Текст книги "Без присмотра"

Автор книги: Линор Горалик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Линор Горалик
Без присмотра

Один человек тащил по улице елку и ужасно устал, потому что последние две ночи совсем не спал, а думал о будущем и о том, что с первого числа он все будет делать совершенно иначе и, в частности, начнет гораздо лучше относиться к мышам.

Он попытался спуститься с елкой в метро, но там на ступеньках лежала собака и не хотела уходить, так что ему надо было или перетаскивать елку через собаку, или идти пешком. Человек очень рассердился и хотел уже на собаку накричать, но вдруг вспомнил, где он раньше ее видел: как-то раз в новогоднюю ночь они вместе сидели в вытрезвителе, с ними еще был волосатый чувак в серой рубахе, который Все Им Объяснил. Человек с елкой обрадовался, потому что всегда вспоминал тот вечер с теплотой. Он закричал собаке: «Котя! Это же я!» Собака тоже его узнала и вскочила на ноги. Они обнялись, кое-как уложили елку на ступеньки, и человек, которого собака назвала «Паша», сказал, что у него есть всего пара минут, а собака Котя сказала, что у нее тоже есть всего пара минут, и спросила, как у «Паши» дела. Человек сказал, что дела у него хорошо, он теперь работает психиатром, и ему очень нравится, гораздо больше, чем когда он работал продавцом игрушек у метро. «Хотя в это время года, – сказал человек, которого собака назвала „Паша“, – непонятно, кем лучше работать: психиатром или продавцом игрушек», – и был прав.

Например, когда он работал продавцом игрушек у метро, к нему в ларек незадолго до Нового года пришла маленькая девочка и сказала: «Извините, пожалуйста, я сейчас у вас сделаю покупку – вы мне поможете отнести ее домой?» У «Паши» в этот момент как раз было очень плохое время, поэтому он не работал психиатром, – его жена убила одного человека, а «Паша» ей сказал: «Ну ладно, раз ты его любила, я все понимаю». Ей пришлось сесть в тюрьму, а «Паша» ходил к ней с передачами, и как раз на днях ему предстояло передать в тюрьму мышеловку. В тюрьме были мыши, которые все время пели собственного сочинения песни в формате радио «Шансон». Уже позже, когда «Паша» (на самом деле его звали Сергеем, но собака Котя в силу определенных обстоятельств ничего об этом не знала, так что для нее он был «Паша») рассказал о мышах одному опытному пациенту, пациент сказал, что это очень известное дело: почти все песни, которые крутят на радио «Шансон», пели мыши по тюрьмам (особенно пронзительно получалось у елецких, потому что в Елецке новые тюрьмы с очень твердыми стенами, у мышей жизнь трудная, и это стимулирует творчество). Мышиные голоса очень высокие и писклявые, так что их хорошо слушать под Новый год или в Рождество, когда мыши поют «Святую ночь» или акафисты, а когда просто каждый день в формате радио «Шансон», то тяжело. Зато это вроде бонуса: пока сидишь – заучиваешь песни, а потом вышел – пошел на радио «Шансон» и продал.

