Текст книги "Студия пыток"
Автор книги: Лиза Уэлш
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Он принял все без вопросов.
– Вполне справедливо. Но о снимках сказать нечего. – Он снова оторвал от них взгляд. – Ведь так и он вам ответил, да? – Я кивнул. – Вы спрашивали меня, чем бы я мечтал заниматься. Кино. Глупо, да? Я делаю короткометражки, показываю их тем, кто занимается этим же, рассылаю на конкурсы и никуда не могу пробиться. Только об этом и думаю. О сценариях к фильмам. И вижу весь мир через такую рамку. – Он соединил большие и указательные пальцы и посмотрел через них на меня. – Когда я на что-то смотрю, я представляю себе, как это будет выглядеть на экране. Автобус проезжает мимо, и я рассчитываю, с какого угла буду его снимать. Динамичный монтаж – раз, раз-раз. – Он стал резать воздух пальцами. – Вот так или один долгий план? Если я знакомлюсь с кем-нибудь, в голове я даю ему роль. Вот вам, например… – Должно быть, в моем взгляде просквозило нечто, и он остановился. – А, ерунда все… Самый грустный звук – стук кассеты о дно почтового ящика – еще один отказ. Кому это надо? Это моя личная трагедия. Но мой опыт может пригодиться вам. Я делаю фильмы ужасов. Специализируюсь на крови.
– Ну и что ты думаешь по поводу снимков?
– Думаю, Трэпп прав. Здесь нельзя быть уверенным на сто процентов. Но если это подделка, они проделали просто великую работу. – Он приблизил к глазам снимок с убитой и стал пристально, с энтузиазмом его рассматривать. – Хорошая работа. – Он поймал мой взгляд. – Но они ведь очень нехорошо поступают, да? Наверное, нет. – Он снова взял в руки снимок – перерезанное горло, кровоточащая грудь, слепые закатившиеся глаза, откинутая голова. Он понизил голос, словно разговаривая с самим собой: – Но такое действительно могло случиться. – Его передернуло. – Бр-р-р, по крайней мере, нервы от этого портятся. А что на остальных? Расчлененка? Пиры каннибалов?
Я передал ему весь конверт и стал наблюдать, как он равнодушно рассматривает остальные, содержание которых – ничто по сравнению с журналами, проходящими через его руки день за днем. Он помолчал, потом медленно положил фотографии на стол, словно проиграл в покер. Возбужденное лицо Маккиндлесса смотрело на нас в упор.
– Снимок сделан давно, но это он – точно он. Старый пердун.
Я взял нам еще по кружке. Толпа, собравшаяся после работы, начала расходиться по домам, бар затих, и мы перебрались за маленький столик.
– Откуда ты его знаешь?
– Догадайтесь.
– Ценный клиент?
– Что-то вроде. Точно не знаю. Похоже на ваш визит сегодня. Он входит, и меня отправляют за дверь, пока они обсуждают свои дела. Меня это вполне устраивает.
– Ты считаешь, знать такое – себе дороже?
– Бог знает. Мне плевать.
– А что ты делал с компьютером?
– Как вы думаете? Веб-сайт обновлял, его сортимент в базу данных вбивал. Ничего интересного. Лично мне все это наскучило до безобразия. Если честно, я подумываю уже слинять, найти работу в нормальном видео-магазине. – Он скривился. – Засиделся я тут.
– Короче, ты считаешь, что меня никуда не приведет простое разглядывание этих снимков.
– Да. Этих – да. Проблема любых изображений: в них намеков больше, чем смысла. Видишь фигуру в тени за углом, но никогда не сможешь зайти за этот угол. А есть еще что-нибудь, кроме них? – Он заговорщицки понизил голос. – Какие-нибудь улики?
Я покачал головой, потом вспомнил про карточку фотоклуба. Отыскал ее в кошельке и протянул ему:
– Вот разве что…
– Анна-Мария! – рассмеялся он.
– Знаешь ее?
– Знаю? Да она как привет с того света.
7. Фотоклуб
Дизель такси жалобно взвыл, когда мы поднимались на почти перпендикулярный Гарнет-хилл. Водитель снизил скорость, и мы поползли медленнее. Я откинулся на сиденье, стараясь забыть головокружительное падение вниз по Саучихол-стрит. Дерек повернулся ко мне.
