Текст книги "Казнить нельзя помиловать. Бескомпромиссный подход к пунктуации"
Автор книги: Линн Трасс
Жанр:
Языкознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Точка с запятой указывает на то, что в предыдущем предложении есть какая-то недосказанность; требуется что-то добавить… Точка сообщает, что все сказано; может, вы и не получили всего, чего хотели или ожидали, но автор выдал все, что собирался, так что пора двигаться дальше. А вот точка с запятой дарит предвкушение; вас ждет еще что-то; продолжайте читать – все прояснится.
«Медуза и улитка», 1979
Эти знаки препинания говорят прежде всего об ожиданиях; об ожиданиях и их интенсивности. Они, как пружины, продвигают вас вдоль фразы к новой информации, и основное различие между ними сводится к тому, что точка с запятой может повести в любую сторону (ну-ка, чем вы меня удивите?), а двоеточие подталкивает в уже заданном направлении. Ну и как же, скажите на милость, такие полезные знаки могут быть не обязательными? Что касается их «буржуазности», то если они буржуазны, значит, я – носорог. Из перечисленных выше претензий к точке с запятой и двоеточию я готова рассматривать только одну: точка с запятой вызывает опасное привыкание. Многие писатели, запавшие на точку с запятой, становятся позорищем для друзей и близких. Литературные агенты вкрадчиво напоминают им: «А вот Джордж Оруэлл обходился без нее. Вспомните, чем кончил Марсель Пруст: продолжайте в том же духе – и вы тоже окажетесь в комнате, обитой пробковым деревом». Но писатели, раскачиваясь в своих рабочих креслах и тихо постанывая, жмут на заветную клавишу. Говорят, в элитарных клиниках начали предлагать курсы избавления от этой зависимости, но многих уже не вернуть. Хилари Мантел в автобиографической книге «Отказ от призрака» (2003) признается: «Я постоянно нахожусь в зависимости от чего-нибудь – обычно в той сфере, где нет групп поддержки. Например, без точки с запятой я не могу продержаться дольше двух сотен слов».
Итак, начнем с двоеточия: как его применять? Г. У. Фаулер считал, что двоеточие «доставляет товар, заказанный в предыдущей фразе», и это неплохое сравнение для начала. Однако сакральный текст о двоеточии и точке с запятой – это письмо Бернарда Шоу (1924) Т. Э. Лоуренсу, в котором он упрекает автора «Семи столпов мудрости» в избыточном использовании двоеточий. Эта роскошная эпистола начинается с высокомерного: «Дражайший Луранс[249]249
Шоу использовал дружеское прозвище писателя Лоуренса – Luruns.
[Закрыть] [sic], к дьяволу вас и вашу книгу: вам можно доверять перо не более, чем торпеду – ребенку», а дальше становится еще более оскорбительной и смешной. Шоу объясняет, что, выработав собственную систему употребления двоеточия и точки с запятой, он проверил ее на Библии и убедился, что в Библии почти все правильно. Опираясь на столь авторитетный источник, он возмущается небрежностью Лоуренса. «Я ревностно приберегаю двоеточия для определенного рода эффектов, которых нельзя достичь с помощью других знаков, – объяснял Шоу. – Поскольку вам закон не писан и вы порой совершенно беспардонно швыряетесь двоеточиями, то вот вам несколько правил».
Шоу знаменит своеобразием своей пунктуации. В частности, точкой с запятой он защищал свои тексты от актерского произвола. Например, когда Ральф Ричардсон в роли Блюнчли в постановке 1931 года пьесы «Оружие и человек» (1894) попытался вставить в начальные реплики несколько драматических вздохов и придыханий, Шоу немедленно остановил его, велев забыть о натурализме и следовать пунктуации. Как вспоминает Ричардсон, Шоу сказал: «Все это очень хорошо и, возможно, годится для Чехова, но не для меня. Из-за ваших судорожных вдохов рассыпаются все мои точки и точки с запятыми, которых вы обязаны придерживаться». Ричардсон считает, что Шоу был прав: стоит пропустить хотя бы один из его знаков препинания – «и мелодия нарушается». Посмотрите на любой текст Шоу – и вы увидите переизбыток двоеточий и точек с запятыми, намеренно выделенных пробелами, чтобы привлечь к ним внимание, как будто это настоящая музыкальная запись.
