Текст книги "Литературная Газета 6239 (35 2009)"

Автор книги: Литературка Газета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Французская словесность: контакты цивилизаций

ВСЕМИРНАЯ ЛИТЕРАТУРА

«ЛГ» продолжает публикацию материалов о литературе стран дальнего зарубежья. Наша задача – назвать имена серьёзных авторов, их произведения, показать тенденции развития словесности страны или отдельного региона. На этот раз речь пойдёт о французской литературе

Валерий НИКИТИН – кандидат филологических наук, до 2004 года – ведущий научный сотрудник Института мировой литературы РАН, сейчас – директор Французской библиотеки – Музея французской цивилизации Российского государственного социального университета. Переводчик, член Союза писателей России, лауреат премии Французской академии, кавалер Ордена искусств и литературы Французской Республики.

– Валерий Александрович, несколько лет назад вы давали интервью "Литературной газете" в связи с драматическим развитием событий вокруг Французской библиотеки. Как сейчас обстоят дела?

– На ту публикацию обратило внимание телевидение и тоже взяло у меня интервью, которое увидел ректор РГСУ В.И. Жуков, он и спас библиотеку. Сейчас количество французских книг в ней приближается к тридцати тысячам, и я пользуюсь случаем, чтобы выразить признательность «Литературной газете», которая повлияла на ход событий.

– А много в вашей библиотеке современных книг?

– Большая часть их издана в последние сорок лет.

– Может быть, о таком отрезке времени и поговорим? К тому же это совпадает с важной для французов датой: 1968 год – это студенческие волнения, своеобразная революция, хотя и несколько опереточная

– Да, тем более что в этот период ещё жили и творили некоторые писатели, которых можно назвать классиками ХХ века. В 1982 году ушёл из жизни Луи Арагон, возможно, самый крупный французский писатель прошлого века. Или вот умерший в 1979 году Жозеф Кессель, яркий представитель романтической ветви в новейшей французской литературе, автор «Дневной красавицы», «Льва». Кессель приехал во Францию из России, говорил на русском языке, учился у русских писателей. Наша классика вообще оказала сильное влияние на французских авторов ХХ века. В один из приездов в Москву Мориса Дрюона его спросили, как он относится к Толстому, к Достоевскому, на что он ответил: «Да это же всё наше!»

Долгую историю имеет культурный обмен между нашими странами. Толстой, работая над батальными сценами «Войны и мира», перечитывал «Пармскую обитель», Достоевский переводил на русский «Евгению Гранде». Не присутствуй Франция столь интенсивно в их сознании, возможно, отечественные писатели были бы столь же великими, но другими.

И сейчас контакты наших цивилизаций нужны как никогда. Французская цивилизация нам важна как камертон. Да и мы нужны Франции. Когда-то вся Европа говорила на французском, а сейчас, увы, перешла на английский. На «глобиш», как его называют французы. Поэтому, говоря здесь о представителях французской литературы новейшего времени, в первую очередь хочется назвать тех, кто был так или иначе связан с русской культурой. Например, как Анри Труайя, русский по происхождению, ставший знаменитым писателем, избранным затем, так же как и Кессель и Дрюон, во Французскую академию. Или как Жюльен Грак, написавший первые строчки своего великолепного романа «Побережье Сирта» под впечатлением от прочтения «Капитанской дочки». А вот у Паскаля Лене мы обнаруживаем отклики на русскую литературу ХХ века. Его роман «Начало конца» – это реверанс в сторону Андрея Платонова. Активно творили в последней трети минувшего века такие мастера слова, как Фелисьен Марсо, Франсуа Нурисье, Жан Дютур, Мишель Деон, Жан д amp;rsquo;Ормессон, Жиль Лапуж, Камилл Бурникель, Кристина де Ривуар, Кристина Арноти, Женевьева Дорман, тоже признающие свою кровную связь с традициями русской литературы.

