Текст книги "Подняться на башню"

Автор книги: Лора Андронова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Вокруг кресла образовался уже целый хоровод сияющих растений. Они покачивались, шелестели и тянулись к Хёльву ветвями.

– Зачем же была нужна вся эта комедия со свадьбой? – спросил он, пытаясь отстраниться от щекочущих прикосновений. – Неужели вы не могли просто приказать страже схватить меня?

– Тут я немного перемудрила. Я все думала, что ты – колдун, по каким-то причинам скрывающий свое мастерство, и опасалась предпринимать недвусмысленно враждебные действия. Чтобы ты от обиды не разрушил мой город.

Да, сказал Хёльв и уныло замолк. «Почему я, в самом деле, не маг? – думал он. – Уж я бы тогда… Конец мой настал. И так мне, дураку, и надо. Поверил такой явной, такой грубой лжи. Никто, никто мне не поможет, не услышит. Хотя постойте…»

– Лэррен! – завопил он во всю глотку. – Лэррен, спаси! Лэррен! Убивают!

– Болван, – прошептала Амель, закрывая ему рот ладонью.

Но было поздно. В библиотеке раздались шаги, и в открытом проходе нарисовалась долговязая фигура эльфа. Одет он был в расстегнутую рубашку и шерстяные носки. Тонкие голые колени трогательно белели на фоне темного дверного проема.

– Что тут происходит? – осведомился он, часто помаргивая от чересчур яркого света.

– Да так, беседуем. – Баронесса лучезарно улыбнулась, – Присоединяйся.

Не успел Лэррен снова открыть рот, как она метнулась в сторону, ухватила со стола свинцовую трубу непонятного назначения и стукнула ею эльфа по голове. Тот беззвучно упал навзничь.

– Прекрасно. – Отбросив трубу, баронесса повернулась к дрожащему юноше. – Ну и чего ты добился? Кто теперь будет смотреть за моими книгами?

Она оторвала рукав рубашки Лэррена и, свернув его в тугой комок, засунула Хёльву в рот в качестве кляпа.

– Вот, – продолжила она, – а теперь пора и делом заняться.

Обойдя круг по комнате, баронесса встала за спиной у Хёльва и положила ладони ему на затылок. От них исходил такой жар, что юноша закричал бы, если бы ему не мешал кляп. – Вихма. Тарус. Зарнум, – заговорила она. – Иггер…

Слова падали медленно, словно первые крупные капли дождя. В них не было видимого смысла, но Хёльву вдруг сделалось настолько жутко, что он согласился бы навеки оглохнуть, лишь бы не слышать их. Что-то ледяное поползло по его жилам, подбираясь к сердцу.

– Иггер, иггер. Ортус ратус… – Ритм усиливался, нарастал, пугая все больше. – Ратус ортус. Вепремана ыгана, вепремана ыгана.

Завертелся невидимый смерч, и в голове у Хёльва столкнулись лед с пламенем.

– Дерис сатта Ристаг, – успел услышать он, прежде чем смерч окончательно поглотил его.

* * *

Триста лет назад тайная комната позади библиотеки выглядела точь-в-точь как сейчас. Столы были все так же завалены, все так же томились в кадках худосочные растения. Все так же пахло слежавшейся бумагой.

– Это очень просто, – горячо шептала Мария Велерская, перебирая короткие стеклянные четки. – Сперва надо отвлечь Ристага. В его распоряжении находятся титанические силы, но, к счастью, он пока не всеведущ и не вездесущ.

– Отвлечь Ристага? – удивился Рубелиан. – Владыку мира мертвых? Чем же его можно отвлечь?

– Да подумай сам! – Мария нетерпеливо притопнула ногой. – Войной! Наш мир не столь велик и не столь густонаселен, большие сражения, в ходе которых умирают десятки людей, – редкость.

– И Ристаг непременно будет наблюдать?

– Какой-то частью своего сознания. Мы должны этим воспользоваться, и мы этим воспользуемся. В конце концов, мы ничем не рискуем.

Барон дергал себя за ус, пристально глядя на жену.

– Для чего нам этот мусор? – Он брезгливо приподнял за крылышко засушенного жука.

