Текст книги "Трудное примирение"

Автор книги: Линн Грэхем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Я не прочь, – согласилась она. Предложи он ей прыгнуть в Темзу, она бы тоже с радостью согласилась. Отобрав у нее пальто, он ловко помог ей одеться, и его аристократичные манеры насмерть поразили ее воображение.

Их первое свидание было… необычным. Он заставил ее пройти пешком столько, что у нее ноги отваливались, а потом поил кофе в ночных кафе на Пиккадилли. Она даже не представляла себе, кто он такой, и это ему очень нравилось. Он сказал только, что вырос в Нью-Йорке, что его мать, отец и сестры погибли в авиакатастрофе. Она в ответ рассказала про себя, как всегда подшучивая над своим неизвестным происхождением.

– Я, возможно, еще позвоню, – сказал он, усаживая ее в такси, и отправил домой, даже не поцеловав на прощание.

И не звонил. Прошло шесть, нет, почти семь мучительных недель. Ею овладело отчаяние. И когда она окончательно потеряла надежду, Люк появился снова. Без всякого предупреждения. При виде его она от радости разрыдалась, и остановить поток слез ему удалось только поцелуем.

После этого поцелуя он мог оказаться хоть бандитом… ей было все равно! Чувства ее не изменились бы ни на йоту. Она влюбилась – безумно, безнадежно, и в самом потайном уголке души была убеждена, что он испытывает то же. «Боже, как романтично!» – подумалось ей, когда он преподнес ей белую розу. Она даже засушила ее, чтобы сохранить этот замечательный цветок для потомков…

Какая все-таки мерзкая штука память! У Люка не было даже намека на романтическую жилку. Он просто подбирал подходящую любовницу – с тем же хладнокровием и тактическими уловками, какими привык пользоваться в деловой сфере. Шаг первый: произвести впечатление. Шаг второй: внушить, что жить без него ты не можешь. Шаг третий: схватить добычу. Ее обольстили так ловко и умело, что она даже не поняла, что происходит.

Если имеешь дело с простой девушкой, обвести ее вокруг пальца вовсе не сложно. Что и сделал Люк. С равным успехом она могла лечь на рельсы перед мчащимся поездом. Ее противник с самого начала играл краплеными картами.

Выйдя на людную улицу, она взглянула на часы и удивилась, что уже так поздно. Забывшись, она прослонялась весь день. Скорее к автобусной остановке.

Когда Кэтрин вошла в квартиру, экономка Дрю, миссис Багл, уже надевала пальто, чтобы идти домой.

– К сожалению, я была занята и не приготовила вам обеда, миссис Пэрриш, – сухо заявила она.

– Ну и прекрасно. Я привыкла все делать сама. – Она наткнулась на холодный, неодобрительный взгляд этой неизменно вежливой женщины.

– Хотела вас предупредить, что мистер Хантингдон очень торопится с разводом, – продолжала миссис Багл обвинительным тоном. – И если мистер Хантингдон женится во второй раз, я буду искать другое место.

Кэтрин не нашлась, что сказать в свое оправдание. Сделав этот прощальный выстрел, миссис Багл удалилась, хлопнув дверью. Со смешанным чувством раздражения и обиды Кэтрин подумала, что выходка экономки была естественным завершением этого по-настоящему чудовищного дня.

Значит, она разрушительница брака, так, что ли? Претендентка. И к этому заключению придет не одна миссис Багл. Роман Аннет Хантингдон тайна за семью замками, и знают о нем единицы. Боже милостивый, ну как она могла не заметить чувств Дрю?

Харриэт была всей душой против развода брата. И свое мнение она высказала Дрю столь откровенно, что он разозлился и заартачился куда сильнее, чем в тот момент, когда действительно переживал и мучился, узнав об измене жены.

Не переборщила ли она сама с сочувствием, когда пыталась загладить горячность Харриэт? А когда Дрю предпочел говорить с ней, не слишком ли внимательно она его слушала? Ей было его очень жалко, но она вовсе не хотела оказаться вовлеченной в круг его семейных проблем. Господь свидетель, она только слушала, ничего больше… а Дрю, ясное дело, счел это за поощрение.

