Текст книги "Никогда не сдавайся (ЛП)"

Автор книги: Лис Хейди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Интересно, почему!

Этот небольшой разговор продолжается некоторое время. Мы потягиваем наш кофе, пробуем булочки с корицей, но время этой светской беседы заканчивается... быстро.

– Ну, мне нужно поговорить с вами обоими кое о чём. О том, о чём вы, вероятно, не захотите говорить.

Мои глаза переходят от одного к другому, ожидая увидеть хоть какую-то реакцию или эмоции.

Брови моего отца изгибаются дугой, а мама пристально смотрит в свой кофе, однако её глаза несколько раз дёргаются.

– Ладно, – протягивает отец, взглядом выдавая некоторое беспокойство. Он начинает постукивать пальцем по своей кофейной чашке.

– Почему вы никогда не говорили мне, что Мэтт и Миха заходили повидаться со мной? Что они разговаривали с вами. Почему не сказали мне? К чему эта ложь?

Я продолжаю задавать вопросы, даже не дожидаясь ответа.

Лицо моего отца краснеет, он не рад и не готов к этому. Он обращает на меня осуждающий взгляд.

– Какая ложь? Я не лгал тебе, а берёг твои интересы. Как и всегда. Я делал это раньше и сделаю снова, если потребуется.

Он сказал это так быстро и неоспоримо, как будто заранее отрепетировал слова.

Блин, он не сдерживает удары.

Отрывая от него взгляд, я пытаюсь предположить, что может добавить к этому разговору моя дорогая мама. Сейчас она не слишком разговорчивая. Я смотрю на неё, и, как и всегда, она меня избегает.

– Мама, что скажешь ты?

Мои глаза пристально смотрят на её дергающееся лицо. Она пытается контролировать свои эмоции, как актриса.

Потягивая свой кофе, она кажется абсолютно спокойной. Она мило улыбается, кивнув головой. Наконец, она смотрит мне в глаза.

– Эльза, мы делаем то, что должны. Это же так просто, – вежливо говорит она, выпрямляя свою спину. – Этот мальчик не принёс бы тебе ничего, кроме проблем.

С этими словами она снова принимается пить свой кофе. Меня переполняет желание подойти и выбить чашку из её рук. Это может помочь мне сохранить её внимание в этот раз. Как всегда, они думают, что знают лучше моего.

– Чёрт побери, – упрекаю я. – Вы хотите контролировать мою жизнь. Христа ради, я уже не маленькая.

Мой отец в одно мгновенье встаёт на ноги.

– Как тогда, когда тебе было шестнадцать? Брось, Эльза, этот парень ни на что не годится.

Его палец зависает прямо перед моим лицом, когда он кричит.

Подражая ему, я встаю, указывая своим пальцем на него.

– Кто, чёрт возьми, дал тебе право указывать мне, с кем я могу встречаться, а с кем нет?

– Очевидно, нам нужно это делать. Кажется, единственный выбор, который ты можешь сделать – неправильный. Знаешь, как нам было стыдно? Наша шестнадцатилетняя дочь беременна! А ты, Эльза? Хоть раз поставь себя на наше место.

Я теряю дар речи. Мне не о чем говорить с этими людьми. Они не понимают этого и никогда не понимали. Было большой ошибкой думать, что с ними можно договориться. Я так больше не могу, мне не нужно их одобрение. Не знаю, почему или на что я надеялась, но, что бы там ни было, я не собираюсь добиваться их согласия со мной. Скажи я им, что Миха снова ворвался в мою жизнь, они полезли бы в петлю.

Оно того не стоит. Я бросаюсь к открытой входной двери, москитная сетка – единственное, что стоит на моём пути, чтобы убраться отсюда к чёрту. Но я медлю, поворачиваюсь и позволяю своему рту первым проделать свой путь.

