Текст книги "Ночной портье"

Автор книги: Лилиана Кавани

Соавторы: Итало Москати
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Большой зал в гостинице. Ночь. Макс один в довольно большом зале расставляет столы и стулья таким образом, что постепенно зал приобретает вид помещения, предназначенного для совещания, суда, а может, и для спектакля. В центре остается только один стол, в отдалении – стул. Макс на некотором отдалении от стола выстраивает в ряд еще пять стульев – совсем как в театре. Потом ставит на стол бутылку минеральной воды и один стакан.

Лючия Атертон по коридору третьего этажа подходит к лифту, но прежде чем нажать кнопку, задумывается. Она решает спуститься пешком. Бесшумно сходит вниз и, когда ее уже можно увидеть из вестибюля, вдруг замедляет шаг, как будто хочет ошеломить кого-то своим появлением. Кого? Макса?

Вестибюль пуст. За стойкой никого нет. Однако подальше в кресле спит Штумм. На нем униформа портье. По всей видимости ему дано задание охранять вход. Слышны чьи-то возбужденные голоса. Лючия идет в направлении, откуда раздается шум.

Дверь в банкетный зал приоткрыта, и Лючия может заглянуть внутрь, не приближаясь к дверям. В банкетном зале поодаль от других сидит Макс. Клаус расхаживает по залу и говорит. Вокруг стола сидят Ганс, Берт Бегеренс и еще два человека, которых мы видим в первый раз: Добсон и Курт. На столе открытая папка Клауса, в которой копается Ганс.

Клаус. Ганс постоянно упрекает меня в том, что я делаю слишком большой упор на реальную сторону нашего дела в ущерб психологическому аспекту, который он считает более важным. Но ведь я всего лишь адвокат, и вы прекрасно знаете, чего мне удалось добиться. Из трехсот наших бывших товарищей по партии, оказавшихся в эти годы на скамье подсудимых, более двухсот были привлечены к ответственности по показаниям свидетелей, а сто человек были выявлены международными военными трибуналами, созданными союзнической комиссией. Еще одной конторой, чрезвычайно опасной для нас, является Центр военной документации, расположенной здесь, в Вене. Вы только представьте себе: у них имеются списки восьмидесяти тысяч офицеров СС. Но я доберусь и до этих списков. Со временем я приглашу вас взглянуть на опаснейшие документы, содержащие доказательства против Макса. Там вся деятельность Макса, все, что вершилось по его приказам. Он сам отдавал приказы об уничтожении... Как всегда, необходимо выяснить, знают ли наши враги об этих документах или же я первый наткнулся на них в архивах... Если это так, то Макс может оставаться в тени, чего он и хочет.

Ганс. Мы же с вами вместе решили проанализировать все наши личные истории, рассказать все без утайки и без страха. Мы должны, наконец, понять, являемся ли мы жертвами чувства вины или нет. Если являемся, то мы должны от него избавиться. Ведь комплекс вины – это нарушение психики, это невроз.

Клаус. Давайте не будем обманываться. Память будоражат вовсе не тени, а конкретные глаза, осуждающие тебя, и перст, указующий на тебя при всем народе. У Марио, повара, есть информация о наличии свидетелей. Надеюсь, все его знают... Особенно Курт. Ему пригодилась бы эта информация. Именно поэтому я хотел, чтобы Марио тоже сегодня присутствовал. Но он неожиданно исчез. Никто не знает, где он?

Макс. Зачем нужны свидетели? Ганс, ты прекрасно знаешь мое прошлое. Зачем же копать еще глубже?

Ганс. Такова моя профессия. И ты ведь сам согласился с публичным расследованием, с групповым анализом наших историй.

Макс. Да. Все так. Один говорит, другие слушают. Но ведь в конце концов что-то должно произойти внутри нас?

Ганс. Кое-что происходит. Поначалу мы все испытывали страх, теперь уже нет.

Клаус. И еще кое-что происходит, Макс. Я исполняю роль дьявола. Для этого я нахожу опасные документы и в конце концов дарю их своим бывшим товарищам по партии, чтобы мы могли разжечь чудный костер. У меня также имеется список свидетелей, за которыми я слежу. Именно за ними и надо следить, Макс, потому что они сейчас не такие ручные, как раньше.