Теперь остается только немедля покинуть эту квартиру. Но как? После того как она внесла миссис Энсти деньги за месяц вперед, у нее осталось меньше тридцати фунтов. Пэгги столько раз ругала ее, что она не требовала никакой платы за то, что обслуживала Харриэт, которая отпустила экономку почти сразу после появления в доме Кэтрин. Но Харриэт, которая, не надо забывать, готова была отдать последний грош любому, кто нуждался в нем больше ее, виновато подумала Кэтрин, и притом совершенно не понимала, как мало у нее на самом деле денег, была просто не в состоянии платить ей что-нибудь.

Да и какая разница! А разницы и в самом деле не было, пока Харриэт была жива. Кров и пища у нее всегда были, так что у нее было сколько угодно способов сводить концы с концами. Она присматривала за чужими детьми, отрываясь, правда, при этом от забот о Харриэт и Дэниэле, но это давало кое-какие средства на непредвиденные расходы. Разводила овощи, бралась перешивать платья, присматривала за животными в отсутствие хозяев… Как-то они всегда выкручивались. Но сейчас неопределенность будущего нависла над ней огромной черной тучей.

Она решила, что придется обратиться в службу социальной помощи и попросить поддержки, пока она не встанет на ноги. А когда Дрю вернется из Германии, решила она, надо сразу рассказать ему правду о прошлом. Если у него к ней, как она подозревала, просто мужское влечение, он в ней сразу разочаруется. Правда, в этом случае она потеряет друга, которого ценила. Когда под ней с треском рухнет пьедестал, Дрю, естественно, почувствует себя обманутым.

В половине седьмого вдруг позвонили в дверь. Она попыталась не обращать на звонок внимания, опасаясь, как бы еще кто-нибудь не вывел из ее присутствия в этой квартире неверного умозаключения. Но тот, кто нажимал на кнопку звонка, был, к сожалению, настойчив, и на третьей заливистой трели нервы ее не выдержали.

Это был Люк. Первые десять секунд ей казалось, что это галлюцинация. Придя в себя и перестав кусать ноготь, она медленно отвела руку от двери.

– Люк?.. – пролепетала она.

– Так ты, значит, все еще не уехала в свой Питерборо? Или Питерхэвен? – С неожиданной грустью он прикрыл свои чудные глаза. – Похоже, ты не очень твердо уверена в своем адресе. Не умеешь ты врать, сага. Честное слово, ты так неумело врешь, что удивительно, как ты вообще решилась меня обманывать. С тех пор как ты села в машину, ты не произнесла ни слова правды…

– Неужели? – с трудом выговорила она, не в состоянии заставить свой ум работать как следует.

– Знаешь, почему я дал тебе сегодня уйти? – Резким движением руки он захлопнул дверь.

– Н-нет.

– Я был в таком состоянии, что, если бы ты соврала еще раз, мог бы тебя ударить, – отчеканил он. – Как ты решилась меня обманывать?

Это было явное поражение. Она беспомощно глядела на него. Он и так-то был очень высок, а в этой прихожей, где едва ли нашлось бы место упасть пресловутому яблоку, был совсем неуместен.. В своем мрачном величии он смахивал на средневекового рыцаря. И был смертельно опасен. Когда он сунул смуглую руку в карман отлично скроенных брюк и материя натянулась на крепких бедрах, ее пронзил трепет чувственного наслаждения, и она крепко зажмурилась.

Неужели она надеялась сохранить душевное равновесие? Не почувствовать ничего к этому человеку, которого когда-то любила, чьего ребенка родила в ужасном одиночестве? Она поняла, почему выползла из его машины в таком смятении – ей пришлось бороться с собой и подавлять чувства, которые казались ей давно умершими.

Такого человека, как Люк Сантини, женщина может встретить только раз в жизни, и то если повезет. И после этого волей-неволей всех мужчин она будет сравнивать с ним. Она вдруг с ужасом поняла, что все годы с тех пор, как она покинула ту квартиру на Манхэттене, ни один мужчина не показался ей физически привлекательным. И для нее не было никакой жертвы в отказе от секса, который раньше значил для нее так много. Теперь же, после встречи с Люком, все переменилось.

