Текст книги "Физическая экономика"

Автор книги: Линдон Ларуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

2.1.3. Трагедия эмпиризма

Основная фальшь и ложь, на которой основаны учения физиократов, Адама Смита, Иеремии Бентама, Карла Маркса, Джона Стюарта Милля и Джона фон Неймана, состоит в той же лжи о человечестве, за которую Аристотель, Кант, Гегель и Рассел могли бы справедливо мучиться вечно в аду Данте. Вопреки мнению этих людей, именно исторический рост потенциальной плотности населения, который выделяет человечество и ставит его над другими живыми существами во временной вечности, характеризует отдельного индивидуума как неполный образ Творца. Это происходит благодаря очевидной мощности революционно-аксиоматических форм эффективных творческих сил: по-латыни это силы imago Dei и capax Dei.

Одним из предметов, рассматриваемых в данной работе, являются те самые поклонники языческого культа Геи, т. е. физиократы, которые отрицают творческие силы человека. Не удивительно, что в своем большинстве эти физиократы вышли, в основном, из политического союза феодальных землевладельцев и финансовых ростовщиков, подобных североамериканским защитникам института рабства. По мнению этих поклонников той старой проститутки, вавилонской земли-матушки, было бы грубейшим преступлением, если бы кто-то приписывал образ Творца тем крепостным или рабам, о которых они пекутся не больше, а может быть и меньше, чем о скоте, который они заботливо кормят на убой.

Работодателями Адама Смита были британские либералы конца восемнадцатого столетия и радикальные эмпирики. В этом состоит суть и источник их отличия от физиократов.

Физиократы вместе со своими союзниками среди банковских ростовщиков защищали свои традиционно жадные буколические формы феодального олигархизма, противопоставляя свои ростовщические социальные обычаи, так сказать, «вторжению» социальных, экономических и политических преобразований Золотого Ренессанса, сосредоточенного в пятнадцатом столетии во Флоренции.

Радикальные эмпирики граф Шелбурн и Иеремия Бентам демонстрировали суть своего конфликта с физиократами, когда они управляли из Лондона направленным против Франции якобинским террором своих агентов – герцога Орлеанского, Робеспьера, Дантона и Марата. Под покровительством Британской Ост-Индской компании, радикалы выступили союзниками физиократов против наследства Флорентийского собора 1439-40 гг. Но они не хотели подчинить свой хищный утилитаризм, свое неоримское страстное стремление к мировой империи сдерживающим силам социальных обычаев в какой-либо форме, даже обычаям физиократов, которые временами были их союзниками. Позже так же абсолютно неблагодарно вела себя «Молодая Европа» лорда Пальмерстона во время революции 1848-49 гг. по отношению к верным союзникам Британии – Меттерниху, царю России и королю Франции.

Формально можно отметить два существенных различия между эмпириками и лучшими представителями физиократов – Кенэ и Тюрго. Во-первых, лучшие представители физиократов достаточно хорошо понимал структуру (хотя и не понимали функциональной характеристики) производственного процесса, тогда как эмпирики, начиная со Смита, затем Джона Стюарта Милля и Джевонса, никогда этого не понимали. Благодаря одному только этому пониманию Кенэ, которым ему обязан Маркс, можно сказать, что Маркс является экономистом, превосходящим как своих Хэйлибурских предшественников, так и современных монетаристов. Во-вторых, ведущие физиократы верят в существование чистой социальной прибыли для общества в целом, в то время как эмпирики не верят в это. Хотя Маркс как экономист превосходит Смита и Давида Рикардо в этом отношении, но что касается математики, то он является верным последователем Бентама и Рикардо. Теперь мы готовы сконцентрировать свое внимание на формальной стороне экономической науки эмпириков.

Ключом к точному прочтению экономических догм Смита, Бентама, Томаса Мальтуса, Рикардо, Маркса и Милля является общественная доктрина Джона Локка. В системе Локка общество является простым скоплением большого числа дискретных единиц – неоаристотелевских частиц, которыми являются люди, вступающие в полиморфную путаницу, которая по существу характеризуется тем, что поведение каждой из этих частиц мотивированно ничем иным, кроме трех первостепенных импульсов: оставаться в живых (жизнь), стремиться к чувственному удовольствию (свобода) и удовлетворять жадность (собственность). Для Локка не существует никаких «врожденных идей». За исключением живого чрезвычайно аморального энтузиазма в удовлетворении жадности, индивидуум рожден как «чистый лист» (tabula rasa). Это определение «человеческой природы» Локком выступает в качестве аксиоматической основы для «гедонистского исчисления» Бентама и позже для радикальной позитивистской доктрины «системного анализа» фон Неймана и др.