– С вами все в порядке?
– Да нормально, просто я не очень люблю высоту?. Может, избавишь меня от догадок и объяснишь, куда мы направляемся?
– Я говорил вам, что снимаю видео.
– Да.
– Ну вот, мои фильмы – в основном десятиминутные зарисовки. Современные видеокамеры и технологии восхитительны, мы делаем то, о чем двадцать лет назад профессионалы могли только мечтать. Но ведь и это сейчас дорого.
– Думаю, да.
– Обычно после того, как берешь напрокат необходимое оборудование, у тебя уже не остается денег на актеров. Вот так я и познакомился с Анной-Марией.
– Она актриса?
– Да. Ну, такая же актриса, какой я режиссер. Играет хорошо, но успех к ней еще не пришел, и потому она бесплатно снимается у ребят, вроде меня: артистичных, со вкусом и непризнанных. Мы познакомились, когда она пришла в магазин повесить объявление. Разговорились. В моем последнем фильме она сыграла женщину-вамп. Она была классная – действительно классная.
Слева нарисовалось массивное здание художественной школы с уже включенной подсветкой. Из машины мы могли видеть только фрагменты структуры – слишком уж она монументальна. Водитель опять сбавил скорость, и такси потащилось черепашьим темпом.
– Так что же такое «Фотоклуб»?
Он улыбнулся:
– Подождите, увидите.
Судя по адресу, который Дерек дал водителю, мы оказались где-то на Бакклеч-стрит. Выйдя из машины, парнишка стал напевать:
– «Ах, на Баклече заняться нечем…» Нет, вы сейчас увидите, что заняться есть чем. – Он посмотрел на часы: – Семь двадцать. Придем вовремя. – Он на секунду задумался. – Надеюсь, Анна-Мария не будет возражать, что мы вот так неожиданно нагрянули.
Дверь была закрыта, но не заперта, и домофона тоже не было. Дерек толкнул ее и провел меня в коридор, где пахло аммиаком и тайными свиданиями. На лестнице скопился мусор. Внизу к перилам двумя тяжелыми цепями пристегнут велосипед. На висячем замке, скрепляющем цепи, было что-то написано мелкими розовыми буквами. Я осторожно нагнулся и прочитал надпись: «Отъебись».
– А, это шуточка Анны-Марии.
– Забавно.
На лестнице мы никого не встретили, но признаки жизни имелись. Списки жильцов от руки на карточках, запахи готовки, низкая пульсация бита, голоса, смятые сигаретные пачки, обожженные клочки фольги. В углах у дверей прячутся черные мусорные мешки. Залаяла собака, и мимо дверного «глазка» с другой стороны проскользила чья-то тень. Неизвестных всегда подозреваешь в злонамеренности. Наконец мы добрались до верхнего этажа. Здесь лестничная площадка была подметена. У стены выстроились горшки с растениями, пересыпанными ракушками и галькой. Дерек трижды стукнул в дверь, и ее открыли. В проеме стоял большой мужчина, в дорогих с виду кроссовках, черных брюках с красным драконом на левой ноге и черной футболке с надписью поперек груди: «Тэквондо-Клуб Горбальса».
– А, Дерек, дружище, как поживаешь?
– Очень неплохо, Крис. А сам?
– Как новенький.
– Анна-Мария?
– В одном купальнике. Скоро закончит.
После всех любезностей он повернулся ко мне, показывая, что пришло время представить меня.
– Мой друг, мистер Рильке.
– Хотите стать членом фотоклуба, мистер Рильке?
– Не уверен.
– Рильке хочет показать Анне-Марии кое-какие снимки.
Крис улыбнулся.
– Ну, правила вы знаете. Во вторник вход только для членов клуба. С вас тридцать фунтов, пожалуйста.
Дерек отвел глаза. Я выудил три бумажки из кошелька и протянул ему.
– И десять фунтов за прокат фотоаппарата.
Никто не хочет быть лохом – ни парень, выходящий из нимба камер наблюдения банкомата с белым крестом на спине, ни проигравший наперсточникам. Мне тоже все это не понравилось, но, судя по тону здоровяка, спорить не стоило.
Я протянул еще одну бумажку, и он передал мне «Полароид». Эту мгновенную камеру изобрели в 70-х, чтобы любители вечеринок могли доказать себе, что они действительно повеселились. Ею также успешно пользуются преступники, киднэпперы и антиквары.