Captain Bluntschli. I am very glad to see you ; but you must leave this house at once. My husband has just returned with my future son-in-law ; and they know nothing. If they did, the consequences would be terrible. You are a foreigner : you do not feel our national animosities as we do[250]250
Капитан Блюнчли, я очень рада видеть вас, но вы должны немедленно покинуть этот дом. Только что вернулся мой муж с моим будущим зятем, и они ничего не знают. Если бы они узнали, это привело бы к страшным последствиям. Вы – иностранец; вам не понять наших национальных распрей.
[Закрыть].«Оружие и человек», акт II
Сегодня было бы безумием подражать Джорджу Бернарду Шоу в том, что касается точки с запятой. Однако о двоеточии он говорит в том же письме Т. Э. Лоуренсу совершенно здравые вещи. Если два утверждения «явно и решительно сопоставлены», пишет он, нужно двоеточие: Luruns could not speak: he was drunk[251]251
Луранс не мог говорить: он был пьян.
[Закрыть]. Шоу объясняет Лоуренсу, что двоеточие нужно, когда второе утверждение подтверждает, объясняет или иллюстрирует первое; кроме того, оно служит для создания эффекта неожиданности: Luruns was congenially literary: that is, a liar[252]252
Луранс был прирожденный литератор, то есть лжец.
[Закрыть].
Вы увидите [пишет Шоу], что ваши двоеточия перед but и тому подобными словами противоречат моей схеме и лишают вас резервных средств в описанных выше драматических обстоятельствах. Точку с запятой вы вообще практически не используете. Это признак умственной неполноценности, порожденной, вероятно, бивуачной жизнью.
Итак, роль двоеточия постепенно проясняется. Ему почти всегда предшествует законченное высказывание, и в простейшем случае задача двоеточия – эффектно объявить о том, что воспоследует далее. Как опытный ассистент фокусника, оно слегка медлит, чтобы вы немного поволновались, а затем ловко сбрасывает платок – и вы видите, что фокус удался.
Взгляните на эти примеры: правда, вам слышится торжествующее «Ага!» каждый раз, когда вы встречаете двоеточие?
This much is clear, Watson: it was the baying of an enormous hound.
(Элементарно, Ватсон – ага! – это был лай огромной собаки.)
Тот has only one rule in life: never eat anything bigger than your head.
(У Тома в жизни было только одно правило – ага! – никогда не ешь ничего крупнее своей головы.)
I pulled out all the stops with Kerry-Anne: I used a semicolon.
(В письме Керри-Энн я пустилась во все тяжкие – ага! – я использовала точку с запятой.)
Однако не все двоеточия выступают с объявлениями. Помимо двоеточия типа «ага!» существует двоеточие типа «увы!», которое показывает, что в исходном утверждении скрывается дополнительный смысл:
I loved Opal Fruits as a child: no one else did. (В детстве мне нравились «Опал Фрутс» – увы! – больше их никто не любил.)
You can do it: and you will do it.
(Вы можете это сделать – увы! – вы это сделаете.)
В классическом случае двоеточие уравновешивает два противоположных утверждения:
Man proposes: God disposes[253]253
Человек предполагает – Бог располагает.
[Закрыть].
И, как верно заметил Шоу, иногда двоеточие просто готовит читателю сюрприз:
I find fault with only three things in this story of yours, Jenkins: the beginning, the middle and the end[254]254
В вашем рассказе, Дженкинс, мне не нравятся только три вещи: начало, середина и конец.
[Закрыть].
Таким образом, двоеточие предваряет ту часть предложения, которая иллюстрирует, переформулирует, уточняет, опровергает, разъясняет или уравновешивает предыдущую часть. Есть у него и несколько формальных вводных ролей. Оно открывает перечисление (особенно когда элементы списка разделены точкой с запятой):
In later life, Kerry-Anne found there were three qualities she disliked in other people: Britishness; superior airs; and a feigned lack of interest in her dusting of freckles[255]255
В последующие годы Керри-Энн обнаружила, что в окружающих ее раздражают три вещи: англичанство, заносчивость и притворное равнодушие к россыпи ее веснушек.
[Закрыть].
Оно отделяет подзаголовки от заголовков:
Berks and Wankers: a pessimist’s view of language preservation[256]256
Недоумки и умники: пессимистический взгляд на сохранение языка
[Закрыть]
Gandhi II: The Mahatma Strikes Back[257]257
Ганди-2: Махатма наносит ответный удар
[Закрыть]
По традиции им отделяют имя персонажа пьесы от его высказывания:
PHILIP: Kerry-Anne! Hold still! You’ve got some gunk on your face![258]258
ФИЛИП: Постой, Керри-Энн! У тебя лицо чем-то выпачкано!