– Не мусор, а ингредиенты. Первая часть заклинания создает маскирующий шит. Вторая – имитирует последнее дыхание умирающего. Третья – производит подмену и возврат. Со стороны Ристага все выглядит так, будто смертельно больного человека внезапно вылечили, и душа вернулась в тело. Я не хочу вдаваться в ненужные подробности. – Она подошла к Рубелиану и обняла его. – По сути, у нас есть всего одна проблема. Тело.

– Тело? – удивился он.

– Ты не сможешь вселиться куда попало.

– Так…

– Формулу должен произнести близкий, кровный родственник. Без принуждения и давления.

– Так…

– Тогда ты сможешь занять его тело, Рубелиан недоуменно посмотрел на Марию.

– Но у меня нет кровных родственников. Ни братьев, ни сестер, ни… – Он замолчал, и в его взгляде мелькнуло понимание.

Мария тоже молчала.

– Это жестоко, – наконец проговорил барон. Мария ждала.

Он подошел к креслу-ловушке, осторожно коснулся подлокотников, повертел в руках толстую амбарную книгу, исписанную прыгающим почерком его баронессы. На лице Рубелиана не отражалось ничего.

– Попроси кормилицу привести сюда Микена, – спокойно сказал он.

* * *

С дозорной башни Крякшиного форта самарагдекое войско казалось игрушечным. Копошились возле костров фигурки солдат, звенело оружие, ржали неразличимые в темноте кони.

«Вам предоставляется последняя возможность достойно сдаться и перейти на сторону Соатана Седьмого, Добронравного и Могучего, – читал Антор. – Поднимите белый флаг и..

Он смял послание и выбросил его в бойницу.

– Перо и бумагу! – приказал он.

Когда требуемое было доставлено, он подышал на озябшие пальцы и широко вывел на листе два коротких слова. Топтавшийся рядом лучник облизнул потрескавшиеся губы.

– Ух. Прям туда?

– А куда ж еще. Запускай.

Через минуту послание, прикрепленное к горящей стреле, воткнулось в землю возле шатра Самодержца. Спустя полчаса затрубил рог и к стенам форта устремилось живое море атакующих.

Первые осадные лестницы были тут же сброшены, на головы самарагдцам полилась кипящая смола, полетели бутылки с зажигательной смесью.

– Лапами! Не! Лезть! – вопил Борода. – Сейчас я вам коготочки-то пообстригу!

Он стоял на стене и, прикрываясь щитом, рубил чересчур ретивые руки, цепляющиеся за гребень.

– Лучники – на ворота! – командовал Антор. – Не дайте им пустить в ход таран!

– Катапульту тянут!

– Раздолбать катапульту!

– Раздолбаешь ее, как же…

– Жуба, сперва подпалилками в нее, а потом постарайтесь поджечь болтами.

– Так кончились подпалилки!

– Тогда банками со спиртом, который для растирания и согрева. Живее, шевелись, шевелись! кричал Аытор.

Жуба оскалился:

– Какой перевод продукта, прости нас всех матерь Амиа! Хорош молиться, действуй давай…

Если бы кто-нибудь из сражающихся поднял голову к ночному небу, он бы увидел, что прямо над крепостью повисло густое черное облако, похожее на гигантский глаз. Оно то опускалось чуть ниже, то поднималось, то перелетало из стороны в сторону, словно для того, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Странное это было облако. Странное и пугающее. Но воюющим некогда было глазеть по сторонам, и наблюдающее око так и удалилось восвояси никем не замеченное.

Под утро битва закончилась. Форт остался за Брасьером и, изрядно потрепанные, обе стороны сошлись на недельном перемирии.

Очнулся Хёльв от невыносимой головной боли. Ломило затылок, в висках стучало и кололо, словно после многодневной гулянки. Он осторожно открыл левый глаз и убедился в том, что по-прежнему прикован к креслу. Вокруг было тихо, только из угла, где лежал эльф, доносилось еле слышное постанывание.

«Жив! – с изумлением и радостью подумал Хёльв. Лэррен жив! А я сам?»

Он прислушался к себе и не заметил ничего необычного. Душа – или то, что он привык считать своей душой, – была на месте и, судя по всему, не претерпела никаких изменений.

– Во имя складчатой задницы Амны, – раздалось откуда-то снизу, – будь трижды проклят тот осел, который положил сюда эту трубку.