– И еще десять за пленку.
Я выложил последние десять фунтов за тонкий пакетик, завернутый в фольгу.
– Почему бы вам не попробовать, раз уж всего накупили? – Вопросом это не прозвучало. – По коридору, третья дверь направо.
Дверь была из граненого стекла, сквозь которое виднелись расплывчатые и размноженные очертания розовых лиц и фигур в черных костюмах, сгрудившихся у… Я открыл дверь и шагнул внутрь. Шестеро мужчин стояли перед самодельной сценой. Перед ними принимала разные позы молодая девушка в белом бикини в красную крапинку. Симпатичная, с блестящими глазами и широкой улыбкой, она походила на хорошенькую учительницу начальных классов, на стюардессу или дикторшу сводок погоды. Она открыла зонтик и кокетливо выглянула из-за него. Потом надела большую соломенную шляпу и принялась уверенно крутить ее на голове то так, то эдак. Она походила на красотку пятидесятых – озорную, но не распущенную. Каждый раз, когда она меняла позу, мужчины щелкали «Полароидами» и ждали, когда выползет снимок.
Один отвернулся от модели и покосился на меня. Бесцветный, лысеющий, с усталыми глазами. Его сосед потоптался на месте и тоже пристально исподлобья посмотрел на меня. Наблюдая за наблюдающими, я нарушал их спокойствие и портил им удовольствие. Модель сменила позу, я поднял камеру и нашел ее в квадратике видоискателя, ощущая себя террористом. Глаз за объективом. Во рту появился привкус пепла. Я сглотнул, нажал на кнопку, сработала вспышка.
Фотография выскользнула с механическим жужжанием. Снимок постепенно проявился из черного квадрата: сначала белое бикини с кроваво-красными горошинами, бледное, улыбающееся лицо. Глаза тоже вышли двумя алыми точками.
Она удалилась за ширму и снова появилась – как я и думал, уже без лифчика. Камеры защелкали оживленнее, но мужчины оставались на своих местах, примерно в трех дюймах друг от друга. Жара и яркий свет ламп дали о себе знать. Воздух в комнате наполнился нерастраченным тестостероном и запахом пота. Я посмотрел на моего соседа – он снимал пиджак. Под мышками у него появились мокрые круги. Я вместе с остальными продолжал делать снимки, они выскальзывали и падали на пол. Девушка снова удалилась. Послышались щелчки перезаряжаемой пленки, а потом все стихло. Казалось, мы очень долго простояли в ожидании. Каждый из семерых, с нетерпением поглядывающих на сцену, наверное, мечтал о том, чтобы все вышли и он смог бы один снимать ее, сколько пожелает. Семеро джентльменов ожидали возвращения одной милашки. Я уже начал думать, что шоу кончилось, но девушка снова появилась – голая. Я стал подозревать неладное, но она просто изящно повторила ту же последовательность простых поз, не обращая внимания на вспышки камер, поклонилась аудитории и исчезла за ширмой.
Дверь открылась, появился Крис, пожал каждому руку и собрал фотокамеры. Выходя, мужчины спокойно благодарили его и бережно рассовывали по карманам пачки фотографий.
Я ожидал увидеть Анну-Марию в шелковом вышитом кимоно, но на ней был спортивный костюм, почти такой же, как у Криса. Мы расселись на кухне пить чай из жизнерадостных желтых чашек. Дерек с Крисом живо поглощали имбирные пряники. Мне же есть не хотелось.
Дерек представил меня, и я протянул Анне-Марии мои снимки. Она удивленно взглянула на меня:
– Вам они что, не нужны?
– Нет, это не мое.
– То есть вы пришли не картинки неприличные снимать, а он взял с вас плату, а потом насильно втолкнул в ту комнатку. – Она засмеялась. – Ну ты и стервец, Кристиан.
Крис пожал плечами. Никто не предложил вернуть мне деньги.
– Но вам хоть шоу понравилось?
– Вы хорошо позируете.
– Ответ дипломатичнее некуда.
Она снова рассмеялась. У нее приятный смех – им она отгораживается от разговора по существу. Дерек почувствовал мое раздражение и подарил мне примирительный взгляд. Да, я был зол, но одного этого взгляда хватило, чтобы парень снова стал мне нравиться. Больше чем нравиться.
