Текст книги "В объятиях прошлого"

Автор книги: Ливия Элиот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

3

Автомобиль мчался по черной после дождя дороге. Справа – уходящая в небо каменная стена. Слева – пропасть. И за ней безграничная, бегущая за горизонт синяя гладь океана. Дорога петляла, уносилась вверх, падала вниз, и каждый поворот сулил неведомую опасность.

Джина наблюдала за машиной откуда-то сверху, то ли со смотровой площадки, то ли с вершины горы. С высоты «порш» казался черным жуком, но жуком не медлительным и нерасторопным, а стремительным, ловким. Прижимаясь к ограждению, он вписывался в повороты, пролетал прямые участки и при этом ухитрялся оставаться на темной полосе.

– Осторожнее, Саймон!

Странно, но она видела его лицо, суровое, напряженное, словно вырезанное из камня. В голубых глазах решимость и восторг. Скорость для Саймона была необходимым условием жизни. Его невозможно было представить другим, лениво растянувшимся на диване, расслабленным, сонным.

На очередном повороте машину занесло. Взвыли тормоза. Запахло дымом.

– Саймон! – вскрикнула Джина.

Он лишь улыбнулся в ответ. Колесо зависло над пропастью, и только сила воли водителя удержала автомобиль на скользкой узкой полосе.

Она знала – беды не избежать. Она знала, что видит его в последний раз. Она знала – он обречен. Потому что сам хочет смерти. Саймон как будто рвался из клетки, рвал связывавшие его путы, чтобы, расправив крылья, взмыть в небеса свободной птицей, стать самим собой, настоящим.

Господи, помоги ему!

Джина осмелилась открыть глаза. Черный жук по-прежнему летел по трассе. Как пуля, чей путь определен. Как выпущенная в цель стрела.

Еще немного. Два поворота. А там – равнина.

Она замерла.

О нет! Нет!

«Порш» вдруг дернулся – то ли наскочил колесом на камень, то ли у человека за рулем дрогнула рука, – ударился о барьер, застыл на мгновение, словно в раздумье, и медленно, как в кино, начал заваливаться вправо. Колеса оторвались от полотна, диски блеснули на солнце, и машина перевернулась.

Дальше – обрыв.

Ей казалось, что падение продолжается вечность, что автомобиль не летит кубарем, а сползает по почти отвесной стене, удерживаемый невидимыми, но прочными канатами.

– Саймон!

Черный жук на мгновение исчез в клубе пыли и камней, а потом вырвался из серого облака. И тут же вспыхнул.

– Нет!

Джина снова увидела мужа. Он был жив! Он сидел за рулем, пристегнутый ремнем безопасности, и улыбался. Эту улыбку знала вся страна. Саймон Блейк улыбался так после каждого своего концерта, когда подходил к краю сцены, чтобы поблагодарить зрителей.

– Ну же, Саймон, вылезай! Еще не поздно, еще можно успеть.

Словно в ответ на ее призыв, муж покачал головой.

– Прощай, Джина. Прощай, моя любовь!

Огонь охватил его. Волосы превратились в пылающий костер. Лицо начало плавиться и растекаться.

– Саймон...

– Прощай...

– Нет, нет, нет, нет...

– Нет!.. – Крик замер на губах. В номере было темно, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, где она находится. И застонать от отчаяния.

Сердце стучало, как поршень двигателя.

Почему?

Почему это случилось именно с ней?

Джина протянула руку, нащупала настольную лампу и включила свет. Часы показывали половину шестого утра. Келли сказал, что позвонит около полудня. Она бросила взгляд на сотовый и вдруг вспомнила, что забыла поставить его на зарядку.

Черт, надо же быть такой несобранной! А если Келли уже звонил? Или тот... Рекс? Сама виновата. Потянулась в бар... Зачем? И Крис...

Боже, о чем она только думала! Да, Клэр в свое время была права. Крис ненадежен. Вот если бы был жив Саймон...

Она поднялась, подключила зарядное устройство, воткнула вилку в розетку и тяжело опустилась на кровать.

Саймон...

Саймон Блейк появился в колледже случайно и во многом благодаря своей сестре, Клэр. Впрочем, в то, что он ее брат, верилось с трудом. Клэр – холодная, рассудительная, немногословная, сдержанная красавица скандинавского типа, этакая Герда из «Снежной королевы». Саймон – брюнет, пылкий, темпераментный, неизменно веселый, невероятно обольстительный и талантливый. Нечего и говорить, что в колледже он имел оглушительный успех. Все девушки мечтали познакомиться с этим уже известным музыкантом, одним из тех, кого называли надеждой и будущим американской скрипичной школы. Скрипка в его руках превращалась в чарующий, волшебный инструмент. Даже будь Саймон уродом, после концерта любая красавица из зала пошла бы за ним куда угодно.

Да, желающих прибрать к рукам такое сокровище было предостаточно. Но Клэр подпускала к брату лишь избранных. А потом избранные постепенно отсеивались, пока не осталась одна Шилла.

Как ей это удалось? Вопросом задавались многие, но ответ знала только Клэр. Они даже объявили о помолвке, и никто не сомневался, что этот брак будет образцовым. Однако небеса распорядились иначе.

В тот год Клэр по традиции пригласила подруг к себе домой, в Ричмонд, чтобы вместе встретить Новый год.

Сьюзи и Джекки задержались, Шилла приболела, и Джина приехала первой. Встретил ее Саймон – Клэр, как оказалось, отправилась навестить бабушку и не смогла вернуться из-за пурги.

– Располагайтесь, чувствуйте себя как дома, – сказал Саймон, – а я на репетицию. – И убежал.

Оставив вещи в отведенной для нее комнате, Джина решила принять ванну. Горячая вода, пена, приятный аромат лаванды... Она нежилась, наверное, целый час. Потом вышла, насухо вытерлась пушистым полотенцем, расчесала свои роскошные волосы и, подумав, оставила их так, как есть. В доме было прохладно, и она перешла в гостиную, где Саймон уже растопил камин. Подбросив в огонь несколько поленьев, Джина нашла в баре бутылку вина и налила себе целый бокал.

Время шло, никто не появлялся, и она как-то незаметно для себя уснула.

Джина не знала, сколько проспала, но, проснувшись, еще не открывая глаз, почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Рука ее дрогнула, пальцы выпустили бокал, и остатки вина пролились на блузку.

– Эй, это что еще... – Вспыхнувший было гнев мгновенно испарился, когда она увидела перед собой Саймона, который как зачарованный смотрел на ее грудь. Бюстгальтера на ней не было, и под промокшей тонкой тканью явственно проступили темные кружки грудей с острыми пиками сосков. Именно от них и не мог отвести глаз Саймон.

Ее охватила паника. Джина попыталась встать, но Саймон крепко держал ее за руку, и она не смогла даже пошевелиться. Не говоря ни слова, он наклонился, подобрал пустой бокал и поставил его на столик. Взгляды их встретились, и в его потемневших зрачках Джина прочла то, что наполнило ее страхом. Она снова попыталась освободиться, но как-то вяло, словно он гипнотизировал ее, подавлял волю, подчинял себе. Страх постепенно отступал, рассеивался, а его место занимало странное возбуждение. Казалось, сам воздух в комнате сгустился, превратившись в тягучую, плотную массу, насыщенную вожделением. Оба молчали, и тишину нарушал только стук сердец. Джина слышала его так же отчетливо, как бой часов. Саймон медленно притянул ее к себе, наклонился и прикоснулся губами к мягкой и влажной ложбинке между грудями...

Джина вздрогнула и изогнулась, ощутив прикосновение его губ, жарких, жадных, возбуждающих, и попыталась было увернуться от них, но спасения уже не было. Он ловил губами ее соски, проводил по ним языком, осторожно покусывал, и она таяла, как льдинка под лучами весеннего солнца. Его ловкие пальцы, пальцы музыканта, тонкие и чуткие, пробежали, словно по клавишам, по ряду белых пуговиц.

– Ты такая сладкая, – снова и снова, словно во сне, повторял он бархатным, нежным голосом, и Джина ощущала на себе жар его дыхания.

Тело ее дрожало мелкой дрожью, но уже не от страха, а от желания, поднимавшегося из темных глубин ее существа. Того желания, что пробуждалось редко, как спящий веками вулкан, но извергалось со страшной силой, которой не могли противостоять ни воля, ни рассудок. Она просто не могла ему сопротивляться.

Он покорил ее с той же легкостью, с которой покорял аудиторию. Его губы словно магический смычок летали по натянутым струнам ее тела, заставляя их звучать в ритме мелодии охватившего обоих вожделения. Губы Саймона подступили к ее губам, и Джина в изумлении услышала собственный стон сладостного предчувствия. Душа ее оторвалась от тела, и она увидела себя как бы со стороны. Тело ее, раскинувшееся в мягком кресле, трепетало и распускалось как цветок. Веки опускались. Она уступала, отдавалась небывалому наслаждению, расставаясь с реальностью и переносясь в чудесную сказку. Собрав остатки воли, Джина попыталась оттолкнуть Саймона, но он уже придавил ее собой, вжав в спинку кресла.

Она падала в бездну, кружась в вихре водоворота. Поцелуй засасывал ее все глубже. Его огонь перекинулся на нее, руки обхватили Саймона, вжимая в себя, бедра задвигались, грудь терлась о его грудь. Он сорвал с нее мокрую блузку и бросил на пол. Последние заслоны пали, пружина распрямилась – и Джина, позабыв обо всем на свете, устремилась в омут наслаждения. Все темное, таившееся в глубине ее натуры, вырвалось наружу.

Саймон подхватил ее на руки и понес наверх...

Желание, постепенно нараставшее в течение последних минут, переполняло ее. Переступив порог спальни, он остановился и опустил ее, но не успела Джина сказать и слова, как ее губы тут же оказались во власти его жадных, ненасытных, горячих губ. Торопясь и путаясь, как два сгорающих от нетерпения и подгоняемых гормонами подростка, они поспешно избавились от остатков одежды, ухитрившись при этом проделать путь от двери до широкой деревянной кровати, застеленной синим покрывалом.

Сердце ее стучало, как поршень работающего на пределе двигателя, разгоняя закипающую кровь, в ушах шумело, словно где-то рядом бились о берег волны. Даже если бы ей сказали, что на их дом вот-вот упадет бомба, что в ее распоряжении несколько секунд, чтобы выпрыгнуть в окно, Джина и тогда осталась бы на кровати, вцепившись в нависшее над ней горячее, влажное от пота и напряженное, как тетива лука, мужское тело.

Его язык уже ворвался в ее рот, его пальцы стиснули ее груди, но ей было мало, и она, раздвинув и согнув в коленях ноги, подалась ему навстречу, требуя большего, требуя всего.

Она облизала внезапно пересохшие губы. Сердце глухо колотилось, и внутри у нее все сжалось. Похоже, на этот раз у нее были все шансы прийти к финишу первой.

Учитывая то обстоятельство, что еще минуту назад такое развитие событий представлялось совершенно невероятным, она была более чем приятно поражена. Просто удивительно, что ему удалось так быстро восстановиться.

Что ж, оказывается, жизнь способна преподносить еще и приятные сюрпризы.

И, надо отдать должное, Саймон знал свое дело, как будто был не скрипачом, а знатоком женской физиологии. Без спешки, не нагнетая давления, он искусно касался нужных струн, перебирая их с ловкостью виолончелиста-виртуоза и извлекая из них восхитительную мелодию древнейшего на земле танца.

Ей нравилась эта мелодия, одновременно нежная и настойчивая, тягучая и страстная, то плавная, как течение равнинной реки, то бурливая, как бег горного потока. Волны наслаждения то подбрасывали ее к вершинам блаженства, туда, где захватывало дух, а из горла рвался крик восторга, то покачивали на гребнях, позволяя перевести дыхание и приготовиться к новому взлету.

Джина не выдержала первой. Желание улететь за облака или низвергнуться с водопадом в ревущую бездну переполнило ее, вытеснив все прочие желания и мысли. Обхватив своего мучителя за ягодицы, она прижала его к себе и, одновременно согнув колени и приподняв бедра, подалась ему навстречу, чтобы продлить волшебный миг.

Ближе... еще ближе... вот так!

Она застонала, и он, услышав сигнал, быстро закончил дело двумя мастерски нанесенными ударами.

Через несколько секунд Джина приподняла ресницы и с удивлением обнаружила, что для него погоня за удовольствием еще не закончилась. Он даже не сменил инструмент, но, выражаясь языком музыкантов, добавил к струнным ударные.

Теперь главным объектом внимания стала ее грудь. Его язык прошелся по одному, потом по другому соску, неторопливо проверяя их готовность к игре, настраивая на нужное звучание, и в следующий момент Джина вздрогнула от острого, пронзительного ощущения, которое было бы болезненным, если бы не было таким прекрасным. Поглаживая ладонью левую грудь, Саймон приник к правой, как будто старался вытянуть из нее некий магический сок.

Она вскрикнула и выгнула спину, на мгновение потеряв сознание, а придя в себя, вдруг увидела над собой его горящие страстью глаза.

Да, пусть так и будет. Она была готова сгореть в этом огне. Готова на все, чтобы испытать это еще и еще раз. До бесконечности. Рисковать так до конца.

Мысли вылетели из головы, захваченные стремительным ураганом. Саймон перешел в решительное наступление, и ее вскрики вскоре слились в протяжный стон.

Однако ее палач был далек от благодушия и вовсе не был настроен на то, чтобы даровать ей легкую смерть. В самый последний момент он вдруг остановился и без особых усилий перекатился на спину, усадив ее на себя и ухитрившись сохранить полный контакт.

Учитывая то, что силы ее были уже на исходе, Джина не очень обрадовалась такому изменению диспозиции. Но и сдаться без боя она не могла себе позволить.

Опершись на его плечи, она подалась сначала вперед, потом назад. Получилось не так уж и плохо. Можно даже увеличить амплитуду – благо размеры «маятника» позволяли это сделать. Впрочем, что толку в размере, если мужчина не способен поддерживать требуемое напряжение.

Однако музыкант и тут не подкачал. Его возможности превосходили границы ее воображения.

Она чувствовала себя так, словно хлынувшая в ее отворенный шлюз огненная река раскатывается по всему телу. Откинув голову и закрыв глаза, Джина представила себя амазонкой, скачущей навстречу врагу, и сжала колени.

Что случилось потом, она уже не помнила – все поглотил туман, в котором лишь громыхало ее загнанное сердце да кружились разноцветные пятна...

Саймон лежал на спине, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. Джина тихонько посапывала рядом, едва укрытая смятой простыней. Вечер еще не наступил, но несколько часов практически безостановочного секса оставили их без сил. Он знал, что нужно закрыть глаза и попытаться уснуть, но какое-то неясное беспокойство не давало ему покоя.

Странное дело, он совсем не чувствовал усталости. Более того, даже теперь его тянуло к ней. И именно это обстоятельство тревожило и беспокоило. При всем том, что секс всегда играл в его жизни важную роль, он никогда еще не испытывал такого ненасытного влечения к одной женщине. Ему не хотелось отпускать ее. Будь его воля, он заточил бы ее в крепости на необитаемом острове и проводил бы с ней все дни и ночи.

Его взгляд скользнул по укрытой простыней фигуре. Черт, она действительно хороша! И не только красива. Немногие женщины способны вытворять в постели то, что продемонстрировала Джина, которая не забывала при этом и о партнере. Сейчас она казалась ему еще сексуальнее, чем раньше. Даже спутанные волосы только добавили ей привлекательности. Длинные черные ресницы казались еще чернее на фоне бледного лица, распухшие от поцелуев губы слегка приоткрылись, а выглядывавшее из-под простыни бедро...

Саймон отвернулся и даже скрипнул зубами. Каждый изгиб ее роскошного тела, каждый похожий на затаенный стон вздох, каждое движение отзывались в нем всплеском желания.

Да, что ни говори, давненько он не получал от секса такого удовольствия. И давно уже не испытывал влечения к женщине, с которой провел в постели весь вечер и всю ночь.

Это было безумие. Мир перестал существовать для них. Все прочие исчезли. Остались только двое, Джина и Саймон. Маэстро и его скрипка.

Те два последних месяца в колледже Джина помнила плохо. Она не замечала, что творилось кругом. Ничего не видела и не слышала. Клэр несколько раз пыталась поговорить с ней, просила опомниться, оставить брата в покое, но с таким же успехом она могла тушить лесной пожар, заливая пламя водой из садовой лейки.

Что касается Шиллы, то она, похоже, смирилась с неизбежным. Гордость не позволяла ей бороться за жениха на потеху зрителям. Шилла просто отошла в сторону.

Вот тогда их пятерка и распалась.

Впрочем, сама Джина этого не заметила, ведь влюбленным достаточно друг друга. Они поженились через два месяца после ее выпуска.

Через год у них родился сын. Коннор.

А еще через два года Саймон погиб в страшной автомобильной катастрофе.

Тогда Джина потеряла мужа. Сейчас опасность нависла над сыном. Она знала, что если с Коннором что-то случится, то ей уже не жить. Просто не хватит сил перенести еще одну невосполнимую потерю.

4

Солнце еще не поднялось из-за каменной стены высотных зданий. С моря дул свежий ветерок. Небо закрывала повисшая над городом влажная серая, похожая на разорванную марлевую повязку пелена. Ненастной погоде, установившейся в начале недели, не было никакого дела до календаря, бесстрастно констатировавшего скорое наступление лета.

Сан-Франциско просыпается неспешно, как человек, любящий понежиться в постели, досмотреть сладкий утренний сон, помечтать о чашечке кофе и горячем, расслабляющем душе. Правда, находятся и здесь отщепенцы, так называемые приверженцы здорового образа жизни. Это они с энергией раскаявшихся грешников строят повсюду гимнастические залы и спортивные клубы, открывают магазины натуральных продуктов, носятся по утрам – и даже во время ланча! – по дорожкам парка, окидывают презрительными взглядами тех, кто осмеливается травить себя никотином, и устраивают пикеты у баров.

Согласно общепринятому мнению, появление новой генерации напрямую связано с крепнущим влиянием тех, кого стыдливо называют секс-меньшинствами. Если уж мэр города не боится появляться на гей-парадах в весьма недвусмысленном облачении, то что говорить о рядовых приверженцах однополой любви?

Хотя Шилла Кристуорч и жила в самом престижном и дорогом районе города, Си-Клифф, Джина никак не ожидала увидеть то, что увидела. Она даже повернулась к таксисту, который в ответ на ее очевидное недоумение весело улыбнулся.

– Никакой ошибки, мисс. Я здесь уже не в первый раз. Красивый домишко, а?

Перед ней высился настоящий дворец. Огромный, внушительный, эффектный. Со стрельчатыми венецианскими арками, лепниной и каменными балкончиками. Окаймленной бугенвиллеей сводчатой лоджией с видом на океан. Аккуратно подстриженными деревцами.

Джина прошла под вычурной аркой с открытыми настежь коваными воротами и неуверенно ступила на широкую, вымощенную желто-розовыми плитами дорожку, которая вела к главному входу.

Вот это да! Она, конечно, знала, что Шилла не бедствует, но и подумать не могла, что подруга настолько богата. Родители Шиллы были типичными представителями так называемого среднего класса – отец врач-кардиолог, мать работала в издательстве – и большого наследства оставить дочери определенно не могли.

Поднявшись по ступенькам, Джина остановилась, огляделась и, заметив на площадке две скромные машины, сделала соответствующий вывод и толкнула дверь.

Она оказалась в комнате, напоминавшей те многофункциональные гостиные, что вошли в моду на границе тысячелетий и стараниями дизайнеров появились едва ли не во всех разбросанных по Восточному побережью, от Бостона до Нью-Йорка, так называемых коттеджах. Окна с видами, обилие мебели – диваны, кресла, книжные полки, журнальные столики, обеденные столы и обязательные столики для мозаики. Но здесь в отличие от тех гостиных, где ей доводилось бывать, царила другая атмосфера. Здесь мебель подбирали со вкусом. Не купили готовый комплект, но собрали вещи пусть и эклектичные, однако выражающие одну тему – комфорт. И пусть форма следовала за назначением, но здесь, в доме Шиллы, комфорт управлял формой. Диванчики, столики и кресла группировались так, чтобы гостям было где разместиться после обеда для неторопливой беседы за кофе и ликером, а ниши и удобные сиденья у окна между книжными шкафами приглашали к уединению с книгой в туманный или дождливый день. Потолок был высокий, сама комната – широкая. В соседней Джина мельком заметила стол на двенадцать человек, установленный у огромного окна с видом на лужайку. Дубовый пол в обеих комнатах украшали восточные коврики радужных расцветок. Дальнюю сторону гостиной целиком занимал внушительных размеров камин, облицованный мрамором и дополненный полкой из темно-серого дерева.

Впрочем, осмотреться как следует Джина не успела – с веранды донеслись оживленные голоса, смех, звон хрусталя, и она, позабыв обо всех своих проблемах, поспешила туда. На веранде стояло несколько плетеных кресел-качалок, дополненных для удобства мягкими подушечками.

– Джекки! Сьюзи!

– Джина!

Минут через пять, когда восторги улеглись и три подруги устроились в креслах-качалках, Джина спросила:

– А где же Шилла?

Джекки и Сьюзи переглянулись.

– Так ты ее тоже не видела?

– Нет, конечно. Я ведь только приехала. А вы здесь давно?

– Да, наверное, с четверть часа. – Сьюзи бросила взгляд на простенький таймекс. – Нас здесь встретила какая-то женщина, по-видимому служанка. Проводила на веранду, попросила подождать – мол, госпожа задерживается.

– А раз так, – добавила Джекки, – то не выпить ли нам по случаю встречи шампанского. – Она кивнула в сторону сервировочного столика с двумя ведерками, из которых призывно выглядывали горлышки бутылок. – Между прочим, «Кристалл».

– Прекрасная мысль, – одобрила Сьюзи, переходя от слов к делу. – Подставляйте бокалы.

– Уж не собираетесь ли вы пить без меня!

Все трое замерли и повернулись на голос.

Появившаяся перед ними женщина была красива. Потрясающе красива. До сих пор Джина видела такую красоту только на экране. Шелковое струящееся платье не скрывало изгибы и округлости тела, но как будто обтекало их, подчеркивая все достоинства. Темно-голубые, почти синие глаза и высокие скулы. Безупречная кожа. Темно-красные губы, сложившиеся в приветливую улыбку.

– Шилла? – недоверчиво произнесла Сьюзи. – Черт возьми...

– Как же давно мы не виделись – вздохнула хозяйка, обводя взглядом подруг. – И как же я вам рада!

Через полчаса от первоначальной скованности не осталось и следа, чему в немалой степени поспособствовало шампанское. Воспоминания перемежались взрывами хохота, неприятности, подернутые дымкой ностальгии, выглядели забавными недоразумениями, нелюбимые преподаватели представали фигурами комичными и в худшем случае достойными сочувствия. Захваченная общим настроением, постепенно оттаяла и Джина. Человек не может пребывать в постоянном напряжении; защитные механизмы исподволь делают свое дело. Может быть, все еще обойдется. Может быть, это была чья-то злая шутка. Может быть...

– Ты ведь сейчас во Флориде, если не ошибаюсь? – спросила Шилла, предлагая Сьюзи сигарету и щелкая изящной золотой зажигалкой. – Я слышала, у тебя массажный салон?

– Проект в самом начале. – Сьюзи глубоко затянулась и выпустила в воздух пару колечек ароматного сизого дыма. – Рассказывать особенно не о чем. Вы, может быть, помните, что в колледже у меня был парень, Дикки. Он-то и предложил мне отправиться в Калифорнию. Говорил, что работы там много, каждый находит занятие по душе, а деньги просто валяются на земле – только не ленись подбирать.

– Дикки? Тот, что ходил в одной и той же рубашке? – уточнила Шилла. – И еще, кажется, играл на гитаре?

– Точно, – усмехнулась Сьюзи. – Он и носки менял нечасто. Предпочитал обходиться без них. Родители такому моему решению, понятно, не обрадовались. Откровенно говоря, мы стали почти чужими. Хвастать им было нечем – дочь-хиппи, что тут хорошего? Внуков они тоже не дождались, потому что мое замужество потерпело полный крах. Я пыталась с ними помириться, но ничего не получилось. Когда умерла мать, мне даже никто не сообщил. Узнала случайно, а когда приехала, отец разрешил только попрощаться с ней. Два года назад он тоже умер. Так что я осталась совсем одна. Попыталась еще раз стать примерным гражданином. Но снова не заладилось.

– Но теперь-то у тебя все в порядке. – Джекки взяла подругу за руку. – И у тебя есть друзья.

– Да, друзья у меня отличные. В общем, я пошла работать в оздоровительный центр. Спа, грязевые ванны, сауна, разнообразный массаж, солярий, маски из водорослей, ароматерапия, акупунктура, шиацу... Боже, чего там только не было! Сияющая плитка, мозаика, позолоченные краны, пушистые полотенца, ковры... Когда я все это увидела, просто обалдела. – Сьюзи покачала головой и мечтательно улыбнулась. – Стала работать, приобрела опыт, отложила немного деньжат. Клиенты в таких местах щедрые и совсем не бедные.

– Значит, ты теперь босс? – поинтересовалась Джина.

– Можно и так сказать. Но я и сама продолжаю работать. Веду две группы йоги и еще делаю массаж с горячими камнями. Знаете, наверное, у меня талант. Я люблю медитировать, открывать чакры, трансформировать дыхание в прикосновение. На работе, конечно, времени не хватает, но дома я посвящаю этому часы. Представляю, например, небольшой островок, море вокруг, шум волн или дождя. Мы сидим на берегу, сосредоточиваемся на себе, отключаем все посторонние звуки, и иногда мне кажется, что я слышу чье-то дыхание. – По губам Сьюзи скользнула блаженная улыбка. – Но больше всего я люблю камни. Это мое сокровище. Я собирала их много лет и сейчас не променяю даже на красный «феррари».

Все рассмеялись, и Шилла потянулась за бутылкой.

– Массаж, ароматерапия – это ведь все от стресса, да? – полюбопытствовала Джина.

– В первую очередь. Стрессу ведь подвержены все. Это одна из жизненных сил. Я сама собираю травы, сама готовлю масла. Но прежде чем приниматься за ароматерапию, нужно обязательно выяснить, нет ли у человека аллергии.

– А как сделать побыстрее? В домашних условиях?

Сьюзи развела руками.

– Все, что мы едим без реакции отторжения, может быть использовано и для кожи. И необязательно покупать дорогие масла и кремы. Лаванда, ромашка, чай, даже обыкновенное растительное масло с добавкой апельсина или ванили помогают в самых тяжелых случаях аллергии.

– Что ж, в следующий раз поеду в Палм-Бич, – объявила Шилла и повернулась к Джекки. – Вот кто меня удивил, так это ты. Откуда такое увлечение лошадьми? У тебя ведь, если не ошибаюсь, целая ферма?

Джекки сделала глоток шампанского. В сравнении со Сьюзи, выглядевшей немного усталой и блеклой, она явно выигрывала. Промчавшиеся годы то ли обошли ее стороной, то ли отнеслись снисходительно, как относятся в семье к проказливому и шаловливому, но милому и всеми любимому ребенку.

Она поднялась, и Джина невольно залюбовалась подругой. Миниатюрного сложения, с роскошными волосами цвета белого вина, изумительной кожей, напоминающей густые сливки с легким розовым оттенком. Открытый лоб, чуть заостренный подбородок, слегка вздернутый носик и чувственный рот со сложенными в форме сердечка губами. Но самое сильное впечатление производили глаза – огромные, с густыми ресницами, ярко-василькового цвета. Джина помнила ее худенькой, но годы добавили ее телу округлости, убрали угловатости и как будто заполнили содержимое свежим лучащимся соком. В колледже Джекки называли Мессалиной – поговаривали, что в поиске идеала она готова перепробовать сотни мужчин. И не только мужчин, добавляли злые языки.

– Я бы не назвала это фермой. Когда-то там помещался монастырь, но потом монахи нашли более уютное пристанище, так что мы с Филом купили это место по дешевке, толком не зная, что с ним делать. Денег у Фила хватает, а вот деловой хватки определенно недостает. В общем, подумали, прикинули, оценили состояние рынка и местные условия – народ вокруг не бедный – и решили попробовать. Для начала купили в Денвере полтора десятка скаковых лошадей, наняли хорошего тренера и через год продали с неплохой выгодой. С того и пошло. Сейчас мы в основном покупаем перспективных жеребят и доводим их до ума. Клиентов хватает. В прошлом году открыли школу верховой езды. – Джекки обворожительно улыбнулась. – Признаюсь, я так увлеклась, что сейчас и дома почти не бываю.

– Ну, ты же всегда увлекалась, – отпустила шпильку Шилла.

Джекки пожала плечами.

– Я и сейчас не прочь, да только порода вывелась.

Шутку оценили смехом.

Шилла повернулась к Джине, но ее опередила Сьюзи.

– А что же ты? Выглядишь потрясающе. Особняк – сама Джей Ло не отказалась бы. Как тебе это удалось?

– Мне просто повезло. Оказалась в нужном месте в нужное время.

– Ты бы подсказала, что это за место, – усмехнулась Сьюзи, – а уж времени бы я не пожалела.

– Как говорится, не было бы счастья... Большого выбора у меня после колледжа не было. Жених, если помните, сделал ноги... – она бросила быстрый взгляд в сторону Джины, и та поняла – Шилла ничего не забыла и, похоже, не все простила, – так что я пребывала не в лучших чувствах. Родители собирались на год в Европу и предложили мне составить им компанию. Правда, добралась я с ними только до Голландии. Решила задержаться в Амстердаме. Мама, конечно, воспротивилась – думала, что я начну покуривать травку, – но папа стал на мою сторону. В общем, выдали они мне карточку на пять тысяч баксов и отпустили на все четыре стороны. За неделю я обошла все музеи и однажды забрела на аукцион. Распродавали имущество какого-то старичка – мебель, утварь, картины. И так мне один пейзаж понравился – как говорилось в каталоге, неизвестного автора, – что я купила его за три тысячи. – Шила покачала головой, словно удивляясь собственной удаче. – Примерно через месяц, когда на счету осталось три или четыре сотни, решила, что переплатила и что пейзаж на хлеб не намажешь. Можно было бы обратиться к родителям, но гордость не позволила. Ну и начала я искать покупателя. И нашла. По Интернету. Один японец предлагал за мой пейзаж аж двенадцать тысяч. Японцы, как всем известно, искусство любят, но что-то мне подсказало – дело непростое. Обратилась к знатокам. Отыскала в Париже самого Мишеля Ларгона. Большой специалист и, надо отдать ему должное, приличный человек. Хоть и француз. Взял он у меня картину и провел экспертизу. И что вы думаете? Выяснилось – Сислей. Вот тут-то и началась, как говорится, большая игра.

– За сколько ж ты его продала? – деловито осведомилась Сьюзи.

Шилла улыбнулась улыбкой триумфатора.

– А я его и не продала. Вот он. – Она поднялась и подошла к стене, на которой в золотой рамке красовался скромных размеров пейзаж. – Это, девочки, пунтуализм. Видите, все точки да точки. Правда, любуюсь я им нечасто – отдаю на выставки. Разумеется, не даром. Такие вещи не дешевеют, а мне он приносит неплохую прибыль.

– Но разве ты сама не пишешь? – удивилась Джекки. – Тебя ведь везде называют художницей.