Текст книги "Негромкий голос труб"

Автор книги: Ллойд Бигл-мл.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 7

На рассвете его пробудил грохот падающих в тележку клубней. Форзон приподнялся, покрутил гудящей головой и жалобно простонал:

– Ты что, не мог заняться этим попозже?

– Конечно, не мог, – с раздражающей жизнерадостностью ответствовал Ханс. – Ни один поставщик продуктов не станет дожидаться, когда его свежие запасы протухнут. Сегодня я должен навестить всех своих лучших клиентов.

Форзон натянул на голову одеяло и заткнул уши. Ультман загрузил тележку, вскипятил себе на коптилке кувшинчик крила, задымив при этом весь подвал, и наконец выкатил скрежещущую тележку наружу, предварительно посоветовав постояльцу не высовывать носа на улицу до его прихода.

У Форзона не было такого намерения. Он благословил тишину и попытался уснуть, однако в полудремоте его долго не оставляла мысль об отсутствии замка на двери подвала. Он изрядно сомневался, что сумеет отыскать потайной ход, если сюда вдруг нагрянут шпики, а если и найдет, то все равно неизвестно, куда потом податься. В конце концов он заснул, а когда открыл глаза, Ультман уже вернулся с аппетитно пахнущим мясным пирогом, головная боль бесследно прошла, и новый день даже в глубоком подвале выглядел куда более светлым и радостным.

– Хорошая новость, – сообщил Ультман. – По распоряжению короля сегодня вечером будет устроен фестиваль.

– Фестиваль? Что это значит?

– Увеселения для народа. Песни, танцы, музыка и все такое. Любой мужчина, который может заплатить за вход, будет желанным гостем. На королевских фестивалях всегда выступают самые лучшие артисты, публика от них в неизменном восторге, а денежки капают в государственную казну. Хочешь пойти?

– Ты еще спрашиваешь?!

– Что ж, значит, мы идем. Поешь как следует, а я пока расскажу, как положено вести себя на улицах Курры.

– А ты уже успел навестить всех своих лучших клиентов?

– Вполне достаточное количество, – ухмыльнулся агент. – Совсем не обязательно заниматься делом с утра до ночи, чтобы создать у окружающих такое впечатление.

Они провели остаток дня, прогуливаясь по туннелям и заглядывая в магазинчики при мастерских, если выставленные товары возбуждали у Форзона профессиональный интерес. В одном из них он углядел серебряную кружку, покрытую восхитительной гравировкой, и Ультман тут же вступил в оживленный торг с хозяином, обсудив для начала стоимость потенциальной покупки в мерах весового серебра, затем в эквивалентном количестве медных монет и, наконец, когда обе стороны почти пришли к соглашению, в объемных мерах клубней, которые серебряных дел мастер получит по бартеру.

Пока они спорили, то и дело повышая голос до крика и размахивая руками, у лавки собралась кучка прохожих, с восхищением внимавших затейливой перепалке покупателя с продавцом. Торг перешел в публичный аукцион, когда окружающие стали азартно набавлять цену, искусно сбитую Ультманом, и в итоге кружка досталась богато одетому незнакомцу, который выступил с единственным – и последним – предложением. Мастер продемонстрировал им еще одну кружку, но та показалась Форзону малоинтересной, и они ушли, ничего не купив.

– Сдается мне, эти штучки по твоей части? – спросил Ультман на галактическом; на шумных улицах Курры, заполненных курлыкающими экипажами и фургонами, они и сами едва слышали друг друга, не говоря уж о посторонних. – Не хочешь ли стать владельцем такой же лавки?

– Да нет, вряд ли, – подумав, ответил Форзон.

– Ладно, приглядывайся. Тебе нужно подобрать несколько занятий.

– Как это несколько? Почему негодно?

– Потому! В случае провала у тебя всегда будет запасной вариант.

– Не понимаю, как можно работать в нескольких местах сразу.

