Текст книги "Отец на час. Работает спецназ (СИ)"

Автор книги: Лина Коваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 15. Федерика

Когда выхожу из уборной, чувствую себя заряженной на сто процентов.

На двести. На миллион.

Как ракета, перед запуском которой по корпусу долбанули бутылкой с дорогим шампанским. Теперь ракета немного пахнет легким французским игристым с шелковистыми цветочными нотами, у нее чуточку кружится голова, и она точно заряжена на успех.

С прямой спиной иду к опустевшему столику.

Понятно. Вышли покурить. Побединский этой привычкой не страдает, а вот Попов иногда балуется.

Улыбаюсь самой себе, игнорируя прямой взгляд из центра зала. Ныряю в телефон, чтобы спросить у Эльзы, как у них дела.

Читаю сообщение.

«Все в порядке, мам. Маша этого мужика за два часа ушатала. Он в гостиной спит, а я круг Сатаны вокруг него нарисовала. Вот удивится, когда проснется!»

«Леон чем занят?»

«Он в комнате своей закрылся».

«Ясно. Ложитесь спать, дети. И сотри все, что нарисовала, до моего прихода. Сатаны мне и в жизни хватает».

«Ну вот… Ладно, мам».

– Кхм, – слышу над головой.

Подняв глаза, сразу же врезаюсь взглядом в расстегнутую верхнюю пуговицу на мужской груди.

Влад собран, гладко выбрит и тоже выглядит заряженным. Как чертов боевой патрон.

– Добрый вечер…

– Здравствуйте, Владислав Алексеевич, – снова перехожу на «вы».

Откатываюсь на день назад. Наверное, я поторопилась. Не нужно нам сближаться, ни к чему этот кордебалет.

Он – мой сотрудник, я – руководитель.

Только так, а не иначе.

Прикусываю нижнюю губу и откидываю мягкую прядь волос с лица, наблюдая, как сухое, канцелярское обращение вызывает глубокую складку на широком лбу. Видно, что такие женские поведенческие метаморфозы Владислав Алексеевич не приветствует, но кто сказал, что будет легко?..

– Красивая у вас… семья, – киваю на «обстоятельство», не сводящее с нас подведенных ярким макияжем глаз.

Тут же ругаю себя за абсолютно нелогичную ревность, а Отец будто в крестики-нолики выигрывает. Сам себе кивает и прячет ладони в карманы брюк.

– Я специально вчера так сказал, чтобы долго не объяснять. Это ведь общая формулировка…

– Ой, что вы? Не утруждайтесь и сейчас.

Он нервно дергает плечами. Мол, я и не собирался. Нагло на меня смотрит.

– Красивые у вас… брюки. – Взгляд Влада скользит от выреза на топе к моим ногам.

– Я думала, вы больше по юбкам… – вновь не сдерживаю легкой претензии.

– Виноват.

Обернувшись к своему столику, еле заметно кивает спутнице.

– Я по юбкам. Как-то исторически так сложилось…

Вот ведь…

Хватаю свой бокал и жадными глотками пью. Влад делает шаг и по-хамски отбирает его, отставляет в сторону. Разливает, марает белоснежную скатерть.

– Это что за…

– По-моему, тебе хватит.

Я захлебываюсь от этой мужиковатой наглости. Да кто он вообще такой?.. Сказать ничего не успеваю – Андрей с Колей возвращаются. Побединский молча пыхтит на Влада, а Попов, видимо, впечатлившийся крепким алкоголем, сдобренным никотином, грубовато обращается:

– Эта дама занята.

Влад прищуривается и, так и не взглянув на моих спутников, открыто мне улыбается. Иронично приподнимает брови.

– Еще одна твоя секретарша?

– Я…

– Че ты сказал? – Попов вскакивает с места.

– Андрей! – тут же рявкаю. – Сядь.

Люди за соседними столиками оглядываются, перешептываются. Только скандала мне не хватало.

Подняв глаза на невозмутимое солдафонское лицо, складываю руки на груди, замечая, что взгляд Отца сразу перетекает туда. Это какая-то игра, в которой будто бы нет правил. Мне так не нравится, потому что я люблю рамки. Рамки должны быть во всем. В собственном поведении, в воспитании детей, в том, как мужчина смотрит на женщину.

У Влада их нет. Факт.

– Владислав Алексеевич, вас ведь ждут, – напоминаю.

– Да. Я буду здесь, неподалеку…

Чуть позже Попов уезжает. Якобы по срочным делам, но я-то понимаю – решил оставить нас с бывшим мужем вдвоем для воссоединения.

Почему мужчины такие наивные?..

Я ловлю легкое разочарование, когда вижу, что Отец со спутницей, прихватив розы, уходит. Это тоже по-мужски. Сказать, что будешь неподалеку, и смыться. Знаю, плавала.

– Как дети, Федь? – спрашивает Коля, отставляя тарелку и перебираясь на стул Андрея.

Чисто инстинктивно отстраняюсь.

– Ты мог бы узнать у них. У Эльзы и Леона есть телефоны. Ты их знаешь.

– Че ты начинаешь?.. Я у тебя спрашиваю.

– Нормально, – качаю головой, но понимаю, что надо как-то налаживать потерянную связь «дети-отец». – У старших переходный возраст, мучусь немного, Маша – моя отдушина. Хорошо, что я тебя не послушала.

– Не забудешь, да?

– Трудно забыть твои слова. Отправив меня на аборт, ты сказал, что никогда ее не полюбишь и у тебя навсегда двое детей.

– Ну сказал и сказал. Ты все равно бы не послушалась.

– Конечно. Я не делю детей по возрасту и не ставлю их в очередь, в момент рождения каждого следующего сердце просто делится поровну, – улыбаюсь, вспоминая свою троицу.

Наверное, в тот момент я все и решила, но мы еще почти три года прожили вместе. Я долго привыкала к мысли, что Побединский – это временная, а не постоянная величина в моей жизни.

– Я хочу вернуться, Федя.

– Это невозможно и этого не будет, услышь меня, – качаю головой. – Слишком много мы друг другу сказали такого, что не забывается.

– Все забудется.

– Нет.

– Тогда… – его глаза наполняются злостью. – Давай делить еще и дом.

– Что? – усмехаюсь.

– Что?.. Дом мы купили, продав мою квартиру.

– Это была даже не четверть от всей суммы. Большую часть денег дал мой папа!.. И вообще, Коля, в тебе есть хоть что-то святое? Это дом твоих детей!.. Они там выросли.

– Ты богатая женщина, купишь новый. А я остался с голой жопой. Еще неясно, что суд решит по поводу нашего бизнеса.

– Моего бизнеса, – стискиваю зубы.

Он больно хватает меня за руку и шипит:

– Твое – это выродки, которых ты родила.

Будто кислотой лицо обливает. Слезы брызгают из глаз инстинктивно. Меня он может обзывать как угодно, но дети…

Дальше ничего не слышу, будто в вакууме. Над нами вдруг возникает Влад.

– Пойдем-ка, виртуоз. – Спецназовец тащит Побединского за локоть. – Поищем рояль в кустах. Заодно все клавиши тебе пересчитаем…

– Влад, – останавливаю, всхлипывая.

Прихватив пиджак и клатч, спешу за ними, огибая столики.

В голове все сразу.

Куда он дел свою девицу с букетом?..

Как здесь оказался?

И что же сейчас будет?!

Глава 16. Влад

Управлять гневом я умею неплохо, но сегодня все навыки летят к чертям собачьим.

В голове не укладывается.

Сам ведь со своей разводился и знаю, как порой бывшая жена-супружница достать может. Будто все пробки напрочь вышибает, удавить, на хрен, хочется на том же месте. Ни один самый лютый враг не способен так зверски убить даже пулей, как это сделает женщина, с которой ты спал в одной постели, всего лишь грубым словом, потому что она изучила тебя до сраного мозга костей и знает твои слабости.

А даже у самого сильного мужика случаются слабости.

У мужика!.. А не у мудака, которого я, как мешок с дерьмом, вытаскиваю на улицу за шкварник.

– Влад. Я прошу тебя… не надо! – Начальница поспевает за нами, постукивая каблуками.

Судя по голосу, плачет. Я думал, она не умеет. Всегда серьезная, собранная, будто бронежилетом изнутри затянутая.

– Да отпусти ты меня, уебок! – орет папаша моих подопечных.

За это тут же огребает хороший такой, увесистый подзатыльник и смачный пендель.

Я вырос в девяностых. Тяжелое время, страшное. Правильно говорить, вообще, не вырос, а выжил! В основном на улице, как и все тогда. С раннего возраста четко знал, что и кому говорить можно, а где лучше попридержать язык, чтобы лишний раз кастетом зубы не вынесли.

Маменькиных же сынков вычисляю сразу. У них язык без костей. Несут все и всем без разбора, потому что им ни разу не прилетало в башню монтировкой. И дело тут не в страхе, а в глупости человеческой.

– Влад, хватит, – повторяет Федерика. – Не стоит… марать о него руки.

– Ты серьезно? – орет мужикоистеричка, с обидой и злостью потирая зад. Обычный. Грязноватый, но это, наверное, уже после нее. Уверен, при ней он намоленный ходил. – Марать об меня руки? Ты семнадцать лет об меня марала не только руки, но и места поинтереснее. Теперь о него мараешь?

Блядь.

Видит Бог, я не хотел насилия на планете.

Размахиваюсь несильно – ему хватило б и без размаха. Хруст челюсти отдается в сердце приятным долгоиграющим перезвоном. Для «хорошего» человека ведь не жалко.

– Да хватит, блядь! – визжит он, обхватив щеку. – Ты кто такой, на хрен?

– Я тот, кто отполирует твой рояль, если ты продолжишь плохо следить за языком. – Потираю руку.

Страдалец отходит на безопасное расстояние. Ощущение, что вот-вот расплачется.

– Я бы тебе ответил, да у меня концерт завтра.

– Пошел отсюда! Я тебя предупредил! – смачно сплевываю ярость ему под ноги и, сжимая гудящую ладонь, указываю Федерике на припаркованный джип. – Посиди. Я сейчас приду…

Убедившись, что горе-папаша смылся, а начальница скрылась в салоне автомобиля, блокирую двери брелоком сигнализации и направляюсь в уборную, чтобы умыться и остыть. Затем расплачиваюсь за стол и беру у бара бутылочку шампанского, которое пила начальница. Буквально на два глотка.

– Держи, – говорю, забираясь внутрь и включая прогрев сиденья. Пусть ее разморит немного. Большим девочкам это полезно.

Опустив сумку на колени, Федерика отпивает шампанское, с опаской на меня смотрит и благодарит.

Пока едем до дома, преимущественно молчит.

В окнах полнейшая темнота, дети спят. Остановившись у ворот, глушу мотор и откидываюсь на спинку кресла.

Хрен знает, почему не выхожу.

И пусть к Жене ехать сегодня не планировал, даже она удивилась, когда я высадил ее с цветами у подъезда и просто вежливо попрощался. Как чувствовал, что в ресторане будет жарко и мерзко.

– Спасибо, – произносит Федерика.

Повернувшись, рассматриваю гордый профиль.

Ну какая она Федя?.. Смешно.

– Пожалуйста.

– Ты не думай, Коля не всегда таким был, – словно оправдывается. – Было у нас и хорошее.

– Настоящего мужика видно издалека, – философски отвечаю.

Она награждает меня коротким, колким взглядом.

– Это того, который четырехлетку второй день в детский сад сдать не может?

– Хотя бы… Я же сказал: у Маши живот болел. И на настоящего вроде тоже не претендую. Чай не ангел. С прибабахом. Сам знаю.

– Я прошу прощения, – громко вздыхает начальница. – Просто… – качает головой и еще раз прикладывается к стеклянному горлышку.

Я, чтоб ей меньше досталось, тянусь и, уверенно обхватив хрупкую ладонь, аккуратно вынимаю из нее бутылку.

Кислятина – пиздец. А стоит как банка хорошего протеина.

– Поцелуй меня, – Федерика резко поворачивается.

– Чего? – усмехаюсь.

Разгон у бизнесменши как у «Феррари». С места в карьер.

– Просто… хочу попробовать. С кем-нибудь другим.

– С кем-нибудь?

– С тобой, – закатывает глаза.

Я снова «ты». Считай, повысили.

– Объясню. У меня, кроме Побединского, и не было никого.

– Даже поцелуев? – почему-то заинтересовываюсь.

– Может, и были в студенчестве. Сейчас уже не вспомню. Кажется, будто и не было…

Она нервно облизывает губы. Я, как котенок, которому помахали веревкой, плыву.

Во-первых, если дама просит…

Но она не совсем трезва...

Но ведь и не пьяна?.. В глазах интеллект, который не пропьешь.

Во-вторых, хочется сорвать эту розу. Не для слюнтяя она ведь цвела?.. До хуя чести будет.

К черту…

Наклоняюсь.

Обхватив тонкие плечи, сгребаю упрямую голову и прикладываюсь ртом к розовым губам, безжалостно их сминая.

Федерика испускает слабый стон.

Это возбуждает.

Бля-я-ядь…

Теодоровна!

Являясь небольшим спецом по ощущениям, все же пытаюсь поймать их за хвост. Для меня – либо нравится, либо нет. Третьего не дано.

Несмотря на легкий привкус игристой кислятины, начальница… пытаюсь подобрать слово…

Во!

Вкуснючая.

Губы мягкие, сексуальные, податливые… Когда представляю, что почти первопроходец, если не считать одного сраного инвалида, внизу твердеет до ощущения камня в штанах.

Это, пожалуй, что-то чудаковатое, но уж как есть.

Ладонью съезжаю вдоль позвоночника и ныряю под пиджак. Кожа на спине нежная. Поглаживаю с удовольствием, намертво присосавшись к языку.

Тишину разрывает звук мобильного.

Моего.

Немного отстранившись, с сожалением смотрю на переднюю панель.

«Женечка».

И какой-то дурацкий смайл с сердечком.

Блядь… Она ж сама себя так записала. Знать не знаю, где эти картинки на клавиатуре.

– Извини. Не надо было. Я пойду. – Чуть помятая начальница вырывается из объятий и выскальзывает наружу.

Глава 17. Федерика

Садовые работы – это то, что я терпеть не могу, но сегодня с маниакальным упорством применяю в качестве административного наказания.

Да-да. Это штраф для меня.

Двигаясь вдоль забора с секатором в руке, подрезаю молодые побеги малины. Работа монотонная, не требующая особой умственной нагрузки, поэтому отключаюсь и думаю о своем.

Что я вчера устроила?..

Где была моя голова, черт возьми?..

Бросаю короткий взгляд на могучую спину и тыльной стороной ладони вытираю пот со лба. Упрямый, коротко стриженный затылок, черная майка, шорты выше колена, мускулистые ноги и… руки. Руки, которые умеют прижимать к себе так, что трусы увлажняются и сваливаются к лодыжкам.

Может, спецназовец меня приворожил? Очень уж странно я на него реагирую.

Перевожу взгляд на его друга.

Азиат.

Сергей.

Внешне русский до звуков балалайки в голове. Тоже большой и спортивный. Светлые волосы, правильные черты лица, наполовину скрытого рыжей бородой. Как-то все это в целом к себе располагает и опасений не вызывает.

Закончив с малиной, устраиваюсь на шезлонге и вытягиваю ноги в коротких шортах. Хочу, чтобы хоть немного загорели.

Вообще удивительно.

Мужчин перед глазами двое, а взгляд как по команде останавливается только на одном. Значит, я не совсем пропащая и не то чтобы на всех мужиков кидаюсь.

Мне только одного-единственного подавай…

Поправляю солнцезащитные очки.

– Селега! – радостно визжит Маша с качелей. – Селега, ласкачивай. Ласкачивай, Селега, сильнее. А-а-а!

Улыбаюсь сама себе.

Давно младшую дочь такой довольной не видела. Волосы разметались в разные стороны, нос измазан в саже, на штанах дыра – за гвоздь зацепилась.

«Селега» с полунакрашенными розовым лаком ногтями послушно толкает металлическую штангу.

– Хватит тебе, Мария. Голова закружится – свалишься, расшибешься, – ворчит и отправляется туда, где его друг уже который час наращивает наш забор листами профнастила.

Естественно, я предложила вызвать бригаду рабочих.

Естественно, меня не услышали.

Естественно…

Кто я такая, чтобы указывать Владиславу Алексеевичу?..

– Мам, – сбегает с крыльца Эльза. – Можно, я возьму твою пудру? Я на день рождения к Полине иду.

– Боже… Эльза-Виктория…

Изумленно смотрю на среднюю дочь. К иссиня-черному цвету волос и кепке я более-менее привыкла, но этот страшный смоки-айз… И черные губы.

– Ого, – заинтересовывается видом Эльзы Сергей, помешивая угли в новеньком мангале. – Впечатляюще!..

Решение пожарить мясо – тоже не мое, но я совершенно не против. Сто лет не ела ничего подобного.

– Ты типа из сатанистов?

– Ага. Она у нас на темной стороне, – отвечает за Эльзу Влад.

Повернувшись, кидает на меня короткий взгляд и снова сосредотачивается на заборе.

– Странно… – Сергей отворачивается.

У меня тут же создается ощущение, что в спецназе учат тонкой женской психологии. Как заинтересовать женщину, чтобы она в рот тебе смотрела. Эльза терпеливо ждет продолжения, но друг Влада молчит и колдует над мангалом.

– А что странного? – ожидаемо не выдерживает мой подросток.

Азиат тут же откликается:

– Да просто… Ты же вроде как животных любишь.

– Угу. Пушистый, ко мне! – будто в подтверждение кричит Эльза.

Из-за угла выбегает мохнатая махина, тут же набрасывается на мою дочь и валит ее на землю.

– Пушистый, блин. Отстань, – смеется и с горем пополам поднимается. – Мам, так я возьму пудру?

– Возьми, – качаю головой, наблюдая, как Маша обнимает овчарку.

Кидаю взгляд на второй этаж, туда, где колышется тонкая занавеска. Леон с самого утра не выходит из комнаты, и это меня тревожит.

– Влад, не знаешь, как человек может любить животных и одновременно быть сатанисткой? – Сергей не сдается.

Эльза снова замолкает и прислушивается.

– Всяко бывает, – тихо отвечает Отец, прикручивая лист.

– А при чем здесь животные? – нетерпеливо спрашивает дочь.

– Ну как?.. Сатанисты ведь этой херней занимаются… Как оно? Влад, напомни?

– Жертвоприношения.

– Точно! Жертвоприношения. Мы в свое время нашим взводом по лесу полгода бродили, чего только там не видели. Собаки, кошки, даже попугаи…

– Ма-ам? – Эльза поворачивается ко мне, чтобы я подтвердила или опровергла эту информацию.

Узкий подбородок трясется.

Мне как матери, конечно, хочется защитить неокрепшую детскую душу от подобных переживаний, но я ловлю на себе внимательный, предостерегающий взгляд со стороны забора.

– Мам? Скажи!.. Это правда? – дочь испуганно на меня смотрит.

Я неопределенно пожимаю плечами.

– Влад? Правда?.. – разворачивается к нему.

– Правда, Эльза, – невозмутимо подтверждает.

– Же-е-есть. Бедные животные, – тянет моя дочь и, громко всхлипнув, убегает обратно в дом.

Влад спрыгивает со строительных лесов и садится на корточки рядом с раскрытым ящиком, в котором, я полагаю, он хранит инструменты. У нас в доме даже молотка нет. Зато на чердаке полное собрание сочинений Петра Ильича Чайковского. Шестьдесят три тома. Этим тоже можно прибить.

– Наверное, не стоило так в лоб… – с сомнением вздыхаю.

– Все нормально, Федерика.

– Я не уверена…

– Не переживайте так, – вежливо подключается Сергей. – Поплачет немного и закончит заниматься этой ерундой.

– Не знаю…

– Так. Угли готовы, а мясо где, хозяйка?..

– Сейчас принесу, – устало опускаю ноги на газон.

– Лежи уже. Я сам, – командует Влад и скрывается в доме.

Я задерживаю дыхание. Надо с ним серьезно поговорить о субординации. Вчерашний вечер ничего не меняет. Да я и не особо помню… Только обрывки, ужасно постыдные. Их вполне хватает, чтобы не работать над восстановлением памяти.

Молча наблюдаю, как Влад возвращается с миской в руке. Не сразу замечаю, что за ним семенит Эльза со стопкой книг и журналов в руках.

– Вот!!!

Начинает закидывать их в мангал.

Я резко приподнимаюсь.

– Проповеди Сатаны, Сатанинское колдовство, пентаграммы дьявола. Пускай все сгорит, мамочка.

Повернувшись ко мне, рыдает. Лицо – абсолютно чистое, весь макияж она смыла.

– Владь...

Отец подхватывает на руки испуганную Машу.

– Голи, голи, Сатана! – тут же осмелев, кричит она, ухватившись за крепкую мужскую шею.

– Я больше не гот, мамочка! – торжественно сообщает Эльза, отправляя и кепку в огонь.

Мы с Владом переглядываемся.

«Я же говорил», – излучают его умные, невозмутимые глаза. В них мерцают победные искорки.

Ладно-ладно…

Из кармана толстовки моей двенадцатилетней дочери неожиданно появляется ободок с кошачьими ушками и… ошейник, по всей видимости, принадлежащий Пушистому, который она тянет ко мне.

Я растерянно хлопаю глазами.

– Я теперь квадробер!.. Мам, застегни? А то я на день рождения опаздываю.

Глава 18. Федерика

– Леон, дорогой, пойдем обедать! – постучавшись в тяжелую дверь с кричащей наклейкой «Не буди во мне зверя», жду ответа.

Мой старший сын – моя большая боль, потому что именно на нем я училась и росла как мать.

Именно в воспитании Леона я допустила больше всего фатальных ошибок. Этот факт каждый раз делает меня слабой и нерешительной, когда я пытаюсь противостоять очередным подростковым прихотям и ультиматумам.

А их за последние несколько лет было немало. И я всему потакала.

Лео учится как хочет, регулярно забивает на танцы и хор, не ограничен в передвижении по городу и использовании всевозможных гаджетов.

Но все!

Баста, карапузики!

Больше я не буду мямлей.

Ни с кем.

– Я не голоден, – доносится из комнаты нагловато-обиженное уведомление.

Хмурюсь, восстанавливая дыхание.

Это ведь то же самое, что с подчиненными, Федерика. Стоит выдержать паузу, перед тем как ответить, иначе непедагогично и бесчеловечно.

– И долго ты собираешься сидеть там один? – Складываю руки на груди.

После того как Влад повез юную квадробершу на день рождения к подруге, я приняла успокоительное и переоделась в свободную белую рубашку и льняные шорты. А еще сделала то, что дома обычно себе запрещаю: нанесла легкий, освежающий тон на лицо и подчеркнула персиковыми румянами скулы.

Присутствие в доме двух зрелых мужчин как-то обязывает выпрямлять плечи и быть чуточку «фреш». В смысле свеженькой.

– До тех пор, пока ты не избавишься от этого мужика, мама, я не выйду, – Леон снова ставит мне условие.

– Так не пойдет, – сама не замечаю, как мой голос становится строже. – Пока еще я родитель, а ты ребенок!

– Я не ребенок. Мне уже шестнадцать! – шмыгнув носом кричит.

– Тебе всего шестнадцать, Лео, – мягко поправляю, дергая ручку. Закрыто. – Просто допусти, что ты можешь чего-то не видеть и не знать.

– А ты допусти, что я не обязан слушаться чужого человека. Он мне никто.

– Может быть, Леон, – соглашаюсь, как учили на тренингах для руководителей, и тут же выдвигаю возражение: – Но уважать взрослых ты обязан. Влада... М-м... Владислава Алексеевича приняла на работу я, а значит, своими забастовками ты проявляешь неуважение и ко мне.

– Отстаньте от меня! Все!

– Ну знаешь ли! – тоже взрываюсь и бью ладонью по двери. – Хочешь – сиди там хоть до скончания века.

Топая босыми ногами по ступеням, спускаюсь на первый этаж.

Кажется, моя размеренная жизнь летит в ледяную пропасть. Конечно, все это началось еще раньше, перед нашим разводом с Колей, но сейчас, с появлением в доме Влада Отца, ситуация будто бы обострилась.

С кухни доносятся голоса, и я останавливаюсь в коридоре, поглаживая развалившуюся на диване Каринку. Она, кажется, вот-вот родит.

– Подумай хорошенько, – шепчу ей грустно. – Дети – это тебе не шутка, а с их отцом у тебя тоже траблы. Он ведь даже не появляется…

Каринка равнодушно прикрывает глаза и мурчит.

– Вкусно, Владь… – Мария восхищается кулинарными способностями своего симпатичного мускулистого няня. – Шашлык из кулицы – это вкусна-а-а, Владь.

– Кетчуп будешь? – по всей видимости, захмелевший от похвалы Влад тут же предлагает ей запрещенку.

Маша подозрительно молчит.

Я улыбаюсь. Моя дочь! Знает, что в этих соусах тонны сахара и ГМО. В нашей семье такое отношение к собственному здоровью не приветствуется.

– Мама не лазлешает кечтуп, – сообщает спецназовцам.

– Чем же он маме не угодил? – Влад не сдается. Вот ведь… индюк! – Тем, что «кечтуп» без брокколи?

– Мама не лазлешает, – еще раз вздыхает Маша. Уже грустнее.

Я поднимаюсь с дивана и подхожу к кухне. Стою в дверном проеме.

– Смотри, – Влад, сидя ко мне спиной, показывает Маше упаковку с кетчупом. – Тут написано: «Из отборных томатов и ароматной зелени». Зелень твоя мама больше людей уважает, а томаты… Они ведь полезные?

Моя четырехлетка рассуждает:

– Валвала Селгеевна говолит, что все овощи полезные. И помидолы тоже, – дочь начинает сомневаться и тянется к миске с кетчупом.

– Ну вот… Лупи давай, пока мясо не остыло!.. И хлеб вот. Закусывай.

Сергей, заметив меня, горестно вздыхает и внимательно смотрит на друга:

– Янки в городе…

Янки? Это он про меня.

Оскорбляюсь и закатываю глаза.

– А-а-а… – Влад оборачивается, и от одного прямого, открытого взгляда, захватывающего все мое тело от макушки до пят, я смущаюсь и злюсь одновременно.

Отец же как ни в чем не бывало поднимается.

– Федерика. Садись давай. Я тут немного за тобой… поухаживал. В общем, вот, – растирает лицо ладонью.

На столе красуется тарелка, наполовину заполненная ароматным, пышущим жаром мясом. На другой половине – легкий овощной салат. Все это щедро припорошено мелко рубленной петрушкой.

Это что… флирт по-спецназовски?

– Спасибо, – сквозь зубы благодарю и сажусь напротив. – Маша, если ты поела, можешь поиграть в своей комнате…

– Холошо, мамочка, – она быстро уничтожает следы томатного соуса у себя на губах тыльной стороной ладони. – Спасибо, Владь. Спасибо, Селега.

Схватив мягкую игрушку с пола, вприпрыжку убегает с кухни.

– Я просила не кормить моих детей всякой ерундой! – сразу же нападаю.

Справа слышу тяжелый вздох Сергея, кажется, вместе с матом. Это неожиданно приводит меня в ярость, которую я обрушиваю, естественно, на своего сотрудника. Тренинги здесь больше не работают, пора переходить на успокоительные.

– И не надо лезть, если вас не просят!.. – не сдерживаюсь и вскакиваю со стула.

Упираю руки в стол и нависаю над ним, как коршун.

– Это что ты имеешь в виду? – Влад поднимает голову и щурится.

Силы небесные, помогите!

– Вы! – рычу сквозь зубы.

Достал. По самые «помидолы».

– «Вы»? – ноздри спецназовца раздуваются явно не от хорошего настроения.

– Да! «Вы»! – язвительно повторяю. – У вас с этим какие-то проблемы, Владислав Алексеевич?

– Да вы...

– Что?

– Да-вы-ебывались, – угрожающе произносит, тоже поднимается и теперь, как я, нависает над столом. – Вы-вы, Федерика Тореодоровна, если ваша левая ягодица так захотела!

Довыебывалась?.. Да как он смеет, черт возьми?

Чувствую, как щеки опаляет жар.

Между нашими лицами сантиметров пятьдесят и носятся отравленные дротики, которыми мы забрасываем друг друга мысленно.

Влад смотрит недобро, словно действительно разозлился и шутки кончились. Только вот я стендап и не начинала.

Сергей продолжает ковыряться в своей тарелке и, видимо, стараясь сгладить углы и перевести тему, возмущается:

– Все равно не понимаю. Хоть убейте. Вот у нас детство было: и Алиса с котом Базилио, и Чебурашка, и Шариков из «Собачьего сердца»... А мы все равно ошейники не надевали…

– Хватит! – кричим с Владом в унисон.

Азиат захлопывает рот и пожимает плечами, а мы снова прожигаем друг друга взглядами.

– Вы больше ничего не будете предпринимать без моего ведома, Владислав Алексеевич! – делаю тон угрожающим. – Никаких кетчупов, никаких манипуляций с Сатаной или с новым увлечением Эльзы.

«… и никаких поцелуев», – добавляю про себя.

– Отлично, – соглашается Влад, поигрывая грудными мышцами. Или это получается непроизвольно? – Больше хрен дождетесь…