Текст книги "Звериная страсть (СИ)"

Автор книги: Лисавета Челищева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Жертвоприношение

Утро началось с какофонии криков и суматохи, доносившихся с улицы. Мы с Лукьяном вскочили на ноги одновременно, не совсем понимая, что происходит.

Спустившись по лестнице, я оказалась в его бережных объятиях. Янтарные глаза парня по-заботливому засветились, и он нежно поцеловал меня в лоб.

Мы вышли на встречу студёному утру, Лукьян прикрывал меня краем своего полушубка от снежных потоков, пока пробирались мы через заметённую деревню к центру разгорающихся волнений.

Деревенские бабы горячо спорили, в их голосах звучали страх и смятение. Они громко восклицали, вещая о жуткой находке, сделанной на окраине леса ранним утром.

С часу того назад найдено было тело безжизненное, разодранное на части с жестокостью особую. Все вокруг кровью залито было.

Древляне единодушны были в том, что дело рук это вурдалаков окоянных, которые с хладнокровием редчайшим с несчастными в чаще заплутавшими расправились образом таким.

– Стой, бабы!! Не галдеть!

Толпа внезапно расступилась, и в нее ворвалась ведунья разгневанная.

Послышались перешёптывания недовольные. Некоторые обвиняли ее в том, что именно она не смогла защитить деревню своими защитными ритуалами.

– Загузасткам слова не давали! Цыц!!! – огрызнулась баба Озара с неимоверной яростью в глазах.

Но это не сработало и перешёптывания лишь усилились.

Тогда выступила в защиту бабушки я, заявив, что ее обряды защитные должны были сработать с полнолунием новым вновь, иначе не спасали бы они деревню от тьмы все эти лета.

Но тут выступила дочь старейшины деревни, Беляна, и заявила неожиданно, что видела меня на окраине деревни этой ночью, тем самым уличив меня.

Гнев и все подозрения древлян молниеносно переключились на меня.

Лукьян сразу заслонил меня от их взору, заявив о моей невиновности при всех, но признаться не решался, что ночь мы всю вместе провели. По обычаям местным, если бы известно стало, что девица незамужняя ночь наедине с молодцем провела, запятнало бы это честь девичью. Ой, запятнало!

Благодарность за то, что теперь он – зашита и опора моя, согревала меня, но деревенские по-прежнему враждебно взирали на меня и Озару.

Я сжала кулаки, с досадой наблюдая, как Беляна насмехается надо мной, от толпы удаляясь.

Вспыхнуло во мне непреодолимое желание погнаться за ней, но бабушка схватила меня за руку, удерживая на месте.

– Окстись! Не дури, Шурка!

Она шепотом предупредила меня, что никто в деревне мне уже не поверит, и лучше будет, коли буду я просто молчать.

Когда отошли мы от бушующей толпы, почувствовала я, как во мне разгорается чувство несправедливости колкое. Перешёптывания и осуждающие взгляды древлян казались невыносимыми, но любовь и поддержка Лукьяна и бабушки сдерживали дух мой от отчаяния полного.

Поклялась я правду раскрыть о чудовищном происшествии, чтобы очистить имя наставницы и восстановить справедливость.

***

– На заседание придёшь сегодня, скажешь, что Шурка всю ночь с тобой была, что суженная твоя теперь! Чтобы эти мордофили, кто на неё бочку покатил с обвинениями, лукошки свои завалили. – заговорщически пояснила ведьма, пристально наблюдая за кутерьмой древлян издалека.

Лукьян вздохнул, прикрыв глаза на мгновение, обдумывая план.

– А разве сама она уже не сказала люду, что не имеет к этому никакого отношения?

– А кто ж ей поверил-то?! Сколько ведьмам добра не делать, деревень людских не оберегать – все равно по суждениям да по поверьям Чернобога судить будут, чего где загорится!

***

Шура

***

Во второй половине дня старейшины созвали собрание, чтобы обсудить, как еще более защитить деревню от вурдалаков. Баба Озара тоже была приглашена на совещание это, хотя многие старейшины были и против ее присутствия.