– Четкое планирование, только и всего. Я покупаю и продаю клубни, так? Но еще я регулярно выполняю небольшие поручения в таверне на другом конце города. Иногда я остаюсь там на несколько дней, делаю все, что прикажет наливальщик, сплю, где положат, и довольствуюсь тем, что мне дают. Фокус в том, что я могу прийти в эту таверну в любое время дня и ночи, и никто никогда не удивится. Кроме того, я числюсь помощником у двух агентов Команды Б, которые занимаются торговлей. У них я бываю время от времени, чтобы клиенты запомнили мое лицо. Конечно, для каждого из этих четырех мест у меня отдельная личность.

– Я вижу, ребята, вы все предусмотрели!

– А иначе нельзя. Как любит говорить Леблан, полевому агенту грозит опасность с того самого момента, когда он почувствует себя в полной безопасности.

– А насколько безопасна роль твоего помощника?

' – Не слишком. Поставщики продуктов обычно обходятся без помощи. Если ты пройдешься с моей тележкой один раз, окрестные жители не обратят на это особого внимания, но после второго и третьего начнут интересоваться. Опять же, ты можешь– сколько угодно жить со мной в подвале, но если будешь слоняться здесь в дневное время без дела, соседи не могут не задуматься, на какие средства ты живешь. А стоит лишь людям приступить к обсуждению чьих-то странностей, как появляются королевские шпики.

– Сомневаюсь, что в городе найдется музей, куда бы я мог устроиться куратором.

Ультман расхохотался.

– Я тоже!

– Словом, пока я не вижу, какой работой мог бы здесь заняться. Но я подумаю. Кстати, не выпить ли нам по кружке вина?

– Ни один порядочный куррианец не станет пить спиртное до заката солнца, – серьезно ответил Ультман. – Тем более в столице! Во всяком случае, не публично. Таверны открываются не раньше, чем стемнеет настолько, что добрые люди зажигают факелы.

– И это один из разумных законов короля Роввы?! – сварливо вопросил Форзон.

– Зато на работе горожане трезвы как стеклышко.

– Угу. А заодно казна экономит на освещении улиц. Действительно, здесь необходима революция, и чем раньше, тем лучше.

Тем временем они дошагали до центральной площади, где массивным каменным грибом высился королевский дворец (скорее, замок, подумал Форзон). Над главным входом висело полотнище, огромными буквами извещающее верноподданных Его Величества об очередном фестивале. Королевский амфитеатр, как оказалось, находился в другом конце Курры, за городской стеной.

Уже стемнело, когда Ультман и Форзон пристроились к длинной очереди горожан и вскоре под звяканье бросаемых в глубокую урну монет вошли в амфитеатр через специальную калитку в стене. Длинные каменные скамейки неровными ярусами располагались на крутом склоне природного оврага, на круглой арене внизу стоял небольшой грибообразный домик с несоразмерно большими окнами.

– Королевская ложа, – шепнул Ультман. Он потянул Форзона на верхний ряд, бормоча, что негоже иметь слишком много народу между собой и выходом. В быстро сгустившейся темноте Форзон не видел толком даже соседей по скамейке, а зрители меж тем все прибывали и прибывали. Наконец появился король со свитой: процессия торжественно промаршировала по склону холма, и когда она достигла домика-ложи, вспыхнули факелы вокруг арены, и представление началось.

Первым делом Форзон впился взглядом в короля Ровву, однако на таком расстоянии смог разглядеть лишь грузный силуэт в широких парадных одеждах. Слегка разочарованный, он перенес свое внимание на арену.

На первый взгляд, там царил полный хаос. Два живописца, справа и слева, увлеченно трудились над огромными полотнами (король вручит приз тому, чья картина ему больше понравится, прокомментировал Ультман). Поэт вдохновенно декламировал свой новейший опус: акустика была безупречной, но, увы, большинство аллюзий оказались Форзону не по зубам. Цепочка танцоров двигалась по кругу короткими, спотыкающимися шажками, но каждый мускул на их полуобнаженных телах извивался в лихорадочной пляске. Группа солдат, построенных в плотное каре, стояли просто так, как вдруг в их внутренних рядах произошло некое шевеление: Форзон увидел бутон, медленно распускающийся в пышный цветок, который затем рассыпался в ряд сменяющих друг друга геометрических фигур.