Потирая ушибленный лоб, с пола поднялась Амель. Выглядела она довольно дико: волосы были растрепаны, подол платья разорван почти во всю длину, на руках – ссадины. Но не это поразило Хёльва. С нежных уст баронессы срывалась такая грубая базарная брань, какой он не слышал даже в самые горячие часы на кухне «Ветров странствий».

– Надо же! Клянусь личным знакомством с Ристагом! Я теперь женщина!!

Помещение потряс громкий хохот:

– А это что у нас тут такое привязанное? Новый колдун? Несостоявшаяся жертва?

Амель подошла к Хёльву и, осмотрев путы, нажала на маленький рычажок под сиденьем. Металлические обручи сухо щелкнули и раскрылись.

– Вы – не Амель, – уверенно сказал Хёльв, вынимая изо рта кляп.

– Конечно. Триста лет назад я был известен под именем генерала Рубелиана.

– Боже. Но как…

– Как! Эта ваша Амель, должно быть, была очередной правительницей Брасьера?

– Баронессой, – только и смог вымолвить Хёльв.

– Мило, И она нашла секретную комнатку Марии Велерской? Записи, свитки, ингредиенты? Полный текст заклинания? И загорелась идеей получить в свои руки ценного советника? Небось еще и заточить меня хотела?

Юноша кивнул.

– Дождалась благоприятного момента и провела ритуал?

– Именно. Все было именно так! Но откуда вы это знаете?

Амель присела на краешек стола и поправила платье.

– Ловушка. Моя прекрасная безотказная ловушка. Широко раскрытый капканчик с ароматным куском сала. – Ее голос был полон сдержанного торжества. – Бедные мои потомки! Что их тянет в эту авантюру? Чего им не хватает в жизни – в их сытой, почти королевской жизни? Что заставляет их заучивать непонятное заклинание, активировать портал и произносить, в конце концов, зловещее «Дерис сатта Ристаг»?

Из угла, где лежал Лэррен, послышался болезненный смешок. Кряхтя и хихикая, эльф встал и отряхнулся. На его высоком лбу синела огромная шишка.

– «Прими мою душу, Ристаг», – сказал он.

– Ну хоть кто-то понял. Хорошо, что мои правнуки не столь сведущи в древних языках. А то б сидеть мне безвылазно в Подземельях Мрачного,

– Я ничего не понимаю, – признался Хёльв. – Вы уже не в первый раз возвращаетесь к жизни? Как вам это удается?

Случившееся было настолько странным, что у него даже не было сил удивляться.

– Труден был только первый шаг. Дальше все пошло как по маслу. Основываясь на реальных фактах, я сочинил легенду о незаконченном ритуале, разбросал по библиотеке документы, содержащие намеки на тайную комнату… Будучи Микеном, я неоднократно приводил сыновей в библиотеку, надеясь, что кто-нибудь из них клюнет на мою удочку. И Керк клюнул. А потом Икмар.

– Но зачем так сложно? Вы могли им приказать…

Полные губы Амель растянулись в улыбку.

– О нет! Они должны были сами захотеть выпустить меня на волю. Сами!

– Но куда смотрел Ристаг?!

– Мальчик, неужели ты думаешь, что он регулярно пересчитывает свои стада? Одной душой больше, одной душой меньше – такие мелочи его не волнуют.

– Но, похоже, ваш метод все же дал осечку, – сказал эльф, – Судя по всему, Викмен Пирожок не попался в ловушку. И потом…

Баронесса насторожилась:

– И сколько длилось это «потом»?

– Около ста пятидесяти лет.

От яростного удара кулаком стол пошатнулся и завалился набок, погребая под собой обгоревшие свечи.

– Мне нужны сведения! Информация! История! Факты! Какая прорва времени! Ты! – Нежная мягкая ручка с неожиданной силой вцепилась в пояс Хёльва. – Ты был здешним колдуном?

– Я всего лишь флейтист! Не знаю, почему Амель решила, что я владею магическими силами.

– Клуша! На кой мне этот дудочник? Неужели сложно было действовать по инструкции? Я же там все так понятно описал! А эльф?

– Библиотекарь, – ответил Лэррен. – Книгохранитель. По части волшебства не специалист.

– Сдалось мне ваше волшебство! Мне помощник нужен. Умный и сведущий. Всезнающий, аиторитетный. В мое время таковыми считались придворные колдуны.