Каждая из этих формальный систем, представленных Смитом, Марксом и другими, и все они вместе нуждаются в применении математических методов не более сложных, чем система линейных неравенств, рассматриваемых совместно. Модели Маркса не были бы такими грубыми, как предписание фон Неймана, но в его «Капитале» нет ничего существенного, что не охвачено этой общей системой. По этой причине математическая форма идей каждого из этих политэкономов (от Смита и Маркса до фон Неймана и его поклонников) порождает модель нулевого роста. Возможно, все, о чем мы сейчас рассказали относительно различий и сходства Маркса и Джона фон Неймана, было в умах кембриджских Джоан Робинсон и Николаса Калдора, когда они смешали немножко Маркса, немножко Джона Мейнарда Кейнса и немножко фон Неймана, чтобы приготовить собственноручно ядовитое кембриджское блюдо системного анализа на экспорт в Москву через Международный институт прикладного системного анализа (МИПСА).

Суть этих связей состоит в том, что системы, поддающиеся представлению в форме линейных неравенств, рассматриваемых совместно, описывают только «системы нулевого роста» или, точнее, энтропийные процессы. Следовательно, применение успешных усилий, направленных на регулирование любого физического процесса по нормативам этой математической системы, будет навязывать самому физическому процессу неэнтропийную форму вырождения. Мы должны добавить, что даже процессы, которые на самом деле не являются энтропийными, если они находятся под контролем такой системы, либо будут при этом вырождаться, либо отбросят такой контроль из-за полной разрухи.

В этих условиях система формирования политики, которая математически представляет энтропийный процесс, в случае использования для контроля над обществом, приведет любое общество, контролируемое таким способом, к энтропийной разрухе. Это ключ к пониманию происходящего сейчас распада как бывшей советской, так и англо-американской системы.

3. Неэнтропийные процессы

Важнейший урок, который должен извлечь каждый образованный человек из происходящего сейчас развала мировой экономики в целом, состоит в том, что всякий раз, когда физическим процессом, таким как экономический, управляют идеи, математическое представление которых является энтропийным, тогда результатом будет развал любого процесса, который регулируется таким способом. Таким образом, мы показали, что настойчивое, все усиливающееся и целенаправленное навязывание все большей и большей части мировой экономики идей Джона Локка, Адама Смита и других является главной причиной нужды и хаоса, распространяемых в Соединенный Штатах и во всем мире в течении последней четверти столетия.

Поэтому мы также показали, что попытка представить политическую экономию Адама Смита, Карла Маркса, Джона фон Неймана и др. в форме, удобной для использовании в управлении экономическими процессами (например, такой, как методы учета), ведет к навязыванию энтропийной разрухи любому экономическому процессу, умело регулируемому таким способом. Мы уже подчеркивали, что все возможные математические описания любой из британских или производных от нее догм политической экономии, включая «Капитал» Маркса, неизбежно обретают энтропийный характер, который более обнаженно представлен фон-неймановскими системами (с нулевой суммой) линейных неравенств, рассматриваемых совместно. Все они без исключения фактически являются моделями нулевого роста и поэтому все являются энтропийными моделями.

Мы также указывали, что хотя ведущие физиократы признавали возможности существования чистой физической прибыли для общества в целом, они отрицали возможность первоначального формирования такой физической прибыли волевым воздействием человека.

Мы указывали, что реальный экономический рост необходимо сравнивать с такими эволюционными моделями, как развитие нашей биосферы или порождение вселенной упорядоченной совокупности элементов и изотопов, представленных в периодической таблице. Мы подчеркивали, что эта «модель», конечно, не является ни энтропийной, ни просто «негэнтропийной» (в том смысле, который в нее вкладывали в своих работах Людвиг Больцман, Норберт Винер и другие, определяя «негэнтропию» как «отрицательную энтропию»). Каждый из последовательных сторонников Больцмана должен был бы подчеркнуть, более или менее охотно, что Больцман допускал случай обращенной энтропии только в рамках того, что впоследствии фон Нейман называл «игрой с нулевой суммой» для экономики.

Все британские и выводимые из них модели политической экономии, которые находятся в пантеоне «Экономическая наука 101» являются ужасно нелепыми в том смысле, что любая экономика, будучи эффективно регулируемой ими, должна неизбежно прийти к всеобщему коллапсу. Важно подчеркнуть, что любая национальная и даже мировая экономика, если управление ею основано на современных «неоконсервативных» идеях «демократии и свободной торговли» или на так называемых «обусловленностях» Международного валютного фонда, обречена на скатывание к хозяйственной и политической разрухе, к хаосу.

Мы также отмечали, в противовес этой мрачной стороне дела, что человечество демонстрировало некоторые заметные успехи в политической экономии. Мы поднялись над теми существами, которые были от природы наделены культурным потенциалом на уровне бабуинов, над тем периодом, когда население земли составляло не более 10 млн. человек с непродолжительным сроком жизни. Мы вышли на современный глобальный потенциал, когда при достигнутом уровне современных технологий на земле может проживать около 25 млрд. человек и даже больше. Мы сделали первые шаги на пути создания возможностей не только для исследования, но и для освоения космического пространства. Мы существенно увеличили производительные силы и возможности повышения уровня жизни и средней ожидаемой продолжительности жизни в регионах мировой экономики, для которых доступны преимущества инвестиций в научный и технологический прогресс. Такое свидетельство долгосрочных квазиэволюционных форм движения вверх по пути социального развития политической экономии является тем, что мы понимали, например, в течение 1945–1963 гг. как показатель, который обозначает современное цивилизованное использование термина «экономический рост».

Хотя принципиальная причина этого прогресса не может быть описана какой-либо из существующих форм общепринятой учебной математики, все же есть важные наброски особенностей этого процесса, которые, несмотря на их аномальное физико-математическое значение, мы можем определить более или менее доступно в терминах, которые позволяют представить их в виде математически понятных физических ограничений. Эти существенные эскизные ограничения показывают нам, что отраженный таким образом процесс является абсолютно неэнтропийным. Хотя эти ограничения устанавливают упорядочение, которое не соответствует аксиоматическим предположениям, лежащим в основе так называемых трех законов термодинамики Клаузиуса-Кельвина, эта мнимо аномальная характеристика является именно тем, что должно быть принято во внимание. Такого представления вполне достаточно, чтобы показать, что подходящим термином для описания этой аномалии является не «отрицательная энтропия», а более скромный эпитет «неэнтропийный».

Эта аномалия не является обращением энтропии, а совершенно иным упорядочением соответствующих процессов.

Эта аномальная форма течения процесса соответствует таким же аномальным формам жизненных процессов. Таким образом, мы можем утверждать, что подобно тому, как классические греки из Афин высекали в камнях Акрополя свой геометрический способ размышления о жизни, а Николай Кузанский, Лука Пачоли, Леонардо да Винчи, Кеплер и другие представляли этот способ в течение последних пяти с половиной столетий существования современной науки, так и реальные жизненные процессы не характеризуются статистическим понятием «отрицательная энтропия». Для их описания лучше подходит такой простой термин, как «неэнтропийный».

Рассмотрим следующий интерполированный обзор того, как упрощенный, но показательный набор таких ограничений строится для статистических сопоставлений.

Как мы указывали выше, набор ограничений, который раскрывает эту аномалию, следует выводить из представления о практическом отношении человечества ко вселенной в целом. Вполне очевидно, что, поскольку отношение человека ко вселенной выражается с точки зрения места Земли в солнечной системе, все эти отношения отражаются в способах обитания человечества на поверхности планеты, т. е. в расчете на квадратный километр. Процессы производства и потребления, а также связанные с ними процессы выживания (воспроизводства) человеческого рода выражаются в стоимостных показателях в расчете на душу населения. Поскольку чисто демографические аспекты существования индивидуума являются функцией от домохозяйства, мы должны обратить внимание также на этот аспект. Таким образом, мы имеем следующие показатели: общий объем – на душу населения, на домохозяйство и на квадратный километр.