Внезапно арена полностью очистилась, за исключением погруженных в работу живописцев, и служитель в униформе вынес великолепный резной торриль, украшенный богатой инкрустацией. Аудитория, доселе хранившая благопристойное молчание, разразилась бешеными аплодисментами при виде появившегося вслед за ним музыканта.

– Они зовут его Тор, – шепотом продолжал наставлять Ультман. – Это означает, что музыкант слился в единую сущность со своим инструментом. Лучше него никого нет, а ведь этот человек еще молод.

Тор уселся на высокий табурет, торопливо подставленный служителем, и обнял свой торриль, ласково огладив струны раскрытыми ладонями. Глядя на арену во все глаза, Форзон сделал очередное открытие: полый шар, к которому крепятся струны, у инструмента Тора необычайно велик, и усиленный резонанс придает ему такое неповторимое звучание, какое и сравнить нельзя с бряцанием трактирных торрилей. И если высота инструмента должна соответствовать росту музыканта, то диаметр резонатора – его искусству: ведь на большой окружности помещается намного больше струн!

Тор замер на секунду – и начал играть. Казалось, руки музыканта почти не движутся, но из-под его пальцев с изумительной скоростью летели звуки неслыханной силы и чистоты. На финальном крещендо публика дружно взвыла от восторга… И Форзон вместе с нею. Как и все, он вскочил с места, неистово хлопая в ладоши и притоптывая ногой. Когда овация наконец утихла, и зрители снова заняли свои места, он со слезами на глазах признался Ультману, что ни разу в жизни не слышал ничего подобного.

Тор начал вторую пьесу. Стремительно догоняя друг друга, побежали колдовские, невероятные арпеджио, от глубочайших бархатных басов до заоблачного звона ангельски высоких нот… И настала оглушительная тишина. Такая неожиданная, что слух невольно продолжал искать в ней завораживающие звуки торриля.

Пораженный Форзон увидел, как музыкант встает и низко склоняет голову перед королевской ложей, а человек, облаченный в роскошные парадные одежды, смотрит на него в упор, резко наклонившись вперед. По-видимому, король что-то сказал, но слова его не донеслись до аудитории. Форзон затаил дыхание. В гробовом молчании тысячи собравшихся в амфитеатре напряженно следили за происходящим.

Королевская стража окружила Тора и обнажила его до пояса. Затем – и это произошло так быстро, что ужас случившегося не сразу дошел до Форзона, – блеснул широкий меч, раздался жалкий крик боли, и лекарь с примочками и ворохом полотна принялся обрабатывать окровавленный обрубок. Форзон осознал, что произошло, вскочил на ноги, когда Ультман с искаженным лицом потянул его вниз, лихорадочно бормоча: «Спокойно, спокойно…»

Огромная масса зрителей не шелохнулась. Культя была искусно забинтована, одежду Тора привели в порядок, и тот, пошатываясь, побрел к служебному выходу. Служитель унес торриль, и там, где несколько минут назад царила великая музыка, остались лишь кровавое пятно в пыли да обрубок человеческой руки. Никто не прикоснулся к нему до конца фестиваля, и вышедшие на арену артисты пугливо держались подальше от страшного свидетельства казни.

– Но почему? – чуть слышно простонал Форзон. – За что? Ведь это же музыкальный гений…

– Был, – мрачно шепнул Ультман и приложил палец к губам. Последовало превосходное пение и головокружительные пляски под дробный ритм маленьких барабанчиков, потом искусные акробаты и жонглеры, перебрасывающиеся факелами через затемненную арену, затем виртуозная игра на инструменте наподобие ксилофона, составленного из множества колокольчиков, в сопровождении звучных ударов гонга. Еще поэты, певцы, танцоры… Но Форзону было не до того: без всяких объяснений он понимал, что не может уйти прежде короля, и, стиснув зубы, преодолевал тошноту. Остальная публика тоже не проявляла ни малейшего энтузиазма, а большинство артистов выглядели заторможенными, если не оцепеневшими от страха.

