355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лолита Пий » Хелл » Текст книги (страница 1)
Хелл
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 08:32

Текст книги "Хелл"


Автор книги: Лолита Пий



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Лолита Пий

Хелл

Глава 1

Я потаскушка. Из тех, кого вы терпеть не можете: из самого отвратительного племени потаскушек – потаскушка из Шестнадцатого округа[1],в лучшем прикиде, чем любовница вашего шефа. Если вы официант в каком-нибудь модном заведении или продавец в роскошном бутике, вы наверняка желаете мне подохнуть, мне и таким, как я. Но ведь не режут курицу, которая несет золотые яйца. Поэтому такие, как я – наглое отродье, – живут и плодятся…

Я – неопровержимый символ противостояния марксизму, воплощения Привилегий, зловония Капитализма.

Как достойная наследница поколения светских женщин я большую часть времени провожу, лакируя свои ногти, наслаждаясь в «Салоне солнца», отсиживая в кресле задницу,пока Александр Зуари колдует над моей головой, глазею на витрины улицы Фобурж-Сент-Оноре, которые оформили вы, зарабатывая себе на хлеб насущный.

Я чистейший продукт поколения Think Pink, поколения «розового цвета»[2],мое кредо: всегда красива, всегда безупречна.

Вовлеченная в круговорот всевозможных показных искушений, я – муза бога Шик-Блеск, на алтарь которого каждый месяц весело швыряю столько, сколько вы не зарабатываете.

Когда-нибудь моя гардеробная взорвется от барахла.

Я француженка и парижанка, и это мое призвание, я принадлежу к единственному сообществу – очень космополитичному и очень спорному племени почитателей Гуччи – Прады. Фирменная монограмма – моя эмблема.

Я нарисовала немного карикатурный портрет. Признайтесь, вы принимаете меня за отпетую шлюшку с головы до ног в шмотках от Гуччи, с зазывной улыбкой и порхающими ресничками.

Вы напрасно недооцениваете меня, улыбка и ресницы – оружие грозное, благодаря ему я позднее заполучу мужа уж по крайней мере не беднее моего отца, с условием, sine qua non[3],что и дальнейшая моя жизнь будет такой же восхитительной и исключительно бессодержательной. Работа не значится в списке моих многочисленных талантов. Я буду поддерживать себя в форме, вот и все мои заботы. Как делали это до меня моя мать, моя бабушка. Известно, что уже десятилетия на брачном рынке высшего света конкуренция очень жестокая. Завидных женихов со всех сторон осаждает целая армия фотомоделей, секретарш и прочих амбициозных субреток, которые сверкают своими белоснежными зубами на приемах и не останавливаются ни перед чем, лишь бы ухватить кусок пожирнее. Пожирнее = апартаменты для приемов на правом берегу Сены + все по высшей категории + шкаф, набитый шмотками + двое детишек + пренебрежение своими менее удачливыми прежними подружками.

Да, на западе Парижа мы все красивые, все богатые.

Богатые? В это вы легко поверите, узнав, сколько стоит у нас квадратный метр жилья. Если бы мы не были богаты, мы бы там не жили. Красивые? Я чувствую, вы сомневаетесь. Но подумайте немного. В обществе, где взлет по социальной лестнице благодаря постели заставляет неистовствовать уже не одно поколение, некрасивые семьи улучшилисьв результате мезальянсов, ведь они, соединив богача, обрюзгшего, но зато с миллионами, и какую-нибудь гнусную карьеристку, производят на свет очаровательных детишек, потому что детишки унаследовали красоту матери и счет в банке папы. Конечно, не у всех супругов получается именно так, стоит только папиному доверенному лицу облапошить его, а маминым генам не сработать, и ребенок может родиться таким же уродливым, как папа, и бедным, как мама. Это называется «не повезло», но я не стану описывать вам жизнь бедняков и уродин: во-первых, я ее совсем не знаю, а во-вторых, не такой уж это занимательный сюжет.