«Пашина» жена Таня села как раз в декабре, потому что человек, которого она убила, познакомился с ней в предыдущем декабре. «Паша», который тогда еще работал психиатром, совсем не удивился – у психиатров это называется «эффект годовщины». Обычно по тюрьмам никто мышеловок не ставит, потому что мышь, как известно, в неволе не поет. Кроме того, мышеловки в тюрьме считаются не к добру, как своих мочить, плюс у радио «Шансон» длинные руки, у них с мышами своя мафия, все схвачено. Но у «Пашиной» жены в камере была одна мышь, которая желала выбраться наружу. Она выбрала «Пашину» жену Таню, как самую интеллигентную, и тайком пошла за ней в прачечную и там, когда все машины стучали, тихонько подкатила и рассказала про свой план. План был такой, что «Паша» под Новый год подарит жене мышеловку, а мышь, значит, в нее попадется, но осторожно, а Таня потом передаст мышеловку с мышью «Паше» на волю, тоже в качестве подарка. Это был невероятный план, все было против его исполнения – и то, что «Паша» боялся мышей, и что мышь не дадут передать, и радио «Шансон», которое может не поверить, что мышь попалась, а решить, что она по доброй воле кинула своих. Но это был Новый год, и все получилось чудом, как положено. К «Паше», правда, потом приходили очень неприятные люди с радио «Шансон» и просили посмотреть мышь. «Паша» ее показал, но мышь прикинулась у себя в клетке дрожащей тварью, а «Паша» сказал, что он психиатр – и то не может ее в сознание привести, у нее посттравматический шок от разлуки с семьей. Он даже показал этим людям пузырек, как будто с растолченными антидепрессантами, которые он дает мыши крошечными гранулами. На самом деле это был, конечно, кокаин, потому что без кокаина нормальному человеку Новый год не пережить, особенно если его жена убила любимого человека, который ее не любил. И люди с радио «Шансон» ушли, потому что мышь, даже и без депрессии, как известно, в неволе не поет. А мышь встретила с «Пашей» Новый год (буквально крошечными гранулами), они хорошо поговорили, поплакали и буквально спасли друг друга в эту тяжелую праздничную ночь. И тогда утром «Паша» выпустил мышь на волю, чтобы она могла сделать то, ради чего покинула отчий дом и всех своих близких, – уехать в Астрахань выращивать мини-арбузы. Она, мышь, в тюрьме многого навидалась и уверилась, что у России свой собственный путь к благу и просвещению, лежащий через сельскохозяйственные работы.

Так вот, «Паша» как раз был в ужасном состоянии, потому что завтра ему предстояло идти в тюрьму передавать жене мышеловку, и он очень боялся, что мышеловку не возьмут, и все время думал: «Господи, это же все, что я могу сделать для Тани, я умираю от любви, дай мне сделать хотя бы вот это, хотя бы вот эту мышеловку, пожалуйста!» Это было его единственное новогоднее желание. Но когда ты только-только перестал быть психиатром, потому что во время приема пациента три недели назад у тебя зазвонил мобильник и тебе померещилось, что это звонит твоя жена, которая сидит в тюрьме, и от этого «померещилось» тебя вырвало на стол, – так вот, при таких обстоятельствах ты не очень веришь в исполнение новогодних желаний. Или в то, что Господь не только дарует тебе возможность передать мышеловку, но еще и снабдит тебя мышью, которая буквально по грануле помогает тебе пережить новогоднюю ночь. Так что когда девочка, еле достававшая до прилавка, сказала «Паше», что ей нужно будет помочь отнести покупку домой, «Паша» страшно обрадовался. Он подумал: «Ого, если она и правда сейчас купит много всего, то я сверну свою точку к чертовой матери, дотащу ей все эти дурацкие гирлянды и фейерверки до дому и пойду лежать мордой к стенке». Тогда девочка дала ему десять рублей и попросила баночку с мыльными пузырями. Он сказал: «Девочка, ты зачем издеваешься надо мной?» – но девочка его не услышала: на ней была очень толстая красная шапка, как у Буратино, и к тому же она отвернулась к санкам и что-то на них раскладывала. Потом девочка взяла пузыри и стала их пускать очень-очень осторожно. И выяснилось, что пузыри замерзают, когда на них попадает снежинка, и получается невероятно красиво. «Паша» аж рот раскрыл от такой красоты, а девочка все выдувала и выдувала пузыри, у нее на санках стоял поднос, застеленный ватой, и пузыри, если опускались на вату, не лопались, а если опускались один на другой, то оба распадались на осколочки, и девочке приходилось заново выдувать оба пузыря. Вокруг них уже было очень много народу, все покупали у «Паши» пузыри и пускали их, и он действительно за час, пока девочка заполняла пузырями свой поднос, наторговал столько, что можно было свернуть лавочку. Тогда девочка взяла его за рукав и хрипло напомнила, что он обещал ей донести товар домой.