Повисло долгое молчание.

– Cristo, сага! – произнес он тихим голосом. – О чем ты думаешь? У тебя такой вид, будто ты вот-вот грохнешься на колени и будешь молить об избавлении…

Она взмахнула ресницами.

– Правда?

Это называется – тянуть волынку. Что он здесь делает? Что ему от нее нужно? Когда он понял, что она врет? Господи, неужели он догадался, что у нее есть ребенок? Но каким образом? При мысли о том, что ей грозит, она побелела.

Не утруждая себя ответом, он подошел к двери в кухню, распахнул ее и заглянул внутрь. В полном замешательстве она наблюдала, как он повторил эту операцию со всеми остальными дверями, что смахивало на настоящий обыск. Кого он искал? Потенциальных свидетелей? Ее мифического мужа? Или ребенка? От страха ее прошиб пот. В деловом мире Люк был известен своим сверхъестественным чутьем. Он всегда замечал то, чего не замечают другие. Он легко догадывался о том, что хотели от него скрыть. Дай он себе труд сконцентрироваться и как следует пошевелить мозгами над ее исчезновением, он мигом бы вычислил, что она была беременна.

– Ты что, ради развлечения битых три часа таскала моих охранников по всему городу? – поинтересовался он сладким голосом, оторвав ее от панических мыслей.

– Я таскала?.. – О чем это он? Она недоверчиво уставилась на него.

– Да никто тебя не выслеживал, сага. Ты все та же. Бродила как во сне, так и норовя попасть под колеса. – Гибким движением он опустился в кресло и, сжав губы, обвел комнату взглядом. – Ни зелени, ни цветов, ни ярких занавесок с оборками… Либо ты живешь здесь совсем недавно, либо он подчинил тебя своему вкусу. Dio, он достиг куда большего, чем я…

Последнее, сказанное как бы в сторону, сбивало с толку не меньше, чем вся предыдущая речь. Она невольно покраснела, вспомнив его едкие замечания насчет ее старомодных предпочтений в ущерб сугубо современному стилю, который нравился ему. На нее нахлынули воспоминания, взбунтовавшаяся память подсовывала ей одно за другим – то ванную комнату со свечами, то кровать с балдахином, утопающую в кружевах…

Разница между ними доходила до смешного даже в таких пустяках. Трудно было найти двух более несхожих людей. Она мечтала о самых простых вещах – любви, семье, детях.

А Люк ни о чем не мечтал. Мечты не относились к миру реальности и потому не могли привлечь к себе его внимание. Он подчинил свою жизнь ритму карьерного восхождения. Достигал одной цели и устремлялся к следующей. Ему и в голову не приходило, что он может сорваться.

Чтобы Люк добился меньшего, чем хотел, – такого и предвидеть было невозможно. Когда ее одолевали мысли о том, как мало добилась она в сравнении с тем, о чем мечтала, горечь в ней превращалась в камень обиды.

– Чувствуй себя как дома. – Этот сарказм был так на нее не похож, что Люк обернулся и в изумлении уставился на нее.

– Не надо так со мной разговаривать, – выдохнул он почти с угрозой.

– Я говорю с тобой так, как считаю нужным! – отпарировала она.

– Что ж, вольному воля, – сказал он. – Попробуй еще хоть раз!

– Сомневаешься? – Ее решимость проистекала из уверенности, что в этой квартире он не обнаружит Ни самого Дэниэла, ни намека на его существование.

– На твоем месте я бы не стал рисковать, – ответил Люк. – Тебя подводит привычка ставить не на ту лошадь. Так что перевес всегда будет на моей стороне.

Она решительно вздернула подбородок.

– Я тебя не боюсь.

– И напрасно.

Сидящая в ней Жанна д'Арк ощутила удар по самолюбию.

– Ты что, пытаешься мне угрожать?

– Насколько мне известно, я никогда не пытаюсь угрожать кому бы то ни было. – Он произнес это с ужасающим спокойствием.

Она опустила голову.

– Мне нечего тебе сказать.

– Зато мне есть что.

– Я не хочу тебя слушать. – Она резко скрестила руки, чтобы скрыть, как они дрожат, и, повернувшись к нему спиной, уставилась в окно

– Когда я разговариваю с человеком, я предпочитаю, чтобы он смотрел на меня, – насмешливо сказал Люк.