– Что мне законы: мне все судьи знакомы! – фыркнула ведьма, подливая чая с шиповником в блюдце. – Но сходить придётся. Чую, что надобно мне проследить за их языками непутёвыми.

Я радушно попрощалась с бабушкой перед тем, как она избу нашу покинула после обеда.

Наводя порядок в горнице, я случайно наткнулась на зеркальце заговорное.

Сквозь водянистую поверхность зеркала я постепенно разглядела слабое отражение избы советов. Я слышала отголоски разговора их, будто бы они происходили прямо за окном моим, наяву.

Баба Озара молча стояла в углу избы, прислушиваясь к горячим спорам мужиков.

Старейшины утверждали, что ритуалы ее и заклинания не помогают боле защитить деревню от сил тьмы. Обвиняли они ее в неспособности держать вурдалаков на расстоянии от люда.

Баба Озара, мудростью своей и силой ведической известная, всегда была хранительницей деревни, но в сердца древлян начали закрадываться червивые сомнения, едва стоило горю случиться.

Один из старейших предложил вдруг возродить ритуал древний, жажды вурдалаков умиротворения кровавой, который уже века три как не проводился из-за жестокости его.

– Ты что, ирод! Да как можно-то?! На аршин борода, да ума на пядь! – вырвалась к центру горницы ведунья, других локтями оттолкнув.

Предложение это потрясло всех, и напряжение возросло только.

Бабушка напутствовала их, предупреждая о последствиях и клянясь проклясть любого, кто заставит юных дев страдать из-за ритуала этого древнего.

Но мольбы ее остались без внимания.

– Жертвоприношение – единственный способ защитить деревню, родичи! – грозно вещал старейший. – Предки наши поступали по кону во времена тёмные, чтобы мы сейчас во свету жили! А теперь и наш черёд по кону поступать для рода нашего будущего!

Я слышала одобряющие возгласы собравшихся на призыв этот дикий.

– Чёрен мак, да бояре едят… – тихо сплюнула ведьма, покачав головой.

Раздосадованная, она вышла из избы, с громким стуком захлопнув за собой дверь.

Как только баба Озара ушла, связь моя с заколдованным зеркалом оборвалась, и я погрузилась в раздумья.

Решение давило на меня тяжким грузом. Деревня всегда обращалась к моей бабушке за защитой, но теперь беспомощность и страх помутили их рассудок.

Я вернулась к прялке, и мысли мои запутались вконец, как и пряжа в руках.

Прошло несколько часов, и солнце начало садиться, заливая лес багровым оттенком. Ночь скоро принесет свою тьму, а древляне всё оставались со своей собственной в сердцах.

***

С наступлением полуночи ведунья с тяжелым выражением лица переступила порог нашего скромного жилища.

Без лишних объяснений произнесла она слова, от которых у меня по спине мурашки побежали: – В умах старейшин поселились черти, Шурка. Думают они, что пожертвовав одной душой – спасут все остальные. Не гадают малодушные, что всю деревню в жертву вурдалакам приносят этим ритуалом!

Не нужны мне были дальнейшие объяснения высказывания этого: насмотрелась я уже вдоволь за зловещими махинациями общины в зеркальце.

Покончив с ужином в одиночестве, я погасила свечи и забралась на печь, поглощенная мыслями о Лукьяне.

Он отправился с утра на охоту с остальными мужами в Сосновый Бор, расположенный в пяти часах ходьбы от леса нашего. Я утешала себя тем, что никаких злых духов там отродясь и не водилось. Но как же ждала возвращения его!

Внезапно ночную тишину леса пронзили жуткие звуки бубнов и охотничьих рожков.

Испугавшись, я соскочила с печи и напрягла слух, пытаясь уловить вдалеке лай собак и возгласы нарастающие.

Что-то было не так… Зачем собакам бродить по лесу в час такой темный? Может – охотники?

Совсем скоро вновь воцарилась тишина.

Я уже хотела было лечь обратно, но раздался настырный стук в ставни.

