Текст книги "Змеиные боги (СИ)"

Автор книги: Лизавета Мягчило

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7

Болото ей снилось. Мрачное, живое, оно тянуло к ней коряги из-под грязной воды и прятало в туманах что-то необъятно страшное. О, Смоль чуяла это собственным загривком – от подступающих волн ужаса мутило, желудок сжимался в спазме, а ноги поглощала топь, пока горящие глаза следили за нею. Из-под воды, за тонкими свернутыми в мучительной судороге деревьями, в высоких кустах рогозника. Любое движение заставляло болото жадно сжимать свои объятия, тянуть старательнее. С ненасытной жаждой, с которой мужчина протягивает свои руки к любовнице, оно тащило её вниз. И когда её плечи скрылись в мутной вязкой топи, монстры начали выходить на свет.

После ночного кошмара собиралась она рассеянно. Дважды забывала консервы и воду на столе, не могла найти камеру, которая уже болталась на шее. И это было вполне естественно – она не любитель походов. Мысли отстраненно путались в клубок и были далеки от сборов. Чаще всего в них фигурировала коварная топь и собственная беззащитность. Идти туда было наивно и глупо, но она верила в лучшее. Когда Славик нетерпеливо выпихал её за двери, клятвенно пообещав поделиться носками, если Смоль промочит ноги, пути назад уже не было.

На уговоренном месте за деревней, где узкая тропинка нещадно зарастала бурьяном, их встретил деревенский мальчишка восьми лет. Кудрявый, конопатый, очаровательно растягивающий рот в улыбке, которой не доставало двух передних резцов. Он беспечно лущил семечки и воровато пригибался. Когда Алеша заметил их – почти по-взрослому облегченно выдохнул, словно их прибытие сняло с плеч невыносимо тяжкий груз. Протянул руку с грязными обломанными ногтями, торопливо пошевелил пальцами:

– Плату вперед.

Одоевский возмущенно причмокнул пухлыми губами, цокнул языком. Но сторублевую купюру протянул – её тут же смяли детские пальчики. Этот мальчишка – единственный шанс пробраться к ведьминым курганам. Он их билет к хорошим снимкам. И билет этот оказался невероятно дешевым. Удивительно. Они никак не могли подумать, что поиск проводника сожрет ещё несколько дней. А может оно и к лучшему? Выходили ребята с рассветом.

Деревенские южного болота побаивались. Да, именно оно вело к селу соседей напрямик, пол дня пути без крюка, и ты пьешь терпкий чай из чужого самовара. Но если припирала нужда, они предпочитали идти в обход – через лес и узкое болотце, насквозь проросшее ягодными кустарниками. К ведьминой топи не желали даже указывать путь. Молодые передергивали плечами и сетовали на занятость, пожилые – радикально обзывали их дурнями и гнали прочь. Даже миролюбивая и снисходительная бабка Софья скрутила перед носом Елизарова внушительный кукиш.

«Я вам дорожку до затопок показать могу, где деревенские клюкву собирают. А туда, куда ты хочешь, сынок, нога наших не ступит. Хватит с нас смертей. Не за вас, дурней, за себя боязно. Чай притянете какую напасть с ведьминских курганов и забывай, что стояла тут деревушка Козьи кочи. И сами не ходите, потопитесь. Девка, тебе фотографии были нужны? Так у «клюквенника» и наделай, там тоже болото. Не такое опасное, но болото.»

Но чуму под фамилией Елизаров уже было не остановить. С видом демона-искусителя он сновал за нею следом, подкидывал в голову Смоль идеи для фотографий. Искрил гениальными вступлениями и подписями, яркими заголовками. Распевался соловьем, как замечательно было бы получить фотографии ведьминых курганов.

И она согласилась. Молча собрала портфель, сосредоточенно примерилась к высеченному из дубовой ветки длинному шесту, затянула покрепче шнурки ботинок. На её шее устроилась камера, на его – компас. Компас и длинные палки значительно упрощали путешествие. Первый не позволял заплутать в бескрайних болотах, вторые – не упасть в бочаг и не увязнуть в трясине.

