Лёнька забыл про меня и глушит в одиночестве.

Перед его внутренним взором возникла настолько четкая картина бессовестного Литвинского, исполняющего соло на ящике с пивом, что Олег протяжно застонал и с удвоенной яростью навалился на дверную ручку. Не выдержав напора, дверь жалобно щелкнула и отворилась. Поддеть карандашом и скинуть цепочку оказалось делом простым.

– Алё! Ты жив? – закричал он, победно вступая в прихожую и оглядываясь.

Леонид Литвинский жил широкую ногу. Просторная трехкомнатная квартира не была обезображена ни шкафами, ни диванами, ни прочими предметами, необходимыми для создания уютного мещанского гнезда, потому немногочисленные Лёнькины пожитки обитали в углах и на подоконниках. На единственной табуретке валялись майка и джинсы. На газовой плите красовались заляпанные грязью кроссовки. В раковине одиноко плавала бордовая роза. Судя по состоянию ее лепестков, пребывание розы в воде исчислялось уже неделями. Посредине большой комнаты, возле матраца, служившего, в зависимости от обстоятельств, столом, кроватью или ареной для борьбы сумо, возвышался нетронутый ящик пива. Если не считать истощенного таракана на кухне да пары мух, квартира была совершенно пуста.

Олег опустил пакет с провизией на пол и снова осмотрелся.

– Ну и куда пропал этот тип? – пробормотал он себе под нос.

Судя по всему, хозяин квартиры удалился в неизвестном направлении в одних спортивных штанах. Даже мохнатые вислоухие тапочки по-прежнему стояли на своем месте.

Заклеенные и плотно закупоренные окна всем своим видом показывали, что этим путем Литвинский уйти не мог.

– Мистика, – пробормотал Олег и потянулся к ящику за бутылкой пива. Однако, вместо ожидаемых холодных горлышек, его рука нащупала обрывок бумаги.

Поднеся листок к глазам, он прочел:

«Пишу для надежности, а вдруг, все же, получится. Я ушел в другой мир, это тут, по соседству. Если хочешь последовать за мной, встань так, чтобы на тебя падали солнечные лучи, очерти вокруг себя круг и скажи „Сабикон“. На всякий случай прощай. Лёня». Сверху на записке лежала половинка белого мелка.

– Спятил, – убежденно произнес Олег, – я всегда ему говорил, что много читать вредно. Особенно на ночь.

Он стал неторопливо потягивать пиво, пытаясь себя убедить в том, что все сейчас как-то разъяснится. Однако картина происходящего так и не складывалась. Первая пустая бутылка с тихим звоном покатилась в угол.

– Мог ведь он пойти к соседям? А цепочку потом карандашом накинул, как я. От воров бережется.

Обежав взглядом пустую комнату, самым ценным в которой были стопки книг, он воздохнул:

– Впрочем, чего тут воровать-то? Да и не припомню, чтобы Литвинский о таких вещах задумывался.

Через двадцать минут Олег безо всякого удовольствия откупорил третью бутылку и сходил на кухню, измерить раскрытую настежь форточку.

– Тридцать на пятнадцать. Даже при его худобе – совершенно невозможно.

Прикончив последний огурец, он нарезал половину сырного круга, распечатал коньяк, сделал несколько глотков, поморщился и вернулся к пиву.

– Заперся где-нибудь в шкафу и хихикает надо мной. Хотя шкафов тут нет. Как и антресолей.

За окном зарозовел закат, усилившийся ветер шелестел ветвями цветущей белой сирени.

– «На всякий случай прощай». Что это еще за случаи такие?

На седьмой бутылке Олегу стало совсем тошно. Ему казалось, что пустая квартира с укором смотрит на гостя, удобно развалившегося на чужом матрасе, в то время как хозяин пропадает в неведомых далях. От выпитого голова уже заметно кружилась, мир казался простым и правильным. Душа требовала незамедлительных и смелых поступков.

– Ладно. Попробую. В конце концов, что я теряю? – он бодро вскочил и, встав на яркое солнечное пятно на полу, нарисовал вокруг себя кривоватую окружность.

Начерченная мелом линия плотно задымилась, образовывая живой колышущийся кокон.

– Сабикон, – прошептал он, ошарашено пялясь в серую пустоту и прижимая к груди кувшинчик с коньяком.