«Паша» молча вез санки, крошечными шагами преодолевая метров сто до девочкиного подъезда, – иначе пузыри столкнулись бы и побились. Снег шел совсем мелкий и падал на них буквально гранула за гранулой. Девочка в толстой красной шапке и толстом клетчатом красном пальто и синих толстых сапогах тоже шла молча и только вытирала варежкой холодные зимние сопли. Когда они дошли до подъезда, то выяснилось, что «Паша» не может войти в подъезд, потому что пузыри от тепла сразу лопнут. Тогда «Паша» сказал: «Черт, девочка, зачем я все это делал?!» Но тут из окна первого этажа какая-то женщина стала истерически кричать: «Наташа! Наташа!», а девочка подняла голову и сказала этой женщине: «Мама, успокойся, я привела тебе хорошего мужика, у которого хватит терпения выносить и тебя, и мою припиздь». И тут оказалось, что все это – и поднос, и санки, и сорок минут, за которые «Паша» чуть не умер от холода, – все это был тест. Потому что мама вчера сказала, что Новый год они с дочкой будут встречать вдвоем, им никто не нужен, спасибо, а мамина сестра сказала, что одиночке не следует бросаться мужчинами, а мама сказала, что Женя – не мужчина, а свинья, а мамина сестра сказала: «Пойди найди хорошего мужика, у которого хватит терпения выносить и тебя, и Наташкину припиздь».

Женщина – ее звали Алена – страшно извинялась потом перед «Пашей», и ему все-таки пришлось зайти к ней и выпить чаю. Он сразу сказал, что у него жена в тюрьме, а Алена сказала, что он вообще не должен ей ничего говорить, и утром она тоже сказала, чтобы он ни про что не думал и что ей было очень с ним хорошо. И что она больше не надеется его увидеть, но все равно возьмет его телефон и позвонит поздравить его с Новым годом. Она действительно позвонила в новогоднюю ночь, когда «Паша» и мышь только выложили дорожку, и он передал привет Наташе. Он спросил, встречают ли Алена с Наташей Новый год одни, а Алена сказала – нет, с ними Женя, а «Паша» сказал: «Женя же свинья», а Алена сказала: «С Новым годом, Сережа» – и повесила трубку, потому что к ней явно кто-то лез целоваться. «Так что, – сказал „Паша“ собаке Коте, – я тебе говорю, под праздники хер его знает, кем лучше работать – продавцом игрушек или психиатром, – по-любому ебануться можно».

Собака Котя сказала, что все верно, в это время года прямо-таки трудно не ебануться, разве что если оказаться в вытрезвителе. Тут Котя и «Паша» немного посмеялись, потому что та ночь, когда они познакомились в вытрезвителе, закончилась очень хорошо для всех ее участников, кроме мужика в серой рубахе, который Все Им Объяснил. Но мужик, честно говоря, был готов к такому исходу, так что можно сказать, что эта ночь и для него закончилась хорошо. «Паша» тогда оказался в вытрезвителе, потому что в том декабре его жена как раз познакомилась с человеком, которого год спустя убила из-за «эффекта годовщины». «Паше» она объяснила, что она этого человека любила, а он ее – нет, и от этого «Паше» стало ужасно больно. Он раньше даже не знал, как бывает больно, когда кто-то не любит женщину, которую любишь ты, и делает ей этим больно. Короче, «Паша», который тогда еще работал психиатром и был очень приличным человеком, как-то совершенно естественно оказался в новогоднюю ночь в вытрезвителе. А собака Котя оказалась в вытрезвителе по неприятному стечению новогодних обстоятельств.

Дело в том, что собака Котя вовсе не был собакой, а был верхунд, собака-оборотень. То есть изначально он был очень даже собакой, самой обыкновенной и даже немного породистой, и в детстве был очень хорошенький, прямо ангелок с зубами. Он родился у овчарки из очень приличной семьи под самый Новый год и вызвал страшный скандал, потому что выяснилось, что восемнадцатилетний Лелик путается с одной разведенкой по имени Алена. Эта Алена, конечно, нашего Лелика не намного-то и старше, но у него впереди потрясающая карьера, а она Бог знает кто, кассирша, у нее еще дочка маленькая, – и не стыдится талантливому мальчику ломать судьбу. Да еще и ее поганый кобель покрыл нашу породистую Глашеньку, вон у щенков на лбу отметина точно, как у ее гаденыша. Был валидол и все дела, бабушку еле спасли, Лелик хлопнул дверью и чуть не прищемил себе музыкальный палец, но щеночки-то уже родились, не выгонять же их в стужу, под Новый год, на улицу? Лелик сказал, что он – сам! Без вашей помощи! Их раздаст! Всех троих! – сгреб, завернул в полотенце и притащил щенков в консерваторию в последний день учебы.