Их проводник какое-то время сосредоточенно изучал купюру, задрав над головой и всматриваясь в водные знаки. Убедившись, что она подлинная – положил в карман грязно-салатовой куртки и застегнул для надежности.

– Ну что стоим, идемте дяди, тети.

Усмехаясь и переглядываясь, студенты пошли следом.

Сама она не смогла бы приметить узкую тропинку за цепью домов. Нехоженая, та оставалась едва заметной среди бурьяна из крапивы и репейника, рядом грозно топорщились широкие лопухи борщевика. Катерина переставляла ноги механически, не обращала внимание на скачущих по веткам воробьев и посвистывающих малиновок. Голова оказалась забита.

Её волновало поведение Бестужева.

Пару дней назад, когда ребята растопили баню и накрыли стол, когда под настойки пошло неспешное обсуждение работ, он не пришел. Возвращаясь в дом, Смоль обнаружила раздраженного друга одетым, он сидел над работой и недовольно сжимал челюсть.

Бестужев изменился, и она не понимала, что стало причиной этих изменений: всегда открытый, харизматичный и уверенный в себе, в последние дни он неожиданно одичал. В голубых глазах появился непонятный ей огонь, черты лица хищно заострились, он стал её сторониться. Не было больше расслабленных разговоров с головой, лежащей на её коленях – он игнорировал любые попытки контакта. Сжимал кулаки и задерживал дыхание, пока она беспомощно тянулась навстречу:

«В чем моя вина? Что я натворила?»

Она его не узнавала. Тот Саша сейчас шагал бы рядом, чужой – остался в избе вместе с Гавриловой, которой фото были не нужны – ей бы их Смоль не отдала.

– … мамке только моей не говори, дядь Слав, она мне уши надерет. А я то что? Только к болоту вас выведу, сам-то ни-ни. Ты вот смеешься, а там страшно, приезжал к нам какой-то ыколог со своей группой. Дык он там и остался, не нашли. – Алеша простодушно пожал плечами, подпрыгивая по тропинке молодым зайцем. Смерть для него была пустым звуком, оттого речи его были легкими и беспечными. Судьба погибшего мужчины ребенка не волновала.

А Катю эта новость насторожила, сморгнув пелену задумчивости с глаз она вклинилась в разговор.

– Он будет молчать, Леша. А что его группа говорила? Неужели опытные экологи смогли допустить такой несчастный случай?

Спина Павла впереди напряглась, он тоже прислушался к болтовне ребенка.

– А что они скажут? Говорят, что из-за газов каких-то мерещилось им всякое, вот он в топь и ухнул. Потом приезжало сюда много людей, всё выясняли что-то, взрослых спрашивали. Не нашли ничего и обратно поехали. Папка мой говорит, что на кикимор они наткнулись, а они обратно уже не пущают.

– Елизаров, Одоевский, может ну это всё? Давайте не будем заходить, с бережка вид сфотографирую и потом отредактирую, будет мрачнее мрачного?

– Катюха, нет в тебе духа авантюризма. Это же берег болотный, его любой дурак сфотографировать может. А мы курганы найдем, недавно дожди были, вот бы ручку или ножку вымыло – ты представь какой кадр. – Голос Елизарова мечтательно тянул слова.

Она представила. Замутило.

Группа прошла совсем немного, когда мальчишка замер на месте и неловко переступил с ноги на ногу. С хлюпаньем вытер нос рукавом. Больной Славик тут же это движение продублировал, вызывая у Кати и Павла широкие усмешки.

Большой ребенок. Другого и сказать нечего.

Они быстро поняли, что стало причиной этой заминки – глядя над головой Алеши, каждый из них видел болото. Исчез уверенный и юркий балабол, перед ними стоял испуганный ребенок, переминался с ноги на ногу. И косил, все время косил испуганными серыми глазами на мертвенно-тихую водную гладь, блестящую в ещё мелких лужицах впереди. Было сразу видно – отпустят и он задаст стрекача.

По словам его бабки идти нужно было с три версты, а там и курганы покажутся. Когда Славик уточнил как их узнать, тот лишь стрельнул в него глазами из-подо лба и бросил не по возрасту серьезное: «Их ни с чем не спутаете».

