Текст книги "История Рампы. (THE RAMPA STORY)"

Автор книги: Лобсанг Рампа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

А Хроника Акаши вела нас все дальше, показывая жизнь нашего человека со скоростью мысли. Мы могли перемещаться из одной ее части в другую, пропуская отдельные фрагменты, либо повторяя раз за разом некоторые события. В жизни нашего человека произошел целый ряд стечений обстоятельств, обративший его мысли к Востоку. «Сны» показывали ему жизнь в Тибете, сны, которые на самом деле были астральными путешествиями под руководством старого ламы.

– Одним из наших мелких затруднений, – поведал мне старый лама, – было то, что, обращаясь к любому из нас, он хотел применять слово «господин»4.

– О! – заметил я, – это одно из распространенных заблуждений западных народов. Они обожают употреблять любые слова, подразумевающие власть над другими. Что же ты ему на это сказал?

Старый лама улыбнулся и ответил:

– Я его немного отчитал. Я также постарался заставить его задавать поменьше вопросов. Я расскажу тебе, что я ему говорил, ибо это полезно для того, кто хочет составить мнение о его внутренней природе. Я сказал:

«Это понятие, наиболее ненавистное для меня и для каждого жителя Востока. Понятие «господин» предполагает, что один стремится к господству над другими, стремится к превосходству над теми, кто лишен права применять слово «учитель». Школьный учитель старается заронить зерно знаний в своих учениках. Для нас слово «Учитель» означает Господин Знаний, источник познаний или тот, кто подчинил себе искушения плоти. Мы, – сказал я ему, – предпочитаем слово Гуру или Адепт. Ибо ни один Учитель, как мы понимаем это слово, не станет оказывать давление на своего ученика либо навязывать ему собственное мнение. На Западе существуют отдельные группы или культы, считающие, что лишь они одни обладают ключом к Небесным Полям. Некоторые религии применяют пытки ради обращения людей в свою веру. Я напомнил ему о надписи, выбитой на стене одного монастыря, – «тысяча монахов – тысяча религий»».

– Он, казалось, хорошо усвоил мое поучение, – сказал старый лама, – поэтому, стремясь ковать железо, пока оно горячо, я решил дать ему чуть больше. Я сказал: «В Индии, в Китае и в древней Японии кандидат в ученики сидел у ног Гуру, ловя каждое слово и не задавая вопросов, ибо умный ученик никогда не задает вопросов, если не хочет, чтобы его прогнали прочь. Заданный вопрос служит для Гуру непреложным доказательством того, что ученик еще не готов получать ответы на свои вопросы. Некоторые ученики целых семь лет дожидаются ответа на невысказанный вопрос. Все это время ученик прислуживает Гуру, следит за его одеждой, готовит еду, заботится об иных его скромных нуждах. И все это время его уши раскрыты для информации, ибо слушая информацию, которая, возможно, предоставляется другим людям, умный ученик может сам делать выводы и умозаключения. И когда Гуру в премудрости своей видит, что ученик делает успехи, он, выбрав для этого подходящее время и способ, опрашивает своего ученика. И если Гуру находит, что запас накопленных учеником знаний не полон или содержит ошибки, то, снова выбрав для этого подходящее время, восполняет пробелы и исправляет ошибки.

На Западе говорят: «Скажите-ка мне вот что. Госпожа Блаватская говорила то-то, епископ Ледбиттер говорит то-то, Билли Грэм говорит то-то. А вы что скажете? По-моему, вы неправы!» На Западе задают вопросы лишь ради поддержания разговора; задают вопросы, сами не зная, что они хотят спросить, не зная, что хотят услышать. Но если Гуру по доброте своей отвечает на заданный вопрос, ученик тут же начинает спорить и говорит: – Ну, да, а я слышал, что такой-то говорит то, или другое, или третье.