В годы советской власти у нас французских писателей издавали довольно много, и отбор был хороший. Но, к сожалению, был и серьёзный идеологический контроль. Не публиковали практически никого из тех, кого я только что назвал. Не публиковали и Жака Шардона, Марселя Эме, Поля Морана, Луизу де Вильморен, Жана Жионо, Сиорана.

Знаете, я мысленно представляю себе каждую национальную литературу в виде континента. Причём переводы зарубежных классиков – это тоже части континента русской литературы. Наша издательская политика должна строиться таким образом, чтобы наращивать континент. Нужно издавать прежде всего классику ХХ века. Язвительного Сиорана, музыкального Шардона, задорного Эме, беспокойного Жионо, ироничного Марсо, сурового Дютура, эпического д amp;rsquo;Ормессона, причудливого Турнье, скитающегося в лабиринтах времени Модиано, бичующего пороки технологической цивилизации Леклезио

– А из более молодых кого бы вы отметили?

– Следует назвать имена Пьера Мишона, Кристиана Бобена, Паскаля Киньяра, Даниэля Пеннака, Жана Эшноза, Сильви Жермен, Франсуа Бона, Жана Руо, Жана-Филиппа Туссена, писателей, которым повезло с переводами на русский язык. Они, конечно, разные, но всех их объединяет особая скрупулёзность в работе со словом. Хочется выделить также писателей, обращающихся к недавней либо далёкой истории. Вот, например, роман Алена Леблана о событиях 1968 года – складно рассказанная история любви на отчётливо прорисованном социально-идеологическом фоне с психологически достоверными персонажами. На том же материале, только более панорамно, написан роман Мишеля дель Кастильо «Жизнь во лжи». Всегда насыщены политической разоблачительной тематикой исторические романы Дидье Дененкса. Не иссякает интерес к Первой мировой войне. Наиболее яркая из последних новинок на эту тему – роман Клода Дюнетона «Памятник». Или вот ещё одна группа писателей – постмодернисты. Здесь с Мишелем Турнье соревнуются в изобретательности Эрик Шевийяр, Дидье ван Ковелар, Эрика-Эмманюэль Шмитт. Есть во Франции и почвенники – таких очень много, пытающихся поддерживать традицию Жана Жионо. Это в первую очередь Дени Тиллинак, Кристиан Синьоль, Ришар Мийе.

– Является ли формирование школ, течений отражением политических процессов, подвижек в социальной сфере, скажем, откликом на молодёжные волнения в парижских пригородах, или же они выглядят чем-то сугубо абстрактным? Какие реалии отражают «новый роман», структурализм, минимализм? Или вот ещё в связи с Уэльбеком мне попался термин – «депрессионизм».

– Ну что касается Уэльбека, то это, я думаю, его собственная проблема. И его докторов. Впрочем, как показывает пример Фрейда, из индивидуальной психопатологии могут рождаться целые учения. Хотя не только это. Феномен Уэльбека выглядит как типичная раскрутка ещё одного издательского бренда.

А вот минимализм – это не устоявшийся ещё термин, имеющий отношение и к стилю, и к содержанию. Писатели-минималисты стараются преображать мелкие детали бытия в художественную ткань, причём как можно лаконичнее. Минималистами, например, считают Пьера Мишона, Кристиана Бобена, Жана Эшноза, Жана-Лу Трассара, Филиппа Делерма, Пьера Бургинью. Или вот роман менее известной Гаэль Объегли «Природа». Описание здесь как в истории болезни, причём персонажи не называются, а определяются – «пенсионерка», «астронавтка», «проститутка», «троцкистка». Нечто подобное мы видим и в книгах Режи Жоффре, довольно удачно описывающего людские пороки и страдания. Его миниатюрам можно давать названия «Апатия», «Безумие», «Прострация», «Убийство» и т.д. Им противопоставляют «максималистов» Антуана Володина, Филиппа Гийота, в чьих романах более явно присутствуют идеология, политика.