Болото встретило их негостеприимно. Из воды выглядывали редкие, но неожиданно широкие острова с рыжеватым сфагнумом и хлипкими чахлыми деревцами. Под высокими ботинками у всех троих хлюпало. Даже сосны, которым положено подпирать небесный свод здесь были другими: болезненно кривыми и низкими, с вывернутыми, словно жадные руки, ветвями. У ног стелился редкими клочками утренний туман. То тут, то там выглядывали рахитичные кусты багульника и росянки.

Местами вода казалось кристально чистой – под ней проглядывались длинные коричневые стволы поваленных деревьев. И эта чистота тянула, лукаво блестела под первыми солнечными лучами, придавая мрачному месту таинственности. На какое-то время Смоль замерла. Осмотрелась, неловко поводя плечами, включила фотоаппарат. Щелкнул затвор и она, словно завороженная, уставилась на экран. Сзади присвистнул Славик:

– Вот эту точно мне скинь. Кажется, что из воды вытянется рука и утащит вниз. Стремное место.

Оно и было страшным. Виноваты в этом слова мальчишки или нет, но атмосфера вокруг была тяжелой. Несмотря на высокий писк комаров и шустрых водомерок, в скольжении пускающих рябь по тихой воде. Несмотря на редко пролетающих птиц. Это место казалось неправильным, давящим.

Пустота вокруг не просто существовала, она заполняла внутренности и выбивала мысли из головы. Они просто бездумно шагали вперед, ежась от сырости, задерживая дыхания на подольше. Чтобы потом сдаться, шумно и жадно втянуть воздух, пропахший гнилью, тиной и сыростью. Мысли о том, что рядом может быть трясина, её давили.

Через тридцать метров в дело пошли шесты – коварные кочки проваливались при нажатии, а кажущиеся ненадежными островки героически стояли под ногами. Не проверь куда тянешься и придется вылавливать из болота. Где-то совсем близко закричала выпь, заставляя Катю шарахнуться. Одоевский и вовсе прыгнул куда-то в сторону, с почти девичьим высоким криком оступился и чуть не слетел с тропы. Его нога с громким хлюпаньем ушла по колено за миг до того, как гогочущий Славик успел поймать его за шкирку. Все истерично просмеялись и путь их продолжился.

Бессмысленный, упрямый, под грустное хлюпанье ботинка Одоевского. Они искали любое упоминание захоронений, любой подходящий холм, который мог оказаться курганом. Когда за их спиной лес превратился в далекую точку – часы Славика показали, что они идут третий час. Рюкзаки за спиной стали тяжелее, ноги не желали двигаться дальше.

Смоль в очередной раз проверила лямки, пальцами оттянула их от ноющих плеч с громким выдохом. Вечером будет сеточка кровоподтеков и натертая кожа, не иначе. Изнуренная, она почти убедила себя, что никакие снимки ей не нужны и нужно просить ребят возвращаться. Не обязательно в работе упоминать болотных ведьм, рассказывать о страшном месте, в котором они обрели свой покой. Жаль, какая хорошая была бы работа…

Первым сдался Павел – он просто замер на середине широкого островка. Постоял, презрительным взглядом огибая бескрайнюю и унылую водную гладь впереди, а затем сел прямо на землю. Принялся расшнуровывать хлюпающий на каждом шагу ботинок. Елизаров прошел ещё несколько шагов вперед, не услышав за своей спиной пыхтения обернулся и вернулся к товарищам. Как раз к моменту, когда Одоевский снял ботинок и стянул мокрый носок, выкручивая на землю.

– Не могу, всё. Давайте пожрем?

С ботинка грустно скатилась осиротевшая пиявка, не успевшая добраться до кожи. Славик невозмутимо поставил на нее ногу, послышалось тоскливое «хрусь».

– Тебе, Одоевский, лишь бы пожрать. А как же дух приключений, не чуешь?

– Я тут другое чую, менее привлекательное. – Павел мрачно втянул трепещущими ноздрями воздух и раздраженно скривился, для вида помахивая ладонью у собственного носа. Сбросил с плеч лямки рюкзака и тот бесшумно упал на мягкую сырую землю. Все присели на корточки.