[Закрыть]
KERRY-ANNE: They’re freckles, Philip. How many more times?[259]259
КЕРРИ-ЭНН: Это веснушки, Филип! Сколько раз можно говорить?
[Закрыть]
Помимо всего этого, двоеточие ставят перед началом длинной цитаты, а еще (сами видите) оно предваряет примеры в учебниках пунктуации. Очень полезная штука. Только, пожалуйста, забудьте о счете до трех!
А где же ставится точка с запятой? Как мы узнали в главе про запятую, точку с запятой вам (если вы не Джон Апдайк) следует ставить в основном между двумя взаимосвязанными предложениями – когда не подразумевается связка типа and или but и когда запятая неуместна:
I loved Opal Fruits; they are now called Starburst, of course[260]260
Мне нравились леденцы «Опал Фрутс»; теперь, конечно, они называются «Старбёрст».
[Закрыть].
It was the baying of an enormous hound; it came from over there![261]261
Это был лай огромной собаки; он доносился вон оттуда!
[Закрыть]
I remember him when he couldn’t write his own name on a gate; now he’s Prime Minister[262]262
Я помню, как он не мог написать свое имя на калитке; теперь он премьер-министр.
[Закрыть].
Сторонников точки с запятой очень беспокоит современная тенденция заменять этот знак на тире; по их мнению, она приближает конец света. Может, рано паниковать? Действительно, в каждом из приведенных выше примеров точку с запятой можно заменить на тире без особого ущерба. Тире – менее формальный знак, чем точка с запятой, что делает его привлекательнее; тире придает тексту разговорность, и, как мы увидим в следующей главе, с его помощью можно передавать очень тонкие нюансы. Однако в первую очередь тире ставят потому, что с ним не ошибешься; редкое достоинство для знака препинания. Стоит, однако, усвоить разницу между точкой с запятой и тире. В то время как точка с запятой подразумевает связь между двумя половинками предложения, тире следует использовать тогда, когда такая связь не совсем очевидна. Тире может послужить мостиком между несколько фрагментарными высказываниями:
I loved Opal Fruits – why did they call them Starburst? – reminds me of that joke “What did Zimbabwe used to be called? – Rhodesia. What did Iceland used to be called? – Bejam!”[263]263
Мне нравились леденцы «Опал Фрутс» – зачем их назвали «Старбёрст»? – это мне напоминает старую шутку: «Как раньше называлась Зимбабве? – Родезия. – А как раньше называлась Исландия? – Беджам!» «Беджам» – английский супермаркет, поглощенный своим конкурентом – фирмой «Айсленд» (Исландия).
[Закрыть]
Так что за тире и правда нужен глаз да глаз – равно как и за многоточием, которое все чаще встречается в сообщениях электронной почты. В итоге получается этакая скоропись: может, потом напишу еще… но точно не знаю… посмотрим… там будет видно… и так часами… Однако до тех пор пока на земле остаются высказывания, начинающиеся с заглавной буквы и кончающиеся точкой, на ней есть место точке с запятой. Никто не обязан ставить этот знак – его всегда можно заменить точкой. Но это только придает ему дополнительную прелесть.
Popotakis had tried a cinema, a dance hall, baccarat, and miniature golf; now he had four ping-pong tables. He had made good money, for the smart set of Jacksonburg were always hard put to get through the rainy season; the polyglot professional class had made it their rendezvous; even attaches from the legislations and younger members of the Jackson family had come there[264]264
Попотакис устраивал у себя то кино, то танцы; баккара сменилась минигольфом, теперь настал черед настольного тенниса – целых четыре стола. Все это приносило доход, потому что в дождливый сезон джексонбургскому бомонду больше негде было скоротать досуг. Здесь было излюбленное место общения разноплеменных интеллектуалов, сюда захаживали даже иностранные атташе и юные отпрыски Джексонов.