Вы, конечно, знаете, мир разделен надвое: есть вы и есть мы. Почему так – понять трудно, не стану с вами спорить…

Сейчас я объясню свою мысль. У вас семья, работа, квартира, которую вы еще не оплатили сполна. По утрам пробки на дорогах, служба, где надо вкалывать, потом баиньки… Такова ваша доля. Это если вам повезло. А еще метро, ANPE[4],бессонница оттого, что проблема денег возникает из-за каждой ерунды. Ваше будущее сведется к повторению вашего настоящего. Ваши дети, если они отделятся от вас, будут жить на пятидесяти квадратных метрах, это самое большее, они покроют кожаные кресла привычными в семье оранжевыми покрывалами. Вы будете гордиться ими. Они будутпривозить вам на каникулы своих малышей в дом, который вы, уже совсем обессилев и выйдя на пенсию, купите на юге Франции.

Вы средний буржуа, вы умеете починить телик, а ваша жена – прекрасная кулинарка. Счастье для нее, если вы не бросите ее ради такой же, как она, но помоложе, потому чтоуже двадцать лет ее вид вызывает у вас приступ мигрени. Последний раз вы коснулись ее на недавнем матче Франция – Италия, когда лихорадочно сжали ее руку, потому что за тридцать секунд до окончания матча Франция забила гол. «Извини, дорогая».

Сейчас вы многим озабочены: надо починить стиральную машину, Женифье перекрасила волосы в красный цвет и страстно увлечена пирсингом, а не катехизисом, Кевин перенял в предместьях самое отвратительное произношение. Оба они посредственности да еще некрасивы. Это, должно быть, у них наследственное. Ваша неудовлетворенная женато и дело подкладывает вам на письменный стол номера журнала «Здоровье мужчины». Вы ловите себя на том, что вам снится ваша секретарша в стрингах, ваша племянница встрингах, целый сонм женщин в стрингах. Ваша жизнь больше не удовлетворяет вас.

Но ведь могло быть и хуже. Вы могли бы жить в предместье в трех комнатках с кухонькой без телевизора и посудомоечной машины. Правда, с теликом было бы еще хуже, потому что ваши шестеро детей постоянно запускали бы его на всю катушку, особенно во время прямых передач.

Вы могли бы быть бездомным.

Вы могли бы быть одним из нас…

Но кто мы?

Мы просто наследники патрициев античного Рима, сюзеренов Средних веков, знатной шпаги Ренессанса, крупных воротил XIX века, ничтожная горстка привилегированных, которые держат в своих украшенных драгоценностями от Картье хищных когтях половину достояния Франции.

Собственность – порождение неравенства среди людей. Но мы по этому поводу не скорбим.

Да, мы можем делать все, что нам заблагорассудится, все иметь, потому что мы можем все купить. Рожденные с серебряной ложечкой в наших VIP-ротиках, мы нарушаем все правила, потому что закон более богатых всегда лучший.

Неприятно кичиться нашим упадочным изобилием под носом у безденежной и добродетельной бедности, и вот Прада участвует в празднике коммунистической партии, Ж.-М. Мессье, «сам-хозяин-мира», выставляет на всеобщее обозрение свои дырявые носки, Гальяно для создания коллекции 2000 года вдохновляется в Булонском лесу клошарами… Мы этого не делаем. А тем, кого мы делаем богатыми, надоело быть богатыми. Гуччи появляется в свете с напульсниками на запястьях, «титулованные сыновья» ходят небритые,«тузы» шатаются по авеню Монтень, Хельмут Ланг заляпывает краской грязные джинсы и продает их за тысячу двести монет…

Со скоростью двести в час мы гоняем по улицам Парижа, там не стоит прогуливаться, когда мы за рулем, мы смешиваем алкоголь с кокаином, кокс с экстази, парни стоя и не предохраняясь совокупляются с путанами, а затем наслаждаются с подружками их младших сестер, которые с вечера до утра устраивают оргии на все лады. Мы в исступленном восторге, захваченные безудержным вихрем достойной Гаргантюа ненасытности, избытком сладострастия. Мы принимаем прозак, как вы принимаете долипран[5],нам каждый раз хочется покончить с собой при виде банковского счета, потому что и правда становится стыдно, когда думаешь о других, ведь есть умирающие с голоду дети, а мы обжираемся так, что у нас из носа лезет. Бремя несправедливости лежит на наших хрупких плечах бывших нежных детишек. А вы, вы просто ее жертвы, но вы в этом не виноваты.

Но все же, все же, что бы мы ни делали, это постыдно.

