Текст книги "Дети зимы"
Автор книги: Лия Флеминг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Каменная ограда
Иви бежала по двору фермы, прыгая через лужи. Сидевшая на привязи овчарка Флай, черно-белая с бледно-голубыми глазами, неистово прыгала, когда она пробегала мимо. Девочка играла с матерью в прятки и сейчас торопилась куда-нибудь спрятаться, пока Кэй, поскальзываясь, ковыляла по камням, которыми был вымощен двор. Впереди виднелась полоска деревьев; с них, словно золотой снег, облетали листья. От каменной стены стремглав отбежал кролик, и Иви погналась за ним, думая на бегу, что она спрячется среди деревьев, а потом выпрыгнет на мамочку.
Теперь это была ее игровая площадка – поля и поля, в которых было много чудес, словно в сказочной стране. Недавно она читала историю о том, как люди жили на верхушках деревьев.…Она заходила все дальше в лес, вокруг нее становилось все темнее. Под ногами валялось столько любопытных штуковин: птичьи перья, разноцветные камешки, шишки и орехи. Среди ветвей порхали птицы. У корней деревьев кольцом росли поганки – можно было прыгнуть в середину кольца и загадать желание. Иви представила себе, что она идет по зачарованному лесу и вот-вот увидит дома, устроенные в стволах деревьев; она подняла голову, долго всматривалась, пытаясь разглядеть хоть одну дверцу, но, к своему разочарованию, ничего не увидела. Лишь перепуганная белка поскорее скрылась с глаз.
Внезапно Иви стало страшно; ей показалось, что на нее кто-то смотрит; она быстро оглянулась и на секунду увидела странную леди с длинными седыми волосами, одетую в рваный плащ. Леди выглядела словно заблудившаяся в лесу принцесса. Между деревьями внезапно поплыл белый туман, запахло дымом.
Иви хотела заговорить с леди и уже раскрыла рот, но видение пропало; только запах костра остался. Она двинулась на цыпочках вперед, решив, что леди просто скрылась в зарослях кустарника. Вокруг становилось все темнее и холоднее; внезапно к ней вернулся страх. Пора было идти назад, пока она помнила дорогу. Так она и поступила, но все равно вышла из рощи не там, где вошла в нее. Это было одновременно страшно и восхитительно.
* * *
Ничего так не любил Ник Сноуден, как чинить после полудня каменную ограду, слушая Баха и набив трубку хорошим табаком. Плеер играл Концерт для двух скрипок, а на очереди был Октет Мендельсона – так что музыки гарантированно хватит надолго. Дело спорилось, глаз и рука работали в гармонии и знали, какой камень куда положить, как повернуть, чтобы он плотно лег на место. Все равно что складывать фигурную мозаику.
Хорошо сложенная стенка простоит долго. На его участке две стенки были сооружены еще кельтами; там были высокие камни, положенные вертикально, с центром тяжести наверху. Если он выполнит этот ремонт правильно, можно будет долго не возвращаться сюда. Прежде считалось признаком исправной фермы, если в каменной ограде имелось несколько проходов. В те хорошие дни, когда еще не было ящура, он мог насчитать на одних лишь пустошах до сорока проходов. При субсидиях, дававшихся государством на постройку оград, не было оправданий для такой лени. Многие его приятели отчаялись и опустили руки, не в силах покрыть расходы на приличную каменную стенку, а вот Ник был полон решимости содержать в порядке свои ограды, хотя сейчас и огораживать было нечего – поля пустовали.
Такой работе его обучил Том, отец, чемпион по постройке каменных стен. Поругавшись с женой, Ник всегда шел чинить ограду, чтобы остыть и подумать. Надо сказать, что такая работа, наедине с ветром и полями, помогала справиться со стрессом лучше всяких психотерапевтов.
Тут он увидел девчушку из Бокового домика – та сидела в оранжевых рейтузах и анораке от Puffa, скрестив руки, на стене в небезопасном месте, где камни расшатались и могли выпасть.
– Ну-ка слезь со стены! Опасно, – приказал он, но она и не подумала слезать.
– Почему? – спросила она, взглянув на него пронзительными глазами.