– Рильке – аукционист. Он нашел ужасные снимки, похожие на снафф, на чердаке у одного покойника. Еще он нашел там твою визитку. И теперь надеется, что ты расскажешь ему что-нибудь об этом человеке.
– Снафф? Ты хочешь сказать, фотографии с убитым человеком?
– Да.
– То есть на одной фотографии он еще не мертвый, а потом уже…
– Какая-то девушка с перерезанным горлом.
Анна-Мария поднесла ладонь к горлу:
– Фу…
Крис неохотно доел свой пряник.
– А почему бы вам не сходить в полицию? Хорошо, конечно, что нас предупредили насчет карточки, но зачем вы сюда-то пришли?
– Судя по снимкам, это было много лет назад. Где-то середина сороковых.
– Даже если так, убийство есть убийство. А вдруг кто-нибудь до сих пор ищет убийцу своей сестры или матери? Существуют службы поиска пропавших.
Тут вмешался Дерек.
– У Рильке есть фотография этого парня, хозяина снимков. Я подумал, может, вы его узнаете.
– А если и да, что это даст? – Анна-Мария подлила себе чаю из большого чайника. – Я никогда не разговариваю с клиентами. Я их муза, молчаливая и недоступная. Если заговорю – тут же потеряю над ними власть. Я объект их фантазий. Как только они поймут, что я реальная девушка, магия испарится.
– Вы никогда с ними не разговариваете? Она скорчила страдальческую гримасу:
– Ну, пару раз, и то если избежать этого было невозможно.
Крис с набитым ртом вмешался:
– Это уже моя работа. Сделать так, чтобы все вели себя прилично. – Он повел пальцем, шутливо предостерегая кого-то. – Музу не трогать. Не орать и не свистеть.
Анна-Мария улыбнулась:
– Думаю, им это даже нравится. Почти все они – запуганные мышата. Потому-то и приходят сюда, а не на танцплощадку или в какой-нибудь легальный фотоклуб. Делают снимки, потом спешат домой и дрочат втихушку.
Дерек нахмурился. Может, жалел, что привел меня сюда. И мне приятно было это осознавать. Анна-Мария потянулась и похлопала его по руке.
– Прости, что разочаровываю тебя, Деки.
– Но, может, все-таки посмотришь на снимки?
– Дерек, – остановил его я: он перегибал палку, – мне уже пора, нужно еще в одном месте побывать сегодня. Анна-Мария, спасибо за чай и сладости.
– Нет, постойте, вы ведь не сильно спешите?
Я покачал головой.
– Ничего страшного не случится, если я взгляну на фото с этим человеком. А он что, рядом с этим мертвым телом стоит?
– Нет.
– Ну, тогда давайте, а то я очень брезгливая.
Перед тем как протянуть ей снимки, я предупредил об их природе. Она бегло просмотрела их, презрительно поморщившись, передала Крису, многозначительно на него глянув.
– А, да-да, – кивнул тот. Похоже, не заметил, что лицо Анны-Марии стало цвета овсянки. – Я помню его. Снимки сделаны давно, но это точно он.
Анна-Мария запустила пальцы в волосы.
– У него сложилось неверное представление.
Она закусила прядь волос и стала задумчиво их жевать. Крис выпрямился:
– Я сразу поставил его на место. Анна-Мария, тут еще пряник остался, если хочешь.
– Да, это помогает мне думать. Так ты им расскажешь, или мне это сделать?
Крис глотнул чаю:
– Да нечего рассказывать-то. Случилось неизбежное. Говорили тебе. В любом случае, – он повернулся к нам с Дереком, – этот мужик заходил пару раз, потом поинтересовался, сможет ли он фотографировать Анну-Марию сам, без посторонних. Спросил у меня, как у менеджера, ведь Анна-Мария уже предупреждала, что не разговаривает с клиентами. Я ему не разрешил, и он благополучно ретировался. Вот и все. Попытал удачу, но ничего не вышло. Во всей этой истории меня удивила только сумма, которую он предлагал. Очень большие деньги.
– Сколько?
– Ну скажем так: слишком много для простой фотосъемки и достаточно, чтобы наша красотка почти согласилась.