Да, мы поливаем пляжи Помпелона прямо из двухлитровой бутыли марочным вином из лучших сортов винограда. Ну и что? Разве вы за него платили? К тому же прошлым летом я заметила, что общественные пляжи в окрестностях Вуаль-Руж не пустовали. Вы как ни в чем не бывало нежились на солнышке, а когда проезжала какая-нибудь дорогая машина, «порше» или даже банальный «бокстер» (в своем кругу мы называем «бокстер» «порше» для бедных, ведь он стоит не больше трехсот тысяч), вы впадали в раж, вы просто теряли голову, вы бросали свои булочки или пирожки, выключали плейеры, они даже падали из ваших рук, у вас перехватывало дыхание, и ваши «Ох!» и ваши «Ах!» перекрывали шум мотора… Какая-нибудь «феррари» тогда могла вызвать кучу инфарктов. Не надо отрицать, я сидела в машине, я прекрасно вас видела… Ваши глаза горели, вы размахивали руками… От зависти вы покрывались испариной, вы наваливались на невысокое ограждение, чтобы выхватить глазом стринги, мелькнувший профиль звезды и вдохнуть мимолетный аромат «Дом Периньон» восемьдесят пятого года от уже высыхающего купальника от Эреса и от кожи, позолоченной с помощью спрея для загара… Вы все на свете отдали бы за то, чтобы оказаться на нашем месте.

Вы сами себе делаете больно.

В раздражении вы поносите нас за наше поведение. Вам хочется обличать нас в нечистой совести, ведь мы тратим столько башлей, сколько у вас не будет никогда. Но вам просто не повезло.

Я все время внушаю вам, что мы платим налоги и половины заработанных за год изнурительного труда денег в глаза не увидим, их у нас выдирает государство, чтобы ваши дети могли ходить в школу. Так что оставьте нас в покое.

В конце концов, лично у меня все в порядке. Единственная моя забота сегодня – что надеть. Я обедаю с Викторией в «Фландрене», я уже должна быть там, но поскольку Виктория так же пунктуальна, как и я, могу позволить себе приехать на полчаса позже, и, держу пари на мою сумку от Гуччи, мне еще придется ждать ее добрых десять минут.

Итак, у меня сорок пять минут, чтобы одеться, а это не так просто. Я обследую свою гардеробную, два своих шкафа. Изобилие – не подарок, можете мне поверить, проблема выбора умножается во много раз. Столько шмоток, а надеть нечего! Я застываю посреди спальни в стрингах, с чинариком в клюве и чуть не плачу от бессилия – это меня НЕРВИРУЕТ. Не очень убежденная в правильности выбора, я в конце концов натягиваю на себя платье от Жозефа, бледно-розовое, которое уже надевала один раз в Сен-Тропезе, на уик-энд на Пасху, и битый час ищу подходящую пашмину[6].

Туфли без задников от Прады я оставляю у входной двери, судя по всему, кроме меня, сюда никто свои не ставит. Хватаю сумку от Гуччи, ту, которую я уже упомянула, к счастью, я на днях купила себе очки фирмы «Хлоэ», самый последний писк моды, это возвращает мне хорошее настроение. Красивая, загорелая, вся в монограммах, я выхожу из квартиры с легким сердцем.

Мой мобильник вибрирует.

Частный номер.

– Да?

– У тебя все хорошо, дорогая? Где ты?

Всего лишь мимолетное знакомство… Почему он позволяет себе называть меня «дорогая»?

– Я только вышла из дома, иду в «Фландрен» обедать с Викторией.

– Подожди, я на углу, подкину тебя.

– О’кей, тогда поторопись.

Через три минуты он подъезжает, привычно лихо разворачивается на своем «порше», а я уже разговариваю по мобильнику с Викторией, она еще в ванне, я так и ожидала, но ору ей, не слишком ли это для того, чтобы просто выпить по стаканчику. Она умирает со смеху, ей все до лампочки.

С быстротой молнии мы мчим по авеню Анри Мартена, на спидометре сто пятьдесят, не хватает только задавить какое-нибудь хамло.

Через пять минут мы у «Фландрена». На террасе уже полно народу, ну и пусть, если свободных столиков нет, официант для меня поставит. Ах, «Фландрен»…

В Париже, сероватом от метро и безликих людей, существует своего рода островок веселья, роскошного и успокоительного, мирная гавань, место встреч, пристанище нашейкомпании, Сен-Тропез в середине сентября.