Широкой, совсем мужской походкой баронесса прошлась по комнате. В этот момент дверь скрипнула, и на пороге появился Гнорик.

– Я помогу вам, мой генерал! Я все слышал, – сказал он, снимая колпак.

Движения гаера отличались некоторой скованностью, словно от долгого сидения в одной позе.

– Я Гнорик. Шут и советник. Пресвятая Амна свидетельница того, что я всегда преклонялся перед вашим гением! – продолжал он, хватая Амель за подол. В его словах не было ни тени привычной иронии. – Господин барон! Какое счастье, что вы к нам вернулись! Это чудо! Вы спасете нас!

Они направились было к выходу, но на самом пороге остановились.

– Один момент. Надо что-то решить с этими… Свидетелями.

Лэррен и Хёльв невольно придвинулись друг к другу.

– Повесить для простоты, что ли? – Жесткий черный взгляд чиркнул по их лицам. – Так объяснять придется. Почему, зачем. Некогда возиться. Да и стоит ли? Кто им поверит, даже если они вздумают языки распускать? Кто они? Пылинки, не больше. Так ведь?

– Библиотекарь и флейтист. Полнейшие ничтожества, – подтвердил шут.

– Вот и отлично. Удирайте, ребятки, пока я не передумал.

– Не передумала, – поправил Гнорик. – Привыкайте.

– Твоя правда. Вон из города, пока я не передумала. Живо. Бегите.

И они побежали.

В лесу было морозно. Ветви деревьев гнулись к земле под тяжестью белых снежных подушек, в первых лучах солнца искрились сосульки. Тропинку забором окружали сугробы. Клянусь волосатой гадюкой! – ворчал бывший библиотекарь в спину Хёльва. – И зачем ты свалился на мою голову? От тебя сплошные неприятности. Нет! Неприятности – это еще слишком мягко сказано. Беды! Трагедии! Сперва ты пинаешь меня, спящего, ногами…

– Но это был не я! Это был Финик!

– Да какой еще Финик? Имей мужество признаться в собственных грехах! Итак, ногами ты меня бил. С лестницы ты меня ронял. Теперь нас вообще чуть не повесили по твоей милости. – Эльф ощупал шишку на лбу. – Зачем ты меня звал? «Лэррен, Лэррен»! Ну что Лэррен, что?

Хёльв смущенно втянул голову в плечи:

– Я думал, ты меня спасешь.

– Я его спасу! Ну надо же! Мальчик думал, что я его спасу! – Лэррен саркастически рассмеялся. – Посмотри на меня, о дитя порочных мыслей!

Юноша нехотя обернулся. Эльф был бледен, шатался и то и дело прикладывался к кожаной фляжке. Аристократический нос свекольно розовел от холода.

– Я что, похож на орка-воителя? Иль на какого боевого дракона? Книги, книги, – горестно взвыл он. – Где мои книги? Где моя уютная спальня? А все ты, ходячий мешок с сюрпризами…

Несмотря на то что причитания Лэррена становились все более жалобными, терзавший Хёльва стыд начал постепенно отступать. Только теперь, когда стены Брасьера уже не давили на него, юноша понял, как он устал от этого города. Перед ним снова лежала дорога, и это означало, что ему еще есть куда идти.

ГОСПОДИН ПУСТЫНИ

– Верую в Отца нашего Непостижимого. Во всем вижу руку Его, замыслы Его, свет Его. Верую и преклоняюсь. – Голоса певчих звенели и переливались, как весенние ручьи. – И нет для меня ничего важнее веры моей, любви моей к Отцу Непостижимому, восславления Его и служения Ему.

Брат Баулик незаметно потер поясницу. От трехчасового моления на холодном полу невыносимо болела спина, а шея казалась деревянной и чужой. Баулик покосился на настоятеля. Глаза пресветлого Юмазиса были закрыты, тонкие сухие губы едва шевелились. Вся его поза была исполнена достоинства и вместе с тем величайшего благочестия. – Радуюсь каждому дню, мне дарованному, каждому солнечному лучу, каждой капле воды, ибо во всем есть воля Его…

Синяя монашеская роба, которую Баулик носил уже который год, именно в это утро особенно его раздражала. Грубая ткань немилосердно царапала кожу, веревочный пояс врезался в бока. Все его большое, мягкое тело протестовало против такого скверного обращения. Баулик поднял глаза к потолку, и перед его взором тут же возникла широкая кровать с чистыми простынями, десятком перин и подушек.