Берт. Макс, ты должен доверять Клаусу. Вспомни, когда мы разбирали мое дело, мне было так же плохо, как тебе сейчас. Но весь разговор, и обвинения, и защита пошли мне на пользу. Мы сцепились с Клаусом, ты помнишь, по поводу писем, компрометирующих меня, которые ему удалось отыскать. И все это пошло мне на пользу, в конце концов.

Курт. Главное то, что Клаус сжег что-то около тридцати документов, касавшихся тебя.

Берт. Но твои-то он сжег тоже.

Курт. Конечно. Нас теперь днем с огнем не сыщешь ни в одном военном архиве. Верно, Клаус?

Берт. И с тобой все так же закончится, Макс.

Макс. Клаус, живых свидетелей не осталось, даже если они и есть, оставим их в покое, пусть все забудут...

Лючия охвачена сильным волнением. Она удаляется на цыпочках, убегает. Она боится, что ее могут заметить, поэтому быстро овладевает собой, пересекает вестибюль. Она внешне спокойна, но напряжена, словно сомнамбула.

Гостиница. Штумм уже проснулся. Лючия подходит к лифту и, когда Штумм открывает перед ней дверцу, отрицательно качает головой и поднимается по лестнице пешком.

Номер Лючии. Она очень взволнована тем, что услышала. Она запирается на ключ. Идет в ванную. Здесь она включает и верхний свет и бра над зеркалом. Все предметы как бы теряют тепло, становятся холодно-мертвенными. Она пьет из-под крана, яростно извергающего воду. Не обращая внимания на брызги, попадающие ей на волосы, продолжает пить, затем открывает кран ванны и тут же его закрывает. Возвращается в комнату и замирает, прислонившись к стене...

...Та же самая комната как бы преобразуется в другую. Лючия Атертон «видит», как Макс ласкает юную Лючию. Он ласкает ее очень нежно и набрасывает ей на плечи какое-то необычное марлевое платьице. И это не просто любовная ласка, а некое подобие благоговения. Он берет ее за руку и заставляет кружиться в этой неубранной, грязной комнатенке. Здесь больше никого нет, и это кружение выглядит нарочито торжественно и чинно.

В это время группа бывших нацистов продолжает «совещание», так и не узнав, что их подслушивали. Клаус обращается к Максу, пытаясь внушить ему важнейшую мысль.

Клаус. Даже если в документе речь идет о тысячах людей, пусть даже десятках тысяч, он производит меньшее впечатление, чем один-единственный свидетель, живой и осмелившийся глядеть тебе прямо в глаза. Именно поэтому опасны свидетели. Именно поэтому я разыскиваю их с таким упорством и сдаю их в архив.

Ганс. Макс, наше следствие – сугубо личное наше дело. И оно имеет терапевтический эффект, верно? Чем сильнее столкновение, тем полезней результат. А ведь только свидетели могут спровоцировать его, вспомнив подробности, излив душу... Вы же сами видели, верно? Только под тяжестью их обвинений мы можем определить степень нашей способности защищаться.

Добсон. Мы должны защищаться. Война не окончена! Если ты хочешь жить, зарывшись в землю, как крот, то живи. А мы вновь обретем прежнюю волю и никогда не перейдем во вражеский стан.

Макс. Но я же никогда не сдавался! Я ведь здесь, с вами.

Ганс. И ты должен быть доволен, Макс... Я, Клаус, Курт и Добсон, и Берт, все мы уже чисты. Все свидетельства исчезли. Катарсис! Возрождение! Нам не пришлось выслушивать от тупых, скудоумных судей, готовых поставить нас к позорному столбу, дурацкие вопросы: «А почему вы не ослушались, почему не протестовали, почему не кричали во всю глотку, что происходило в том аду?...» Вот те на! Да потому что все все знали! Только всем было наплевать! И так было всегда, Макс... Или тебе хотелось оказаться на скамье подсудимых и услышать эти вопросы от стада баранов? Скажи спасибо Клаусу, умыкнувшему документы, которые позволили бы журналистам смешать тебя с грязью, как многих наших бывших товарищей по партии. А мы эти документы сожжем, как и все предыдущие

Макс. А я всегда считал, что этого недостаточно... Я хочу жить в одиночестве, как крот, зарывшись в землю.

Курт. Макс, когда государство развязывает войну, оно это делает, чтобы выиграть, а не проиграть. И разве это не абсурд, когда после этого устраивают охоту против лучших представителей нации?

Ганс. Если Курт говорит, как политик, коим он и является, то я скажу, как психиатр; тебя угнетает комплекс вины, он связывает тебе руки. Комплекс вины – это библейское изобретение.

Макс. А причем здесь Библия?

Ганс. Каин убил Авеля и был проклят. Библия полна мифов, которые порождают чувство вины. Пора перестать читать эту книгу и перейти к другой.

Возникает пауза. А потом вступает Клаус.

Клаус. Твои замечания, Ганс, весьма интересны, но я хотел бы вернуться к сути дела. Мне просто необходимо найти показания одного важного свидетеля, о котором как-то упомянул Марио.

Добсон. Так кто же это?

Клаус. Пока я знаю только одно – это женщина.

Клаус смотрит на Макса.

Макс. Ни о какой женщине я не знаю.

Лючия Атертон бродит по гостиничному номеру приложив руки ко лбу, как будто она в смятении… Наконец она принимает решение, снимает трубку и напряженно ждет, чтобы ей ответили… На проводе Макс, она делает усилие, чтобы казаться естественной.

Лючия. Закажите мне Франкфурт. Отель «Ве– бер»... Номер?.. Минутку!

Берет сумочку и начинает искать листок, который никак не может найти от волнения. Наконец возвращается к телефону с листком.

Лючия. Вы слушаете?.. 347-229. Прошу вас, побыстрее.

Кладет трубку и ложится на кровать.

Вестибюль гостиницы. Макс говорит по телефону. Он не один. Штумм готовится приступить к работе.

Макс. Франкфурт, да. Номер я вам уже дал. Да, верно, спасибо.

Вешает трубку. Замечает Штумма, который приветствует его, слегка приподняв шляпу. Небольшая пауза. Макс вновь снимает трубку.

Макс. Не надо. Отмените Франкфурт. Номер 347-229. Отмените заказ.

Кладет трубку. Достает из кармана телеграмму, предназначенную госпоже Атертон: она уже порвана на две части. Он рвет их еще раз и кладет в карман.

Номер Лючии. На кровати – открытый чемодан, куда Лючия беспорядочно складывает вещи: верхнюю одежду, платья, туфли... Она в панике. Прикуривает сигарету, чтобы успокоиться и подумать. Садится и снимает трубку.

Лючия. Я хотела узнать: а прямой линии нет? Я подожду... Хорошо.

Кладет трубку. Наконец она обретает спокойствие и пытается закрыть чемодан.

Лифт. Макс нажимает кнопку третьего этажа.

Коридор гостиницы. Через стеклянную дверь лифта Макс видит Штумма со шваброй и ведром.

Макс без стука входит в номер Лючии, предварительно открыв замок. Лючия замерла, она не может двинуться с места. Она молча смотрит на Макса: она парализована, оттого что Макс понял – она хочет уехать. Инстинктивно она отступает назад. Макс идет к ней. Лючия готова спрятаться в ванной, но Макс решительно, хотя и не грубо толкает ее в кресло. Лючия, вместо того, чтобы сесть, пытается по стенке пробраться к двери. Макс вытряхивает вещи из чемодана и роется в них. Не смотря на то, что он пытается что-то найти, не спускает глаз с Лючии. Увидев, что она пытается убежать, дает ей пощечину. До сих пор все происходило без слов. От этой тишины лишь возрастало напряжение.

Макс. Стой, куда это ты собралась?

Лючия, опомнившись от пощечины, все еще стоит, прислонившись к стене. Она не издает ни звука. Макс заставляет ее повернуться.

Макс. Я сразу тебя узнал. Зачем ты приехала? Кто тебя звал? Хочешь подать на меня в суд?

Макс подходит к двери и запирает ее на ключ. Лючия снова пытается укрыться в ванной. Макс догоняет ее и вновь бьет. Лючия с криком падает на пол. Макс хочет запереть и дверь ванной, но замирает, услышав крик Лючии, бросается к ней, приподнимает ее и опять укладывает. Она в глубоком обмороке. Макс идет в ванную, смачивает полотенце и возвращается в комнату. Кажется, он сожалеет о содеянном. Он кладет ей на лоб мокрое полотенце, наклоняется и что-то шепчет на ухо. Мы не слышим, что он говорит, но понимаем, что возобновляются отношения, существовавшие между ними в концлагере: сначала – насилие, потом – ласка. Лючия приходит в себя. Взгляд ее полон ужаса. Увидев Макс, она отпрянула. Макс терпеливо ждет, поглощая ее взглядом, полным незаданных вопросов. Она не отводит его руку, хотя оба напряжены, словно ищут контакта. Макс нежно проводит рукой по ее виску, а потом наклоняется и целует.

Объятия, и тут же – неистовство двух влюбленных, насильно разлученных и наконец обретших друг друга. Макс постепенно раздевает ее и, как ребенка, прижимает к себе. Для Лючии он – любовник, учитель, отец (не будем щепетильны) и даже отец всемогущий, который ее терзает и любит. И эта женщина, или, вернее, эта девочка, не имеет ничего общего с аристократической, благовоспитанной и даже желчной госпожой Атертон. А как же господин Атертон? Совершенно очевидно, что маэстро так и не научился читать по ее глазам, что таится в глубине ее души. Сейчас же с Максом она обрела жизненную силу и необузданное воображение.

Вестибюль гостиницы. Раздаются звонки и зажигаются лампочки номеров графини Штайн и Бегеренса. В вестибюле никого нет. К стойке подходит Штумм.

Штумм. Нет, никого нет... Нет, он поднялся наверх...

Штумм кладет трубку, отмечает вызовы и принимается за работу. В это время появляется Клаус. Он ищет Макса. Штумм видит, как он оглядывается и предваряет вопрос.

Штумм. Он отошел.

Клаус. Куда?

Штумм. Его вызвали.

Клаус. И надолго?

Штумм. Зависит от дамы...

Клаус протягивает Штумму чаевые.

Штумм. Одна американка, жена дирижера. Может ей было одиноко.

Клаус морщится от явного наушничества, но продолжает спрашивать.

Клаус. А как же муж?

Штумм. Он уехал.

Клаус. А почему же она с ним не уехала?

Штумм. Этого я не знаю, спросите у Макса.

Не вполне удовлетворенный полученной информацией, но полный подозрений, Клаус отходит от Штумма.

Макс уже оделся сам и одевает ночную рубашку на Лючию: делает он это нежно и уверенно. Полусонная Лючия полностью доверяется Максу. Он ее целует. Потом еще раз и еще через облегающую тело ночную сорочку. Она протягивает руку за стаканом, но Макс сам берет стакан, медленно приподнимает ее, чтобы она могла пить. Потом встает и кладет клочки телеграммы на живот Лючии.

Макс. Телеграмма от твоего мужа.

Лючия не отвечает, лишь отворачивается.

Макс. Если хочешь во Франкфурт, звонить не надо.

Макс гасит свет. Открывает дверь, которую он до этого закрыл на ключ.

Оказавшись в коридоре, Макс сразу же закрывает дверь на ключ и направляется к лифту. Вызывает лифт и вдруг замечает Штумма. Не скрывая удивления, Макс обращается к нему.

Макс. Ты что здесь делаешь?

Штумм. Работаю, ваше превосходительство.

Макс. В это время в коридоре делать нечего. И чем же ты занимался?

Штумм. Я же сказал!

Макс. Убирайся отсюда! Ступай вниз!

С загадочной улыбкой на губах Штумм собирается уходить. Макс заходит в лифт, явно обеспокоенный. Затем он направляется к бару, берет пиво.

Макс. (как бы размышляя). Казалось, все потеряно. И вот внезапно призраки обрели плоть... ее голос... ее тело... Это часть меня самого.

Венский крематорий. Похороны Марио. Очень скромная церемония – на ней присутствуют человек пятнадцать. Рядом с Гретой две ее дочери. Среди присутствующих Ганс и Клаус. Пастор сухо читает краткую проповедь. В это время появляются Макс и Берт с букетом цветов. Макс выражает свое соболезнование Грете (слов не слышно). Лицо Греты исполнено презрения. Берт и Макс подходят к Клаусу и Гансу.

Клаус. (Понизив голос). Грета не верит, что это был несчастный случай. Она обратилась к адвокату Морицу. Я его знаю и мог бы поговорить с ним.

Ганс. Не надо ни с кем говорить. Я поговорю с врачом Греты. Идемте отсюда.

На следующее утро. Лючия подходит к стойке дневного портье. В вестибюле царит оживление: кто-то приезжает, кто-то уезжает. В руках у Лючии сумочка и небольшой чемодан. Увидев ее, дневной портье извиняется перед клиентом и обращается к ней.

Дневной портье. Так вы сейчас уезжаете? Вызвать такси?

Лючия. Да, будьте добры. И бланк для телеграммы...

Дневной портье. Прошу, госпожа...

Лючия пишет: «Энтони Ащертону, отель «Хилтон», Берлин. Догоню тебя в Нью-Йорке. Я тебе все объясню. У меня все хорошо».

Лючия. Отправьте немедленно, прошу вас.

Дневной портье. Не беспокойтесь, госпожа.

Лючия дает ему большие чаевые и идет к выходу. За ней с чемоданами идет Адольф. Подъезжает такси. Адольф с водителем кладут чемоданы в багажник. Лючия достает из сумочки деньги и протягивает их юноше. Садится в машину и прощается с Адольфом кивком головы.

Лючия. Хайлингенштадгер, 28.

Такси трогается. Чуть позже автомобиль останавливается перед домом Макса.

Лючия с двумя чемоданами в руках с трудом поднимается по лестнице, останавливается, чтобы передохнуть, оглядывается. Убожество дома бросается в глаза. Двери квартир выходят на слабо освещенные лестничные площадки. Лючия ищет квартиру номер 25. Ей приходится преодолеть еще один лестничный пролет. Она тяжело дышит, остановившись перед нужной ей квартирой. Вновь оглядывается. Тень нерешительности промелькнула по ее лицу. Лючия достает из сумочки ключ и открывает дверь. Непонятный шум в темной квартире заставляет ее застыть на месте. Но это всего лишь кошка, выскочившая из комнаты. Лючия втаскивает оба чемодана и закрывает дверь. Она не хочет зажигать свет, пытается привыкнуть к темноте, правда, не полной, так как с улицы пробивается свет. В конце концов она начинает различать очертания мебели. Она садится на диван и начинает медленно снимать перчатки... На кровати спит Макс. Она раздевается и ложится рядом с ним. Кровать узкая, и Макс, почувствовав ее, прижимается к ней поближе.

Ночь. Макс ставит на плиту кофейник. Находит в мойке чашку, наливает кипящий кофе и возвращается к кровати. Лючия дремлет. Макс делает несколько глотков, и в это время Лючия открывает глаза. Он подносит ей ко рту ложечку кофе, и она пьет. Одну ложку себе – несколько ложек Лючии. С кофе покончено. Лючия садится на постели: она обнажена, и Макс одевает ее уверенно и нежно. Она безучастная, полусонная.

Они почти не разговаривают друг с другом. Вероятно, их прошлый опыт слишком много говорит за них. Они понимают друг друга по жестам и взглядам. Они обмениваются любовным жестом, который иные бы окрестили эротическим, хотя это всего лишь повторение античного жеста. С одной разницей – сейчас инициатором явилась она, а не он.

Вечер. Вестибюль гостиницы. Макс только что пришел на работу. В вестибюле постояльцы – кто. читает газеты, кто пьет у стойки бара. С улицы входит Берт с букетом роз. Смотрит издали на Макса, потом робко подходит к нему.

Берт. Добрый вечер, Макс. Надеюсь, я не опоздал?

Макс смотрит на него с удивлением и нетерпением.

Берт. Мне нужно подготовиться к спектаклю. Стравинский, «Жар-птица». Как мы и договорились...

Берт вручает Максу букет роз с явным неудовольствием, однако пытается казаться учтивым.

Макс. Нет, сегодня никаких спектаклей. Я не могу отойти от стойки.

Берт поправляет букет в руках Макса. Он очень разочарован.

Берт. Я надеюсь, что спектакль просто переносится. Заодно я еще хорошенько подрепетирую партию... Жаль только цветы вот...

Зажигается лампочка номер 42. Макс, явно нервничая, отключает контакт. Он в нерешительности – подниматься в комнату графини или нет? Она так любопытна... Макс колеблется, потом резко направляется к лифту.

Графиня пытается застегнуть молнию на спине темного вечернего платья. Входит Макс, который, как бы исполняя ритуал, вынимает из вазы с гардениями один цветок и вставляет его в петлицу. И только потом идет помогать «клиентке».