Если ученик задает Гуру вопрос, этим подразумевается, что ученик не знает на него ответа, но считает, что ответ знает Гуру. И если ученик немедленно начинает оспаривать ответ Гуру, это показывает, что ученик невежествен и имеет предвзятое и совершенно ошибочное представление о воспитанности и элементарных правилах приличий. Я же говорю тебе, что единственный способ получить ответы на твои вопросы – это оставить вопросы невысказанными и накапливать информацию, делать свои выводы и умозаключения, и лишь когда исполнится время и если ты чист сердцем, ты сможешь совершать астральные путешествия и овладеешь более эзотерическими формами медитации, и таким образом сможешь сверяться с Хрониками Акаши. А эти Хроники никогда не лгут, не дают вырванных из контекста ответов и не предоставляют информации, отмеченной личными пристрастиями.

Человек-губка страдает от несварения разума и, к сожалению, замедляет свою эволюцию и духовное развитие. Единственный путь прогресса? Подождать и увидеть. Нет иного пути, нет иного способа ускорить свое развитие, как только по недвусмысленному приглашению Гуру, который хорошо тебя знает. И только Гуру, который хорошо тебя знает, может ускорить твое развитие, если сочтет, что ты этого достоин».

Мне показалось, что многим жителям Запада такое наставление принесло бы огромную пользу! Но мы находились здесь не для наставлений, а для того, чтобы видеть, как разворачиваются перед нами ключевые сцены жизни нашего человека, которому вскоре предстоит освободить свою земную оболочку.

– Вот это интересно, – заметил старый лама, привлекая мое внимание к одной сцене в Хронике Акаши. – Это потребовало кропотливой подготовки, но когда он сам увидел, насколько это желательно, он не стал возражать.

Сначала я несколько озадаченно смотрел на эту сцену, но потом до меня дошло. Да! Это была адвокатская контора. А этот документ был официальным свидетельством о смене имени. Да, все правильно, я вспомнил, что он сменил имя, потому что его прежнее имя издавало неверные вибрации, как это установила наша наука чисел. Я с интересом прочел этот документ и увидел, что он составлен не совсем правильно.

Страданий у него было в избытке. Визит к зубному врачу повлек за собой серьезные осложнения, из-за которых ему пришлось лечь в больницу на операцию. Из чисто технического интереса я внимательно проследил за ее выполнением.

Он – человек, чью жизнь мы наблюдали – почувствовал, что его работодатель небрежно к нему относится. Мы, наблюдатели, почувствовали то же самое и обрадовались, когда он предупредил об уходе с работы в заочной школе. Мебель погрузили в фургон, кое-что было продано, и наш человек с женой переехал в совершенно иной район. Некоторое время они жили в доме у чудаковатой старухи, занимавшейся «предсказаниями будущего» и имевшей весьма своеобразное представление о собственной значимости. Наш человек не прекращал попыток найти работу. Любую работу, которая позволила бы ему честно зарабатывать на жизнь. Старый лама сказал:

– Сейчас мы приближаемся к решающему моменту. Как ты заметишь, он постоянно движется наперекор судьбе. У него нет никакого терпения, и я боюсь, что он сам расстанется с жизнью, если мы не поспешим.

– Что же ты предлагаешь мне сделать? – спросил я.

– Ты здесь старший, – сказал старый лама, – но я хотел бы, чтобы ты встретился с ним в астрале, и посмотрим, что ты тогда станешь думать.

– Разумеется, – был мой ответ. – Мы отправимся вместе. – На мгновение я глубоко задумался, потом сказал: – В Лхасе сейчас два часа ночи. В Англии, стало быть, восемь вечера, ибо их время отстает от нашего. Мы подождем и передохнем три часа, после чего выведем его в астрал.

– Да, – сказал старый лама. – Он спит в комнате один, так что мы сможем это сделать. А пока давай отдохнем, так как мы очень утомлены.