Здесь всегда солнечно. Один лучик солнца касается золотистых волос вон той восхитительной девушки с пластырем на носу, потом он меняет направление, чтобы приласкать блестящий бампер темно-синего «бентли», его хозяин, какой-то красивый старик, обедает, затем лучик отражается на позолоченных буковках чьей-то сумки от Диора и заставляет сверкнуть тысячью огоньков стразы в оправе моих очков от Хлоэ, оживляет своим светом пряжку на поясе от Гуччи, играет на двух золотых украшениях от Шоме какого-то ливанца, читающего «Точку зрения», натыкается на мою зажигалку «Дюпон» и теряется в пузырьках моего бокала с шампанским.

Виктория наконец приехала. Она садится, заказывает помидоры-моццарелла и начинает перемывать косточки всем присутствующим. Сюда ходят, чтобы увидеть и быть увиденным? Нет, чтобы перемывать косточки другим и дать повод перемывать тебе. Кроме отличных сервиса и кухни (десерт не в счет, он у них отвратительный, это всем известно)«Фландрен» – светская ярмарка, место встреч «всего Парижа» и неистощимое поле деятельности для злых языков, вроде наших. Впрочем, мы такие не одни. Вон, взгляните на этих девушек во флере и в полном сезонном прикиде, с красновато-коричневыми волосами, изящных, с недоступным видом деликатно, прижимая локти, вкушающих яства…

А вы подойдите… поближе… и услышите их голоса… хриплые и страстные…

– О, смотри-ка, она перекроила себе нос… А что это за потаскушка, с которой обедает Джулиан?.. – Какая-то дочь Востока, он купил ее у Витторио… – А я не знала, что Витторио торгует восточными девочками… – Как ты думаешь, кто платит за выпивку, ты ведь знаешь, у его семьи нет ни шиша, и откуда он только взялся, этот типчик?.. – А у Синтии-то, вон она, сумочка от Шанель, за двенадцать тысяч… – Она сейчас с придурком Бенжи, он все ей оплачивает, хотя и скрывает это… – И где только деньги берет? Недавно купил новенькую «БМВ»… – Он на бирже спекулирует, но удача долго не длится, так что ты туда не суйся… – Не оборачивайся, там любовь твоей жизни… – С кем? —С любовью моей жизни… – Здороваются с Синтией… – Алло, где ты?.. Хорошо… В «Фландрене»… Никого интересного… Подскакивай к нам… О’кей, целую, дорогая… – Пожалуйста, я хотела бы крем-брюле. Спасибо… – О, чья это «феррари»? – Как поживаешь? Присаживайся… – Я думаю, в Марбелье, у меня там дружок-венесуэлец, он арендует яхту метров в пятьдесят… Или на Бали с предками… это уже совсем другая жизнь, так, пустое времяпровождение… – Как-то в казино… – Я этого типа и видеть не хочу… – Я чувствую себя совсем разбитой, вчера была у Криса, мы хорошо позабавились… – У тебя миленькие очки, это от Шанель? Просто класс… – Спасибо… – Я купила себе «смарт»,тоже хорошая тачка… – А знаешь, с кем я была вчера вечером?..

– Уходим?

В такси, когда я ехала домой, у меня разболелась голова, слишком накурилась, и – странно! – было такое чувство, будто я зря потратила время.

Что я сделала сегодня? Хорошо пообедала – с помидорами-моццарелла, камбалой, которую я сначала отправила обратно на кухню, чтобы мне ее приправили, а во второй раз потому, что она остыла, пока ее приправляли, да и макароны слишком пересластили.

Виктория была моей гостьей, заплатила я. За обед двух подружек восемьсот франков… Прилично.

Какой-то болван прислал на наш столик бутылку «Болинье», мы ее вылакали. Из вежливости.

К нам подсели Жюльен, Давид и еще один Давид. Первый – сын очень известного певца, с которым у меня был грех, второй – сын одного генерального директора, весьма важной птицы, с которым у меня тоже был грех, а третий – сын бывшего министра, с которым у меня ничего не было, потому что он совсем голубой.

Я сорок два раза сказала «добрый день» всяким личностям, из коих шестерых вообще не знаю, а мне их не представили.