Одна моя рука держится за дверь, другая крепко сжата. Не заботясь о том, услышат ли меня соседи, я кричу:

– Знаешь, а тебе не приходило в голову поставить себя на моё место? Ты хоть представляешь, через что пришлось пройти мне за эти долгие пять лет? Есть ИДЕИ? – меня трясёт от ярости, но отсутствие сострадания на их лицах не даёт мне покоя.– Нет, вы все видите только себя! Жаль, потому что мне нужно было от вас всего лишь сострадание и немного понимания!

Сейчас мой крик опустился до шёпота, излагающего всё то, в чём я нуждалась.

– Послушай, юная леди, – говорит мой отец, делая шаг вперёд. – Ты и понятия не имеешь, что такое жизнь. Твоя маленькая прихоть в старшей школе – пустое место.

Он отмахивается от меня щелчком пальцев.

– Пустое место? – я опять повышаю голос. – Я любила его! И всё ещё люблю, просто вы не понимаете это! ВЫ должны были сказать мне, что он искал меня. И это я должна была решать, соглашаться на встречу с ним или нет, – в этот раз я смотрю в глаза своей маме. – Не вы двое!

Моя дорогая мама держится за плечо отца, возможно, чтобы удержать его.

– Эльза, ты всегда была такой дурой, когда дело касалось его. Ты позволила парню воспользоваться своей невинностью, – мама закатывает глаза, её голос понижается. – Посмотри, куда это тебя привело. Это не любовь, дорогая, это так жалко.

Ничего себе!

Слёзы жгут мои глаза, я и не подозревала, что они скрывали такие ужасные чувства. Ни грамма любви и понимания, нет, лишь выражение отвращения и жалости.

Облокотившись о дверь, я начинаю понимать, что они перестали любить меня в момент, когда я стояла в этом самом зале и рассказывала им, что беременна и безумно напугана. Ища помощи и немного понимания, когда рассказывала им эту новость, я совершенно не ожидала не найти ничего из этого.

– Вы оба до сих пор просто-напросто не понимаете меня, – я не уверена, почему мне кажется, что им нужно всё объяснить, но я это делаю. – Если бы вы хоть раз выслушали меня, вы бы знали, что я любила его. Мы были молоды, даже осторожны, но меня ни к чему не принуждали.

Я готова потерять дар речи, глядя на этих людей, называющихся моими родителями, однако сейчас я понимаю, что они абсолютно чужие мне люди.

Осанка отца выпрямляется, а взгляд становится холоднее, если это вообще возможно.

– Ладно, мисс всезнайка. А что бы произошло, поговори ты с Михой? Хотя, я так понимаю, вы уже побеседовали, раз у нас сегодня такой разговор, – он подходит ближе, но его голос становится всё громче. – А ты рассказала хоть что-нибудь тому парню, что оставил тебя куковать беременной его ребёнком? – он помедлил секунду, прежде чем на его лице появилась злая ухмылка. – Ну и кто теперь что скрывает?

Моя голова щёлкнула, как будто мне влепили оплеуху, и я начинаю чуть ли не плеваться огнём.

– Я не скрываю это и не лгу ему. Он всё узнает, когда наступит подходящий момент.

– Что ж так? – мой отец всё ещё злорадствует, когда его глаза прищуриваются и появляется злобная ухмылка. Понятия не имею, почему.

– Что за чёрт?

Эти слова доносятся из-за моей спины. Это он. Он здесь, и мой отец знал это. Он, должно быть, видел его, и он... он подставил меня. Боже мой, как он мог так поступить?

Выражение ужаса мелькает на моём лице, и я ахаю, прежде чем зажимаю свой рот рукой. Я поворачиваюсь и вижу Миху и его брата Мэтта, стоящих с широко раскрытыми глазами и выражением шока на лицах.

О, НЕТ!!

– Миха.

Мне больно оттого, что он всё слышал. Как это ужасно для него: узнать всё таким путём. Отчаянно пытаясь до него добраться, я почти срываю эту чёртову москитную дверь с петель.