Кокон возмущенно загудел, завибрировал и лопнул, обнажая изменившуюся действительность. Комната исчезла. Вокруг простиралась неспокойная поверхность океана, булькающая, бурлящая и ревущая в косых струях дождя. Неподалеку виднелась полоска сумрачного песчаного пляжа.

Несколько мгновений Олег висел в воздухе, а потом упал вниз, от неожиданности выронив и мелок, и кувшин. Тяжелые, с толстой подошвой, ботинки тянули на дно, волны захлестывали с головой, но осознание того, что спасение близко, придавало силы. Он пыхтел, отдувался, сопел и греб, греб… Ему уже начало казаться, что он не выплывет уже никогда, как его колено стукнулось обо что-то твердое и скользкое, оказавшееся большим валуном.

Выбравшись на берег, Олег мешком упал на песок и некоторое время пролежал неподвижно. Дождь хлестал, не переставая. Отяжелевшие от воды рубашка и штаны липли к телу, вызывая озноб. Не прошло и минуты, как зубы Олега принялись выбывать замысловатый ритм.

– Как всегда, – мрачно проговорил Олег. – Как всегда я забыл дома зонтик.

С ненавистью глянув на обильно истекающее влагой небо, он потрусил в сторону дюн, и сразу за порослью карликовых ив его взору открылась дорога.

Дорога была так себе. Неизвестная команда строителей не озаботилась покрыть ее ни асфальтом, ни, хотя бы, гравием, потому в данный момент она представляла из себя череду грязных раскисших луж.

– Средневековье. Ранний период. Интересно, что здесь забыл Литвинский? Хочет вывезти отсюда десяток каких-нибудь доисторических блох? И куда мне теперь, спрашивается, идти?

Охая и постанывая, он двинулся было по обочине, но тут холодный ливень сменился градом. Взвыв в голос, Олег с ловкостью коалы полез на ближайший дуб, чья крона ненадежно, но укрывала от непогоды. Но долго рассиживаться среди ветвей не довелось – на горизонте замаячила диковинная колымага, больше всего напоминающая уродливый шишковатый пень на колесах. Олег обрушился с дерева на дорогу и принялся энергично размахивать руками.

– Ау! Эгегей! В вагоне!

Колымага остановилась и тоненькие корешки, бахромой опутывающие ее днище, немедленно зарылись в грязь. Кожаные занавески гостеприимно раздвинулись и Олег, не раздумывая, нырнул внутрь. Чьи-то руки заботливо помогли ему сесть, кто-то накинул на плечи одеяло, кто-то поднес чарку с дымящимся густым напитком. Невнятно бормоча благодарности, Олег стянул с себя промокшую рубашку и ботинки, и только потом поднял глаза на своих спутников.

– Ёееексель-моксель, – только и смог вымолвить он. – Неужто горячка?

В карете сидело трое мужчин – очень высоких, стройных, с длинными вьющимися волосами. Заколотые на висках локоны приоткрывали уши – изящные, заостренные уши эльфов.

– О, юная лиственница, это еще кто? – изумленно воскликнул один из них.

– Странный тип лица, – заметил другой. – Наверняка мутация.

– Сложение дубообразное.

– Волосы короткие! Фи! Какая мерзость!

– Да это ж карл! – вскричал третий эльф – нежный золотистый блондин, – Легендарный карл-лазутчик.

От возмущения Олег обрел дар речи.

– Какой я карл?! Я не карл!

– Обратите внимание на характерную форму челюсти, – продолжал белокурый. – И на кисти рук. Истинно карльи руки!

– Говорю же вам – я не карл!

– Коренастый разлапистый коротышка, – настаивал блондин, – неповоротливый чурбан. Как и все карлы.

– Это я-то разлапистый коротышка? – взбеленился Олег. До сих пор он считал себя юношей рослым и атлетически сложенным.

– А сам-то ты кем себя считаешь? – поинтересовался молчавший до того седовласый старец.

– Я – человек! Хомо сапиенс!

Эльфы разом замолчали, и на их лицах появилось одинаковое соболезнующее выражение.

– Еще и безумный, – заметил кто-то, – настоящая находка.

– Вы не понимаете! Я из другого мира!

– Магатониевые рудники. После них, бывало, и кучевыми облаками себя воображали.

– Дружок, признайся, когда ты бежал с разработок? Тебя никто не будет искать, не будет наказывать, – блондин говорил так, словно обращался к маленькому ребенку. – Все самое страшное уже позади.