Мое внимание привлекла «феррари-маранелла» с люксембургским номером. К сожалению, ее владелец так и не появился.

Совсем голубой сын бывшего министра уходил в сортир принять дозу, а сын очень известного певца и сын генерального директора, пока его не было, язвили по поводу его матери, которую их респектабельные отцы, оба, не один раз укладывали на спинку.

Нанюхавшийся кокса, подбодренный, сын бывшего министра вернулся из сортира и, воспользовавшись тем, что сын очень известного певца ругался по мобильнику с гаражом, где приводили в порядок его «порше», потому что они еще не закончили ремонтировать коробку скоростей (он покорежил ее, когда два дня назад мчался в три часа ночи и где-то на окраине столкнулся с неким Андреа), так вот, сын бывшего министра, воспользовавшись этим, сказал мне, что у очень известного певца уже нет и десяти франков.

– Тем не менее его сын разъезжает на «порше»…

– Показуха… Да его модель «порше» едва ли представительнее средней тачки…

– А-а…

Вот вы мечтаете о нашем бросающемся в глаза золотом изобилии… Да это всего лишь накладное золото. Башли, тачки, друзья, дома тут и там, путь всюду открыт… А мы маемся от безделья, нам всегда нечего делать. Но нам все равно.

По правде говоря, мы подыхаем со скуки, потому что нам нечего больше желать.

Мир слишком мал, к восьми годам мы уже десять раз облетели его в бизнес-классе…

Глава 2

Наступает ночь, а когда наступает ночь, Париж меняет цвет и направления.

Я в такси, мы едем вдоль Сены, я опускаю боковое стекло, чтобы можно было курить. Еще несколько минут, и я буду сидеть где-нибудь за столиком, может, это будет «Авеню» или бар отеля «Кост», или «Мезон-Бланш», «Ноби», «Ксю», «Мэн Рей», «Корова», «У Дьепа», «Марке», «У Таньи», «Стреза» или «Плаза», я закажу к обеду тысячелистник с крабами и, конечно же, полусладкое вино, а может, не стану ужинать, выпью «Космо» или просто водки, выкурю подряд несколько сигарет, поздороваюсь со знакомыми.

Сибилла с ног до головы во всем от Куррежа, Хлоэ с восторгом демонстрирует свою новую сумку от Диора. Обе они блондинки, обе неглупые. Все вместе мы весим меньше ста пятидесяти килограммов.

Я рассказываю им о последних выходках Б.

Среди моих друзей Б. больше известен под кличкой Паршивец Б. или Тот, Кто Разбил Мое Сердце.

У Б. глаза, полные звезд, и ангельская улыбка, за которой он прячет свои дурные намерения.

Как-то вечером во время попойки в «Куине» я томно допивала семнадцатый стаканчик водки, спрашивая себя, зачем я здесь, постоянно здесь, как вдруг среди всяких подонков я увидела Просвет. Просвет в пять часов утра.

Б., конечно же, это был Б.

Я отставила стакан.

Я потребовала, чтобы меня немедленно познакомили с ним, и в уик-энды, которые последовали за этим днем, было много поцелуев.

А потом – целая неделя полной лучезарности, каждая встреча открывала мне какую-нибудь новую черту совершенства Б.

1. Б. был отличный малый.

2. У него был «Астон-мартин-В7-вантаж»…

3. Б. был забавный, умный, был хорошим собеседником и не допекал меня экзистенциалистскими вопросами, о чем так любят рассуждать папенькины сынки, и он терпеть не могразговоров вроде: какие часы престижнее – «Одемар-Пиге» или «Ейгер»? А машины? «Ауди-ТТ» или «бокстер»? Серая с красной обивкой салона или черная с обивкой беж? А как заполучить столик в «Бэне» во время Недели Высокой моды? И почему обода для «ТТ», они же самые красивые,дешевлевсех?!!

4. Б. читал… книги!

5. Б. взял меня и Б. меня бросил.

Да, в первый и последний раз в жизни я позволила себя взять таким старым как мир трюком, и я ношу в себе вековую боль Преданной Добродетели, ведь мы, женщины, подвергаемся этому уже века из-за жадных до мимолетного соития монстров.

Но это была только прелюдия к тем мукам, которые Паршивец Б. нанесет моему чистому сердцу и моей пока еще цельной душе.