Анна-Мария дерзко вскинулась:
– Я просто предложила, чтобы ты находился в соседней комнате.
– Да, но на это не согласился он. Хотел, чтобы ты была одна – одна во всем доме. Он особенно давил на это «одна». Так что я попросил его катить отсюда подобру-поздорову.
Анна-Мария посмотрела в свою чашку:
– Конечно, ты у нас все знаешь, Кристиан, но и я не дура. С тех пор я внимательно слежу за всеми.
– Я не отрицаю, но ты еще жива только благодаря своему здравомыслию.
Она закатила глаза.
– Но мне двадцать семь, у меня магистерская степень, и я пытаюсь закончить аспирантуру по…
– Ой, ну конечно, ты умная девочка. Но ты не сможешь бороться со взрослым мужиком.
– Для этого у меня есть ты.
– Да, но в один прекрасный день ты позволишь клиентам фотографировать тебя наедине и потеряешь все свои дипломы.
– Ну, все, проехали. – Она повернулась ко мне: – Покажите-ка мне снимки той, другой девушки.
Я посмотрел на Криса, и тот пожал плечами.
– Да не смотрите вы на него, на меня смотрите.
Я выбрал снимки и протянул их ей. Анна-Мария молча рассмотрела их, тревожно пропуская локон между пальцами. Крис протянул руку, и она неохотно отдала ему снимки.
– Господи боже! – Лицо великана исказилось. – Теперь-то ты понимаешь, что я пытался сейчас вдолбить тебе в голову!
– Ты уже сказал все, что хотел.
Крис повысил голос. Он едва сдерживался.
– Как ты можешь такое говорить, когда мы играем в эти шарады каждую неделю. Ты хочешь закончить, как эта девушка?
Он поднес снимок близко к ее лицу – так близко, что изображение, наверное, расплылось перед глазами. Его рука дрожала. Я весь напрягся – мне показалось, в эту минуту может случиться все, что угодно.
– Ты посмотри на нее, только посмотри, Анна-Мария! Господи, она же мертва. – Он обхватил руками голову: – Я ведь не могу находиться здесь двадцать четыре часа в сутки. То, что ты делаешь, очень опасно. Ты что, газет не читаешь? Не смотришь новости? Даже тех, которые стоят на улице и не зовут клиентов в дом, убивают одну за другой.
– Кристиан, успокойся. Это приносит нам деньги, и ничего страшного не случится. Рильке сказал, что этот человек уже мертв. Он больше сюда не придет. – Она снова запустила пальцы в волосы. – К тому же, возможно, все это – грим. Мало ли какие у кого фантазии.
Кристиан поднял на нее глаза:
– Странные фантазии – единственная отговорка. Признай, Анна-Мария, – тебе ведь нравится это не меньше, чем им. Нравится быть в центре внимания, позировать, показывать им все, что у тебя есть.
О нас с Дереком они уже забыли.
– Тогда назови меня шлюхой. Тебе от моего греха тоже кое-что перепадает. Ты ведь забываешь про свою мораль, когда открываешь дверь и берешь с них деньги.
Судя по голосу, Кристиан уже сдавался.
– Если не я, на моем месте будет другой. По крайней мере, я хоть присматриваю за тобой. Одному богу известно, что обо всем этом сказала бы наша мама.
Я посмотрел на Дерека, и тот беззвучно произнес: «Брат и сестра». И еле заметно улыбнулся – то ли смущенно, то ли удовлетворенно, я не понял.
– Мама узнает только в том случае, если ты ей скажешь.
– Или если ты окажешься в морге, как эта девушка.
– Ты слишком беспокоишься. – Она потянулась через стол и взяла его за руку: – Как же мне тебя убедить, что все в порядке?
– Ты никогда не убедишь меня.
– Я все держу под контролем. Ни с кем не трахаюсь. Никто мне деньги в трусы не сует. Я и стриптизом не занимаюсь. Я позирую. Они ждут, пока я всю программу не отыграю: сначала на мне зимние вещи, потом платье, потом халат – полно всего! И только после купальника я выхожу в чем мать родила. – Она рассмеялась. – И тут уже камеры офигевают.
У двери Анна-Мария вручила мне снимки.
– На память.
Она поцеловала Кристиана, подала ему куртку и принялась игриво выталкивать его за дверь, отмахиваясь от наставлений.
– Цепочку на дверь не забудь… смотри в «глазок»… не забудь, что у тебя завтра тренировка.
Он задержался на площадке, пока не услышал звяканье дверной цепочки, потом спустился с нами вниз.
– Я о ней очень беспокоюсь. Снималась бы лучше в твоих дурацких фильмах, а? – Он похлопал Дерека по плечу. – Не обижайся. Мне нравятся твои фильмы. Слушай, – он повернулся ко мне, – если что-нибудь узнаешь по этому делу, скажи мне, ладно? – Потом вытащил из кармана деньги и протянул мне: – Извини за все, считай, что ты просто развлекся. – Я пересчитал купюры – их было только четыре, и посмотрел на Кристиана. – Но ты же пленку использовал, – сказал он.
Я сложил две десятки в маленький квадратик и протянул их Дереку вместе со своей визиткой:
– Позвонишь мне, если появится интересная информация?
– Конечно. – Он взял визитку и вернул деньги. – Пусть это будет ваш долг.
– Буду ждать, когда ты придешь за ним. Он улыбнулся:
– Увидимся, – и пропал в темноте, не оставив мне своего телефона. Я посмотрел на Кристиана. Тот вздохнул:
– Сегодня мне будут сниться кошмары.
Я похлопал его по плечу и ушел, а он продолжал стоять, глядя вверх, на окно третьего этажа, где то и дело мелькал стройный силуэт.
8. Мир ТВ
В тот же вечер у Розы я растянулся на ее огромной кровати с бокалом, который она мне дала, и глядел сквозь рубиновое вино на свечи и на нее в окружении мерцающих бликов.
– Такое освещение тебе идет.
Меня это успокаивало – созерцать, как Роза постепенно превращается в саму себя. Она сидела за туалетным столиком, немного раскрасневшись после ванны, влажные волосы заколоты на затылке. Я приблизительно понимал, какую гордость иногда чувствуют натуралы. Я выходил в свет с красивой женщиной. Жаль только, что мы шли в такое место.
Я наблюдал, как она, не отрываясь от зеркала, на ощупь перебирает косметику, с легкостью находя и комбинируя нужные лосьоны и пудру, словно опытный аптекарь. Она наклонилась поближе к мутному зеркалу, завешанному бусами и старыми вечерними перчатками, и открыла пудреницу, которая, наверное, принадлежала когда-то Джин Харлоу. Поднялось облачко серебристой пыли, повисло в воздухе и постепенно осело на туалетный столик, пузырьки, коробочки, браслеты, павлиньи перья, полупустые флаконы с духами, пилочки для ногтей, камни, морские раковины, фотографии и лакированные шкатулки с драгоценностями. Все это, правда, и так было покрыто пылью веков. Шелковые хризантемы, вышитые на китайском халате Розы, поблескивали бронзой. Она поймала мой взгляд, заметила свое отражение в бокале и улыбнулась. Ни дать ни взять – любовница и модель художника с Монмартра, жившего лет сто назад.
– Знаешь, я с удовольствием туда пойду. Спасибо, что берешь меня с собой. – Я хмыкнул, как супруг, женатый на ней уже десять лет, и поднял с пола журнал. Иначе он со временем переместился бы под кровать, где уже скопились салфетки, пустые бокалы, бумажные пакеты и другие предметы, названия которых лучше не упоминать. – Там будет весело. Нам нужно чаще выбираться куда-нибудь, подальше от работы. Мы слишком редко это делаем.
Я пролистывал страницы с худыми полуобнаженными девушками, мелькающими перед глазами, словно парад голодающих.
– Боюсь ответить не по-джентльменски, но я тебя не приглашал, Роза.
Она прикурила. Два красных огонька блеснули малиновым сигнальным цветом, две женщины – Роза и ее отражение – затянулись одновременно. Роза прищурилась и посмотрела на меня сквозь табачный дым.
– Ты хочешь сказать, что мы с Лесли не слишком любим друг друга, и это правда, но знаешь, в глубине души я им восхищаюсь. Он верен себе. Даже несмотря на то что его вкус мне не импонирует. – Она выбрала маленькую баночку с кремом и втерла его вокруг глаз. – То есть, – она закрыла левый глаз, – в последний раз, когда я его видела, – нанесла серые тени на веко, – его наряд был чересчур кричащим, – она повернулась ко мне, проверяя мою реакцию.