При таком счете деятельность человека может быть выражена, главным образом, по отношению к физическим процессам производства и потребления. С этими материально-производственными процессами тесно связаны только такие виды услуг, как образование, профессиональное здравоохранение, наука, классические виды изящных искусств – поэзия, драма, музыка, живопись, скульптура и архитектура. Однако, потребности в этих видах услуг полностью определяются культурным уровнем, лежащим в основе последовательного роста физической измеряемой производительности на душу населения, на квадратный километр.

Таким образом, индикативным параметром отношений между вселенной и человечеством в целом в процессе производства является канторовский тип процесса, представленного этим взглядом на потребление человечеством произведенной им самим продукции. Такого рода отношения «затраты-выпуск» являются точкой опоры для предварительного представления статистически репрезентабельной «функции». Такого рода действия аналогичны, в широком смысле слова, квадратуре круга. В этом случае, как пояснил Николай Кузанский, попытка найти квадратуру круга дает линейное приближение к значению р, тогда как использование метода исчерпания для демонстрации полного видового различия между периметром многогранника и круга заставляет нас признать бесспорным высшее онтологическое значение использования неалгебраического кругового действия вместо наивной евклидовой аксиоматики о точке и прямой линии.

Аналитически ключевой величиной для определения данной функции является ироническое соотношение между физическим объемом содержимого рыночной корзины (на душу населения) домохозяйства или производителя и количеством трудовых лет (на душу населения), необходимых для производства рабочей силой этой рыночной корзины потребления (на душу населения). В свою очередь, эта рыночная корзина соответствует относительному культурному уровню реальной производительности на душу населения, на домохозяйство, на квадратный километр. Физические ограничения, непосредственно связанные с этими ироническими отношениями «затрат-выпуска», являются краеугольным камнем для обоснования необходимых статистических представлений.

Первым шагом к этой цели является необходимость дать определение производительности.

Первым элементом общей функции статистического представления производительности является требование: постоянно улучшать количественное и качественное наполнение реальной рыночной корзины. Но годовые затраты рабочего времени, необходимые для производства этой улучшенной рыночной корзины на душу населения, должны быть ниже, чем требовалось производству для прежнего наполнения этой корзины.

Второй элемент общей функции – это требование, чтобы отношение затрат на производство средств производства (на душу населения) к производству товаров домохозяйств возрастало без уменьшения рыночной корзины товаров домохозяйств (на душу населения). Это отражает необходимость роста «капиталоинтенсивности».

Третьим элементом этой важной функции является требование роста отношения «свободной энергии» к «энергии системы». В данном случае «свободная энергия» означает рост физического объема производства рыночной корзины в целом по отношению к полному потребляемому физическому объему рыночной корзины. Объем роста подпитывается двумя главными способами: расширением масштабов физической экономики и увеличением капиталоинтенсивности инвестиций в производстве. Эти показатели роста должны быть выражаемы не только по отношению к производству как таковому, но также к физическим ценностям в расчете на квадратный километр, на душу населения, на домохозяйство.

Очевидно, что этот тип функции является аномальным с точки зрения математики. Тем не менее, она описывает при помощи соответствующих статистических методов возникновение тех качеств явлений, которые гармонируют с успешным экономическим ростом. Она также описывает статистическое отражение действительных процессов, соответствующих успешному росту физических объемов экономики. Хотя для разработки полного статистического описания следует рассматривать другие ограничения, суть аномалии содержится в этом множестве аксиоматически основных элементов функции в целом. Это типизирует статистический вид ограничений, навеянных «неэнтропийным» процессом.

Это стержневое, коренное множество взаимосвязанных ограничений полностью соответствует важнейшим особенностям физической экономики, представленной Лейбницем, которая основывается на принципах использования тепловых машин. Во-первых, Лейбниц поставил цель сотворить благо для человечества таким образом, чтобы один человек, использующий тепловую машину, мог заменить работу ста человек, которые такую машину не используют. В широком смысле это значит, что «неэнтропийная» форма роста производительной силы труда возможна лишь при условии роста энергоснабжения как в количественных показателях на душу населения, так и в показателях увеличения «плотности потока энергии». Во-вторых, для этого необходимо скоординированное повышение уровня технологии. Также должно возрастать количество используемой воды высокого качества как для личного, так и для других важных видов потребления из расчета на душу населения, на квадратный километр и на сутки. Должны возрастать объемы грузоперевозок в тонно-километрах в час на квадратный километр и на душу населения, а относительная реальная стоимость тонно-километра перевозок при этом должна уменьшаться. Должна возрастать относительная продолжительность свободного времени, а также возможности его интенсивного использования для занятия науками и классическими формами изящных искусств, что повысит уровень и темпы развития творческой мощи разума индивидуума.

В рамках, например, системного анализа, такой набор ограничений удовлетворить невозможно. В чем же состоит парадокс?

Это тот же самый парадокс, на который ссылается Исаак Ньютон в своих «Началах», предостерегая читателя от соблазна изобразить мир в тех красках, которые мы сейчас называем «энтропией». Это означает, что вселенная не могла бы существовать, если бы Бог периодически не заводил ее. Речь идет о том самом ньютоновском парадоксе «завода часовой пружины», который известен по ссылкам Лейбница в его переписке с Кларком и Ньютоном. Мы можем найти в множестве статистических ограничений такой результат, который не может появиться при системном анализе. И это не следует рассматривать как неожиданность, если только математик не допустил слишком типичную элементарную ошибку позитивистов, т. е наивную онтологическую ошибку, когда пространственно-временным пробелам алгебраической функции приписывается свойство причинности.

Математическая функция счетных упорядочений состоит в том, чтобы отображать пространственно-временные отношения, а не в том, чтобы приписывать самому пространству-времени причинные принципы управления физическими процессами, происходящими в этом пространстве-времени. Если мы не допустим эту очень грубую онтологическую ошибку, то мы сможем свободно описывать статистически как энтропийные, так и неэнтропийные отношения. Если же мы допускаем эту грубую онтологическую ошибку, мы оказываемся перед парадоксом «завода часовой пружины», о котором так выразительно говорили Ньютон и Лейбниц почти триста лет назад. К сожалению, при подготовке математиков предпочтение отдается алгебраическому мышлению в большей степени, чем совершенствованию геометрического мышления по Гаспару Монжу и Якобу Штейнеру. Именно это становится весьма простым способом потери студентами основы математического здравомыслия, коей является конструктивная геометрия. Студент, который столь наивно зависит от алгебраических методов, может потерять понимание того, что алгебраическое мышление в его лучшем виде представляет лишь картину, нарисованную в пространстве-времени, которую никогда и ни в коей мере не следует принимать за высшую, настоящую область физического пространства-времени.

Я думаю, что ничто не сможет выявить и найти решение этой проблемы более убедительно, чем физическая экономика как наука.

Множество взаимосвязанных ограничений, которые мы только что описали, раскрывает форму неэнтропийного процесса в специально выбранном фазовом пространстве, которое является как бы тенью подвергаемого исследованиям настоящего процесса. В пределах данного, выбранного нами описания это является формой описанного этими ограничениями преобразования. В чем же заключается содержание этого преобразования? Каковы причинные особенности преобразования, которые находятся вне области математического формализма как такового?

Действующей причиной является человеческий ум. В нем происходят те процессы более или менее развитой силы творчества, которые являются источниками возникновения, передачи и ассимиляции идей, обеспечивающих реальные, революционно-аксиоматические преобразования ранее сформировавшегося мнения.

По своему характеру такие открытия не могут быть представлены математикой или четко переданы при помощи какого-либо языка. Революционно-аксиоматическое открытие является абсолютной прерывностью по отношению к любой из существующих формальных систем представления, и его невозможно изобразить в виде символов. Однако один человек, который является первооткрывателем, может помочь другому повторить заново сам процесс открытия при помощи эффективной передачи парадокса. Имеющееся ранее у этого человека формальное знание не позволяло ему понять это относительно аномальное и поэтому «парадоксальное» явление.

Эта форма общения очевидно принадлежит к классу метафор. Революционно-аксиоматические открытия не могут быть переданы при помощи каких-либо из существующих форм языка. Они могут быть переданы только при помощи методов парадокса, которые порождают метафорическую, косвенную форму художественного общения, т. е. путем активизации в умах слушателей творческих процессов, способных воспроизводить творческий мыслительный акт аксиоматического открытия, описанного метафорически первооткрывателем.

Неэнтропийный рост экономики, характер которого мы здесь установили, является результатом реорганизации общественного производства и связанных с ним видов человеческой деятельности под влиянием научных или подобных им форм полезных революционно-аксиоматических открытий. Хотя важно само наше понимание того, что развитие науки и изящных искусств происходит постоянно, начиная с ранних известных периодов существования человеческого рода, все-таки в течение последних более чем шести столетий истории Европы вплоть до периода 1967–1974 гг., произошел такой рост общих темпов производительности на душу населения и на квадратный километр, которого не знало человечество в течение последних двух миллионов лет своего существования. Это связано с соответствующими темпами и интенсивностью революционных открытий в естествознании и классических формах изящных искусств, которые несравнимы с известными периодами прошлого. Хотя разруха в образовании и в практике классических изящных искусств постоянно нарастала в течение нашего столетия, особенно за последние тридцать лет, все же мы достигли уровня, когда для поддержания соответствующих темпов прогресса в экономике из всех затрат на занятость рабочей силы ведущих стран, мы должны выделять до пяти и более процентов на создание и развитие новых технологий в науке и технике.

Аксиоматически, развитие индустриального обще-ства под воздействием науки в течение последних столетий является лишь продолжением процесса, теперь уже качественно более мощного, который всегда был присущ человечеству. Тем не менее, произошли преобразования в структуре необходимой занятости рабочей силы в целом за последние шестьсот лет. В частности, в Соединенных Штатах Америки численность сельского населения, которое по переписи 1790 года составляло 90%, сегодня уменьшилась до 2%, действительно необходимых обществу. В то же время произошел существенный рост все более капиталоинтенсивного и энергоемкого городского производства, нуждающегося в существенном научном обеспечении. Это привело нас на рубежи использования новой науки для колонизации человеком тех мест в космосе, которые наука определила заново для нас как относительно околоземное космическое пространство. Таким образом, количество населения, необходимое только для участия в работах по обеспечению фундаментальных научных исследований и технологического прогресса, возросло с относительно небольшой группы членов платоновской Академии в Афинах до такого количества людей, занятых в науке и технологии, которое превысило бы все население нашей планеты шестьсот лет назад. Мы еще не достигли необходимого уровня занятости в этих областях, но сама потребность, составляющая приблизительно 10% всего населения мира, свидетельствует о качественных изменениях, которые произошли в течение последних шести столетий.

Если эта планета не скатится в продолжительное «Новое Мрачное Средневековье» где-то в начале нового столетия, то задачи возрождения физической экономики заставят нас двигаться все ускоряющимися темпами в направлении фактически чистых, научнообоснованных форм всеобщей экономики. В таких условиях очевидные перспективы состоят в том, что больше половины мировой рабочей силы на протяжении нескольких поколений может оказаться занятой в сфере совершенствования все более производительной технологии, в которой нуждается остальная часть рабочей силы.

Эти преобразования начались еще в пятнадцатом столетии, в основном в Италии, и были связаны с такими знаменитыми личностями, как Филиппо Брунеллески, Николай Кузанский, Паоло дель Поццо Тосканелли (создавший карту, которую использовал Христофор Колумб), а также Лука Пачоли и Леонардо да Винчи. Это явилось результатом промышленной революции, основанной на тепловых машинах, т. е. революции, которую предвидели и представляли уже в XVII веке Христиан Гюйгенс, который первым создал поршневой двигатель, использующий взрывное топливо, и Лейбниц, который создал и использовал паровой двигатель на угле.

Именно в этих революционных порывах творческого ума, а не в пустом алгебраическом пространстве-времени, заключается действующая причина неэнтропийных форм успешного развития экономики. Ограничения этого неэнтропийного экономического процесса определяют предварительные условия, которые общество должно использовать, чтобы настроиться на достижение цели, если оно ориентировано на такое развитие. Фактически эти ограничения определяют форму неэнтропийного результата, из которой мы узнаем, что мы должны охотно пойти на определенные затраты в таких важных сферах, как научное обеспечение, капиталоемкость, образование, здравоохранение, энергоемкость или отказаться от реализации этих неэнтропийных целей. Не пустое математическое пространство-время, а именно мы, благодаря творческой силе ума, создаем неэнтропийные формы экономического роста.