Текст книги "Книга Амадея"

Автор книги: Лис Арден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

–Мессер Дамиано, – поднимаясь по широким ступеням, негромко попросил Дионин хозяина, – я прошу вас – помогите Амадею.

–Все понял, ваше высочество! – Дамиано закивал головой как суртонская кукла-болванчик. – Благодарю за доверие. И за возможность работать с таким экземпляром…

–Ну-ну, Дамиано! – Засмеялся принц. – Не смущайте моего слугу. Мы у вас немного задержимся, так что времени у вас предостаточно.

Ожидавшая их купальня была идеальным прообразом всех купален мира. Это не был скромный пристрой к прачечной, подворовывавший ее воду и тепло, и не темная комнатка, полная мокриц и украшенная разве что разводами плесени. О нет, под ванные покои возрастного купидона Дамиано было отведено целое крыло первого этажа его особняка. В них были просторная раздевалка с мраморными полами и диванами в шаммахитском стиле, теплая комната, обшитая душистым кедром, – там можно было посидеть на каменных скамьях в клубах горячего пара или вытянуться прямо на прогретом полу. Потом следовало пройти в горячую комнату, где в нескольких неглубоких бассейнах бурлила вода из источника, на подставках были разложены морские губки и серебряные изогнутые скребки, стояли сосуды с мыльными растворами и душистыми маслами. В глубокой нише было устроено что-то вроде водопада, под которым можно было смыть с себя все грехи заодно с пылью и потом. Из горячей комнаты выходили в просторный светлый зал, украшенный колоннами, посредине которого был большой бассейн, наполненный прозрачной прохладной водой. Бассейн был так велик, что в нем впору было плавать. Вдоль стен стояли деревянные диваны и кресла, на них были разложены купальные простыни, льняные полотенца и одежды для гостей – мудрый хозяин выбрал для них шаммахитские джеллабы, просторные, не стесняющие движений, легкие.

–За такое купание можно и душу продать, – выдохнул Рейнар, погружаясь в горячий бассейн. – О боги, как же я мечтал об этом… – и он ушел под воду, пуская ртом пузыри.

–Даже у меня такой купальни нет, – искренне пожаловался Дионин, поворачиваясь под горячим водопадом. – Не подумай, Амадей, с дворцовых обитателей грязь кусками не отваливается, но… чего-то в наших купальнях не хватает.

–У тебя такой роскоши нет, – пробулькал рыжий, – уж прости за правду. Здесь каждую мелочь подбирали как слово в песню. Обрати внимание – стены обшиты не шаммахитским кедром, как во дворце, а нильгайским – он пахнет гораздо нежнее.

–И сквозняков нет, – подал голос Цатх.

–И все линии плавные, как берега речки, – высказался Амадей. – Это успокаивает глаз.

Он наслаждался горячей водой, так же, как и его фамилиар – Шеш сполз с запястья юноши и неторопливо плавал по бассейну, выписывая восьмерки и круги.

–Похоже, вы тут все знаете толк в комфорте, – Дионин кивнул Амадею. – Да, старик Дамиано иногда кажется… – и он покрутил пальцем у виска, – но в своем роде он уникум.

Вода в огромном бассейне, куда они, оттерев грязь недельного путешествия, попрыгали с довольными воплями, взбодрила их, разморенных и разомлевших. Вдосталь наплававшись, они переоделись в джеллабы и отправились вслед за слугой в трапезную, ибо после такого купания есть им хотелось немилосердно.

И вот тут Амадея постигло разочарование. Суп, поданный в расписной фарфоровой супнице, разлитый серебряным половником по фарфоровым же тарелкам, есть было решительно невозможно. После супов вечного котла этот был похож на воду, в которой Амадей выполаскивал тарелки. Юноша съел пару ложек и отодвинул тарелку, стараясь не привлекать к себе внимания. Однако его разборчивость не ускользнула от глаз хозяина.

–Вы не голодны, юноша?

В ответ живот Амадей предательски заурчал.

–Простите, мессер Дамиано. Я подожду жаркого.

–А что не так с супом, позвольте спросить?

–Говори как есть, Амадей. – Посоветовал Рейнар, возя ложкой по дну тарелки. – Должен же хоть кто-то отважиться и сказать правду!

–Эту воду из-под вареных яиц нельзя даже называть супом, мессер. – Амадей с сожалением покачал головой. – Это все равно, что сравнивать ваши купальни и деревянную лохань в прачечной.

–Странно… – Димиано отложил ложку. – Признаться, я никогда не любил супы, но этот не кажется мне так уж плох.

–Значит, вы никогда не ели суп из вечного котла.

–Из вечного котла? Друг мой, это же давным-давно утраченный секрет одайнской кухни!

–Может, в Одайне его и утратили, но в «Копченом хвосте» я его пять лет поддерживал.

–Подтверждаю. – Дионин из вежливости съел не более четверти тарелки. – Амадей служил на постоялом дворе, там подают такие супы, что я думаю поначалу отправить его на дворцовую кухню, чтобы он научил старшего повара своему искусству, и только потом подпущу его к записям мессера Панфило.

Жаркое тоже оказалось так себе, оно было красивым, но несъедобным: фазан в оперении, обложенный яйцами из запеченного теста, был сух как трут, начинка же тестяных яиц напоминала клейстер.

Спас положение обильный и удачный десерт; видимо, хозяин дома был сладкоежкой. Убрав почти нетронутого фазана, слуги уставили стол слоеными конвертами с грушами, мягким сыром и брусникой, жареными пирожками с изюмом и орехами, запеченными кремами с глазированной сахарной корочкой, трубочками конноли со взбитыми сливками, шоколадными рассыпчатыми печеньями, глубокими блюдами с шаммахитскими сладостями, тонущими в розовом или лимонном сиропе; запахло ванилью, корицей, кардамоном, цедрой и горячим сливочным маслом, над блюдами парили облачка сахарной пудры, над чайником с драгоценной суртонской заваркой витал ароматный пар. Все это выглядело так, будто все предыдущие блюда были поданы для отвода глаз, только чтобы соблюсти традиции и в свой черед освободить стол для истинного короля – десерта. Гости наперегонки тянули свои руки к грудам сладостей, перешучивались, и, не смущаясь, облизывали слипающиеся пальцы. Цатх загреб себе целое блюдо пирожков и любому, пытавшемуся стянуть у него хоть один, показывал свои немаленькие клыки. А Амадей дотянулся до конноли – он никогда прежде не ел этого десерта, придуманного кондитерами Влихады, и теперь наверстывал упущенное.

Гости встали из-за стола сытые и довольные, как дети. Хозяин пожелал им хорошего отдыха, а слуги проводили их по комнатам, благо уже наступил поздний вечер.

Заперев дверь, Амадей улегся на кровать и с блаженным выдохом растянулся на расшитом шаммахитским узором покрывале. В такой постели ему еще не приходилось спать, да и в такие комнаты он прежде не был вхож. Стены, обшитые кожаными тиснеными обоями с тонко вызолоченными арабесками, пол, устланный мягким шерстяным ковром, немногочисленная, но дорогая и удобная мебель, на славу протопленный камин – все говорило о внимании к гостям и желании очаровать их. Амадей зевнул, глаза его слипались.

–Шшшшто, расслабилссся? Малышшша накормили сссладким… – Шеш сполз с руки и свернулся на покрывале. Сейчас он заметно вырос, став с руку длиной.

–Шеш? – Амадей сел, протер глаза. – Что-то не так?

–В доме такого хххозяина? – Сверкнул глазами змей. – Неушшто ничего не замечаешшшь?

–Нет, – пожал плечами Амадей. – И потом, я вообще-то не сам по себе здесь. А в свите принца. – Он честно старался не важничать.

–Оххх ты, какая вашшносссть! – Насмешливо прошипел Шеш. – Запомни, малышшш – ты всссегда и весссде сам по себе. Сссудьба твоя такая. Расссчитывай на сссебя, не обманешьссся.

Он сполз на пол, у двери поднял голову, оглянувшись.

–Не ссспи, пока я не вернусссь.

И, уменьшившись, проскользнул под дверью.

Амадей встал, зажег обе свечи на каминной полке, раздул затухающее пламя; вернувшись в кровать, он обнаружил, что спать уже не хочет и все внимательнее и внимательнее прислушивается к ночной тишине. Он вспоминал хозяина дома. Смешной толстячок с явно крашеными волосами и губами, разодетый в батистовое белье и цветной атлас, любящий сладкое, – что тут может быть такого опасного? Амадей мог припомнить разве что похожего типа, жившего в Шэлоте – тот любил приглашать в свою карету мальчиков посимпатичнее, якобы на прогулку. Ну, уличных мальчишек на такую удочку поймать было мудрено, они либо швырялись в любителя прогулок грязью, либо сразу удирали в переулок потеснее, куда карете было не проехать.

Но то было в Шэлоте; при чем тут мессер Дамиано? С Амадеем он не заигрывал, да и сам Амадей уже не мальчик. Юноша присел на край кровати; его все сильнее и сильнее мутило. «Вот дурак, – выругал себя Амадей, – надо же было обожраться до тошноты!» Его желудок, непривычный к такому непристойному количеству сладкой пищи, все яснее давал понять, что долго держать в себе содержимое не собирается.

Амадей взял стоящий на столике возле кровати стеклянный кувшин с водой и глотнул прямо из горлышка, чтобы хоть как-то разбавить тошнотворный ком в животе – и понял, что не стоило этого делать. Вода была сладкой; да что там, это был почти сироп, липкий и приторный. Амадей уронил кувшин на пол и, как был, прямо в джеллабе, босиком, зажимая рот руками, метнулся прочь из комнаты. Ему была невыносима мысль, что он осквернит такой нарядный дом. Он стрелой пронесся по коридору и выскочил на задний двор, в сад. Наклонившись над ближайшей клумбой, юноша по-быстрому и без сожалений распростился с ужином. Неподалеку тихо журчал небольшой фонтан, служивший, очевидно, для поливки цветников; Амадей сунул голову под холодную струю воды, напился от души, благословляя чистый, незамутненный вкус, умылся и почти пришел в себя. Он присел на каменный парапет, запахнув полы темно-синей джеллабы; было довольно холодно, но это только бодрило его. Амадей оглянулся – дом спал, лишь одно окно слабо светилось за ставнями; но вся эта темная громада не создавала ощущения безопасности и покоя. Напротив, дом казался настороженным и неприветливым.

–Пригнисссь… – Шеш оплел запястье Амадея, выскользнув из фонтана.

Не задавая вопросов, его хозяин нырнул за невысокий парапет. И вовремя. Он увидел, как из глубины сада появляются три тени, бесшумно пробирающиеся к дому, тени, слишком не похожие на людей даже в темноте. Амадея снова затошнило.

–Один уже в доме. – Сообщил Шеш. – У хозяина.

Не раздумывая, Амадей бросился в дом. Следовало бы разыскать и позвать на помощь Цатха, а то и всех троих его спутников, но на это времени у него не было. А вот найти хозяина было проще простого – для Амадея его страх дребезжал как расстроенная эолова арфа, и он просто шел на этот звук, совершенно не опасаясь встретить тех, троих, забравшихся в дом явно без приглашения. Поднявшись на третий этаж, Амадей остановился перед дверью, сквозь которую пробивалась полоска света. Безоружный и бесстрашный, он тихо потянул на себя дверь.

-Где ключ, Дамиано? Нам нужен ключ!

Хозяин дома сидел за столом, а говоривший стоял вполоборота к двери, наклонившись над ним и нежно водя лезвием кривого ножа у него перед глазами.

–У меня нет никакого ключа! – Пискнул Дамиано, еле дыша. – Нет… у меня… никакого ключа!

–Да неужели? – Нож приблизился еще на дюйм. – Пожалуй, стоит освежить тебе память!

–Мессер Дамиано! – Амадей стоял на пороге, распахнув дверь. – Вы меня звали?

Ничего умнее он не успел придумать. Но и этого хватило. Незваный гость обернулся на голос и отвлекся на мгновение. Дамиано же, обнаружив нежданную хватку, сцапал со стола ножницы – портновские, очень красивые, с золотыми ручками – и воткнул их в горло гостя.

Амадей застыл как вкопанный – и не столько из-за решительности Дамиано, сколько из-за увиденного лица того, кто только что щекотал ножом чужие ресницы. Но долго любоваться вытянувшимся носом, клочками серой шерсти и брызгами крови, летящими из оскаленного острозубого рта, ему не пришлось.