[Закрыть].Ивлин Во, «Сенсация», 1938
Точку с запятой не зря называют любезностью, которую писатель оказывает читателю. И эта любезность дорогого стоит. Точка с запятой словно говорит: «Это подсказка. Хотя части этого предложения грамматически не связаны, на самом деле они образуют единое целое. Можно было бы сделать эту связь более явной, но – вы же читатель! Почему я должна все разжевывать?» Однако автору не стоит слишком полагаться на точку с запятой, рассчитывая, что она придаст связность его неряшливо разбросанным по странице мыслям. Это будет уже не любезность, а медвежья услуга читателю. Американский писатель Пол Робинсон в очерке «Философия пунктуации» (2002) отмечает, что распространение «претенциозной и гиперактивной» точки с запятой приняло характер эпидемии в научном мире, где этот знак используется для маскировки неясного изложения. «Он указывает на наличие некоторой связи между двумя фразами, но избавляет автора от необходимости уточнять характер этой связи». Кстати, хотя курсив здесь мой, чувствуется, что Робинсон на грани срыва. «Я так возненавидел точку с запятой, – объясняет он вполне серьезно, – что, пользуясь этим знаком, всякий раз ощущаю, что иду на сделку с совестью».
В одном случае точка с запятой бывает незаменима: когда запятые вступают в драку, она берет на себя полицейские функции. Из этой книги вы наверняка вынесете по меньшей мере одну истину: в мире пунктуации не соскучишься. Только что точка с запятой любезно соединяла разрозненные фразы (раздражая этим господина Робинсона); глядь – она уже призывает к порядку компанию перессорившихся запятых.
Fares were offered to Corfu, the Greek island, Morocco, Elba, in the Mediterranean, and Paris. Margaret thought about it. She had been to Elba once and had found it dull, to Morocco, and found it too colourful[265]265
Билеты предложили на греческий остров Корфу, в Марокко, на средиземноморский остров Эльбу и в Париж. Маргарет все тщательно взвесила. На Эльбе она была – там скучно. В Марокко тоже – там слишком пестро.
[Закрыть].
При таких обстоятельствах у добропорядочной точки с запятой нет иного выхода, кроме как вмешаться и навести порядок:
Fares were offered to Corfu, the Greek island; Morocco; Elba, in the Mediterranean; and Paris. Margaret thought about it. She had been to Elba once and had found it dull; to Morocco, and found it too colourful.
Так гораздо понятнее. За что спасибо полицейскому – точке с запятой. Однако такое подавление бунта запятых чревато двумя опасностями. Во-первых, задумав последовательность разъяснительных точек с запятой, автор, увы, может по забывчивости или рассеянности перейти на запятые. Во-вторых, слабохарактерный автор, увлекшись, забывает о том, что точкой с запятой можно соединять только полные предложения. Иной раз – до сих пор я никому в этом не признавалась – я позволяла своему тексту уподобиться потоку сознания; нечто в стиле Вирджинии Вулф; неполные предложения; и чувствовала себя прекрасно; что огорчительно.
Осталось кратко упомянуть о последнем способе применения точки с запятой. Как мы видели в главе про запятую, нельзя писать: Не woke up in his own bed, however, he felt fine. Слова-связки типа however, nevertheless, also, consequently и hence требуют точки с запятой. Честно сказать, мне это кажется совершенно очевидным. Как бы я не отрицала все эти старомодные «сосчитай до двух», здесь точно нужно перевести дыхание. Читая Не woke up in his own bed, and he felt fine, вы не задерживаете дыхание перед словом and. Вы несетесь на всех парах. А вот при чтении фразы Не woke up in his own bed; nevertheless, he was OK вдох получается автоматически.
Нет ничего удивительного в том, что писателей интересует пунктуация. Говорят, что последние слова одного известного писателя XX века были: «Нужно было реже ставить точку с запятой». Несмотря на долгие поиски, я так и не выяснила, кто это сказал, но верю, что так и было. Если же окажется, что никто еще не успел этого сказать на смертном одре, я приберегу эту фразу для себя.