– А мне не хочется на тебя смотреть. – Она с ужасом поняла, что вот-вот разрыдается. Будь ее воля, она была бы отсюда в тысяче миль.

– С тех пор как я сюда вошел, я веду изумительную беседу с самим собой. – Саркастический намек на односложность ее реплик вернул на ее щеки столь недостающий им румянец. – Возможно, я взял неверное направление.

Набрав побольше воздуху, она выпалила:

– Я хочу, чтобы ты ушел. Он вздернул брови.

– Ты к кому обращаешься, ко мне или к ковру?

Она обернулась, все до последней мышцы лица у нее напряглись, но она не произнесла ни слова, боясь, что голос у нее дрогнет, и не решаясь встретиться с ним глазами.

– Давай обойдемся без вымышленного мужа, чье имя тебе даже не сразу удается припомнить, – проворковал Люк очень миролюбиво. – Я не верю в его существование.

– Не знаю, с чего ты это взял. – Его слова застигли ее врасплох, и она с ужасом поняла, что ответила крайне неудачно, – чтобы сыграть убедительно, следовало выказать удивление и возмущение.

– С тобой я не хочу играть в эти игры. – Она съежилась под пущенным в нее пристальным взглядом, подчинившим ее своей воле. – Со всеми остальными – пожалуйста, но с тобой – нет. Я видел вас с Хантингдоном возле отеля. Ты, конечно, воображаешь, будто колечко может придать тебе видимость достойного положения. Чушь это! – категорически отрубил он. Ее охватило отчаяние.

– Ты не так все понял.

– Вот как? Не думаю, – пробурчал Люк. – Не беспокойся, с ним все в порядке… хотя он летит в Германию заключать контракт, которого ему не видать как собственных ушей.

– Что-что?

– Мне кажется, на слух ты не жаловалась.

От невыносимого напряжения она словно окаменела.

– Что ты собираешься сделать с этим контрактом?

– Только немножко повлиять на его подписание, – отрезал Люк. – А моего влияния будет достаточно.

– Но за что? Я имею в виду, Дрю-то за что? – убитым голосом спросила она.

– К несчастью для него, он владелец этой квартиры. – Люк послал ей горящий взгляд, в котором светилась неприкрытая угроза. – Если кто-то заходит на мою территорию, пусть пеняет на себя. Если всем все спускать, уважать мои границы не будет никто. Неужели ты думала, что я осыплю его благодарностями за то, что он отнял у меня женщину?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

* * *

Кэтрин побелела. Слишком много ударов для одного раза. Ей казалось, что она тонет и сейчас задохнется. Потрясение парализовало весь ее организм – от мозга до кончиков пальцев.

Люк глядел на нее без тени жалости. Она ощущала накопившееся в нем злобное ожесточение. Его окружала темная аура, испускавшая волны ярости. Это была пугающая, незнакомая ей сила, ведь до сих пор, когда дело касалось ее, Люк всегда держал себя в руках. Он вообще старался скрывать свои чувства. Люди, дающие выход гневу, теряют власть над ситуацией. Такие просчеты были не в натуре Люка. Или так ей казалось…

Она попыталась сглотнуть. Облизала кончиком языка пересохшие губы.

– Я не твоя женщина, – проговорила она неуверенно.

Его золотые глаза были почти не видны из-за темных ресниц.

– Ты была ею два года, ты принадлежала только мне, как не могла принадлежать ни одна другая женщина. Некоторые вещи изменить нельзя. В «Савое» ты не смогла отвести от меня глаз.

– Ничего подобного! – Его заявление так напугало Кэтрин, что она на миг забыла об опасности, грозящей Дрю.

– Неужели? – Она представила себе сытого тигра, лениво наблюдающего, как резвится его будущая добыча. Он не отрываясь смотрел на нее горящими глазами. – Уверен, что так. Не будем спорить. На меня ты произвела именно такое впечатление. И я этого не отрицаю. Какое-то «не пойми что», совсем непрошеное и вроде бы желанное чувство, которое тем не менее не умерло за шесть с половиной лет. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Кэтрин, нахмурив брови, старалась уследить за его мыслью, но стоило ей приблизиться к пониманию, как недоверие отбрасывало ее назад.

