Текст книги "Студия пыток"

Автор книги: Лиза Уэлш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

9. Проверяйте деньги, не отходя от кассы

Вокруг лифта суетились люди – в него втискивались антиквары и стильные парни из Вест-Энда. Я пробрался к лестнице и, мягко ступая по бетонным ступенькам с искрой, пошел на третий этаж, к аукционному залу. Сверху по лестничному колодцу до меня долетели обрывки чьих-то бурных переговоров. Я прислонился к стене, до середины выкрашенной в синий, и посмотрел наверх, через гнутую паутину перил. Четверо мужчин стояли очень близко друг к другу в слабо освещенном проеме. Я рассмотрел двоих. Один – сутулый, в черном пальто «Кромби». Второй – невысокий, коротконогий, в поношенных брюках с пузырями на коленях. Какая-то затянувшаяся дележка. Шариковые ручки раздраженно черкают по каталогам. Шайка Дженсона обсуждает план действий перед распродажей.

– Нет-нет, – произнес чей-то голос, – почему мне всегда достается обсосанная палка от леденца? Опять вы за свое. Вы пытаетесь надуть меня все эти годы.

– А ты все эти годы канючишь.

– Да ладно тебе. – Гнусавый голос и не должен был вызывать симпатии: тут скорее уступишь, чтобы только он больше не звучал в ушах. – Я продам этот книжный шкаф.

– Мы все можем продать этот шкаф. Я сотню обычных книжных шкафов могу продать. На прошлой неделе у тебя было три камина. Я нашел парня, которому такой позарез нужен. Две сотни без проблем, но это была твоя доля, и я, что – жаловался?

– Да при чем тут? С каждой неделей все дольше и дольше. Этот шкаф все равно просто создан для яппи. Поднимем цену на двести, и они решат, что купили выгодно. Мы, типа, проиграем, а Роза Бауэри отхватит двойные комиссионные. Говорю тебе, она уже должна нам приплачивать.

– Интересная мысль, Дженсон. – Мужчина в «Кромби» повернулся ко мне, и его грибовидное лицо побледнело. – Вы что-то хотели мне сказать?

Компания Дженсона – старая нелегальная группировка дельцов, торгующих одним классом предметов. Их цель – понизить цены. Собираются перед распродажей вокруг лидера, в данном случае – Дженсона, и договариваются, какие лоты им интересны и какую цену они за них могут дать. После аукциона эта компания снова соберется, чтобы организовать уже– свою распродажу. Тут уже цена будет сильно отличаться от начальной. Каждый член группы должен заявить, какую прибыль он получит, перепродавая вещи своему покупателю. Теоретически любой участник сговора может делать деньги, просто участвуя в аукционе, но я бы никому этого не посоветовал. Здесь не приветствуют новичков, группа держится обособленно, вынуждая всех не входящих в их крут платить по максимуму.

Шайка Дженсона существует много лет. Они уже всем осточертели, но мы у них в заложниках. Если мы их разоблачим, они объявят нам бойкот, перестанут покупать и, что еще важнее, перестанут вести дела через аукционный дом. Мы не можем себе позволить их потерять. Я стараюсь избегать этих ребят, но при случае люблю подколоть их.

Дженсон свесился через перила и поймал мой взгляд. Коротышка в длинном пальто, причесанный и чисто бритый – вылитый карликовый гробовщик. Крут необычайно, но я старался сделать так, чтобы он не знал, что у нас происходит. К тому же педики изменчивы – никогда не поймешь, перебегу я к нему или нет. Он загрохотал:

– Мистер Рильке, а мы как раз обсуждали количество мебели, которое собираемся провести через «Бауэри». Вам уже давно пора выплачивать нам комиссионные.

– Вы так считаете, мистер Дженсон? Хорошо, я подумаю. Давно не просматривал отчеты по мебели и не проверял, кто что купил…

– Я пошутил, Рильке. Шуточка у меня такая. Лишний раз проверять – только время терять.

Его компаньоны начали расходиться – главное они уже обсудили. Я профессионально улыбнулся им:

– Итак, господа, торги начинаются. Мне кажется, такие площадочки не предназначены для сборищ, подобных нашему. В зале для вас вино и бутерброды. Проходите, угощайтесь.

