Текст книги "Успех"

Автор книги: Лион Фейхтвангер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 66 страниц)

Лион Фейхтвангер
УСПЕХ
Три года из истории одной провинции

ЛИОН ФЕЙХТВАНГЕР И ЕГО РОМАН «УСПЕХ»

Произведение искусства становится реалистическим лишь тогда, когда художник изображает в нем жизнь не как сцепление разрозненных «частных случаев», но улавливает за единичными фактами более общую картину движения и противоборства различных общественных сил.

«Чтобы схватить преходящее явление, человек должен сковать его узами закона, прекрасное тело расчленить на понятия и сохранить его живой дух в скудном словесном остове»,—писал некогда Шиллер. И действительно, реалистическое произведение искусства есть в первую очередь плод мысли художника, дитя познания.

Подобно тому как спектральный анализ позволяет физику разгадывать тайны движения материи, так и социальный анализ, составляющий душу реализма, дает возможность художнику выделить в жизни главные ее черты и приблизиться к пониманию действующих в ней сил и законов. Чем внимательнее всматривается художник-реалист в действительность, чем яснее прослежена им взаимосвязь событий, положенных в основу его произведения, тем полнокровнее и чувственно-зримее воспроизводится увиденное, ибо оно не только воспринято писателем эмоционально, но осмыслено им и обобщено.

Но каждый художник видит мир по-своему. Самый характер познания объективного хода событий и понимание художником правды жизни и правды истории связаны с его отношением к современной ему социальной борьбе, участником которой он неизбежно становится.

Запечатлевая образы мира, произведение искусства органически отражает и особенности сознания художника, который никогда не бывает бесстрастным летописцем своего времени, но всегда защищает идеи, представляющиеся ему мудростью века. Однако субъективное понимание художником истины истории не бывает равнозначно ее объективному содержанию. Сознание писателя, творящего в условиях собственнического общества, даже если он и не является защитником существующих порядков, покрыто амальгамой социальных предубеждений, и мудрость века не отражается в нем автоматически и непосредственно. Путь ее познания труден и непрост.

Ценность и жизненность произведений критического реализма XX века определяется не только их изобразительной силой, но и тем, что в них запечатлены поиски художником истины истории, понуждающие его осознавать смысл общественной борьбы современной эпохи.

* * *

Создавая свое самое зрелое, обдуманное и значительное произведение – роман «Успех», Лион Фейхтвангер вложил в него не только огромный запас наблюдений над жизнью послеверсальской Германии, но и свои раздумья над судьбами капиталистического мира. Роман явился одновременно и объемной картиной нравов, возникшей в результате тщательного аналитического изучения писателем обстановки, где существовали и действовали его герои, и ареной страстной дискуссии Фейхтвангера с главными направлениями европейской общественной мысли современности. В этой дискуссии весьма полно и откровенно раскрылось его мировоззрение, его реальные противоречия, в значительной мере преодоленные писателем к концу жизни.

Фейхтвангер опубликовал свой роман в 1929 году, то есть когда был уже вполне сложившимся художником, автором «Безобразной герцогини» и «Еврея Зюсса» – произведений, где совершенно недвусмысленно были выражены его воззрения на общество и историю.

К этим взглядам Фейхтвангер пришел довольно сложным и извилистым путем.

Его ранние литературные опыты, относящиеся еще к 1903 году, и произведения, написанные перед первой мировой войной, не принесли ему славы и не определили его творческого лица. Правда, в них ощущалось скептическое отношение писателя к игре интересов, которую он наблюдал в буржуазном обществе. Не случайно в ряду духовных учителей Фейхтвангера видное место занимал Аристофан. Молодому писателю импонировала сатирическая едкость великого грека, однако Фейхтвангер, используя иронию как манеру отношения к изображаемому, не поднимался до свойственного всем великим сатирикам, в том числе и Аристофану, гневного пафоса обличения общества.

Фейхтвангер видел,– и это было нетрудно увидеть,– что жизнь, какой живут его современники, неразумна и жестока. Он видел, что буржуазная демократия торопливо растрачивает свой моральный капитал, а великие идейные традиции, восходящие к Просвещению, наследником которого он считал себя,– изживаются.

Писатель ощущал, что общество больно, однако он отнюдь не считал эту болезнь смертельной, а силы буржуазной демократии, с которой был органически связан всем строем своего мировоззрения,– исчерпанными.

Критика действительности, содержавшаяся в ранних произведениях Фейхтвангера, была направлена на частные недостатки общества. Ей нс хватало решительности и определенности, ясного понимания причин, вызывающих кризис буржуазной цивилизации.

Но с подлинными традициями Просвещения Фейхтвангер имел мало общего. Разум просветителей, бывший для них судьей мира, превращался у Фейхтвангера в холодноватую рассудочность, а его общественные взгляды своим либерализмом принципиально отличались от боевого и бунтарского характера идеологии Просвещения. Знатоку античности, Фейхтвангеру внутренне скорее был ближе Плотин, отрицавший действие во имя углубленного созерцания, нежели жизнерадостная и действенная философия Просвещения.

Типичный буржуазный интеллигент, Фейхтвангер достаточно трезво смотрел на жизнь и весьма недоверчиво относился к массе, толпе, иными словами – к народу. Разделяя многие предрассудки своей среды, он жил интересами буржуазной интеллигенции, считавшей себя солью земли и единственной хранительницей завоеваний культуры.

Когда в 1914 году разразилась мировая война, потрясшая устои мирового капитализма, история обнажила перед Фейхтвангером зияющие противоречия жизни, доселе ему неведомые, и внесла смятение в его душу, отразившееся в произведениях писателя в двадцатые годы.

Окончание первой мировой войны ознаменовалось на родине Фейхтвангера – в Германии – мощным ростом революционного движения, подкрепленного идеями и практикой Октябрьской революции. На волне общественного подъема возникла Баварская советская республика, произошли восстания рабочих в Руре и Саксонии. Но буржуазия, опираясь на военщину, введя кровавый белый террор, организовав карательные экспедиции против восставших пролетариев, расстрелы и тайные убийства вождей рабочих, сумела подавить революцию.

В эти годы разгула насилия и жестокости история открыто поставила вопрос о путях и способах разрешения главного конфликта современности – между капиталистическим миром и рождающимся миром социальной справедливости.

Фейхтвангеру, свидетелю злодеяний военщины, предательской политики социал-демократических лидеров, свирепости озлобленного мещанства, стали ненавистны все виды общественной реакции, но его испугали размах и решительность движения народа. Либерально-демократические убеждения взяли верх в его сознании, и Фейхтвангер начал искать путей улучшения мира вне прямого революционного действия.

Он не потерял веры в жизнеспособность буржуазной демократии, хотя критическое отношение его к собственническому миру и усилилось.

Герой его романа «1918 год» Томас Вендт, вождь баварской революции, отрекался от своей политической деятельности потому, что не смог соединить ни в душе своей, ни в деяниях своих революционность и человечность. «Я думал: быть революционером – значит быть человеком. Я думал: революция – это человечность. Я больше не хочу. Не хочу больше никакой политики. Я хочу быть самим собой...» Фейхтвангер не желал видеть, что устами его героя говорил мелкобуржуазный утопист, ничего общего не имевший с подлинными революционерами, боровшимися с капитализмом во имя человека и человечности.

Писатель не отгораживался от своего героя и тоже хотел «быть самим собой», то есть гуманистом, стоящим вне политики, созерцателем, а не деятелем.

Послеверсальская Европа оказалась под властью предпринимателей, спекулянтов и дельцов; Фейхтвангер пришел к выводу, что после всех апокалиптических потрясений общество в своей сути не изменилось, а усилия народных масс и тех, кто пошел с ними, были растрачены напрасно и безрезультатно.

Победа реакции была воспринята Фейхтвангером как победа варварства над прогрессом. С этого времени писатель стал рассматривать историю как трагическое равновесие сил Разума и Варварства. Не веря в созидательные силы народа, считая, что в массе своей он неразумен и слеп, Фейхтвангер противопоставил косным силам общества одиноких носителей Разума, отрешающихся от низменной и нечистой суеты жизни и переходящих от действия к созерцанию, в котором они только и могут обрести свое человеческое достоинство. Мысль о бесцельности деяния проходит и через роман о Маргарите Тирольской – «безобразной герцогине», и через роман о еврее Зюссе. Хотя события, описанные в этих произведениях, относились к временам отдаленным – к XIV и XVIII столетиям, хотя Фейхтвангер очень умело насыщал свое повествование бытовыми деталями ушедшей эпохи, создавая иллюзию исторической достоверности рассказа,– проблематика романов была в высшей степени злободневна и современна. Сложившееся у Фейхтвангера представление о роли действия в общественной борьбе отнюдь не имело отвлеченно философского характера, но было тесно связано с усилением пессимизма в его мировоззрении.

Подвергая в «Еврее Зюссе» жестокой критике варварство общества, создавая превосходные сатирические портреты озверевших буржуа, настойчиво снимая покров мнимого благородства с дворян и владетельных князей, что же противопоставил Фейхтвангер насилию, лицемерию и корыстности, властвующим в обществе? Преображенный личным горем, грязный делец Зюсс приходит к отрицанию действия и покорно отдастся в руки палачей, надеясь, что в мире утвердится мудрость созерцания и всепрощения, которую он познал за время страдания. Но пока созерцатели занимались нравственным совершенствованием, варварство, не утрачивая своей активности, распространяло свое влияние, и его носители заключали своих противников в железные клетки, чиня расправу над непокорными, спокойно переступая через чужую кровь.

Исторические романы Фейхтвангера по существу были романами о современности, ибо под прозрачным псевдонимом «исторического» варварства угадывалось варварство современного буржуазного мира. Вместе с тем они подтверждали, что Фейхтвангер, ненавидя реакцию, утвердившуюся в послевоенной Европе, не зная силы, способной ей противостоять, и не желая идти на компромисс с социальным злом, предпочитал в новых общественных условиях замкнуться в служении чистому Разуму, отрешенному от деяния. Социально-политические воззрения, сложившиеся у Фейхтвангера к середине двадцатых годов, позволили ему критиковать буржуазный мир и одновременно сковывали критическое начало его творчества, сужали его диапазон.

Но, как всегда, жизнь оказывалась сильнее мертворожденных абстракций и, неумолимо опровергая схему исторического процесса, построенную Фейхтвангером, заставляла писателя почувствовать, что содержавшаяся в его романах критика капиталистического общества явно недостаточна. В Версальской Германии назревали новые важные и грозные явления, затрагивавшие самые основы существования буржуазной демократии. Финансовая олигархия, рурские магнаты, ост-эльбские юнкеры – правящие круги Веймарской республики,– при попустительстве лидеров социал-демократии спускали на немецкий народ вскормленного реакцией фашистского пса.

К концу двадцатых годов – ко времени создания «Успеха» – фашистская опасность становилась реальностью, и, наблюдая нарастание политического кризиса внутри Германии, Фейхтвангер стал отдавать себе отчет в том, что буржуазный мир болен гораздо серьезнее, чем это представлялось ему ранее.

Писатель – и это подтверждало его художническую проницательность – почувствовал, что начинается новый этап в истории Европы и без тщательного исследования причин, вызывающих кризисные явления, без анализа расстановки действующих на исторической арене политических сил стало невозможным предвидеть ближайшее будущее Германии и мира.

Несмотря на то, что Фейхтвангер загримировал «Успех» под историческую хронику и описывал наш век как уже минувший этап в истории человеческого общества, роман был полностью повернут к современности. Он составил первую часть трилогии, куда впоследствии вошли «Семья Опперман» (прежнее название – «Семья Оппенгейм») и «Изгнание» – произведения, объединенные единством антифашистской темы, но различные по своим художественным достоинствам.

Свою трилогию Фейхтвангер назвал «Зал ожидания», уподобляя современное человечество пассажирам, ждущим отправки поездов на огромной станции истории. Много дорог скрестилось на этой узловой станции – к ней идут и широкие магистрали, и короткие ветки, кончающиеся тупиками. Разные машинисты ведут по ним свои поезда, и пассажирам не безразлично, по каким путям пойдет локомотив истории и кто будет им управлять. Не безразлично это и Фейхтвангеру, тоже одному из пассажиров, расположившемуся со своим багажом в «зале ожидания», и он считает своим долгом указать современникам на ту кассу, где, по его мнению, продается транзитный билет на главный поезд истории.

Поэтому в «Успехе» автор не прячет своих симпатий и антипатий, своих убеждений и общественных идеалов. Он раскрывает их языком художника – логикой образов, многочисленными авторскими комментариями к происходящему, манерой характеристики главных действующих лиц, прямым выражением своего отношения к политическим идеям, борьба которых описана в романе. Тревога и беспокойство за судьбы мира накаляют атмосферу романа, прорываясь сквозь свойственную Фейхтвангеру эпическую размеренность повествования.

Как и в предыдущих произведениях писателя, в «Успехе» тщательно и с большим знанием нарисован исторический фон, на котором действуют герои романа, очень точно и добротно очерчены их характеры, внимательно и художественно правдиво прослежены и объяснены их взаимоотношения.

Роман построен как разъяснение природы одного «частного случая» – дела искусствоведа Мартина Крюгера, обвиненного баварским судом в пропаганде безнравственности, а на деле подвергшегося тюремному заключению за свои убеждения, не совпадавшие -с мнениями и убеждениями судивших его хозяев Баварской республики. В самом сюжетосложении романа проявился аналитический характер реалистического метода писателя. Дело Крюгера, борьба, завязавшаяся вокруг него, позволили писателю показать, как и почему стало фашизироваться послеверсальское немецкое общество, какие политические силы благословляли немецких националистов на кровавые подвиги и стояли за кулисами событий. Фейхтвангер запечатлел в своем романе первую стадию превращения буржуазно-демократического государства, каким была Веймарская Германия, в государство тоталитарное и уловил момент, когда немецкая буржуазия стал переходить к открытым формам террористической фашистской диктатуры.

Бесспорна и велика заслуга Фейхтвангера, который одним из первых писателей на Западе понял опасность фашизма и выступил против него во всеоружии крупного таланта, со всем блеском холодной, разящей сатиры, создав произведение, исследующее социальные истоки фашистского движения.

Возникновение фашизма – начало конца буржуазной демократии; это чувствовал Фейхтвангер, и не случайно роман начинается философской прелюдией – рассказом о картине «Справедливость», написанной безумным художником Ландхольцером на сюжет библейской легенды об Иосифе Прекрасном и его братьях. Художник изобразил братьев Иосифа – вполне «приличных» господ – в тот момент, когда стража, подосланная Иосифом, обнаруживает в их вещах серебряную чашу, спрятанную там нарочно их братом. Эти «благопристойные» господа с возмущением отстаивают свою невиновность, но они забыли, что некогда ими был продан в рабство родной брат.

Таков современный мир – обобщает Фейхтвангер сюжет этой символической картины; он внешне благопристоен, но в нем попрано главное, на чем может и должно держаться общество,—справедливость, уважение к человеку и его личности.

Все, кого политические интересы втянули в борьбу против Крюгера, кто обладает властью и должен, казалось бы, защищать человека во имя права, ибо это их долг,—министр юстиции Кленк, министр просвещения Флаухер и чиновники меньшего масштаба и ранга,– все они служат воцарившейся в жизни неправде. Они творят беззакония во имя «юстиции», «правосудия», «процветания нации» и прочих, ныне ставших отвлеченными, понятий, некогда составлявших боевой арсенал буржуазной демократии.

Сама идея справедливости, во славу которой в 1789 году была взята штурмом Бастилия и в 1848 году лилась кровь на баррикадах Берлина и других европейских столиц, идея, освобождавшая человека от вековых предрассудков, превратилась в современном буржуазном мире в собственную противоположность. Сияние ее потускнело, и если раньше она, словно нимб, озаряла головы мучеников и героев прогресса, то ныне ее свет приспособлен для рекламных целей «мужами закона», представляющими так называемую демократию в Веймарской Германии.

Реалист Фейхтвангер, с неумолимой последовательностью развенчивавший псевдодемократов, стоявших у кормила Баварской республики, в своей критике реакции пе останавливается на полпути. «После подавления революции стало как бы традицией, что лучшие умы из влиятельных семейств воздерживались от непосредственного участия в управлении страной. Они ставили на министерские посты марионеток, а сами довольствовались ролью закулисных дирижеров». Писатель извлекает на свет этих закулисных деятелей вроде графа Ротенкампа, барона Рейндля, тайного советника Бихлера, дирижировавших политическими марионетками, сидевшими в государственном аппарате и занимавшимися проведением в жизнь указаний тайных властителей Баварии.

Политика Баварской республики, получившей по Веймарской конституции автономию, отличалась в своих деталях и частностях от общеимперской политики,– у баварских промышленников и помещиков были особые интересы; кленки и флаухеры играли в независимость от берлинских властей, но на деле они проводили ту политическую линию, которую диктовала им германская крупная буржуазия. Именно на -правящие классы возлагает ответственность за происходящее Фейхтвангер, именно они осквернили жизнь, изгнав из нее справедливость, и прибегли к террору для сохранения своих достатков, привилегий и господства.

Обрушившаяся на Германию в начале двадцатых годов (время, описанное в «Успехе») инфляция не нанесла ущерба интересам крупной буржуазии. Германский капитализм использовал падение реальной стоимости денег для освобождения от государственных и прочих долгов. Перестраивая и перевооружая промышленность, немецкие капиталисты готовились к экономической схватке на внешнем рынке.

Трудности, вызванные инфляцией, легли в первую очередь на плечи народа. Марка падала, ее покупательная способность почти равнялась нулю, печатные станки выбрасывали вместо денег цветные бумажки. Население, и главным образом пролетарии, несло бремя огромных материальных тягот; бесчисленные драмы разыгрывались в германских городах. Напряжение в стране росло.

Фейхтвангер подробно описывает в «Успехе», как крупная буржуазия меняла формы управления страной и поддерживала фашистское движение, демагогически спекулировавшее на тяжелом положении масс. Властители Германии объединяли вокруг себя всю реакцию, продолжая политику террора, начатую еще во времена подавления Ноябрьской революции. За фасадом демократической республики свирепствовали темные силы. Доктор Гейер – адвокат Крюгера, собиравший факты беззаконий, совершенных в Баварии, пытался обратить на них внимание имперского министра юстиции: «Напомнил о бесчисленных жертвах мюнхенских процессов, о расстрелянных и томящихся в тюрьмах, о людях, казненных по ложному обвинению в убийстве, и об убийцах, избежавших заслуженного наказания... Министр юстиции, хотя и относился неодобрительно к вышеприведенным фактам, все же был склонен и им найти какое-то оправдание... и эти судебные ошибки и несправедливые приговоры... вливались в море теории права». Крупная буржуазия возводила политический террор в ранг государственной политики, широко распахивая двери фашизму. Придя в тридцатые годы к власти, фашисты охотно переняли и применяли на практике кровавый опыт «демократических» правителей республики.

Формальное и отвлеченное «право» и его адепты были бессильны перед натиском «реальной» политики. Воспитанные на правовых понятиях, унаследованных от юных лет буржуазной демократии, «мужи закона» в годы, когда бесправие стало законом, а беззаконие правом, погибают, словно допотопные пресмыкающиеся, очутившиеся в ледниковом периоде. Трагикомична и вместе с тем знаменательна в романе фигура Антона фон Мессершмидта, недолгое время подвизавшегося на посту баварского министра юстиции. Этот ограниченный и по-своему честный человек считал в простоте душевной, что в государстве, где он живет, юстиция может быть независимой от политики. Он даже пытался внести порядок в хаос беззакония, захлестывающий страну, но его усилия парализовались чиновничьим аппаратом, прекрасно знавшим, откуда дует ветер. В конце концов, почтенный господин Мессершмидт вынужден был удалиться от государственной деятельности в лоно частной жизни, очистив место другим почтенным господам, отличавшимся большей, чем он, гибкостью совести и позвоночника.

Естественно, что в этих условиях «случай» или «дело» Крюгера лишалось даже малейшего оттенка исключительности и становилось явлением типическим. Фейхтвангер объективным содержанием романа, анализом состояния буржуазного общества показывал, что справедливость и мораль в нем умирали. Что же заменило эти обветшавшие п превратившиеся в пустой звук понятия? Знамением времени стал успех: он подменил и общественную и частную нравственность.

Как истинный реалист, Фейхтвангер сознавал, что в собственническом обществе главным двигателем человеческих поступков является частный интерес. Он разъединяет людей и лежит в основе антагонистичности их отношений, характерных для общества, где идет непрекращающаяся война всех против всех. Удовлетворение интереса становится содержанием и целью человеческой жизни; реализовать интерес можно, только одержав успех – то есть утвердив свой частный интерес, каков бы он ни был, над интересами других индивидуумов и всего общества в целом. Погоня за успехом, осуществление эгоистических интересов напрягает жизнь, делает ее взвинченной, трагичной, свирепой.

Фанси де Лукка – чемпионка по теннису, кончает самоубийством, чувствуя, что успех ускользает от нее; обыватели, растеряв силы в погоне за успехом, означавшим для них материальное благополучие, гибнут в нищете; актеры и писатели, утратив успех, тонут в безвестности; финансисты и промышленники – разоряются; политики – сходят с арены истории.

Борьба за успех освобождает ее участников от заботы о чистоте своей совести, ибо одержанный успех снимает все сомнения насчет того, какими путями и средствами, какой нравственной ценой он был достигнут.

Подобный взгляд Фейхтвангера на буржуазный мир, раскрытый в художественно полноценных образах, делает его роман одним из крупнейших достижений критического реализма XX века.

Критический пафос реализма Фейхтвангера, многосторонне проявившийся в романе, достигает сатирического накала в описании мюнхенского путча 1923 года —первого открытого выступления фашистов в Германии.

Выпестованный крупной буржуазией фашизм на первых порах, и особенно в годы, описанные в романе, использовал в качестве живой силы и массовой основы движения мелкую буржуазию. Фейхтвангер вложил в уста барону Рейндлю – одному из фактических правителей Германии, субсидировавшему фашистов,—очень точную характеристику причин роста фашистских настроений в среде мелкой буржуазии. Барон Рейндль, изображенный в романе умным и проницательным человеком, не менее точно определил и границы, до которых будет дозволено дойти фашистским демагогам: «Мелкий буржуа всегда втайне жаждет сильной власти, вождя, которому он мог бы бездумно подчиняться. По сути дела он никогда и не был настоящим демократом. А сейчас, чем больше обесцениваются деньги мелкого буржуа, тем сильнее линяет и его демократизм. В своем нынешнем бедственном положении он хватается за Кутцнера, как за последний оплот, якорь спасения: Кутцнер – герой мелкого буржуа, фюрер в лучистом озарении славы, изрекающий благозвучные словеса, которым так отрадно повиноваться.

– И вы полагаете, что, если удастся справиться с инфляцией, «истинным германцам» придет конец?» – спрашивает один из собеседников барона Рейндля и получает ясный и определенный ответ:

«Конечно. Но пока немецкая тяжелая индустрия не наладит связей с международной, никакое правительство не справится с обесценением денег».

Тогда – в двадцатые годы – финансово-промышленная олигархия остановила рвавшийся к власти фашизм, подавив «пивной путч», ибо считала себя способной после достижения экономической стабилизации самостоятельно справиться с недовольством трудящихся. А пока она рассматривала фашистское движение как своего рода оттягивающий пластырь, помогавший ей укрепить свое господство в стране.

Поэтому она сквозь пальцы смотрела на разгул и бесчинства вооруженных фашистских банд, поощряла травлю и убийство ими «красных». Роман переполнен фактами, почерпнутыми из живой истории тех лет и показывающими размах террористической деятельности «истинных германцев» (так в романе названы национал-социалисты).

Туманная, полумистическая псевдофилософия «истинных германцев», рассчитанная на внешний эффект демагогия их политической программы, балаганная помпезность их сборищ привлекали к себе выбитую из жизненной колеи мелкобуржуазную массу, удовлетворяя ее темные инстинкты, ибо любое преступление, совершенное «истинным германцем», оправдывалось и освящалось, как «подвиг», совершенный во имя нации или ради ее блага. Под знаменем Руперта Кутцнера – трусливого истерика и ловкого демагога, вождя «истинных германцев» – собирались все отбросы общества – наемные убийцы, погромщики, а также люди, запутавшиеся в долгах, разоренные инфляцией и стиснутые нуждой бюргеры, бывшие кадровые офицеры, ищущие приложения своим военным талантам и жаждущие реванша.

Рядом с Кутцнером, в котором легко угадываются черты его исторического прототипа – Адольфа Гитлера, стояла зловещая фигура генерала Феземана, под именем которого Фейхтвангер вывел одного из главных главарей путча 1923 года – генерала Людендорфа, бывшего фактическим главнокомандующим германской армией на последнем этапе первой мировой войны.

Образы вождей фашизма Фейхтвангер рисует в подчеркнуто гротесковой манере, сгущая краски и заостряя характеристики. С жалящим презрением описывает Фейхтвангер личность Кутцнера, его способность верить в собственную ложь, его самовлюбленность, атмосферу надрыва и фальши, сопутствующую ему и его поступкам. С такой же ненавистью пишет он о Феземане – Людендорфе. Истерик Кутцнер и авантюрист Феземан стояли во главе фашистского движения и неистово рвались к успеху, создавая и вооружая отряды отпетых головорезов и пытаясь совершить государственный переворот.

Для Фейхтвангера лидеры фашизма – персонифицированное историческое зло, а само фашистское движение – взрыв варварства, которое таится под тонким покровом цивилизации и время от времени вырывается на поверхность истории, сея смерть и разрушение.

Подобный взгляд на фашизм, вытекавший из особенностей мировоззрения писателя, однако, не исказил в романе изображения фашистского движения, ибо Фейхтвангер был весьма конкретен в социальном анализе условий, приведших к рождению национал-социализма в после-версальской Германии, и не отрывался от почвы живой истории. Он поднялся до понимания того, что сопутствующие фашизму жестокость и бесчеловечность обусловлены бесчеловечностью самого буржуазного общества.

Эту мысль Фейхтвангер подкрепляет образами Эриха Борнхаака и его приятеля фон Дельмайера – молодых людей, со школьной скамьи брошенных в горнило войны и вернувшихся оттуда с окаменевшими сердцами и выжженными душами. Логика событий привела их в ряды «истинных германцев».

Молодые люди, которые должны были стать надеждой нации, залогом ее будущего, опустошены и развращены самим обществом. У них нет никаких моральных устоев, ибо их нет и в самом обществе; у них нет и ясных жизненных перспектив, ибо их нет у того общества, сынами которого они являются. Они ведут призрачное существование, добывая себе средства к жизни из самых сомнительных источников – становясь сутенерами, подобно пресловутому Хорсту Весселю, обожествленному гитлеровцами, или изобретая фантастические проекты, вроде «кошачьей фермы» Эриха Борнхаака. Они выросли и созрели для самых грязных и кровавых дел – шпионажа, «ликвидации» неугодных политических деятелей, убийств, бьющих на сенсацию и устрашение, подобно организованной Борнхааком «казни» девицы Амалии Зандхубер.

Их образ мыслей чудовищен и извращен, но он отражает извращенность самого собственнического мира. «На войне нас называли героями, теперь – убийцами. Я нахожу это нечестным и нелогичным»,– говорит Эрих Борнхаак, и его насмешка над лицемерием буржуазной морали вполне обоснованна, ибо общество, допустившее и освятившее величайшее преступление против человечества – войну – и поощрявшее «истинных германцев», зиждилось на насилии. Когда в 1933 году настало время безраздельного господства Кутцнера – Гитлера и его приспешников, ничем не ограниченное насилие превратилось в норму государственной практики.

Изображая фашистское движение со многих сторон, Фейхтвангер рассматривает его как величайшую угрозу человеческой культуре, возникшую в недрах самой буржуазной цивилизации. Но фашизм не смог бы так легко проложить себе дорогу, если бы ему противилась та часть буржуазии, которую вполне устраивали даже выхолощенные и урезанные формы буржуазной демократии. Особенности классовой психологии этих слоев буржуазии, не примыкавших к открытой реакции, но своей половинчатостью и склонностью к компромиссам способствовавших усилению ее позиций, Фейхтвангер с блеском раскрыл в образе коммерсанта Гесрейтера.

Господин Гесрейтер брезгливо относится к шовинистическим крайностям «истинных германцев». Тоскуя и сокрушаясь, он наблюдает за тем, как меняется облик его времени и страны, где все меньше места остается уюту и покою, столь дорогим его бюргерскому, не очень горячему сердцу. Он в меру терпим и либерален: в деле Мартина Крюгера он на стороне невинно осужденного человека и даже пытается предпринять кое-какие шаги, чтобы добиться исправления допущенной несправедливости, но все его позывы к добру остаются только в области благих намерений.