Текст книги "Счастливый поцелуй"

Автор книги: Линзи Стивенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Линзи Стивенс
Счастливый поцелуй

Глава первая

– А вот и Брисбенская возвышенность, – сказал Марк, делая широкий поворот на скоростной трассе. – Эти двое еще спят?

Джасмин Макканн обернулась и кинула взгляд на парочку на заднем сиденье.

– Спят как младенцы, – вполголоса произнесла она.

– Ну и не надо будить их, – поспешно прошептал Марк. – А то снова заговорят нас до смерти.

Джасмин подавила смешок. Мэнди была ее лучшей подругой. Вместе с очередным кавалером Мэнди Полом и его другом Марком они ехали на машине от самого Сиднея – больше тысячи километров. Все четверо были членами одного клуба знакомств, и их маленькое общество постоянно посмеивалось над способностью Мэнди и Пола беспрерывно болтать. Джасмин, проведя одиннадцать часов вместе с ними, разделяла мнение Марка, что лучше бы их попутчикам еще поспать.

Джасмин со смешанным чувством наблюдала, как постоянно меняется горизонт, и вздрогнула, когда Марк перебил ход ее мыслей.

– Мэнди говорила, что ты когда-то жила здесь, в Брисбене, – тихо произнес он.

Она кивнула:

– Да, какое-то время. Пять лет тому назад. – Она думала, что никогда больше сюда не попадет. Ей в голову не приходила мысль вернуться сюда, то есть еще совсем недавно, до прошлой недели, не приходила.

Именно тогда, неделю назад, она заехала к маме, чтобы повезти ее за покупками – мама все закупала раз в неделю, – и Джасмин думать не думала о Брисбене и обо всем, что с ним связано.

– Ты сможешь поверить, что у этой женщины хватило наглости написать мне? – начала ее мать, едва Джасмин уселась на диване. – Спустя столько времени и после всего, что она натворила. Поверь, Джасмин: когда я увидела этот конверт, у меня просто сердце остановилось. – Для вящей убедительности Мойра Макканн схватилась рукой за свою пышную грудь.

Джасмин подавила улыбку, когда ее мать сделала театральную паузу, но с некоторым опасением и явно со сбоем своего сердечного ритма остановила взгляд на письме, которое мать держала в руке.

– Кстати, о конвертах. Ты только посмотри на этот. – Мать протянула дочери главный предмет возмущения. – Тисненый! – презрительно воскликнула она, и Джасмин сочла своим долгом бросить взгляд на выступающий красный шрифт, прежде чем вернуть конверт матери. – Лорелла и Джеймс Макканн, Трокли, Ньюмаркет, – повторила Мойра на случай, если Джасмин не прочла адрес.

– Да, мама, они живут там, – сухо произнесла она.

Мать поджала губы.

– Наверняка это дело рук Лореллы. Твой дед не допустил бы такой возмутительной показухи.

– Неужели это имеет значение? – Джасмин вытащила из-за спины пухлую подушечку и поудобнее уселась на диване. – Они живут своей жизнью, а мы – своей. Прошло уже пять лет, мама. Тебе не кажется, что пора позабыть об этом?

– А ты?.. – язвительно спросила Мойра.

Джасмин насторожилась.

– Что – я? – Она небрежно подобрала с полированного столика отпечатанный на глянцевой бумаге журнал.

– Не прикидывайся тупицей, Джасмин. Ты прекрасно поняла, о чем я говорю. Ты-то позабыла?

– Конечно. – Джасмин с раздражением стала листать журнал. – С чего ты взяла, будто я об этом по-прежнему думаю?

– Иной раз я и впрямь себя спрашиваю, уж не позабыла ли ты, – проговорила ее мать зловеще, и Джасмин кинула журнал обратно на столик.

– Тут нечему удивляться, мама. Никакой драмы нет. Просто жизнь идет своим чередом.

– Тогда почему ты никого не приводишь к нам в дом?

– «Никого» – значит «мужчин»? – Джасмин подняла тонкую рыжую бровь.

– По-моему, у тебя не было ни одного свидания, не говоря уж о постоянном кавалере, с тех пор…

– У меня много отличных друзей, мужчин и женщин, – перебила ее Джасмин. – И я вполне довольна своей жизнью.

Да, в самом деле, уверяла она себя. У нее отличная работа, пусть и не слишком творческая, тем не менее отличная. Она – член клуба знакомств, каждую неделю играет в теннис. Ходит с друзьями в театр и на концерты. Не далее как на прошлой неделе они все выезжали на авторалли, в заключение которого отправились на пляж и жарили мясо на вертеле.

– Ты только и ходишь что на работу, а оттуда – обратно в свою каморку. – Мать отвлекла ее от размышлений.

Три года назад Джасмин решила переехать из дома в маленькую однокомнатную квартирку, и это ее решение до сих пор было поводом для конфликтов между матерью и дочерью.

– Начиная с пятницы у меня целый месяц отпуска, – поспешила объявить Джасмин, чтоб отвлечь мать от занимавшей ее темы.

– Наверное, ты отправишься в романтический круиз? Или совершишь организованную поездку на какой-нибудь из островов Барьерного рифа, а? – язвительно предположила Мойра.

Джасмин смиренно вздохнула.

– Возможно, мама. В последние две недели. – (Мойра Макканн скептически оглядела свою дочь.) – Но в те несколько свободных дней, которые у меня будут до Рождества, я собираюсь покупать подарки – без суматохи. Не вылетая в обеденный перерыв, не бегая после работы… Вот от этого я получу истинное удовольствие.

– Ты в самом деле уже заказала билет? – как бы невзначай спросила мать, а Джасмин подозрительно взглянула на нее: у дочери вызвало крайнее недоверие то, что мать вдруг перешла на такой примирительный тон.

– Нет. Пока еще нет, – осторожно ответила Джасмин. – Но я припасла несколько буклетов. А что?

– Так, ничего.

– Правда? – недоверчиво спросила Джасмин, прерывая затянувшееся молчание.

Ее мать покинула свое излюбленное место у широкого окна и направилась по ковру к дочери, чтобы сесть напротив нее.

– Не совсем. – Мать небрежно отмахнулась вызвавшим ее возмущение письмом, которое не выпускала из рук. – Все дело в этом письме твоего деда. Вернее, его жены. – Мать еще раз презрительно взглянула на письмо. – Его жены! Господи, да ведь это почти непристойность!

– Дед сам решил жениться на Лорелле, – устало заметила Джасмин и запустила пальцы в свои волнистые рыжие волосы. Этот разговор, в различных вариациях, у нее с матерью повторялся уже бессчетное число раз. – И конечно же, это его личное дело, – добавила она. – Он же был зрелым человеком, и в таком возрасте, когда мог сам принимать решения.

– Скорее, в таком возрасте, когда легко сделать из себя посмешище! – воскликнула Мойра. – Джасмин, ты ведь не станешь отрицать, что Лорелла всегда была… ну, такой франтихой… всегда расфуфыренная…

Джасмин пожала плечами.

– Она была заметной женщиной и просто подчеркивала свою красоту.

– Да уж, красоту! Я все-таки считаю, что она была вульгарна.

– Мама! – возмутилась Джасмин.

Но Мойра не унималась:

– И что за брак мог у них получиться? Ведь твоему деду было под шестьдесят, и здоровье у него уже пошатнулось. Лорелла на добрых двадцать лет моложе его. До чего все это отвратительно!

– Хватит, мама, – оборвала ее Джасмин. – Мне не хочется обсуждать половую жизнь своего деда. Извини уж.

– Не груби, Джасмин, – скривив рот, проговорила Мойра Макканн с постоянным для нее выражением оскорбленной жертвы.

– Но…

Мойра остановила ее жестом.

– Мне кажется, нам надо сменить тему. Кроме того, я хочу поговорить об этом письме.

– Так давай поговорим, – согласилась Джасмин, с трудом сдерживая нетерпение и поглядывая на золотые часики, которые носила на тонком запястье. – Ты, как я помню, хотела съездить за продуктами. Но если продолжать в таком духе, мы никогда до магазина не доберемся.

– То, что я прочла в этом письме, вытеснило у меня из головы все остальное.

– Мама! – снова заговорила предупреждающим тоном Джасмин, и мать громко вздохнула.

– Они хотят, чтобы мы приехали на Рождество, – без предисловий сказала мать.

У Джасмин вытянулось лицо.

– Ехать в Брисбен? – переспросила она, подаваясь вперед и невольно напрягая мышцы живота.

– Да, в Трокли… всем троим… – произнесла Мойра с торжествующим видом.

Такое было просто невозможно себе представить. Подумать только, возвращаться на место злодеяния! Эта мысль завертелась в голове Джасмин, застучала, будто резиновый мячик о стену, и Джасмин чуть не залилась истерическим смехом. Злодеяния? Интересно, а как это может звучать в юридических терминах?

Хищение? Он, конечно же, похитил ее сердце.

Надувательство? Он, безусловно, прибег к обману и заставил ее увидеть в нем прекрасного рыцаря на белом коне, заставил поверить, что он свободен и вправе завязать отношения с ней.

Злостное членовредительство? Возможно. Что она знала наверняка, так это что она оказалась душевно опустошенной из-за его подлого поступка.

Покушение на убийство? Хотя чисто внешне она стояла на том, что жизнь продолжается, в глубине души чувствовала, что огонек внутри ее дрогнул и погас целых пять лет тому назад. И это он заглушил его.

– Разумеется, мы не поедем, – решительно заявила ее мать. – Вряд ли она может надеяться на наш приезд, после того как сама выжила нас.

– Что? – Джасмин сглотнула от неожиданности. – Зачем им понадобилось нас видеть? – Джасмин не без труда овладела своим голосом.

Мать вновь брезгливо фыркнула и, вытащив из конверта тонкий лист бумаги, подала его дочери.

Джасмин заставила себя пробежать глазами страницу, исписанную почти каллиграфическим почерком.

Судя по письму, полгода назад у ее деда был тяжелый сердечный приступ, за которым последовали еще несколько – не таких опасных. Дед просил жену написать от его имени и пригласить его невестку Мойру, внучку Джасмин и внука Рика провести Рождество у них. Дед всерьез сомневался, что ему удастся поправиться, и хотел помириться с единственными оставшимися у него родными, пока еще не поздно.

Было бы очень жаль, писала Лорелла от имени своего мужа, если бы семья так и не воссоединилась из-за каких-то давних размолвок, причину которых, Лорелла была уверена, никто уже и не помнит. В заключение Лорелла умоляла ответить на письмо, чтобы дед мог заказать им билеты на самолет до Брисбена. Таким образом тяжелобольной человек получил бы возможность искупить любую вину перед ними.

– Может быть, они и забыли о причинах размолвки, а вот я-то еще помню, – хмуро произнесла Мойра. – Надеюсь, отец не думает, что мы можем вернуться туда, будто ничего не случилось?

– У дедушки очень плохо со здоровьем, – мягким голосом вставила Джасмин, но мать продолжала, словно не слыша.

– С той минуты, когда мы переехали в Трокли, когда Рик уже поступил там в школу, эта женщина обращалась с нами как с непрошеными гостями. Вечно мне указывала, вечно была всем недовольна – и прежде всего поведением твоего брата. Лорелла просто бессердечная женщина. Ведь бедный Рик был совсем еще мальчик, да к тому же потерял отца. Рик ведь очень переживал.

Джасмин вздохнула. Ее брат Рик был несносным ребенком, она первая была готова признать это. К сожалению, ее родители не относились к сыну объективно, избаловали парня. Рик нисколько не сомневался в том, что хорошая наружность поможет ему очаровать кого угодно и таким образом выпутаться из любых неприятностей. Обычно так и бывало, и только с Лореллой у него ничего не вышло. Этим Лорелла вызвала раздражение Мойры, и их отношения стали не просто плохими, а отвратительными.

– А после того как сын Лореллы так обошелся с тобой, разве мы могли оставаться?

– Мама! – Джасмин привстала с дивана. В ней пробуждалось ее давнее, привычное стремление бежать.

– Но ведь это факт, – продолжала Мойра, не обращая внимания на возмущенное и побледневшее лицо Джасмин. – Сын Лореллы обманул тебя. Он посмеялся над моей дочерью, и уж кто-кто, а я ему это припомню.

Глава вторая

Кейл Крейген. Стоя посреди своей крошечной квартирки, Джасмин заставила себя произнести вслух его имя. Оно зловеще прозвучало в темном пространстве комнаты. Кейл Крейген. Вот так. Она произнесла это имя, и Земля не перестала вертеться вокруг своей оси.

Видишь, торжествовала она, его имя уже не превращает тебя в трясущийся студень.

Она отбросила все это и перестала испытывать боль. Вот только осколок льда в глубине ее души… Но если оставить его погребенным, если не касаться его, то, она знала, все будет в порядке.

Джасмин шагала взад-вперед по небольшому, покрытому ковром пятачку перед диваном, скрестив руки на груди в неосознанно оборонительной позе, чуть поглаживая пальцами нежную кожу плеч. Какое это облегчение – быть наконец одной.

Ее мать продолжала бубнить о Лорелле Макканн с ее недостатками, а Джасмин казалось, что еще немного – и она взорвется. Ей удалось-таки провести мать по рядам в супермаркете, дождаться, пока та сходила в банк, доставить ее с покупками домой и помочь рассовать продукты. Только после этого Джасмин уехала к себе.

Теперь она была одна и могла дать волю мыслям, могла предаться воспоминаниям о событиях, пять лет назад причинивших ей столько боли.

Впрочем, Джасмин должна была признать, что не все запечатлевшееся в памяти ранило ее. Просто последнее, мучительное воспоминание перечеркнуло многое, что радовало ее до этого.

Например, их первая встреча с Кейлом Крейгеном: робость вначале… вдруг сменившаяся невероятно пылким взаимным влечением, для которого не требовалось слов и которое с той минуты разгоралось все сильнее.

Лицо Джасмин исказилось. Знай она, как тяжело ей станет потом, какой мукой обернется его предательство, она бы повернулась и бежала от него. Неужели бежала бы?

У нее вырвался тихий горький смешок. Ну конечно же, нет. Она была просто не в состоянии бежать – разве только к нему. Она позволила ему увлечь ее. Как мотылек, устремилась на искусительное пламя. И опалила хрупкие крылышки, и уже не в состоянии была летать. С тех пор она даже не стремилась оторваться от тверди земной.

Но ведь минувшие пять лет заживили ее раны, повторяла она себе, и преподали ей бесценные житейские уроки. Если после всего этого она и стала немного замкнутой, если совершенно уже не способна оценить незаурядную внешность или обаяние, что ж, это, пожалуй, к лучшему.

Как Джасмин и говорила матери, она любила свою работу, предпочитала ни к чему особо не обязывающие знакомства и не намеревалась что-либо менять. Но и убежденная в том, что оставила прошлое позади, она все-таки не считала возможным снова ехать в Брисбен.

Джасмин слегка нахмурилась: она не могла оставаться равнодушной к страданиям деда, не причастного к происшедшему. Он как-никак уже старик… очень больной старик, и она понимала, что не такое уж непомерное требование с его стороны – собрать вокруг себя родню. Вдруг ему станет хуже? Она закусила губу.

Джасмин искренне хотела повидаться с ним. Но она не собиралась рисковать и снова столкнуться с Кейлом Крейгеном. Или застать там его жену и прочих его родственников.

В груди у нее чуть кольнуло, но Джасмин легко подавила боль.

Все прошло, решительно сказала она себе. Кейл Крейген уже ничего для нее не значит. И, как это ни горько, она для него никогда ничего не значила.

Два дня строчки из письма Лореллы то и дело возникали у нее в памяти. Ее это раздражало. С этим-то еще можно сладить, думала она, но одновременно заострялось внимание на старательно забытом.

Она вдруг с удивлением заметила, что стала на улице разглядывать мужчин… высоких брюнетов. И вспоминать…

Джасмин вспоминала прикосновение гладкой, загорелой кожи Кейла. Его сильные руки, сжимавшие ее. Вкус его губ. Бешеные удары его сердца у нее под пальцами.

А когда в один из вечеров на еженедельном теннисном матче она зазевалась и пропустила мяч только из-за того, что залюбовалась игрой мускулов на длинных ногах мужчины, ее противника, Джасмин решила, что пора взяться за себя.

Это все гормоны, сказала она себе. Дело, наверное, в том, что она перестаралась, отказываясь от физического и эмоционального контакта с мужчинами. Видимо, необходимо что-то менять.

Нельзя судить обо всех мужчинах по одному обманщику. Джасмин знала, что как раз этим и грешит. Но и заглядываться на каждого встречного тоже, пожалуй, чересчур, сказала себе она.

А потом Мэнди сообщила, что тоже заметила эту перемену в Джасмин.

Джасмин познакомилась с Мэнди Паркер, когда переехала в Сидней и поступила на службу в юридическую фирму. Мэнди служила там же юристом. Перестав дичиться друг друга, они крепко подружились. Это Мэнди настояла на том, чтобы Джасмин пришла в их клуб знакомств.

– Бесполезно теперь оценивать физические достоинства Марка, – сострила Мэнди, когда они заняли места, чтобы посмотреть следующий матч. – Марк ведь не заметит твоего к нему внимания.

– Не понимаю, о чем ты, – пробормотала Джасмин, краснея оттого, что попалась.

– Я хочу сказать, что ты уже столько раз отталкивала его. Боюсь, больше он не прибежит, чтобы опять получить отказ.

Джасмин невольно улыбнулась.

– Валяй, не стесняйся, Мэнди. Но если снова вздумаешь заняться сводничеством, то запомни: он мне не подходит. Ясно?

– Поверь, не только тебе. – Мэнди бросила взгляд в сторону Марка Дина и покачала головой. – Правда, жаль? На этакую фигуру любая девушка засмотрится. – Мэнди громко вздохнула. – Ты заметила, как часто такое бывает с этими неотразимыми? Просто блеск, пока не раскроют рот.

Джасмин не удалось сдержать смех.

– Секс не берем… Не слишком ли ты широко обобщаешь?

– Шутишь? Я недоговариваю. Взгляни на моего Пола, вот тебе яркий пример: челюсть Роберта Редфорда, волосы Ричарда Гира, улыбка Тома Круза, а попка – Мэла Гибсона. Но беседовать с ним – все равно что с вон той скамьей. А ведь рано или поздно приходится же с ними беседовать. Ей-Богу, одна тоска.

– Бедный Пол! Как все его предшественники, обречен на то, чтобы попасть в кучу забракованных.

– Ну, пока еще нет. На него пока приятно смотреть. Хотя не стану отрицать: я разборчивая. Как и ты, Джасмин.

Джасмин повела бровями, а Мэнди продолжала:

– Внесу поправку: я почти такая же разборчивая, как ты. Я-то по крайней мере не лишаю их возможности разверзнуть уста и попасть пальцем в небо.

– Не в этом дело, Мэнди. Просто мне кажется, что я еще не готова к каким-либо отношениям, – начала Джасмин. Однажды она вкратце рассказала Мэнди о своем быстротечном и несчастливом романе с Кейлом Крейгеном.

– Пяти лет в скиту вполне достаточно.

– Да, но…

– Наверное, парень был совершенно потрясающим, – спокойно закончила за нее Мэнди.

– Я так считала.

Мэнди снова вздохнула.

– Сказавшая, что жизнь все равно что колючка в заднице, знала, о чем говорит.

Несколько минут они сидели молча. Вдруг Джасмин, неожиданно для себя самой, принялась рассказывать подруге о письме Лореллы.

– Дедушка хочет, чтобы мы приехали в Брисбен на Рождество, – сообщила она.

Мэнди с удивлением обернулась к ней.

– И ты поедешь?

– Ну конечно же, нет. – Джасмин замотала головой. – То есть, с одной стороны, мне хочется повидаться с дедушкой. Но с другой – я совершенно не желаю снова видеть Кейла.

– Это несколько осложняет дело, да? А он там будет? То есть он все еще живет в Брисбене?

– Понятия не имею. Пять лет назад он еще учился. Жил в Трокли, как бы неполный день работал у дедушки и писал диплом. – У Джасмин заныло сердце. Не так уж много светских разговоров было у них. Слишком они были влюблены, слишком острым было их физическое влечение, чтобы еще и разговоры вести.

– Позвони своей дедовой жене и спроси, – подсказала Мэнди, но Джасмин снова замотала головой.

– Не стоит. Все равно вряд ли я смогу туда вернуться.

Мэнди пожала плечами.

– Тебя можно понять. Какой смысл идти на это, если нет необходимости… Хотя жаль… мы бы подвезли тебя. Знаешь, мы с Полом и Марком едем в Нузу – провести Рождество у родителей Пола. Мы с тобой вместе могли бы сбежать, чтобы отметить праздник на знойном тропическом Севере.

Джасмин застонала.

– Только не включай меня в свои планы, пожалуйста. Если тебя пустить в солнечный Квинсленд, дело кончится неприятностями.

– Не беспокойся, Джасмин. Вчера в торговом центре я подошла к доброму Санта-Клаусу, рассказала ему, какими в этом году мы были примерными девочками, и очень вежливо попросила его каждой из нас засунуть в чулок что-нибудь высокое, черноволосое и интересной наружности.

Джасмин расхохоталась. Когда часа два спустя она входила к себе в квартиру, то все еще улыбалась, вспоминая о беспардонности своей подруги. Не успела Джасмин поставить спортивную сумку, как зазвонил телефон.

– Джасмин! – прогромыхал в трубке голос ее матери. Джасмин отстранила на несколько дюймов трубку от уха.

– Да, мама. В чем дело?

– Я весь вечер пыталась дозвониться, – с укором сказала Мойра Макканн.

Джасмин вздохнула.

– Сегодня вторник. Ты же знаешь, я играю в теннис по вторникам.

– Ах да, я забыла. То ты, то Рик… ей-Богу, у меня голова кругом идет.

– Так в чем дело?

– Ты можешь сюда подъехать? – взмолилась мать.

Джасмин посмотрела на часы.

– Уже поздно, а завтра мне рано идти на работу. Ты не могла бы объяснить по телефону, в чем дело?

– Нет. Хотя, пожалуй, объясню. Я хотела сказать тебе, что мы решили принять предложение твоего дедушки. Мы едем в Брисбен повидать его.

– Вы… что? Но…

– Я все обдумала, Джасмин, и считаю, что, если подходить с моральной точки зрения, надо ехать. Препятствий нет: и у тебя, и у Рика отпуска. И, как я сказала Лорелле…

– Ты когда успела поговорить с Лореллой? – в изумлении перебила Джасмин. – Ведь несколько дней назад ты только и твердила, что больше не желаешь с ней знаться. Казалось, тебя на аркане туда не затащить.

– Я звонила ей сегодня вечером, – ровным голосом ответила мать. – Мне хотелось выяснить у нее все насчет билетов на самолет.

– Мама, я не поеду в Брисбен. И не могу понять, зачем ты решила туда ехать. С чего это ты вдруг передумала?

– Ну, я тогда просто разволновалась. Ты знаешь, как это у меня бывает. Это возраст. Я, пожалуй, переборщила, ну, в отношении Лореллы. А теперь, когда остыла, я поняла, что поторопилась с выводами и, наверное, была слишком непреклонной. Поэтому и передумала.

– Почему?

– Что – почему?

– Почему ты вдруг взяла да передумала? – повторила Джасмин, теряя последнее терпение.

– Джасмин, твой дедушка, может быть, при смерти.

– Знаю, мама, – тихо произнесла Джасмин и снова вздохнула. – А что Рик? Как он смотрит на эту поездку?

– Рик согласен со мной. Мы все обсудили. Он считает, что нам надо съездить повидаться с дедушкой.

– Мама, но в чем настоящая причина? Я же чувствую, тут что-то кроется. Тебя выдает голос.

– Тебе это кажется, – поспешила ответить мать. Ей было явно не по себе.

– Дай мне поговорить с Риком.

– Он… его нет дома.

Джасмин поджала губы.

– У Рика что-то не так, верно? Ему, видимо, необходимо уехать на время из города. Сколько ему на этот раз нужно, мама?

– Не понимаю, чего ты добиваешься, Джасмин.

– Правды, мама, – настаивала Джасмин – и оторопела, когда ее мать заплакала. – Мама! В чем дело? Ладно, я приеду.

– Нет, не надо. Ты же сама сказала, что уже поздно. У меня все в порядке. Просто я… – она громко всхлипнула, – я просто не знаю, что мне делать. Джасмин, у Рика неприятности… довольно серьезные, и он… ну, он уговорил меня заложить дом, а теперь…

– Что – теперь?

– Я так и знала, что ты будешь злиться. Он говорил, что это только на месяц, что у него верное дело, но что-то сорвалось, и теперь Рику нужны деньги… сейчас же… очень много денег, и, боюсь, мне придется продать дом. – Еще раз всхлипнув, мать смолкла.

– Что значит «очень много»? – спросила Джасмин с тревогой, стараясь расслабить руку, сжимавшую трубку и побелевшую от напряжения. Ох уж доберется она до своего братца…

– Десять тысяч долларов.

Джасмин онемела.

– Десять тысяч? – наконец прохрипела она. – Мама, это же… Откуда нам взять десять тысяч?

– У него есть месяц на то, чтобы их достать, и он подумал, что, может быть, дедушка одолжит ему.

– Рик хочет просить денег у человека при смерти?

– Рик их вернет, как только продаст свой земельный участок.

– То есть, возможно, в течение ближайших десяти лет. Цена на недвижимость никогда еще не падала так низко, а район, где этот участок, приличным не назовешь. Боже мой, мама, кто дал Рику право ввязывать тебя в свои махинации? Как он смеет рисковать твоим домом? Что касается того, чтобы просить у дедушки эти деньги… – Она не договорила.

– Разве у меня был выход? – Голос матери жалобно задрожал, и Джасмин опустилась в стоявшее у телефона кресло.

– Не знаю, мама, – устало произнесла она. – Думаю, что… – Она вздохнула. – Вот что, давай я схожу в банк, у меня там кое-что отложено, и может быть, удастся получить ссуду.

– Ах, Джасмин, мне так не хочется опять просить тебя…

– Да, но это все-таки лучше, чем беспокоить дедушку. Мы будем как проклятые работать до конца недели, так что в банк я выберусь только в понедельник, когда начнется мой отпуск.

– Джасмин, я не могу просить… то есть Рик сказал, чтобы я не… О Господи! Ты так на Рика сердилась в прошлый раз, когда у него были мелкие затруднения с деньгами, что он велел не говорить тебе. – Мойра Макканн снова расплакалась.

– Мама, тебе нельзя просить у дедушки. Ты вообще не должна просить. Это дело Рика; и пусть он только попадется мне, я ему все выскажу.

– Он так раскаивается, Джасмин, – вставила мать.

Джасмин прикусила губу, чтобы не выразиться слишком резко.

– Вечно твой Рик раскаивается, – устало произнесла она и взглянула на часы. – Вот что, мама, иди-ка ты в постель и постарайся не волноваться. Я возьмусь за это на будущей неделе.

Но Джасмин так и не успела за это взяться: через два дня, вернувшись с работы, она прослушала на автоответчике сообщение матери:

«Мы с Риком выезжаем в Брисбен сегодня же утром. Я не стала звонить тебе на работу – знала, что ты расстроишься. Как я и говорила, Рик не хочет утруждать тебя всем этим, и я считаю такое решение самым подходящим. Рик говорит, что, может быть, даже не придется беспокоить дедушку, так как нашелся кто-то, кого интересует участок Рика. Джасмин, ты всегда была дедушкиной любимицей, тебе это известно, так что позвони нам в Трокли, если передумаешь и пожелаешь приехать к нам провести Рождество».

Мойра Макканн сделала паузу.

«И еще, Джасмин. Лорелла говорит, что они… что Кейл сейчас в Канаде. Он останется там до Нового года».

Сознание того, что Кейла нет в Брисбене, заставило ее поколебаться, но мысль, что Рик будет добиваться денег у деда, решила вопрос: Джасмин понимала, что непременно должна удержать брата от такого шага, а опыт подсказывал, что поговорить с ним лично – единственный способ убедить.

Итак, через пять дней Джасмин, чуть утомленная долгой дорогой, была в Брисбене. Марк остановил машину у высокого белого частокола, окружавшего Трокли – большую старинную усадьбу, принадлежавшую семейству Макканн более полутора столетий.

Марк выскочил через дверцу со стороны водителя, открыл багажник, достал из него рюкзак Джасмин и с широкой улыбкой подал ей. И тут он наконец заметил дом – так высокий забор защищал границы владений размером около двух акров.

Дом был длинным и приземистым, но стоял на вершине холма, откуда открывалась круговая панорама окрестностей.

– Ого! Ты никогда не говорила, что твой родной дом – настоящее имение, – сказал восхищенный Марк. – Ты в самом деле не хочешь, чтобы я помог тебе донести вещи до порога? Тут порядком переть вверх, но наверняка оттуда вид такой, что стоит напрячься.

– Да, вид стоит того. Но лучше не надо. Поезжай, если хочешь попасть в Нузу до наступления темноты.

К ним успели подойти Мэнди и Пол. Оба восторгались домом.

– Просто роскошь! – повторяла Мэнди, а Джасмин обернулась на Трокли, чтобы оценить его свежим взглядом.

Джасмин пришлось признать, что выглядит Трокли внушительно: от дома не только веяло стариной, ведь построил его прапрадед Джасмин в середине девятнадцатого столетия, но и стоял он, возвышаясь, в одном из самых прелестных уголков города, а назван был в честь захолустного местечка в Нортумберленде, в котором родился ее прапрадед.

Джасмин очень хотелось взглянуть на дом бесстрастно, не испытывая связанной с этими местами боли. Сердце ее заныло еще у поворота на эту дорогу, когда они поехали в гору. Первый взгляд на дом чуть не вывел Джасмин из равновесия, и она какое-то время боролась с желанием сказать Марку, чтобы поворачивал обратно и отъезжал от Трокли… от всего, о чем он ей напоминал.

Внешне дом был примерно таким, каким сохранился в ее памяти: длинный, одноэтажный, построенный из местного камня, с изогнутыми, крытыми рифленой жестью верандами во всю длину фасада и задней стены. Два огромных дымохода симметрично поднимались над крышей, и пестрые кашпо с цветущими растениями висели, на некотором расстоянии друг от друга, вдоль веранд. Зеленые, великолепно ухоженные газоны спускались до самого забора.

Вдруг Джасмин заметила движение невдалеке слева и прикрыла ладонью глаза от солнца. Кто-то работал в саду рядом со строением, которое было когда-то – и до сих пор называлось – привратницкой. Над кустами поднималась крутая крыша маленького коттеджа из того же местного камня, и фигура мужчины – Джасмин решила, что это мужчина, – виднелась в просвете между низкорослыми деревьями.

Он стоял спиной к ним. Одет был в выцветшие джинсы и рубашку, а на голове у него была широкополая шляпа, защищавшая его от солнца.

– Кто это? – спросила Мэнди театральным шепотом, хотя мужчина находился слишком далеко, чтобы расслышать их. – Садовник или привратник?

Марк и Пол рассмеялись, а Джасмин скорчила гримасу.

– Очень остроумно, Мэнди. – Она помедлила и снова взглянула на мужчину. – Раньше садом занимался старик Джо Робертс, но он ушел на покой. Наверное, это новый работник.

– Во всяком случае, он недурно выглядит, – решила Мэнди, а Пол ревниво обхватил ее рукой.

– Разве отсюда видно? – спросил он, явно недовольный интересом, который Мэнди проявила к другому мужчине.

Марк закатил глаза.

– Совершенно очевидно, что он – мужчина, а для Мэнди достаточно и этого, – поддразнил он друга.

– Спасибо за намек, – нахмурившись, сказал Пол.

– Да перестаньте вы нападать друг на друга! – Мэнди толкнула обоих к машине. – Твоя очередь сесть за руль, Пол. Поехали.

– При тебе план, который я набросала… как выбраться из города? – спросила Джасмин, вдруг почему-то расстроенная тем, что ее друзья уезжают.

Мэнди помахала листком бумаги.

– Вот он, у меня. Но Пол уверяет, что узнает дорогу, как только увидит ее.

– Узнаю, не сомневайтесь. – Пол нагнулся и поцеловал Джасмин в щеку. – Пока, Джасмин. Увидимся через десять дней.

Не желая отставать, Марк как медведь обхватил Джасмин.

– Да, до скорого, Джасмин. – Его поцелуй тоже пришелся ей в щеку, потому что Джасмин успела чуть отвернуть лицо. Марк насупился и отошел от нее.

Мэнди скорчила Джасмин гримасу, а Марк залез в машину.

– Пока, Джасмин. Пожалуй, неплохо – живя здесь, консультироваться по вопросам садоводства. – Приподняв брови, она кивнула в сторону коттеджа, а когда ее смех донесся до Джасмин, Пол уже отъезжал.

Джасмин невольно улыбнулась и снова посмотрела на мужчину у коттеджа, заметив, что тот отворачивается, чтобы снова заняться садом. Видел ли он, как они прощались? Джасмин пожала плечами и повернулась – посмотреть вслед исчезающей за углом машине. Потом повесила рюкзак на плечо и открыла ворота.