Они прошли вперед, и темный вестибюль на миг осветился из торгового зала. Теплое вино в половине двенадцатого. Я отметил себе: поднять начальную цену шкафа выше люстры.

В аукционном зале завершался осмотр. Я прошел к подиуму, здороваясь с теми, кого знал, но не останавливаясь. Я замечал всех, кто пришел, и прикидывал, какие лоты их могли бы заинтересовать.

На аукционах нет общепринятого стиля одежды. Здесь богатые и бедные сходятся вместе, и кто сможет отличить их друг от друга? Вот мужчина рассматривает картины и сверяет их с записями в своем блокноте. Пиджак его серого костюма прожжен сигаретой, а брюки отвисли на пятой точке. Неопрятный тип, не заслуживает второго взгляда, но такой может вынуть из кармана тысячу наличными. Сто фунтов на новый костюм? Зачем, если можно купить неплохую картину за те же деньги, вставить ее в новую раму и перепродать в три раза дороже. А вот парень в твидовом пиджаке, с иголочки, который говорит по мобильному, откинувшись в кресле. Интересно, с кем? С партнером из Штатов? Хэнк, я тут кое-что нашел, ты кончишь от радости. Или со своим банковским менеджером? Господин Мензис, да, я много потратил в последнее время, но если вы дадите согласие прислать мне эти три чека, я обещаю, что деньги вернутся к вам до конца недели.

Выпусти этих людей толпой на улицу, и ни за что не догадаешься, кто они. Самая правдоподобная догадка – особо крупная группа Анонимных Алкоголиков. Сейчас толкаются среди мебели и столиков с закуской, обдумывают планы и ставят пометки в каталогах – свои секретные иероглифы счастья и процветания.

Над дверью каждого аукционного дома должна висеть табличка: «Покупатель, будь бдителен!» Здесь можно потерять состояние быстрее, чем на скачках. Вот новичок, только принятый в команду, еще не опомнившийся после недавнего ухода на пенсию. Прихватил справочник коллекционера. Рядом с ним теперь новые друзья. За все долгие годы работы в конторе он не встречал таких интересных и милых людей. И умных: они много знают и охотно делятся с ним. Советуют, что и где покупать. Странствия состарившегося повесы, сцена первая: повеса получает наследство. А я ничего не делаю, чтобы остановить надувательство этого хорошего человека – он только-только ушел от стабильной работы, от гарантированной зарплаты и сразу попал в руки игроков. Может, стоит наклониться к нему и прошептать на ухо:

 
Бегите, сэр,
Подальше в горы.
Вы для нас слишком честный,
Мы возьмем вас
И вытряхнем все —
Все до последнего пенни.
 

Но зачем? Вот он сидит тут, слегка под мухой от вина в столь ранний час, и многозначительно помечает что-то в своем каталоге. Слепой за карточным столом. Готовый покупать, доверившись цыганскому сброду, – всем нам, матерым профи, кто с радостью примет его в свои объятия. Этот человек думает, что нашел легкий путь.

Если ты достаточно взрослый, чтобы подписать чек, значит, и свою цену назвать можешь. Сумасшедший? Плевать, со своими деньгами ты будешь здесь желанным гостем. Пьяный? Со всеми случается. Выпей еще, и я направлю твою руку, когда будешь подписывать. Мы тут без предрассудков. Во что бы ты ни верил и что бы тебя ни печалило – заходи к нам. Заходи и покупай.

Кружок Дженсона столпился у двери – невозмутимая кучка сообщников, но сегодня им выпали плохие руны. В другом углу зала, как гастролеры, коими они и были, – ирландские мальчуганы. Явились не запылились. Настоящая ирландская тусовка – громкоголосые ребята с несмешным юмором и завуалированными намеками на ИРА. Крупные, сыновья фермеров, вскормленные на желчи вместо молока. Такие прорвут любое оцепление Дженсона и вернутся на Старую Родину с трофеями.

Роза села справа от меня и окинула зал взглядом. Ее глаза сверлили пришедших, выискивая платежеспособных клиентов, готовых начать торги. Когда дело касается денег, мозги у Розы работают отменно. Вечером она может свалиться без сил, но, пока идут торги, Роза не теряет контроль над толпой. Она наклонилась ко мне:

– Заметил, кто там? – Я кивнул, не глядя на нее. – Обожаю этих ирландских болванов, – продолжала она.