– И покорно все сущее Его власти…

Призывно покачиваясь, кровать развернулась и придвинулась чуть ближе, От нее веяло лавандой.

– И каждая птаха малая, и былинка перелетная, и каждый цве… цве… – Пение оборвалось, сменившись гулом возбужденных голосов.

Призрачное ложе опасно накренилось, заколебалось и исчезло. Баулик печально вздохнул.

– Изыди! – истошно завопил кто-то.

– Нечисть поганая! И как пробралась только?

– Зачаровала привратника.

– Да-да, пусть изыдет! Братия! Изгоните! Икзорсизму на нее!

– Ведьмище окаянное!

– И смотрит! Глаза страшенные!

– Прокий, что стоишь как столб?! Подай святой воды! А?!

– Окропи еретичку!

– Сам окропи! А мне еще жизнь дорога!

С трудом ворочая непослушной шеей, Баулик обернулся. Посреди молельного зала, между орущими монахами, стояла высокая молодая женщина и требовательно смотрела на пресветлого.

– Здравствуй, Юмазис, – сказала она. – Извини, что помешала.

Седовласый настоятель вздрогнул.

– Риль? – еле слышно прошептал он, – А ты совсем не… Как будто бы вчера…

Гостья опустила глаза. Даже издали было видно, как побелели ее плотно сжатые губы.

– Ты пойдешь со мной?

– В пустыню?

– В пустыню.

– Зачем?! Неужели недостаточно того, что мы уже сделали? Неужели не пора остановиться?!

– Не надо кричать, Юз. Неужели ты не хочешь знать, что сталось с…

– Нет!

Пресветлый Юмазис тяжело поднялся на ноги.

– Уходи, – сказал он, указывая на дверь трясущейся рукой. – Я давно во всем раскаялся и не хочу снова входить в ту же реку. Прошу тебя, уходи.

Не проронив ни слова, Риль повернулась и пошла к выходу. В воцарившейся тишине стук ее каблуков о мраморные плиты казался оглушительным.

Возле самого порога она обернулась и умоляюще посмотрела на настоятеля:

– Мне нужна твоя помощь.

– Уходи, – повторил тот тусклым голосом. Дубовая дверь гулко хлопнула.

Монахи застыли, боясь пошевелиться. Все взгляды были прикованы к пресветлому.

«Отец Непостижимый, сколько появится сплетен об этом происшествии! – подумал Баулик. – Беспрецедентный случай!»

Юмазис тем временем склонился перед алтарем и закрыл лицо руками. Потом неожиданно выпрямился, и его взгляд тревожно обежал лица иноков.

– Брат Баулик, – наконец сказал он. – Догони эту женщину и следуй за ней в пустыню. Она колдунья, безбожница и может быть чрезвычайно опасна. Охраняй людей от нее. И… Ее от людей тоже. Потом расскажешь мне обо всем.

– Но, пресветлый, почему я? Разве я – самый сильный в вере?

Настоятель сурово посмотрел на него:

– Конечно нет. Зато ты самый молодой и крепкий. Не протянешь ноги после целого дня в седле. Собирайся, Баулик. Ты выезжаешь немедленно.

Риль медленно ехала прочь от монастыря, подставляя лицо лучам вечернего солнца. Жеребец, приобретенный ею совсем нсдаино, время от времени тоскливо косился на всадницу влажным выпуклым глазом.

– Эх, Фаворитушка, все бы тебе галопом мчаться, – пробормотала Риль, погладив коня по гладкому теплому боку. – Привыкай умерять свои порывы.

Фаворит со свистом втянул воздух и обеспокоенно фыркнул.

– Что? Кто-то нас преследует? Интересно, кто бы это мог быть? Ведь не Юмазис же, в самом деле?

– Суда… Суда-а-арыня, постойте! – послышался задыхающийся крик.

Риль обернулась и – против воли – расхохоталась. И было отчего. По пыльной дороге важно трусила откормленная кобыла неопределенной масти. На кобыле, среди многочисленных тючков и котомок, восседал взмокший от жары рыжеволосый монах весьма солидной комплекции. Несмотря на все его усилия, ленивая лошадка никак не хотела надбавить шаг – только изгибала шею, пытаясь взглянуть на нетерпеливого седока.