Главное, что нужно помнить о нашей системе пунктуации, – она очень стесняет в средствах. Писателям, пестующим свой индивидуальный стиль, приходится выжимать максимум возможного из жалкой горстки знаков препинания. Понятно, что они впадают в отчаяние, когда их заставляют отказаться от выбранного варианта в угоду правилам того или иного издательства. Вы пишете apple tree[266]266
яблоня
[Закрыть], а выясняется, что здесь принято писать apple-tree. Вам обидно. Вам это кажется извращением. И от такого не гарантирован никто. Я слышала, что когда рассказ Салмана Рушди «Свободное радио» (из сборника «Восток-Запад», 1994) был впервые опубликован в «Атлантик мансли», журнал без согласования с автором расставил знаки препинания в его намеренно бессвязном повествовании, вообразив, вероятно, что Рушди будет счастлив, если кто-то возьмет на себя этот труд (поручаем же мы посторонним уборку квартиры). Николсон Бейкер в очерке по истории пунктуации в книге «Размеры мыслей» (1996) рассказывает о битве, разгоревшейся между ним и корректором по поводу того, заменять ли слово pantyhose[267]267
колготки
[Закрыть] на panty hose. Кстати, Бейкер выступает за возврат к сложным знакам препинания, таким как запятая и тире (,—), точка с запятой и тире (;—), двоеточие и тире (:—); а в книге «Комнатная температура» (1990) он так поэтично размышляет о форме запятой («она похожа на педаль рояля, личинку комара, ноздрю, виток элементарной частицы, нос гондолы…»), что… одним словом, вы ничего подобного не слышали.
Посмотрите, как пунктуация меняет смысл в следующем примере:
Тот locked himself in the shed. England lost to Argentina[268]268
Том заперся в гараже. Англия проиграла Аргентине.
[Закрыть].
В таком виде эти два утверждения могут быть совершенно не связаны между собой. Вам просто сообщают, что в прошлом произошли такие события.
Тот locked himself in the shed; England lost to Argentina.
На основании точки с запятой можно сделать вывод, что произошли они одновременно, хотя, возможно, Том заперся в гараже от отчаяния, не в силах больше смотреть этот матч, и до сих пор не знает счета. Появление точки с запятой наводит на мысль, что эти два события (Том забился в гараж, а Англия проиграла Аргентине) кого-то сильно задели за живое. «Мам, день был жуткий: Том заперся в гараже, Англия проиграла Аргентине, а кролик перегрыз кабель стиральной машины, и его убило током».
Тот locked himself in the shed: England lost to Argentina.
Вот теперь все ясно. Том заперся в гараже, потому что Англия проиграла Аргентине. А что еще ему оставалось?
Печально, что люди больше не учатся применению точки с запятой и двоеточия. Ведь, помимо всего прочего, в нашу эру клавиатур QWERTY[269]269
Самая популярная раскладка латинской клавиатуры.
[Закрыть] мизинец правой руки, лишенный своей традиционной функции, может попросту атрофироваться. Однако главную причину указал Джозеф Робертсон в 1785 году в своем эссе о пунктуации: «Искусство пунктуации оказывает огромное влияние на письмо, ибо улучшает ясность, а следовательно, и красоту любого сочинения». В этом прогнившем мире нельзя недооценивать ясность и красоту сочинения. Конечно, двоеточие и точку с запятой можно назвать «виньетками», но эти виньетки придают языку то изящество, без которого он бы пропал.
Знаки отличия
В 1885 году Чехов написал рассказ «Восклицательный знак». В этой пародии на святочные истории коллежский секретарь Перекладин проводит рождественскую ночь без сна: накануне в гостях его обидели, усомнившись, что он умеет грамотно расставлять знаки препинания. Понимаю, пока звучит не слишком увлекательно, но не спешите перелистывать страницу: Чехов есть Чехов, с ним не соскучишься. На вечеринке уязвленный Перекладин настаивает на том, что он – хотя университетов и не кончал – за сорок лет практики прекрасно освоил расстановку знаков препинания. Однако спать он ложится расстроенный, и его одолевают видения. В это знаменательное Рождество его, точно Скруджа[270]270
Герой «Рождественских сказок» Чарльза Диккенса.
[Закрыть], посещает вереница призраков, преподнося незабываемый урок.
Что за призраки? Да знаки препинания. Рассказ-то о пунктуации. Сначала Перекладина с воздуха атакует стая разъяренных запятых. Коллежский секретарь рассказывает известные ему правила постановки запятых, и они улетают. Потом появляются точки, двоеточия, точки с запятой, вопросительные знаки. Герой и с ними успешно справляется. Но тут вопросительный знак разгибается, выпрямляется, и Перекладин понимает, что поставлен в тупик. За сорок лет у него ни разу не возникло необходимости в восклицательном знаке! Он понятия не имеет, для чего этот знак нужен. Вывод для читателя очевиден: Перекладин никогда не испытывал эмоциональных потрясений – ничего связанного с восторгом, негодованием, радостью, гневом и прочими чувствами, которые призван выражать восклицательный знак.
Все эти привидения не могут сравниться с сиротливо притулившимся у камелька костылем Малютки Тима[271]271
Одно из привидений, преследовавших Скруджа.