Прошло не менее часа, прежде чем король и его приближенные покинули ложу, предоставив верноподданным Роввы долгожданную возможность устремиться к выходу из амфитеатра. Ультман не сказал ни слова, пока они не углубились в боковой туннель, оставив толпу позади себя.

– Говорят, такое случается постоянно, – задумчиво произнес он.

– Но я никогда не слышал, чтобы это делалось публично. И уж тем более с такими популярными фигурами, как Тор. Со стариком Ров-вой явно не все в порядке… Возможно, у короля опять болят зубы? Если верить слухам, прошлый приступ зубной боли вылился в замену чуть ли не половины дворцовой обслуги.

– Этот человек почитался бы великим музыкантом в любом мире,

– горько сказал Форзон.

Ультман прибавил шаг. В этой части города почти не было таверн, и лишь время от времени в случайном окне светился тусклый огонек. Форзон слепо следовал за агентом по переплетению темных туннелей и улиц, размышляя, сумел бы он самостоятельно добраться до погреба с клубнями. Без света все вокруг казалось чужим и незнакомым, и прошло немало времени, прежде чем Форзон сообразил, что так оно и есть.

– Кажется, мы идем другой дорогой?

– Да, – коротко ответил Ультман не оборачиваясь. Вскоре они вышли к открытой площадке, от которой разбегалось несколько улиц; на одной из них вдали виднелся факел таверны. Агент резко остановился и вполголоса спросил, указывая на противоположное здание:

– Видишь вон то окно?

Форзон добросовестно вгляделся в темноту.

– По правде говоря…

– Днем там стоит горшок с цветами. А ночью горит свеча.

– Но там нет никакого света! – изумился Форзон.

– Вот и я так думаю, – резюмировал Ультман и быстро зашагал вперед. Поспешая за ним, Форзон отметил, что теперь агент то и дело оглядывается.

– Это уже третье окно, где должен гореть свет, но не горит, – неожиданно сказал тот. – Выходит, у Команды Б крупные неприятности.

– Понятно. Что мы должны делать?

– Пока не знаю.

Они отшагали порядочное расстояние, придерживаясь самых темных улиц, и Форзон поймал себя на том, что и сам постоянно оглядывается. Наконец Ультман остановился у какой-то таверны, быстро снял плащ, повесил его на левую руку и вышел в яркое пятно света под факелом. Почти мгновенно дверь таверны отворилась, и вверх по пандусу заковыляла старуха в изрядно выцветшем плаще. Бросив пристальный взгляд на Форзона, она обменялась с агентом несколькими неразборчивыми репликами, еще раз оглядела его компаньона и тихо, но отчетливо произнесла:

– БУРЯ НОМЕР ТРИ.

Старуха скрылась за ближайшим углом, а Ультман с Форзоном зашагали в противоположном направлении. Этот переход оказался еще более долгим и утомительным, но в конце концов агент указал на явно третьесортную таверну, и они спустились вниз по неровному земляному пандусу.

Немногочисленные посетители обозрели их с равнодушием и вернулись к своим делам. Ультман выбрал столик в углу и выложил несколько монет. Упитанный наливальщик тут же подошел к ним, чтобы наполнить склянки, и вполголоса сообщил:

– Здесь шмонали по-черному, но ничего не нашли.

– Помощь нужна? – шепотом осведомился Ультман.

– Нет, пока моя группа чиста. Когда закончите, сразу поднимайтесь наверх. Вас ищут по всему городу.

– Джо отличный парень, – заметил Ультман, когда наливальщик отошел. – Да ты пей пиво, пей… – Он с удовольствием опорожнил кружку. – И старушенция тоже недурна. Ты узнал ее?

Форзон наполнил свою кружку, отхлебнул и поспешно прикрыл рукой гримасу отвращения.

– А что, я должен был ее узнать?

– Я думал, вы знакомы. Это Энн Кори, наша специалистка по пожилым дамам. Знаешь ли, при дворе короля Роввы довольно опасно быть молодой и красивой… Да ты пиво-то пей, не забывай!

Форзон последовал совету, размышляя, нет ли случаем в уставе полевых агентов специального параграфа о стоицизме. Спокойно пить пиво в таверне, когда твоя жизнь под угрозой! Он посмотрел на Ультмана с новым уважением, а тот, взглянув на опустевшую склянку, выложил на стол еще несколько монет. Для нервов Форзона это было уже слишком.

К счастью, Ультман не стал заказывать третьей. Когда они поднялись, все присутствующие безразлично проводили их глазами до самой двери. Поднявшись по пандусу, они вышли на улицу и вновь вошли в дом через парадную дверь. Агент, дежуривший в прихожей, при виде Ультмана радостно улыбнулся, потряс ему руку и кивком указал на лестницу, ведущую на второй этаж.

Наверху они обнаружили пожилого мужчину в поношенной одежде, который расположился за столом с кружкой и кувшином вина. Незнакомец изучил Форзона острым взглядом из-под линз, искусно имитирующих старческую катаракту, и сказал:

– Садитесь, инспектор, и будьте как дома.

– Что, очень плохо? – взволнованно спросил Ханс.

– Твоя группа провалилась. Целиком и полностью. В твоем доме засада, но мы успели перекрыть все подходы.

– Я всегда страхуюсь, – сухо заметил агент. Старик пожал плечами.

– О тебе мы, честно говоря, не беспокоились. А насколько все это плохо… Командир уже на пути в Курру, а это значит, что хуже вряд ли бывает.

– Поль? Но каким образом?..

– По воздуху, дорогой, – ласково улыбнулся старик. – Ты же знаешь Леблана, он никогда не полетит в глубь материка, даже ночью… не будь уже слишком поздно, чтобы это имело хоть какое-нибудь значение. Объяснение тут может быть лишь одно: наш официальный координатор в конце концов доигрался и взорвал планету. Все, что мы в состоянии сделать, – это вытащить отсюда всех и каждого, и как можно скорее.

Глава 8

Старик взглянул на Форзона.

– Прошу прощения, я не представился. Сев Роумер, Б-318, Гурнил. По-моему, инспектор, вам необходимо выпить. – Он поднял кувшин твердой рукой и наполнил чистую кружку с точностью, не соответствующей его очевидной дряхлости и слепоте.

– Не надо, – слабо запротестовал Форзон. – Я только что пил пиво.

– А вы попробуйте. Такого вам не подадут ни в одной таверне. Форзон неохотно пригубил. Глаза его удивленно расширились, и он поспешно сделал большой глоток.

– О боги, что это?

– Запретный эликсир, – ухмыльнулся Роумер. – То есть виски, выгнанное из семян вулльна. Это такое дерево, и любому жителю Курра обеспечено путешествие в деревню одноруких, если королевские шпики обнаружат хотя бы росток вулльна в его саду или огороде.

– А что, собственно, король имеет против виски?

– Абсолютно ничего. У Роввы такие погреба, что любой мир в этом секторе галактики может помереть от черной зависти. Он просто против того, чтобы его подданные потребляли сей божественный напиток. Полагаю, король заботится о сохранении народа в трезвом и работоспособном состоянии. А может, желает выпить все сам, до последней капли.

Форзон еще раз блаженно приложился к кружке.

– Вы говорите, это запретный эликсир… И вы не можете поднять народ на революцию?!

– Деревья вулльна крайне редки. Рядовой гражданин не смог бы позволить себе виски в любом случае.

– Так почему бы их не размножить?

– Требуется не менее сорока лет, чтобы вулльн вступил в стадию плодоношения.

– У Команды Б была бездна времени.

– Увы, – Роумер покачал головой. – Вы не можете создать спрос на продукт, пока его слишком мало, чтобы значительная часть потенциальных потребителей имела возможность его попробовать. Виски всегда будет слишком мало, потому что королевская стража уничтожает все деревья вулльна, выросшие за пределами королевских заповедников. Наслаждайтесь вашим эликсиром, инспектор, но придумайте какой-нибудь другой повод для революции. Кстати, Ханс… Тебе ничего не нужно?

Ультман налил себе виски, медленно выцедил его и объявил:

– Теперь уже ничего!

– Как насчет денег? – Роумер бросил на стол тяжело звякнувший мешочек, и Ультман, кивнув, убрал его в карман.

– А что будет с инспектором?

– Мы позаботимся о нем, – заверил Роумер.

– Хорошо. Сообщите мне, что и как. Думаю, мы еще увидимся, Джеф Форзон, – агент с чувством пожал ему руку, сдвинул стенную панель и нырнул в открывшийся темный проход. Панель бесшумно встала на место.

– Мы тоже не будем задерживаться, – сказал Роумер. – Джо полагает, что его группа чиста, но я опасаюсь, что у стражи просто не дошли до нее руки. Ну и как вам понравилось находиться в королевском розыске?

– Для меня это совершенно новые ощущения. Полагаю, вы-то уже привыкли?

– Не скажите. Прежде все было не так. Король всегда охотился за подрывными элементами, однако нынче он определенно преследует Команду Б. А если учесть, что король Ровва не должен даже подозревать о ее существовании… Что вы скажете об этом?

Он протянул Форзону миниатюрный портрет. Это был портрет Джефа Форзона.

Форзон взял его и критически поднял бровь.

– Как образчик живописи ничего собой не представляет. Техника довольно грубая. Перспектива достойна лишь сожаления.

– Но ведь сходство замечательное, этого вы не станете отрицать?

– Роумер взял портрет и задумчиво поднес его к свече. – Что касается техники… Вам не кажется, что это следствие поспешного копирования с непривычного оригинала? Присмотритесь, возможно, вы узнаете…

– Голоснимок с удостоверения личности! – воскликнул Форзон.

– Ну конечно! Где вы это взяли?

– У стражника, который наводил справки. Полагаю, король ангажировал половину живописцев Курры для размножения вашего портрета, но это первая миниатюра, попавшая к нам в руки. Невероятно. – Он покачал головой. – Идентификационный голоснимок Бюро… Никаких сомнений, эта планета «взорвана» так, что хуже и не придумаешь. Мы должны вытащить отсюда всех, но вас, инспектор, в первую очередь! Каждый стражник теперь знает вас в лицо, а второй личностью вы так и не успели обзавестись.

– Боюсь, у меня нет даже первой.

– И то правда. На это требуется куда больше времени. Поль с минуты на минуту долетит до Курры, и он наверняка собирается забрать вас с собой.

Снизу подал голос дежурный:

– Господа, к нам вот-вот нагрянут гости! Джо уже идет наверх.

– Хорошо, – сказал Роумер. – Надеюсь, все под контролем? Поднимайся сюда и выпей с нами. Не оставлять же эту прелесть для королевской стражи!

Он наполнил одну кружку для дежурного и другую для толстенького наливальщика, который появился из-за степной панели. Джо выпил свою порцию залпом, обтер губы и светским тоном заметил:

– Знаете ли вы, господа, что я любил это место?

Он вышел в соседнюю комнату и через минуту вернулся чудесным образом похудевшим, в крестьянской одежде и белокуром парике.

– Деньги нужны? – спросил Роумер.

– У меня их целая куча, – сказал Джо, поправляя парик. – Дэл спрашивает, не нужна ли еще одежда и прочая бутафория, а то он закрывает магазин.

– Нет, спасибо, пусть закрывает. Да, напомни ему о герметике. Дэл знает, что с ним делать. Еще глоточек, инспектор? – Роумер разлил остатки виски себе и Форзону. – Выпьем и тронемся в путь!

Они залпом осушили кружки, и Роумер сдвинул стенную панель. За ней уже стоял человек по имени Дэл с мощным распылителем в руках.

– Этот герметик отличная штука, – пояснил Роумер. – Ровно через тридцать секунд панель станет неотъемлемой частью стены. Я не стал бы этого делать, будь у нас надежда вернуться обратно.

Джо, отныне экс-наливальщик, со свечой в руке пошел впереди, за ним последовал Форзон, затем Роумер и все остальные агенты, собравшиеся из соседних комнат и с нижнего этажа. Пройдя по тесному проходу, вся процессия очутилась на втором этаже примыкающего здания. Джо отодвинул очередную панель. Не менее часа они пробирались гуськом по извилистому, замысловатому пути, то ныряющему в туннели, то взлетающему на верхние этажи домов. Дважды им пришлось перебегать узкие темные улочки Курры. Местом прибытия оказались изыскано обставленные апартаменты в укромно расположенном полуподвале. За столом в гостиной сидел мужчина, мрачно разглядывающий свою полупустую кружку.

Поль Леблан.

Он поднял глаза на Форзона и сказал:

– Вы уже здесь? Тогда летим. Форзон устало опустился в кресло напротив него и помотал головой, когда Леблан пододвинул к нему кружку с вином. Закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, он ощутил, что напряжение отпустило его впервые с той минуты, когда музыка Тора внезапно оборвалась.

Долгие часы стресса не прошли даром – Форзон был измучен до предела, однако в его душе подспудно разгоралось раздражающее недовольство собой и ситуацией. Еще во время бегства ему внезапно пришло в голову, что именно Джеф Форзон является старшим по чину офицером на планете, а значит, несет личную ответственность за все, что бы тут ни произошло. А между тем означенный Форзон малодушно уступил инициативу собственным подчиненным! Мало того, он позволил обращаться с собой, как с малолетним сироткой, нуждающимся в слащавой заботе и ласке!

– Дозволено ли будет генеральному координатору узнать, что произошло? – мягко произнес он, не открывая глаз.

– Гравиплан на крыше. На ферме у нас будет сколько угодно времени для разговоров.

Форзон резко выпрямился и открыл глаза.

– Мы будем говорить здесь и сейчас! Как мне кажется, пока Команда Б только играет на руку Раштадту.

– Что ж, возможно, но выбора у нас нет. Планета «взорвана».

– Кто это сказал?

– Раштадт. Он… – Леблан вдруг запнулся.

– Вы лично с ним говорили?

– Гм… Нет, я был в отъезде. Послание записал автокоммуникатор: планета «взорвана», немедленно приступайте к тотальной эвакуации. Примерно так.

– При подобных обстоятельствах, как я полагаю, координатор должен не только лично отдать приказ, но и прилететь на Курр, чтобы всемерно способствовать его выполнению. Так где же Раштадт?

Леблан молча пожал плечами.

– Планету «взорвал» сам Раштадт и совершил это преднамеренно, – резюмировал Форзон. – И он знает, что мы об этом знаем. Кто организовал для меня столь радушный прием на Курре? Кто снабдил короля адресами конспиративных квартир? Кто любезно предоставил для копирования мой идентификационный снимок?

– Вы правы, – устало сказал Леблан. – И тем не менее у нас нет выбора. Если планета «взорвана», мы обязаны уйти, таков базисный принцип Бюро. А кто это сделал, каким образом и с какой целью, не имеет решающего значения.

– Какую выгоду извлекает Раштадт из данной ситуации?

– Насколько я знаю, никакой.

– Подумайте еще. Перед вами координатор, который по недомыслию грубо подставляет свою команду, а чтобы замазать грехи, снабжает Верховную штаб-квартиру лживыми рапортами. У высшего начальства в конце концов возникают подозрения, и на Гурнил командируется офицер в должности генерального координатора. Раштадт непринужденно запудривает ему мозги, заводит в заранее приготовленную западню и с легким сердцем улетает на базу, считая проблему полностью разрешенной. Как вдруг он получает послание, в котором говорится, что генеральный координатор благополучно приступил к работе с Командой Б… Когда вы его отправили?

– Три дня назад.

Форзон удовлетворенно кивнул.

– Все сходится. Итак, Раштадт не дурак и прекрасно знает, что ваши люди тоже не глупцы. Чтобы спасти свою репутацию, ему необходимо избавиться от всех, кто знает о его предательстве. То есть избавиться от Команды Б в полном составе! Единственный выход из положения – «взорвать» планету и тем самым навечно похоронить улики.