– Я не…

– Мы слышали. Тебе кажется, что ты пришелец из других земель, или что ты – сиреневый удав, или куст шиповника, или же рокоссо Прибрежный. Это не имеет никакого значения. На самом же деле, ты долгие месяцы, а то и годы, добывал магатоний. Сие полезное вещество имеет нехорошую особенность испаряться крайне вредными газами, вызывающими мутации тела и духа, подменяющими память и ослабляющими разум.

В голосе эльфа звучала такая спокойная убежденность, что Олег невольно засомневался в правдивости собственных слов.

– Меня зовут Персель, и я буду твоим хозяином по праву нашедшего.

– Хозяином?! Я свободный человек!

Персель заливисто рассмеялся.

– Вот пень-то. Упрямый! Наверняка убийцей был. Многократным.

– Магатониевый сновидец

– Или ворюгой?

– Да какая разница! Добезобразился, птенчик. Теперь уж не почирикает.

– Прекратите! – старец возмущенно стукнул кулаком по скамейке. – Как вам не стыдно? Да, возможно, он повинен во многих грехах, но тяжелый труд на благо общества искупает все. Вы только посмотрите на него! Маленькое, жалкое, изуродованное существо с покалеченным разумом и психикой. Разве это и не есть расплата? Разве его безумные речи не говорят о том, что вместо былого злодея перед нами сидит сломленный болезнью, забывший свое прошлое инвалид?

Он замолчал, вглядываясь в мелькавшие за окном мокрые деревья. Молодые эльфы прятали глаза.

– И, право, мне обидно, что мои внуки ведут себя столь вопиюще негуманно. Каторжнику сейчас нужна поддержка, ласковая, но твердая длань, способная направить на верный путь.

– Мы вели себя низко, суал Керимон, – Персель почтительно коснулся руки старика. – Позволь нам исправиться. Я возьму несчастного под свою опеку.

– Обойдусь без вашей опеки, – Олег скинул с себя одеяло и встал. – Пойду я, пожалуй. Спасибо за чаек.

– Сидеть, – крепкая морщинистая рука рванула его за плечо. – Глупый, беспомощный младенец. Один ты пропадешь.

– Да с какой это стати? За кого вы меня вообще принимаете? За неполноценного?

Его спутники переглянулись. Жестом призвав внуков к спокойствию, Керимон улыбнулся и отодвинул кожаную занавеску кареты.

– Иди. А мы посмотрим. Персель, останови цогеру.

Недоверчиво оглядываясь на оставшихся в возке эльфов, Олег выбрался наружу и, стараясь не обращать внимания на льющуюся за шиворот воду, зашагал вдоль дороги. Но не успел он отойти и на несколько метров, как размокшая глина под ногами отвратительно хлюпнула и разъехалась, открывая глубокую пасть. Из пасти выскочили мясистые клубки, разворачиваясь на ходу в толстые бурые ленты-языки.

– Беги, – заорал сзади Персель. – Шевелись, орясина, если жизнь дорога!

Но Олег уже бежал, несся изо всех сил назад, к спасительной цогере. Что-то лизнуло его в спину, разрывая рубашку и оставляя на коже ожоги. Вторая лента свистнула возле самого уха, дохнув острым колющим жаром.

– Руку, руку давай, непутевое создание, – причитал Керимон, помогая ему забраться наверх.

Персель тем временем достал из-за пояса небольшой прозрачный шарик и, почти не целясь, кинул его в направлении хищно причмокивающей пасти. Едва коснувшись дороги, шарик взорвался. Огромный столб грязи поднялся к небу, минуту постоял, грохоча и бурля, и рухнул, покрыв коричневым липким слоем росшие неподалеку деревья.

– То-то же, – сказал второй внук Керимона, смахивая со лба комок глины. – Во дает – собрался прогуляться без комплекта гиковых орешков!

– Я и говорю – невинное, беззащитное дитя.

– Да, ему нужен опекун.

– Строгое воспитание сделает из него верного подданного, – согласился старик. – Да и подзаработаешь маленько – все не лишнее будет.

Эльфы продолжали оживленно переговариваться, обсуждая пользу, которую беглый каторжник сможет принести некоему цирку Вижир, но Олег уже не слушал их. Перед его глазами заклубилось грозовое облако, колени подогнулись, и он упал на пол, напоследок больно ударившись об угол скамейки.