Мы вернулись в свои тела, бок о бок сидящие в слабом свете звезд. Огни Лхасы уже погасли, редкие огоньки мерцали только в обителях монахов, да ярко светились китайские сторожевые посты. Маленький ручеек под нашими стенами журчал неестественно громко в ночной тиши. Где-то наверху прошуршала небольшая осыпь, стронутая с места порывом ветра. Камешки с сухим стуком пронеслись мимо нас по склону, увлекая за собой камни покрупнее. Весь этот поток обломков обрушился вниз и с грохотом осыпался у самых китайских казарм. Вспыхнули фонари, послышались выстрелы в воздух, и кругом суетливо забегали солдаты, опасаясь нападения монахов Лхасы. Вскоре суматоха улеглась, и снова воцарились ночной покой и тишина.

Старый лама тихо засмеялся и сказал:

– До чего же странным кажется мне то, что за пределами нашей страны люди не понимают, что такое астральные путешествия! Как странно, что они считают это игрой воображения. Неужели им невозможно втолковать, что даже переход из одного тела в другое подобен тому, как водитель пересаживается из одного автомобиля в другой? Для меня совершенно непостижимо, как эти люди, достигнув такого технического прогресса, могут быть такими слепыми в вещах духовных.

И я, многое повидавший на Западе, ответил:

– Но на Западе люди, за исключением ничтожного меньшинства, не наделены способностями в духовной сфере. Все, чего они хотят, – это война, секс, садизм и право совать нос в чужие дела.

Долгая ночь шла на убыль, мы отдохнули и подкрепились чаем с тсампой. Наконец над горным хребтом за нашими спинами взметнулись первые слабые лучи солнца, хотя долина у наших ног еще оставалась погруженной во тьму. Где-то промычал як, словно почувствовав приближение нового дня. Пять утра по тибетскому времени. В Англии сейчас около одиннадцати вечера, подумал я и тихонько тронул за локоть старого ламу, который успел немного вздремнуть.

– Нам пора в астрал, – сказал я.

– Для меня это будет последний раз, – ответил он, – ибо в свое тело я уже не вернусь.

Медленно, без всякой спешки мы снова вошли в астральное состояние. Так же неторопливо мы добрались до того дома в Англии. Наш человек спал, немного ворочаясь во сне, и на лице его было выражение крайнего недовольства. Его астральная форма кружила над физическим телом без единого пока признака отделения.

– Ты идешь? – спросил я в астрале.

– Ты идешь? – повторил старый лама.

Медленно, как бы нехотя, его астральная форма поднялась над физическим телом. Поднялась и зависла в воздухе, развернувшись, как обычно, головой к ногам физического тела. Астральное тело колыхалось и подрагивало. Неожиданный шум проходящего поезда чуть было не вернул его в тело физическое. Затем, словно приняв внезапное решение, его астральная форма откачнулась и встала перед нами. Он уставился на нас, протирая глаза, как будто пробудившись от сна.

– Значит, ты хочешь покинуть свое тело? – спросил я.

– Хочу, здесь мне все опротивело! – горячо воскликнул он.

Мы стояли, глядя друг на друга. Он показался мне человеком, которого никогда не понимали окружающие. Человеком, который в Англии никак не смог бы преуспеть в жизни, но в Тибете имел бы для этого все шансы. Он мрачно усмехнулся.

– Так это тебе понадобилось мое тело! Ну, ты еще поймешь свою ошибку. В Англии неважно, что ты знаешь. Важно, кого ты знаешь. Я не могу получить работу, не могу даже получить пособия по безработице. Посмотрим, что удастся тебе!

– Тише, друг мой, – сказал старый лама, – ибо ты не знаешь, с кем разговариваешь. Возможно, ты был бы не так резок, если бы нашел работу.

– Тебе придется отрастить бороду, – сказал я, – ибо если я займу твое тело, то с течением времени оно будет замещено моим, а я вынужден

носить бороду, чтобы скрыть сломанные челюсти. Ты можешь отрастить бороду?

– Да, сэр, – ответил он, – я отращу бороду.

– Отлично, – сказал я, – через месяц я вернусь и перейду в твое тело, отпустив тебя на свободу, чтобы в конечном счете мое тело заместило то, в которое я перейду. Скажи, – спросил я, – как впервые к тебе обратились мои собратья?

– Уже давно, сэр, – сказал он, – я ненавижу свою жизнь в Англии, ее несправедливость, ее привилегии для избранных. Всю жизнь я интересовался Тибетом и странами Дальнего Востока. Всю жизнь ко мне приходили «сны», в которых я видел – или мне казалось, что видел, – Тибет, Китай и другие страны, которых я не мог опознать. Некоторое время назад я ощутил сильное побуждение официально сменить имя, что я и сделал.

– Да, – заметил я, – обо всем этом я знаю, но как именно к тебе недавно обратились и что ты при этом видел? Он немного подумал, потом сказал:

– Чтобы рассказать, я должен сделать это по-своему. К тому же, с учетом того, что я узнал позднее, я мог кое в чем ошибаться.

– Вот и хорошо, – был мой ответ, – расскажи по-своему, а потом мы сможем исправить все недоразумения. Я должен узнать тебя получше, если уж мне суждено перейти в твое тело, и это – всего лишь один из способов узнать тебя.

– Пожалуй, я начну с первого настоящего «контакта». Так мне будет легче собраться с мыслями.

Со стороны вокзала донесся лязг тормозов поезда, доставившего запоздалых пассажиров из Лондона. Вскоре мы услышали, как состав тронулся и покатил своей дорогой, а «наш человек» начал рассказ, который мы со старым ламой слушали со всем вниманием.

«Роуз Крофт, Темз Диттон, – начал он, – был очень славным местечком. Это был дом немного в стороне от дороги, с палисадником, огородом и довольно большим садом в глубине. На задней стороне дома был балкон, с которого открывался живописный вид на окрестности. Я довольно много времени проводил в саду, особенно в палисаднике, потому что он был основательно запущен и я старался привести его в порядок. Трава выросла высотой в несколько футов и скосить ее было очень трудно. Я уже срезал добрую половину травы старым ножом гуркхских стрелков. Тяжелая это была работа, потому что приходилось, стоя на четвереньках, срезать траву пучками и каждые несколько замахов точить нож о камень. Я также увлекался фотографией и даже довольно долго пытался сфотографировать сову, которая жила неподалеку на старой ели, густо увитой плющом. Однажды, когда я работал, мое внимание привлекло какое-то движение на еловой ветке не слишком высоко у меня над головой. Я посмотрел вверх и к своему радостному изумлению увидел совенка, ослепленного солнечным светом и неуклюже трепыхавшего крыльями. Я тихонько отложил нож, которым срезал траву и бросился в дом за фотоаппаратом. С камерой в руках я осторожно подошел к дереву и, изо всех сил стараясь не шуметь, вскарабкался на первую ветку, затем крадучись пополз по ней к самому краю. Птенец не видел меня в ярком свете дня, но, почувствовав мое приближение, отодвинулся на самый кончик ветки. Забыв обо всякой опасности, я полз все дальше и дальше, пока сам не оказался почти на самом конце ветки, которая уже угрожающе прогнулась под моей тяжестью.

Одно неосторожное движение – и раздался громкий треск, а в воздухе повис терпкий запах трухлого дерева. Ветка оказалась гнилой и сломалась под моим весом. Меня словно из катапульты швырнуло на землю головой вниз. Казалось, я целую вечность летел эти несколько футов. Помню, трава была невероятно зеленая, ярче, чем в жизни. Я видел каждый стебелек с ползающими по нему букашками. Еще я помню божью коровку, которая сорвалась и улетела, напуганная моим падением. И наконец все затопила слепящая боль и вспышка, как бы от разноцветной молнии. Потом все поглотил мрак. Не знаю, как долго я пролежал под ветвями старой ели, скомканный болью, но совершенно неожиданно я почувствовал, что высвобождаюсь из физического тела, и вижу окружающее гораздо яснее, чем когда-либо прежде. Цвета засверкали новыми, поразительно живыми оттенками.

Я осторожно поднялся на ноги и огляделся. Похолодев от ужаса, я увидел, что мое распростертое тело осталось на земле. Крови нигде не было видно, но над правым виском набухала громадная шишка. Я пришел в сильное замешательство, потому что тело хрипло и прерывисто дышало, и по всему было видно, что оно в шоке. Это смерть, – подумал я, – я умер и уже не вернусь назад. Я увидел, что от головы тела тянется тонкая дымчатая нить. В этой нити не было ни движения, ни пульсации, и меня охватила жуткая паника. Я задумался, как мне быть дальше. Я словно прирос к месту то ли от страха, то ли по какой-то иной причине. Затем некое движение, единственное движение в этом моем странном мире привлекло мое внимание, и я чуть не закричал, вернее, закричал бы, если бы имел голос. По траве ко мне приближалась фигура тибетского ламы, облаченная в шафранную мантию ламы высокого звания. Его ноги были в нескольких дюймах над землей, и все же он плавно приближался ко мне. Я взглянул на него в полном ошеломлении.

Подойдя ко мне, он протянул руку и улыбнулся. Он сказал:

– Тебе нечего бояться. И тебе совершенно не о чем беспокоиться.

Мне показалось, что эти слова были сказаны на другом языке, возможно на тибетском, но я все понял, хотя не слышал ни звука. Никаких звуков вообще не было слышно. Я не слышал ни пения птиц, ни шелеста ветра в листве.

– Да, – сказал он, – проникая в мои мысли, – мы пользуемся не речью, а телепатией. И с тобой я общаюсь телепатически.

Мы одновременно взглянули друг на друга, потом на тело, лежащее между нами на земле. Тибетец снова поднял на меня глаза, улыбнулся и сказал:

– Ты удивлен тем, что я здесь? Я здесь потому, что ты притянул меня к себе. Я покинул свое тело в этот самый момент, а притянуло меня к тебе, потому что именно твои вибрации гармонируют с тем, от имени которого я выступаю. Вот я и явился. Явился потому, что мне нужно твое тело для того, кто должен продолжить свою жизнь в Западном мире, ибо перед ним стоит задание, не терпящее никаких помех.

Я в ужасе уставился на него. Этот безумец говорил, что ему нужно мое тело! Но мне оно тоже нужно, ведь это мое тело. Я не потерплю, чтобы у меня отбирали мою собственность за здорово живешь. Я против воли оказался выбитым из физической оболочки и был намерен в нее вернуться. Но тибетец явно опять читал мои мысли. Он сказал:

– Чего тебе здесь ожидать? Безработицы, болезней, несчастий, серой жизни в сером окружении, а потом, в не столь уж отдаленном будущем, смерти – и начинать все сначала. Добился ли ты чего-нибудь в жизни? Совершил ли ты что-нибудь, чем мог бы гордиться? Подумай над этим.

И я подумал. Подумал о прошлом, о разочарованиях, непонимании, несчастливой моей жизни. Он вмешался в мои мысли:

– Будешь ли ты удовлетворен, если я скажу, что твоя Карма стерта начисто, что ты внес материальный вклад в труд, имеющий огромное значение для всего человечества?

Я сказал:

– Ну, об этом я ничего не знаю, не слишком-то добрым было ко мне это человечество. Почему это должно меня волновать? Он сказал:

– Нет, на этой Земле ты слеп и не видишь истинной реальности. Сейчас ты не знаешь, что говоришь, но по прошествии времени и в иной сфере ты осознаешь, какие возможности тобою упущены. Мне нужно твое тело для другого человека.

Я сказал:

– Ну а мне что до этого? Не могу же я все время бродить, как привидение, а в одном теле нам будет тесновато вдвоем.

Видишь ли, я понял все это совершенно буквально. В этом человеке была какая-то неотразимость, какая-то настоящая искренность. Ни на одну минуту я не усомнился в том, что он действительно может взять мое тело, а меня отправить неведомо куда, но я хотел узнать побольше, я хотел знать, что я делаю. Он улыбнулся мне и ободряюще сказал:

– Ты, мой друг, получишь свою награду, ты избегнешь своей Кармы, ты переместишься в иное поле деятельности, и все твои прегрешения будут стерты, благодаря тому, что ты сделаешь. Но твое тело не может быть взято против твоей воли.

Вся эта затея мне совершенно не понравилась. Мое тело верно служило мне вот уже сорок лет, и я к нему уже как-то привязался. Мне вовсе не хотелось, чтобы кто-нибудь влез в мое тело и ушел в нем прочь. Кроме того, что сказала бы моя жена, живя с чужим человеком и ничего об этом не зная? Он снова посмотрел на меня и сказал:

– А ты не подумал о человечестве? Разве ты не желаешь сделать что-нибудь, чтобы искупить собственные ошибки, придать осмысленность всей твоей серой жизни? Ведь от этого ты только выиграешь. Тот, от имени которого я выступаю, продолжит твою нелегкую жизнь.

Я огляделся вокруг, взглянул на лежащее между нами тело и подумал: «а какая, в сущности, разница? Жизнь у меня была тяжелая, и я сыт ею по горло». И я сказал:

– Покажите мне то место, в которое я отправлюсь, и если мне там понравится, я дам согласие.

Передо мной мгновенно предстало полное величественной красоты видение, видение настолько прекрасное, что никакими словами его не описать. Я был вполне удовлетворен и сказал, что желаю, очень желаю получить освобождение и отправиться туда как можно скорее».

Старый лама коротко рассмеялся и сказал:

– Нам пришлось сказать ему, что так скоро это не произойдет, что ты сам еще должен явиться и посмотреть, прежде чем принять окончательное решение. В конечном счете это означает счастливое освобождение для него и трудную жизнь для тебя.

Я посмотрел на них обоих.

– Отлично, – заметил я наконец. – Я вернусь через месяц. Если к тому времени ты отрастишь бороду, и если ты будешь совершенно уверен в том, что хочешь пройти через все это, тогда я освобожу тебя и отправлю по твоему собственному пути.

Он удовлетворенно вздохнул, на лице его появилась блаженная улыбка, и он стал медленно возвращаться в физическое тело. Мы со старым ламой поднялись и вернулись в Тибет.

Солнце ярко светило на голубом безоблачном небе. Когда я вернулся в свое физическое тело, рядом со мной на полу безжизненно лежала опустевшая оболочка старого ламы. Он, подумал я, отошел к миру после долгой и достойной жизни. А я – О Священный Зуб Будды! – я-то сам во что ввязываюсь?

На дальние высокогорья, в Новый Дом отправились гонцы с моим письменным подтверждением, что я исполню свое задание, как меня о том просили. Гонцы вернулись, принося мне в знак дружбы и расположения немного того самого индийского печенья, бывшего предметом моей слабости в Чакпори. Как ни ряди, в своем горном пристанище я был узником. Я попросил разрешения пробраться хотя бы переодетым в мой любимый Чакпори, чтобы взглянуть на него в последний раз, но в этом мне было отказано.

– Ты можешь оказаться жертвой оккупантов, брат мой, – сказали мне, – ибо они с поразительной легкостью нажимают курок при малейшем подозрении.

– Вы больны, Досточтимый Настоятель, – сказал другой. – Если вы спуститесь вниз, ваше здоровье может не позволить вам вернуться. Если же прервется ваша Серебряная Нить, тогда Задание не будет выполнено.

Задание! Я не переставал удивляться тому, что в этом вообще усматривалось какое-то «задание». Для меня видеть человеческую ауру было так же просто, как человеку с хорошим зрением видеть другого человека, стоящего в нескольких футах перед ним. Я размышлял о том, как несхожи между собой Восток и Запад. Скажем, жителя Запада так же легко было бы убедить в преимуществах нового продукта быстрого приготовления, как жителя Востока – в какой-нибудь новинке в сфере разума.

Время летело незаметно. Я много отдыхал, больше, чем за всю мою жизнь. Затем, незадолго до окончания месяца и моего возвращения в Англию, я получил срочное повеление снова прибыть в Страну Золотого Света.

Сидя перед всеми этими Важными Персонами, я немного непочтительно подумал, что это напоминает военный совет! Остальные уловили мою мысль, и один из них сказал с улыбкой:

– Да, это и есть военный совет! А кто неприятель? Сила Зла, которая будет всячески препятствовать исполнению нашего задания.

– Ты столкнешься с сильным противодействием и потоками клеветы, – сказал один. – Твои метафизические способности при переходе не будут ни утеряны, ни изменены.

– Это твоя последняя Инкарнация, – сказал мой любимый Наставник, лама Мингьяр Дондуп. – Когда ты окончишь ту жизнь, в которую вступаешь сейчас, ты вернешься Домой – к нам.

Как это похоже на моего Наставника, подумал я, закончить на счастливой ноте. Дальше они рассказали мне, что должно произойти. Трое лам сопроводят меня в астральном путешествии в Англию и проведут операцию, отделив Серебряную Нить от тела этого человека и прикрепив к нему другую – мою! Трудность заключалась в том, что мое собственное тело, находясь в Тибете, также должно было быть подсоединено к нам, поскольку я хотел, чтобы молекулы моей «собственной плоти» в конечном итоге перешли ко мне. Итак, я вернулся в мир и вместе с тремя спутниками отправился в астральном состоянии в Англию. Наш человек уже ждал нас.

– Я окончательно решился пройти через это, – сказал он. Один из прибывших со мной лам сказал этому человеку:

– Тебе придется еще раз перенести падение с высокого дерева, как это уже произошло, когда мы впервые к тебе обратились. Ты должен испытать сильнейшее потрясение, ибо твоя Нить прикреплена очень надежно.

Человек забрался на высоту в несколько футов над землей и отпустил руки, рухнув на землю с глухим ударом: Казалось, Время на мгновение остановилось. Проезжавшая мимо автомашина на секунду замерла, летящая птица вдруг неподвижно зависла в воздухе. Лошадь, запряженная в повозку, остановилась с двумя поднятыми ногами и не упала. Затем движение возобновилось. Машина рванулась вперед со скоростью примерно тридцать пять миль в час. Лошадь побежала резвой рысью, а зависшая в воздухе птица стремительно понеслась дальше. Листва зашевелилась и зашуршала, а трава под дуновением ветра заколыхалась мягкими волнами.

Напротив, у здания деревенской больницы остановилась машина скорой помощи. Из нее вышли два санитара, и подойдя к задней двери, вытащили носилки, на которых лежала старая женщина.

– А! – сказал наш человек, – она отправляется в больницу, а я ухожу навстречу свободе… – Он посмотрел на дорогу сначала в одну сторону, потом в другую и сказал: – Моя жена все знает. Я объяснил ей, и она согласна. – Оглянувшись на дом, он показал рукой: – Вот это ее комната, твоя – там. А теперь я готов как никогда.

Один из лам подхватил астральную форму нашего человека и скользнул ладонью вдоль Серебряной Нити. Казалось, он перевязывает ее, как перевязывают пуповину у новорожденного младенца.

– Готово! – сказал один из священников. Человек, освободившись от связующей Нити, поплыл прочь в сопровождении и при поддержке третьего священника. Я ощутил обжигающую боль, такую страшную и мучительную, какую никогда не хотел бы испытать еще раз, после чего старший лама сказал:

– Лобсанг, можешь ли ты войти в тело? Мы поможем тебе.

Возникло тягостное ощущение багровой черноты. Я почувствовал, что задыхаюсь. Я почувствовал, что меня что-то душит, вжимая в слишком тесные для меня рамки. Я стал тыкаться наугад внутри тела, чувствуя себя как слепой пилот в кабине современного сложного самолета, не зная, как заставить свое тело повиноваться. «Что если у меня ничего не получится?» – закралась жалкая мысль. Я отчаянно метался во все стороны.

Наконец я увидел красноватые проблески, потом немного зелени. Приободрившись, я удвоил усилия и вдруг словно кто-то отдернул завесу. Я прозрел! Мое зрение было таким же, как прежде, я видел ауры проходивших мимо людей. Но я не мог шевельнуться.

Рядом со мной встали двое лам. С этого момента, как я впоследствии обнаружил, я всегда мог видеть как астральные, так и физические образы. Я мог также лучше поддерживать связь с моими собратьями в Тибете. Утешительный приз, – частенько говорил я себе, – за вынужденную необходимость пребывания на Западе.

Двое лам озабоченно присматривались к моему застывшему в неподвижности телу. Я прилагал отчаянные усилия, беспощадно браня себя за то, что не дал себе труда изучить и постигнуть различия между телом Восточным и телом Западным.

– Лобсанг! У тебя дрогнули пальцы! – воскликнул один из лам.

Я поспешно возобновил свои попытки. Неудачное движение снова привело к временной слепоте. С помощью лам я вышел из тела, обследовал его и осторожно вошел снова. На этот раз получилось лучше. Я видел, мог шевелить руками и ногами. С огромными усилиями я встал на колени, но тут же зашатался и рухнул навзничь. Затем, словно двигая на плечах бремя всего мира, я встал на дрожащие ноги.

Из дома выбежала женщина с криком:

– О, что ты опять наделал? Пойдем домой, тебе надо прилечь.

Она взглянула на меня, лицо ее потрясение замерло, и на мгновение мне показалось, что она вот-вот истерически закричит. Она, однако, справилась с собой, обхватила меня рукой за плечи и помогла пересечь лужайку. Шаг за шагом мы прошли короткую усыпанную гравием дорожку, поднялись на одну каменную ступеньку и, открыв деревянную дверь, вошли в небольшую прихожую. Там для меня начались настоящие трудности, потому что пришлось взбираться по многочисленным ступенькам, а мои движения все еще были очень беспомощны и неуклюжи.

В доме было фактически две квартиры, и та, которую занимал я, находилась наверху. Мне было очень странно входить в английский домна такой манер и взбираться по крутым ступенькам, цепляясь за перила, чтобы не скатиться вниз. Мои руки и ноги были словно резиновые и подчинялись мне с большой неохотой. Так оно и было на самом деле, поскольку на то, чтобы полностью овладеть совершенно чужим новым телом, ушло несколько дней. Двое лам парили рядом со мной с озабоченным видом, но они, разумеется, уже ничем не могли мне помочь. Вскоре они покинули меня, пообещав вернуться глубокой ночью.

Я медленно вошел в спальню, ставшую теперь моей, спотыкаясь, словно лунатик, и дергаясь, как механическая игрушка. Наконец я блаженно рухнул на кровать. По крайней мере, – утешил я себя, – отсюда я уже никуда не упаду! Мои окна выходили и на фасадную, и на заднюю часть дома. Чуть повернув голову вправо, я видел за небольшим палисадником дорогу, а за нею – маленькую деревенскую больницу, – не слишком утешительное зрелище в моем нынешнем состоянии.

На другой стороне комнаты было окно, через которое, повернув голову влево, я видел весь большой сад. Он был неухожен, сорняки росли кочками, словно на лугу. Густой кустарник разделял сады соседних усадеб. Травяную лужайку окаймляла живая изгородь из беспорядочно растущих деревьев и проволочная ограда. За нею виднелись очертания фермы и стало пасущихся невдалеке коров.

За окнами слышались чьи-то голоса, но звучали они настолько «по-английски», что я почти ничего не понимал. Английский язык, который мне доводилось слышать до сих пор, был в основном американским и канадским, а здесь странные придыхания и непривычные ударения в стиле выпускников старой школы просто ставили меня в тупик. Моя собственная речь была, как оказалось, затруднена. Попытавшись заговорить, я издал лишь глухое карканье. Мои голосовые связки казались мне загрубевшими и чужими. Я научился говорить медленно, заранее обдумывая, что собираюсь сказать. Я все время норовил произнести «ч» вместо «дж», из-за чего получалось «чон» вместо «Джон», были у меня и другие ошибки. Временами я сам с трудом понимал, что говорю!