– Я – брат Баулик. Позвольте вас сопровождать, – выдохнул монах, поравнявшись с Риль.

– С чего бы это?

– Пресветлый Юмазис велел. Защищать вас от опасностей дальнего пути.

Риль смерила его оценивающим взглядом. Брат Баулик был толст, белокож, трогателен и напоминал непомерно большого младенца.

– От опасностей, значит. Как мило с его стороны.

– Пресветлый Юмазис очень добр и великодушен.

– И давно это с ним? – осведомилась Риль, выгибая бровь.

Монах нахохлился:

– Редкой души человек! Все свое состояние отдал на богоугодные дела!

– Состояние? Подумать только… А мне всегда казалось, что Юз беден.

– Да! Пресветлый Юмазис был небогат, но грошик от нищего значит куда больше, чем мешок золота от мильонщика.

– Очень необычная математика.

– Математика милосердия! – с вызовом произнес Баулик, явно надеясь на долгую и обстоятельную дискуссию, но Риль лишь устало махнула рукой.

– Не будем спорить. В конце концов, я совершенно не против того, чтобы ты ехал со мной. Все не так скучно будет. Она поплотнее закуталась в накидку и надолго замолчала.

Баулик тоже притих, достал из-за пазухи небольшой томик и принялся читать, время от времени бросая любопытные взгляды на свою спутницу. В Риль определенно чувствовалась эльфийская кровь – об этом говорила и форма ее узкого загорелого лица, и волосы цвета темного золота, и яркие зеленые глаза.

«Как сосновая хвоя, – подумал Баулик. – Полукровка. Интересно, в какой пропорции?»

– На одну восьмую, – улыбнулась Риль. – И если не хочешь, чтобы я слышала твои мысли, – не думай так направленно.

Баулик порозовел и сделал вид, что полностью поглощен содержанием книги, однако надолго его смущения не хватило.

– А вы знали пресветлого Юмазиса в молодости? Я хочу сказать – когда он был молодым?

Нервным жестом Риль закрутила локон.

– Мы с ним вместе учились.

– В храмовой школе? Хвойные глаза сверкнули.

– Не совсем. В Колдодурне.

– Ой, – только и смог вымолвить монах.

Каких только слухов не ходило про Академию Тонкого Чародейства и Магии, прозванную студентами Колдодурней! Бабушки всех рас пугали внуков рассказами о том, что господин президент Академии знает не менее трех тысяч шестисот семи рецептов приготовления вкусных и питательных блюд из непослушных детишек. Кто-то с пеной у рта доказывал, что лично видел, как по мановению руки одного из преподавателей рассыпался в пыль целый скалистый хребет. Сказывали также, что безлунными ночами в Колдодурню наведывается сам Ристаг Мрачный, Встречающий Ушедших, чтобы выпить вина со студентами и скоротать время в приятных беседах.

Некоторое время Баулик переваривал услышанное, пытаясь представить духовного лидера монастыря в столь зловещем месте.

– Значит, пресветлый Юмазис хотел стать чародеем?

– Ты совершенно верно уловил мою мысль.

– Но почему же он стал монахом?

– Долгая история.

– Но ведь у нас впереди много времени? Или это тайна? Да какая там тайна… – Риль криво усмехнулась. – Ладно. Расскажу. Тем более что тебе все равно захочется узнать, куда мы едем и зачем.

Баулик засунул книгу в один из тюков и уселся поудобнее. Все началось много лет назад. Много-много лет назад, когда мы с Юзом протирали штаны в аудиториях Колдодурни. Ты, конечно, слышал о ней кучу разных глупостей – не верь ничему. Учеба в Академии тяжела и – зачастую – невыносимо скучна. Даже обладая недюжинными магическими способностями, без теоретических знаний ты никогда не достигнешь настоящих высот – так и останешься дилетантом, зарабатывающим на жизнь дешевым гаданием.

– А сколько времени длится обучение? – с интересом спросил монах.

– Сроки строго индивидуальны. Кто-то все схватывает мгновенно, на лету, кто-то – нет. Только сам студент может определить момент, когда дальнейшие занятия становятся бессмысленными. По тем или иным причинам. Но и прекрасно усвоенной теории недостаточно. Есть у Академии могучий артефакт – ониксовый обруч, именуемый Грозой. Слабого, плохо подготовленного мага Гроза убивает, но сильного делает еще в десять, в сто раз сильнее!

Чистое сопрано Риль все отдалялось, и Баулик уже не видел ни дороги, ни окружающих ее полей. Невидимой птицей он парил над огромным величественным городом, с восхищением смотрел на ажурные башни дворцов и храмов, на зелень парков и хрустальную синь каналов. Это мог быть только царственный Хан-Хессе столица столиц. Картинка мигнула, и незримый Баулик оказался в темном гулком коридоре. Рядом с ним беседовали двое.

– Итак – решено? Идем к ректору? – произнес голос, который монах узнал бы из хора других.

Говоривший был пресветлым Юмазисом, но совсем молодым, даже юным. Кто бы мог подумать, что пятьдесят лет назад настоятель был широкоплечим крепышом, задорным, беспечным, с неизменной улыбкой на лице?

– В атаку! Нет больше сил терпеть! – патетично вскричала Риль, явно цитируя какую-то поэму.

Они засмеялись и, подталкивая друг друга, устремились к неприметной дверке в конце коридора. За дверью оказалась средних размеров комната, донельзя загроможденная разнообразной старинной мебелью.

– Что, надумали? Надоело учиться, захотелось Грозу примерить? – раздалось откуда-то из недр кабинета, и из-за расписной ширмы появился пожилой орк в синих штанах и сандалиях на босу ногу, Его лысый шишковатый череп покрывала татуировка. – Или, кхе-кхе, так зашли, в гости, на печенье?

– Так точно, господин Наррга! Надумали! – рявкнул Юмазис.

– Да-да, – сказал орк, почесывая голую грудь. – Но, сами понимаете, не все так просто. Мне необходимо удостовериться, что вы не падете замертво, едва надев обруч. Я должен вас проверить. Готовы?

Молодые люди кивнули.

– Готовы они. А может, поработаете еще? Лекции послушаете? Все на пользу пойдет. – Он покашлял. – Не хотите? Я так и думал. Что ж. Раз вы пришли вместе, будет вам одно испытание на двоих.

В комнате будто бы померк свет. Остро запахло речной водой и пряностями.

– Сию минуту в обеденный зал при городских купальнях входит некто Тробан Присс, письмоводитель. Отправляйтесь туда, изучите этого человека и помогите ему.

– Чем помочь?

– Хе. Вот исследуете его и узнаете чем.

Юмазис потер лоб:

– Сколько у нас есть времени? День? Два?

Наррга тоненько, надтреснуто захихикал:

– Какая наивность, кхе-кхе! У вас на это есть целая жизнь. Как справитесь – приходите, посмотрим на результаты. Еще вопросы?

– Почему именно Тробан Присс, ваше президентство? – осторожно спросила Риль.

– Потому что на данный момент он самое несчастное существо во всем Хан-Хессе, – отчеканил орк. – Все. Выполняйте.

Несколько минут спустя Юмазис и Риль входили в здание купален. Обеденный зал был полон, но взгляды обоих студентов мгновенно выхватили из толпы сутулого человечка в буром костюме и нелепой маленькой шапочке с уныло обвисшими полями. Не глядя по сторонам, он поспешно обгладывал индюшачью ножку, то и дело выскальзывающую из его дрожащих пальцев.

– Ярко выраженный психопат депрессивно-взрывного толка, – заметил Юмазис.

Риль кивнула:

– Чего и следовало ожидать.

Ловко лавируя между столами, она подошла к незнакомцу и присела рядом:

– Господин Присс, если не ошибаюсь?

Тот неохотно поднял на нее глаза и поморщился:

– Не ошибаетесь.

– Простите великодушно, что мешаю вашей трапезе… – В голос Риль постепенно вплетались нежные, поющие нотки. – Но мне кажется, вас что-то гнетет. Досадная проблема или, может, страстное желание чего-то несбыточного?

– Что за…

– Быть может, мечта? – Она коснулась кончиками ногтей лба Присса, тот дернулся. испуганно заморгал и замер. По его нездоровому одутловатому лицу разлилось спокойствие.

– Не бойтесь, – шепнула Риль, едва заметными жестами усиливая наведенное состояние доверия и умиротворения, – мы хотим помочь вам.

«У меня бы так не вышло, – с некоторой завистью подумал подошедший Юмазис. – Буквально в один момент такого строптивого дядьку укротила».

– Расскажите нам о себе, – сказал он вслух.

Присс снял шапочку и некоторое время задумчиво ее разглаживал.

– Странно, что вы спрашиваете. Ведь вам ничего не стоит залезть ко мне в голову и переворошить все мои мысли… Впрочем, как хотите. – Он снова поморщился. – Зовут меня, как вы уже знаете, Тробан Присс. Я письмоводитель и переводчик, работаю в конторе достопочтенного Цуки, что в городище Нижнего Двана. Естественно, холост.

– Естественно?

– Естественно. Я ненавижу людей. Гномов, эльфов. Орков. Ненавижу и презираю. Они все, все чего-то хотят от меня, но я им не нужен, никому не нужен. Они приходят ко мне, чтобы я им перевел что-то, какие-то их идиотские письмишки, завещания, прошения, объявления для газетных листков. Крестьяне. Купцы. Мастеровые. Сомнительного благородства господа и их слуги. Они такие разные, у них разные носы, уши, губы, волосы. Кто-то из них умнее, кто-то глупее. Кто-то весь пропах кислым вином. От кого-то отвратительно песет духами, от кого-то – потом. Или потом вперемешку с духами и кислым вином. Они смотрят на меня заплывшими глазками, дотрагиваются до меня своими липкими ладонями. До чего я ненавижу эту лавчонку! Вы спросите: зачем же я там работаю? Я вам отвечу: хочу заработать достаточно денег, чтобы удалиться от дел и заняться ботаникой и селекцией – выводить новые сорта цветов и трав, наблюдать за ними. – Тробан перевел дух и заговорил снова, с еще большим жаром: – А дома… Дома не лучше. Моих средств не хватает даже на то, чтобы купить половину сарая, потому я снимаю комнату в трущобах, насквозь воняющих прогорклым маслом и гнилой морковью. И вы думаете, там я могу насладиться одиночеством? Держите карман шире! По утрам меня будят молочницы. Их грубые, крикливые голоса, дребезжание бидонов связаны у меня с самыми ужасными минутами минутами, когда уходит сон. Ночами мне не дают уснуть вопли гуляк и подзаборных шлюх. А еще есть дети! Вечно орущие младенцы! Невыносимые подростки! На моем этаже живут две большие семьи. И если я ненавижу кого-то сильнее, чем молочниц, подзаборных шлюх и липких клиентов с прошениями, так это детей. Визгливые, невоспитанные, неугомонные создания! От них никуда не денешься, не скроешься…

Из его глаз потекли слезы.

– Я хочу быть один, понимаете? Один! Спокойно изучать жизнь растений. Неужели это так много?! Чтобы никто не стоял у меня за спиной, когда я читаю, пишу или просто размышляю. Чтобы никто не совал свой любопытный нос в мои бумаги! Чтобы никто не глазел на меня – равнодушно, с усмешкой или гадливой жалостью. – Голос Присса понизился до едва различимого шепота. – Никто-никто. Никогда.

Он тихо положил голову на руки, и веки его смежились.

– Спит, – прокомментировала Риль и без того очевидный факт. – Утомился, бедный.

Юмазис заворожено рассматривал вздрагивающего во сне человека:

– Какой типаж! Ристагов штопор! Какой изумительный псих!

Почему сразу псих? Он просто больной и несчастный.

– Вот именно. Больной и несчастный псих. И от нас требуется его осчастливить. – Юмазис назидательно погрозил пальцем куда-то в пустоту. – А то главный колдодурень никогда не позволит нам побывать в Грозе.

Риль механически потянулась к не тронутой Тробаном белой булке и принялась отщипывать от нее кусочки.

– Какая пустыня самая большая – Заюльская? – заговорила она, обращаясь больше к самой себе. – И погодные условия подходящие – перепады температур, пылевые бураны. Народ там особо не шляется, тем более в центральной части. Что, Юз, осилишь телепортацию? Или караван придется нанимать?

– Идея, конечно, свежая. А он там копыта не откинет?

– Надо сделать так, чтобы не откинул. – Она задумалась. – Маленький оазис с родником. Цветник, огородик. Кое-какая живность.

– Обширный винный погреб, книги по ботанике, – серьезно поддакнул Юмазис– Вообще-то неплохо бы у самого Присса спросить, что ему может понадобиться.