– Потому что я так сказал. – Он посмотрел на маленькое личико с острым подбородком. – Мне еще не хватало, чтобы ты свалилась со стены и разбила себе голову. Твоя мать устроит мне скандал. Ну-ка слезай сейчас же! – Он не привык, чтобы ему дерзили такие крохи.
– Ты мне ничего не сделаешь, мистер Ворчун, – заявила она.
– Вот и сделаю. Если ты сломаешь мне ограду и овцы убегут с моего поля, я отправлю отсюда вас обеих ближайшим поездом, маленькая мисс Грубиянка. – Он с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться. Надо же, мистер Ворчун… В точку попала. Таким он и стал в последнее время.
– Ты не там чинишь… Вон там большая дырка в стене. – Она махнула рукой влево.
– Та дырка нужна. Сквозь нее овцы переходят с одного поля на другое. Они умные. У нас такая дыра называется кривой. А вообще, тебе надо сейчас быть в школе, – буркнул он и продолжил работу, игнорируя девчонку.
– Что ты сейчас делаешь? – спросила она.
Он невольно отметил, что она забавная – типичный единственный ребенок в семье, взрослый не по годам, одинокий и самонадеянный. Он и сам был один у родителей, так что ему ли не знать… Почему же она не в школе? Вообще, нынешние дети совсем не уважают старших.
Ему хотелось лишь немного покоя, чтобы поразмыслить не спеша, как жить дальше. В следующем месяце ему предстоял трудный выбор. То, что им пришлось взять на ферму чужих людей, чтобы свести концы с концами, его мало утешало – наоборот. Вон теперь он даже стену не мог починить спокойно, без чужих глаз.
– Куда ушли все твои овцы? – спросила девочка, высвечивая очевидное.
– Я сейчас жду новых, – осторожно ответил он.
– Правда, что всех твоих овец убили? – бесцеремонно поинтересовалась она.
Он покраснел и кивнул. Потом с облегчением увидел, что по полю бежит с развевающимися рыжими волосами ее мать. Вот уж парочка, что мать, что дочка…
– Где ты была, Иви? Я искала тебя повсюду! – закричала она.
– Я исследовала лес и нашла орехи, листья и перья, а между деревьями шла белая леди, – ответила девочка.
– Ох, где же ты ее видела? – насмешливо спросил он, глядя, как у миссис Партридж губы улыбаются, а глаза печальные.
– Она махала мне рукой, но я не смогла ее догнать. Она скрылась среди деревьев, – ответила Иви.
– Чем вы кормите этого ребенка? Галлюциногенными грибами? – невольно рассмеялся Ник, а мать девочки залилась краской.
– У Джинивы живое воображение. Дети часто…
Видя ее замешательство, он попробовал объяснить.
– У нас тут по склонам часто бродят хиппи и ищут «магические грибы», – пояснил он, отчетливо сознавая, что его плащ из вощеного хлопка вонял до небес и что он сам был похож на бродягу. – Снимите ее со стены. Это не место для игр. Я уже сказал ей, что если она сломает мне стену и мои новые овцы выйдут за ограду, виновата будет она. Новое стадо не знает этих полей и разбежится. – У женщины хватило порядочности смутиться; она быстро стащила ребенка со стены.
– Я правда видела седую леди; она играла со мной в прятки, – настаивала на своем девчонка, показывая рукой на дальнюю рощу.
– Ладно, ладно… Делай, как говорит мистер Сноуден, – сказала ее мать.
– А мы увидим ягняток?
Ник видел, что Иви настырный ребенок, и покачал головой.
– Нет, в этом году ничего не будет, а потом вы уедете, – и подумал – какое облегчение!
– Давай тут поживем подольше! Я хочу посмотреть на ягняток, – попросила девочка, дернув мать за рукав свитера.
– Не знаю… Может, мы просто приедем как-нибудь на выходные, когда у овец родятся ягнята, – дипломатично ответила мать. – Пойдем, лапушка, не будем больше мешать мистеру Сноудену. – Она схватила Иви за руку. – Больше так не убегай. Ты должна мне всегда говорить, куда идешь.
– Но я видела в лесу белую леди; она собирала хворост, как Золушка. Я видела, видела, – настаивала Иви.
– Ну, раз ты так уверена… – последовал осторожный ответ.
Ник увидел, что женщина бросила на него взгляд и вздохнула, не веря ни слову дочки. Странная парочка, подумал он. Интересно, что привело их на север вот так, вдвоем. Вероятно, она убежали от кого-нибудь. Если так, то место она выбрали странное. В Уинтергилле ничего не скроешь – люди живут сплетнями. Жители Долин не любят рассказывать о своих делах, зато не упустят случая сунуть нос в чужие. Вот и его мать тоже спокойно собирает информацию. Он улыбнулся.
Значит, девчонка тоже видит Белую Леди, размышлял он, закуривая трубку. Потом он включил свой плеер и, наслаждаясь музыкой, вернулся к прерванной работе. По сути, он мог бы объяснить, кто такая Белая Леди, но смолчал, не желая признаваться, что и сам часто видит странное явление. Это их не касается.
Не надо быть прорицателем, чтобы догадаться, что на этих полях не будет ягнят, не будет новой жизни. Ему даже не хотелось думать, что ждать приплода придется еще год.
Внезапно у него заныла спина, а от музыки, звучавшей из плеера, словно из консервной банки, засвербело в ушах. Хватит притворяться, что ты занят делом, решил он и зашагал к задней двери своего дома.
Он остановился и снова посмотрел на пустые поля. Сколько понадобится поколений, пока его новые овцы научатся понимать здешнюю погоду, привыкнут к этим холмам, будут знать, где можно безопасно пастись на болоте, где под стенами укрыться от снега? Когда его жизнь вернется в прежнюю, нормальную колею? Он хочет, чтобы у него было стадо и приличный доход. И ему не нужны дети, которые носятся по всей его ферме.
* * *
Неужели эти дороги никогда не кончатся? Бланш вздыхает. Она так много лет путешествует по утомительным тропам времени; она – тень на стене, слабое мерцание во тьме, ее можно увидеть лишь как отражение в глазах лающего пса, который чует ее запах, рычит и вонзает зубы в пустоту.
Только глаз невинного существа способен узреть тень, ставшую пленницей между мирами. Кузина Хепзиба чувствует ее появление и намерения, но ничего не знает о мире, ограниченном стенами этого проклятого дома.
Хепзиба бессильна против такого ежегодного пришествия, она похожа на жалкую клячу в стойле. А она, Бланш, свободна и может мчаться галопом по холмам, словно дикая белая лошадь, в вечном поиске. Но сейчас ее силы тают.
Я устала от этого вечного поиска. Лишь сердце ребенка видит мои волшебные треугольники в лесах, мои серебряные игрушки возле водопада. Я чую, что девочка близко даже сейчас… Я больше не узнаю себя. Господи помилуй. Верни мне то, что по праву мое, и я успокоюсь. Иисусе, святая Дева Мария, спасите меня.
Старый дом
Возвращаясь в свое новое жилище, Кэй и Иви сделали крюк, чтобы взглянуть на старинный дом с верхнего поля, откуда его фасад был виден целиком. Дом состоял из двух половинок, прямо не дом, а какой-то двуликий Янус. Одна половина была трехэтажная, белая, с карнизами из песчаника, с шестью окнами на каждом этаже, по три с каждой стороны от входной двери. Восемнадцать окон ловили каждый дюйм солнечного света, и дом был похож на смеющееся лицо, глядящее со склона на речную долину.
Задняя половина дома смотрела на север узкими щелочками глаз-окон. Невысокая, из грубого камня, она принимала на себя весь напор непогоды.
В холодном зимнем воздухе не слышалось птичьих голосов. На траве валялись красные ягоды боярышника, словно капельки крови; ветер гнал листья по обнесенному стеной саду, из высокой трубы поднимались клубы дыма. Кэй невероятно хотелось осмотреть дом внутри. Только надо было придумать какой-нибудь предлог для того, чтобы постучать в дверь.
Когда стали сгущаться сумерки, она постучала в заднюю дверь, сжимая бутылку вина – подношение мистеру Ворчуну в надежде, что он пойдет на мировую и устроит для них экскурсию. Под лай колли его хозяин открыл дверь и кивком впустил их в дом, удивленно глядя на бутылку. Он решил, что они ошиблись дверью.
– Что это? – Он с интересом посмотрел на этикетку.
– Просто подарок от Иви – за то, что она прыгала на ваших стенах… Ваша мать сказала, что вы могли бы устроить нам экскурсию по дому. Надеюсь, вы не возражаете? – Кэй улыбнулась.
– Дверь матери с той стороны дома, где фасад… но вы можете пройти через мою половину… только не обращайте внимания на мой беспорядок. – Фермер торопливо провел своих визитерш через кухню. Тут пахло как во дворе фермы: коровьим навозом, мокрой собачьей шерстью, мыльной водой и застарелым табачным дымом с легкой примесью подгоревшего хлеба и жареного бекона. На кухонном столе валялись рекламные листки, номера газеты «Фармерс Уикли», счета, нераспакованный хлеб и стояла бутылка из-под молока. В раковине томились немытые тарелки и кружки. Возле плиты висели комбинезоны и рабочие рубашки. Кэй торопливо шла мимо этого холостяцкого хозяйства, стараясь не глазеть по сторонам и ощущая свою неуместность на этой кухне, и тут же споткнулась о пакет с собачьим кормом и цинковое ведро с водой. Колли спрятался от непрошеных гостей под столом, но с интересом понюхал руку Иви, которую она протянула к нему.
Через несколько минут, наполненных малозначащими репликами, Кэй уже жалела, что решилась на такой визит, но в душе решила осмотреть дом самостоятельно, как-нибудь. Сквозь черную дубовую дверь они попали в коридор, а потом в большой холл с каменным полом, на котором лежал обтрепанный шерстяной ковер-килим. На ковре стоял гигантский стол красного дерева. Сбоку Кэй увидела большой, уютный камин. Стол, казалось, служил барьером между двумя половинами комнаты. В огромном буфете хранилось множество оловянных тарелок; на буфете лежали телефон и нераспечатанная почта, стояло и чучело кроншнепа под стеклянным колпаком. Кэй взглянула на старинный вексель в рамке на стене, датированный 1753 годом. На стенах висели темно-коричневые фотографии, а над лестницей большие портреты. В комнате ощущался затхлый запах сырости.
Кэй мельком заглянула в соседнюю комнату и увидела там книги, компакт-диски, стереоустановку, старую софу и мраморный пол перед камином; парадная когда-то комната теперь превратилась в берлогу фермера. Музыка – ключ к этому человеку, машинально подумала она. Все прочие двери наглухо закрыты.
Они медленно поднялись по лестнице, разглядывая портреты; глаза изображенных людей неотрывно следили за ними до верхней площадки. Там Ник отворил дверь в гостиную, нежилую и холодную, с миниатюрами на стенах и красивой мебелью георгианской эпохи. Тут получился бы приятный салон, если зажечь камин и раздвинуть шторы. Ведь окна выходят на юг, из них открывается роскошный вид на долину.
– Вы когда-нибудь пользуетесь этой комнатой? – спросила она. – Какая она изящная и пропорциональная.
– Раньше пользовались, когда приезжали гости, а теперь нет. Сейчас это просто еще одна комната, нуждающаяся в отоплении. Один из моих предков построил ее для своей жены. Остальные комнаты на этаже – спальни. – Он поднялся с ними на следующий этаж; там все комнаты были забиты хламом, старинными медными остовами кроватей и столиками для умывальных принадлежностей. Иви увидела прялку, но когда потрогала ее, в воздухе повисло облако пыли, заставившее всех чихать.
– Как видите, в Уинтергилле нет ничего особенного, – проворчал их гид с пренебрежением, словно он был агентом по продаже недвижимости и речь шла не о его родном доме.
– Нет-нет, тут замечательно. У каждой из этих комнат найдется своя история. А вид какой! – с пафосом возразила Кэй, любуясь просторными спальнями. – Для постройки такого большого дома нужно было много денег.
– Когда-то на овцах сколачивали большие состояния, – ответил Ник, пожимая плечами. – По преданию, здесь во время гражданской войны однажды ночевал Кромвель со своими слугами. Одно время Сноудены были за парламент, но жили неплохо и после возвращения короля. Они были пуританами – и платили штрафы за то, что молились не в церкви, а в часовне, – добавил он, чувствуя ее интерес. – Думаю, эти каменные стены могли бы рассказать историю Йоркшира, про хорошие и плохие времена. Если бы у меня было время, я бы стал потихоньку разбирать старинные бумаги, всякие там сделки, завещания и прочее.
– Как интересно, – улыбнулась Кэй. – Если вам нужна помощь с латынью…
– Спасибо, но даже такие фермеры, как я, учили в школе латынь, – отрезал он, и она покраснела, надеясь, что он не счел ее слова высокомерными. На несколько секунд его угрюмое лицо осветилось энтузиазмом, а глаза сделались голубыми – не как холодный лед, а скорее цвета дельфтской керамики. Неужели викинги оставили свое потомство на этих холмах? – размышляла она, с интересом глядя на его высокую фигуру, длинные ноги и загорелую кожу. Но вскоре теплота момента растаяла, вернулась угрюмость.
* * *
Ник хотел поскорее отделаться от непрошеных гостей. Женщина подобралась слишком близко к тому, что было для него самым дорогим. Он чувствовал, как она очарована старинным домом, иначе зачем ей надо было бы отдавать за эту экскурсию дорогой кларет? Обычно он никого не водил по дому и не впускал их к себе через заднюю дверь, чтобы никто не видел бардак, в котором он жил. Его чувства к Уинтергиллу были глубоко личными. Иногда он чувствовал, что это не просто дом, а живое существо со своим характером, с сердцем и душой. Уинтергилл не принадлежал ни к какой-то конкретной эпохе, ни к какому-то поколению.
Ник был убежден, что его долг – поддерживать жизнь в доме, даже если дело ограничивалось ремонтом кровли и стен. Если бросить фермерство, взять компенсацию, то, возможно, ему удастся полностью все отремонтировать. Вот в чем проблема. Он мог бы сдавать свою землю в аренду под пастбища для чужих овец, а деньги пустить на дом и другие постройки. Вот только для чего? Без овец Уинтергилл перестанет быть самим собой. Да и кто возьмет на себя заботу о доме, когда он сам уйдет из жизни?
* * *
Еще никогда Иви не была в таком непонятном доме. По его коридорам можно было кататься на велосипеде… А все эти важные лица, глядящие на нее со стен… Леди в смешных шляпках, старики с усами и странными воротниками. Фотографии девочек на лошадях, в белых платьях с оборками и широкополых шляпах, как в фильме «Дети дороги». Еще там были леди в пышных юбках…
В доме пахло дымом, а не мылом, как в Боковом домике, а когда она поднималась по ступенькам, до нее внезапно донесся приятный аромат лаванды, и она оглянулась. Снизу на нее глядела какая-то леди в черных юбках; ее волосы были убраны под шапочку. В руке она держала пучок остроконечных перьев, связанных метелкой.
Иви остановилась.
– Кто это там внизу? – спросила она, потянув мать за рукав.
Мама остановилась и наклонилась за перила.
– Где?
Иви снова посмотрела на леди, но та исчезла.
– Там стояла какая-то леди и смотрела на нас, – прошептала она.
– Вероятно, это была миссис Сноуден; она ведь пригласила нас к ней на кофе.
– Нет, не она. Там была леди с перьями, – настаивала девочка, и мама потрогала ее лоб.
– Что ты придумываешь, лапушка. Там никого нет. В ваших краях водятся призраки? – спросила она у мистера Ворчуна. Он ждал их наверху, на площадке.
– Сотни, но тут я не видел ни одного. Что, вы кого-то заметили? – поинтересовался он, глядя поверх ее головы.
– Нет, я не обладаю даром экстрасенса… хотя хотелось бы, – ответила мама.
– Это я видела какую-то леди внизу возле лестницы, я, – запротестовала Иви. Почему никто ей не верил?
– Тут их несколько штук на этой лестнице, и все глядят на тебя, – засмеялся мистер Ворчун. – Их глаза следят за тобой из всех углов… Вон там Старый Джекоб, мой прапрадед, он мог бы рассказать тебе интересные истории, а вон там его жена… говорят, что она была ведьма. – Он ткнул пальцем в даму с черными глазами, в маленьком чепце.
Иви негодовала. Леди с метелкой из перьев не такая. Девчушка снова оглянулась, чтобы посмотреть, не появилась ли она. На верхнем этаже не было ничего интересного – ни лошадок-качалок, ни игрушек, ни мест, где можно играть в прятки. Там было темно и пыльно, а Иви захотелось есть.
– Можно я пойду и поищу миссис Сноуден? – попросила она. – Если хочешь, я отнесу корзинку…
– Ваша мама пригласила нас зайти… – Мамочка разговаривала с мистером Ворчуном очень вежливо.
– Спустись вниз, поверни налево и иди по коридору до конца. Там увидишь дверь. У матери своя кухня, – объяснил он, и Иви помчалась вниз, перескакивая через ступеньки.
Она была рада, что они спали в Боковом домике, а не тут, в старом доме со страшноватыми лестницами, далеко от гостиной. Боковой домик был светлым и уютным; она слышала, когда мамочка спускалась по лестнице. Внезапно она снова почувствовала запах лаванды и остановилась. Женщина в черной юбке шла впереди, не обращая на нее внимания, а потом прошла сквозь стену и исчезла. Иви растерянно заморгала. Да, очень странный дом. Если она расскажет мамочке о том, что она сейчас видела, никто опять ей не поверит.
Потом ей вспомнилось, как мамочка читала ей историю о детях из семьи Бронте, о том, как они по секрету от взрослых делали зарисовки и писали истории. Итак, это будет ее собственный секрет. Она напишет о нем мелкими буквами в своем альбоме и нарисует картинки так, как это делали Эмили, Шарлотта и Энн. Она обследует Уинтергилл и выяснит, водятся ли тут и другие леди, которые проходят сквозь стены и пахнут лавандой.
* * *
– Что вы делаете? – вежливо поинтересовалась Иви, глядя, как миссис Сноуден рубит на столе морковь и яблоки и складывает их в миску.
– Я хочу приготовить рождественские пудинги с морковкой, яблоками, изюмом, смородиной и орехами, – ответила та и показала на миску, наполненную темной смесью. На столе стояли в ряд пустые горшочки. – Теперь их надо выпаривать несколько часов, – добавила она.
Иви почувствовала запах специй и глазированных яблок. Выглядело это аппетитно.
– Если хочешь, помогай мне. Сначала надо все перемешать, потом разложить по горшочкам. На, держи ложку. Дай-ка я повяжу тебе полотенце, а то ты испачкаешь свою одежду. Вот горшки, разного размера.
– Почему вы печете так много пудингов? – спросила Иви.
– Для продажи в ларьке Женского института. Другие подарю моим друзьям. Домашние пудинги всегда нарасхват. Мой фирменный рецепт. На, попробуй, – сказала миссис Сноуден, нашла чайную ложку и зачерпнула полужидкую массу. Иви осторожно лизнула ее. Масса была сладкая и пряная, но чуточку вязкая и липла к нёбу.
– Когда все хорошенько выпарится, ты можешь взять один горшочек домой, для мамы. Потом поможешь мне сделать немного мятной смеси для пирога, – сказала миссис Сноуден. – Ее нужно ненадолго замочить, чтобы выровнялся вкус.
– Мне тут нравится. – Иви посмотрела на полки, где стояли банки разной величины и висели пучки сушеных трав. На плите в кастрюле что-то бурлило. Прямо-таки кухня колдуньи. – Почему у вас две кухни в доме? – спросила она, вспомнив, что у мистера Ворчуна есть своя плита.
– Здесь когда-то была кубовая, но меня она вполне устраивает. Тут я могу печь пироги и одновременно читать книжки. А у моего сына кухня большая. Из нее удобный выход во двор, там он держит свою рабочую одежду. Вероятно, ты заметила, что все фермеры очень сильно грязнятся. Ладно, давай наполним фунтовые горшки, – сказала миссис Сноуден и, не глядя на девочку, протянула ей вторую ложку.
– Мы считаем теперь не в фунтах и унциях, а в килограммах и граммах, – гордо объявила Иви, наполняя горшок темной смесью.
– Знаешь, я слишком стара для таких новшеств, – сказала миссис Сноуден. – У меня весы не метрические, а имперские. А мама твоя что-нибудь печет?
Иви не знала, как и ответить. Она немного побаивалась старой хозяйки, как боятся строгого учителя.
– Мы варим макароны, рис, лапшу и жарим с перемешиванием картошку, – ответила она, наконец.