Что касается школ и течений, то они, естественно, всегда были связаны с социально-политическими явлениями. Но раньше – в большей степени, чем сейчас. Одно время во французской литературе мощно присутствовали коммунисты. Параллельно развивался экзистенциализм. Сартр придерживался левых взглядов и утверждал, что литература должна быть «ангажированной», то есть осознающей свою ответственность. В пику коммунистам и экзистенциалистам тогда же, в 50-е годы, возникло неформальное объединение так называемых гусаров, писателей, придерживавшихся в политике правых взглядов и группировавшихся вокруг Роже Нимье, прозаика, подававшего большие надежды, но рано погибшего в автокатастрофе. В него входили в той или иной мере Мишель Деон, Жак Лоран, Антуан Блонден, Франсуа Нурисье, Клебер Эданс, Бернар Франк, Фелисьен Марсо, Кристина де Ривуар, Женевьева Дорман. Кстати, и Франсуаза Саган пришла в литературу на волне этой «гусарской» литературы и по её творчеству в какой-то мере можно судить о том, что представляло собой это течение.

Тогда же сформировалось и то, что стали называть «новым романом». Поначалу единственным, что объединяло будущих «новороманистов», было нежелание издателей принимать их рукописи – настолько скучные, что на успех рассчитывать не приходилось. Но нашёлся гениальный менеджер, директор издательства «Минюи» Жером Лендон, которому удалось сделать эту продукцию востребованной. Жан Дютур считает, что проблема «новороманистов» состояла прежде всего в том, что им нечего было сказать. Конечно, Клод Симон или Натали Саррот не чета Алену Роб-Грийе, но тень вождя новороманистов всё равно падает на всех представителей школы. Забавно, что Роб-Грийе пытается «развиваться». Два года назад он выпустил настолько порнографический и садистский роман, что даже пресловутый маркиз де Сад, должно быть, густо краснеет в могиле.

Акция по продвижению «нового романа» оказалась успешной благодаря поддержке университетской структуралистской критики. Проникать в тайны подлинного художественного творчества сложно, а разлагать на элементы продукцию, создаваемую по рецептам, будь то соцреалистическим, фрейдистским или лингвистическим, гораздо проще. Кстати, объявив, что вся литература независимо от её художественной ценности является всего лишь «текстом», структуралисты и себя тоже включили в разряд писателей. За рубежом исследователям тоже оказалось приятнее иметь дело со схемами, чем с живой литературой. Поэтому усилиями филологов «новый роман» стал популярен и за пределами Франции, особенно в американских университетах. Во Франции же сейчас многое изменилось. Нет больше ни школ, ни течений, все творят, как подсказывает им собственное разумение. И никакие молодёжные волнения на литературу не влияют.

– Что во Франции предпринимают, чтобы продвигать свою литературу за рубежом?

– Здесь нам есть чему поучиться. Прежде всего они отпускают значительные средства по линии МИДа и Министерства культуры, чтобы помогать иностранным издательствам выпускать французские книги. Ни одно государство не делает столько. Например, трудно переоценить то благо, которое в России принесла французская программа «Пушкин», особенно в девяностые годы, когда рухнули почти все наши ведущие издательства. Многих переводчиков, специалистов по французской литературе она буквально спасла, позволив им остаться в профессии. Особую признательность стоит выразить Иву Мабену, который долгое время курировал во французском МИДе эти программы.

– Жан-Мари Леклезио в прошлом году получил Нобелевскую премию… Насколько адекватно премиальный процесс отражает реальное положение дел?

– Что касается Нобелевской премии, то, как известно, она имеет отношение не столько к литературе, сколько к политике. В данном случае это вполне политкорректная премия. Клоду Симону вручили премию в 1985 году, стало быть, пора было подумать снова о французах. Леклезио – подходящая фигура, хороший писатель, пользующийся авторитетом и в литературных кругах, и у читателей. Обычно Нобелевская премия мало влияет на тиражи во Франции. Не было никакого всплеска после присуждения премии Клоду Симону. А вот с Леклезио получилось иначе. Тиражи резко возросли. Что же касается собственно французских премий, то их тьма-тьмущая – больше двух тысяч. Главная, естественно, Гонкуровская. Денежная её составляющая – всего десять евро, но она столь авторитетна, что тираж отмеченной ею книги взлетает как минимум до нескольких сотен тысяч, что обеспечивает издателю существенную прибыль, с которой кое-что перепадает и автору. Это крупное коммерческое мероприятие, и соревнуются здесь не столько писатели, сколько издатели. За Гонкуровской следуют премии Ренодо, Фемина, Медичи и т.д. Вообще все эти многочисленные премии играют важную роль в литературной жизни. Таким образом стимулируется книжный бизнес. Премии нужны хорошим писателям, но важно поощрять и второстепенных, которые создают основную массу книжной продукции. Интересно, что премии очень часто даются пишущим на французском языке иностранцам – то американца поощрят, то афганца.