Он пятится назад, поднимая свои руки.

– Скажи мне, о чём... о чём, чёрт побери, говорит твой отец, Эльза?

Его шокированный взгляд припечатывается к моему отцу.

Я делаю шаг вперёд, умоляя его:

– Миха, пожалуйста, не сейчас. Давай вернёмся ко мне и поговорим наедине.

Откидывая голову назад и устремляя взгляд в небо, он сыпет проклятиями.

– Эльза, скажи мне. О чём, чёрт побери, он говорит?

Его потрясение сейчас превратится в гнев. Он не получает ответы на свои вопросы.

– Миха, – кричу я, теряя последние силы. Я не могу сопротивляться ему и своим родителям одновременно. Единственным проигравшим здесь игроком буду я.

Глаза Михи округляются.

– СРАНЬ ГОСПОДНЯ, это начинает приобретать смысл. Бог мой, Эльза, ты действительно была беременна?

Его ноги широко расставлены, а руки крепко сжаты и дрожат.

Не знаю, как кто-то может перейти от состояния растерянности и шока до гнева всего лишь за две секунды, но уверена, ему это удалось. Мои родители для разнообразия не говорят ни слова. Мэтт всё ещё в шоке, он застыл на своём месте, а я в слишком большом недоумении, чтобы сказать хоть слово. Сказать, что мне больно – ничего не сказать. Я смущена и раздражена. Мои родители опять держат ситуацию под своим контролем и делают то, что сами считают нужным, не заботясь о том, причинит мне это боль или нет.

Шок проходит, и я в сплошном недоумении. Громкие ужасные вопли вырываются из меня, когда я поворачиваюсь и вижу самодовольные лица моих родителей. Душевное расстройство Михи, кажется, лишь забавляет их.

Собрав все свои силы, я пытаюсь найти свой голос.

– Доволен? Ты же сделал это нарочно. Ты знал, что он был у меня за спиной, – говорю я, сдерживая рыдания. – Теперь я ненавижу вас обоих ещё больше, чем раньше. Это была моя история, не ваша.

Я испытываю не только отвращение, но и огромную беспомощность. Как они посмели заставить меня стыдиться, когда всё, что делали они – это заставляли меня чувствовать себя ничтожеством?

Миха всё ещё повышает свой голос, всё ещё кричит, хотя шок уже прошёл. Мэтт с трудом его сдерживает. Миха, несомненно, сильнее, чем его брат. Он ранен, убит горем и чувствует себя преданным.

– Чёрт побери, Эльза, – он продолжает говорить это снова и снова, сопровождая фразой "какого хрена?".

Мне нужно, чтобы он успокоился, так он сможет начать понимать. Мне хочется кинуться в его объятья и крепко обнять его, но сейчас я боюсь, что он оттолкнет меня. Сегодня я недостаточно сильна для этого. Должно произойти какое-то чудо, чтобы я смогла исправить это.

– Что я должна тебе сказать, Миха? – кричу я в ответ, моё терпение начинает истощаться. Я на грани того, чтобы вообще потерять его. – Не здесь. Пожалуйста, – продолжаю просить. – Давай пойдём куда-нибудь и поговорим, и я расскажу тебе всё-всё это.

Просто возьми меня за руку, Миха... просто выслушай меня.

Протянув руку, я приглашаю его пойти со мной. Он нужен мне больше, чем когда-либо. Совсем не так я представляла момент, когда он узнает об этом. Но теперь ему открылась правда. Мне отчаянно хочется проникнуть в его голову и узнать, о чём он думает, чтобы я смогла объяснить ему. Боже, дай мне шанс рассказать ему мою версию этой истории. Как он может злиться на меня? Он бросил меня, а мне пришлось в одиночестве разбираться с ребёнком. Конечно, он поймёт это... поймёт же?

