Текст книги "Заложница любви"
Автор книги: Линда Уиндзор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
ГЛАВА 16
– Спать в зале вместе со слугами и воинами? Действительно, твое упрямство доходит до глупости, Бронуин Карадокская! – не веря своим ушам, воскликнула ее тетка, услышав о требовании племянницы. – У меня теперь есть моя собственная комната, небольшая и уютная, какая и нужна больным косточкам пожилой женщины, что, кстати, тоже говорит в пользу твоего доброго супруга.
Бронуин не могла решить, насколько хорошо это характеризует Ульрика, но ей хотелось бы остаться в действительно уютной и, без сомнения, тихой комнате тетки, вместо того чтобы пытаться заснуть в суете, поднятой Ульриком и его рыцарями в зале. Черт побери, никогда она не слышала еще угроз, подобных тем, которыми разразились они, чего только не наобещав сделать с разбойниками, напавшими на деревушку Бринморфа к юго-западу от Карадока! Те небольшие запасы зерна, что уэльсцам удалось спрятать от английских завоевателей, были сожжены вместе с домами, и жители деревни пришли к Ульрику с просьбой о защите.
Нельзя сказать, что оставшиеся неизвестными негодяи не заслужили участи, уготованной им рыцарями, но просто, чем больше мужчины накачиваются элем своего повелителя, тем больше распаляются. Если они хоть наполовину окажутся так ловки при захвате разбойников, как рассуждают об этом, накачавшись элем, то уже завтра вечером головы негодяев будут висеть на внешней стене замка.
Сейчас, наверное, уже за полночь, подумала она, беспокойно ворочаясь с боку на бок. Когда ее родители удалялись на покой, то засыпал и весь замок, но, очевидно, ее потребность во сне и отдыхе не принималась во внимание новым лордом. Можно не сомневаться, Ульрик преднамеренно поддерживал шумное застолье компании, чтобы заставить ее пожалеть о принятом решении. Признавая его замысел удавшимся, она в то же время готова была скорее не спать всю ночь, чем пойти на попятную. Завтра утром она отомстит, устроив шум, когда он будет спать, решила Бронуин.
Однако, к ее разочарованию, когда рассвет пробился сквозь ставни окон на верхней галерее, люди Ульрика уже проснулись. Бронуин встала и оделась за ширмой. Лорд присоединился к рыцарям, ни один из которых ни разу, не пошатнувшись, ни стукнулся о ширму и не свалился на нее, как Бронуин того опасалась.
Доставая новое розовое платье из тех вещей, что принесла Мириам, Бронуин заметила, что девушка по ошибке принесла мешок Ульрика вместо ее мешка. Расправляя длинный узкий рукав платья, запутавшийся в завязках, стягивавших мешок, она уронила его на пол, и некоторые вещи высыпались из мешка. Бронуин хотела, было позвать служанку, чтобы та унесла мешок Ульрика и заменила его на тот, в котором лежали ее вещи, как на глаза ей попался флакон странной формы, закупоренный пробкой.
«Духи?» – удивилась она, рассматривая флакон. Понюхав, Бронуин убедилась, что жидкость во флаконе предназначалась не для того, чтобы выливать ее на себя. Запах был похож на лекарственный, так пахли мази и отвары тети Агнес.
«Или яд?» Пальцы Бронуин сомкнулись на флаконе, как будто, спрятав его, можно было стереть из сознания подозрение. Но было уже поздно, зерно проросло.
Надев платье, Бронуин положила флакон в сумочку на поясе, чтобы попозже показать его тете Агнес и узнать ее мнение. Затем она тщательно сложила обратно в мешок вещи Ульрика: гребень, бритвенные принадлежности и трутницу, с помощью которой они разжигали огонь, согревавший их по пути в Лондон. Казалось, она прожила три жизни: одну со своими родителями, другую с Вольфом и третью с Ульриком – человеком, который мог потчевать ее нежными словами и ядом одновременно.
«Но ведь я еще не знаю наверняка, яд ли это! – спорила Бронуин сама с собой, в глубине души безнадежно влюбленная в своего молодого супруга. – Нужно убедиться. Но если во флаконе яд…» Тогда она будет знать, что делать!
Бронуин порывисто бросилась к выходу, чтобы сразу же задать мужу все жгучие вопросы, не дававшие ей покоя, но обнаружила, что Ульрик уже отбыл с отрядом. Она так разволновалась, что не услышала, как они собрались и уехали. Когда же управляющий сказал, куда отправился лорд, она не поверила своим ушам. Оуэн Карадокский считал, что, построив часовню, он выполнил свой долг перед Богом, а посещать богослужения вовсе не обязательно. «Часовни нужны для женщин и свадеб», – часто говаривал он, когда леди Гвендолин пыталась убедить его, что он должен, посещая часовню, подавать хороший пример простолюдинам.
– Лорд Ульрик – чрезвычайно набожный человек, миледи. Его семья в Кенте каждое утро посещает службу, и он собирается придерживаться семейной традиции, и, живя здесь, – сообщил ей управляющий, глядя на нее, словно она была язычницей.
Затем, извинившись, он занялся своими делами и принялся отдавать распоряжения слугам.
Это тоже была одна из привычек лорда: завтрак должен был стоять на столе к его возвращению из часовни. А в зале сейчас не все еще было готово, чтобы подтвердить беспрекословное выполнение пожеланий его милости.
Судьба словно наказывает ее, печально рассуждала Бронуин о дьявольском поведении ее мужа накануне, когда в зале рыцари шумно обсуждали предстоящие дела. Было ясно, что Ульрик считает своих отвратительно прожорливых, рыгающих и пускающих ветры соратников своей семьей, к которой, благодарение Богу, она не принадлежала. Иначе лорд проявил бы любезность и, по крайней мере, пригласил бы ее поехать с ними.
Решив заняться расследованиями чуть позже, Бронуин отправилась на поиски Гриффина, прежде бывшего старшим слугой, чтобы узнать, какие еще изменения произведены в доме. В ее обязанности хозяйки входило определение времени и порядка трапез, и не этот суровый мужчина с негнущейся шеей, которого Ульрик назначил вместо Гриффина, должен за нее все решать. Как же его зовут? Кажется, Гарольд… а управляющего Бланкард. Или наоборот?
– Хорошо ли спали, миледи?
Бронуин перестала гадать и обратила внимание на своего защитника из Эльвайда, встретившегося у входа в зал. Щеки у него горели от холода – день вьщался морозным. «Красные яблочки под парой черных орешков!» – Бронуин вспомнила, как описывал отец своего пригожего оруженосца. С тех пор скулы повзрослевшего Дэвида стали квадратными, а на яблочках появились пятна в виде щетины, такой же темной, как его глаза. Сейчас, впрочем, – свежевыбритые щеки порозовели.
– Неплохо, сэр! Вы не поехали с остальными в часовню, Дэвид?
– Я вижу в этом не больше надобности, чем вы, мой наставник, миледи, – искренне признался Дэвид. – Вместе с моим оруженосцем я был на конюшне, проверяя, хорошо ли смотрят за моим конем.
Даже находясь в чужом замке, Дэвид не мог не утолить своей потребности покомандовать хоть кем-то – хотя бы оруженосцем. Бронуин предполагала, что он был сильно огорчен тем, как складывалась его судьба, ведь его ореховые глаза всегда были устремлены на Карадок. Однако Дэвид мужественно воспринял потерю. Кроме кратковременного бунта на ристалище, он с большим достоинством признал Ульрика своим лордом. Оставалось только гадать, из – каких соображений он это сделал. Почему-то Бронуин никак не могла сказаться от мысли, что молодой рыцарь не чувствует к ней ничего, кроме грубой похоти, и хочет лишь потешить свое тщеславие.
Дэвид направился к столу, куда слуга уже поставил поднос с хлебцами, накрытый полотном.
– Почту за честь, если миледи позавтракает со мной вместе. Пахнет очень соблазнительно, а мне необходимо подкрепиться перед судебными разбирательствами, которые состоятся сегодня утром. У меня такое предчувствие, что вчерашние жалобы крестьян – это лишь слабые отзвуки того, что разразится сегодня.
– Да? – с интересом посмотрела на него собеседница. – А я подумала, уже сегодня утром Ульрик поедет прогонять разбойников.
Дэвид Эльвайдский покачал головой.
– Нет, я думаю, он поедет после обеда смотреть, какой нанесен ущерб. Как воин, он должен изучить поле битвы, прежде чем ввязываться в схватку.
Разломив хлебец пополам и попробовав ту часть, которую собирался он отдать Бронуин – как предписывало делать то распоряжение лорда, Дэвид углубился в историю убийств, случившихс в Карадоке, о чем Ульрик говорил в тот день, когда на турнирном ристалище раскрыл перед всеми, кто она такая. Старший каменщик, архитектор и простой работник были найдены с перерезанными глотками, а на стене их кровью оказалось написано предостережение не расширять внешние укрепления.
– Но это трудный разговор для дамы, – заметил Дэвид, увидев, что Бронуин отложила недоеденный кусок хлеба.
– Я еще не совсем оправилась от болезни, – призналась она, – хотя, впрочем, со вчерашнего дня сознание мое прояснилось.
– У вас есть какие-нибудь соображения, от чего вы заболели?
Бронуин испытывала большое искушение показать флакон Дэвиду, но было ни к чему возбуждать ненужные слухи.
– От хлеба, кажется, – прошептала она, делая знак служанке поставить перед ней деревянную миску с дымящейся кашей. – Но вот это блюдо должно совершить чудеса с моим больным желудком!
В наигранном приливе воодушевления Бронуин наложила меда и налила свежего молока в горячую кашу и потом размешала все ложкой.
– Вы правы, добрая порция каши и молока очень кстати после многих недель поглощения эля, пива и мяса, приготовленного во всех видах! – заметил Дэвид, посмеиваясь над английской диетой. – Ей-богу, не удивительно, что англичане такие раздражительные и угрюмые! Вполне может быть, что их младенцы выплевывают материнское молоко и вопят, требуя крови.
Бронуин рассмеялась и взяла предложенный Дэвидом кусок горячего хлеба с медом. Она не замечала, что Ульрик со своим отрядом вернулся из часовни, пока слуги не засуетились, разнося завтрак лорду и его рыцарям.
Посуровев, она холодно приветствовала мужа. Ульрик протянул слуге плащ и ответил таким же сдержанным кивком, задержав долгий и тяжелый взгляд на Дэвиде Эльвайдском, прежде чем сесть в обтянутое кожей кресло на противоположном конце стола.
– Нам недоставало тебя в часовне, Дэвид.
– Когда я увидел, что вы уезжаете без леди Бронуин, то решил побыть рядом с нею за завтраком, чтобы пробовать ее пищу, а потом охранять после трапезы, милорд.
– Очень благородно с вашей стороны, сэр, – произнес Ульрик неестественно-спокойным тоном, что не осталось незамеченным окружающими.
– Я ее преданный слуга.
– Настолько ли преданный, чтобы оказаться кастрированным? Лишь в этом случае ты будешь самой подходящей компаньонкой для моей жены.
– Ульрик! – возмущенно воскликнула Бронуин среди всеобщего хохота.
С дьявольской усмешкой, ставившей, на взгляд его жены, под сомнение пользу от посещения часовни, он скривил губы:
– Так часто поступают на Востоке, миледи… по известным причинам.
– На Востоке многое делается иначе, милорд. Можно себе представить, однако нам не следует подражать им.
– Совершенно верно, миледи, – со смешком согласился Ульрик. – У нас другие способы удержать сластолюбца в штанах. Мы его в штанах похороним.
Веселье стихло после явной угрозы, прозвучавшей в голосе лорда.
– Милорд, – галантно заговорил Дэвид, – не подобает подвергать сомнению честь вашей жены, потому как она не может допустить каких-либо отношений между нами, кроме самих целомудренных.
– О, брось, Дэвид! Лорд Карадок не имеет представления о галантных отношениях, – резко возразила Бронуин.
– Ха, женщина, не этого ли рыцаря вместе со всей его ратью еще совсем недавно ты клеймила как неуклюжего и грубого?
Щеки Бронуин залила краска.
– Это, сэр, было до того, как он, глядя на вас, узнал, каким не должен быть.
На мгновение Бронуин показалось, что она зашла слишком далеко. Ульрик положил сжатые в кулаки руки по обе стороны стоявшей перед ним миски и сидел с таким видом, словно в любой момент готов был вскочить и одним прыжком преодолеть расстояние, отделявшее его от нее и Дэвида. Стараясь не подавать вида, что испугалась, Бронуин ухитрилась проглотить ложку каши, которая комом провалилась в горло и, казалось, застряла где-то посередине.
От неожиданно раздавшихся раскатов хохота у нее широко раскрылись в удивлении глаза. Смеялся Ульрик:
– Ей-богу, сдается мне, что по утрам у меня будет возможность поупражняться в словесных баталиях всякого рода! Может быть, те из вас, кто женат, поделятся опытом?
Подстрекательское заявление лорда вызвало множество мнений, от порицающих до сочувственных, но неизменно проникнутых искренним весельем. Судя по всему, гроза пронеслась. Ульрик вгрызался в хлеб и поглощал кашу, как голодный волк, одновременно успевая принимать участие в беседе, касавшейся достоинства боевых коней, стоявших во дворе. Но Бронуин чувствовала, как пронесшееся над столом напряжение, смыкается вокруг ее горла.
Ей снова захотелось вытащить флакон, но на этот раз швырнуть его в лицо мужу и спросить, не знает ли он, что в нем находится. Однако мрачный взгляд лорда, устремленный на нее всякий раз, когда бы она ни поднимала глаза от своей миски, предупреждал, что супруг способен расправиться с нею довольно жестоко. Бронуин подавила тяжелый вздох. Выжидать она никогда не любила, но знала: именно это сейчас необходимо.
После того как муж опустошил вторично наполненную миску, он вымыл руки и снова обратился к Бронуин:
– Предлагаю заключить мир, миледи, – заявил он. – В конце недели состоится служба за упокой душ ваших родителей. Должен ли я приказать управляющему и старшему слуге заняться угощением, или вы готовы взять на себя некоторые из обязанности жены?
У Бронуин не было другого выбора, кроме как согласиться.
– О, я готова заняться этим прямо сейчас. Уверяю вас, все останутся довольны. Я тоже сяду среди гостей, и буду выслушивать жалобы наших людей, – добавила она с улыбкой, намекая, что без нее суд не состоится. – Потом я прослежу, чтобы наточили колы, на которые вы со своей компанией собираетесь насадить головы ночных разбойников.
«Черт побери, как только эти слова вырвались?» – сурово бранила себя Бронуин. Даже если они и выражали ее подлинное презрение к хвастливым намерениям рыцарей, все равно некрасиво порицать одного из гостей и, тем более, пренебрежительно отзываться обо всех. Правила хорошего тона, которым учила ее мать, исчезали в присутствии Ульрика, словно сдувались ветром.
– Виселица и кол слишком хороши для гробокопателей!
Скрестившиеся взгляды голубых и карих глаз переметнулись на фигуру пожилой женщины, спускавшейся по лестнице на негнущихся ногах. Ульрик осторожно заметил:
– Почему вы думаете, что те люди – гробокопатели? Что-то я не слышал о надругательствах над могилами или склепами, леди Агнес.
Тетка Бронуин взглянула на молодого рыцаря, прежде чем, нащупав скамью, села рядом с племянницей.
– Еще услышите, милорд!
Разговоры за столом стихли при таком необычном заявлении. Ульрик оперся на локоть, нахмурившись. Предположение, высказанное женщиной, взволновало его.
– И скажите на милость, откуда вам это известно, Агнес?
Женщина подняла на него глаза, оторвавшись от кружки с теплым молоком, словно удивилась вопросу:
– Как откуда? Я это видела!
Вот оно! Слово сказано! Покровительственный снисходительный тон Агнес приводил в смущение. Бронуин слышала, как таким же тоном говорила тетка с Оуэном, но теперь не зять с нежностью взирал на нее. Как же защитить ей тетю Агнес от Ульрика, запретившего говорить о мире духов – о том, что для этой женщины было естественно, как дыхание!
– Во сне, – объяснила Бронуин, в то время как мурашки бегали у нее по спине при одной только мысли об этих самых злобных из отверженных.
Никогда прежде не было такой напасти в Карадоке. Случались преступления, но обычно незначительные, что-нибудь вроде размолвки между соседями. Но если тетя Агнес видела их…
– Ага! Во сне! – повторил за Бронуин Ульрик, бросив искоса насмешливый взгляд на своих рыцарей. – В таком случае, я крайне ценю ваше предупреждение, леди Агнес.
«Он смеется над ней», – раздраженно подумала Бронуин. Тетя занялась кашей, ничуть не задетая насмешкой. Обычно же Агнес оказывалась втянутой в словесную перепалку с лордом Оуэном, осыпая зятя всяческими предостережениями и благословениями, которые должны были защитить его лишь потому, что он был мужем ее сестры, и вовсе не потому, что он того заслуживал. Может быть, тетя все еще находилась под впечатлением зрелища резни? Но вчера, казалось, Агнес была вполне в здравом рассудке. Бронуин надеялась, что в любом случае мистические наклонности тетки не притупились до такой степени, чтобы она не смогла понять, яд ли во флаконе.
– Извините, миледи.
Бронуин вздрогнула, услышав за спиной голос управляющего. Упоминание о гробокопателях в сочетании с напряженной обстановкой, установившейся за столом, разумеется, подействовало на и без того измотанные нервы Бронуин.
– Да, Гарольд?
– Бланкард, миледи, – поправил ее управляющий. – У ворот собрались люди. Они просят милостыню. Надо ли позвать Гарольда разобраться с ними?
– Я сама это сделаю, – властно вмешалась тетя, похлопав племянницу по руке. – Я знаю этих попрошаек много лет и могу сразу же разоблачить самого ловкого обманщика. Тебе же понадобится время, чтобы научиться так зорко различать их, как это получалось у Гвендолин и у меня, хотя, я уверена, со временем у тебя получится это не хуже.
Ульрик не возражал, и Бронуин позволила тетке заняться этим делом. Агнес обладала даром распознавать шарлатанов, страдавших только от лени и жадности. Иногда истории, которые рассказывали во время застолья ее тетка и мать, заставляли всех смеяться до коликов в животе, а иногда доводили до слез. В Карадоке никогда не оставляли нуждавшихся без милостыни. Черный плащ управляющего взметнулся, когда он бросился помочь пожилой даме, вставшей со своего места.
– Я провожу вас, миледи?
– Право же, не стоит, друг мой. Я должна быть во всех отношениях скромна, имея дело с теми, кто может работать, но забирает себе еду, предназначенную для немощных, – поблагодарила Агнес управляющего, и лицо ее при этом приняло такое мягкое выражение, какого Бронуин у нее никогда раньше не видела. – Если ваша мать чему-то вас научила, Бланкард, так это обходительности. Вы оправдываете ее надежды.
– Это вполне естественно в присутствии такой изумительной дамы, как вы.
Агнес усмехнулась.
– Вы льстите дамам, прямо как молодой человек, сэр.
– Как говорится, мы стары, насколько себя таковыми чувствуем, миледи.
«Собачья смерть, этот человек умеет улыбаться!» – подумала Бронуин, поражаясь этому дружескому обмену любезностями. А она-то еще беспокоилась о тете Агнес, оказавшейся в обществе английских грубиянов! Если бы она не знала тетку лучше, то могла бы поклясться, что та заигрывает с управляющим Ульрика, и этот господин отвечает ей взаимностью. Судя по насмешливым взглядам, которыми обменялись присутствующие, не одной Бронуин пришла в голову такая мысль.
– Ну, сэр! – с готовностью поддержала Агнес новую тему, предложенную Бланкардом. – Как чувствует себя пожилая женщина – зависит от того, спрашиваете ли вы об этом ее больные колени или сердце!
– Я бы принял во внимание сердце, и Бог с ним, со всем остальным, Агнес! – добродушно посоветовал Ульрик.
Тетка одобрительно кивнула, отметив про себя, что замечание Ульрика не оставило равнодушной Бронуин.
– Хорошо сказано, седьмой сын Кента!
Бронуин тоже встала, как и Дэвид, собравшийся удалиться. Лорд и леди обменялись красноречивыми взглядами.
– Я побуду с тобой, тетя, пока столы не уберут для судебных разборов лорда. Не хочешь ли сопровождать нас, Дэвид?
– С разрешения милорда, – великодушно согласился Дэвид.
– Во всяком случае, Дэвид, я склонен думать, у тебя наметанный глаз на обманщиков.
Бронуин почувствовала, что волосы у нее на голове зашевелились, но, не позволяя Ульрику впасть в гнев, Дэвид просто почтительно поклонился лорду.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь леди разглядеть их.
Бронуин сдержала внезапное желание улыбнуться Дэвиду, так умно парировавшему выпад Ульрика. Она сердцем чувствовала, что идет по узкой кромке с тех пор, как муж яростно обрушился на ее единение с давним другом. Меньше всего ей было нужно, чтобы у супруга сейчас нашлось время собраться с мыслями и снова нанести удар. Отступление произошло в полном боевом порядке, хотя Бронуин, медленно следуя за неспешно передвигавшейся теткой, еле удерживалась, чтобы не обогнать старую даму, стремясь поскорее оказаться вне пределов досягаемости сумрачного взгляда, неотступно устремленного на нее.
После того как был произведен беглый отбор претендентов на милостыню, смутные сомнения Бронуин в здравомыслии тетки исчезли – по крайней мере, относительно того, что касалось ее памяти. Раньше Бронуин ограждали от участия в исполнении ее матерью этих обязанностей владелицы замка, и теперь молодая дама была поражена, до какой степени некоторые люди готовы унижаться ради бесплатного подаяния. Уже само по себе недостойно брать пишу, которую мог бы съесть действительно голодный человек, но засовывать в рот мыло, чтобы шла пена, и кататься по земле на манер театральных трюков бродячих актеров казалось совершенно лостыдьым.
– Подайте! Ради Христа, подайте! – ухитрялись выкрикивать обманщики в промежутках между раздиравшими их судорогами.
После того как шарлатанам была предложена возможность заработать честным трудом свой кусок хлеба и некоторые из них обратились в бегство под напором стражи, тетя Агнес и Гарольд начали оделять едой тех, кто на самом деле в том нуждался. Бронуин узнала нищих, о которых рассказывала когда-то мать. Женщину с соседнего хутора, с рождения пораженную слепотой, вел ребенок. Молодой парень с изувеченной мельничным жерновом рукой ждал своей очереди. Один из старых карадокских охотников с больным горлом и мать восьмерых детей, муж которой погиб в сражении, были лишь немногими из вереницы других несчастных.
Предоставив тетке и слуге распределять хлеб и куски мяса, Бронуин горестно задумалась о недавнем замечании слуги Ульрика насчет возмутительно пустой траты продуктов на подаяние нищим. Надо быть милосердными, думала Бронуин, оправдывая себя. Еды ведь хватало, чтобы наполнить мешки всех нуждающихся, выстроившихся у ворот, и еще что-то дать каждому в руки.
Но неудивительно, что среди нищих было немало бездельников. Молва о щедрых подаяниях в Карадоке разносилась по всей округе. Из-за того, что отряд ее мужа уничтожил запасы зерна на Англси, зима для Уэльса будет суровой. Без сомнения, приток бедняков – еще одно последствие победы англичан.
«И еще этот набег гробокопателей!» – размышляла Бронуин, быстро шагая по узкому проходу между новым внешним и старым внутренними дворами. Стайка цыплят бросилась врассыпную из-под ее колышащихся юбок. С каждым шагом росла решимость Бронуин исправить положение. Во имя Господа, если жители деревни Карадока были ограблены и лишились своих зимних припасов, они должны страдать вместе с семьей лорда.
Забыв о флаконе, болтающемся в сумочке на поясе, Бронуин ворвалась в зал, собираясь, сразу же поговорить с Ульриком. При виде рыцарей и служивших ее отцу вассалов, расположившихся за столом во главе с лордом, она резко остановилась. Все присутствующие повернулись к ней, в том числе и виллан, обращавшийся к собравшимся. С зардевшимися щеками она вежливо присела.
– Прошу извинить, милорд, за опоздание. Раздача милостыни потребовала больше времени, чем я ожидала.
– Ваше кресло ждет вас, миледи, – Ульрик встал и протянул руку Бронуин, помогая подняться на возвышение и занять свое место, затем сам сел с ней рядом. – Но не опасайтесь, что нам придется разбирать спор о границах участка или о том, кому принадлежит свинья с шестью поросятами.
Шутливый тон Ульрика заставил ее слегка улыбнуться, несмотря на замешательство. Такие мелкие тяжбы едва ли удостоились бы внимания столь представительного собрания, так как обычно разбирались одним лишь прево,[9]9
Прево – должностное лицо в средневековой Англии, облеченное судебной и административной властью.
[Закрыть] сидевшем сейчас в своем кожаном камзоле на краю стола, за которым восседал лорд.
– Этот виллан рассказывает нам о последнем набеге на деревню, – светловолосый лорд дал знак невзрачному крестьянину продолжать.
– Да, милорд, они налетели с холмов, как волки, и промчались по деревне, как исчадия ада. Даже на мордах их лошадей были маски с большими нарисованными глазами. Гробокопатели они, я их видел!
Смешливое настроение Бронуин сразу же улетучилось. Она скосила глаза на мужа, сидевшего наклонившись вперед и положив руки на стол.
– Ваших покойников потревожили?
– Эти дьяволы промчались по кладбищу и посбивали могильные камни, как будто сражались с ними!
– Я говорю о могилах, – уточнил Ульрик. – Выкапывали они тела?
Крестьянин нервно теребил шапку.
– Нет, милорд. У них не было времени. Они были слишком заняты тем, что выгоняли наш скот и наших свиней и сжигали амбары и дома. Они схватили дочь старого Эрвина, но она убежала от них, еще, прежде, чем они добрались до холмов, и пряталась, пока разбойники не перестали ее искать.
Ульрик выпрямился.
– Где она? Я хотел бы расспросить ее, в каком направлении злоумышленники уехали… или же… хотел бы услышать все, что она может рассказать нам.
– Девочка не сказала ни одного толкового слова, с тех пор как прибежала обратно. Платье у нее было все изорвано, а лицо исцарапано ветками деревьев. Ее везли, перекинув через седло.
– И все-таки я хотел бы ее видеть.
Человек бросил взгляд через плечо на людей, столпившихся за его спиной, и махнул им. В толпе послышался шепот и топот ног. Чем ближе кого-то подталкивали к краю толпы, тем пронзительнее становились протестующие крики. Ульрик поднялся на ноги.
– Поставьте ее в конце стола, – попросил он.
Грязное оборванное существо бросило взгляд на высокого рыцаря и забилось в истерике. Девочка сопротивлялась отчаянно, пока крестьяне тащили ее к столу.
– Нет!
Мужчины остановились по знаку, данному Ульриком. Бронуин с интересом наблюдала за своим мужем, который сошел с возвышения и приблизился к испуганной девочке-подростку. Когда он снова заговорил, то обратился к ней со звучными словами, произнесенными мягко и чисто. «Он говорит на уэльском наречии!» – поняла Бронуин, не веря своим ушам. Все ее попытки проклинать и ругать Ульрика на его языке, чтобы он в полной мере мог понять, силу ее презрения, оказывается, были ни к чему. Она вполне могла бы воспользоваться родным уэльским говором и значительно углубить значения наносимых ему оскорблений. Но Бронуин тут же совсем забыла о своем удивлении, глядя, как Ульрик Карадокский опускается на колени перед девочкой.
– Иди сюда, девонька. Я твой защитник, а не враг, – лорд обратился к мужчинам: – Как ее зовут?
– Авала.
Улыбка, с которой Ульрик снова обратился к девочке, была такой теплой, что даже статуя оттаяла бы и заговорила с ним. Его золотистые волосы, кудрями падавшие на плечи, и красивое лицо с правильными чертами напомнили Бронуин одну из римских статуй – Апполона, бога солнца. Он нежно взял руку девочки и поднес к губам.
– Авала, – мягко повторил лорд Карадок ее имя.
Он смотрел на девочку поверх ее руки, и озорные искорки мелькали в его глазах.
– Не удивительно, что они забрали тебя с собой, сладкое яблочко, потому что ты, несомненно, самая красивая во всей деревне. А еще они, видно, подумали, что ты хоть и красавица, но не сообразишь, как убежать от них.
«Что за восхваления рассыпает этот дьявол?» – удивлялась Бронуин, задетая льстивыми нотками в голосе мужа. Боже мой, это же простая деревенская девчонка! Похоже, не мылась с прошлого лета! И уж ясно, что гребень давным-давно не касался спутанной массы волос.
– Но я-то знаю, – мягко продолжал Ульрик, – они не подумали, что ты заметишь, куда они тебя везут! А ты заметила, правда, Авала?
Девочка, успокоенная звуками голоса Ульрика, подозрительно уставилась на него сквозь пальцы другой руки, которой закрыла себе лицо.
– Бланкард, дайте чашу с фруктами из буфета!
Управляющий поторопился исполнить указание Ульрика. При появлении фруктов, лицо Авалы оживилось. Кончик языка девочки скользнул из одного угла рта в другой, в то время как темные глаза перебегали с лица Ульрика на яблоки и обратно.
– Ну, бери!
Бедное дитя, наверное, никогда не попадало в замок и, тем более, не получало угощение с господского стола. Она посмотрела на Ульрика так, будто он отрубит ей руку, если она послушается. Понимая переживания девочки лучше, чем то казалось Бронуин, молодой лорд выбрал одно яблоко и протянул его.
– Вот, возьми! Это мой тебе подарок.
Авала жадно выхватила яблоко из рук Ульрика и прижала к груди.
– Можешь ты надуть этих дьяволов и сказать мне, по какой дороге они поехали, когда покинули деревню?
Авала яростно затрясла головой.
– Колдуны!
– Колдуны? – переспросил Ульрик. – Колдуны, а не дьяволы?
Девушка кивнула и, все так же прижимая яблоко к груди одной рукой, другой описала круг. Потом, вырвавшись из рук мужчин, ослабивших хватку, девочка отбежала к северо-западной стене, бормоча что-то так быстро, что даже Бронуин не смогла все понять.
– Она что-то говорит о том, как они ускакали на конях в море, – сообщила Бронуин своему сбитому с толку супругу.
– Колдун и его люди скакали по берегу?
Девочка неуверенно кивнула, а потом торопливо вернулась к своим сторожам, словно опасаясь, как бы разбойники снова не налетели на нее в любой момент, раз она их выдала. Авала снова начала бормотать и показывать на стену.
– Они не ушли в холмы! – воскликнула Бронуин, которой передалось возбуждение свидетельницы. – Они пересекли низину и ушли в море!
– По берегу, который заливает прилив? – переспросил Ульрик, заглушая своим голосом поднявшийся шепот, так как собравшиеся принялись обмениваться догадками.
Авала снова лихорадочно закивала.
– Проклятье! – выругался рыцарь, оборачиваясь к своему отряду. – Их следы, должно быть, смыты приливом!
Услышав возглас Ульрика, девочка с визгом спряталась за спины своих спутников. Усилием воли подавив вспышку гнева, рыцарь вынул оставшиеся яблоки из чаши.
– Это тебе, Авала. Ты так же храбра, как мила и красива. Твой лорд благодарит тебя и обещает обратить свой гнев на колдуна и его людей, чтобы отомстить за народ Карадока.
Ульрик выпрямился и обратился к толпе.
– Я всем вам даю слово, мой прево с отрядом и я будем следить за берегом, пока не выясним, где на сушу из моря снова выйдут разбойники. Бланкард, суд окончен. Я выезжаю немедленно.
Авала ухитрилась захватить в руки штук восемь яблок, не позволяя остальным помочь ей, и устремилась прочь из зала. Сама не зная почему, Бронуин позавидовала сочувствию, проявленному ее мужем к безумной девочке. Все так же сидя в своем кресле, продолжала она наблюдать, как лорд отдает приказы о приготовлениях к отъезду.
– Три деревни, и все на побережье! – произнес он, как бы вторя своим мыслям.