Вчера вечером Б. без малейшего смущения объявился в «Бэне» с какой-то русской куклой ростом в метр девяносто, с безукоризненными ногами, но с рыхлым, каким-то поросячьим лицом, и мое разочарование мгновенно сменилось презрением, ведь кто захотел бы такого идиота, который предпочел мне какую-то невзрачную дуру только потому, что она на три головы выше меня и произносит «р», как какой-нибудь уральский крестьянин.

Внешность… Главное, внешность…

Под меланхоличный аккомпанемент «Сан Траст» – «Привет, недотрога» – я поведываю приятельницам о своих горьких переживаниях, о том, как элегантен был Б. в своем сером костюме вчера вечером, как меня раздирало желание раскроить бутылкой глотку мерзкой проститутки, как сегодня утром я ревела, сидя перед зеркалом, а потом решилапоставить на этой истории крест, потому что лучше выглядеть безразличной и достойной, чем трогательно несчастной.

Приносят мартини для Сибиллы, «Эвиан» для Хлоэ, водку для меня, два дружка Б. подходят к нам, лицемерно спрашивают, как у меня с Б., все ли в порядке, к счастью, звонит мой мобильник и отвлекает меня, а то бы я им ответила, это одна знакомая из Монако приглашает меня на праздник в свои апартаменты в «Бристоле», я почти не разбираю слов из-за ее дурацкого акцента и не знаю, как мне отвертеться от приглашения, ведь я не говорю по-итальянски, потом заканчиваю разговор, соврав, что еду в туннеле, а Хлоэ уже рассказывает Сибилле, как она, выскакивая из такси на авеню Габриель, чуть не сломала себе копыто, Сибилла и я в ужасе восклицаем: «Каблук от твоих „Гуччи“?!», но она нетерпеливо возражает: «Да нет, свою собственную пятку!», и мы, успокоенные, качаем головами, а я спрашиваю Хлоэ, чего ради она таскалась на авеню Габриель, ведь там нет бутиков, но она не ответила, и я подумала, не скрывает ли она от меня что-нибудь, ведь на авеню Габриель живет Б. Мы уже давно не виделись, у нас есть чем поделиться, и я рассказываю им об одной из своих приятельниц, фотомодели, которую они обе терпеть не могут, что она появилась на страницах популярного «Гала», и Сибилла спрашивает меня, не знаю ли я некую Гюдрен, она в этом месяце красуется на обложке журнала «Вог» и, говорят, за три недели после выхода номера уложила к себе в постель весь Париж, так вот, был ли в числе их ее «бывший»? Потом мы дружно пришли к согласию, что с удовольствием укокошили бы всех фотомоделей, которые без зазрения совести шлендают по Восьмому округу Парижа, но я успокаиваю их, сказав, что хотя девочки с Востока и длинноногие, но только ногами они и берут, а на фото совсем не смотрятся, а Хлоэ с убеждением заявляет, что «они» с ними только трахаются, но «они» на них не женятся, и я еще добавляю, что поджидают-то они все-таки нас, но почему-то никто не смеется. Потом мы долго спорим по поводу политического скандала, о котором кричат все газеты, и я, чтобы доказать свою правоту, достаю из сумки «Пари-матч», где рассказывается об этом уголовном деле, а Хлоэ звонит сыну одного из главных действующих лиц, он поведывает нам правду, и мы минут пять сидим, потеряв дар речи, так это нас шокирует. Сибилла показывает мне послание, которое она отправила своему дружку среди ночи, и я ругаю ее, я против всяких посланий в четыре часа утра, по-моему, это признак слабости, когда на дисплее прописными буквами появляется:

ВСПОМНИ ОБО МНЕ, КОГДА ТВОИ ДЕТИ БУДУТ ГЛОТАТЬ НАРКОТИКИ И ЗАНИМАТЬСЯ ПРОСТИТУЦИЕЙ.

Я бы, скорее, направила ему такое: «Ты подохнешь в одиночестве, и это будет твоя вина» или включила бы ему на автоответчик песню Азнавура «Где мои двадцать лет?».