– Не их, а их деньги.

– Да, люблю их за их деньги и еще за то, что они собираются поиметь эту суку Дженсона. Обещаю, Рильке, когда-нибудь я сдам эту компашку.

Она посмотрела на меня и засмеялась. Иногда она мне почти нравится. Я улыбнулся, а она, довольная своей шуткой и предвкушая торги, выпрямилась и повела плечами. Я скользнул взглядом по вырезу ее платья, по груди, зажатой черным кружевным лифчиком. Шея хорошей формы, нежная белая кожа. Я отвел глаза.

Обычно я поднимаюсь на подиум, заменив себя на Господина Несговорчивого. Одет я, как полагается аукционисту. Только дайте приняться за дело. Темно-синий костюм в тонкую серебристую полоску, которая отлично сочетается с моими блестящими черными волосами, зачесанными наверх. Двубортный пиджак с широкими лацканами от Аль Капоне. И зеркальные очки. Их черные линзы напоминают глазные впадины на черепе. Вместо глаз – минеральное отражение толпы. В петлице надушенная красная роза цвета вампирской мантии. По ходу аукциона ее лепестки один за другим опадут. Итак, я поднимаюсь на кафедру, облокачиваюсь на нее и беру в правую руку молоток. Гул в зале затихает и переходит в шепот. Три удара – и воцаряется тишина.

– Дамы и господа, добро пожаловать на «Аукцион Бауэри» – ежемесячную распродажу произведений изобразительного искусства и других коллекционных вещей. Осмотр окончен. Всех участников мы просим получить номер у передней стойки. Во время торгов осмотр не производится…

Я разглагольствую, а глаза стекленеют. Я осматриваю зал, запоминаю, кто где сидит.

Я начинаю торги.

– Первый лот – гравюра в стиле Мюирхеда Боуна. [11]11
  Мюирхед Боун (1876–1953) – шотландский гравер.


[Закрыть]

Джимми Джеймс, похожий на древнего тролля, мрачный, в пыльнике цвета хаки, сгорбился у стены с картинами. Выглядит хуже некуда – похмелье, на кончике красного клюва висит капля. Он нахмурился всему сборищу и стал медленно-медленно поднимать указку, словно она из свинца, а не из бальзамина, и дотронулся ею до маленькой темной гравюры.

– Вот эта.

– Тридцать фунтов? Тридцать? Кто начинает с тридцати? Двадцать пять? Двадцать? Ну же, леди и джентльмены. Вы ведь уже успели все рассмотреть. Без подписи. Прекрасная гравюра, в стиле Мюирхеда Боуна.

Я сбросил цену до десяти, и они зашевелились. Мы набавляли по пять фунтов и добрались-таки до тридцати. Такой вот народ собрался перед подиумом: готов потратить час времени, лишь бы сэкономить пять фунтов.

Когда цена поднимается, ты взлетаешь и паришь. Как только настроение то, что надо, мы порхаем с цифры на цифру, толпа замирает, восхищаясь безрассудством и наглостью покупателей, раскошеливающих друг друга на лишние сотни фунтов, а я знай себе ритмично стучу молоточком. Труп, танцующий на эшафоте.

– Ублюдок.

Их взгляды встретились, ставки продолжались, но исход торгов был уже ясен.

Голос с белфастским акцентом громыхнул в толпу:

– Почему бы вам, ребята, сразу не сказать, что там в ваших блокнотах понаписано? Выкладывайте, до скольки вы готовы идти, мы сразу дадим больше. Чего время зря тратить?

Какая-то женщина засмеялась. Дженсон гордо поднял голову, но уже побагровел от досады.

– Не забывайте, где вы находитесь, господа. Иначе я прикажу очистить зал. – В глубине души мне было наплевать, пусть хоть подерутся. – Это аукционный дом, и мы обязаны следовать правилам.

Я возобновил торги, но вдруг атмосфера в зале изменилась, словно ветерок пробежал по людям к центру. И тут я увидел его. В дверях стоял инспектор Андерсон и озирал зал. Поймал мой взгляд и кивнул. Аукцион был в самом разгаре, и мне даже захотелось позвать его посидеть в зале, но он как-никак полицейский. Я жестом показал на открытую дверь моего офиса, он сразу сообразил и направился туда. Через окно я видел, как он сидит за моим столом, поглядывает на разбросанные нетерпеливые счета, красные напоминания и черные требования. Потом он взял в руки номер «Антиквара» и стал ждать.