Из его губ вырывается рычание, ноздри раздуваются, и он не отступает ни на дюйм. Я понимаю, что мои надежды добраться до него ускользают. Он слишком поглощён злостью, чтобы можно было его вразумить.

Удручённый, он смотрит на мои вытянутые руки, как будто в жизни не видел ничего отвратительнее.

– Скажи мне прямо сейчас! – говорит он, плотно сжав губы и сужая на меня глаза. Это неприятное чувство. Оно мощное, и с каждой минутой я чувствую себя всё более незащищённой.

Гортанный рёв его голоса с его гневной стойкой делает его вид ещё более угрожающим. Он высокий, вызывающий, готовый взорваться, и, пожалуй, не может прийти к каким-либо выводам. Мэтт всё ещё кричит, пытаясь заставить его успокоиться. Я бросаю взгляд на моих родителей, а они смотрят на меня с самодовольным выражением на лицах.

– Эй, брат, не потеряй это сейчас. Сделай несколько глубоких вдохов и иди, поговори с Эл. Вам двоим нужно дойти до сути этого.

Мэтт стоит лицом к лицу со своим братом, заставляя Миху пойти на попятную. Я знаю, Миха никогда бы не ударил своего брата, но сейчас он не может мыслить ясно. Я боюсь, что Мэтт получит удар в лицо. «Пожалуйста, послушай Мэтта», – тихо молюсь я.

Сейчас Мэтт единственный зрелый человек – голос разума, наконец.

К сожалению, Миха вообще не слышит брата, когда отталкивает его.

– К ЧЁРТУ ЭТО, я хочу знать, почему, чёрт побери, я никогда об этом не знал? Зачем скрывать это от меня, Эльза?

Он не останавливается, лишь продолжает вырываться и не успокаивается ни на секунду, чтобы выслушать меня. Я знала, что он будет обижен, но не на меня. Если бы он только на секунду отступил и вздохнул. Но нет, он кричит на моих родителей, он кричит в небо... и снова орёт на меня.

Расстроенная, обиженная и с каждой минутой чувствующая всё больше отвращения, я позволяю ему делать это. А что мне теперь терять? Все они подталкивают меня к моей точке плавления. Гнев Михи неуместен, он должен быть направлен на моих родителей, а не на меня.

– Ты разыгрываешь меня! Серьёзно?

Держа руки поднятыми, я даже не знаю, что сейчас с ним делать. Эти его придирки ко мне просто смешны.

– Да, – на этот раз он понижает свой крик до снисходительного вопля. – Полагаю, да.

Его тело немного расслабляется, когда он опускает свои плечи. Мэтт стоит рядом с ним, а мои родители всё ещё на крыльце, молчат, но смотрят так самодовольно. Их лица лишены какого-либо сострадания.

Опустив свои плечи, я плотно закрываю глаза, снова борясь с причиняемой мне острой болью.

– Ты уехал, Миха. Я не имела ни малейшего представления о твоём местоположении. И узнала я лишь после того, как ты оставил меня. После того, как ты порвал со мной.

Открыв глаза, я умоляю его о понимании. Моё горло болит от всех этих криков.

Уверена, что соседи уже пришли посмотреть, что же происходит у Уинтерсов дома.

Мой палец сильно дрожит, когда я поднимаю его прямо к груди Михи. Мы стоим близко друг к другу, но я всё же оставляю некоторое пространство между нами. Момент, которого я всегда боялась, разыгрывается прямо у меня на глазах. Мои родители здесь, Миха в ярости, а бедный Мэтт выглядит чертовски озадаченным. Если бы я просто могла пожелать себе убраться отсюда.

Он делает два шага назад.

– Ну же, Эльза, ты могла бы сказать Мэтту или моим родителям.

На этот раз его лицо и тело кажутся истощёнными. Скрестив руки, сейчас он производит впечатление, будто уже контролирует свои эмоции.

Более спокойная его часть гораздо приятнее, чем крики сумасшедшего пару минут тому назад, но в его голосе всё ещё присутствует мрачная резкость.