Входная дубовая дверь со скрипом отворилась, и взору предстала исхудавшая фигура старейшины деревни, на лице которого лежала тень бесчисленных лет.

– Сохраним родную деревню! – вспыхнула разгневанная толпа людей сзади него, и с каждой секундой голоса их становились все громче.

Я обеспокоено наблюдала, как баба Озара вылетает из горницы своей, грозно взирая на незваных гостей.

– …Бабушка, чего хотят они от нас? – прошептала я ей.

Выражая насторожённость, ведунья наказала мне оставаться в укрытии избы пока выйдет она к ним на переговоры.

Звуки ропота неистового и возгласов становились громче все, проникая меж брёвен хижины.

Я покорно ожидала возвращения своей наставницы, поглядывая в заледенелое окошко на кухне.

– Не позволю, ироды поганые! Из ума совсем выжили?!! – послышались слова бабушки.

В этот момент дверь распахнулась, впустив орду деревенских, помешанно пытающихся предназначение своё выполнить.

Разъярённые, они ввалились внутрь, крича и требуя присутствия моего; Озара пыталась растолкать их, глаза ее яростью наливались.

– Пошли вон, проклинаю вас, отродье человеческое!!! – разразилась она, и голос ее зазвучал с древней силой, оглушая всех на миг.

Мужички некоторые бросились к ней, чтобы схватить, но устояла она на ногах, зарычав аки зверь загнанный.

– Ее кровь не послужит спасением вашим! Жаждете вы лишь власти над народом, да над Навью, последствий необратимых не понимая! Да поглотит вас тьма!!

Слова ее волной гнева ощутимые, повисли в воздухе, как предвестники беды.

Почувствовав кратковременное отвлечение толпы, бабушка метнула на меня взор свой.

Едва заметно кивнув, указала она на дверцу около печки в погреб ведущую, откуда можно выскользнуть наружу было.

Не раздумывая, я вскочила на ноги, сердце заколотилось в груди бешено.

Незаметно выскользнув из избы, услышала я, как позади меня хаос начался.

Толпа, направившая гнев свой на проклинающую их Озару, шанс давала мне мимолетный на спасение.

Ночь окутала меня, и я скрылась в глубине родного леса.

Лунный свет проникал сквозь древа высокие, отбрасывая сияние потустороннее на тропу впереди.

Страх сковал меня, но решимость оказалась достойным спутником, когда погрузилась я в неизвестность.

Пока бежала по чаще непроглядной, мысли мои метались, осмыслить пытаясь масштаб произошедших событий.

Слова толпы эхом отдавались в моем сознании, каждый слог отпечатывался в памяти. Неужели жертвой ритуала чёрного меня выбрали? Как же я теперь…

От одной мысли о жертвоприношении у меня потемнело в глазах и тошнотворно стало. А ведь на моем месте могла быть и другая невинная во всех смыслах дева…

Я осторожно пробиралась сквозь густой подлесок, а сама неустанно все думала о семье моей и Лукьяне.

Знала я, что не смогу избежать ритуальной участи этой, но единственное, что могла – способ отыскать и пережить роковую ночь эту, чтобы к любимым вернуться домой.

Внезапно тишину нарушил хруст веток валежника, и я замерла на месте.

Звук все приближался, сопровождаемый лаем собак.

Похоже, деревенские полны решимости словить меня тотчас. Нужно действовать быстро, чтобы выиграть хоть немного времени и сестре все поведать.

Я начала пробираться меж елей густых, молясь Велесу батюшке, чтобы темнота эта скрыла присутствие мое.

Собравшийся народ судорожно искал меня, их факелы мерцали в ночи.

Двигалась я как лисица бесшумная, крадучись по покрытому снегом мху.

Наконец добралась до окраины леса и проскользнула по тропке в деревню, где стоял домик родни моей.

Осторожно подойдя, заглянула я в замерзшее окошко и поскреблась ногтем, как делала в детстве, чтобы не разбудить остальных.

Дверь открыла Милава, в глазах ее читалось одновременно облегчение и беспокойство.