– Многие браки не выдерживают такого срока, – нежно проговорил Люк. – Кэтрин, я хочу, чтобы ты вернулась.

Она провалилась в бездонный колодец, где царила такая тишина, что казалось, слышны удары ее сердца, которое колотилось так сильно, что вот-вот выскочит из груди. Горло ее дергалось, но из него не вылетало ни звука, словно она утратила дар речи. Возбуждение достигло такой степени, что она лишилась даже способности рассуждать.

– Ты, должно быть, самая скромная из всех женщин, каких я знаю. Неужели ты могла подумать, что я стал бы затевать всю эту кутерьму ради меньшего? – Люк подошел к столу, открыл графин и, взяв с подноса стакан, плеснул в него бренди.

– Не могу поверить своим ушам, – промямлила она.

– Пусть тебя утешает, что я не сказал и четверти того, что мне бы хотелось. – Люк поднес стакан к ее безжизненным пальцам, прижал их своей рукой, чтобы она его удержала, и это легкое прикосновение отозвалось в ней новой мукой. – Похоже, ты довольна моей сдержанностью.

Она смутно ощутила, что чувствует кролик, загипнотизированный светом фар на шоссе. Эти золотые глаза умели завораживать. Одним глотком она выпила бренди, и в горле полыхнул огонь. Но оцепенение прошло, и вернулась способность рассуждать.

– Неужели… ты и правда думаешь, что я живу с Дрю? – спросила она, передернувшись от отвращения. – Ты ведь на это намекаешь?

– Я никогда не намекаю, сага. Я утверждаю.

– Да как ты смеешь! – вскрикнула Кэтрин. Люк невозмутимо глянул на нее.

– Он наверняка женат, а по возрасту годится тебе в отцы, так что выглядит это довольно противно.

Она поняла, что битва проиграна. В его последних словах содержался приговор.

– Он не сделал ничего плохого! – горячо запротестовала она. – Дрю самый хороший и порядочный человек из всех, кого я видела!

– И он всего только изменяет жене с женщиной, которая вдвое его моложе, – заметил Люк едко. – Хочу предупредить тебя, сага. Я не желаю больше слышать от тебя этого имени.

Кэтрин была так поглощена защитой Дрю, что даже не услышала его последних слов.

– Он не изменяет жене. Они уже год не живут вместе. Через месяц они разводятся!

– Знаю, – перебил Люк, выбивая почву у нее из-под ног. – А лучше бы ему было остаться с женой. Для его же блага.

– Блага? – прошептала она, вспомнив, что он говорил несколько минут назад. – Ты хочешь ему навредить…

– Нет, в золоте искупать! – возразил он ледяным тоном.

– Нет, ты этого не сделаешь! – закричала она с мольбой.

Он внимательно посмотрел на нее и прикрыл глаза.

– Как скажешь. – И как-то очень по-итальянски пожал плечами. – Нам надо обсудить гораздо более важные вещи.

Внутри у нее шевельнулся болезненный комок. Под этим великолепным костюмом скрывался хищник с ухватками неандертальца, которому незнакомо слово «совесть».

– Хотя это абсолютно тебя не касается, – с трудом проговорила она, – но между мной и Дрю ничего не было.

– Меня касается все, что касается тебя.

Ей совсем не хотелось все это обсуждать, но ее слишком волновала судьба Дрю.

– Почему ты хочешь разорить фирму «Хантингдон»? Что он тебе сделал?

– Ты меня спрашиваешь? – зарычал он. – Ты живешь у него в квартире и после этого еще спрашиваешь?

– Здесь совсем не то, что тебе показалось.

– Именно то. Самый настоящий разврат. – При этих словах ноздри у него раздулись.

– То же, что было у нас? – не смогла она удержаться от сравнения.

– Cristo! – В гневе он даже вздернул руки. – Как у тебя язык повернулся? Ни к одной женщине я не относился, как к тебе!

Самое ужасное заключалось в том, что он произнес это с неподдельной искренностью. Он действительно верил в то, что говорил. Она сжала зубы, чтобы не сорваться.