В консерватории все виолончелистки, конечно, кипятком сю-сю-сю-сю-сю, особенно от собаки Коти, но легкое ли дело – взять в квартиру собаку смешанной породы, которая неизвестно еще, до каких размеров вырастет? – а квартиры все приличные, у всех бабушки, у всех валидол. Но вернуться со щенками домой предновогодним вечером Лелик, конечно, не мог – это бы доказало, что он не мужчина, не может справиться со своим приплодом от Алены (извините). Поэтому Лелик, которого уже ждали в гости к новогоднему столу у одной виолончелистки, понес Котю с братьями в парк Сокольники, к пруду, а конкретно – к большой полынье. Он же был не изверг – оставить трех щенков на улице в такой мороз, под самый Новый год, что это за жизнь и сколько она продлится? – одно страдание.

Собственно, именно так про жизнь думал в этот момент и милиционер Меньшиков, младший сержант, новогодней ночью ушедший с поста в парке Сокольники и отправившийся к полынье топиться от одиночества и от любви к одному своему подконвойному, некоему Алексею, убившему человека, который его не любил, и явившемуся через шестнадцать минут после совершения преступления в ближайшее отделение милиции с повинной. К своему удивлению, младший сержант Меньшиков испытывал ужасную душевную боль не от того даже, что Алексей не любит его, а от того, что человек, которого любил Алексей, не любил Алексея в ответ и причинил ему этим столько мук. Эта боль была такой грустной, что привела одинокого сержанта Меньшикова новогодней ночью к полынье.

Лелик, сделавший свое дело и быстро шмыгнувший в темноту, подальше от ледяного плеска и отчаянного визга, разминулся с младшим сержантом Меньшиковым буквально на сорок восемь секунд, так что оба они сумели, в какой-то мере, выполнить свой план: Меньшиков бросился в полынью, вытащил щенков, выбрался сам, домчался до патрульной машины и уже через час отпаивал водкой себя и щенков, и все четверо отлично выжили. Умный сержант Меньшиков не стал давать щенкам имена в ту странную ночь, потому что боялся, что они все-таки умрут от пневмонии, или от водки, или и от того и от другого. Он только гладил всех троих по очереди и говорил «котя, котя, котя», так что потом, когда двоих Котиных братьев забрали к себе друзья Меньшикова, Котя так и остался Котей.

Жизнь Меньшикова и Коти от этой встречи, конечно, очень переменилась к лучшему, и ее омрачала только одна проблема: Коте, чью жизнь на самой заре его существования спасла водка, иногда невыносимо хотелось выпить, а младший сержант Меньшиков быстро это понял и ничего против не имел. Но в первый же раз, когда Меньшиков плеснул Коте в миску, а себе в стакан, сел на пол, чокнулся стаканом с миской, и они выпили, Котя вдруг заговорил человеческим голосом. Быстро выяснилось, что Котя по мере взросления все больше превращается от водки в человека, но ненадолго – после первой рюмки на восемь-десять часов, а дальше, пей не пей, природа дает организму Коти две недели передыху. Не пить Коте, собственно, было легко, ему и выпить-то никогда не хотелось, кроме тех ночей, когда Котя вдруг просыпался и понимал, что вот прямо сейчас или псятграм – или ему капец. Тогда он будил Меньшикова, деликатный Меньшиков заранее надевал на Котю штаны и рубаху, они выпивали, и Котя становился невысоким человеком, очень симпатичным, упитанным. Они курили, разговаривали, потом Меньшиков шел спать, а Котя иногда читал или играл в WarCraft за Меньшикова, а потом засыпал и просыпался от того, что свернулся клубком и попал своей, опять собачьей, головой в штанину. А год спустя Меньшиков снова согласился пойти в патруль новогодней ночью в парк Сокольники из каких-то сложных сентиментальных соображений, в которых он сам никогда бы не разобрался. Собственно, там он и познакомился с человеком, которого собака Котя позже этой ночью станет ошибочно называть «Паша», – то есть с Сергеем, чья жена Таня как раз сидела в тюрьме.

Сергей был ужасно, страшно пьян, но пока Меньшиков терпеливо волок его к машине, он успел рассказать Меньшикову про то, какая боль его гложет: боль не за себя, а за любимого человека, которого не любил его любимый человек. Это совпадение так потрясло младшего сержанта Меньшикова, что он даже сам подогнал машину поближе к Сергею, то есть к «Паше», и предложил отвезти «Пашу» домой. «Паше» очень не хотелось домой, и они договорились, что «Паша» все-таки проведет ночь в вытрезвителе. Сам же потрясенный Меньшиков, едва высадив «Пашу», который обещал хорошо себя вести и постараться не плакать, рванул на всех парах к одному своему знакомому с большим чином, и тот, несмотря на новогоднюю ночь, вошел в потрясенное положение коллеги и сделал несколько звонков.

В результате выяснилось, что Алексей, которого все еще любил Меньшиков, получил за убийство всего шесть месяцев плюс два условно благодаря своему совершенно невыносимо знаменитому оперному отцу. Отец бросил Алексея еще совсем маленьким, но аккурат перед Новым годом обнаружил у себя рак простаты и ощутил мучительную потребность разыскать своего сына и во всем перед ним повиниться. Прямо в новогоднюю ночь оперный отец начал названивать Алексею по найденному наконец телефону, и ему ответила жена Алексея и рассказала, что Алеша в тюрьме. И вот спустя двенадцать месяцев освободившийся Алеша гордо строил свое будущее заново – торговал игрушками у метро, отказавшись принимать от знаменитого папы какую бы то ни было помощь и заставив его, таким образом, полюбить себя еще больше. И хотя было уже за полночь и фактически наступило первое января, Алексей не уходил со своего трудового поста, потому что ночь выдалась лунная, все гуляли и веселились, хлопушки, серпантин и липкая брызгалка расходились на ура. Честная работа и веселящиеся люди дарили Алексею, начавшему Новую жизнь, ощущение совершенно волшебного праздника. Так что он вовсе не испугался, когда увидел бешено тормозящую рядом с ним патрульную машину, и совсем не удивился, когда из нее вышел когда-тошний конвойный, чьего имени он не помнил, но чье лицо не мог позабыть уже год.

Тут для Алексея и Меньшикова началась совершенно новая и очень хорошая жизнь, уже не в Москве, так что на следующее утро освободилось место у метро, на котором Алексей каждый день торговал игрушками. Человек по фамилии Газарян, который это место проплачивал, приготовился искать продавца, еще не зная, что его новый продавец прямо сейчас сидит в вытрезвителе и знакомится с небольшим, упитанным, приятным человеком в казенных штанах. Этого человека, то есть Котю, привезли в вытрезвитель совершенно голого, хотя он-то как раз был гораздо трезвее всех вокруг. Дело в том, что Котя ждал-ждал возвращения со службы младшего лейтенанта Меньшикова, чтобы хоть немножко отметить Новый год, пусть и в три часа ночи, но не дождался и заснул, свернувшись клубком у батареи и положив морду на лапы. Увы, примерно в половине второго Котя проснулся с невыносимым чувством, что вот прямо сейчас или псят-грам – или ему каюк. Растерянный и напуганный, бедный Котя заметался по дому, но младшего лейтенанта Меньшикова, всегда готового плеснуть Коте в миску и самому присоединиться, рядом не было. Сознавая всю безвыходность ситуации, верхунд Котя, которого от желания выпить уже трясло, принял единственно возможное решение: вопреки своим приличным собачьим принципам вспрыгнул на стол, столкнул вниз бутылку с водкой и жадно полакал из лужи. Потом был мучительный момент превращения, а потом успокоенный Котя вышел на морозный балкон покурить голый – потому что в рубашке и штанах он, конечно, не смог бы запрыгнуть на стол. Он пожалел, что в этот редкий человеческий момент, да еще и в такую прекрасную звездную ночь, когда повсюду слышится смех и хлопают хлопушки, рядом нет его друга младшего лейтенанта Меньшикова. После чего Котя лег на диван, завернулся в плед и очень сладко заснул, положив голову на локоть. Снилось ему, что Меньшиков вернулся домой, они сидят за столом и едят очень вкусную баранину, а потом занимаются любовью, и Котя как раз говорит Меньшикову, что всегда об этом мечтал, но не мог признаться, и что его новогоднее желание было – чтобы Меньшиков тоже этого захотел. Меньшиков в ответ что-то очень тихо и красиво пел, Котя попросил его спеть погромче и, к сожалению, проснулся.