– Как торги? – Андерсон отложил журнал и повернулся ко мне.

– Нормально. Средне. – В голове моей уже носились мысли о Лесли и наркотиках. – Что, заинтересовался антиквариатом?

– Может быть. Ты сейчас занят. – Он глянул на покупателей – те платили Розе у кассы, потом показывали свои чеки Джимми Джеймсу, забирали то, что могли унести в руках, и договаривались об условиях доставки с курьерами. – Тут есть знакомые лица.

– Наверняка. Но я надеюсь, ты не будешь их беспокоить, пока они здесь, у нас в здании?

– У меня ничего срочного. – Он откинулся на спинку и положил руки на стол ладонями вверх. – К тому же я сейчас не на службе.

– Думаю, тебя это не остановит, если дело серьезное. Так, значит, просто заглянул?

Я встал на стул, потянулся к верхней полке и взял в руки коробку. В ней под коричневыми конвертами еще лежала бутылка эля.

– Выпьешь?

– Почему бы и нет? Я смотрю, алкоголь тут мгновенно испаряется.

– Это точно. – Я налил два стакана: – Слайнте.

– Твое здоровье. – Он отпил немного. – Мммм. Отлично.

– Чем могу быть полезен?

– Пока точно не знаю. Меня очень заинтриговала та маленькая фигурка, которую ты показал.

– Нэцкэ.

– Ага. Эта ужасная штучка. И имя, которое ты назвал, Маккиндлесс – оно тоже с историей…

– Да?

– Я попросил одного из моих констеблей порыться в архивах и отыскать о нем что-нибудь.

– Ну и?

– Он принес мне папку… чтение оказалось занимательным, я даже решил заглянуть сюда и спросить тебя, что еще ты знаешь об этом парне. Ты говорил, он умер?

– Три недели назад. Мы сейчас оцениваем его имущество и выносим вещи из дома.

– А больше ты там ничего не нашел?

– В смысле? Ты о японском эротическом искусстве?

– Что-нибудь сомнительной природы, представляющее для меня профессиональный интерес.

– Ничего. – Я солгал, не будучи уверенным, к чему он клонит и что из всего этого получится. – Если честно, я передал основную работу Джимми Джеймсу и его ребятам. Халтурю, одним словом.

– Я помню. Ночные бдения.

– Да, то есть спасибо, конечно, за помощь в прошлый раз.

– Знаешь, мне бы не хотелось, чтобы кто-то подслушал то, что ты сейчас сказал. – Он покачал головой. – Ладно, забудь, хотя еще раз я этого сделать уже не смогу. Если тебя снова поймают – придется самому улаживать свои проблемы. Так что будь осторожнее. Мужчина в твоем возрасте, разгуливающий один в парке. Как-то небезопасно.

– А что было в папке?

– Гриф «секретно».

– Но он уже умер.

– Это ты так сказал. Я поговорил с его ответственным. Просто осчастливил его этой новостью. – Он допил эль.

– С ответственным за что?

Я поднял бутылку, чтобы налить ему еще, но он накрыл рукой стакан и покачал головой:

– Нет, спасибо. Мне пора. Знаешь, если вдруг раздобудешь что-нибудь, дай знать, тогда я расскажу тебе, что в папке. Как тебе такой обмен?

– Как все в моей жизни.

Он протянул мне через стол карточку со своим телефоном, и я вложил ее в бумажник. Дверь распахнулась и вошла Роза – раскрасневшаяся, с круглыми глазами. Волосы выбились из узла на затылке, но я заметил, что она успела освежить помаду на губах. Роза улыбнулась нам на сто ватт.

– Ну вот, еще одна распродажа позади. Можно и выпить, наверное.

Андерсону пришлось смириться:

– Руки выкручиваете. Ладно, только одну, и маленькую.

Я налил ему и представил их друг другу:

– Роза Бауэри – мой работодатель. А это инспектор Андерсон, мой старый школьный друг. Так вышло, что он выбрал стезю, противоположную моей.

Роза наклонилась через стол и протянула Андерсону руку. Интересно, у кого хватка сильнее?

– Ужасный он человек, правда, инспектор?

– Зовите меня просто Джим.

– Джим. Он в школе тоже проказничал?

– Хуже.

– Роза, ты будешь? – Я поднял в воздух бутылку с элем.

– Нет, это слишком крепкое. – Она повернулась к Андерсону. – У меня есть кое-что свое, если не возражаете. – Роза порылась в сумке, вынула пачку «Данхилла», бутылку «Рио-хи» и штопор и налила себе выпить. – Раз, два, встали! – Она одним глотком осушила полстакана. – Не возражаете, если я закурю?

– Нет, конечно. – Андерсон вынул свою пачку. – Я и сам хотел, но боялся, вдруг у вас не разрешается.

– Можно, если осторожно. – Роза рассмеялась, зажала сигарету губами и потянулась к зажигалке Андерсона.

У нее все – как в дешевом кино: взгляд в декольте в обмен на огонек. Мы выпили и по говорили, и скоро стало ясно, что я тут лишний. Я даже обрадовался, когда Роза повернулась ко мне:

– Ты разве сегодня не собирался где-то веселиться?

– Рильке, мы задерживаем тебя? – вежливо спросил Андерсон, налил себе стаканчик и предложил Розе сигарету. Роза продолжала:

– Я справлюсь без тебя, иди, если спешишь. Мы с Джимом сами закроем офис перед уходом.

– Ну и отлично. – Я потянулся к пиджаку. – До скорого.

Роза подмигнула мне:

– Будь умницей.

Андерсон ослабил узел галстука:

– Будь поосторожнее.

Я закрыл за собой дверь.

10. У Гилмартина

Я оставил их вдвоем и направился к Гилмартину. Хотелось забыть о Маккиндлессе и вернуться в мир реальных людей и вещей. Черно-белый подвал с мертвой девушкой уже в прошлом. Я видел ее глаза и перерезанное горло, но не мог прорваться сквозь фотобумагу и дотронуться до нее. Если слишком долго размышлять над предложением Андерсона, я могу на него согласиться. Однако спасать ее уже поздно – и слишком поздно мстить за нее. Ее смерть бессмысленна, как и любая другая. Да, я нашел ее, но никаких обязательств на себя не брал. Лес прав: пора со всем этим заканчивать и возвращаться к нормальной жизни.

Вот какие мысли то и дело проносились в моей голове, мешая сосредоточиться на подсчете прибыли от распродажи. Я вдруг почувствовал, что сейчас сварюсь заживо в темном костюме. Мысли о собственном теле: белая рубашка трется о потные волосы на груди, тяжесть пиджака давит на плечи, воротник трет шею. Стоит снять все это – и я полностью голый. Я стал думать о других голых телах и о том, что не хочу спать сегодня один. Я толкнул дверь бара и оказался за пределами солнечного света, в привычном и вечно одинаковом измерении табачного дыма и выпивки.

Пивная Гилмартина находится всего в трех кварталах от аукционного дома. Виктор Гилмартин купил ее двадцать лет назад, когда решил бросить работу в строительной промышленности. Его решение удачно совпало с реформой государственного планирования и повальным сокращением чиновников в больших городах. Виктор обожает рассказывать о том, как все начиналось.

– К тому времени у меня было уже достаточно денег, но без дела ведь скучно сидеть, правда? Когда я купил это заведение – мусорная куча, совсем не то, что сейчас, это был паб для работяг, пылища на полу, никакого стиля, короче – свалка. Пришлось выпотрошить все здание и переделать интерьер от пола до потолка. Бар изменился полностью. Тут и старые завсегдатаи начали подтягиваться, но я сразу дал им понять, что их здесь не ждут. Я стал привлекать сюда университетскую тусовку, то есть народ поприличнее. С виду все шло неплохо, но чего-то будто не хватало. Не поймите меня неправильно, конечно, по сравнению с тем, что тут было, я выстроил дворец, но все равно чего-то не хватало, представляете? – После этих слов обычно повисала драматическая пауза, в которой слушатель должен был многозначительно и задумчиво кивнуть, воображая себе паб Виктора Гилмартина: только что отремонтированный, свежий и сияющий чистотой, но в котором все же чего-то не хватало. – И тут я знакомлюсь с этим парнем, – он кивает в сторону седовласого Ферри, как обычно, сидящего на своем высоком стульчике у стойки, – и все становится на свои места. «Мистер Гилмартин, вам нужно просто добавить немного антиквариата, вам нужен шарм старины…» – сказал этот человек и показал мне вот это – это сокровище. – Виктор жестом указывает на громадную картину, висящую рядом с пивными бочонками. С картины на вас злобно косится загнанный на вершину горы вол. (Здесь слушателю придется слегка побороться с тяжелым взглядом животного.) – И вот тут-то для меня открылся целый мир!