– И что я за это получил? Скажи мне! – простонал он с исказившимся от гнева лицом. – Намарала на зеркале какие-то каракули, которые и прочесть-то невозможно! Я верил в тебя, словно ты была моей женой, а ты обманула мое доверие. Ты вонзила нож мне в спину.

Ей следовало бы быть готовой к такому взрыву, но она не была готова. Вся его хваленая сдержанность улетучивалась прямо на глазах, уступая место самой обыкновенной ярости, причиной которой был не кто иной, как она. Она.

– Люк, я…

– Стой где стоишь! – Он отдал приказ, точно щелкнул бичом, запретив ей отступление к двери. – Кэтрин, ты провела со мной два года. Два, – повторил он, и каждая клетка его подтянутого, сильного тела дрожала от гнева. – И вот ты исчезаешь. Получил я хоть что-нибудь за эти пять лет? А? Я не удостоился даже почтовой открытки! Я тебя разыскивал. Я переживал, не умираешь ли ты где-нибудь с голоду. Я беспокоился о том, как тебе удалось устроиться в жизни. Я боялся, не попала ли ты в аварию, не умерла ли. И где же я тебя встречаю? – кричат он, все возвышая голос. – В «Савое» с другим мужчиной!

У Кэтрин ноги приросли к полу. Ей еще не случалось видеть Люка в таком возбуждении. Как завороженная следила она за его метаниями по комнате.

Так он о ней беспокоился? Неужели он и правда о ней беспокоился? В голове это не укладывалось. Уходя, осторожно, точно вор, крадясь по коридору к запасному выходу, она пробовала представить себе его реакцию на свое исчезновение. Недоумение… оскорбление… презрение… безразличие. Ей и в голову не приходило, что он будет о ней беспокоиться, тем более ее разыскивать.

Странным образом она и сама не понимала почему, но эта мысль ее беспокоила, и она решила не оправдываться. Одно было хорошо: Люк не подозревал о существовании Дэниэла. Хотя бы этот страх отпустил, и она могла снова подумать о Дрю.

– Оставь Дрю в покое, – попросила она. – Этот контракт ему необходим.

– Это все, что ты можешь мне сказать? – В глазах у него застыл холод.

Она глубоко вздохнула.

– Он разорится, если не получит этого контракта.

– Знаю, – криво усмехнулся он.

– Если ты сердишься на меня, так вреди мне. Не могу поверить, что ты и правда собираешься причинить вред Дрю, – призналась она.

– Придется поверить, – возразил он.

– Я хотела сказать… – она растерянно теребила собственные руки, – ты пришел… ты говоришь, хочешь, чтобы я вернулась, но это совершенно невозможно, – закончила она дрогнувшим голосом.

– Нет?

– Нет! И я не понимаю, зачем ты это затеял! – закричала она.

– Может, попробуешь?

Она не хотела смотреть на него. Он сделал ей слишком больно. Присутствие Люка пробуждало в ней страх, сродни страху ребенка, хоть раз обжегшегося огнем. Воспоминание о страданиях воздвигало между ними непреодолимый барьер.

– И пробовать не стану, – сказала она упрямо. – Ты для меня – эпизод из далекого прошлого.

– Эпизод? – не веря своим ушам, воскликнул он. – Мы прожили два года!

– Девятнадцать месяцев, и каждый из них был ошибкой, – поправила Кэтрин, постепенно утрачивая бдительность.

– Madre de Dio. – На скулах у него заиграли пятна. – Прямо какая-то череда стоянок на одну ночь.

Она вздрогнула.

– Не знаю. Мне часто казалось, что именно так.

– Как ты можешь так говорить? Я всегда относился к тебе с уважением! – выдавил он.

– Это называется уважение? – У нее вырвался полузадушенный смешок. В этот миг и ею овладела ярость. Будь она тигрицей, она разорвала бы его на части. Бессилие вылилось в злую насмешливость. – Когда я смотрю на тебя, то никак не могу понять, как я могла когда-то иначе к тебе относиться.

– Все время, что я здесь, ты смотришь куда угодно, только не на меня, – сухо заметил Люк.