– Кстати, об иностранцах. Очевидно, они как-то расширяют географические рамки французской литературы?

– Расширение ареала французской литературы происходит прежде всего за счёт бывших колоний. Всё больше заявляют о себе выходцы из стран Магриба и из тропической Африки. Могу назвать, к примеру, имена сенегальца Леопольда Седара Сенгора, ставшего членом Французской академии, и алжирки Аси Джебар, также являющейся членом академии. Но на французском начинают писать и выходцы из стран, где он никогда не был официальным языком. Например, недавно был избран во Французскую академию китаец Франсуа Чен. Успешно трудятся на ниве французской словесности хорват Патрик Бессон, чех Милан Кундера, грек Василис Алексакис, кубинец Эдуардо Мане, ливанец Амин Маалуф, испанец Мишель дель Кастильо. А Сиорана, родившегося в Румынии, признали лучшим стилистом во французской литературе ХХ века. Много выходцев из Египта: Альбер Коссери, Андре Шедид, Ясмин Хлат. Я уж не говорю о бельгийцах Маргерит Юрсенар, Жорже Сименоне, Фелисьене Марсо, Амели Нотомб и многих других, о швейцарцах, о канадцах из Квебека. О русских я уже упоминал. Следует ещё отметить Андрея Макина.

– Кстати, что вы можете о нём сказать?

– О творчестве его судить пока рано, но писатель он серьёзный. Макин уверен, что литература способна активно влиять на сознание людей, делая их лучше или же уродуя их души, и поэтому он критически оценивает современную французскую литературу, которую упрекает в мелкотравчатости.

– Можно ли в связи со всеми этими интернациональными наслоениями говорить о мультикультурализме во Франции?

– Я не думаю. Франция – страна мультиэтническая и мультиконфессиональная, но культура там всё-таки единая. Французский язык цементирует эту культуру, и все писатели, о которых у нас шла речь, привносят туда нечто от своих прежних национальных культур. Поэтому французская культура лишь обогащается, а не делится на фрагменты.

– Что ещё помимо премий структурирует во Франции литературу, какова там роль телевидения, радио, журналов, газет?

– На протяжении едва ли не всего ХХ века существенную роль там играли «толстые» журналы, особенно созданный ещё в 1909 году издательством «Галлимар» журнал «Нувель ревю франсез», где публиковались очень многие французские писатели. В 1923 году возник журнал «Эроп», в котором сильны были позиции коммунистов. Журнал «Тан модерн» являлся рупором экзистенциализма. В 1960 году Филипп Соллерс учредил авангардистский журнал «Тель Кель». Сейчас, когда само понятие авангарда потеряло смысл, а идеологическое расслоение в литературе стало совсем малозаметным, роль «толстых» журналов сошла на нет. Они уступили место глянцевым журналам, таким как «Лир» и «Магазин литерер», представляющим интересы издательского бизнеса. Авторитетны также еженедельные литературные приложения к газетам «Монд» и «Фигаро». Существенна и роль телевидения, особенно влиятельна передача «Апостроф» с её популярным ведущим Бернаром Пиво. Это целый рекламный спектакль, в котором писатель играет роль одновременно и звезды, и товара. С 1991 года эта передача стала называться «Питательная среда». А в последнее время на разных каналах появились и другие программы: «Место для книг», «Книжный корабль», «Ночной полёт» и т.д. Что касается радио, то у французов очень популярен канал «Франс-Кюльтюр». И на этом канале много лет вёл передачи в форме интервью замечательный писатель Жиль Лапуж. Он осветил буквально все сколько-нибудь значительные события в литературной жизни страны последнего времени, у него побывал весь цвет французской словесности.