– Ты и сама сейчас выглядишь не слишком адекватно, – сказал я.
Она смешно захлопала ресницами и отвернулась к зеркалу. Подправила тени, подвела глаза мягким темным карандашом, загнула ресницы и накрасила их густой черной тушью, тщательно следя за каждым движением и за каждым словом.
– А вдруг это просто его способ издеваться над женщинами? – Она втянула щеки и нанесла румяна. Я представил себе ее череп под кожей. – Хоть Лесли и одевается, как женщина, но не думаю, что они ему нравятся.
– Если он тебе не нравится, не ходи к нему.
Она отыскала среди флаконов длинную кисточку, и на стене задвигалась темная тень.
– Зачем сразу так? Я просто хотела сказать, что неуютно себя чувствую в присутствии Лесли. – Она принялась доставать кисточкой остатки помады. – Это не связано с тем, как он одевается, хотя мог бы и получше. – Она стала красить свой первоклассный алый рот. – Просто он иногда так смотрит на меня, будто я у него что-то украла.
Роза подправила помаду салфеткой и в последний раз взглянула на себя в зеркало. Довольная результатом, встала, сбросила халат, обнаружив черные кружевные чулки, черные шелковые трусики и черный бюстгальтер на косточках, и принялась выбирать в шифоньере платье.
– Роза.
– Что?
– Где твоя скромность?
– Тебе-то какая разница?
Таксист то и дело посматривал на Розу в зеркальце. Я тоже повернулся и взглянул на нее. Конечно – она забросила ногу на ногу так, чтобы было видно белую полоску бедра между чулком и юбкой.
– Ты отвлекаешь человека от работы.
Она игриво облокотилась на меня, и я почувствовал аромат ее духов, «Шанель № 5», смешанный с запахом сигарет и красного вина.
– Не порти ему удовольствие. Это единственное развлечение у таксистов: смотреть на юбки, ну и еще когда какая-нибудь пара занимается кое-чем на заднем сиденье. – Я покосился не нее, а она весело подмигнула. Интересно, сколько бокалов она успела выпить до моего прихода? – Они все вуаиеристы, ведь просто так водить машину – или скука смертная, или порочные мысли и никакой золотой середины. Их всех постигает судьба Трэвиса Бикла.
Она перегнулась к водителю и спросила, видел ли он фильм «Таксист». Я уже знал, к чему все это идет. Новая игра «в таксиста», цель которой – заставить водителя цитировать реплики из фильма, типа: «Ты на меня смотришь? Ты смотришь на меня?» – «Ну, кроме тебя, я тут никого не вижу, а ты?»
Мы пролетели по белому тоннелю с флуоресцентным освещением, потом поехали над городом по скоростной автостраде. Под нами блестела, отражая огни города, черная, как нефть, вода Клайда. Мы мчались над освещенными окнами круглосуточных офисов, над светофорами, вспыхивающими друг за другом красным, желтым и зеленым, над целыми бусами фар, которые то приостанавливались, то срывались дальше, вперед. Здание «Парома Ренфу» переливалось рекламными огнями на своем вечном приколе. Справа в небе висела пурпурная вывеска редакции «Дейли Рекорд». Водитель цитировал фразы из фильма так, словно в них была какая-то мудрость. Теперь он косился на грудь Розы, которая еле заметно колыхалась в такт движению. Голос по радио приглашал в какой-то индийский ресторан.
Шепот с интонациями Мэрилин Монро, казалось, обещал сначала трахнуть тебя, а потом накормить.
У нас вас ждет комфорт, уют.
Пройдите к Аргайл-стрит – мы тут…
Я растянулся на сиденье и из своего темного угла наблюдал, как водитель поглядывает то на Розу, то на дорогу. Казалось, он готов был наплевать на движение, попасть в аварию, оказаться в кровавом месиве, лишь бы только еще раз заглянуть в разрез ее блузки.
«Челси-Лаундж» выглядел клубом для сомнительных джентльменов. Оформлял его грузин-гомосексуалист со склонностью к Гомеру. Белые и нежно-розовые обои на стенах, пол выложен плитками, в центре – бежевая роза ветров. Шезлонги, диваны с высокими спинками, обитые бордовым бархатом, круглые столики. К высокому потолку поднимаются коринфские столбы. Создается впечатление роскоши и строгости, которую портит наружность клиентов двадцать первого века.