– Люк, я тебя ненавижу. Я ненавижу тебя до такой степени, что, если бы ты лежал мертвый у моих ног, я плясала бы на твоих костях! – в бешенстве прокричала она.

– Будущее, как видно, обещает много интересного.

– Для нас с тобой оно не будет общим! – Ни с кем раньше Кэтрин до такой степени не теряла контроль над собой. Стоит тут с таким видом, будто ублажает сбежавшего из-под надзора полоумного, а сам спокоен как чурбан и пропускает мимо ушей все, что она говорит. – Я не собираюсь плясать под твою дудку, как все твои подчиненные! Вернуться? И думать забудь! Один раз ты меня уже использовал, и я лучше умру, чем позволю тебе это еще раз! Я любила тебя, Люк. Я любила тебя гораздо больше, чем ты заслуживал…

– Знаю, – тихо сказал он.

Лихорадочный румянец вспыхнул у нее на щеках, огонь побежал по телу, обжигая все до последней клетки.

– Что ты имеешь в виду… под этим «знаю»? Разве у тебя есть орган, которым ты мог это почувствовать?

Он метнул в нее пристальный взгляд.

– Я думал, это говорит в мою пользу.

– В твою пользу? Наоборот, все, что ты со мной сделал, становится еще более непростительным! – Кэтрин овладел новый приступ ярости. – Когда ты брал то, что я могла тебе дать, ты всегда старался расплатиться, словно я какая-нибудь шлюха, которую ты подобрал на улице! Он сжал челюсти.

– Я мог допустить ту или иную ошибку, – проговорил он после долгого молчания, – но, если наши отношения тебя не устраивали, ты могла об этом сказать.

– Вот как? Сказать? – Кэтрин едва могла говорить от бешенства. – Бог тебе судья, Люк, потому что я тебя простить не могу! Позволь только сказать тебе одну вещь. Ты можешь пойти и купить все, что тебе заблагорассудится, но меня ты купить не можешь. Я не вхожу в число товаров. Я не продаюсь. Цены не существует, так что ничего не поделаешь!

Вся дрожа, она отвернулась от него, чувства в ней бушевали. Она и представить себе не могла, что когда-нибудь будет кричать на Люка так, как кричала только что. Никакого удовлетворения она не чувствовала, только боль. Отчаянную боль, которая охватила все ее существо. Эта боль происходила от того, что он стоял рядом. Она поклялась когда-то, что больше у него такой возможности не будет. Что она не даст ненависти отравить воздух, которым она дышит. Но стена в ее сознании рушилась кирпич за кирпичом, и чувства, похороненные за ней, со всей силой мщения вырвались на свободу. А с этими чувствами пробудились и воспоминания, которые она так мучительно старалась уничтожить…

В тот день он подарил ей розу и усадил в лимузин. Даже положение Золушки не было столь завидным. Не было даже хрустальной туфельки, которую можно потерять в полночь. Он подхватил ее и увлек в тот мир, о котором раньше она только читала в журналах. Он наслаждался ее доверчивостью, простодушием, ее неумением скрыть радость оттого, что они вместе. Пять дней она купалась в море восторга. Чудесные ночные клубы, где они танцевали ночи напролет, еда в ресторанах при неверном свете свечей… и последний вечер в Лондоне – разумеется, в его гостиничном номере.

Но даже здесь Люк оказался непредсказуем. После обеда, когда она дрожала, совсем потеряв голову в его объятиях, он отстранил ее с каким-то подчеркнутым самоотречением. «На Рождество я еду в Швейцарию. Поедем со мной?» – лениво проговорил он, словно предложил просто перейти на другую сторону улицы.

Она была потрясена, смущена, не знала, как поступить, но она так любила праздники. Сперва, правда, она отказалась, не решаясь согласиться на то, что Люк заплатит за ее путешествие за границу.

– Я не знаю, когда снова вернусь в Лондон. – Это была ложь, хотя в тот момент она этого и не подозревала, которая должна была настроить ее как минимум на двухмесячную разлуку. Уж кто-кто, а Люк-то знал, как дать женщине понять, что предстоит прощание.

Осознав, что она может потерять его навсегда, если не расстанется со вставшими между ними старомодными принципами, она согласилась. По наивности она полагала, что в отеле они остановятся в разных номерах. Ни секунды не сомневаясь в том, что пошла бы за ним на край света, она тем не менее считала, что для всего остального они еще недостаточно знакомы. Он вернулся в Нью-Йорк. Элейн Гоулд была ошарашенна, когда на следующий день увидела ее рядом с Люком на фотографии в газете. Элейн попыталась поговорить с ней самым доходчивым образом. Даже квартирная хозяйка, выслушавшая, затаив дыхание, рассказ о последних событиях ее романа, наложила вето на Швейцарию. Но никаких разумных советов Кэтрин уже не воспринимала.

Чтобы забыть о жизненных принципах, оказалось достаточно шести часов в уединенном альпийском шале. Ни одно обольщение не прошло так мягко. Ни одно брачное ложе не знало такого мастерства и внимательной предупредительности, какие выказал Люк. Он лишил ее девственности – и с этой минуты стал единственным обладателем ее души и тела. Ей и в голову не приходило, что полная ее неискушенность в делах любви равна полной неискушенности Люка в вопросах совести. Она видела всепоглощающую страсть, рядом с ней был человек ее мечты, а свадьба маячила где-то за горизонтом. Ты отдала все ради любви… Ах ты, глупая, неразумная женщина, где была твоя голова?

– Кэтрин.

Она вздрогнула и вернулась к действительности. От этого голоса у нее все еще подгибались колени.

– О чем ты думаешь?

Быстро смахнув набежавшие слезинки, она перевела дыхание.

– Тебе вовсе незачем это знать.

– Если ты вернешься, – без всякого выражения пробормотал Люк, – я дам Хантингдону этот контракт.

– Господи, как ты можешь ставить на карту жизнь человека? – прошептала она в ужасе.

– Могу и буду.

– Я тебя ненавижу! Я просто с ума сойду, если ты хоть пальцем ко мне прикоснешься! – вскричала она. Ноги у нее подкашивались, она не могла оторвать взгляда от его мрачного безжалостного лица.

Он неожиданно усмехнулся.

– Не поверю, пока не увижу своими глазами.

– Люк, пожалуйста. – Раз уж так вышло, она не побоится унизиться и просить. Нельзя сидеть сложа руки и смотреть, как рушится жизнь Дрю из-за того, что Люк подозревает между ними связь. Она не может оставить его на произвол судьбы. Люк слов на ветер не бросает. – Пожалуйста, подумай, что ты делаешь. Ведь это самый настоящий эгоизм…

Он вздернул брови.

– Менее выгодные для моего «эго» мероприятия меня не привлекают.

– Люк, я не могу вернуться… Просто не могу. Пожалуйста, уходи и забудь обо мне. – Дрожь в ногах передавалась голосу.

Он сделал шаг к ней.

– Если б я мог забыть тебя, меня бы здесь не было, сага.

Кэтрин торопливо отступила назад.

– Разве ты забыл, сколько всего во мне тебя раздражало? – в отчаянии воскликнула она.

– Стоило мне этого лишиться, как я понял, насколько мне это дорого.

– Не подходи ко мне! – По мере его приближения истерика у нее нарастала. – Я умру, если ты ко мне прикоснешься!

– А я умру, если не прикоснусь. Должен напомнить тебе, что я с трудом остался в живых. – Словно играя в какую-то игру, Люк шел на нее, пожирая глазами ее хрупкую фигурку. – Завтра ты и имени его не вспомнишь.

Она отпрянула, но острый каблучок зацепился за край ковра, и она потеряла равновесие. Тело по инерции качнулось назад, и она грохнулась, больно ударившись головой обо что-то твердое. Она вскрикнула, перед глазами словно задернулась темная завеса, и она потеряла сознание.

* * *

– Вот здесь видна область, о которой я говорю. – Врач указывал на какое-то темное пятно на рентгеновском снимке. – Старая травма, которая, однако, требует серьезного внимания. На данной стадии я не вижу оснований подозревать что-то более опасное, чем сотрясение мозга, но ее, безусловно, необходимо оставить здесь на ночь, чтобы мы могли за ней наблюдать.