[Закрыть], но Перекладину от этого не легче.
…бедному чиноше было холодно, неуютно, точно он заболел тифом. Знак восклицательный стоял уже не в закрытых глазах, а перед ним, в комнате, около женина туалета и насмешливо мигал ему…
А. П. Чехов, «Восклицательный знак»
Что было делать бедному Перекладину? Когда на Рождество он нанимает извозчика, ему чудится, что вместо извозчика подкатил восклицательный знак. Дальше – больше: приехав с визитом в дом начальника, он видит восклицательный знак на месте швейцара. Пора положить этому конец. Расписываясь в книге посетителей, Перекладин нежиданно находит выход. Он пишет свое имя: «Коллежский секретарь Ефим Перекладин» – и вызывающе добавляет три восклицательных знака: «!!!»
И, ставя эти три знака, он восторгался, негодовал, радовался, кипел гневом.
– На тебе! На тебе! – бормотал он, надавливая на перо.
И видение восклицательного знака исчезает.
Трудно вспомнить время, когда мы не умели ставить знаки препинания. Можно вспомнить, как учился читать или писать, – но не тот миг, когда узнал, что значок «!» меняет настрой предложения. К счастью, нас учат этому в том нежном возрасте, когда мы еще не задаем неудобных вопросов, потому что отличие I can’t believe it[272]272
Я не могу в это поверить.
[Закрыть] от I can’t believe it! объясняется каким-то загадочным соглашением, в которое нужно просто поверить. Из истории моих отношений с восклицательным знаком помню только его отсутствие на клавиатуре машинки, на которой я училась печатать в начале 1970-х. Приходилось ставить точку, потом возвращаться назад и громоздить поверх точки апостроф – господин Ремингтон[273]273
Распространенная марка пишущих машинок.
[Закрыть] сдерживал эмоциональность пунктуации. Впрочем, возня с возвратом каретки и сменой регистра заставляла еще больше радоваться задорной букашке, эффектно восседающей на странице.
Эта глава посвящена пунктуации эмоциональной, привлекающей внимание; пунктуации, которая выпендривается; пунктуации, которая не может удержаться от возгласов. Примерами ее служат восклицательный знак, тире и курсив.
Конечно, этими знаками порой злоупотребляют; конечно, их осудила Гертруда Стайн (странная женщина). И все же мне хочется напомнить в их защиту, что наша система пунктуации и так весьма скудна, поэтому не стоит усугублять положение, отметая половину имеющихся возможностей. Не будем забывать о Перекладине, пережившем благодаря восклицательному знаку катарсис, а также о французском писателе XIX века Викторе Гюго, который, желая узнать, как продаются «Отверженные», якобы телеграфировал своему издателю простой запрос: «?» – и получил энергичный ответ: «!»
Восклицательный знак известен всем (хотя в Америке он называется не exclamation mark, a exclamation point). Он ставится в конце предложения, требует безоговорочного подчинения, и не заметить его невозможно. Газетчики называют его screamer (вопилка), gasper (удивлялка), startler (пугалка) и даже – прошу прощения – dog’s cock (собачий член). Вот он! А вот еще один! Этот знак – письменный аналог взрывов хохота за кадром (Фрэнсис Скотт Фицджеральд, мастер шумных розыгрышей, говорил, что ставить восклицательный знак – все равно что смеяться собственной шутке); и смею вас уверить, что обиднее, чем удаленный редактором восклицательный знак, может быть только восклицательный знак, редактором вставленный.
Как мы видим, вопреки усилиям производителей пишущих машинок восклицательный знак уцелел. Введенный печатниками-гуманистами в XV веке, до середины XVII века он был известен как «знак восхищения», а в изданной в 1680 году книге, щедро озаглавленной «Трактат о точках, знаках и паузах, а также о пометках, используемых при письме и печати, которые очень важно знать и уметь правильно использовать», ему был посвящен такой стишок:
Грамматисты всегда советовали держать с восклицательным знаком ухо востро: даже когда его пытаются приглушить скобками (!), он все равно кричит, мигает неоновыми огнями и подпрыгивает. В семействе знаков препинания, где точка выступает в роли папы, запятая – мамы, а точка с запятой тихонько играет на пианино, перекрещивая руки, восклицательный знак – это старший брат, егоза и непоседа, который постоянно все ломает и слишком громко смеется. Его принято использовать в следующих случаях:
1) в непроизвольных восклицаниях:
Phew! Lord love a duck![275]275
Тьфу ты, черт возьми!
[Закрыть]
2) при обращениях и просьбах:
О mistress mine! Where are you roaming?[276]276
Где ты, милая, блуждаешь? (Уильям Шекспир, «Двенадцатая ночь», пер. М. Лозинского.)
[Закрыть]
3) в (восхищенных) возгласах:
How many goodly creatures are there here![277]277
Какое множество прекрасных лиц! (Уильям Шекспир, «Буря», пер. М. Донского.)
[Закрыть]
4) для усиления драматизма:
That’s not the Northern Lights, that’s Manderley![278]278
Это не северное сияние, это горит Мандерли! (Реплика из романа Дафны Дюморье «Ребекка».)
[Закрыть]
5) для придания выразительности обычной фразе:
I could really do with some Opal Fruits![279]279
Я бы не отказалась от «Опал фрутс»!
[Закрыть]
6) чтобы устранить возможное непонимание иронии:
I don’t mean it![280]280
Я шучу!
[Закрыть]
Сама я использую восклицательный знак для обращения в электронной переписке, когда мне кажется, что Dear Jane звучит слишком формально. Тогда я пишу Jane! – хотя начинаю подозревать, что это не всегда годится. Думаю, восклицательный знак надо ставить только в самых крайних случаях, когда точно знаешь, что без него никак. Г. У. Фаулер сказал: «Избыточное употребление восклицательных знаков свидетельствует о неопытности пишущего или о том, что он хочет искусственно придать оттенок сенсационности чему-то рутинному». С другой стороны, иногда просто рука не поднимается убрать восклицательный знак. Ведь он такой безобидный и такой трогательный!
Хотя вопросительный знак со своим элегантным профилем морского конька занимает на странице в два раза больше места, чем восклицательный, он вызывает гораздо меньше раздражения. Что бы мы без него делали? Как и восклицательный знак, вопросительный – это производное точки, ограничитель, и ставится только в конце предложения. Появившись во второй половине VIII века под названием punctus interrogativus, он напоминал молнию, бьющую справа налево. Название question mark (честно сказать, скучноватое) распространилось во второй половине XIX века, но так и не стало общепринятым. Журналист, диктующий свой текст, назовет его query; а вот в этом отрывке (раз уж мы заговорили о диктовке) из «После семидесяти» П. Г. Вудхауза использовано еще одно замечательное название – mark of interrogation:
Просто не могу себе представить, как можно сочинять рассказ устно, уставившись на унылую секретаршу с блокнотом. А ведь многие авторы преспокойно говорят: «Вы готовы, мисс Спелвин? Диктую. Кавычки открываются Нет запятая сэр Джаспер Мергитройд запятая тире сказала нет лучше напишите прошипела Эванджелин запятая тире я бы не вышла за вас замуж запятая даже если бы вы были последним человеком на земле кавычки закрываются точка Кавычки открываются Так вопрос не стоит запятая тире ответил сэр Джаспер без всякого смущения запятая подкручивая усы точка тире Ведь я далеко не последний человек кавычки закрываются точка Так тянулся этот длинный день точка. Конец главы.
Если бы мне пришлось это делать, я бы все время чувствовал, что секретарша, записывая мои слова, говорит про себя: «Ох запятая как меня это достало восклицательный знак Как умудрился этот тип остаться на свободе запятая когда миллион сумасшедших домов просто плачет по нему большой знак недоумения».
Вопросительный знак употребляется при прямом вопросе:
What is the capital of Belgium?[281]281
Как называется столица Бельгии?
[Закрыть]
Have you been there?[282]282
Вы там были?
[Закрыть]
Did you find the people very strange?[283]283
Тамошние жители не показались вам странными?
[Закрыть]
Если вопрос заключен в кавычки, вопросительный знак тоже нужен:
“Did you try the moules and chips?” he asked[284]284
«Вы пробовали мидии с картофелем фри?» – спросил он.
[Закрыть].
Однако при косвенном вопросе обходятся без него:
What was the point of all this sudden interest in Brussels, he wondered[285]285
Откуда вдруг такой интерес к Брюсселю, недоумевал он.
[Закрыть].
I asked if she had something in particular against the Belgian national character[286]286
Я спросил, что она имеет против бельгийского национального характера.
[Закрыть].
Сейчас люди все чаще по неграмотности добавляют вопросительные знаки к косвенным вопросам. Это удручает, но легко объяснимо: виновата знаменитая восходящая интонация, которую за последние двадцать лет подхватили все подростки, насмотревшиеся сериала «Соседи»[287]287
Австралийский телесериал, не теряющий популярности с 1985 года.
[Закрыть]. Раньше в конце каждого предложения добавляли «понимаете?» или «вы поняли, что я имею в виду?»; теперь словами себя не утруждают – для экономии времени обходятся вопросительными знаками. Все превращается в вопросы? Я имею в виду утверждения? Это начинает раздражать? Зато вопросительные знаки не выходят из употребления, значит, не все так плохо?
Кстати, выбрать ориентацию этого знака было непросто. В традиционном написании – с изгибом вправо – он похож на ухо, обращенное к предыдущему высказыванию. Это кажется довольно естественным, но, может быть, все дело в привычке. А в прошлом с этим много экспериментировали. В XVI веке печатник Генри Денем выдвинул замысловатое предложение: заканчивать риторический вопрос (в отличие от прямого) знаком, вывернутым наизнанку; но затея не прижилась. Вообразите несчастных растерянных печатников, которые бормочут себе под нос: «Риторический вопрос? Что такое риторический вопрос? Этот вопрос – риторический?» А вот Академия наук Испании в 1754 году утвердила довольно неожиданную и живописную идею: дополнять вопросительные и восклицательные знаки в конце предложения такими же, только перевернутыми, в начале:
¡Lord, love a duck!
¿Doesn’t Spanish look different from everything else now we’ve done this?[288]288
Правда, теперь испанские тексты ни с чем не спутаешь?
[Закрыть]
И это неплохая система. Говорят, Билл Гейтс лично заверил испанскую Академию, что не позволит перевернутому вопросительному знаку исчезнуть из текстовых редакторов компании «Майкрософт». У миллионов испаноговорящих, наверное, камень с души свалился, хотя для Гейтса это была всего лишь пустячная любезность. В иврите вопросительный знак выглядит точно так же, как у нас, хотя, рассуждая логически, его следовало бы перевернуть, раз уж слова пишутся справа налево. Помните профессора Хиггинса из «Моей прекрасной леди»[289]289
Мюзикл по пьесе Бернарда Шоу «Пигмалион».
[Закрыть]: «Арабы учат свой язык без всякого труда, евреи – задом наперед, и тоже не беда»? Так что в иврите мы сталкиваемся с некоторой графической аномалией: наш вопросительный знак выглядит там повернутым задом наперед.
Гертруда Стайн, как и следовало ожидать, вопросительный знак недолюбливала. Похоже, с ней самой было что-то не так, вам не кажется? Во всяком случае, Стайн заявляла, что вопросительный знак – самый неинтересный из всех:
Когда вы задаете вопрос, очевидно, что вы его задаете; и каждый, кто умеет читать, всегда узнает вопрос… Я никогда не могла заставить себя ставить вопросительные знаки; они казались мне отвратительными. Сейчас их вообще мало кто использует.
Интересно, что Стайн уже в 1935 году (именно тогда она писала свои заметки) считала, что вопросительный знак доживает свой век. Мы, с детства усвоившие культуру вопросительного знака, приходим в ужас, видя прямой вопрос без него – например, название фильма Who Framed Roger Rabbit[290]290
«Кто подставил кролика Роджера».
[Закрыть]. Из-за таких неприкаянных вопросов я то и дело ощущаю себя старорежимной классной дамой, ожидающей, когда ребенок вспомнит о хороших манерах. «И? – так и тянет меня спросить. – И что?» В окне той благотворительной организации по-прежнему висит плакат: Can you spare any old records. Только теперь уже не рукописный, а типографский. И по-прежнему сводит меня с ума. А между тем, как пишет Кингсли Эмис в «Классическом английском», многие начинают со слов наподобие «Будет ли мне позволено воспользоваться гостеприимством вашего раздела», а потом, увлекшись замысловатым продолжением, забывают, что формулировали вопрос, и ставят в конце точку.
Такой образ действий не только заставляет заинтересованного читателя (буде таковой найдется) вернуться к началу, чтобы удостовериться, что автор действительно намеревался задать вопрос, но и наводит на неприятное и, возможно, верное предположение, что автор считает вопросы такого рода пустой формальностью, ненужной вежливостью по отношению к редактору.
Кстати, какая изящная ремарка: «буде таковой найдется»!