* * *

Следующие несколько дней показались Олегу бесконечным идиотским сном. Его поместили в просторную клетку, сплетенную из тонких, но очень крепких прутьев. К клетке был привязан крупный, угрюмого вида зверь, которого эльфы звали иглубианом. Иглубиан, представлявший собой помесь тигра с крокодилом, большую часть времени дремал, но открывал глаза всякий раз, когда пленник вставал со своей подстилки. Пять раз в день дверца открывалась, впуская Перселя с подносом еды. Все блюда были овощными – вареные коренья, растертые травы с душистым маслом, моченые ягоды. Пить давали только воду.

Клетка, в которой содержали Олега, стояла в фургоне цирка Вижир, путешествовавшего по окрестным селам с обычной увеселительной программой – жонглерами, канатоходцами, парочкой клоунов и семейством дрессированных слоноподобных животных. Появление в труппе еще одного актера – уникального невменяемого уродца – Персель расценивал как исключительную благосклонность и подарок судьбы. Был срочно изобретен новый номер, в ходе которого Олег должен был выходить на сцену и демонстрировать местному населению загорелый накачанный торс. Высокие, но хрупкие, не отличавшиеся хорошей мускулатурой эльфы, приходили в восторг, снова и снова требуя показать, как вздуваются бугры бицепсов, как четкими квадратиками обрисовывается пресс. Сперва Олег пытался сопротивляться, но, познакомившись поближе с пастью иглубиана, смирился с положением вещей.

Пялясь сквозь окошко фургона на проплывавшие мимо пейзажи, он размышлял о мире, куда его занесла непонятная, но явно могучая сила. Здесь все было иначе. Непрерывно лил дождь – то сильный, падавший отвесной стеной, то мелкий, чуть накрапывающий. Чересчур блеклое, по-зимнему холодное солнце появлялось всего пару раз, звезд не показывались совсем. Было очень много растений и животных. Многоярусные леса зеленели от самой земли до верхушек огромных деревьев, вдоль дорог тянулись заросли кустарников, сады пестрели цветами, ветви гнулись под тяжестью ягод. Некоторые плоды выглядели знакомыми, другие – совершенно чужими. Усиленные вечной влажностью ароматы казались одуряющими.

Почти все эльфы не имели постоянных жилищ. Основательные каменные строения считались признаком необычайного богатства. За долгие часы пути Олег увидел всего несколько домов, способных простоять хотя бы месяц. Большинство же жило в ветхих, смастеренных из тряпок и соломы лачугах, подновлять которые приходилось каждый второй день.

Я не понимаю! – возмущался он, обращаясь к флегматично грызущему морковку Перселю. – Почему они не построят себе хижины понадежнее? Посмотри только – дыра на дыре, стены шатаются!

Это дорого, – пояснял тот.

Да что тут дорогого? Вон – отличное место для каменоломни, вырубить бруса, пообтесать! И не надо будет заплату на заплату ставить!

Эльф смотрел на него снисходительно и сочувствующе.

Развалится же все. Рассыплется.

Да почему?

Сие никому неведомо. Рукотворное не может быть крепким.

А тот дом, что мы видели утром? Возле ручья? Он тоже развалится? – Олег был уверен, что над ним, по обыкновению, насмехаются.

Не думаю.

Не думаешь? А чем он такой особенный?

Это был особняк третьего помощника советника местного рокоссо. Полагаю, он может себе позволить немного магатония.

Опять магатоний.

Все еще не понимаешь? Ничего-ничего. Вспомнишь. О таком надолго забыть нельзя. Даже будучи невменяемым.

«Проклятый Литвинский», – думал Олег. – «Порву. Не посмотрю на то, что лучший друг. Надо же было в такое местечко заманить. Интересно, а как вся эта петрушка объясняется с точки зрения науки? Моментальный перенос, остроухие. И то, что понимаю я их так, будто они говорят на чистейшем русском».

Почему-то, этот вопрос волновал его больше всех остальных. В первый же день, придя в себя после сражения с глиняным зевом и немного протрезвев, он попытался прояснить ситуацию:

А откуда вы знаете русский?

Персель бросил на него удивленный взгляд.

Русский?

Язык, на котором мы сейчас говорим.

Лицо эльфа, и без того продолговатое, вытянулось совсем.

Мы говорим на эворихуаш.

Олег озадаченно сдвинул брови.

И как, по-вашему, у меня с произношением?

Великолепно, – Персель пожал плечами. – К чему ты клонишь? Магатоний мог исковеркать твое тело, твой разум, даже твою душу, но ты по-прежнему эльф, пусть и немного странный.

Я не…

Хватит. Мы уже это слышали тысячу раз. Не упорствуй в своем безумии. Дед Керимон отправился дальше по своим делам, так что призывать к гуманности будет некому.

Но я впервые слышу это слово – эворихуаш!

Тяжело вздохнув, Персель подсел к нему поближе и приобнял за плечи.

Я был там. Проездом.

Где? – не понял Олег.

На рудниках. Я видел таких, как ты.

Он замолчал, пытаясь совладать с волнением.

Это ужасно. Тысячи, десятки тысяч калек. Ужасные физиономии, скрюченные тела, звериные голоса, – в светлых глазах блеснули слезы. – Не знаю, стоит ли оно того. Такая жертва, такая боль.

Ироничный, невозмутимый эльф искренне страдал, вспоминая увиденное.

Там была бабушка. Седая, почтенная, дожившая до такого возраста, когда потомки должны на руках ее носить и любые желания предупреждать…, – он сглотнул и с явным трудом продолжил: – Ее спину покрывала кора – толстая, замшелая, с червоточинками. Каков должен быть грех, чтобы мудрую суалу заставили добывать магатоний? Я не могу себе представить, просто не могу представить. Также, как и ты, она не осознавала происходящего, жила в каком-то своем мирке.

Может, это и к лучшему.

Для нее – может быть. Но ты уже не там, и у тебя есть шанс вернуться, стать прежним, понимаешь? Пусть твоя плоть останется такой, но хоть дух возродится, – голос эльфа окреп. – Потому я не дам тебе спуску. Я не дам тебе погрязнуть в болезненных фантазиях.

Это не фантазии! Я же все объяснял!

Персель крепко сжал его ладонь.

– Очнись! Борись с собой! Не поддавайся! И все встанет на свои места, я тебе обещаю. Не заставляй меня слишком серьезно браться за твое перевоспитание.

Олег бросил хмурый взгляд на развалившегося подле них иглубиана и кивнул.

– Я постараюсь. В самом деле. Буду держать себя в руках.

Утром пятого дня Олега разбудила перебранка циркачей. Он перевернулся на другой бок, закрылся углом коврика и попытался снова уснуть. Но высокие, визгливые голоса клоунов проникли сквозь растрепанную соломенную подстилку также легко, как и через стенки фургона.

А я говорю, что эта шутка-шуточка никуда не годится! До чего идиотская идея – бить посуду о голову добровольца из публики! Так и самим по физиономии заработать можно! Причем, сразу от всего села-селишка-селеньица, – возмущался Вапель, старший в паре, по обыкновению повторяя некоторые слова.

Он был очень высок даже для эльфа, плешив, плосколиц и имел крайне неприятный, колющий взгляд.

Чушь! Главное – выбрать простачка, над которым и так соседи потешаются. Будут смотреть и пузики-животики надрывать.

Чего может быть смешного в черепках?

Черепки хорошо сочетаются с черепами, – натужно скаламбурил Агапа.

Послышалась звонкая оплеуха.

Гадко-омерзительно.

Это остроумно! Тогда лучше побереги его до ближайшей деревни. Там уж и будешь тратить-растрачивать.

А по морде тогда за что?

За невыдержанность-неспокойность.

Олег улыбнулся. Подобный разговор мог произойти в любой людской компании. Он пошевелился, безуспешно пытаясь вытянуться в неудобной клетке, и зевнул. Снаружи по-прежнему доносились голоса, но прежней истеричности поубавилось.

Подумай сам, нам просто необходимо что-то новенькое, какая-то свежая струя…

Струя струей, а приличия соблюдать надо, – голос Вапеля вдруг подобрел. – С пробуждением, суал, как дремалось-почивалось?

Минуту спустя дверь отворилась и на пороге появился Персель с подносом в руках. На подносе, среди капустных листьев, дымились вареные коренья, форма которых напоминала человеческие фигурки.

Это что, мандрагора? – спросил Олег.

Нет, это кримпус. Не волнуйся, он отличного качества. Я сам его собирал.

А мяса у вас нет? Наверное, вам не известно, что для здорового питания и поддержания мышц в должном тонусе, необходимо потреблять мясо и другие богатые белками продукты?

Мясо есть нельзя.

Ну как это нельзя, когда я всегда его ел?