На мох постелили старый, проеденный мышами плед, который утром нашли в сарае у дома. Катя со стоном стянула с плеч тяжелый рюкзак, поставила на край ткани и опустилась рядом. Болела спина, дрожали сведенные в напряжении ноги. Им нужно было пройти несколько километров – всего ничего. Но каждый метр они преодолевали с боем, природа вскидывалась и бунтовала, здесь живым было не место.

– Это всего лишь сероводород. Мне кажется, тот мальчик не имеет ни малейшего представления о курганах. – Она потянулась к рюкзаку, достала припасенные консервы и воду. Все задумчиво последовали примеру. Никому не хотелось верить, что такую дорогу они прошли напрасно.

Спина Павла впереди напряглась, он тоже прислушался к болтовне ребенка.

– А что они скажут? Говорят, что из-за газов каких-то мерещилось им всякое, вот он в топь и ухнул. Потом приезжало сюда много людей, всё выясняли что-то, взрослых спрашивали. Не нашли ничего и обратно поехали. Папка мой говорит, что на кикимор они наткнулись, а они обратно уже не пущают.

– Елизаров, Одоевский, может ну это всё? Давайте не будем заходить, с бережка вид сфотографирую и потом отредактирую, будет мрачнее мрачного?

– Катюха, нет в тебе духа авантюризма. Это же берег болотный, его любой дурак сфотографировать может. А мы курганы найдем, недавно дожди были, вот бы ручку или ножку вымыло – ты представь какой кадр. – Голос Елизарова мечтательно тянул слова.

Она представила. Замутило.

Группа прошла совсем немного, когда мальчишка замер на месте и неловко переступил с ноги на ногу. С хлюпаньем вытер нос рукавом. Больной Славик тут же это движение продублировал, вызывая у Кати и Павла широкие усмешки.

Большой ребенок. Другого и сказать нечего.

Они быстро поняли, что стало причиной этой заминки – глядя над головой Алеши, каждый из них видел болото. Исчез уверенный и юркий балабол, перед ними стоял испуганный ребенок, переминался с ноги на ногу. И косил, все время косил испуганными серыми глазами на мертвенно-тихую водную гладь, блестящую в ещё мелких лужицах впереди. Было сразу видно – отпустят и он задаст стрекача.

По словам его бабки идти нужно было с три версты, а там и курганы покажутся. Когда Славик уточнил как их узнать, тот лишь стрельнул в него глазами из-подо лба и бросил не по возрасту серьезное: «Их ни с чем не спутаете».

Болото встретило их негостеприимно. Из воды выглядывали редкие, но неожиданно широкие острова с рыжеватым сфагнумом и хлипкими чахлыми деревцами. Под высокими ботинками у всех троих хлюпало. Даже сосны, которым положено подпирать небесный свод здесь были другими: болезненно кривыми и низкими, с вывернутыми, словно жадные руки, ветвями. У ног стелился редкими клочками утренний туман. То тут, то там выглядывали рахитичные кусты багульника и росянки.

Местами вода казалось кристально чистой – под ней проглядывались длинные коричневые стволы поваленных деревьев. И эта чистота тянула, лукаво блестела под первыми солнечными лучами, придавая мрачному месту таинственности. На какое-то время Смоль замерла. Осмотрелась, неловко поводя плечами, включила фотоаппарат. Щелкнул затвор и она, словно завороженная, уставилась на экран. Сзади присвистнул Славик:

– Вот эту точно мне скинь. Кажется, что из воды вытянется рука и утащит вниз. Стремное место.

Оно и было страшным. Виноваты в этом слова мальчишки или нет, но атмосфера вокруг была тяжелой. Несмотря на высокий писк комаров и шустрых водомерок, в скольжении пускающих рябь по тихой воде. Несмотря на редко пролетающих птиц. Это место казалось неправильным, давящим.

Пустота вокруг не просто существовала, она заполняла внутренности и выбивала мысли из головы. Они просто бездумно шагали вперед, ежась от сырости, задерживая дыхания на подольше. Чтобы потом сдаться, шумно и жадно втянуть воздух, пропахший гнилью, тиной и сыростью. Мысли о том, что рядом может быть трясина, её давили.

Через тридцать метров в дело пошли шесты – коварные кочки проваливались при нажатии, а кажущиеся ненадежными островки героически стояли под ногами. Не проверь куда тянешься и придется вылавливать из болота. Где-то совсем близко закричала выпь, заставляя Катю шарахнуться. Одоевский и вовсе прыгнул куда-то в сторону, с почти девичьим высоким криком оступился и чуть не слетел с тропы. Его нога с громким хлюпаньем ушла по колено за миг до того, как гогочущий Славик успел поймать его за шкирку. Все истерично просмеялись и путь их продолжился.

Бессмысленный, упрямый, под грустное хлюпанье ботинка Одоевского. Они искали любое упоминание захоронений, любой подходящий холм, который мог оказаться курганом. Когда за их спиной лес превратился в далекую точку – часы Славика показали, что они идут третий час. Рюкзаки за спиной стали тяжелее, ноги не желали двигаться дальше.

Смоль в очередной раз проверила лямки, пальцами оттянула их от ноющих плеч с громким выдохом. Вечером будет сеточка кровоподтеков и натертая кожа, не иначе. Изнуренная, она почти убедила себя, что никакие снимки ей не нужны и нужно просить ребят возвращаться. Не обязательно в работе упоминать болотных ведьм, рассказывать о страшном месте, в котором они обрели свой покой. Жаль, какая хорошая была бы работа…

Первым сдался Павел – он просто замер на середине широкого островка. Постоял, презрительным взглядом огибая бескрайнюю и унылую водную гладь впереди, а затем сел прямо на землю. Принялся расшнуровывать хлюпающий на каждом шагу ботинок. Елизаров прошел ещё несколько шагов вперед, не услышав за своей спиной пыхтения обернулся и вернулся к товарищам. Как раз к моменту, когда Одоевский снял ботинок и стянул мокрый носок, выкручивая на землю.

– Не могу, всё. Давайте пожрем?

С ботинка грустно скатилась осиротевшая пиявка, не успевшая добраться до кожи. Славик невозмутимо поставил на нее ногу, послышалось тоскливое «хрусь».

– Тебе, Одоевский, лишь бы пожрать. А как же дух приключений, не чуешь?

– Я тут другое чую, менее привлекательное. – Павел мрачно втянул трепещущими ноздрями воздух и раздраженно скривился, для вида помахивая ладонью у собственного носа. Сбросил с плеч лямки рюкзака и тот бесшумно упал на мягкую сырую землю. Все присели на корточки.

На мох постелили старый, проеденный мышами плед, который утром нашли в сарае у дома. Катя со стоном стянула с плеч тяжелый рюкзак, поставила на край ткани и опустилась рядом. Болела спина, дрожали сведенные в напряжении ноги. Им нужно было пройти несколько километров – всего ничего. Но каждый метр они преодолевали с боем, природа вскидывалась и бунтовала, здесь живым было не место.

– Это всего лишь сероводород. Мне кажется, тот мальчик не имеет ни малейшего представления о курганах. – Она потянулась к рюкзаку, достала припасенные консервы и воду. Все задумчиво последовали примеру. Никому не хотелось верить, что такую дорогу они прошли напрасно.

Спина Павла впереди напряглась, он тоже прислушался к болтовне ребенка.

– А что они скажут? Говорят, что из-за газов каких-то мерещилось им всякое, вот он в топь и ухнул. Потом приезжало сюда много людей, всё выясняли что-то, взрослых спрашивали. Не нашли ничего и обратно поехали. Папка мой говорит, что на кикимор они наткнулись, а они обратно уже не пущают.

– Елизаров, Одоевский, может ну это всё? Давайте не будем заходить, с бережка вид сфотографирую и потом отредактирую, будет мрачнее мрачного?

– Катюха, нет в тебе духа авантюризма. Это же берег болотный, его любой дурак сфотографировать может. А мы курганы найдем, недавно дожди были, вот бы ручку или ножку вымыло – ты представь какой кадр. – Голос Елизарова мечтательно тянул слова.

Она представила. Замутило.

Группа прошла совсем немного, когда мальчишка замер на месте и неловко переступил с ноги на ногу. С хлюпаньем вытер нос рукавом. Больной Славик тут же это движение продублировал, вызывая у Кати и Павла широкие усмешки.

Большой ребенок. Другого и сказать нечего.

Они быстро поняли, что стало причиной этой заминки – глядя над головой Алеши, каждый из них видел болото. Исчез уверенный и юркий балабол, перед ними стоял испуганный ребенок, переминался с ноги на ногу. И косил, все время косил испуганными серыми глазами на мертвенно-тихую водную гладь, блестящую в ещё мелких лужицах впереди. Было сразу видно – отпустят и он задаст стрекача.

По словам его бабки идти нужно было с три версты, а там и курганы покажутся. Когда Славик уточнил как их узнать, тот лишь стрельнул в него глазами из-подо лба и бросил не по возрасту серьезное: «Их ни с чем не спутаете».

Болото встретило их негостеприимно. Из воды выглядывали редкие, но неожиданно широкие острова с рыжеватым сфагнумом и хлипкими чахлыми деревцами. Под высокими ботинками у всех троих хлюпало. Даже сосны, которым положено подпирать небесный свод здесь были другими: болезненно кривыми и низкими, с вывернутыми, словно жадные руки, ветвями. У ног стелился редкими клочками утренний туман. То тут, то там выглядывали рахитичные кусты багульника и росянки.

Местами вода казалось кристально чистой – под ней проглядывались длинные коричневые стволы поваленных деревьев. И эта чистота тянула, лукаво блестела под первыми солнечными лучами, придавая мрачному месту таинственности. На какое-то время Смоль замерла. Осмотрелась, неловко поводя плечами, включила фотоаппарат. Щелкнул затвор и она, словно завороженная, уставилась на экран. Сзади присвистнул Славик:

– Вот эту точно мне скинь. Кажется, что из воды вытянется рука и утащит вниз. Стремное место.

Оно и было страшным. Виноваты в этом слова мальчишки или нет, но атмосфера вокруг была тяжелой. Несмотря на высокий писк комаров и шустрых водомерок, в скольжении пускающих рябь по тихой воде. Несмотря на редко пролетающих птиц. Это место казалось неправильным, давящим.

Пустота вокруг не просто существовала, она заполняла внутренности и выбивала мысли из головы. Они просто бездумно шагали вперед, ежась от сырости, задерживая дыхания на подольше. Чтобы потом сдаться, шумно и жадно втянуть воздух, пропахший гнилью, тиной и сыростью. Мысли о том, что рядом может быть трясина, её давили.

Через тридцать метров в дело пошли шесты – коварные кочки проваливались при нажатии, а кажущиеся ненадежными островки героически стояли под ногами. Не проверь куда тянешься и придется вылавливать из болота. Где-то совсем близко закричала выпь, заставляя Катю шарахнуться. Одоевский и вовсе прыгнул куда-то в сторону, с почти девичьим высоким криком оступился и чуть не слетел с тропы. Его нога с громким хлюпаньем ушла по колено за миг до того, как гогочущий Славик успел поймать его за шкирку. Все истерично просмеялись и путь их продолжился.

Бессмысленный, упрямый, под грустное хлюпанье ботинка Одоевского. Они искали любое упоминание захоронений, любой подходящий холм, который мог оказаться курганом. Когда за их спиной лес превратился в далекую точку – часы Славика показали, что они идут третий час. Рюкзаки за спиной стали тяжелее, ноги не желали двигаться дальше.

Смоль в очередной раз проверила лямки, пальцами оттянула их от ноющих плеч с громким выдохом. Вечером будет сеточка кровоподтеков и натертая кожа, не иначе. Изнуренная, она почти убедила себя, что никакие снимки ей не нужны и нужно просить ребят возвращаться. Не обязательно в работе упоминать болотных ведьм, рассказывать о страшном месте, в котором они обрели свой покой. Жаль, какая хорошая была бы работа…

Первым сдался Павел – он просто замер на середине широкого островка. Постоял, презрительным взглядом огибая бескрайнюю и унылую водную гладь впереди, а затем сел прямо на землю. Принялся расшнуровывать хлюпающий на каждом шагу ботинок. Елизаров прошел ещё несколько шагов вперед, не услышав за своей спиной пыхтения обернулся и вернулся к товарищам. Как раз к моменту, когда Одоевский снял ботинок и стянул мокрый носок, выкручивая на землю.

– Не могу, всё. Давайте пожрем?

С ботинка грустно скатилась осиротевшая пиявка, не успевшая добраться до кожи. Славик невозмутимо поставил на нее ногу, послышалось тоскливое «хрусь».

– Тебе, Одоевский, лишь бы пожрать. А как же дух приключений, не чуешь?

– Я тут другое чую, менее привлекательное. – Павел мрачно втянул трепещущими ноздрями воздух и раздраженно скривился, для вида помахивая ладонью у собственного носа. Сбросил с плеч лямки рюкзака и тот бесшумно упал на мягкую сырую землю. Все присели на корточки.

На мох постелили старый, проеденный мышами плед, который утром нашли в сарае у дома. Катя со стоном стянула с плеч тяжелый рюкзак, поставила на край ткани и опустилась рядом. Болела спина, дрожали сведенные в напряжении ноги. Им нужно было пройти несколько километров – всего ничего. Но каждый метр они преодолевали с боем, природа вскидывалась и бунтовала, здесь живым было не место.

– Это всего лишь сероводород. Мне кажется, тот мальчик не имеет ни малейшего представления о курганах. – Она потянулась к рюкзаку, достала припасенные консервы и воду. Все задумчиво последовали примеру. Никому не хотелось верить, что такую дорогу они прошли напрасно.

Спина Павла впереди напряглась, он тоже прислушался к болтовне ребенка.

– А что они скажут? Говорят, что из-за газов каких-то мерещилось им всякое, вот он в топь и ухнул. Потом приезжало сюда много людей, всё выясняли что-то, взрослых спрашивали. Не нашли ничего и обратно поехали. Папка мой говорит, что на кикимор они наткнулись, а они обратно уже не пущают.

– Елизаров, Одоевский, может ну это всё? Давайте не будем заходить, с бережка вид сфотографирую и потом отредактирую, будет мрачнее мрачного?

– Катюха, нет в тебе духа авантюризма. Это же берег болотный, его любой дурак сфотографировать может. А мы курганы найдем, недавно дожди были, вот бы ручку или ножку вымыло – ты представь какой кадр. – Голос Елизарова мечтательно тянул слова.

Она представила. Замутило.

Группа прошла совсем немного, когда мальчишка замер на месте и неловко переступил с ноги на ногу. С хлюпаньем вытер нос рукавом. Больной Славик тут же это движение продублировал, вызывая у Кати и Павла широкие усмешки.

Большой ребенок. Другого и сказать нечего.

Они быстро поняли, что стало причиной этой заминки – глядя над головой Алеши, каждый из них видел болото. Исчез уверенный и юркий балабол, перед ними стоял испуганный ребенок, переминался с ноги на ногу. И косил, все время косил испуганными серыми глазами на мертвенно-тихую водную гладь, блестящую в ещё мелких лужицах впереди. Было сразу видно – отпустят и он задаст стрекача.

По словам его бабки идти нужно было с три версты, а там и курганы покажутся. Когда Славик уточнил как их узнать, тот лишь стрельнул в него глазами из-подо лба и бросил не по возрасту серьезное: «Их ни с чем не спутаете».

Болото встретило их негостеприимно. Из воды выглядывали редкие, но неожиданно широкие острова с рыжеватым сфагнумом и хлипкими чахлыми деревцами. Под высокими ботинками у всех троих хлюпало. Даже сосны, которым положено подпирать небесный свод здесь были другими: болезненно кривыми и низкими, с вывернутыми, словно жадные руки, ветвями. У ног стелился редкими клочками утренний туман. То тут, то там выглядывали рахитичные кусты багульника и росянки.