–Мальчик! Стой, где стоишь! – Дамиано оттолкнул привалившееся к нему

тело и зачем-то передвинул массивную чернильницу. Амадей услышал тихий щелчок прямо у себя под ногами. – Теперь входи. На два шага.

Амадей послушался, несмотря на оскорбительное обращение. Сделав ровно два шага, он остановился и огляделся. Кабинет, освещенный десятком свечей в массивных подсвечниках, выглядел бы вполне мирно, если бы не распахнутое в ночь окно и тело на ковре, меняющее очертания, как тающее фигурное мороженое. Не сказать, чтобы юноша был совсем уж неженкой, ему нередко приходилось резать домашнюю живность в «Копченом хвосте», и на охоту он с Горчей ходил не раз, так что смерть живого существа была ему не в новинку. Вот только прежде он не видел смерти тех, кто разговаривает, да еще такой внезапной. Однако ситуация была не из тех, что располагают к долгому осмыслению увиденного.

–Мессер, я видел еще троих в саду.

–Очень хорошо. – Дамиано на секунду задумался, потом протянул руку к доске для игры в махшит, стоящей на краю огромного стола. Передвинув туда-сюда какую-то фигуру, он приветливо улыбнулся Амадею и нырнул под стол. Юноша, подлетев в два прыжка к столу, успел увидеть только, как закрывается с тихим шелестом крышка люка, куда спасся благодарный хозяин дома.

–Стой, падла! – Уличное прошлое Амадея вырвалось на волю в запоздалом ругательстве и плевке на пол.

В кабинете прятаться было негде, да и неспокойный труп доверия не внушал. Возвращаться в темные коридоры спящего дома – благодарим покорно, пока дойдешь до своих, как раз на такое чудище нарвешься. Амадей присмотрелся к доске для игры в махшит – как бы понять, какую именно фигуру и куда двигал этот трусливый гад? Поразмыслив с минуту, юноша хмыкнул.

–Глянь, Шеш. Если отправить боевого слона вот сюда, то для запертого лазутчика откроется ход в безопасный сектор, а атакующий всадник окажется блокирован. А ну-ка, – и он передвинул тяжелую фигурку.

Под его ногами с тихим шелестом поползла в сторону незаметная прежде крышка люка, открывая нечто вроде желоба из отполированного дерева, по которому толстая задница хозяина дома спасалась в случае опасности. Не раздумывая, Амадей скользнул вниз. В спешке он не принял во внимание, что Дамиано, сделав нужный ход, вернул боевого слона на место, – потому люк и закрылся. А на этот раз он остался гостеприимно открытым.

Приземлившись на пол, Амадей встал, выпутал ноги из пол своего чересчур просторного одеяния и огляделся. Судя по всему, желоб вел на второй этаж, в потайную комнатку, спрятанную в толще фальшивой стены. Было тихо, темно и все так же отчаянно дребезжал где-то совсем рядом страх мессера Дамиано. Амадей нашарил дверную ручку, потянул ее, и дверь тихо отползла в сторону. Перед ним был огромный зал: в высокие окна вливался свет полной луны, озаряя гостей, пышно разодетых для какого-то торжества и будто замерших на выдохе. Присмотревшись к ближайшей фигуре, юноша облегченно перевел дыхание – это был всего лишь мастерски исполненный манекен, наряженный со всей возможной тщательностью. Не была упущена ни одна деталь, платье сидело безукоризненно, и даже парик украшал безликую голову.

Такого и во сне не увидишь, подумал Амадей, оглядывая залу. На наборном паркетном полу, поодиночке или собравшись небольшими группами, стояли десятки манекенов, наряженных в такие одежды, что и королева обзавидовалась бы. Взгляд Амадея то погружался в тяжелые складки бархата, в котором гас лунный свет, то скользил по полупрозрачной, вышитой золочеными нитями кисее, то цеплялся за блистающие драгоценные украшения. Спасающийся бегством герой неожиданно попал в плен великолепия всех этих тканей – легких, тяжелых, гладких, вышитых, уложенных складками, вырезанных фестонами… рукава и воротники, юбки и корсажи затягивали его в шелестящий водоворот… Сердце Амадея неистово билось, дыхание перехватывало, голова кружилась – это стихия нарядного платья обрушилась на него, как морская волна.

Придя в себя, он снял с ближайшего манекена плащ, набросил себе на плечи и двинулся вдоль стены, стараясь держаться в тени и не попадать в квадраты лунного света, в поисках спрятавшегося Дамиано.

Ему уже удалось подобраться довольно близко к манекену, изображавшему толстую придворную даму в сильно декольтированном платье из тяжелого бархата. Манекен отличался от всех остальных тем, что дышал. И в эту минуту Амадей услышал глухой стук, свидетельствующий о прибытии еще одного гостя на этот странный ночной бал. Судя по полузадушенному проклятию, манекен тоже его услышал. Амадей отступил к простенку между окнами, в тень, и закрыл глаза.

Гость вошел в залу, ничуть не таясь. Он не торопясь шел, обходя разряженных болванов, он прошел и мимо Амадея, приняв его за новый экспонат.

–Здравствуй, Дамиано. О боги, ну и вырядился же ты. – И гость засмеялся, будто ржавой дверью заскрипел. – Ну что, потанцуем сперва, или сразу к делу перейдем?

Амадей осторожно приоткрыл глаза: спиной к нему стоял мужчина, и он обращался к хозяину дома, выглядывающему из роскошного платья как застигнутый врасплох вор из недр распахнутого буфета.

–Какой холодный прием! – Пожаловался мужчина. – Ну да ничего, сейчас я тебя отогрею.

С этими словами он взялся за богато расшитый корсаж, стискивающий пухлые бока Дамиано, и рванул его на себя. По полу запрыгали, застучали оторвавшиеся жемчужины; а Дамиано все молчал, видимо, проглотив от страха язык.

–Отдай мне ключ, или я сам его возьму! О-о-о… – протянул неизвестный, качая головой. – Так вот в чем дело…

Вытянув шею, Амадей разглядел, что на безволосой, белой груди Дамиано, вывалившейся из порванного корсажа, проглядывают очертания небольшого ключа, проглядывают прямо из-под кожи, мерцают в лунном свете. Неплохой способ хранения – уж точно не потеряешь, вот только доставать неудобно.

–Обещаю, я буду ласков, только сделай милость, не ори, я этого не выношу. – Сообщив это, ночной гость вытянул из-за голенища длинный нож, другой рукой продолжая крепко держать хозяина дома за горло. Выпученные глаза Дамиано следили за ножом с тупым, коровьим ужасом.

Амадей в отчаянии оглянулся – и увидел, что у соседнего манекена на перевязи висит меч. Деревянный, щедро посеребренный, увесистый. Не рассуждая и уже не боясь себя обнаружить, он рванул меч к себе и, подскочив к разбойнику, со всего размаху ударил того по голове. Раздался глухой треск, нападавший выронил нож и мешком плюхнулся на пол.

Амадей отбросил в сторону меч, схватил Дамиано за плечи и как следует потряс. Поскольку тот на это никак не отреагировал, юноша собрался с духом и отвесил толстячку хорошую оплеуху. Тот встрепенулся, и глаза его, наконец, зажглись осмысленным светом.

–Ох! Благодарствую! Нет-нет, одной вполне достаточно! – Он похлопал себя по бокам, нашарил длинный расшитый пояс, стянул его и, присев на пол и распузырив юбку, принялся связывать грабителю руки и ноги. Закончив, он встал, перевел дыхание и встретился взглядом с Амадеем.

–В третий раз я могу и не успеть, мессер, – кивнул на оглушенного юноша. – Не убегайте так быстро, сделайте милость.

Вместо ответа тот подошел почти вплотную и буквально обнюхал альбиноса.

–Эй, вы чего… – попятился тот.

–Ты не из наших, – удовлетворенно констатировал Дамиано, отступая. – Что-то в тебе не так, я это сразу почуял, так что прости мне мою подозрительность, сам видишь, приходится быть начеку, – и он пнул ногой лежащего. – Но ты

не наш, не наш…

–Так вы… – и Амадей присмотрелся к толстячку.

Тот в ответ подмигнул, и из его лица буквально выглянула морда толстой, откормленной крысы. Амадей отшатнулся. Зрелище это кого угодно привело бы в смятение: разодетая в бархат, декольтированная пухлая дамочка с крысиной мордой вместо лица.

–Советую держать мой секрет при себе. Тебе от него никакого проку, а мне могут выйти лишние хлопоты. – Дамиано с сожалением осмотрел разорванный корсаж. – Проклятие, такое шитье испортил, болван.

–А принц знает?

–Знает, на то он и принц. А вот его спутники – нет. – Дамиано принялся вылезать из платья. – Помоги, сделай милость.

Придерживая широкую юбку, Амадей, с трудом сдерживая смех, наблюдал, как толстячок выпутывается из бархатного плена.

–Почему вы так беспечны, мессер? Ловушки и потайные ходы это здорово, но вооруженная охрана еще лучше, разве нет? И ради всех богов, как вы влезли в это платье?!

–Нет. – Отрезал Дамиано, пыхтя и отфыркиваясь. – Мне лишнее внимание ни к чему. Прознают про охрану – сразу поймут, что мне есть, что прятать. И все мои слуги, кроме кухарки и прачки, бывшие солдаты, в их руках и метла – оружие.

–И где же были сегодня их метлы? – Съязвил Амадей.

–Как где? Уделали еще двоих. Обычно я справляюсь сам, но сегодня что-то многовато гостей набежало. А что касается платья, – толстяк переступил через груду тяжелой ткани, – то это вопрос практики. Ну что, мой спаситель, – и Дамиано отвесил неожиданно изящный поклон, – вы позволите мне проводить вас в вашу комнату?

–Еще чего. – Выпалил Амадей. – Да ни за что. Я хочу видеть все, что здесь есть – да при свете, мессер. Вы мне жизнью обязаны, как ни крути. Показывайте ваши сокровища.

–Покажу. – Улыбнулся Дамиано. – Обещаю тебе весь завтрашний день.

–Обманете ведь.

–На этот раз – не обману. Да и не получится сейчас все показать, сам посмотри – здесь ни канделябра, ни подсвечника. Сюда запрещено вносить огонь даже мне самому.

–Воля ваша, мессер. Куда мне повесить это? – Амадей снял плащ, взятый для маскировки, и протянул его хозяину.

–Нет-нет, оставь себе. Ни в коем случае нельзя расставаться с пришедшими вот так вещами. Завтра я непременно расскажу тебе историю этого плаща, это, конечно, копия, но копия отменная. Пойдем, мой спаситель. А все-таки что ты забыл ночью в саду?

–Простите, мессер, – смутился Амадей, – ваши сладости не пошли мне впрок. Я наблевал в клумбу и не успел за собой убрать. Можете проверить. И прекратите меня подозревать, это уже обидно.

–Подумать только, – покачал головой Дамиано, – от какой случайности, оказывается, порой зависит твоя жизнь!

Вопреки опасениям Амадея, Дамиано его не обманул. Он так расписал своим гостям охоту в ближних лесах, что принц с друзьями сразу же после удручающе сладкого завтрака собрались и уехали на весь день. Звали и Амадея, но он отказался, сославшись на бессонную ночь и болящий живот.

Дверь в сокровищницу нарядов была спрятана среди деревянных панелей, видимо, Дамиано редко с кем делился своими тайнами.

–Прошу, – и он широким жестом пригласил Амадея в залитый солнечным светом зал.

Амадей вошел, и вновь, как и прошлой ночью, песнь роскошного платья нахлынула на него, подхватила и увлекла прочь от берегов привычного. Он и подумать не мог, что существует столько оттенков цвета, столько фактур и фасонов, столько изящества, бросающего дерзкий вызов человеческому убожеству. Дамиано неслышно закрыл дверь и прошел в центр зала.

–Добро пожаловать, мой друг! Я вижу, ты в состоянии оценить мою коллекцию. Все эти вещи я сделал сам, – и он поклонился в ответ на искреннее изумление юноши. – Да-да, вот этими самыми руками. Амадей, именно ты, как никто другой можешь понять, каково это – быть белой вороной. В моей семье все сплошь торговцы да банкиры, иные занятия даже не принимаются как возможные. Существам моей расы предписано превыше всего любить деньги, да еще море. И свой корабль, если вдруг захочется нежности.

–А кто вы? – Амадей, предчувствуя долгий разговор, присел на низкий подоконник.

–Я – корабельная крыса. – Дамиано придвинул к окну единственное в зале кресло и с удобством в нем устроился. – Были у нас еще родичи, крысы подгорные, но их еще до разделения земель орки повывели. Невелик убыток, по моему мнению. Мы вот оказались поумнее, и чем попросту убивать людей, стали с ними торговать. Каждый выживает, как умеет. Поначалу грубили, конечно, – пиратство, работорговля, прочие излишества, ну, а потом один из наших изобрел банковскую систему, и все стало гораздо цивилизованнее. Никаких тебе кровавых историй, никакого разбоя, – а денег, между прочим, стало намного больше. Многие перебрались жить на сушу, хотя корабли держим по-прежнему.

–А вам все это не по душе пришлось?

–Ну как сказать… Деньги я люблю, отрицать не буду. Но я не моряк и не банкир, Амадей. В море меня мутит, а от цифр болит голова. Я художник. – Дамиано картинно развел руками. – И портной. Я могу создать такой наряд, что сухая ветка покажется розовым кустом во цвету, могу представить человека лучше, даже чем он сам о себе думает, а это не так легко, друг мой, ибо все мы высокого о себе мнения, даже скромники.

Дамиано встал, подошел к манекену, на котором красовался женский наряд: изумрудно зеленое верхнее платье, светлая камиза, завитые локоны золотистого парика подобраны наверх.

–Начнем хоть с этого. Я сделал вырез на спине треугольным, чтобы шея казалось длиннее, – Дамиано медленно поворачивал манекен, – а для рукавов выбрал ткань того же цвета, но более темного оттенка и украсил их узором из длинных стеблей и узких листьев. И никакого отрезного лифа, передняя планка – сплошь рельефная вышивка черно-зеленой шелковой нитью. Умеренный шлейф. И обрати внимание – боковые вставки из ткани того же оттенка, что и рукава. Так я сумел убедить одну прекрасную даму, что необязательно шить все свои наряды из черных тканей, чтобы казаться стройнее. Между нами, в своих черных бархатах она походила на запеченную в золе картошку. Манекен соответствует ее размерам, кстати.

Погладив платье как любимую кошку, Дамиано перешел к следующему манекену.

–О, а вот одна из самых громких моих побед! Как тебе, а?

Амадей смотрел на наряд и пытался представить, как же хороша была в нем его хозяйка.

–Тут целая история, в двух словах не расскажешь. Жених прислал эти рукава в подарок своей милой, и, разумеется, ожидал, что она пришьет их к свадебному платью. Прекрасные рукава из очень дорогой шаммахитской ткани глубокого пурпурного цвета с сапфировой нитью. Вот только какая-то завистница воспользовалась тем, что подарок оставили без присмотра, и порезала их. Ткнула дамским стилетом несколько раз.

–Вот гадина, такую вещь испортила!

–А, так тебе тоже больше жаль рукава, чем невесту? – Засмеялся Дамиано. – Представь, до свадьбы два дня, весь наряд подобран к этим рукавам, на корню скуплены все фиалки в садах Трискелиона для украшения свадебного пира, а тут такое!

–И что вы сделали? – Сгорая от любопытства спросил Амадей.

–Взял не стилет, но ножницы, и внес свой вклад. – И Дамиано жестами показал, как кромсал несчастные рукава. – Потом призвал под свое командование четырех самых лучших швей в городе, и мы в десять рук принялись подшивать под разрезы полосы шелка. Посмотри, какой чистый цвет – оранжево-алый, точь-в-точь лепестки анемонов. Я вывел разрезы так, что они спиралью спускались от плеча к запястью, и вот, рукава будто расцвели буфами, которые от соседства с пурпурной основой просто светились. Обычно мы делаем разрезы на локтях, только для легкости движений, а я сделал их украшением… Потом мы сшили новую камизу из кисеи того же ликующего цвета, я собрал ворот в мелкую складку, чтобы вырез платья звучал в унисон с вырезами на рукавах. Что еще? Букетики из фиалок и фрезий, подкалывающие верхнюю юбку в нескольких местах, чтобы все видели – камиза так богата, что ножки невесты не разглядеть сквозь множество складок тончайшей ткани. У девушки были чудесные волосы – черные, вьющиеся крупными кольцами, одно удовольствие было скалывать их золотыми шпильками.

–Жених от счастья не помер? – Поинтересовался юноша.

–Был близок к тому. А все приглашенные на свадьбу дамы на следующий же день бросились дырявить свои рукава почем зря, – Дамиано вздохнул. – Столько добра перепортили! Ужас.

–Мессер, это тоже невестин наряд?

Амадей подошел к манекену, одетому в платье удивительного цвета – это был белый какого-то хрупкого, призрачного оттенка. Казалось, нежный шелк впитал в себя беззащитность первого и обреченность последнего снега, он светился будто тонкая льдинка на горячей ладони. Такой чистый цвет не нуждался в ухищрениях, платье было простым и легким как дыхание. Портной позволил себе лишь одно украшение – тонкий и длинный поясок зеленого цвета, похожий на лезвие осоки.

–Скорее наоборот. Это погребальный наряд госпожи Первоцвет, матери Дионина.

Амадей вспомнил рассказ Рейнара и отступил перед ошеломляющей красотой и осмысленностью платья.

–Я и представить себе не мог, что можно вот так… что платье может… – он сбился и замолчал.

-Посмотри-ка сюда, – ободряюще предложил хозяин, – для мужчин одежда тоже что-то значит. Эту двойную расцветку я придумал благодаря одному господину, у которого один глаз был зеленый, а другой серый. Я сшил ему наряд в духе эригонской моды, они там называют этот фасон «пурпуэн» – однако я не стал делать рукава похожими на мешки, в которые только еду со стола воровать, а длину довел до середины бедер, иначе все внимание досталось бы не моей гениальной задумке, а его ядреной заднице. Мода модой, но гармония превыше сиюминутных глупостей. Платье шьют не для того, чтобы показать, сколько локтей парчи или шелка вы в состоянии купить, а чтобы выразить свои чувства.

–А я думал, чтобы пыль пустить в глаза, – ответил Амадей, разглядывая мантию, отороченную белоснежным мехом.

–Это само собой, одно другому не помеха. Как же я потом с двойной расцветкой намучился! Люди совершенно не умеют подбирать цвета, только и знают, что присобачивать к глубокому, богатому винно-красному – плоский желтый, или к черному – белый…

–То есть делать либо несочетаемо, либо скучно?

–Золотые твои слова, друг мой. Ну, не буду тебе докучать. Смотри, наслаждайся. И не бойся спрашивать, я с радостью расскажу обо всем, что знаю и помню.

На несколько долгих, незабываемых часов Амадей погрузился в коллекцию мессера Дамиано. Он переходил от одного манекена к другому, осторожно поворачивал их, приподнимал ниспадающие рукава, поправлял локоны париков. Юноша живо представлял себе, как сосредоточенный и на этот раз нимало не потешный Дамиано осторожно вытягивает кончиками пальцев тонкий шелк, украшая разрезы пышными буфами, как ползает он на коленях перед платьем, расшивая его подол витым жемчужным шнуром, как набрасывает он на манекен отрезы ткани, пытаясь отыскать лучшее сочетание цветов. Амадей видел, как мягко приспосабливал Дамиано фасоны к телам живых людей, украшая их, но не заставляя при этом страдать. Созданные им платья были подобны живым цветам, они радовали глаз и душу.

Устав, Амадей вновь присел на подоконник, чтобы перевести дух.

–Тот плащ, что вы мне подарили… я повесил его на спинку кровати, она высокая. Для кого вы его шили?

–Плащ цвета горечавки… – Задумчиво проговорил Дамиано. – Отличное шелковистое сукно, плотное, в меру тяжелое, легко драпируется. Застегивается на плече аграфом с рубинами. Ты будто знал, в какую вещь спрятаться. Белая кожа, белые волосы, брови и губы, и при всем этом – вишневые глаза! Ты выбрал не просто подходящий тебе наряд. Ты выбрал идеальный. Мне осталось только подобрать остальное, и я займусь этим сегодня же! Надеюсь, ты составишь мне компанию?