Виктор Гилмартин – ангел-хранитель аукциониста. Мужчина с твердым характером, в свое время, по долгу службы, бывший ответственным за автомагистраль, идущую через весь город, а также за разрушение нескольких древних, изящных образцов викторианской архитектуры Британии. Говорят, под его бетонными дорогами схоронено немало человеческих тел. Закатившиеся глаза испуганного вола разбудили в Викторе Гилмартине любовь к антиквариату, а в энтузиазме самого Виктора, потратившего целый день, чтобы заполучить эту мазню, Ферри увидел знак свыше.

Ферри – его близкий друг. Он обрабатывал Виктора долго, шел за ним, прощупывая почву на каждом шагу, приближался постепенно, не слишком напористо, чтобы не спугнуть дичь. В день, когда ему удалось вытянуть из него пятьдесят фунтов за белый фарфоровый горшок, он понял, что кормушка уже никуда не убежит. Сам Ферри давно уже не занимается собственными сделками. Он теперь – неофициальный куратор коллекции Виктора. Каждый день в два часа он как штык появляется у бара, сидит там до закрытия и консультирует Виктора, что и когда покупать. Дайте Ферри небольшую взятку, и он с готовностью поможет вам реализовать ваш товар.

– Какой чудный образец ярмарочного стекла! – скажет он, разглядывая в серванте аукционного зала какое-нибудь пошлое блюдо. Чей-то дедушка выиграл его на каком-нибудь шоу. – М-да, в наши дни не часто увидишь такое.

И рука Виктора ползет в карман. Ферри охраняет Виктора и обращается с ним нежно. Более жадный на его месте сыграл бы по-крупному, но Ферри позволяет себе набрать лишь три очка в неделю. Его клиенты стоят в очереди, и он берет с них за посредничество лишь десять процентов комиссионных да кружку пива из вежливости. Мнения о Ферри разделились. Некоторые считают, что он недостаточно амбициозен, другие – что он просто играет в долгую игру, готовясь к решающей и храброй сделке, которая унесет его куда-нибудь в далекое и безопасное место, где руки Виктора не смогут дотянуться до его глотки.

Полки со спиртным у Гилмартина – двенадцать футов в длину и поблескивают янтарем. Посетители устраиваются за длинными деревянными столами на стульях или скамейках. Дуб, который Виктор отобрал у церквей в своей прошлой жизни, теперь украшает эти стены. Бармены в килтах скользят от столика к столику, проносят серебряные подносы с напитками над головами посетителей, не проливая ни капли. Если бы не осклабившиеся лица, висящие на стенах в рамах, разукрашенный фарфор и стекло с трещинами, бар был бы вполне приятным местом. Но со всем этим разнообразием бар Гилмартина похож на оживший кошмар эстета.

Сегодня тут еще появилась голова бизона, прикрепленная на уровне глаз к дальней стене. К голове подошла девушка и печально погладила редкие волоски на носу.

Время.

Сто лет тому назад стадо этих странных зверей неслось по зеленой равнине, и от топота их копыт содрогалась земля. А рядом мчался поезд, за которым летел серый дым. Кочегар бросал уголь в топку, машинист, оживленный погоней, давал гудок. Где-то в пути мужчина из третьего вагона выставил в открытое окно винтовку, навел ее, спустил курок и… бах, одного бизона теперь можно обезглавить, выпотрошить, набить опилками и сохранить в таком вот виде.

Виктор стоял за стойкой, добродушный, как обычно.

– Ну как, нравится, Рильке? Сегодня в обед приобрел. Три мужика, которым очень хотелось выпить, сорок минут потратили, чтобы ее здесь укрепить. Я собираюсь устроить конкурс на лучшее имя этой голове.

– Отлично, Виктор. – Я отвел руку девушки от переносицы быка. – Но, может, стоит повесить ее чуть выше? Викторианские таксидермисты использовали мышьяк в качестве консерванта. Это вещество живет долго, а ты ведь не хочешь травить своих посетителей.

Виктор помрачнел. Добрый дядюшка куда-то исчез, и я увидел взгляд ответственного за городские дороги, наблюдающего за укладкой шоссе на месте разрушенных зданий.

– Бобби! Угости мистера Рильке за наш счет и повесь этого быка повыше. – Он повернулся к Ферри. – Вообще-то это твоя работа – такие вещи мне сообщать.

Ферри глубоко затянулся, потом затушил сигарету в пепельнице, рядом со скрюченными останками других окурков. Он поднял голову. В неоновом свете на его лице показались новые ручейки морщин, что вливались в русла старых и глубоких. Мудрая, древняя, галапагосская черепаха. Он с умыслом ответил вопросом на вопрос:

– А спроси его, откуда он это знает?

Я не боюсь Ферри, однако новые враги мне тоже ни к чему.

– На самом деле это не так уж широко известно, – солгал я. – На прошлой неделе по аукционным домам разослали циркуляр, а то бы и сам не знал.

– Да уж. – Энтузиазм вновь вернулся к Виктору. – Вот он, мир антиквариата: купил – продал, нашел – потерял… Эй, Бобби, налей и Ферри заодно.

Я взял предложенное мне пиво и присоединился к кучке антикваров в центре бара. Иэн из Эдинбурга пустил по кругу какие-то драгоценности. Простой серебряный браслет с единственным зелено-голубым камнем.

– Как вы думаете, чей это браслет?

– Индейский, навахо.

– Правильно. Как думаете, сколько стоит?

– Пятьдесят фунтов.

– Примерно. А вот этот? – Он протянул еще один простенький браслет с одним камушком бирюзы в зеленых прожилках. – Как вы считаете, сколько это стоит?

Понятно, что он вешает лапшу нам на уши, но кто-то все же ответил:

– Столько же.

– Нет. – Иэн положил оба браслета рядом с рюмками, пивными бутылками и полупустыми стаканами: в голубых камнях отразилось белое кружево подсохшей пены, изморозь опустевших стаканов. – Нет, черт подери! А знаете, почему?

Все покачали головами.

– Расизм. Вот этот сделали индейцы навахо, а этот – индийцы. Индийское серебро – поцелуй смерти.

Ловкач Стив настолько невероятен, что его нужно видеть. Грязный желтый шейный платок плохо скрывает отсутствие рубашки под светло-коричневым пиджаком. Волосы густые и черные, зачесаны налево. В этот раз у него появились усы а-ля Запата.

– Привет, Стив. Что, маскируешься?

– Очень смешно.

Он отвернулся к своей соседке. Та еще недостаточно пьяна, чтобы пойти с ним, но Стив ждет. У него терпение старого грешника.

Артур протягивает мне книгу:

– Как ты думаешь, сколько стоит?

Суперобложка чистая, яркая, с оторванным нижним уголком. Интересно, в каком состоянии она была сегодня утром и в каком будет к вечеру, когда Артур отправится баиньки. Я снимаю супер и осматриваю переплет. Без неровностей и жирных пятен, корешок прямой и твердый. Первое издание, Эрик Эмблер «Маска Медузы». Я возвращаю ему книгу:

– В хорошем состоянии.

– Да она восхитительная. Просто восхитительная. Из иного мира. – Он допивает третий бокал красного вина. – Ну давай, говори – сколько я, по-твоему, за нее прошу?

– Ты замучил, Артур.

– Ну догадайся. Догадайся.

– Все, что можно сказать о книге, – это в хорошем она состоянии или нет.

Я надеялся, что после моих слов Артур сообразит, что эту вещь не стоит таскать везде с собой, лапать грязными руками, всем показывать и, в конце концов, забыть под стулом в каком-нибудь баре.

– Детектив, первое издание, 1943 год, в хорошем состоянии, ну запроси сто. – Я польстил ему, на самом деле, думаю, скорее пятьдесят.