Очень способствуют популяризации литературы также карманные серии. В 1953 году издательство «Ашет» запустило дешёвую серию «Карманная книга», которая быстро стала пользоваться успехом у читательской публики, довольно отличной от традиционных посетителей книжных магазинов. Затем всевозможные карманные эквиваленты, носящие разные названия, появились и у других издательств. В результате сейчас приблизительно 33 процента всех книг издаются в карманных сериях. Ещё одно звено в распространении книг – это книжные клубы, то есть переиздание большими тиражами по доступной цене хорошо оформленных книг. Важную роль играют во Франции и муниципальные библиотеки. Нельзя не упомянуть и знаменитый «Парижский книжный салон», книжную ярмарку, привлекающую в марте толпы посетителей. А в ноябре в парижской мэрии или иногда в другом помещении в определённый день собираются вместе 200 писателей, чтобы подписывать свои только что вышедшие произведения. Наконец, ещё одна форма популяризации книг – это их экранизация.

– Вы можете назвать какие-нибудь интересные фильмы?

– Французы всегда очень много экранизировали свою классику XIX века. Затем в 50-е годы стали переносить на экран современные произведения. Какой великолепный был фильм «Сильные мира сего» по роману Дрюона с Жаном Габеном в главной роли! Или фильм «Жюльетта» с Дани Робен и Жаном Маре по роману Луизы де Вильморен. Затем «Дневная красавица» Бунюэля по роману Жозефа Кесселя с Катрин Денёв, «Труп моего врага» с великолепным Бельмондо в главной роли по роману Фелисьена Марсо, «Кружевница» по роману Паскаля Лене с Изабель Юппер, «Под солнцем Сатаны» по роману Жоржа Бернаноса с Жераром Депардьё, «Париж в августе» по роману Рене Фалле с Шарлем Азнавуром в главной роли.

– Во многих странах сейчас принято говорить о кризисе поэзии. А как с ней обстоят дела во Франции?

– Поэты во Франции по-прежнему есть. Стремление выразить себя в поэтическом слове – это явление вневременное. Во Франции, слава богу, это понимают. Некоторые издательства считают делом чести продолжать издавать поэтов, несмотря на то что занятие это, скорее, расходное, чем прибыльное. Первое среди них – издательство «Дифферанс». Конкретно среди современных поэтов стоит назвать в первую очередь склонного к метафизике поэта-философа Ива Бонфуа, усложнённо-метафорического Мишеля Деги, романтика-бунтаря, тонко чувствующего музыку слова Жака Реду, элегически-вдумчивого Клода-Мишеля Клюни, настойчиво-трагического Ива Мабена-Шеневьера, блестящего колориста Франка Веная, математика в поэзии Жака Рубо, рафинированного эстета Филиппа Делаво, космически-вневременного Пьера Остера-Сусуева, уклончивого Лионеля Ре. Поэтов, в общем, хватает, причём на все вкусы.

– Много ли во Франции читателей серьёзных книг?

– Мне кажется, много. Возьмём, например, изданный в 1958 году роман «Лев» Жозефа Кесселя. За полвека его тираж составил пять миллионов экземпляров (для сравнения: у нас за пятнадцать лет, с того момента, когда он был впервые издан, его прочитали от силы десять тысяч). «Дневник сельского священника» Жоржа Бернаноса – за семьдесят лет продано миллион двести тысяч, «Зелёная кобыла» Марселя Эме за тот же приблизительно период – миллион триста тысяч. А ведь многие берут книги ещё и в библиотеках.

– Вы могли бы что-нибудь порекомендовать нашим читателям из недавно изданного у нас в переводах?

– Очень хотелось, чтобы они прочитали роман «Услады божьей ради» Жана д amp;rsquo;Ормессона. Это нечто вроде семейной саги на фоне французской, да и вообще всемирной истории. Можно ещё назвать недавно вышедшую книгу «Отличный парень» Кристины Арноти, автора многих бестселлеров. Прекрасный образец современной «женской» прозы. Могу порекомендовать и том Фелисьена Марсо с тремя романами: «На волка слава», «Капри – остров маленький» и «Кризи».

Беседу вёл Александр НЕВЕРОВ

С точки зрения российских немцев

КНИЖНЫЙ РЯД

Зейферт Е.И. Жанр и этническая картина мира в поэзии российских немцев второй половины XX – начала

XXI в. – Лаге: BMV Verlag Robert Burau, 2009. – 526 amp;#8239;c.

Неудивительно, что новая монография московского литературоведа, доктора филологических наук Елены Зейферт увидела свет в Германии, ведь большая часть из 406 amp;#8239;исследуемых в книге авторов – российских немцев – проживает сейчас на «исторической родине». Под условным термином «российские немцы» понимаются потомки некогда эмигрировавших в Россию немцев.

В основу книги положена докторская диссертация автора, защищённая в 2008 amp;#8239;г. в МГУ им. М.В. Ломоносова. Наряду с теоретической проблемой взаимодействия жанра и этнической картины мира (глубокому и самостоятельному решению этой проблемы посвящена первая глава монографии) Е. amp;#8239;Зейферт решает не менее важную научную проблему – впервые в литературоведении пред amp;shy;принимает комплексное аналитическое изучение поэзии российских немцев второй половины XX – начала XXI века. Материал исследования объёмен: 711 amp;#8239;авторских и коллективных поэтических сборников, периодические и непериодические издания, рукописи, web-страницы, CD и аудиокассеты с записями песенного творчества, переписка с авторами.

Даётся масштабное и одновременно детальное описание жанрового поля исследуемой поэзии, рассматривая лирические, лиро-эпические и эпические жанры и жанровые образования. В активный научный оборот вводятся ранее не изучавшиеся поэтические имена.

Е. Зейферт сама выступает в качестве переводчика исследуемых немецкоязычных стихотворений и поэм на русский язык.

Обратимся к цитатам из рецензий на книгу. По мнению известного учёного, автора учебников по литературоведению, доктора филологических наук Олега Федотова, "исполинский объём исследования Е. Зейферт является следствием широты и многообразия освоенного материала, грандиозности поставленных задач, добросовестности, доскональности в отношении к делу. Е. Зейферт является одновременно поэтом, прозаиком, литературным критиком, историком и теоретиком литературы и во всех этих областях успела зарекомендовать себя высоким, исключительно компетентным профессионалом. В работе во всём блеске отразилась литературоведческая эрудиция автора в теоретическом, историко-литературном, критическом и текстологическом аспектах". Профессор Академии государственной службы при Президенте Российской Федерации, доктор философских наук Татьяна Иларионова считает, что "уни amp;shy;кальное исследование Е. Зейферт, показывающее разнообразие литературных форм одного из народов с отягощённой трагическими событиями историей, даёт пищу не только литературоведу, но и этнологу, этнографу, этнополитологу". Автор послесловия, старейший российско-немецкий писатель, учёный, критик, переводчик Герольд Бельгер отмечает: "Объект исследования Елена Зейферт знает глубоко, всесторонне, всеохватно, чувствует его, осмысливает, с любовью и тщанием анализирует, сопоставляет, сравнивает, и тем самым её труд является существенным вкладом в изучение и постижение самобытного факта национальной культуры. Труд уникальный, актуальный, дающий мощный импульс развитию литературы, волей судьбы оказавшейся на распутье Духа".

В монографии Елена Зейферт доказывает, что литературное творчество российских немцев не идентично фактам немецкой и русской литературы, а принадлежит особому, своеобразному российско-немецкому этносу. С помощью литературных, исторических, публицистических, эпистолярных источников в книге реконструирован национальный образ мира российских немцев, определены и охарактеризованы их основные этнические ключевые понятия.

Олег КЛИНГ, доктор филологических наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова