Текст книги "Жизнь моя, иль ты приснилась мне…"

Автор книги: Лилия Задорнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава 4

Советский Каунас жил своей размеренной жизнью. Трудолюбивые литовцы, равно как и немногочисленное русскоязычное население города, любили не только поработать, но и отмечали различные праздники, а главное – умели это делать. Ежегодные праздники национальной песни и танца у подножия горы Жалякальнис, дни национальных ремесел на пешеходной Лайсвес аллее, дни города, ионинес в конце июня и другие самые разнообразные праздники собирали огромное количество участников. Практически каждый каунасец считал своим долгом принять участие в них в том или ином амплуа.

Время не шло – просто летело!.. Девочки росли. Обе учились в школах-интернатах, хотя и в разных, расположенных в разных частях города. Кира – в интернате № 2 с преподаванием на русском языке, Ольга – № 1 с преподаванием на литовском. В выходные на полтора дня Кира приезжала к бабусе Маше и Матвею, Ольга – к матери. Но чем старше становились девочки, тем чаще Ольга проводила выходные у бабушки Маши и Матвея.

Как-то раз Мария с соседкой Анькой по-женски обсуждали всякие новости, дела, сплетничали, не обращая внимания на то, что рядом крутится Кира.

– Ты знаешь, Ань, – рассуждала Мария, – Оля растет красивой девчонкой, характер, правда, будет не подарок. А вот у Киры хороший характер, да и человек она будет хороший, но жаль, что по сравнению с Олей Кира – ну дурнушка…

Больше ничего из той беседы Кира не помнила, но те бабушкины слова, что она некрасива, хотя бабушка и сравнивала ее только с сестрой, сопровождали ее сознание значительную часть жизни. Сопровождали до тех пор, пока, став самодостаточной личностью, она сама не смогла определить свое место среди других женщин, как окружавших ее, так пусть и не знакомых, но обращавших на себя ее внимание.

После того как Кира закончила пятый класс, Мария решила на лето определить ее в детский противотуберкулезный санаторий. Возможность у нее, как у работника другого подобного санатория в том же городе, была. И, хотя Кира уже больна не была, поправка ее здоровья под наблюдением медиков в лесу среди сосен была очень кстати. Тем более, девочка не будет болтаться без присмотра все лето – ведь целый день Мария и Матвей были на работе.

В санатории было хорошо. Жить в определенном режиме Кире было вполне комфортно, ведь она уже три года отучилась в школе-интернате, где царил совершенно четкий и не утомлявший ее режим. Жизнь по каким-то другим правилам, позволявшим делать по своему усмотрению что угодно и когда угодно, была бы для нее уже другой жизнью, не факт, что более привлекательной. А тут подъем в определенное время, зарядка, завтрак, медицинские процедуры и различные занятия, чтение книг и игры, обед, обязательный послеобеденный сон, полдник, свободное время на территории санатория, ужин…

Все это было пусть и ежедневно, но все равно – очень разнообразно. Взаимоотношения между детьми, – которые дружили навсегда, некоторые недолюбливали друг друга, кто-то враждовал между собой, кто-то сплетничал, кто-то плел интриги, – вносили в ограниченные определенными рамками сутки свой неповторимый колорит и так разнообразили течение жизни, что говорить о скуке или о том, что все уже надоело, не приходилось.

И тут случилось с Кирой непредвиденное – случилась любовь.

А на самом деле, как определить, что такое любовь, чтобы стало все ясно и понятно? Возможно ли смысл любви передать словами? Определение любви пытались дать философы, психологи, химики, филологи, математики… Признаки ее многократно описывали и описывают поэты и писатели…

Точное определение любви не смогла дать ни одна наука, поскольку каждая из наук изучает лишь один из ее аспектов, а любовь – явление многогранное, объединяющее физические, умственные, эмоциональные, духовные человеческие составляющие. Каждый человек точно знает, что это любовь, когда она приходит, но дать окончательное определение любви пока не смог никто.

Двенадцатилетнюю Киру накрыло цунами – маниа. Этот тип любви, по грекам, основан на длительном эмоциональном экстазе, на одержимости чувствами, на переоценке значимости этой любви. Греки называли эту любовь «безумием от богов». Древнегреческий философ Платон и поэтесса Древней Греции Сапфо так определяли симптомы мании: сердечный жар, смятение и боль мятущейся души, потеря сна и интереса к еде. Все эти признаки у Киры были налицо!..

Мария сразу заметила, что возвратилась Кира из санатория другой. Это сразу же сказалось и на учебе. Если до шестого класса Кира ровно успевала на отлично по всем предметам, то после этих летних каникул произошло четкое разграничение ее успеваемости по предметам: точные науки давались явно тяжело, а вот языки, история, география и другие – по-прежнему «на ура». Причем Кира не учила грамматику по русскому, но неизменно писала диктанты, изложения и сочинения на пять. Учитель русского, устав с ней бороться на этот счет, как-то после разбора проверенных работ по русскому языку сказала одному из учеников:

– Ошибок – куча. Ты знаешь все правила, но не умеешь применять их. Лучше бы уж ты не учил их, как Кира, но писал бы по-русски, как она!

Изменение в ее поведении было замечено и педагогами, которые отметили его ухудшение: невнимательность на уроках, некоторая замкнутость и заторможенность… Мария находилась в предистерическом состоянии: значит, гены Бруно перечеркивают все их с Матвеем старания. Значит, их любимая внучка повторит судьбу своего отца! И только одна из педагогов, возвратившаяся из декрета классная руководитель Маргарита Петровна Рупасова, понаблюдав за Кирой, утешила Марию Савельевну:

– Да не изменилась Кира, она – та же. Просто девочка влюбилась.

Это открывшееся и подтвержденное воспитателем новое обстоятельство в их жизни заставило Марию усилить наблюдение за внучкой. Она постоянно пыталась вызвать Киру на откровенный разговор по душам, чтобы помочь внучке уравновесить ее душевное состояние. Мария хотела узнать, кто же является объектом вожделения ее девочки, но получала открытый отпор внучки, которая не желала идти на контакт и делиться с бабушкой информацией о повелителе всех ее мыслей. Тем не менее, установив причину произошедших с ребенком изменений, Мария несколько успокоилась. Жизнь продолжалась…

Постепенно открывались лидерские качества Киры. В старших классах она неизменно была одной из самых сильных учениц. Пользуясь авторитетом у одноклассников и учителей, последние годы была председателем совета отряда, который ежегодно избирался голосованием самих учащихся без коррекции со стороны классной.

Если школа, в которой училась Ольга, была средней, то интернат, где училась Кира, был восьмилеткой. После его окончания вставал вопрос: идти Кире куда-либо работать и одновременно получать среднее образование в вечерней школе или отдавать ее в обычную среднюю школу, чтобы она там получила полноценное среднее образование и могла учиться дальше. Подумав, Мария решила:

– Нет, Кире надо учиться. У нее есть мозги. Она должна получить высшее образование, чтобы не мыть всю жизнь полы, как я. Годы ее учебы в девятом и десятом классах как-нибудь переживем.

Понятно, что она имела в виду материальную сторону вопроса. И отдала Киру в находящуюся в районе Шансы школу, где обучались в основном дети офицеров, проходящих службу в дислоцированных в этом районе города воинских частях.

Да… Обучение в обычной средней школе отличалось от обучения в школе-интернате. Отличалось не самой формой и методами преподавания, не качеством обучения и получаемых знаний, а самой формой существования детей в каждой из этих школ. Интернат был и школой, и домом, где дети не только изучали математику, географию, историю, языки и все другие обязательные предметы школьной программы, но и учились жить, образуя коллектив надломленных взрослыми детей. В среднюю же школу дети приходили в основном из согретых домашним теплом семей только на уроки, после которых опять возвращались домой – и так ежедневно. Поэтому, в отличие от обычных школьников, дети школы-интерната являли собой в несравненной степени более сплоченный, чем в обычной школе, детский коллектив.

Придя в девятый класс средней школы, Кира была крайне разочарована обнаруженным ею отличием в отношениях между детьми, обучавшимися в средней школе, от отношений между детьми из интерната. Привыкшая к более тесным человеческим отношениям между детьми в интернате, она была разочарована, как ей показалось, холодностью отношений между школьниками в новых условиях. Но и в новой школе нашелся свой круг общения, свои подружки и друзья.

Через два года средняя школа была окончена, среднее образование получено. Перед Кирой открывалась новая, такая долгожданная, манящая своей неизвестностью взрослая жизнь…

Глава 5

Через месяц после окончания школы Кире исполнилось семнадцать. На семейном совете, состоящем из Марии и самой внучки, было решено, что Кира начнет работать, поскольку материальное положение семьи было плачевным, а параллельно год будет готовиться к поступлению в институт. Кира хотела стать журналистом.

После окончания средней школы из одежды у Киры было одно летнее платьишко, сшитое ею же самой на школьных уроках домоводства, и черная вязаная кофта. Надо было заработать на одежду, необходимую уже не школьнице, а девушке. Не было средств и на поездку для сдачи экзаменов в институт или университет, а хотелось ей учиться ни много ни мало где-нибудь в Киеве, Ленинграде или в Москве. Кира стала работать там, куда ее взяли еще несовершеннолетней, без специального образования, мотальщицей на местной ткацкой фабрике.

Когда Кира была достаточно маленькой, лет в пять-семь, бабушка Мария рассказывала ей:

– Я была молода, жила тогда в Смоленске. Однажды старец гадал мне на воде. Взял пустую бутылку, опустил ее в воду против течения реки и, слушая журчание воды, говорил мне о моем будущем.

Подробно маленькой внучке Мария о предсказаниях старца не рассказывала, но одно Кира запомнила навсегда.

– Он сказал мне, – продолжала Мария, – что умру я в шестьдесят пять лет.

Шли годы и девочка машинально отсчитывала возраст бабушки, хотя в такие глупости, как какие-то гадания и предсказания, абсолютно не верила.

В год окончания Кирой средней школы в августе Марии исполнилось шестьдесят четыре года. К этому времени она все еще работала санитаркой в том же санатории для больных туберкулезом. Также убирала и мыла палаты больных, коридоры санатория и все другие имеющиеся помещения на закрепленном за ней этаже.

Конечно, она прекрасно понимала значение образования и предоставляемые им возможности для внучки. Именно поэтому после интерната-восьмилетки решила дать возможность Кире получить среднее образование, без наличия которого получить высшее образование просто невозможно. Она всегда говорила:

– У Киры хороший ум, ей обязательно нужно учиться дальше. Вот я не выучилась, поэтому и мою полы и убираю дерьмо за другими всю свою жизнь!

К этому времени она говорила, что страшно устала от своей тяжелой жизни и хотела бы умереть.

– Одно меня беспокоит, – говорила она время от времени внучке, – как ты выживешь без меня рядом с пьющим дедом?

– Ну, во-первых, – трезво рассуждала Кира, – ты не умрешь, ты совсем не старая. А во-вторых, что за меня бояться, я же все умею: готовить еду умею, убраться – без проблем. Шить, вязать умею. Не пропаду.

Что так беспокоило Марию, почему свое беспокойство она связывала с Матвеем, Кира поняла несколько позднее, а пока ее обеспокоенность казалась внучке смешной и беспочвенной. То, что Мария последний год при кашле отхаркивалась кровью и что надо бы проверить легкие, было очевидным, но она этого не делала.

Шел конец весны, скоро август и Марии исполнится шестьдесят шесть лет! Все эти предсказания – враки! Кира так и знала, но на всякий случай хотела, чтобы август наступил все же поскорее.

В июне Марию обследовали тут же, по месту работы в санатории, и нашли открытую форму туберкулеза легких. Кашляла кровью она не зря! Ее положили в санаторий, уже лечиться.

Шел июнь. Было свежее прибалтийское лето. В те годы в субботу и воскресенье район города Панямуне, расположенный вдоль реки Нямунас, просто оккупировался каунассцами, которые после трудовой недели выезжали кто семьями, кто с друзьями, а кто и с теми и другими на Панямунский песочный пляж на целый день покупаться в реке, позагорать, попить пивка, а то и крепленого литовского винца или водочки.

Отдохнуть в выходные приезжал сюда практически весь город. А поскольку сам пляж не мог вместить все количество приезжавшего сюда народа, прилегающая к пляжу часть начинавшегося соснового леса была просто устлана отдыхающими. Иногда непросто было пройти мимо отдельных групп людей. Отдыхавшие брали с собой «скатерти-самобранки», на которых располагались сами и на них же расстилали скатерти с провизией на день: пили, ели, играли кто во что горазд, в общем, «культурно отдыхали».

На самом деле, местное население, и особенно литовцы, умели не только работать, но и действительно культурно отдыхать: откровенно пьяных практически не было видно; не дрались, рядом растущую зелень и кусты не поганили. Все было чинно и благородно!

Кира с Ольгой, которая после учебного года на каникулах тоже обитала у бабушки с дедом, жили рядом с Панямунским пляжем и ходили туда прямо из дома. Кира – покупаться, Ольга – позагорать и пособирать в свой адрес очередные комплименты от мужской части отдыхающих, плавать она не умела и учиться не желала. Кира была очень белокожей и ей постоянно кто-нибудь давал советы, как нужно загорать, чтобы не сгореть. А это уж она хорошо знала, так как лет в одиннадцать бабуся впервые взяла ее по путевке от своего санатория на Балтийское море, в Палангу. Там с Киры, побывшей на ветерке на пляже, когда солнце не было прямым, а было в дымке, вечером просто «чулком» снимали сгоревшую кожу. А Мария, коря себя за такую неосмотрительность, причитала:

– Ну что же я, дура старая, недосмотрела! Должна была понимать, что на солнце с такой белой кожей – шутки плохи.

Остальное время Кира провела в тот раз в Паланге, практически сутками лежа на животе, с кефиром и сметаной на спине. Других доступных средств против подобного рода ожогов в то время в продаже просто не было. Остальные отдыхающие в это время купались в море и с удовольствием загорали. Так что советы по поводу правильного загара с ее кожей ей уже были ни к чему – у нее на этот счет был хорошо запомнившийся личный опыт…

Заканчивался первый месяц лета – июнь. Мария лечилась в санатории. Кира на застекленной веранде, которая летом служила кухней, на плите с газом в баллонах жарила для них с Ольгой блины. Неожиданно в дверях появился врач Лауринавичус, работавший с бабушкой в санатории. Жил он с ними в одном дворе в соседнем крайнем двухэтажном доме. Лауринавичус вошел в дом со скорбным лицом и сразу, без какого-либо вступления, сообщил, что Мария Савельевна сегодня утром умерла.

Сковородка выпала из рук Киры. Ольга заголосила, как голосят в этих случаях бабы… До шестидесяти шестилетия Марии оставалось чуть больше месяца. Ей было полных шестьдесят пять!

Ни Матвей, ни девочки не занимались организацией похорон и не знали, кто и на какие средства их провел. Похороны Марии превратились в большую процессию. Непонятно даже, откуда было так много народу, русских, а в большинстве своем – литовцев, на похоронах санитарки, простой русской женщины?! Мария искренне любила людей и они отвечали ей взаимностью.

Кира вдруг осознала, что практически ничего не знала о жизни бабушки до приезда ее в Литву. Просто ничего, кроме того, что та работала до войны официанткой в Смоленске в ресторане для работников силовых органов и имела сына Бруно от какого-то Коваленко, который затем жил в Минске и погиб в годы войны на фронте. Были ли у нее оставшиеся там родные, почему она никогда не писала и не получала писем из России, были ли у нее братья и сестры; почему ее однажды в трагические тридцать седьмые на сутки арестовывали и сразу отпустили? Как она вообще жила и чем жила там, в своей молодости… Теперь она никогда этого уже не узнает…

Глава 6

Через месяц после смерти Марии Кире исполнилось восемнадцать, Ольге – шестнадцать, она еще училась в интернате, но лето проводила у сестры и деда Матвея. Когда начался учебный год, стала приезжать сюда же, в Панемуне, на выходные и каникулы. За нее уже отвечала Кира. Матвей души не чаял в Кире и хотя достаточно безразлично относился к Ольге, ничем не притеснял ее и тоже признавал своей внучкой.

После смерти Марии Дана предложила девочкам жить вместе с ней. К этому времени со вторым мужем Витасом они расстались и она жила в крохотной двухкомнатной «хрущевке» со своей матерью Эгле и восьмилетней дочерью от брака с Витасом – Риммой.

Девочки отказались переезжать к матери. Они остались жить в Панемуне с Матвеем. Кира работала, Ольга заканчивала среднюю школу-интернат. Матвей по-прежнему работал поваром в офицерской столовой Дома офицеров в центре города, подкармливая девчонок, чем очень их материально поддерживал.

После работы Матвей постоянно выпивал. Степень опьянения в выходной от работы день была большей, поскольку он мог пить в течение дня. Лежа в пьяном, полубессознательном состоянии на железной кровати в проходной комнате с печью, он все еще «воевал» и нес бог знает что:

– А-а-а-а, фашистские морды!..

Это определение относилось ко всем, с кем он в тот или иной момент конфликтовал или кем был просто недоволен. К Кире это не относилось никогда, поскольку ее он обожал. У него в определенные периоды жизни обязательно должен был быть «неприятель», с которым он мысленно выяснял отношения; мысли при этом он выражал в пьяном виде вслух. Это могло продолжаться часами, пока он не засыпал в пьяном бреду.

Через легкую фанерную дверь, ведущую во вторую комнату, где жили сначала Мария с внучками, а затем уже одна Кира с приезжающей по выходным Ольгой, было все прекрасно слышно. Поэтому приходилось засыпать под монотонное, но не тихое пьяное бурчание Матвея, который «продолжал борьбу» с «фашистскими мордами».

Очень скоро после смерти бабушки Кира поняла, почему в последнее время Мария, видимо понимая, что жить ей осталось немного, время от времени повторяла:

– Я устала жить, не смерти боюсь. Одного опасаюсь, что ты останешься жить здесь вместе с пьющим дедом!

В один из дней того же лета, когда умерла Мария, Кира возвратилась домой и застала такую картину. На застекленной летней веранде за прямоугольным столом выпивали и закусывали человек пять возрастных мужиков, лет по сорок-пятьдесят, во главе с уже захмелевшим Матвеем. На столе, соответственно, лежала разная еда и стояли две пол-литровые бутылки водки: одна полная, вторая – начатая, заполненная «живительной влагой» где-нибудь на три четверти.

Компания приветствовала молодую внучку Матвея и стала приглашать за стол. И тут вдруг молнией пронеслось осознание Кирой постоянно высказываемой бабушкой озабоченности. Она совершенно четко представила себе, как где-то валяется что-то бубнящий в пьяном бреду дед, а напившиеся и оборзевшие мужики насилуют ее и Ольгу. Все стало на свои места! Бабушка могла бояться именно этого, поскольку ничем Матвей, считавший девчонок своими внучками, их не обижал!

Реакция у Киры в минуты, когда требовалось срочное принятие решения, была практически мгновенной. Поэтому на предложение мужиков присоединиться к их компании последовал ее ответ:

– Спасибо, конечно. Но прошу послушать меня внимательно и серьезно отнестись к моим словам. Даю вам десять минут. За это время вы должны не только все убрать со стола, но и все до одного – освободить помещение. Если этого не случится, через десять минут бутылки с водкой будут мной выброшены в окно.

Мужики похихикали и продолжали выпивать и закусывать, а Кира ушла в свою комнату и засекла время на часах: хода обратно уже не было! Либо она сейчас победит ситуацию, либо уже никогда не будет строить свою жизнь по своим правилам! Она не знала, чем закончится ситуация: шестеро против одной! Пальцы рук немели, сами руки мелко дрожали, минутная стрелка на часах неторопливо, но упорно двигалась по кругу…

Ровно через десять минут она вышла на веранду. Компания как сидела, так и осталась: народ выпивал и закусывал… На Киру уже никто как бы и внимания не обращал. Она молча подошла к столу, взяла за горлышко початую бутылку водки, открыла форточку в застекленной веранде и выбросила бутылку. Сказала, что если сейчас компания не уберется, то же самое ждет и вторую. Бутылка, заполненная на три четверти водкой, описав в воздухе дугу, шмякнулась на землю и так и осталась лежать там, теряя «живительную влагу», которая лилась из ее горлышка прозрачным ручейком.

Мужики, не поднимаясь, загалдели, стали возмущаться, обращаясь к Матвею:

– Матвей, это что же себе позволяет твоя внучка? Мы первый раз пришли к тебе в гости, тихо-мирно сидим, а она что вытворяет, соплячка?!

Спас ситуацию именно Матвей.

– Ладно, мужики, собирайтесь, забираем все с собой. Пойдем на природу… Пошли, пошли… – отвечал он миролюбиво, принимая тем самым сторону внучки.

Кира ушла в комнату, а компания под неодобрительный гул уже «принявших на грудь» мужчин, забрав закуску и оставшуюся выпивку, удалилась и больше никогда не собиралась в доме овдовевшего Матвея.