– А вот тут ты ошибаешься, Рильке. – Лицо Артура раскраснелось, на щеках и на носу выступили капилляры. Из всех моих знакомых пьяниц он самый счастливый. – Дело в том, что склад, в котором она хранилась, разбомбили во время войны. Взлетел на воздух, как ракета. Сохранилась только малая кучка книжек, среди которых и эта. Так что полторы штуки! – Он с размаху ударяет книгой о стол. От громкого стука вся компания вздрагивает. – Полторы штуки! Вот видишь, Рильке, можно сказать, Адольф сыграл мне на руку сегодня.

Пьянчуга у стойки встревает:

– Э! Моего папу на войне убили.

– Не обижайся, мужик, не обижайся. Я просто придурок, когда выпью, не обращай внимания. Ты что пьешь?

Алкаш потянулся к большой кружке крепкого пива, все еще сохраняя праведный гнев на лице:

– Просто следи за словами, когда говоришь о Гитлере. Он был просто ублюдок.

– Конечно-конечно. – Артур совсем не смутился, он старался перевести разговор на книгу. Если бы Гитлер в этот момент оказался в баре, Артур и ему показал бы свой трофей. – Эй, Макс, когда освободишься, налей ему пинту за мой счет.

– Он убил моего папу.

– Да, он большой ублюдок, ты прав, – повторяет Артур, отворачиваясь от пьянчуги. – Но все-таки кое-что в фашистах мне нравится. – Он переходит на шепот и наклоняется к нам: – Они оказали небольшую услугу продавцам редких книг.

Мы все рассмеялись. Мы испорченные люди.

– Так давай посмотрим на остальные, Артур.

– Боже ты мой, здесь и братья Гримм, и «Дон Жуан», и Святой Джо. – Артур шепчет мне на ухо, пока Джон, книготорговец, тянется к книгам через стол. Брат Джона, Стини, сидит молча, без движения, словно тень. Братья даже словом не обменялись.

– Красота! – Джон замолкает с книгой в руках. – А это что за украшение? – На обложке – примитивный рисунок мужского лица. Джон осторожно проводит пальцем по усам, очкам и козлиной бородке на обложке. – Это вовсе не относится к оформлению, Артур. – Джон повышает голос: – Это рисунок чернилами.

Добыча Стива допивает шестой джин с тоником. Никто не знает, где он ее нашел, но выглядит она отлично. Короткие светлые волосы, с обесцвеченными прядями в челке, изящные завитки падают на лицо, большая, но аккуратная задница и бедра в облегающих черных брюках. На ней топ с круглым вырезом, оттуда выглядывают два холма самого подходящего размера.

Стоило мне подумать о том, как она оказалась рядом со Стивом, Артур наклонился ко мне:

– Что она делает тут, с этой обезьяной?

– Женская душа для меня потемки.

– Ой, совсем забыл, что ты гомик Не обижайся, ладно?

– Какие там обиды…

– Просто я вот женат уже двадцать лет, а для меня женская душа тоже потемки.

– Хочешь что-нибудь интересное узнать, приходи время от времени домой, – крикнула с другого конца стола Мойра. Женщины засмеялись, потом в разговоре повисла пауза – женщины успокаивались, мужчины обретали чувство собственного достоинства.

В тишине раздался вкрадчивый голос Ловкача Стива – заплетающимся от выпитого языком он соблазнительно пробормотал:

– Ты так роскошна, что я хочу затрахать тебя до потери сознания.

Женщина встала, оттолкнула Стива, и он медленно повалился на пол. У нас перед глазами проплыли две большие дырки на его подметках – формой и размерами с трехпенсовики. Трогательно, конечно, однако я засмеялся вместе со всеми.

– Молодец, куколка.

– Подсаживайся к нам, нечего ловить с этим аморальным типом.

Женщина пересела.

– Ты одна пришла?

– Садись ближе.

– Что ты с ним здесь делать собиралась?

Подогретое спиртным, их любопытство полилось через край.

Потом всеобщим вниманием завладела Мойра. Ее слушали в тишине, время от времени потягивая пиво, но не увлекаясь. Никто не пойдет к бару за новой кружкой, пока Мойра не закончит свой рассказ. Ей слегка за пятьдесят, торгует реставрированным бельем и любую замызганную простыню может превратить в тридцатифунтовый объект страстного желания покупателя. Отлично подвешенным языком она с чего угодно мгновенно смывает пятна старости и признаки разрушения.