– Нет, я имею в виду настоящую выпечку: кексы и пирожки, лепешки и бисквиты.
Иви покачала головой:
– Мы покупаем все это в супермаркете. Мамочка говорит, что сладкое вредно для зубов. Она разрешает мне есть пудинг только по воскресеньям, а в другие дни мы едим фруктовые йогурты и фромаж фрэ, мягкий сыр.
– Не сомневаюсь, что все это очень полезно, но все-таки в холодный день нет ничего лучше домашней выпечки. Она прекрасно согревает. – Миссис Сноуден помолчала и улыбнулась. – Когда я была маленькая, мы покупали муку и сахар мешками, а патоку кадками. Яйца мы заготавливали на зиму, взбивали собственное масло. Моя мать делала по четвергам все, что угодно: хлеб, дрожжевые пироги, плоские караваи стотти, лепешки, открытые песочные пироги и пирожные. Это был день выпечки. Я прибегала из школы и уже на пороге чувствовала запах, доносившийся из кухни. На ферме всегда бегаешь голодная.
Зрелище было незабываемое, а если я приходила с подружками, мы все помогали матери печь воскресные угощения. Иногда нас заметало снегом на несколько недель, и нам приходилось держать в кладовой большие запасы. А кто у вас печет рождественский пирог? – Хозяйка раскладывала на дно горшков кружки бумаги.
– Мы покупаем маленький пирог, потому что папа не ест его. Бабушка говорит, что он уехал по делам и пока не может жить вместе с нами. – Тут Иви вспомнила, что ей не велено говорить про папу. – Я ем только глазировку, а мамочка любит марципан.
– Тогда я научу вас печь пирог, – кивнула хозяйка. – Едва ли вы брали у кого-нибудь уроки кулинарии.
Иви помотала головой.
– А я умею раскладывать начинку на корж пиццы, – сообщила она.
Они наполнили сладкой массой все горшки. Интересно, что делает мамочка, подумала Иви.
– Миссис Сноуден… – Девочка замолчала, не зная, продолжать или нет. – Кто та леди на лестнице?
– На картине-то? Это жена Джекоба, деда моего мужа… Уж она-то была настоящей мастерицей и гордилась своей кухней. У меня сохранилась ее книга рецептов. Показать? – Она вытерла пальцы о передник и вытащила из буфета старинную книгу в кожаном переплете. – Гляди, вот это имбирный паркин Агнесс Сноуден, я до сих пор готовлю его по этому рецепту… Недавно я приносила его вам. А вот ее рождественский пудинг – это тесто мы сейчас разливали в горшки. Говорят, она немного умела предсказывать судьбу; а еще она тиранила своих слуг как мегера.
Миссис Сноуден шмыгала носом. Бабушка Партридж никогда так не делала, когда разговаривала.
– Она выглядит такой нежной и хрупкой, но, по преданиям, она держала тут всех в ежовых рукавицах.
– Почему она живет на лестнице?
– Я не понимаю тебя… Нет, это просто портрет на стене. На какой лестнице, Иви? – спросила она с любопытством.
– Я видела добрую леди возле лестницы. У нее был большой белый воротник и длинная черная юбка. Она очень торопилась куда-то. – Иви увидела, как миссис Сноуден положила ложку на стол.
– Когда ты ее видела?
Иви махнула рукой на заднюю половину дома.
– Кажется, я видела, как сегодня утром она выглядывала из окна. Но когда мы пошли с мистером Ворчуном… вашим фермером… и он показывал нам дом, по-моему, она была там. В руке она держала пучок перьев. Потом я ее видела, когда шла к вам, и она прошла прямо сквозь стену. Но мне никто не хочет верить, – добавила Иви. – Она добрый призрак?
– Возможно, добрый, но я никогда ее не видела. Похоже, что ты видела госпожу Сноуден. Говорят, она никогда не покидала этот дом. Моя дочка тоже иногда ее видела… Как говорится, в старых домах призраков – что пыли. Должно быть, она любила это место, раз ходит по нему вот уже сотни лет со своей метелкой из гусиных перьев. У моей матери тоже была такая метелка, ею удобно выметать пыль из углов… В былые времена мы ничего не выкидывали… не то что теперь. Гусиные перья шли на подушки и перины.
Иви с облегчением услышала, что леди с метелкой видели и другие.
– Где ваша дочка? – спросила Иви, вылизывая миску.
– Ушла жить с Иисусом и ангелами, как твой папа. – Миссис Сноуден вздохнула, выглянула в окно и покачала головой. – Она была слишком хороша для этого мира.
– Мой папа уехал на работу, но он вернется к Рождеству. Я попросила Санту, он может делать чудеса. А вы когда-нибудь видели ангела? – спросила Иви.
– Нет, не видела. Я не верю в ангелов с крылышками. Но я верю, что они являются к нам в другом облике и помогают. – Миссис Сноуден опять покачала головой, и Иви заметила на ее подбородке пучок волос.
– В вашем лесу я видела белую леди с серебряными волосами. Она тоже ангел, как вы думаете? Она махала мне рукой, – добавила она, но пожилая хозяйка уже не слушала ее.
– Тебе пора отправляться в школу, девочка. Тебе понравится в Уинтергилле. Я уверена, что дети наряжаются ангелами для рождественских представлений. У тебя появится много друзей в деревне, настоящих, а не придуманных. Мне кажется, что твоя мама читает тебе слишком много всяких сказочных историй. И больше не уходи одна в лес. Еще не хватало, чтобы ты что-нибудь напортила Нику. Ведь у него тяжелая работа, а это тебе не парк развлечений. Детям тут не место, слышишь?
Иви недовольно нахмурилась. Ей даже думать не хотелось о школе.
– Если ты останешься здесь, я научу тебя делать печенье в виде ангелов с крылышками. Они должны получаться легкими как перышки, а ты можешь приготовить крем на масляной основе, – сказала миссис Сноуден и взглянула на часы. – Твоей маме пора выпить кофе. Ступай и спаси ее от болтовни моего сына, а я поставлю чайник. Скажи госпоже Сноуден, чтобы она пошла и напугала их.
* * *
Иви ушла, а Нора внезапно почувствовала, что у нее нет сил, и присела на табурет. Бедное дитя! Повзрослела до времени. Ангелы и призраки, надо же! Ох, как ей сохранить детство, когда ее мир полон таких фантазий. Ведь Иви, умудренная не по годам, городской ребенок. Правда, в ее фантазиях есть что-то симпатичное, но все равно это тревожит.
Как странно, что она с такой ясностью увидела старую Хепзибу, как это было с Ширли много лет назад. В сердце Норы заныла давняя боль. Наступают месяцы, когда она особенно остро тоскует по дочке. И ей не хочется видеть в доме другую девочку, тем более такого же возраста; она будет постоянно напоминать ей о Ширли.
Ник был хорошим сыном, да и вообще хорошим парнем во многих отношениях… Но не замена Ширли… Как ужасно признаться ей в этом самой себе. Он всегда был любимцем Тома и так и не смог занять в ее сердце место покойной дочки.
Конечно, эта девочка совсем другая; она рыжеволосая, как ее мать, с яркими глазами и острым личиком. Бойкая. Да, зря они сдали амбар женщине с ребенком. Этот амбар в конце двора хранит много тайн. Его перестроили и по-другому назвали, но все равно не изменишь то, что происходило там в прежние годы. И нечего к этому возвращаться, милая моя.
Все дорогие для нее люди давно ушли из жизни, а ей остались лишь воспоминания. Вот Ширли едет верхом на Бесс, на ней школьный габардиновый плащ, косички свисают из-под кепки-жокейки, на пухлых ножках черные резиновые сапожки. Теперь она навсегда застыла на черно-белых снимках. Никогда нельзя смириться со смертью ребенка, никогда. Никто не компенсирует такую утрату, никто, даже Ник. Его всегда отгораживали от горькой правды послевоенных лет; эта трагедия никогда не упоминалась в его присутствии. В те времена никто не говорил с детьми о таких вещах. Жили себе и жили, не устраивая спектакля из своего горя. Никакие горы цветов на могилке дочки не вернут ее матери. Поэтому она и перебралась в переднюю половину дома, подальше от воспоминаний, связанных с двором. Так легче. Еще она радовалась, что никогда не отличалась особой набожностью, иначе ей пришлось бы до конца дней перебарывать в себе горечь разочарования.