Макс. Подожди... сломаешь застежку.

Графиня. Спасибо. Хорошо... У тебя появилась женщина.

Макс. Нет.

Графиня. Спасибо. Макс, ты мне больше не доверяешь... ты изменился.

Графиня подходит к столу, где для нее накрыт ужин. Макс подвигает ей стул, а потом наливает белого вина. Графиня чувствует натянутость атмосферы. Наконец, молчание нарушает Макс, который решил довериться ей. Поведение Макса с этого момента меняется. Это больше не учтивый ночной портье, а закадычный друг, коим он и является.

Макс. Я нашел ее. Мою девочку.

Графиня. Ты хочешь сказать, твоя девочка в «то время»?

Макс. Эрика, я нашел ее! и никто не посмеет ее тронуть!

Графиня. А кто собирается ее трогать? А! Она же может свидетельствовать против тебя. Поэтому вы должны ее «сдать в архив».

Макс смеется, тряся головой.

Макс. Да нет. Ее – нет... никогда...

Графиня. Ты просто сумасшедший!

Макс. Она же моя девочка... она была совсем юной.

Графиня. Но сейчас-то уже нет.

Макс. Да! Для меня она осталась такой же.

Графиня наконец выдавливает улыбку.

Графиня. Макс, я никогда не видела тебя влюбленным.

Макс. Эрика, я думал, что она умерла, понимаешь?

Графиня. Какая романтическая история!

Макс. Нет, эта история не романтическая... (смеется) разве что библейская!

Графиня. Ну, расскажи, Макс...

Макс вроде и хочет рассказать, но не решается. Графиня настаивает.

Графиня. Макс, я умоляю тебя, расскажи.

Макс. Было это давным-давно. Ты понимаешь, о каком времени я говорю...

В большой комнате, украшенной к карнавалу юная – Лючия, подражая певичкам в кабаре, поет популярную тогда песню, сопровождая ее обольстительными жестами. Вокруг эсэсовцы и обслуга. Лючия поет для Макса, который наблюдает за ней с довольной улыбкой, как художник, который смотрит на свое произведение. Песня окончена, и в качестве приза Лючия получает от Макса большую коробку. Лючии так хочется заглянуть в эту таинственную коробку. Макса веселит любопытство девушки. Он открывает коробку – там отрубленная голова. Лючия сдавленно вскрикивает. Ее шок не пройдет никогда – можно предположить, что именно с этого момента она окончательно становится «соучастницей» своего мучителя.

Макс рассказал графине историю с дьявольским удовольствием, которое исключает жалость к нему самому и к Лючии. Это воспоминание вызывает у него истерический смех.

Макс. Его звали Иоганн, и он все время приставал к ней... Она меня попросила просто перевести его куда-нибудь... Не знаю с чего, но мне пришла в голову история Саломеи... и я не мог удержаться... Как видишь, это действительно библейская история.

Похоже, что графиня впервые в жизни растрогалась.

Графиня. Бедный Макс...

Макс. Я сказал ей, что сделал только то, чего она сама желала... или же я просто неправильно ее понял...

Графиня. Ты был безумен... ты и сейчас безумен...

Макс. Безумный или нормальный! Кому судить? И помни, мы с тобой в одной лодке.

Утро. Макс одевает Лючию. Стоя перед ней на коленях, надевает ей босоножки. Лючия забавляется. С этого момента происходит ее окончательное превращение в маленькую девочку. Теперь она хочет побаловаться: она пинает Макса ногой, тот падает, а Лючия прячется в ванной. Макс колотит в запертую дверь. В ванной Лючия продолжает шутить, насыпает на пол перед дверью битое стекло. Макс врывается в ванную и наступает босыми ногами на рассыпанное стекло. Это открытый вызов. Битое стекло становится стимулом для новой безумной игры, оно воскрешает другое воспоминание, которое они воплощают с большим знанием дела. Через некоторое время у них уже порезаны стеклом руки и ноги. Что делает Адольф под окнами Макса? Он курит и сплевывает на землю. Но понятно, что пришел он сюда не просто покурить. Макс обеспокоен. Бывшие товарищи по партии следят за ним?

Ночь. Гостиница. Макс на своем рабочем месте. В пустом вестибюле только он и Клаус, который тут же у стойки жестко ему выговаривает.