Потом мы решаем, что, уходя, поцарапаем его открытый двухместный «мерседес». Наши мобильники звонят одновременно. Это наши приятели, через несколько минут они подходят, мы как раз рассуждаем о брошенных женщинах, о том, что они взяли моду напрочь отрезать волосы своим разлучницам, и дьявольская мысль заползает мне в голову, но я ее прогоняю.

Я оглядываю людей, что сидят вокруг нас, их лица облагорожены мерцанием свечей (насколько менее красивы лица в неоновом свете метро!), я смотрю на ухоженную авеню Монтень: здесь много иностранцев и дорогих бутиков «Фенди», здесь «порше» с номерами Монако и «феррари» всех цветов, здесь посольства, здесь нет булочных, здесь под сурдинку звучит умиротворяющая музыка, она плавает в наступающей ночи, здесь дилеры, похожие на деловых людей, здесь истинно деловые люди, здесь их сыновья, похожие надилеров, а вот напротив на тротуаре стоит мой бывший дружок, и чей-то черный «порше» с номером 75ONLV75 проезжает не спеша, словно скользит, и я вдруг вспоминаю, что завтра мне предстоит аборт.

Вот эту минуту и выбирает какой-то тип с соседнего столика, – он недурен! – чтобы спросить у Сибиллы и у меня, не работаем ли мы в каком-нибудь агентстве. Мы нервно смеемся, потом изображаем из себя последних дурочек, которых он заинтересовал, и вместе принимаемся обсуждать объем талии, вес, походку, фото. В конце концов он дает нам свою визитку, где красуется логотип одного известного агентства фотомоделей, какое-то итальянское имя и должность «директор по подбору кадров», и мы все трое начинаем дико хохотать, хохотать с безумными выкриками, это наша манера смеяться, а Сибилла достает из своей сумочки от Куррежа бумажник, а из него – визитную карточку и с вызывающей улыбкой протягивает ему:

– Вот настоящий лого агентства моего отца, что же касается директора по подбору кадров, то я раз в неделю обедаю с ним. И это не ты.

Разинув рот, он застывает, этот самозванец, потом с загадочным видом улыбается во весь рот, и я говорю себе, что он, конечно же, нахал, просто скотина, но он, право, право, очень недурен, и я смотрю на Сибиллу, она тоже улыбается, но уже совсем другой улыбкой, и я понимаю, почему Витторио (да, его зовут Витторио) не тушуется и спрашивает у Сибиллы, чей номер телефона на визитке – ее или отца, и она отвечает, да, ее, и тогда он говорит, что теперь может уйти, и в самом деле удаляется, и когда он проходит через зал, все провожают его взглядом.

– Надо бы с подозрением относиться к типчикам, которые носят часы «Дайтона» и раздают фальшивые визитные карточки, – безапелляционным тоном заявляет Хлоэ.

– И к девчонкам, которые неизвестно ради чего таскаются по авеню Габриель! – Это мой ответ, я хорошо ее обрезала.

Мой мобильник снова звонит, номер не высвечивается, я отвечаю. Но на другом конце молчание.

Пора идти в «Кабаре».

Выходя, мы сталкиваемся с двумя или даже тремя друзьями, иранскими миллиардерами, которые, как и мы, постоянно бывают здесь, они с комфортом располагаются в двух «бентли», тогда как мы вшестером с трудом втискиваемся в «Ауди-ТТ» и «бокстер». И мы приходим к выводу, что богатства распределены несправедливо.

У «Кабаре» я замечаю машину Б., и у меня мелькает мысль, не лучше ли мне дома почитать в постели «Красотку вельможи» или, покуривая запрещенную травку, послушать компакт-диск с Буддой.

Мы быстро входим, лихо, чуть ли не кубарем скатываемся вниз по лестнице. Кубышка полным-полна, мне кажется, что все в масках, в одинаковых масках с двумя прорезями для глаз, и только у Б. лицо открыто.