Оказалось, что, во-первых, Меньшикова все еще нет дома, а во-вторых – красивое тихое пение все еще продолжается. Котя заглянул под кровать и увидел там трех мышей, которые сидели вокруг огрызка бублика, потерянного младшим лейтенантом Меньшиковым во время просмотра футбольного матча Россия-Испания в прошлую пятницу. Мыши теплили свечечку и пели «Таганку», и именно от их свечечки у Коти была такая нагретая кровать, в которой ему так хорошо спалось. Котя никогда раньше мышей не видел и несколько остолбенел, но мыши очень извинились и сказали, что они в их с Меньшиковым квартире, если можно, только до утра и посидят, а потом пойдут дальше, а то снаружи массовые гуляния и они боятся, что их затопчут. Эти мыши были паломники из Астрахани, они выращивали там мини-арбузы на протяжении многих поколений. Но в последнее время в Астрахань, так эти мыши сказали, повалило страшное количество столичных доброхотов, уверенных, что у России собственный путь, непременно лежащий через сельское хозяйство. Эти ублюдки сами ничего делать не умеют, развалили все, бахча не родит, и теперь настоящие арбузные мыши идут из Астрахани в Москву, потому что тут мыши живут по тюрьмам и страшно на своих песнях наживаются благодаря перекупщикам с радио «Шансон». Эти мыши у Коти под кроватью шли к родственникам в Матросскую тишину и надеялись успеть до Нового года, но застряли, и вот – приползли по батареям пересидеть ночь.

Котя видел, что мыши ужасно смущены, и, конечно, не собирался выгнать троих малюток в новогоднюю ночь на мороз, это ж верная смерть, лучше в полынье утопиться. Он сказал, что очень даже рад гостям. Мыши сказали, что он первый в Москве добрый человек, которого они встретили, и что завтра они тронутся в путь, хотя самое главное, что их мучает, – это непонятка, как попасть в тюрьму. Они, сказали мыши, специально совершили несколько преступлений на территории парка Сокольники, но преступления у них все получались какие-то мелкие. И тогда Котя сказал, что в новогоднюю ночь надо делать добрые дела, поэтому он сейчас наденет рубашку, куртку, шапку, носки и зимние ботинки, посадит мышей к себе в карманы, а трусы и штаны надевать не будет. И так, сказал Котя, он выйдет на праздничную улицу, под снег и треск хлопушек и фейерверков, притворится пьяным, и его вместе с мышами непременно заберут в тюрьму. К этому времени придет домой его друг младший лейтенант Меньшиков, забеспокоится, позвонит в милицию, найдет Котю и заберет прежде, чем Котя превратится в собаку. Мыши, конечно, начали страшно стесняться и очень Котю отговаривать от таких хлопот, но у Коти были свои отношения с новогодней ночью. Он надел на себя все, кроме трусов и штанов, посадил в карманы мышей, вышел наружу и через полчаса уже был в вытрезвителе, причем отлично успел отпустить мышей прежде, чем его заботливо приодели. Он не учел только того факта, что его друг младший лейтенант Меньшиков в этот момент под крики радующейся толпы говорил Алексею, что он, Алексей, – любовь всей его жизни, и что для Меньшикова с Алексеем жизнь с этого момента начинается совершенно новая, и что Меньшиков вот-вот будет пытаться звонить ему, Коте, из автомата, потом с вокзала, потом из поезда, но дозвонится уже только из Астрахани два дня спустя.