Клаус. Мы даем тебе такую возможность. Ты сам назначаешь дату следующего собрания и обязуешься соблюдать устав.

Макс. Я никогда не нарушал устав.

Клаус. Это ты другим мозги пудри, а не мне.

Макс. Вы мне не доверяете, я не доверяю вам.

Клаус. Вот здесь ты ошибаешься. Ты не понимаешь, что расследование, которое я провожу, поможет тебе освободиться от прошлого. Мы помогаем всем по очереди, верно?

Макс. Помогаете, заставляя шпионить друг за другом?

Клаус. Ну, тогда сам дай мне необходимую информацию. Например: где можно отыскать свидетельницу, о которой упоминал Марио?

Макс. Понятия не имею, о ком ты говоришь.

Макс решительно заканчивает разговор, протягивая Клаусу ключ от номера.

Макс. Когда тебя завтра разбудить?

Клаусу ничего не остается, как уйти. Но перед этим он смотрит на Макса с таким презрением, что становится ясно: они враги.

Утро. Макс после ночной работы возвращается домой. Судя по его лицу, он явно обеспокоен и даже разозлен поведением бывших товарищей по партии. Ищет глазами Лючию: она еще в постели, спит. Макс разворачивает сверток, который он принес с собой. Достает тяжелую цепь, ошейник и замок. Вынимает из-под одеяла руку Лючии и обвязывает ее цепью, потом проверяет длину цепи – до крюка, вбитого в стену на кухне. Лючия просыпается и не может понять его манипуляций.

Лючия. Это еще зачем?

Макс. Так тебя не украдут.

Лючия. Кто?

Макс. Клаус и Ганс, или Курт, или Берт, или кто-либо из их подручных.

Лючия начинает смеяться.

Макс. Что смешного?

Макс раздевается, чтобы лечь в постель.

Лючия. А если они придут с напильником?

Макс. Тогда пускай в ход ногти и зубы... (он ложится к ней). И вообще, какие могут быть шутки?

Квартира Макса. Ночь. Лючия сидит за кухонным столом: что-то жует и читает одновременно газеты. Выходит из кухни и пытается дойти до дивана, но цепь недостаточно длинна. Лючия не может подойти ни к креслу, ни к патефону: она берет с ночного столика газеты и садится прямо на пол. Глубокая тишина... Через некоторое время раздаются шаги на лестнице. Она перестает читать. Потом все замолкает, и она продолжает читать.

По лестнице поднимается Адольф. Остановился на лестничной клетке, ищет двадцать пятую квартиру. На цыпочках подбирается к двери.

Лючия настораживается, она услышала шаги и испуганно смотрит на дверь. Она встает и гасит свет. Теперь из-под входной двери пробивается свет с лестничной клетки.

Адольф упорно возится с замком... Лючия забилась в темный угол комнаты и напряженно прислушивается... Адольф не может открыть дверь. Он предвидел такой поворот дела, поэтому снимает слепок с замка. Свет в подъезде автоматически гаснет. Ему приходится искать выключатель, чтобы закончить работу.

Вся операция, которая показалась Лючии бесконечной, продолжалась считанные минуты. Наконец она слышит удаляющиеся шаги. И тогда ставит пластинку.

Макс появляется в лестнице в то время, когда вестибюль полон людей. Не поздоровавшись, он проходит мимо дневного портье прямо в служебный кабинет. Заметив Макса, дневной портье извиняется перед клиентом и идет за ним.

Дневной портье. Послушай...

Дневной портье входит в кабинет. Макс открыл все ящики и собирает свои вещи.

Дневной портье. Приходила полиция. Они ищут госпожу Атертон, жену музыканта...

Макс вздрагивает, но продолжает собирать вещи. Дневной портье взял какую-то книгу и листает ее. Макс хватает его за руку.

Дневной портье. Ты помнишь ее? Она оплатила номер...

Макс что-то бормочет. Кто-то в вестибюле зовет дневного портье, и тот, выходя, говорит Максу.

Дневной портье. Они тебя будут допрашивать...

Квартира Макса. Ночь. Горит люстра. В кресле напротив Лючии сидит Ганс. Сама Лючия сидит у стены на полу, по-прежнему в цепях. Ганс смотрит на нее с жалостью.

Ганс. Я тебе повторяю. Я здесь не для того, чтобы заставлять тебя поступать против собственной воли. Время насилия прошло, верно? Я здесь лишь для того, чтобы получить от тебя кое-какие объяснения, об этом меня просили и мои друзья. Ну, и наконец, мне просто хотелось взглянуть на тебя.

Лючия молчит.

Ганс. Я мог бы прийти в другое время, когда он бывает дома. Но я не с ним хотел поговорить. И я не хотел разговаривать с тобой в его присутствии. В связи с проходящим следствием он стал слишком подозрителен...

Лючия. Это естественно, он слишком хорошо вас знает.

Ганс. Что ты хочешь этим сказать?

Лючия. Он слишком хорошо знаком с вашей бухгалтерией смерти. Ничего не изменилось.

Ганс. Ты ошибаешься. Мы устроили свой собственный суд. Мы исцелились и живем спокойно.

Лючия. От этого не исцеляются.

Ганс. Это ты больная. Иначе бы ты не была с человеком, который тебя...

Лючия (резко перебивает его) Это мое дело.

Ганс. Я согласен. Ты просто помешалась, поэтому и осталась здесь копаться в прошлом.

Лючия. Макс не только прошлое.

Ганс. Почему ты не идешь в полицию?

Лючия не отвечает.

Ганс. Ну, почему? Состоялся бы суд, Максу бы вынесли приговор.

Лючия молчит.

Ганс. Если хочешь заявить в полицию, пойдем. Я тебя подвезу.

Лючия со смехом смотрит Гансу прямо в глаза.

Лючия. Я вас очень хорошо помню, профессор Фоглер. Вы сами отдавали приказы.

Ганс. Значит ты не забыла, что Макс был очень исполнительным штурмбаннфюрером. Помнишь, значит?

Лючия спокойно смотрит на него.

Лючия. Нет, не помню.

Ганс понимает, что он ничего не добьется от Лючии Атертон. Теряя терпение, он встает.

Ганс. Я тебя не заставляю вспоминать то, что тебе не хочется. Я пришел только за тем, чтобы попросить тебя дать показания и выяснить, правда ли, что ситуация, в которой ты оказалась, – результат твоего собственного выбора.

Лючия. Мне здесь хорошо.

Ганс. Значит вы хотите жить спокойно? Спокойно живется лишь в согласии с друзьями, соблюдая договоренности... объясни ему это... Мы могли бы подать в суд на Макса за убийство Марио. Но мы этого не сделали. Макс болен, и ему не следовало бы удаляться от нас... Видишь, он тебя похитил. Мы могли бы обвинить его и в этом.

Лючия. Я нахожусь здесь по собственному желанию.

Ганс пожимает плечами, как бы сомневаясь в этом.

Лючия. Он заковал меня в цепи из-за вас: он боится, что вы меня уведете.

Ганс смеется.

Ганс. Ты думаешь, что эта цепь может остановить того, кто хотел бы тебя похитить? Да вы просто двое безумцев. Ты можешь снять ее. Никто не хочет тебе зла...

Лючия смеется.

Лючия. Я знаю, чем кончают ваши свидетели. Макс мне рассказывал.

Ганс. Макс не понимает ни того, что говорит, ни того, что делает. Ум его помрачен.

Лючия утомлена разговором, она пожимает плечами и вдруг говорит.

Лючия. А теперь уходите! Прочь! Прочь!

Ганс. Я понял. Но если ты вдруг передумаешь, если цепь тебе покажется невыносимой – звони.

Ганс быстро уходит. Слышны его удаляющиеся шаги.

Утро. Макс возвращается домой. Соседка из квартиры напротив с собакой на поводке, увидев его на лестничной клетке, обращается к нему с беспокойством и любопытством.

Соседка. Я сегодня ночью слышала какой-то шум в вашей квартире. Может, что случилось?

Макс смотрит на нее холодно, хотя он и встревожен. Подходит к двери и сразу замечает, что кто-то пытался взломать замок.

Соседка. Может воры, господин Макс? Можно взглянуть... Боже мой.

Макс поворачивает ключ в дверях и сдерживает соседку, которая рвется зайти к нему.

Макс. Да все в порядке... Извините, мне некогда.

С этими словами он входит в сою квартиру, оставляя соседку сгорать от любопытства.