Хриплый голос моего отца пугает всех нас.

– Послушай, парень, ты обрюхатил мою девочку и сбежал. Как, чёрт побери, я позволил бы ей опозорить себя или нас таким сообщением?

Неприязнь моего отца к Михе поднимает свою уродливую голову, он даже говорит ему, как сильно я опозорила их. Ох!

Спокойное поведение Мэтта внезапно исчезает, и он начинает ругаться и пинать траву. Он в недоумении. Одно дело узнать, что у него есть племянник, но услышать от моих родителей об их истинных чувствах ко мне само по себе пугает. Он пытается отдышаться, положив руки себе на колени. Это потрясает его до глубины души.

Миха подходит к моему отцу, утрачивая спокойный настрой и уступая место изумлению.

– Вы серьёзно? Речь шла о моём ребёнке, не говоря уже о вашей дочери. Я любил её, она была всем для меня! – невозмутимо говорит он.

Не отступая, мой отец наносит ответный удар:

– Забавный способ показать это.

Он "заводит" Миху, жаль, что он не может просто заткнуться, чёрт побери. Я бы не стала обвинять Миху за то, что он накинется на старика-отца.

– Ага, – говорит Миха и спрашивает его,– Вы полагаете, что знаете меня и то, что я должен был делать? Нет, не знаете.

Он поворачивается всем своим телом, взгляд Михи, пойманный мной, чертовски пугает меня. Как будто он только что съел что-то кислое.

– Итак, Эльза, ты избавилась от моего ребёнка... ты сделала аборт?

Я замираю, не зная, обижена я или контужена.

Я крайне ошарашена. Меня тошнит. Я падаю на колени, как будто из меня выбили весь воздух. Моя грудь сжимается, когда я хватаюсь за горло, с трудом пытаясь дышать.

– ЧТО, ты думаешь, я сделала аборт?

Эта мысль настолько омерзительна, что я ощущаю её вкус в глубине своего горла. Он полагает, что именно это я и сделала. Так и должно быть, потому что взгляд, который он посылает мне, говорит обо всём. Его гнев вызван тем, что он думает, будто я избавилась от его ребёнка. Из всех вещей эта самая низкая, которая когда-либо случалась. Потерять Миху, отказаться от Майкла – ничто из этого не сравниться с тем, что я чувствую прямо сейчас. Это низко.

Сквозь слёзы, наполнившие мои глаза, я перевожу свой взгляд на каждого из них. Мэтт, который, как я думала, мог бы больше всех остальных понимать меня, выглядит в меньшей степени неловко. Моя мама говорит что-то на ухо моему отцу. Кажется, я даже не привлекаю их внимание. Затем, я задерживаю напоследок дыхание, чтобы посмотреть прямо на Миху. Он лишён всяких эмоций, просто изучает меня. Мой взгляд, мой язык тела, любой знак или подсказку.

Подняв взгляд, он рычит:

– Ну и, где мой ребёнок?

Со всем тем, что я получила от него прямо сейчас, трудно не испытывать к нему ненависть. Я понимаю, он борется с эмоциями, понятия не имея, как их контролировать, но он продолжает наседать на меня. Если бы мы были одни, это было бы одно. Но делать это здесь и с моими родителями... для этого совершенно неподходящее время и место.

Боже мой! Меня бесит, что он не в состоянии вести со мной нормальный разговор. Лишь театральные стоны и постоянные вопросы. Он даже не делает пауз, чтобы дать мне ответить. Ладно, Миха, ты хочешь этого прямо сейчас... ну, хорошо!

Я поднимаюсь на шатких ногах.

– Да пошёл ты, Миха. Возможно, если бы я знала, как связаться с тобой, я бы рассказала тебе. У меня не было НИКОГО! НИКОГО!