Десять минут уйдет на то, чтобы поздороваться, а потом я смогу укрыться за нашим столиком и повернуться спиной к своему Страданию в оранжевом пуловере с закатанными рукавами. Я собираю в кулак все силы, чтобы, не подходя к Б., сказать «добрый вечер» кому-то справа, в зале те же самые топ-модели, что были вчера в «Бэне», те же букерыили выдающие себя за букеров, все разодетые, это нормально, ведь идет Неделя Высокой моды, ее дух витает в воздухе и до такой степени овладевает всеми, что кажется ощутимым… ВСЕХ К ЧЕРТУ, Я ЗНАМЕНИТОСТЬ!!! Здесь я впервые слушаю, как завывает Мэрилин Мэнсон, ну и что из того. Все выглядит так, словно они наглотались наркотиков, и язнаю, ЗНАЮ, что девицы, все до одной, ОТВРАТИТЕЛЬНО чувствовали себя, когда проснулись сегодня утром, и все они жадно ждут телефонного звонка, который не прозвенит для них никогда. И я снова спрашиваю себя, зачем я здесь, ведь я могла бы спокойно остаться дома, посмотреть «Элли Макбилл», но потом мне становится легче, когда я ясно осознаю, что если спросить у всех присутствующих, что они здесь делают, половина из них тут же зальется слезами, а другая половина нетерпеливо бросит: «Так ведь Неделя Высокой моды!» или то же самое, но по-английски и растягивая слова: «Because it’s Faaaashion Weeeeek», последнее – это топ-модели, от них не следует ожидать слишком многого, бедняжки смертельно устали, они целый день таскались то туда, то сюда, денька через два они вернутся в Нью-Йорк и не будут больше мозолить нам глаза до следующего сезона.

В зале слишком жарко, все говорят по-английски, какая разница, три рюмки водки и потом несколько снисходительных комплиментов уже не в счет. Главное – «он здесь» и еще, чтобы челка, которую я подрезала и уложила сегодня в шестнадцать часов у «Toni and guys»[7],держалась, несмотря на влажный воздух. Наш столик в поле зрения Б., не слишком ли часто Б. бросает взгляд в нашу сторону? Я прошу Сибиллу говорить мне каждый раз, когда он делает это, потому что я хотела бы:

1. Ни за что на свете не выражать радость.

2. Проявлять королевское безразличие к нему, но в то же время мне нужно знать, с ДА или НЕТ он все время поглядывает на меня.

– Смотри, вон тот типчик, что подходил к нам сегодня… – радостно говорит Сибилла.

– Тот, что назвался служащим твоего отца?

Она кивает. Нам приходится делать вид, будто мы здорово перебрали дури, хотя у нас нет кокса, но весь этот цирк ради того, чтобы как-то оправдать, почему мы пятнадцать раз проходим в туалет и обратно, а все объясняется очень просто: в конце зала находится столик Витторио, а мадемуазель Сибилла желает усечь, кто верховодит в его компании, какие этикетки у них на бутылках и действительно ли его зовут Вит-т-т-торио. Витторио вовсе не выглядит выпивохой. И еще – что за девочка рядом с ним, с которой он разговаривает? Красивая? Если да, то красивее ли, чем она, Сибилла? Неужели, а чем? И что он может рассказывать ей так долго? Но я говорю Сибилле, чтобы она не переживала из-за этой куколки, потому что он наверняка обсуждает с ней, какой процент от ее умопомрачительных гонораров он будет получать, когда сделает из нее супер-топ-модель, хотя его план вряд ли когда-нибудь осуществится, ведь Витторио НЕ букер, к тому же, посмотри, у него и сумка не фирменная. Сибилла успокаивается, а я могу наконец пересесть на другой стул и вдоволь любоваться Б. Между прочим, уже четыре часа утра, и Кассандра, не знаю, откуда она прискакала, говорит мне, что пора нам рвать когти из этой лавочки, уже наполовину опустевшей.

Я выхожу из «Кабаре» с разлохмаченной прической и единственным желанием чего угодно, лишь бы не возвращаться домой, несмотря на негодование Сибиллы, Хлоэ, Жюльена,Давида и еще Давида, которые возвращаются в свой Шестнадцатый, в свой Седьмой, в свой Восьмой округа и не понимают, откуда у меня берутся силы: «Тебе еще не надоело таскаться?.. Тебе еще не надоел „Куин“?.. Ты что, не устала?..»

Нет, они меня не убеждают, и я хватаю за руку Кассандру, в последнюю минуту мы вскакиваем в «феррари» лучшего друга ее дяди, который еще ходит по кабакам, хотя ему уже пятьдесят и у него две дочери нашего возраста, кстати, я их не люблю. До «Куина» ехать меньше минуты, принимая во внимание скорость машины и близость заведений другк другу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю