Текст книги "Границы бесконечности"

Автор книги: Лоис Буджолд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Джону

I

– К вам посетитель, лейтенант Форкосиган.

Обычно невозмутимое лицо медбрата перекосилось от испуга, взгляд застыл. Он отступил в сторону, пропуская посетителя в палату. Автоматические двери еще не закрылись, а медбрат уже поспешно ретировался.

Вздернутый нос, лучистые глаза и открытое доброе лицо очень молодили вошедшего, хотя темно-русые волосы на его висках уже начали седеть. Он был худощав, одет в скромный костюм и отнюдь не распространял вокруг себя атмосферу ужаса, вопреки столь острой реакции медбрата – по правде говоря, гость вообще не производил никакого впечатления. Саймон Иллиан, глава Имперской службы безопасности Барраяра, начинал обычным тайным агентом, и эта работа приучила его быть незаметным.

– Привет, босс, – сказал Майлз.

– Выглядишь отвратительно, – любезно заметил Иллиан. – Не трудись отдавать честь.

Майлз коротко рассмеялся; даже смех сейчас причинял ему боль. У него болело все, кроме рук: они все еще не отошли после анестезии и были забинтованы и зафиксированы от лопаток до кончиков пальцев. Он поглубже зарылся в постель в тщетной надежде найти более удобное положение для своего тщедушного тела, облаченного в больничную пижаму.

– Как прошла операция? – осведомился Иллиан.

– Примерно так, как я и ожидал. Мне ведь однажды уже оперировали ноги. Самое противное началось, когда разрезали правую руку, чтобы вынуть осколки костей. Нудно. Левую сделали гораздо быстрее – там осколки были крупнее. Теперь буду ждать, приживется ли в пластике костный мозг. Какое-то время у меня будет малокровие.

– Надеюсь, ты не возьмешь за правило возвращаться после каждого задания на носилках?

– Ну-ну, это ведь всего второй раз! Да и вообще, рано или поздно у меня просто кончатся непересаженные кости. Годам к тридцати я уже буду целиком из пластика.

И Майлз представил себе эту невеселую перспективу. Интересно, могут ли его объявить юридически умершим, если больше половины его тела будет из запчастей? Не войдет ли он когда-нибудь на фабрику пластиковых протезов с возгласом «Мама!»?

– Давай-ка поговорим относительно твоего задания, – твердо произнес Иллиан.

Значит, этот визит не просто выражение сочувствия… Да и вообще, способен ли Иллиан хоть кому-нибудь сочувствовать? Иногда это трудно было понять.

– Мой доклад у вас, – уклончиво ответил Майлз.

– Твой доклад – это шедевр недоговоренности, – в голосе начальника Имперской службы безопасности не было и тени неудовольствия.

– Ну… Мало ли кто его прочтет. Никогда нельзя знать заранее.

– Оставь, Майлз! Ты прекрасно знаешь, что речь идет не об этом.

– Так в чем проблема?

– Деньги. А еще конкретнее – финансовая отчетность.

Может, все дело было в лекарствах, которыми его напичкали, но Майлз ничего не понял.

– Вам не нравится моя работа? – жалобно спросил он.

– Если не считать твоих ранений, результаты последнего рейда в высшей степени удовлетворительны… – начал Иллиан.

– Очень рад это слышать, – мрачно пробормотал Майлз.

– …а твои похождения на Земле все еще полностью засекречены. Мы поговорим о них позже.

– Сначала мне надо будет доложиться парочке вышестоящих инстанций, – решительно заявил Майлз.

Иллиан отмахнулся:

– Я так и понял. Нет. Обвинения касаются мероприятия на Дагуле и того, которое ему предшествовало.

– Обвинения? – озадаченно переспросил Майлз.

Иллиан пристально посмотрел на него.

– Лично я считаю, что все затраты на поддержание твоих связей со Свободными дендарийскими наемниками окупаются с точки зрения внутренней безопасности. Хотя бы потому, что если бы ты постоянно находился, скажем, в Главном штабе, здесь, в столице, то стал бы превосходным магнитом для любых заговорщиков. Не только для тех, кто добивается почета и расположения властей, но и для тех, кто попытался бы через тебя задеть твоего отца. Как это происходит в настоящее время.

Майлз скосил глаза, надеясь, что сосредоточенный взгляд поможет ему собрать воедино и свои разбегающиеся мысли.

– Итак?..

– Короче, кое-кто сейчас очень прилежно изучает твои отчеты о тайных операциях флота наемников. Этим господам хотелось бы узнать, на что именно пошли определенные крупные суммы. Некоторые из твоих счетов по замене оборудования просто чудовищны – даже с моей точки зрения. А нашим противникам весьма желательно доказать существование систематических растрат. Осуждение тебя военным трибуналом за хищение казенных денег было бы сейчас чертовски некстати – и для твоего отца, и для всей центристской фракции.

– Это зашло настолько далеко?.. – ахнул пораженный Майлз.

– Пока нет. Я твердо намерен все замять. Но для этого мне нужны детали. Я не хочу действовать вслепую, как бывало уже не раз. Я еще не забыл, как из-за тебя провел месяц в моей собственной тюрьме…

Неприятное воспоминание заставило Майлза нахмуриться.

– На этот раз, – продолжал Иллиан, – они действуют через графа Форволка из Казначейства, а он до фанатизма предан императору и к тому же имеет его личную… э-э… поддержку. Под него не подкопаешься. Но боюсь, что достопочтенный граф поддается чужим влияниям. А поскольку он считает себя сторожевым псом, то чем больше от него отбрыкиваются, тем упорнее он цепляется за свои подозрения. С Форволком следует обращаться предельно осторожно, независимо от того, прав он или ошибается.

– Ошибается?.. – выдохнул Майлз.

До него наконец дошло, почему Иллиан пришел в госпиталь сегодня. Да, шефом и вправду руководит не беспокойство о раненом подчиненном. Но задавать свои вопросы сейчас, когда Майлз только очнулся после операции, слаб, накачан лекарствами, возможно, даже плохо соображает…

– Почему бы вам не допросить меня с суперпентоталом, да и делу конец? – огрызнулся он.

– Потому что я знаю о твоей аллергии к подобным препаратам, – невозмутимо ответил Иллиан. – Это очень прискорбно.

– Тогда отчего бы не выкрутить мне руки?

Задетый за живое начальник секретной службы помрачнел.

– У меня была такая мысль. Но потом я решил поручить это хирургам.

– Знаете, Саймон, вы иногда бываете настоящим подонком.

– Знаю. – К Иллиану вернулось хладнокровие. Он ждал и наблюдал. – В этом месяце, пока не кончится свара из-за бюджета, у твоего отца не должно быть скандалов в правительстве. И обвинения в твой адрес надо придушить независимо от того, на чьей стороне правда. Все сказанное в этой комнате останется – должно остаться – между нами. Но я должен знать!

– Вы что, предлагаете мне амнистию?

Голос Майлза превратился в рычание, сердце бешено заколотилось.

Иллиан был невозмутим.

– Если понадобится.

Майлз не мог сжать кулаки – он их даже не чувствовал, – но пальцы ног у него сжались. Он задыхался в мутных волнах ярости. Перед глазами все поплыло.

– Ты… мерзкий… ублюдок! Ты смеешь называть меня вором…

Майлз заметался в кровати, скидывая с себя больничные простыни. Медицинский монитор тревожно запищал. Тяжелые бесполезные руки болтались из стороны в сторону, как неживые.

– Это я крал у Барраяра? Я крал у моих собственных мертвецов?..

Он сбросил ноги и мощным усилием пресса вскочил с кровати. На миг выпрямившись, он резко качнулся вперед и, тут же потеряв равновесие, чуть не грохнулся на пол. Иллиан успел вскочить и поймать его.

– Какого черта, парень?! Что за шутки?

Майлз и сам толком не знал.

– Что вы делаете с моим пациентом? – крикнул, врываясь в палату, бледный военврач. – Он только что перенес серьезную операцию!

Доктор был разозлен и испуган, а вбежавший следом за ним медбрат вообще находился на грани истерики. Он попытался остановить своего начальника и даже схватил его за руку, пролепетав:

– Сэр, это шеф службы безопасности!

– Я знаю, кто он. Но будь он хоть призраком императора Дорки, я не позволю ему заниматься здесь его… работой! – Врач воинственно уставился на Иллиана. – Ваши допросы, или что вы тут затеяли, можете проводить в своих застенках. Я не допущу подобного в госпитале. Этого пациента еще нельзя тревожить!

У Иллиана вид был сначала недоумевающий, потом возмущенный.

– Я не…

Майлз прикинул, не следует ли ему артистично нажать на какие-нибудь нервные окончания и заорать благим матом, но сейчас, к сожалению, ему нечем было нажимать.

– Внешность бывает так обманчива, – промурлыкал он на ухо Иллиану, повисая на его руках. Сжав зубы, он изобразил мученическую улыбку.

Иллиан нахмурился, но очень бережно уложил молодого человека в кровать.

– Все в порядке, – прохрипел Майлз врачу. – Все в порядке. Я просто… просто… – «Разволновался» не вполне характеризовало ощущения Майлза, ему казалось, что сейчас у него лопнет голова. – Ничего.

Чувствовал он себя хуже некуда. Подумать только: его заподозрил Иллиан, который знает Майлза всю жизнь, который, казалось бы, полностью ему во всем доверяет… Майлз гордился этим доверием, гордился тем, что он, еще такой молодой офицер, выполняет самостоятельные задания… Похоже, на деле его служба была не государственной необходимостью, а просто удобным предлогом загнать подальше опасного и неуклюжего щенка-фора. Игрушечные солдатики… А теперь он еще и растратчик! Какое страшное пятно на его чести – и на его разуме. Можно подумать, что Майлз не знает, откуда берутся финансы империи и какой ценой они достаются.

Черная ярость сменилась черным отчаянием. Неужели Иллиан – Иллиан! – действительно подумал, пусть даже на секунду… Да, он подумал. Он не пришел бы сюда, не расспрашивал бы его, если бы не был всерьез обеспокоен возможной справедливостью обвинений. К своему ужасу, Майлз почувствовал, что тихо плачет. Будь прокляты эти лекарства!

Иллиан смотрел на него с тревогой.

– Майлз, так или иначе я должен объяснить твои затраты уже завтра. Пойми, это затраты моей организации.

– Лучше я предстану перед трибуналом.

Иллиан сжал губы.

– Я приду позже. После того, как ты поспишь. Надеюсь, тогда ты сможешь рассуждать более трезво.

Затем над Майлзом хлопотал врач, всадивший в него еще одно чертово лекарство.

Молодой человек медленно повернулся лицом к стене – не спать, а вспоминать.

Горы Скорби

Поднимаясь от озера к дому, Майлз услышал женский плач. Он не стал вытираться после купания, поскольку день обещал быть жарким, а прохладная вода, стекая с волос, приятно освежала голую спину и грудь. Менее приятным было то, что капала она и с рваных шортов Майлза, а стержни, защищавшие его ноги от поломок, легко натирали мокрую кожу. Хлюпая разношенными кроссовками, Майлз в ускореном темпе преодолел еле заметную тропинку в кустарнике. Когда голоса стали различимы, он замедлил шаги.

В женском голосе звучали горе и смертельная усталость.

– Пожалуйста, лорд, ну, пожалуйста! Я только хочу справедливости…

Охранник был раздражен и смущен.

– Не лорд я. Ну же, встань, женщина. Возвращайся в деревню и обратись к окружному судье.

– Говорю вам, я только что оттуда! – Майлз вышел из-за кустов и остановился, наблюдая любопытную сцену: женщина, стоявшая на коленях, так и не встала при его появлении. – Судья не вернется еще много-много недель. А я шла сюда четыре дня. У меня мало денег… – Покопавшись в кармане, она протянула охраннику сложенные лодочкой руки. – Здесь только марка и двадцать пенсов, но…

Раздосадованный страж заметил Майлза и резко выпрямился, словно боясь, что будет заподозрен в готовности принять такую жалкую взятку.

– Убирайся, женщина! – рявкнул он.

Майлз вопросительно выгнул бровь и захромал к воротам.

– Что тут происходит, капрал? – спокойно осведомился он.

Капрал охраны принадлежал к Имперской службе безопасности и весьма рьяно относился к своим обязанностям. Таким душным утром ему было чертовски жарко в застегнутом до горла парадном мундире, но Майлзу казалось, что капрал, находясь на посту, скорее сварится, чем расстегнет хоть одну пуговицу на вороте. Выговор у охранника был не местный – наверняка парень из столицы, где бюрократы всех рангов издавна поднаторели в решении проблемы «пускать или не пускать».

Женщина, напротив, была явно местная, из горного захолустья. Она была моложе, чем поначалу показалось Майлзу. Высокая, сероглазая, с покрасневшим от слез лицом и светлыми нечесаными волосами. Если ее отмыть, подкормить, прибавить уверенности в себе и жизнерадостности, она может оказаться почти хорошенькой. Правда, сейчас привлекательного в ней было мало, даже несмотря на потрясающую фигуру – стройная, но полногрудая… «Нет, – поправил себя Майлз, подходя к воротам, – только временно полногрудая». Лиф домотканого платья женщины был в подтеках молока, хотя младенца поблизости не наблюдалось. Ноги у женщины были босые, ступни заскорузлые и потрескавшиеся.

– Никаких проблем, – заверил Майлза охранник. – Убирайся, – прошипел он нарушительнице спокойствия.

Та неловко перекатилась с колен на зад.

– Я вызову сержанта! – Охранник поглядывал на простолюдинку уже с опаской. – Ее сию минуту уберут.

– Погодите-ка, – остановил его Майлз.

Женщина смотрела на Майлза снизу вверх и, судя по всему, не знала – радоваться или печалиться его появлению. По тому, что на нем надето, никак нельзя было догадаться об общественном статусе Майлза. Ну а все остальное было видно яснее некуда. Молодой человек вздернул подбородок и невесело улыбнулся. Слишком крупная голова, слишком короткая шея, утолщенная неровным позвоночником спина, кривые ноги, на которых сверкают хромом подпорки экзоскелета. Если бы горянка встала, его макушка едва достала бы ей до плеча. Майлз со скукой ждал, когда рука женщины сделает ритуальный жест, защищающий от сглаза и мутаций, но она только вздрогнула и сжалась.

– Мне надо видеть милорда графа. – Женщина обращалась к кому-то между Майлзом и охранником. – Это мое право. Мой отец погиб в армии.

– Премьер-министр граф Форкосиган, – чопорно заявил капрал, – прибыл в свое загородное поместье на отдых. Если бы он собрался заняться делами, то уехал бы в Форбарр-Султан.

При воспоминании о столице его глаза подернулись ностальгической грустью.

Женщина воспользовалась паузой:

– Ты всего лишь горожанин, а он мой граф. Я имею право.

– Зачем тебе надо видеть графа Форкосигана? – терпеливо спросил Майлз.

– Убийство! – воскликнула женщина. – Я хочу сообщить об убийстве.

– Разве не полагается сначала сообщить об этом своему деревенскому старосте? – спросил Майлз, жестом успокаивая дернувшегося было охранника.

– Я ему сказала. Но он ничего не желает слушать. – Ее голос сорвался от бессильной ярости. – Он говорит: сделанного не поправишь. И не хочет записывать мое обвинение, говорит, это чепуха. Только прибавит всем неприятностей, говорит. А мне все равно! Мне нужна справедливость!

В этой части родовых владений графа Форкосигана был всего один сильно перегруженный судья, который появлялся в деревне Форкосиган-Сюрло лишь раз в месяц на выездных заседаниях. Какие-либо инциденты были здесь большой редкостью, поскольку территория вокруг загородного поместья премьер-министра кишела охранниками, особенно когда здесь находился сам граф, и преступники предпочитали нарушать спокойствие где-нибудь подальше.

– Досмотрите ее и впустите, – приказал Майлз. – Под мою ответственность. Эта женщина имеет право апеллировать к графскому правосудию.

Охранник принадлежал к элитному подразделению службы безопасности и был приучен видеть возможного убийцу даже в собственной тени. Понизив голос, он попытался спорить:

– Сэр, если я позволю всем деревенским психам бродить по поместью, где им вздумается…

– Я ее провожу.

Столичный цербер беспомощно пожал плечами, но отдавать честь не стал: в конце концов Майлз был не в мундире. Капрал снял с пояса сканер и демонстративно подверг женщину досмотру – возможно, он даже приказал бы ей раздеться, если бы не присутствие Майлза. Наконец, доказав всему свету, какой он бдительный, сознательный и преданный, капрал приложил ладонь к замку ворот, ввел в компьютер все данные (включая снимок сетчатки глаз посетительницы) и картинно вытянулся в струнку. Майлз усмехнулся и, взяв оборванную женщину за локоть, повел ее через ворота и вверх по извилистой дорожке.

Горянка постаралась сразу же освободиться от его руки, но от суеверного жеста все-таки снова удержалась – только смотрела на Майлза со странно жадным любопытством. Было время, когда такое откровенное разглядывание заставило бы Майлза заскрипеть зубами, но теперь он воспринимал его невозмутимо, даже с насмешкой. Они еще научатся. Они привыкнут.

– Ты служишь графу Форкосигану, человечек? – осторожно спросила женщина.

Майлз на секунду задумался над ее вопросом, потом кивнул.

В конце концов это соответствовало истине практически во всех смыслах, за исключением того, который имела в виду собеседница. Майлза так и подмывало сказать, что он – придворный шут, но он сдержался. Судя по виду женщины, у нее неприятности гораздо крупнее его собственных.

Видимо, горянка была не слишком уверена в своих правах, хотя и упорствовала там, у ворот; но сейчас, по мере приближения к цели, ее все сильнее охватывала паника.

– Как… как мне обратиться к графу? – выдавила наконец она. – Надо сделать книксен?

Женщина осмотрела себя, словно впервые заметив, какая она потная, грязная и растрепанная.

«Стань на колени и стукнись три раза лбом об пол, а потом говори – так всегда делают в Главном штабе». Вместо этого Майлз сказал:

– Просто стой прямо и говори правду. Старайся говорить ясно. Граф все поймет. В конце концов, – у Майлза чуть изогнулись губы, – опыта ему не занимать.

Женщина с трудом сглотнула.

Сто лет тому назад нынешняя резиденция Форкосиганов была бараком охраны, неприметным строением вблизи огромного замка, воздвигнутого на холме над деревней Форкосиган-Сюрло. Теперь от замка остались выгоревшие развалины, а барак превратился в удобное низкое каменное здание, неоднократно модернизированное, окруженное старательно ухоженным парком. Цветущие вьюнки заплели фасад снизу доверху. Прежние амбразуры расширили до размера огромных окон, и теперь оттуда открывался прекрасный вид на озеро. Крыша щетинилась антеннами. Ниже по склону, за деревьями, пряталось новое помещение охраны, но амбразур в нем не было.

Когда Майлз и его странная спутница подошли к дому, из парадной двери появился человек в коричнево-серебряной ливрее. Это был новый слуга. Как же его зовут?.. Пим, вот как.

– Где милорд граф? – обратился к нему Майлз.

– В верхнем павильоне, завтракают с миледи.

Взглянув на поселянку, Пим застыл в позе вежливого вопроса.

– Вот как… Ну ладно, эта женщина шла четыре дня, чтобы подать жалобу окружному судье. Его нет, но зато граф здесь. Так что она решила обойтись без посредников и обратиться прямо к начальству. Отведи ее к графу, хорошо?

– Во время завтрака? – спросил Пим.

Майлз склонил голову набок и обратился к женщине:

– Ты завтракала?

Та отрицательно помотала головой.

– Так я и думал. – Майлз вытянул руки с открытыми ладонями в знак того, что поручает ее заботам слуги. – Да, прямо сейчас.

– Мой отец, он погиб на службе, – чуть слышно повторила женщина. – Это мое право.

Похоже, этими словами она старалась убедить не столько других, сколько себя.

Пим был хоть и не горцем, но все же человеком местным.

– Пусть будет по-вашему, – вздохнул он и без долгих слов сделал женщине знак следовать за ним. С расширившимися от страха глазами горянка поплелась за слугой, то и дело оглядываясь на Майлза:

– Человечек?..

– Просто стой прямо! – крикнул он ей.

Проводив их взглядом до угла, Майлз ухмыльнулся и, перешагивая через две ступени, поспешил к парадному входу в резиденцию.

Побрившись и приняв холодный душ, Майлз оделся в своей комнате, окна которой выходили на озеро. Одевался он очень тщательно – не менее тщательно, чем два дня назад, собираясь на выпускной вечер академии и императорский парад. Чистое белье, кремовая рубашка с длинными рукавами, темно-зеленые брюки с лампасами. Зеленый мундир с высоким воротником, пошитый специально на его неловкую фигуру. На воротнике красовались ромбы младшего лейтенанта. Сняв ножной экзоскелет, Майлз натянул блестящие сапоги до колен и пижамой смахнул с них пыль. Пижама подвернулась под руку, потому что перед тем, как идти купаться, Майлз сбросил ее на пол.

Выпрямившись, он осмотрел себя в зеркале. Темные волосы еще не отрасли после стрижки к церемонии выпуска. Бледное лицо с резкими чертами, мешков под глазами почти не видно, да и сами глаза почти не покраснели – увы, недостаточная выносливость к спиртному заставила Майлза прекратить празднование задолго до того, как оно могло бы серьезно отразиться на его внешности.

В голове молодого человека еще звучали отголоски выпускной церемонии, и он радостно ухмыльнулся. Вот и он начал свою карьеру, крепко уцепился за первую перекладину самой высокой на Барраяре служебной лестницы – Имперской службы. Там не было поблажек даже для сыновей старейших форов – ты получаешь только то, что заслужил. Пусть посторонние сомневаются, но собратья-офицеры это знают точно. Наконец-то Майлз сможет показать всем сомневающимся, чего он стоит. Вперед и вверх, без оглядки на прошлое!

Но сейчас еще предстояло бросить последний взгляд назад. Так же тщательно, как он только что одевался, Майлз собрал все необходимое. Белые матерчатые нашивки кадета академии. Каллиграфическая копия его нового офицерского патента, заказанная специально для этой цели. Копия зачетной ведомости за все три года академии со всеми похвальными отзывами и выговорами. В это утро нет смысла кривить душой. На первом этаже в шкафу Майлз нашел медную курильницу и треножник, бережно завернутые в ткань, и пластиковый пакет с сухой корой можжевельника. Так, теперь химические зажигательные палочки.

Он выскользнул из дома через черный ход и пошел наверх по холму. Вскоре тропинка раздвоилась: правая шла к павильону на вершине холма, левая – вдоль склона к окруженной невысокой оградой площадке. Майлз толкнул калитку.

– Доброе утро, сумасшедшие предки! – крикнул он, потом посерьезнел.

Пройдя между могилами, Майлз нашел ту, которая была ему нужна, опустился на колени и установил треножник с курильницей. На надгробии было высечено только «Генерал граф Петер Форкосиган» – и даты. Если бы камнерезы попытались записать все его награды и подвиги, им пришлось бы перейти на микрошрифт.

Майлз уложил в курильницу кору, выстраданные тяжким трудом бумаги, нашивки кадета и прядь своих темных волос, сбереженную после последней стрижки. Он поджег все это и, усевшись на пятки, стал смотреть на пламя. В течение долгих лет он сотни раз представлял себе эту минуту во множестве вариантов – начиная от торжественных речей до танца нагишом на могиле старика. Кончилось тем, что он выбрал традиционную церемонию, без всяких выкрутасов. Все между ними двоими, и никого постороннего.

– Ну вот, дедушка, – провозгласил наконец Майлз, – вот мы и здесь. Теперь ты доволен?

Позади остались суматоха выпускных церемоний, сумасшедшие усилия последних трех лет, нервотрепка и боль… Они вели к этой минуте – но могила молчала, не сказала ему: «Молодец. Теперь можешь успокоиться». Пепел не составил букв послания, в поднимающемся к небу дыме не возникли видения. Огонь очень быстро догорел. Наверное, слишком мало топлива.

Окруженный солнечным светом и тишиной, Майлз встал и отряхнул колени. Так чего же он ждал? Аплодисментов? Почему он оказался здесь? Он осуществляет мечты мертвого старика… Кому вообще нужна эта Служба? Деду? Ему самому? Чахлому императору Грегору? Да какая разница?

– Ну, старик, – прошептал Майлз, а потом вдруг крикнул: – Ты наконец доволен?

Над кладбищем разнеслось эхо.

За спиной у него кто-то откашлялся. Майлз подпрыгнул как ошпаренный и обернулся. Сердце у него бешено колотилось.

– Э-э… милорд? – осторожно проговорил Пим. – Извините, я не хотел мешать… Но граф, ваш отец, просят вас прийти в верхний павильон.

Лицо слуги оставалось совершенно невозмутимым. Майлз сглотнул, выжидая, когда поблекнет яркая краска, залившая его щеки.

– Хорошо. – Он пожал плечами. – Огонь почти догорел. Я попозже все приберу. Не… разрешай никому к этому прикасаться.

Он прошествовал мимо Пима и не стал оборачиваться.

Павильон был легкой постройкой из старого серебристого дерева, открытой со всех четырех сторон. С запада тянул ветерок, и Майлз подумал, что после полудня можно будет покататься на яхте. Осталось только десять дней драгоценного отпуска, а ему так много всего хотелось – в том числе съездить в Форбарр-Султан с кузеном Айвеном, чтобы выбрать новый легкий флайер. А потом он получит свое первое назначение. Он с трудом справился с искушением попросить отца сделать так, чтобы это обязательно было направлением на корабль. Конечно, Майлз с благодарностью примет любое назначение, какое пошлет ему судьба – таковы правила игры, и он постарается выиграть с любыми доставшимися ему картами.

В павильоне было сумрачно и прохладно. Здесь стояли удобные старые кресла и столы, на одном из которых виднелись остатки обильного завтрака. Майлз заприметил два одиноких пончика на полном крошек подносе и уже мысленно предназначил их для собственного употребления. Мать как раз допивала последнюю чашку чая. Она улыбнулась сыну через стол.

Отец, одетый в рубашку с открытым воротом и шорты, уже позавтракал и перебрался в потрепанное кресло. Эйрел Форкосиган был коренастым седовласым мужчиной с тяжелым подбородком, густыми бровями и шрамом на нижней челюсти. Такое лицо очень удобно для недоброго шаржа – Майлз повидал немало таких карикатур в печати оппозиции и в памфлетах противников Барраяра. Достаточно было изменить только одну деталь – сделать тусклыми эти яркие проницательные глаза, – и получалась типичная пародия на военного диктатора.

«Как сильно не дает ему покоя дед? – гадал Майлз. – Внешне почти ничего не заметно. Но в конце концов это и не должно быть заметно. Адмирал Эйрел Форкосиган, непревзойденный стратег космического боя, покоритель Комарры, герой Эскобара, в течение шестнадцати лет был регентом империи и верховным властителем Барраяра, хотя и не носил императорского титула. А потом нарушил все предсказания и снискал себе неувядаемую славу, добровольно передав власть достигшему совершеннолетия императору Грегору. Так что жизнь адмирала Эйрела затмевала даже достижения генерала Петера…»

И с чем теперь остался младший лейтенант Майлз? С двумя двойками и джокером. Надо или сдаваться, или блефовать по-черному…

Горянка сидела на низенькой скамеечке, держа в руке недоеденный пончик. Утратив дар речи, она уставилась на Майлза во всем его великолепии. Когда молодой человек поймал ее взгляд, губы женщины сжались, а глаза вспыхнули. Выражение ее лица показалось ему каким-то странным. Что это – гнев, радость, смущение, ликование или какая-то непонятная смесь всех этих чувств? «За кого ты меня приняла, женщина?»

Поскольку Майлз был в мундире, он встал перед отцом навытяжку.

– Сэр?

Граф Форкосиган обратился к женщине:

– Это мой сын. Если я пошлю его в качестве моего Голоса, тебя это удовлетворит?