Я кричу так громко, что моё чёртово горло трескается. Я не в состоянии смахивать свои слёзы, поэтому просто позволяю им падать. Я сосредоточилась на том, чтобы просветить Миху. Он ведь хотел этого.

– Я была СОВСЕМ ОДНА, мои родители стыдились меня, своей дочери. Меня заставили жить с моей тётушкой в течение шести месяцев. Мне пришлось отдать его на усыновление, а потом вернуться домой и всем говорить, что у меня были шестимесячные каникулы.

Рассказ о моём прошлом будто кажется чьим-то ужасным прошлым, но, к сожалению, оно моё. Что делает его ещё более мерзким.

– Господи Иисусе, – говорит Мэтт шёпотом.

– Что за чёрт? – Миха едва может подобрать слова. – Это так дерьмово.

Он трет своё лицо руками в неверии и, скорее всего, в шоке.

– Всё это время... – он останавливается на середине предложения, ища мои глаза. Он пытается подобрать подходящие слова. Я вижу борьбу в его глазах. Он хочет утешить меня, но также ему нужно примириться с тем, что у него есть ребёнок. Он просто не может справиться с новостями.

Вскинув свои руки в воздух, он качает головой. Им снова овладевает гнев.

– Я должен убраться отсюда, – говорит он нервно, даже беспокойно. – Эльза, ты должна была пойти к моим родителям. Если бы они знали, что у тебя МОЙ РЕБЁНОК, они бы помогли тебе.

Я вижу, как он изо всех сил старается, но мысль о том, что я должна была пойти к его родителям, идиотская, мне было шестнадцать... не двадцать один.

– Как, чёрт побери, парень?

И снова заговорил мой отец, как будто он не причинил уже достаточно вреда.

От тона его голоса у меня по спине бегут мурашки, и единственное, что я могу сделать – это закрыть глаза. Я задерживаю дыхание. Как будто под Михой зажгли петарду и он взорвётся. Этот процесс нас никуда не приведёт. Какой в этом смысл?

– Вы, – он в ярости указывает пальцем на моего отца. – Заткнитесь, чёрт побери! Из-за вас я никогда не знал, что у меня есть малыш. Вы, чёрт возьми, должны были позвонить моим родителям. Я обвиняю вас в этом дерьме, – он не закончил, и его внимание снова переключается на меня. – Эльза, я так зол на тебя. Я не понимаю, почему ты не пошла к Мэтту или моим родителям. Твою мать, Эльза, ребёнок.

В один миг он был взбешён, возмущён и расстроен больше, чем когда-либо при мне. И внезапно, когда он заканчивает кричать, выражение потери и раскаяния овладевает им так, что его плечи согнулись к его груди. Он полон противоречий и ошеломлён – это я могу понять. Но орать и обвинять меня – это уж слишком.

Господи, моё терпение на исходе, когда я выслушиваю то же самое от него.

Мэтт опять изо всех сил пытается унять сумасшедшее поведение своего брата.

– Эй, чувак, злость на свою девушку ничем не поможет. Ты злишься, и это понятно, но поставь себя на её место, брат. Не забывай, это ты оставил её в неведении всех обстоятельств.

Ах! Голос разума во всём этом безумии.

– Да, она должна быть открытой и честной с матерью и отцом, Мэтт. Но она решила, что это дело её и её родителей. Кто даёт им право принимать такое решение за меня?

Резкие движения Михи почти хлещут меня.

Часть меня понимает, откуда он ведёт, однако мне жаль, что он не может понять, как я себя чувствую. Надеюсь, после того как у него в голове прояснится, он поймёт. Почему я более понятливая, чем он? Я могу думать лишь о том, как я жила с этим так долго. У него же было всего несколько минут и никакой возможности иметь право голоса в том, что произошло с его ребёнком. Тот факт, что он продолжает говорить так, будто я не стою прямо здесь, бесит меня.

Он продолжает ходить между Мэттом и моими родителями туда-сюда. Как будто я наблюдаю за матчем в пинг-понг. Вокруг сыплются обвинения, и теперь в игру упрёков вступает Мэтт. В данный момент я являюсь лишь сторонним зрителем, наблюдающим, как перед его глазами разыгрывается крушение этого поезда. Самое печальное то, что моё имя в этих спорах бросают так, как будто меня здесь даже нет.

Откашливаясь, я хочу привлечь его внимание.

– Я здесь, посмотри на меня, Миха.

Я подхожу к нему поближе.

– Не сейчас, Эльза, не сейчас.

Он всё ещё заметно потрясён, уставившись в землю, вместо того, чтобы посмотреть прямо на меня. Я ничего не добилась, кажется, ему более интересна эта перебранка с моими родителями.

Мой отец без остановки оскорбляет Миху с помощью моей любимой мамы, и это только ещё больше расстраивает Мэтта. Что приводит к ещё большим крикам и воплям между ними.

Интересно, заметят ли они, если я уйду? Скорее всего, нет.

– Да пошли вы все, НИКТО из вас не понимает, через что я прошла. Я единственная из вас была беременной... и одинокой... в шестнадцать лет. ТОЛЬКО У МЕНЯ был мой ребёнок.

– Наш ребёнок, – говорит он полный раскаяния.

Мне не составляет проблем посмотреть Михе в глаза, но по какой-то причине ему трудно сделать то же самое со мной. Очень плохо.

– Да, наш ребёнок, но где был ты? – шепчу я, пытаясь высказать свою точку зрения настолько спокойно, насколько только могу. Его глаза вздрагивают, но на этот раз не оставляют моих.

Ответа нет.

Я продолжаю:

– Верно, не со мной. Нет, ты ушёл, не сказав и пары слов. Так зачем мне было идти к твоим родителям? Зачем, Миха? У меня никого не было. Моим собственным родителям было стыдно за свою дочь. Они были холодны, расчётливы и, словно багаж, отправили меня, чтобы вернуть сломанной и чертовски потерянной. А знаешь, что я получила, когда вернулась домой? Ничего. Ни объятий, ни "я люблю тебя". Я получила дерьмо, как будто ничего никогда не случалось. Как ты думаешь, что я чувствовала?

Я сохраняла свой тон настолько спокойным, насколько могла, тоска в моих глазах отчаянно пыталась добраться до Михи.

Он выглядит так, будто хочет обнять меня, но не делает этого. Лишь его брат нарушает наш миг молчания, когда никто не посмел заговорить.

– О, Эльза, – говорит Мэтт, чтобы утешить меня. Не Миха.

Мои родители приостановили свои оскорбления, вместо этого начав пялиться на меня так, будто я сошла с ума. Миха смотрит в землю, положив руку на заднюю часть шеи. Он борется, чёрт возьми, если бы он только знал, каково было нам всем. Я смотрю на каждого из них. Обалдеть, никто не говорит ни слова. Не уверена, чего я ожидала, но явно не этого. В этот раз я нахожусь прямо перед Михой, стоящим возле Мэтта.

– Ладно, нет слов, да? Позволь мне кое-что спросить, ты знаешь, почему никто не в курсе, Миха? Никто и не позаботился спросить меня. Я была одна с малышом, и ни одного посетителя, ни одного. Ни одного разумного слова, ни плеча, чтобы поплакать. Врачи и медсёстры за всё время даже не взглянули мне в глаза. У меня был прекрасный малыш. Но прежде чем я смогла подержать его, даже разглядеть, они забрали его у меня. Мне не позволяли видеть или держать его. Всё внутри меня было разорвано, испугано и желало умереть.

Вглядываясь вдаль, никто не произносит ни слова. У меня есть шанс рассказать всё не только Михе, но и моим родителям, так как они никогда не удосуживались спросить меня сами.

– У меня была одна медсестра, которая сжалилась надо мной, которая сожалела, что у меня не было никого, кто имел бы достаточного желания посидеть со мной. Шестнадцатилетняя испуганная девушка никогда не должна сталкиваться с таким в одиночку. Она поставила под угрозу свою работу и той ночью принесла мне малыша в розовой шапочке. Со слезами и страхом в глазах она рассказала мне, что они надели на него розовую шапочку, чтобы я не знала, что это он. Хреново, да? Но она позволила мне подержать его и провести с ним какое-то время, прежде чем на следующее утро прибудет агентство и заберёт его.

Я совершенно разбита и истощена, пересказывая свою историю.

– Это так по-скотски, – всё, что говорит Миха. Поэтому я продолжаю.

– Я дала ему имя... Я дала имя твоему сыну, – гордо говорю ему, высоко подняв голову. Даже мои родители никогда об этом не знали.

Он охает.

– Что?

В его напряжённой челюсти и суровом прищуре отчётливо видна боль и тоска.

– Я дала ему имя, когда он держал меня за палец. Я даже сделала снимок. Он был самым красивым малышом.

Мой голос ломается, а подбородок дрожит.

Глаза моей матери наполняются слезами.

– Эльза, ты никогда не говорила нам.

Да? Интересно, почему.

– А зачем? – я поворачиваюсь и в недоумении смотрю им в лицо. – Вы отреклись от меня в тот миг, когда узнали. Вы заставили меня отдать его, мне нечего было сказать.

Моя мать выходит из себя:

– Ради Бога, Эльза, тебе было шестнадцать. Ты ничего не знала о воспитании ребёнка.

Голос моей матери холоден, как всегда. Моё новое прозвище для неё – ледяная королева.

Она говорила мне это так много раз. Я потираю свою бровь, будто отгоняя головную боль, и вздыхаю.

– Может и так, но то, как вы относились ко мне, было ужасно, и я никогда не забывала об этом и никогда не забуду. Я ненавижу то, что вы заставили меня сделать. Особенно то, как вы обращались со мной, когда я особенно нуждалась в вас.

А Миху ничего не волнует, ни я, ни мои родители. Тяжело дыша, он долго и пристально смотрит на меня. Его голос трещит:

– Почему, Эльза? Я просто не понимаю, почему ты не пошла к моим родителям? Неужели ты была настолько глупа, чтобы не сделать это? Они бы помогли тебе. Они бы позвонили мне. И у нас с тобой СЕЙЧАС мог бы быть наш сын.

Я вздрагиваю от напряжённости и недовольства в его голосе. Но сейчас он зашёл слишком далеко.

– Глупа! Да что, чёрт возьми, ты знаешь? Перестань спрашивать меня, почему я не пошла к твоим родителям, – пытаясь сбросить часть своего напряжения, я опускаю плечи. Я знаю, это причинит ему боль, ну да ладно. – Ты облажался, ты уехал.

– МНЕ ПРИШЛОСЬ, у меня не было выбора, – наконец, признаёт Миха.

И тут выступаю я.

– И МНЕ ПРИШЛОСЬ оказаться от моего малыша, у меня не было выбора.

Я не уступаю. Расправляю плечи и выпрямляюсь. Чёрт, выбора у тебя не было, но и у меня тоже!

– Я не знаю, что, чёрт побери, думать или чувствовать.

Миха расхаживает взад-вперёд, разговаривая сам с собой.

Я не в состоянии успокоить его сейчас. И, если я останусь, всё будет накаляться до того момента, пока один из нас не скажет что-нибудь такое, о чём мы оба будем сожалеть. Сказать, что я рассержена – да, чёрт побери, но также я убита горем.

Кусая губу, я выручаю его:

– Я облегчу тебе это. КАТИСЬ. К ЧЁРТУ.

Направляясь к своему автомобилю, я даже взгляда не бросаю на моих родителей. Чувствуя себя подавленной, я кричу через плечо:

– Вы все... можете катиться к чёрту.