Эльф ханжески поджал губы.

Галлюцинации.

И мясо – тоже галлюцинации?

Бредовые видения.

А свинка такая – с хвостиком, я пятачком? Розовая, щетинкой покрытая, – Олег артистически захрюкал.

Таких существ не бывает.

И курочек не бывает? Кудахчущих, с белыми перышками и нежными филейчиками? Они еще яйца несут.

В жизни не слышал ни о чем подобном, – сказал Персель, подсовывая неаппетитный завтрак прямо Олегу под нос. – Ешь скорее, нам пора двигаться дальше.

Мне надо потренироваться. Размяться. Если можно – на дневной стоянке, перед выступлением.

Хорошо. Но не долго.

Во всех прогулках Олега сопровождал сердитый и полностью лишенный дружелюбия иглубиан. Поблескивая чешуей, он ужом вился вокруг своего подопечного, не давая сделать ни шагу в сторону. Время от времени иглубиан демонстративно зевал, показывая тройной ряд зубов, и чесал когти о стволы деревьев. Но Олег был рад и такому развлечению после многочасового сидения в клетке. Наверное, он мог попытаться бежать, но инцидент с хищной глиняной пастью был еще слишком свеж в его памяти.

«Я действительно тут беспомощен, как ребенок. Если при попытке побега меня не сожрет этот крокодил, то наверняка, не успею я отойти и на пару десятков метров, как повстречаюсь с кем-то еще более обаятельным. Надо хорошенько подготовиться, все предусмотреть. Но и тянуть слишком долго нельзя – Литвинского необходимо найти до того, как им пообедают».

Поселок был довольно большим. На лугу, возле круглого синего пруда, стояло около сотни ветхих хижин, среди которых возвышалось каменное, похожее на хлев, строение. Как обычно, представление началось только после того, как Персель получил плату от деревенского старосты – несколько красивых, переливающихся камешков и причудливо изогнутый корень какого-то дерева. Корень был черным, очень твердым и пах корицей.

Еще немного поднакопим – и сможем обратиться к Зодчим, в Мастерскую рокоссо, чтобы подновил сцену и декорации, – прошептал один из жонглеров.

Дались тебе эти декорации! – ответил другой. – Пусть лучше палатку починит или новую сделает – а то этой уже рис просеивать можно. Не палатка, а сито какое-то.

Как же, держи карман шире, раскошелится он на такое.

Невозможно спать совершенно.

Будем под сценой спать и декорациями накрываться.

Или в фургон к уродцу попросимся.

Под бочком у иглубиана сон должен быть особенно глубок!

Каждый вздох, как последний.

Жонглеры захихикали. Олег задумчиво растирал по коже ароматное масло, разглядывая столпившихся возле помоста эльфов. Одеты все были одинаково – в небрежно сшитые куски коричневой ткани и деревянные сандалии на босу ногу. Редко кто щеголял хорошим плащом или шляпой, большинство закрывалось от моросящего дождя листьями лопуха. Однако, несмотря на общую неприкрытую бедность и даже нищету, селяне не выглядели голодными и истощенными. На лицах играл здоровый румянец, длинные шелковистые волосы были чистыми и ухоженными. Женщины вплели в косы гибкие цветущие побеги, повязали на шеи и запястья искусно сплетенные из трав ремешки, придававшие скромным одеяниям праздничный вид.

В первом ряду, возле самой сцены, стояла сгорбленная седая старушка в накидке с капюшоном, резко выделявшаяся среди сородичей неуверенными, угловатыми движениями. Она резко что-то выговаривала своему соседу, тот почтительно слушал, потупив взгляд.

Распущенность и полное отсутствие моральных принципов, – донеслось до Олега. – И куда только катится этот мир?

Тем временем, Персель вышел на помост, изящно поклонился собравшимся и объявил высоким, звучным голосом:

Драгоценные мои зрители! Позвольте предложить вашему вниманию превеликолепнейшее из всех зрелищ, которые когда-либо разыгрывались на этой сцене! Первым номером нашей программы выступят мастера художественного броска, повелители декоративных булав, непостижимо ловкие жонглеры-эквилибристы Бошуар! Попросим, попросим!

Публика приветственно зааплодировала. Олег присел на пол и стал смотреть. Представление разворачивалось по хорошо отработанной схеме: порхали в воздухе горящие факелы, перелетала из рук в руки стайка яблок. Следом за Бошуар вышла парочка клоунов, затем – дрессировщик с семейством медлительных и послушных неписов. После того, как площадку очистили от помета и шерсти, перед зрителям снова появился Персель.

Вот и настал самый знаменательный момент нашего вечера. Сейчас вы увидите нечто уникальное – монстра, сказочного силача, один вид которого внушает ужас, несчастная жертва магатониевых рудников, – эльф выдержал паузу. – Олегатор – могучий и жутчайший!

Сопровождаемый барабанной дробью, Олег выскочил на сцену. На мгновение зрители притихли, созерцая его, а потом разразились восторженными криками.

Ура! Ура!

Покажи нам свою мощь!

Какая силища!

Нельзя сказать, что Олегу было неприятно подобное внимание, но он видел, как поморщилась и с ужасом отвернулась хорошенькая синеглазая девушка, как заспешила прочь немолодая мамаша, увлекая за собой детей. Зато старуха в первом ряду буквально приклеилась к нему взглядом. По ее губам было видно, что она непрерывно что-то бормочет, довольно причмокивает и потирает руки.

«Баба Яга заприметила меня для супа», – подумал Олег, механически перетекая из одной позиции в другую. – «Или для славного такого холодца с хрящиками и морковкой».

То, насколько его шутливое предположение оказалось верным, он узнал уже о окончании циркового действа. Непривычно серьезный Вапель привел его у фургону, возле которого проистекал оживленный торг.

Пятнадцать! – Персель азартно постукивал ладонью по коленке. – Уникум ведь! Другого такого не сыщешь.

Старуха басовито откашлялась.

Уникум-то уникум, а кушать, небось просит регулярно. И поболе, чем обычный си-суал, – проворчала она хриплым простуженным голосом.

Бабуленька! Так не покупайте! О чем речь! Наш Олегатор – существо дорогое, не всем по карману. Вот, доберемся до мест побогаче – авось там он кому и приглянется.

«Ну и паскуда», – подумал предмет спора. – «Продает меня, словно вешалку в прихожей». Словно угадав его мысли, Персель мигнул клоуну, и тот одним движением оплел Олегу руки и ноги, засунул в рот кляп. Заинтересовавшись происходящим, иглубиан подошел поближе.

Десять и ни одним больше!

Десять? Да это смешно! Я предложил пятнадцать только из уважения к вашему возрасту, на любой приличной ярмарке я получу за него не меньше двадцати!

Мошенник! Последнее отбираешь!

Вапель, уведи калеку.

Из капюшона послышалось возмущенное кряхтение.

Я сама уйду!

Отпихнув Перселя, она направилась прочь.

Ну погодите, зачем же сразу уходить? – засуетился владелец цирка. – Мы еще не обговорили все до конца.

Десять.

Берите за четырнадцать.

Ухожу.

Иглубиан входит в стоимость.

Зачем мне эта тварь? Можете оставить ее себе.

Персель обиженно скривился.

А как вы будете защищаться от нашего силача? Без надежной охраны тут не обойтись.

Старуха хмыкнула.

У меня свои методы. Будет у меня как шелковый. Горшок выносить, простыни стирать. Нужна же мне опора на склоне лет?

Тринадцать! Со всем глубочайшим уважением.

Хорошо, двенадцать для ровного счета.

Воцарилось молчание. Персель что-то сосредоточенно обдумывал, рисуя на земле ряды палочек.

Ладно, – сказал он. Забирайте.

* * *

Море было спокойно. Легкий, дувший с берега ветер лишь чуть-чуть рябил коричневатую блестящую поверхность, заставляя солнечные блики дробиться и отражаться, придавая воде сияющий праздничный вид.

Йозель Лотогар, рокоссо Фаибского материка, любил гулять по пляжу. Правителю нравился морской воздух – крепкий, соленый, напоенный запахами рыбы и водорослей, нравилось ощущать под ногами прохладный влажный песок. Здесь, на стыке трех стихий, он казался себе маленьким ребенком, прибежавшим к взрослым со своими смешными и безобидными проблемами. Он вглядывался в небо, в далекий горизонт, и на душе у него становилось тихо, бездумно и по-детски светло.

Властелин и повелитель огромного куска суши был смугл и черноволос. Черты его лица казались слишком тонкими и острыми, под кожей явственно проступали кости, что придавало его облику некоторую зловещесть. Волосы были небрежно заплетены в толстую косу, перетянутую на конце гранатовой заколкой.