А пока Котя стоял посреди вытрезвителя в казенных штанах и знакомился с двумя людьми, одним из которых был Сергей, а вторым был волосатый мужик в серой рубахе. Сергей, который тогда работал психиатром, уже пятнадцать минут мучился ощущением, что где-то мужика в серой рубахе видел; ему показалось, что во время суда над Татьяной, но при каких обстоятельствах – непонятно. Сергей решил, что это может быть кто-то из бывших пациентов, и на всякий случай сказал, что его зовут Паша. Коте тоже показалось, что он этого мужика уже видел, но Котя, в отличие от «Паши», отлично помнил, где именно: возле полыньи, год назад, а зачем этот мужик там был – непонятно. Коте скрывать было нечего, поэтому он сказал, что его зовут Котя, а волосатый мужик в серой рубахе сначала ничего не сказал, потому что был, наверное, ужасно похмельный – все время держался за голову и стонал, а потом вдруг поднял голову и сказал:

– Сейчас я вам Все Объясню.

И тут он Коте и «Паше» действительно Все Объяснил. Он сказал:

– Весь год, весь год от зари до зари я пашу, как больная белочка. И только двадцать четвертого декабря, накануне моего дня рождения, я позволяю себе уйти от всех дел и отдохнуть. Может быть, даже прилечь дней на пять-семь и посмотреть на все, сделанное мною, и Увидеть, Что Это Хорошо. Так что же вы, уроды, начинаете сразу то щенков топить, то в полынью бросаться, то по улице бегать без штанов, то резать кого попало, то слушать радио «Шансон», а то и еще делать чего похуже?! И даже не говорите мне: «Предпраздничная депрессия! Предпраздничная депрессия!» Потому что это никакая не предпраздничная депрессия, а ужасное свинство по отношению ко мне.

Это был очень высокий момент. Котя с «Пашей» замолчали, и стало слышно, как мыши очень нестройно (мыши в вытрезвителе всегда поют очень нестройно) поют «О, малый город Вифлеем!» Но тут Котя сказал: «Ой, извините» и снова превратился в собаку, потому что от этого высокого момента он совсем и окончательно протрезвел. Мужик в серой рубахе застонал и опять закрыл лицо руками, а Котя ужасно испугался и заскулил, потому что еще никогда не превращался в собаку при чужих людях. Зато «Паша» почему-то совершенно не удивился, взял перепуганного Котю на руки и окончательно понял, что больше не может работать психиатром, поскольку явно профнепригоден. Тут их как раз пришли выпускать из камеры, потому что наступило утро. Человек по фамилии Газарян открыл дверь камеры, увидел «Пашу», держащего на руках собаку Котю (мужик в серой рубахе уже пять минут назад мрачно сказал, что – ладно, отпуск кончился, и просто куда-то исчез), и вдруг упал на колени со словами: «Спасибо тебе, Господи!»

Дело в том, что этот человек не просто дежурил в вытрезвителе, куда мудрая милиция посылает дежурить в новогоднюю ночь только самых последних алкоголиков (чтобы сразу совместить две задачи). Этот человек и чуть сошел с ума, раздумывая, что он будет утром делать с мужиком без штанов. Котя поступил в вытрезвитель без штанов, и человек по фамилии Газарян должен был отобрать у него все казенное, в том числе штаны, и отправить сто обратно во всем своем, то есть без штанов. Но человека в таком виде тут же доставили бы обратно в вытрезвитель, к Газаряну, где Газарян должен был бы выдать ему все казенное, после чего удостовериться, что этот человек протрезвел, и выдать ему обратно все свое, забрав при этом все казенное – то есть штаны, и в таком виде снова выпустить наружу – что немедленно привело бы его обратно в вытрезвитель к Газаряну. Поэтому человек по имени Газарян провел новогоднюю ночь в посте и молитве, умоляя Господа исполнить его единственное новогоднее желание: решить как-нибудь проблему человека без штанов. Так что когда Газарян вошел утром в камеру, весь трепеща, и там не оказалось ни одного человека с неразрешимой проблемой штанов, Газарян упал на колени и сказал: «Спасибо тебе, Господи!»

Тут Газарян вдруг понял, что впервые за всю свою жизнь (то есть с тех пор, как ему исполнилось девять лет, если быть абсолютно точным) провел новогоднюю ночь в совершенно трезвом состоянии. Это потрясло человека по имени Газарян, потому что до этой волшебной ночи даже милиционеры считали его алкоголиком. Счастливый и трезвый Газарян решил, что больше не будет иметь дела с вечно пьяной ментовской сворой, а присоединится к бизнесу своего брата, тоже Газаряна, который по всей Москве торговал игрушками у метро и был в тайном «коричневом списке» журнала Forbes. Об этом списке никто не знал, кроме журнала Forbes, – там фигурировали настоящие богатые люди России, и брат Газаряна, тоже Газарян, шел там четвертым номером, сразу за старой мышью по кличке Суслик, которая давно потеряла голос, но вооруженным террором и угрозами держала все радио «Шансон» за яйца.

По стечению обстоятельств на следующее утро бывший психиатр «Паша», то есть Сергей, приступая к исполнению своих обязанностей в качестве продавца игрушек у метро, застал очень неприятную разборку между старшим из братьев Газарянов и мышью по кличке Суслик. В суть разборки он вникать не стал, но понял, что одного из подручных Суслика убили из игрушечного пистолета с присосками, проданного Газаряном. Сергей, видя, что дело идет к беде, все-таки вмешался и благодаря своему богатому психиатрическому опыту помог каждому из участников спора преодолеть ригидность их представлений о ситуации. Потом Сергей еще целый год прекрасно торговал игрушками у метро, а Газарян и Суслик приходили к нему за жизненными советами, но больше не ссорились, и не подгрызали друг у друга шлагбаумы, и не наступали друг на друга ботинками, а вместо этого запустили серию игрушек, среди которых была плюшевая лошадь, танцевавшая под песни «Жиган-лимон» и «Зеленый прокурор».

Мышь Суслик со своей охраной часто приходила к Сергею в гости, так что уже следующей весной «Паша» больше не успевал торговать игрушками у метро: ему пришлось фактически организовать для мышей психиатрический стационар, потому что Суслик очень часто кричал на свою охрану. Мыши плохо переносят грубость и впадают в депрессию, от которой их приходится лечить определенными соединениями фенолов (буквально по грануле). Так что Сергею приходилось дома проводить вручную пиролиз некоторых древесных пород, то есть запихивать в духовку куски ели и вытапливать из них смолу. А с другой стороны, была еще женщина Алена и ее дочка Наташа, которая оказалась совсем даже не с припиздыо, а прекрасным умным ребенком, убедившим мать бросить свинью по имени Женя и забыть дурацкого и жестокого юного пианиста Лелика, а вместо этого полюбить человека, который новогодней ночью помог ей привезти домой на санках целый поднос замерзших мыльных пузырей и тем самым, даже не ведая, прошел важный тест на право завоевать Аленину любовь.

Мыши из стационара очень ревновали Сергея к Алене, и это усугубляло их депрессию, так что определенного типа соединений фенола им требовалось гораздо больше, чем раньше. Сергею пришлось плюнуть на покупку еловых дров в супермаркете, пойти поздним вечером в расположенный совсем рядом парк Сокольники, спилить там целую ель – и вот, волочить ее домой. Но в остальном, конечно, Сергей не мог пожаловаться на свою жизнь, и даже его жена Таня, отсиживающая свой срок, конечно, была рада, что он теперь с Аленой, потому что сама она все равно Сергея не любила и очень за него переживала. В ту новогоднюю ночь, когда Сергей повстречал Алену, она, Таня, проснулась внезапно у себя на нарах совершенно счастливой, понимая, что Господь только что сделал ей какой-то очень большой подарок, а какой – она и сама не знала. Тюрьма, в которой теперь сидела Таня, была в Астрахани, ее водили работать в поля, это всем очень нравилось – воздух, арбузы. Между большими арбузами росли еще какие-то совсем маленькие арбузы, очень красивые и, говорят, очень вкусные, кто-то за ними явно ухаживал, выпалывал сорняки и все такое, а заключенные эти мини-арбузы не трогали – считалось, что это плохая примета.