Некоторые считают, что Древняя Греция была раем для мужеложцев. Старики и мальчики гуляли под ручку по Елисейским Полям, а на райском острове расцветала сапфическая любовь. Лично я вижу немало причин, по которым молодых людей должно влечь к старости: их все можно согнуть пополам и сунуть в бумажник. Кроме того, я знаю, что многие с радостью свезли бы всех лесбиянок в одну гебридскую колонию. Так что, в отличие от господина Уайлда, я скептически отношусь к греческим мотивам. Но все же, входя в «Челси-Лаундж», не могу не думать, что в этом месте нужно ввести единый стиль одежды: греческие тоги плюс немного лавровых венков, а также несколько обнаженных кудрявых мальчиков, сложенных наподобие юного Вакха с картины Караваджо… Нас же встретили два вышибалы в безликих черных костюмах.
– Как ты думаешь, они приняли меня за трансвестита? – спросила Роза.
– Вполне может быть.
Я искал глазами знакомые лица.
– А ведь они красивые, да?
– Кто, вышибалы?
– Не зли меня, конечно, нет. Тайские трансвеститы.
– Не знаю, не в моем вкусе.
– Да, но ты же можешь оценить их привлекательность?
Я отыскал того, кто мне нужен, – он сидел на балконе, расположенном над баром.
– Роза, ты хочешь быть похожей на трансвестита?
– Бывает и хуже.
– А все они мечтают выглядеть, как ты.
Она стала пробираться сквозь толпу к бару, подрезая молодых свежевыбритых клерков, прокладывая себе дорогу улыбками, локтями и бедрами. Вот они – мужчины, про которых мамы говорят: «Держись от них подальше». В наши дни – опрятно-неформальные гибриды Джеймса Дина и корпоративной Твердыни. Ковбои отдыхают на своих ранчо, а королевы кожи повесили наручники в чулан. И никаких носовых платков сигнального цвета, выглядывающих из задних карманов. Так уж вышло, что в моде сейчас мой неприметный угольный цвет. Но не обольщайтесь. Сюда все пришли с одной целью.
– Если честно, – Роза повернулась ко мне, – многие из этих ребят настолько самонадеянны, что их буквально приходится отталкивать.
Бармен направился прямо к ней, загипнотизированный интенсивностью ее взгляда. Роза широко улыбнулась мне:
– Коктейли за полцены. Я угощаю.
Пока моя начальница инструктировала бармена сделать нам с ней «розовый джин» с двойным джином:
– Эти ваши мензурки из паба – просто потеря времени. – Я отступил на пару шагов и уставился на балкон.
Хороший трюк. Попробуйте сами, если не верите. Если долго смотреть на кого-нибудь в упор, он обязательно повернется и тоже взглянет на тебя. Лесли поерзал в кресле, всмотрелся в зал сквозь чугунную балюстраду, нахмурился, потом улыбнулся и помахал мне.
– Рильке, ты привел с собой Розу. – Лесли пожал мне руку и послал Розе воздушный поцелуй, точно лос-анджелесская звезда. – Что привело тебя в эту обитель порока, Роза? Он тебя что, как приманку за собой водит?
– Не хами, Лес. Я тебя искал.
– И вдруг вспомнил, что сегодня моя группа собирается. Я не думал, что ты так внимателен.
Он подвинулся, и мы сели рядом.
В третью среду каждого месяца трансвеститы, ищущие душевной компании, собираются в Центре геев и лесбиянок – скучноватом доме свиданий, чем-то напоминающем клуб уставшей от жизни молодежи. Пришедшие рассаживаются под флуоресцентными лампами в спартанском классе, рассуждают о стиле, делятся секретами моды, спорят о стремлении к «интеграции» и просто расслабляются без приставаний чужаков. Здесь раздают последние номера «Шотландской юбки» – ТВ-фанзина, на каждой обложке которого молоденькая девица в килте. Иногда приглашают какого-нибудь лектора или кто-нибудь из паствы рассказывает о чем-нибудь телевизионном. Вечеринка заканчивается в девять, и все, кто хочет продолжения экстаза, перемещаются в «Челси-Лаундж».