– Шура! Скорее заходи внутрь, – прошептала она, затягивая меня в безопасное пространство избы.

Я поспешно наставляю сестру, чтобы та не позволила родителям бросать вызов общине и старейшинам по судьбу мою. Сетуя на то, что у меня нет другого выбора, кроме как согласиться на ритуал этот.

Пришлось горячо заверить ее, что не сдамся на милость смерти и найду способ вырваться из лап вурдалаков. И коли кости мои к утру не найдут на другом берегу реки у омута, куда меня переправят на лодке ритуальной ночью этой, должны знать они, что жива я ещё и вернусь, дабы спасти их из пут проклятой деревни этой, как время будет.

На прощание прошу я Милавушку передать Лукьяну, что люблю его сильно и согласна выйти за него сразу после моего возвращения благополучного. Умоляю сестру помешать ему отправиться на поиски мои, так как не безопасно это.

Не успела я и договорить, как кто-то из деревенских хватает меня за локоть, и другие руки, словно железные тиски, обхватывают запястья мои.

Сестра вскрикивает, оттащить их от меня пытается, но без толку все это.

Деревенские тащат меня на площадь, где уже ожидает загнанная в петлю собственного страха, толпа, готовясь к ритуалу Чернобога.

Меня наряжают в яркие одежды и обмазывают лицо скота убитого кровью – с намерением привлечь нечистых духов на берегу другом проклятом.

Связанную и с кляпом во рту, помещают меня на борт узкой лодки, и только тут замечаю я, как запыхавшаяся Милава сует мне что-то впопыхах в ладошку. Шепчет мне на ушко, что от бабы Озары это.

Маленький теплый предмет, завернутый в холщовую ткань, быстро согревает мне руку.

Благодарно киваю сестрице, пряча горячий камушек в рукаве.

Лодка отправилась в путь, скользя по незамерзающей быстротечной речке под пристальным взглядом луны ясноликой.

Жуткие звуки бубнов волхвов и рога охотничьего долго ещё эхом отдавались в ночи.

От страха лютого потупились все остальные чувства разумные, сковав тело мое цепями незримыми.

Лодка плыла вниз по течению реки Убороть, скороспешно унося меня все ближе и ближе к владениям Чернобога и нечисти – омуту чёртову.

Спустя, казалось, вечность целую, прибыло судёнышко к излучине – месту, которого боялись все живые. Поговаривали, что даже животина лесная проклятого омута этого стороной обходит.

Лодку резко крутануло на повороте, чуть не опрокинув меня в воду ледяную, но пологий песчаный берег смягчил приговор мой горестный. А вот от деревянного судна моего остались лишь развалины да щепки.

Пока тишина кромешная была единственным звуковым фоном у реки, изо всех сил попыталась я освободиться от сковывавших меня уз верёвок затянутых.

С трудом освободив руки, я погрузилась в воду на коленях стоя.

Пришлось сцепить зубы от лютого холода, пока смывала с себя всю кровь ритуальную.

Выйдя из воды на запорошенный берег, я прислушалась, чутко уловив неподалеку низкое рычание.

Неужто вурдалаки поспели уже уловить запах мой так скоро?!!

В отчаянии я сбросила с себя всю испачканную кровью, намокшую одежку, оставив на себе лишь сарафан лёгкий.

Платок и полушубок оставила у кромки леса в надежде, что это послужит ложным следом для моих преследователей.

Хватая воздух ртом, я рванула в противоположную сторону чащи, моля Богов всех Родных, чтобы начавшаяся метель замела позади следы все мои.

Выбившись из сил уже через несколько минут бега по высоким сугробам, я упала на четвереньки, утопая в мягком снегу.

Горячие слёзы обожгли мои заледенелые щёки.

Это был бы конец мой, если бы желание выбраться из этого кошмара ночного и вернуться к моему Лукьяну не было сильнее.

Прикусив губу до крови, я приподнялась и уверенно двинулась сквозь надвигающуюся вьюгу.

Нога внезапно соскользнула куда-то, увлекая все тело за собой.

Схватившись за сук пня, я еле выкарабкалась из неизвестности этой, напугавшей меня до звона в ушах от барабана сердечного.

Оказалось, что наткнулась я на пустующую нору лисью под снегом у дуба могучего.

Недолго думая, забираюсь внутрь и сворачиваюсь клубочком среди затхлого запаха листьев сухих и мха, загородив вход в нору ветками еловыми.

Непроизвольные всхлипывания пришлось прекратить и закрыть себе рот ладошкой, ибо уже через несколько минут наблюдала я из своего укрытия, как мимо ловко проносятся высоченные скрючившийся фигуры вурдалаков с остекленевшими от голода глазами и оскаленными рылами. Метель и сугробы были им нипочём.

Сердце сковало от страшного осознания, что в любой момент они меня вот-вот учуют.

Я забилась как можно глубже в нору, молясь, чтобы нечеловекоподобные твари навьи, учуявшие мое присутствие, не смогли обнаружить, где прячусь я.

Снаружи пара вурдалаков переговаривалась меж собой, их рычащие голоса разносились в ночи: – Чую плоть человеческую, но слыхом не слыхать, видом не видать ее!… – прошипел один из них, глаза его сузились от голода.

– Да… Молодая, аппетитная! Близко, но не могу я вынюхать место… где мясо наше. – надрывно вторил другой.

Возбужденные и оголодавшие по крови людской, нечисть все больше и больше разъярялась, их пыл разлился в жаркий спор.

Я настороженно прислушивалась, сердце затаив, когда один из них споткнулся и рухнул на четвереньки прямо возле входа в нору мою из-за склочной драки сородичей.

Вурдалак принюхался к воздуху, его уродливое сморщенное лицо с иссохшей серой кожей исказилось от предвкушения.

– Человечина поблизости! – сипло рыкнул он. – Мы должны найти мясо, а не перебить друг друга!

Затаив дыхание, я неподвижно сидела в тесноте укрытия своего, боясь и пошевелиться.

Наконец, спустя час мучительный тишины вокруг, решила я, что пора покинуть убежище и бежать. Если бы задержалась, кровопийцы наверняка бы проследили шаги мои и обнаружили убежище это к рассвету после вьюги.

Осторожно выбравшись из норы, я огляделась и не успела ступить и шага, как замерла на месте.

Это была ловушка.

Вурдалаки сидели высоко на деревьях и покорно ожидали, когда я покажусь и выдам местонахождение своё.

Паника забурлила в жилах моих, когда все твари навьи бросились ко мне, их дыры глазные загорелись алым, а серый раздвоенный язык был высунут.

В отчаянии кинулась я бежать сквозь метель, ледяной ветер кусал кожу, мчалась я быстрее рыси лесной, но мои преследователи были неумолимы.

Думай, думай, Шурка! Как жизнь свою спасти?!!

В момент отчаяния и изнеможения, я споткнулась об бревно и упала, ободрав колени.

Слёзы застыли в глазах превратившись в льдинки острые и во мне вспыхнул гнев первородный.

Как могу я быть слабой такой и ничтожной перед силой нечистой?! Ведь я хочу жить! Я – душа Богом сотворенная, имею право на жизнь! И никто не оборвёт мою нить судьбы на ее рассвете самом!!! Никто!

И тут, словно ведомая мерцающим воспоминанием, я потянулась в карман сарафана и обнаружила там два маленьких кремнёвых камушка завёрнутых в плотную ткань льняную – подарок последний бабушки.

Сердце радостно аукнулось, когда поняла я, какой потенциал дар этот в себе таит.

Задыхаясь, я собрала все сухие палки и листья, которые только смогла отыскать на опушке, и разложила их по кругу вокруг себя.

Дрожащими руками ударила камушки друг об друга и вспыхнули искры моментально, образовав защитное кольцо огня красного.

Подоспевшие упыри неистово зарычали, их яростные взгляды были устремлены на окружающее меня пламя.

Боялись они единственного, что могло меня спасти – света.

Когда один из упырей сделал безрассудный прыжок в сторону мою, я снова ударила по камешкам и еще больше искр упало на ветки сухие.

Мгновенно пламя стало более высоким и ярким, осветив всю темноту вокруг.

Вурдалаки завопили от разочарования, не в силах прорваться сквозь огненный барьер.

Один из них, недобро оскалившись, призывал остальных набраться терпения, полагая, что огонь в конце концов угаснет, оставив меня беспомощной снова.

Страх охватил меня от мысли этой. Нечисть была права… Свет не будет вечно спасть меня от тьмы!… Должна я и сама себя спасти.

Я стала обдумывать свои дальнейшие действия, ища способ вырваться из их когтей заострённых. Должно же быть хоть что-то, что сможет помочь мне!

С приливом вновь обретенной храбрости я зажмурила глаза свои и сосредоточилась на шуме протекающей неподалеку реки.

И тут, будто с шепотом вьюги, услышала я голос бабушки, напомнившей мне, что нечисть всякая плавать-то не умеет и воду живородящую на дух не переносит.

Звуки реки взревели в ушах моих, маня к спасению.

Во мне вспыхнула решимость, я собрала последние силы свои, и с криком бросилась в круг огненный.

Сарафан мой загорелся сразу, и ветки, подготовленные в руках, последовали примеру тому же, сотворив пылающий факел защиты на некоторое время.

Упыри зашипели, отскакивая с пути моего – их голод не пересилил страха над огненным даром Семаргла.

Они взирали, не в силах и дотронуться до меня, пока я пронеслась мимо так быстро, как только могли унести меня мои оледеневшие ноги.

Но в самый разгар моего бегства один из упырей, – что был быстрее и крупнее всех остальных, бросился на меня, вонзив когти в мою лодыжку.

Я стиснула зубы от пронзающей боли, инстинктивно бросая горящие еловые ветки в морду нечисти, на время ослепляя его.

Тварь взвыла в агонии, прекращая погоню.

Наконец добралась я до источника спасительного звука и обнаружила жестокий поворот судьбы – крутой обрыв, который я по неосторожности пропустила из виду и отступилась.

Неудержимо кувыркаясь в полёте вниз, несколько раз ударилась я головой о склон земной.

Тело болело, но мягкое снежное покрывало смягчало падение мое долгое, и вскоре оказалась я погружённой в удивительно теплую воду.

Собрав все силы, я заставила свои изможденные конечности плыть к другому берегу, пытаясь вырваться отчаянно из лап настигающей меня нежити.

Когда я лежала на заснеженном берегу, все еще наполовину в воде, уловила я яростное шипение вдалеке – раздумья тварей пересечь реку, и правда ли такая добыча худая оправдывала их усилия.

Застонав от агонии всепоглощающей, я попыталась переползти на возвышенность, но тело не поддавалось. Что-то сломано было во мне… А может и не что-то, а все.

И тут, где-то сверху раздалось низкое раскатистое рычание.

Я с трудом подняла голову, распахнув глаза от ужаса.

Упыри тоже сразу замолкли и отпрянули, завидев то, что возвышалось надо мной.

Огромный белый волк – один, как пять упырей взятых.

Шерсть его блестела, как свежевыпавший снег, а кроваво-красные глаза напряжённо взирали на меня в темноте. Рычащий лик предупреждал, чтобы все – кто рядом были, убрались подальше, коли жизнь дорога.

Не в силах и пошевелиться, я притворилась мертвой, надеясь, что волк не воспримет меня как угрозу.

Вурдалаки тем временем попятились обратно в чащу, их уверенность была подорвана присутствием величественного существа.

Неспешной поступью волк приблизился ко мне, остановившись всего в нескольких вершках.

Лежа на спине, я приоткрыла один глаз и чуть не закричала от ужаса неимоверного.

В последний момент показались острейшие клыки, нависшие над лицом моим, а огненное дыхание зверя обдало лоб и щеки.

Сознание мое ускользнуло, оборвав суровую предсмертную реальность от боли и изнеможения.