– Я отправился инспектировать резидентов на севере Курра, – задумчиво сказал Леблан. – Это плановая поездка. На базе есть расписание, и Раштадт знал, что меня не будет на месте по крайней мере неделю. Но вышло так, что я через день вернулся, выяснив, что на севере ничего интересного не происходит… И обнаружил его послание. – Он обвел тяжелым взглядом кучку взволнованных агентов, столпившихся у стола. – Координатор знал, что я не увижу этого предупреждения, и отправил его только затем, чтобы впоследствии оправдаться.

– Стража совершила налеты лишь по тем адресам, что известны раштадтовским лакеям, – заметил Сев Роумер. – Все станции и личности, о которых эти мерзавцы не знают, по-прежнему в безопасности.

– К несчастью, планета все-таки взорвана, и мы обязаны уйти с Курра, – сказал Леблан. – Я планирую захватить базу и держать Раштадта и его помощников под арестом до начала официального расследования.

– Ты готов сражаться? – поинтересовался Роумер. – Эти люди хорошо знают, что им грозит. Вряд ли они сдадутся добровольно.

– Нас вчетверо больше, чем персонала на базе. Команда Б легко справилась бы с ними и при обратном соотношении. Единственная серьезная проблема – транспортировка… – Леблан вздохнул. – У нас только один гравиплан.

– А сколько у нас планетных автокоммуникаторов? – спросил Форзон.

– Тоже один, на моей ферме. А что?

– Давайте сделаем вид, что мы не получили послания Раштадта.

– Он повторит его, как только мы свяжемся с базой.

– А мы не станем связываться с базой.

– Думаю, Раштадт уже уведомил Верховную штаб-квартиру. Скоро прилетит корабль, и нас всех эвакуируют.

– Нельзя эвакуировать того, кто не нашелся.

– К чему это вы клоните? – изумленно спросил Леблан.

– Я хочу сказать, что пока мы имеем только уведомление Раштадта о том, что планета «взорвана». А слова Раштадта немногого стоят, в особенности для меня. Что случится, если Команда Б прервет контакты с базой?

– Раштадт подумает, что всех замели.

– Пускай себе думает.

– Но Бюро не оставит пропажу целой полевой команды без расследования.

– Даже на «взорванной» планете? Леблан задумался.

– Верховная штаб-квартира проведет расследование в любом случае, – медленно сказал он. – Предполагая, что кто-то мог уцелеть, они постараются вытащить всех оставшихся. Конечно, это будет делаться крайне осторожно.

– Как обстоят дела с Командой Б?

– Они не так уж плохи. У каждого из нас есть запасная личность, и мы сумеем продержаться, сколько потребуется. По крайней мере, это будет организованное отступление, а не паническое бегство.

– Отступления не будет, – сказал Форзон. Он оглядел кружок ошеломленных лиц и упрямо повторил: – Никакого отступления, понятно?

– Но вы не имеете права нарушать базисные принципы Бюро! – запротестовал Леблан. – Даже если вы генеральный координатор!

– При каких условиях планета считается «взорванной»?

– Когда туземцы…

– Отлично. А сколько туземцев знают о существовании Команды Б? Никто не промолвил ни слова.

– Увы, нет сомнений в том, что Раштадт заключил союз с королем Роввой, – подождав немного, продолжил Форзон. – Итак, король знает, что мы здесь. А кто еще? Может быть, король публично объявил об инопланетном нашествии?

– Не думаю, чтобы Ровва пожелал поделиться этой новостью со своими подданными, – пробормотал Леблан.

– Совершенно верно! Гурнил не «взорван», и мы остаемся на Курре. Раштадт не станет торопиться с рапортом о пропаже Команды Б, чтобы не допустить расследования по горячим следам. А значит, у нас будет достаточно времени, дабы завершить дело.

– Дело? Какое еще дело?

– Миссия Команды Б, разумеется.

– Завершить миссию… – Леблан уставился на него круглыми глазами и внезапно просиял. – Я понял! У вас есть план, не так ли?