Местами вода казалось кристально чистой – под ней проглядывались длинные коричневые стволы поваленных деревьев. И эта чистота тянула, лукаво блестела под первыми солнечными лучами, придавая мрачному месту таинственности. На какое-то время Смоль замерла. Осмотрелась, неловко поводя плечами, включила фотоаппарат. Щелкнул затвор и она, словно завороженная, уставилась на экран. Сзади присвистнул Славик:

– Вот эту точно мне скинь. Кажется, что из воды вытянется рука и утащит вниз. Стремное место.

Оно и было страшным. Виноваты в этом слова мальчишки или нет, но атмосфера вокруг была тяжелой. Несмотря на высокий писк комаров и шустрых водомерок, в скольжении пускающих рябь по тихой воде. Несмотря на редко пролетающих птиц. Это место казалось неправильным, давящим.

Пустота вокруг не просто существовала, она заполняла внутренности и выбивала мысли из головы. Они просто бездумно шагали вперед, ежась от сырости, задерживая дыхания на подольше. Чтобы потом сдаться, шумно и жадно втянуть воздух, пропахший гнилью, тиной и сыростью. Мысли о том, что рядом может быть трясина, её давили.

Через тридцать метров в дело пошли шесты – коварные кочки проваливались при нажатии, а кажущиеся ненадежными островки героически стояли под ногами. Не проверь куда тянешься и придется вылавливать из болота. Где-то совсем близко закричала выпь, заставляя Катю шарахнуться. Одоевский и вовсе прыгнул куда-то в сторону, с почти девичьим высоким криком оступился и чуть не слетел с тропы. Его нога с громким хлюпаньем ушла по колено за миг до того, как гогочущий Славик успел поймать его за шкирку. Все истерично просмеялись и путь их продолжился.

Бессмысленный, упрямый, под грустное хлюпанье ботинка Одоевского. Они искали любое упоминание захоронений, любой подходящий холм, который мог оказаться курганом. Когда за их спиной лес превратился в далекую точку – часы Славика показали, что они идут третий час. Рюкзаки за спиной стали тяжелее, ноги не желали двигаться дальше.

Смоль в очередной раз проверила лямки, пальцами оттянула их от ноющих плеч с громким выдохом. Вечером будет сеточка кровоподтеков и натертая кожа, не иначе. Изнуренная, она почти убедила себя, что никакие снимки ей не нужны и нужно просить ребят возвращаться. Не обязательно в работе упоминать болотных ведьм, рассказывать о страшном месте, в котором они обрели свой покой. Жаль, какая хорошая была бы работа…

Первым сдался Павел – он просто замер на середине широкого островка. Постоял, презрительным взглядом огибая бескрайнюю и унылую водную гладь впереди, а затем сел прямо на землю. Принялся расшнуровывать хлюпающий на каждом шагу ботинок. Елизаров прошел ещё несколько шагов вперед, не услышав за своей спиной пыхтения обернулся и вернулся к товарищам. Как раз к моменту, когда Одоевский снял ботинок и стянул мокрый носок, выкручивая на землю.

– Не могу, всё. Давайте пожрем?

С ботинка грустно скатилась осиротевшая пиявка, не успевшая добраться до кожи. Славик невозмутимо поставил на нее ногу, послышалось тоскливое «хрусь».

– Тебе, Одоевский, лишь бы пожрать. А как же дух приключений, не чуешь?

– Я тут другое чую, менее привлекательное. – Павел мрачно втянул трепещущими ноздрями воздух и раздраженно скривился, для вида помахивая ладонью у собственного носа. Сбросил с плеч лямки рюкзака и тот бесшумно упал на мягкую сырую землю. Все присели на корточки.

На мох постелили старый, проеденный мышами плед, который утром нашли в сарае у дома. Катя со стоном стянула с плеч тяжелый рюкзак, поставила на край ткани и опустилась рядом. Болела спина, дрожали сведенные в напряжении ноги. Им нужно было пройти несколько километров – всего ничего. Но каждый метр они преодолевали с боем, природа вскидывалась и бунтовала, здесь живым было не место.

– Это всего лишь сероводород. Мне кажется, тот мальчик не имеет ни малейшего представления о курганах. – Она потянулась к рюкзаку, достала припасенные консервы и воду. Все задумчиво последовали примеру. Никому не хотелось верить, что такую дорогу они прошли напрасно.