– Ох, – выдохнула она и тут же расплылась в непонятной яростной улыбке. – О да, милорд!

– Прекрасно! Пусть будет так!

«Что будет?» – встревоженно подумал Майлз.

Граф с довольным видом откинулся в кресле, но сощуренные глаза говорили, что он не на шутку рассержен. Однако гнев его направлен не против этой женщины (они явно в чем-то согласны) и – Майлз быстро проверил себя – не на собственного отпрыска. Молодой человек негромко кашлянул, склонил голову набок и вопросительно улыбнулся.

Граф сдвинул кончики пальцев и наконец обратился к сыну:

– Очень интересное дело. Теперь я понимаю, почему ты послал ее сюда.

– О да, – дипломатично произнес Майлз. На что это он напоролся? Он просто помог ей пройти мимо охранника, это был порыв донкихотства – и еще наивное желание подразнить отца за завтраком…

Брови графа Форкосигана поползли вверх.

– Ты не знал?

– Она говорила об убийстве и о равнодушии местных властей. Я решил, что ты направишь ее к судье…

Граф еще глубже вжался в кресло и задумчиво потер шрам на подбородке.

– Это дело об убийстве ребенка.

У Майлза все внутри похолодело. «Я не хочу с этим связываться! Ну, теперь понятно, почему у нее при таких грудях не было младенца».

– О таких случаях властям почти никогда не сообщают. Мы уже больше двадцати лет воюем против старых обычаев, – продолжал граф. – Пропаганда, просвещение… В городах прогресс немалый.

– В городах, – вполголоса произнесла графиня, – у людей есть альтернативные выходы.

– Да. Но в захолустье почти ничего не изменилось. Мы знаем, что происходит, но без доклада, без жалобы… А семья обычно защищает своих… Уцепиться не за что.

– А какая, – Майлз снова откашлялся и кивнул женщине, – была мутация у твоего ребенка?

– Кошачий рот. – Женщина ткнула себе в губу. – Сосала она плохо – захлебывалась и плакала, но молока ей хватало, хватало!

– Заячья губа. – Графиня Форкосиган, родившаяся на Колонии Бета, перевела барраярское название на общепринятый галактический язык. – И похоже, несращение нёба. Харра, это даже не мутация. Это даже на Старой Земле встречалось. Э-э… Нормальный врожденный дефект, если можно так выразиться. Это не наказание за то, что твои барраярские предки прошли через Огонь. Простой операции было бы достаточно…

Графиня замолчала. На лице горянки отразилась душевная мука.

– Я слышала, – сказал она, – милорд построил в Хассадаре больницу. Я собиралась отнести девочку туда, когда немного окрепну, хотя денег у меня не было. Ручки и ножки у нее были здоровенькие, все это видели… – Голос у женщины сорвался. – Но Лэм успел ее убить.

Майлз прикинул: неделя ходьбы из Дендарийских гор к долинному городу Хассадару. Понятно, что сразу после родов такой переход был ей не по силам. А флайеру всего час лету…

– Итак, мы получили заявление об убийстве, – сказал граф Форкосиган, – и нам предстоит разобрать дело. Это дает законный повод обратиться с посланием к самым отдаленным уголкам наших владений. Ты, Майлз, будешь моим Голосом, который прозвучит там, где не звучал еще никогда. Ты осуществишь графское правосудие – и не тайком. Пора покончить с обычаями, выставляющими нас дикарями в глазах всей галактики.

Майлз с трудом сглотнул.

– А разве местный судья не больше подходит…

Граф чуть улыбнулся:

– Для этого дела лучше тебя никого не найдешь.

Посланник и послание в одном лице! Как бы Майлзу сейчас хотелось оказаться не здесь – где угодно, но не здесь! Уж лучше снова обливаться кровавым потом на выпускных экзаменах. Он с трудом подавил непристойный вопль: «Мой отпуск!» Но теперь отнекиваться поздно…

Майлз почесал затылок:

– Кто… э-э… кто же убил твою девочку?

«Кого это я должен схватить и поставить к стенке?»

– Мой муж, – без всякого выражения проговорила женщина, уставившись на отполированные серебристые доски пола.