Текст книги "Серийный убийца - 3 (ЛП)"

Автор книги: Лили Вайт

Соавторы: Джаден Вилкес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Лили Вайт и Джаден Вилкес
Серийный убийца

Глава 1

Пэтти Уилсон

Пэтти застонала и почувствовала себя так, будто накануне из нее выбили все дерьмо. Она вспомнила, как ботинки Джейсона ударяли ей в голову, и попыталась вспомнить, что стало причиной данного поступка.

Но вместо этого девушка осознала, что дело было не в Джейсоне и не в паре ботинок.

Сексуальный богатый парень охренительно сильно треснул ее по голове бейсбольной битой. Она была немного под кайфом, когда это случилось, радостно треща с ним о чем-то всю дорогу. По крайней мере, так она сейчас думала.

Она была на грани истерики, и когда осознание произошедшего настигло Пэтти, когда она поняла, что сейчас была привязана и не могла пошевелиться, то наконец-то начала отходить от кайфа.

Ее веки вздрогнули, а затем открылись, пока до мозга доходили ощущения плотно зафиксированных креплений на ее запястьях и лодыжках, то, как пульсирует болезненная область на ее голове.

Ее первая мысль была о коксе. Сможет ли она его достать, где он, в безопасности ли, если да, то как ей самой добраться до него.

Вторая мысль была более шокирующей. Пэтти поняла, что она абсолютно голая на каком-то узком длинном столе.

В-третьих, вокруг было темно. Когда она застонала, звук раздался эхом по комнате. Девушка не могла достоверно вспомнить, куда именно парень привез ее, но у нее складывалось впечатление, что это было в районе промзоны. Как далеко они могли отъехать, после того как он ее вырубил? Когда это случилось, Пэтти находилась очень далеко от своего обычного места работы, так что она не могла сообразить даже, где именно села в его машину.

Он казался таким милым. Вежливым, привлекательным и богатым. Блядь. Он был ее знаком свыше, сигналом, что все станет лучше.

Ее четвертая мысль принесла с собой острое чувство вины; мысль о Саре. Пэтти не знала, который сейчас час, спит ли еще Сара? Все ли с ней в порядке?

И почему она не подумала о Саре сразу же, как проснулась? Пэтти решила, что она реально хреновая мать.

С другой стороны, девушка была уверена, что Джон позаботится о малышке. По крайней мере она на это надеялась, так как знала, что ее мать не станет этого делать.

– Привет? – позвала Пэтти, но в ответ услышала, лишь как ее собственный голос отражается от поверхностей холодных стен комнаты.

Холод, здесь реально было холодно. Пэтти дрожала и попыталась что-то нащупать, чтобы накинуть на себя. Но в зоне досягаемости ничего не было, ее руки были привязаны, а сама она голая, замерзшая, пропавшая без вести, но больше всего сейчас ее беспокоила ломка по коксу.

      ***

Она не осознавала, сколько времени прошло. То ли Пэтти спала, то ли снова теряла сознание, учитывая пульсирующую головную боль, девушка просто не могла быть уверена в ответе на данный вопрос.

Просыпаясь, Пэтти делала то, что игнорировала годами. Она говорила с Богом.

– Я прекращу все это, – умоляла она его, вспоминая все годы своих ошибок, – просто вытащи меня отсюда, и я никогда не буду снова принимать кокаин. Я буду идеальной матерью. Я даже начну ходить в церковь, просто, пожалуйста, помоги мне.

Но даже произнося это, девушка знала, что лжет. Ей чертовски не хватало сейчас дозы, и покинув это здание, она бы ринулась на поиски, желая поправить свое самочувствие.

В какой-то момент девушка услышала тихий звук, скрип или скрежет металла о металл.

– Привет? – позвала она в темноту. – Кто здесь?

Она ощущала себя героем фильма ужасов, от чего молилась еще усерднее, прося о счастливом исходе своей судьбы.

Вспыхнул свет, ослепляя ее глаза и спутывая мысли. Пэтти зажмурилась, пытаясь сдержать волны боли в виске.

– Привет? – сказала она вновь, на этот раз ее голос был тише шепота.

– И тебе привет, – ответил мужской голос. – Ты скучала по мне?

Она открыла глаза и взглянула на мужчину, который ее ударил.

– Отпусти меня, – произнесла Пэтти, – я никому ничего не скажу. Обещаю. Кроме того, даже если я и проболтаюсь, кто поверит наркоманке как я, верно?

В его взгляде появились искорки веселья, когда парень осматривал Пэтти сверху донизу, внимательно изучая.

– У меня есть ребенок, – произнесла девушка, надеясь надавить на него на более глубоком уровне, – ее зовут Сара, и она – это все, что у меня есть в этом мире, а я – это все, что есть у нее. Прошу, не причиняй мне боли, отпусти меня к моей малышке.

– У тебя есть ребенок, а ты по-прежнему продаешь свою задницу и делаешь минет? – спросил он, немного насмешливым тоном, но в этом был скрыт некий признак того, что данный факт стал для парня откровением.

– Да, моя малышка. Сара, – напомнила Пэтти ее имя, – ты можешь проверить мой телефон, у меня есть тысячи ее фото.

– Тогда как ты пришла к такой жизни? – спросил парень, проводя рукой вдоль ее дрожащего избитого тела.

– Тот кусок дерьма, на которого я работаю, – сказала Пэтти, выкладывая все на чистоту, в надежде, что заслужит своего рода ответную симпатию, – Джейсон, он был моим сутенером и парнем.

– Он был твоим парнем и позволял тебе трахаться с другими мужчинами?

– Он заставлял меня, – сказала Пэтти, – я никогда не хотела этого, особенно поначалу, но Джейсону нужны были деньги. Наркотики просто сделали все немного проще для меня.

Парень еще раз окинул ее взглядом и нахмурил лоб, будто бы глубоко задумавшись.

– Боюсь, твои дела не пойдут на поправку, – наконец-то сказал он, – мне нужно держать Зверушку живой, а ты мне в этом поможешь.

Он подошел к тумбочке и открыл несколько выдвижных ящиков. Вытащив целый набор различных на вид инструментов, он положил их на передвижную тележку, по типу тех, что использовались в операционных комнатах.

Сначала Пэтти начала плакать и хныкать, но пока он работал, готовя что-то для нее, ее плач перешел в полноценные рыдания.

– Пожалуйста, не надо, – сказал он, обернувшись. Парень был так красив, так хорошо сложен. А его глаза, они были такими прекрасными, душевными и нежными. Они абсолютно скрывали того монстра, что таился внутри. Эти мысли остановили плач девушки.

– Прости, – сказала она. – Я скучаю по своей малышке. Я так сильно люблю ее.

– Так же как и я люблю Зверушку, – сказал мужчина, толкая тележку ближе к столу. Пэтти повернула голову и смогла разглядеть ряд ножей, веревок и некоторые вещи, название которых она не знала.

Девушка завыла, когда парень взял длинный, тонкий нож и поднес его к ее щеке.

– Пожалуйста, – взмолилась она, – не нужно этого делать.

– Прости, – повторил он, – но мне это нужно. Мне необходимо это, или же я убью ту единственную женщину, которую смог полюбить. А мы ведь не можем этого допустить, верно?

Пэтти изо всех сил пыталась не закричать, когда он начал резать ее, но рыдания вырывались сами по себе, а сознание затопила мысль, что в те моменты, когда ты думаешь, что жизнь дерьмо... все становится гораздо хуже.

Гораздо хуже.

Глава 2

Джуд

Я применил минимальное давление на ее плоть и наблюдал, как разделилась ткань, как хлынула кровь, измазывая лезвие ножа. Это было похоже на живопись, а я был художником.

Я оставил ее на столе, после того как ударил битой, но последний эпический провал вынудил меня вернуться к ней так скоро. Я уже направлялся домой, после долгого абсолютно непродуктивного дня на работе, но решил проверить состояние девушки.

Я собирался дать ей немного еды и питья, плюс набросить на нее одеяло, но один взгляд на ее тело мгновенно возбудил меня.

Она была так похожа на Зверушку много лет назад.

Ее уязвимость опьяняла. И я решил немного поиграть, перед тем как вернуться домой к Зверушке и ее постоянной потребности в самоутверждении.

Девушка издала звук, словно напуганный маленький ягненок, в этом звуке невозможно было разобрать слова, скорее просто стон боли и отчаянья.

Я не знал, что она была матерью. Было что-то отталкивающее в убийстве женщины, принесшей в этот мир ребенка. Не знаю почему.

– Не шуми, – сказал я, лаская ее грудь кончиком ножа. Я сражался с желанием всадить нож ей в горло и трахать, пока артериальная кровь будет брызгать на пол. Но девушка была мне нужна, чтобы держать Зверушку живой так долго, чтобы я смог вернуться к полноценной нормальной жизни.

Зверушка, Вероника, Ронни.

Я не знаю почему, почему не разгадал секрет еще тогда, когда она назвала мне свое имя. Возможно из-за того, что прошло слишком много лет. Или может быть, в тот момент я был слишком сосредоточен на пульсирующей плоти ее горла или ее завораживающих глазах, и не смог вспомнить.

Вероника Лапьер, дочь Иоланды... моей бывшей няни. Я вырос, будучи опекаемым целой вереницей нянек, они сменялись одна за другой, так как не могли вынести меня; в раннем детстве я был трудным ребенком. Никто не задерживался надолго.

Иоланда была с нами дольше всех, от моего десятилетия и до двенадцатилетия.

Вы, наверное, хотите спросить, зачем двенадцатилетнему ребенку няня? К этому моменту няня исполняла больше защитную функцию.

Мои родители получали постоянные жалобы со школы и от соседей, мне было все сложнее и сложнее контролировать свои порывы в столь юном возрасте, и иногда они распространялись и на нашу жизнь.

Вначале я мог подавить их, совершая действия, несущие незначительные последствия, например, в пять лет я разбил яйцо Фаберже матери или врезал топором по ее лампе в стиле Тиффани, когда мне было семь... в девять я разрубил ножом мясника дорогущий проигрыватель отца.

Даже тогда я испытывал чистейшую радость от разрушения, но не связывал его с сексуальным контекстом.

Дети в школе доставали меня, в результате, пара машин в нашем районе были разбиты, но ничто не приносило мне такого глубокого наслаждения. До нее.

До Вероники.

Иоланда не должна была приводить свою дочь на работу, но мои родители никогда не жаловались на это, потому к нам тайком время от времени заглядывала маленькая Вероника.

Она очаровала меня. Девочка была прелестным ребенком : милое личико с невинной абсолютно молочно-белой кожей и длинными черными волосами. Она была около детсадовского возраста, это где-то пяти лет, верно?

Девочка была отпетой злючкой, дерзкой и болтливой маленькой штучкой.

Как-то она нашла меня у бассейна, я загнал в угол кота, но не причинял ему боли, я никогда не причинял особого вреда животным, но мне нравилось изводить их. В конечном итоге, я хотел подтолкнуть его в воду и посмотреть, поплывет ли он, но тогда я просто наслаждался процессом до этого момента.

Вероника застукала меня, и я был не готов к этому. Я был избалованным богатым мальчиком, и даже мои учителя в школе были подкуплены деньгами отца. Никто не говорил мне нет.

Мои собственные родители предпочитали свалить куда подальше, чем противостоять мне. Полагаю, когда вы несете подобную ауру вокруг себя с раннего возраста, люди учатся держаться подальше.

Не знаю, как ей удалось возыметь тогда на меня такое воздействие, учитывая ее возраст, но девочка это сделала.

Она подошла ко мне в тот момент, когда я лениво толкал кота носком своей туфли.

– Перестань, ты делаешь ему больно, – сказала она.

– Это не так, – ответил я, – я просто валяю дурака с ним.

– Прекрати, или я расскажу маме, а она твой начальник, когда твоих родителей нет дома.

Тогда я развернулся к ней и окинул ее взглядом с головы до ног. Она была на год младше меня, но даже тогда в ней была некая искра неповиновения, как и сегодня. Я рассмеялся над Вероникой, за все годы я не воспринимал никого в роли начальника.

Я был довольно скороспелым ребенком.

– Попробуй, – ответил я и отвернулся в сторону кота. Было очевидно, что я не нанес ему и малейшего вреда. Жирный просто лег на террасе у бассейна и наслаждался жаром от солнечных лучей. Он мурчал как сумасшедший, чем и привлек мое внимание. Я толкнул его ногой, на этот раз немного сильнее, просто чтобы поставить точку над i.

Я разозлился и сдвинул его с места. Но кот просто продолжал мурчать, замахав лапами в воздухе, как чертов идиот.

Вероника накинулась на меня, выпрыгнула из-за моей спины, когда я присел рядом с кошкой, подталкивая ее к бассейну.

Я встал, сбил девочку с ног и услышал крик боли, когда она приземлилась, ударившись о кирпичный угол изгороди. Вероятно, мне не стоило толкать ее так сильно, но дело было сделано.

Я встал, возвышаясь над ней, и наблюдал, как она отползает от меня, будто бы умоляя о пощаде, тогда-то я и почувствовал это впервые.

Чувство контроля возбудило меня так, что мой маленький член встал.

Я напряженно смотрел на нее, маленькую красавицу, пытающуюся сбежать от меня со слезами, текущими по ее нежным маленьким щечкам, а два мои полушария наконец соединились воедино.

Власть над тем, чтобы контролировать кого-то, иметь возможность ему навредить, беспомощность женщины или девочки, все это дарило мне сексуальные переживания.

Возможно, это была моя первая эрекция, я не могу точно вспомнить, но это точно самый памятный момент моего детства.

Тогда я опустился рядом с ней на колени и толкнул ее руки вниз, прижал их своей ногой и зажал ее рот рукой.

Она кричала и вырывалась, пыталась укусить меня и сбежать.

На этом моменте мое воспоминание становится туманным, я совсем не помню, как далеко зашел в тот день, но я помню вид ее задранной юбки и крики, от которых закладывало уши.

Иоланда нашла Веронику плачущей, по ту сторону изгороди у бассейна. К тому времени я уже давно ушел оттуда, но синяки на руках и лице девочки свидетельствовали сами за себя.

Иоланда всегда знала, что это сделал я, хотя юная Вероника отказывалась рассказывать о случившемся, и дело было закрыто.

По крайней мере на те два дня, пока моих родителей не было дома. Когда они вернулись, Иоланда устроила шоу, притащив Веронику на второй этаж и, кричала на моих родителей, требуя, чтобы они сделали что-то с их монстром сыном, или же она вызовет полицию.

Насколько я помню, полиция и правда получила заявление от матери девочки, но к тому времени Вероника уже выздоровела, и на ее теле не осталось фактических доказательств, добавьте к этому то, что друг моего отца был шишкой в полиции, и дело было закрыто.

Если бы Иоланда молчала, ее бы никогда не уволили.

Если бы она не пошла в полицию, она никогда бы не знала горя.

Последнее, что я о ней слышал, когда был подростком, так это то, что она стала наркоманкой, а ее дочь пропала.

Думаю, Зверушка исчезла из моей жизни лишь для того: чтобы снова появиться в самый неожиданный момент.

Думаю, что девочке, которая впервые вызвала у меня стояк, было изначально предначертано стать любовью моей жизни.

Жизнь – странная штука, и вы никогда не узнаете, что она вам подкинет, и это еще одна причина, по которой я жил вне рамок и нарушал нормы системы.

Зачем играть по правилам, когда все вокруг так непостоянно?

Хныкающая девушка вернула меня из воспоминаний к настоящему.

Она едва дышала, ее грудь вздымалась и опадала в череде коротких прерывистых вздохов. Нож путешествовал по ее коже, пока я вспоминал прошлое, а кровь струилась под тело девушки. Ярко-красные полосы указывали на то, где находилось лезвие в разгар моих воспаленных видений.

– Заткнись, сейчас же, – сказал я, и она начала дышать более медленно, – я не собираюсь тебя убивать. Я просто хочу поиграть.

Она подняла на меня взгляд, в ее глазах вспыхнула надежда с примесью подозрения.

– И я смогу пойти домой к Саре? – спросила девушка.

Я покачал головой, положил нож на стол рядом с ней и сказал:

– Еще нет. Пока что нет.

Я расстегнул штаны и достал свой пульсирующий член. Видение лица Зверушки заменило лицо этой девушки – образ Зверушки в детстве, в зрелом возрасте, Зверушки, которая стала для меня всем моим миром.

Всегда Зверушка.

Я начал поглаживать себя, взял нож и провел им вдоль ее груди. Я двигал им взад-вперед в одном ритме с моими неистовыми движениями руки, кровь покрывала полосами кожу девушки, пока я ощущал, что приближаюсь к освобождению.

Девушка начала плакать, жалко хныкать – звуки женщины, которая уже сдалась, согласилась на свою участь.

– Зверушка, – произнес я, скорее не как слово, а как гортанный рык, когда кончил на окровавленные ребра девушки. Сперма и кровь смешались воедино, и я провел головкой моего члена по этой смеси. Я вздрогнул, окончательно излившись на ее бок, нож выпал из моих рук, и я выдохнул.

Затем я смотрел на тело девушки, полосы крови, полосы спермы, я провел рукой и почувствовал влагу на кончиках своих пальцев.

После чего попробовал эту смесь на вкус: себя и кровь – острый и сладкий привкус жизни и смерти.

Власти и контроля.

Зверушки и Меня.

Мы были вместе, и мы будем вместе.

Пока смерть не разлучит нас.

Глава 3

Джуд

Она все никак не прекращала болтать, а мне нужно было, чтобы она заткнулась. Мне нужно было осмыслить эту новую информацию, мне необходима была тишина.

Я никогда не осознавал, насколько занятой может быть женщина, когда она не связана и не умирает.

Предполагаю, я никогда особо не тратил время на настоящую жизнь и потому сейчас был ошеломлен тем, насколько разговорчивой оказалась Зверушка.

Она постоянно двигалась.

Даже сейчас в моей постели, после полуденного ванильного секса, я мог почувствовать, как ее нога дергается рядом с моей, пока девушка пытается держать свой рот на замке.

Она, видимо, не понимала, что все это не было игрой. Я не был застенчивым или игривым парнишкой, когда приказал ей замолчать, чтоб я мог почитать.

Приказывая ей, я прямо сказал, чтобы она на хрен заткнулась. Я слишком устал, чтобы затыкать ее рот своим членом, мне всего лишь хотелось хоть мгновение побыть рядом с женщиной, которую я любил без этих неестественных вздохов и птицеобразных вздрагиваний ее конечностей.

– Почему бы тебе не приготовить нам что-то на ужин? – наконец не выдержал я, но все же стараясь быть как можно деликатнее.

В ответ Зверушка засияла, желая обрадовать меня.

– А что бы ты хотел? – спросила она, а ее красивые глаза вспыхнули желанием осчастливить меня. Почему же я не был счастлив? Почему не мог просто ощутить это хреново счастье?

Да потому что я был директивен, глубоко испорчен; я осознал это за те дни, что был со Зверушкой, после того как сообщил ей, кто я.

Казалось, что каждая клеточка моего тела была против моего счастья, моего стремления быть нормальным. Полярность каждой клетки моего тела изменилась, мой север стал югом и наоборот.

– Почему бы тебе не сделать мне сюрприз, любимая?

Она не скрывала от меня своей радости, подпрыгивая на кровати и натягивая шелковый халат на свое стройное, чувствительное тело.

Если бы она не говорила, то вообще была бы идеальной женщиной.

– Подожди меня здесь, – сказала она, – я приготовлю нам нечто замечательное.

Я улыбнулся, наслаждаясь видом ее покачивающейся попки, пока девушка выходила из комнаты. Ее упругой, округлой задницы, за которую я хватался, когда вбивал свой член в ее совершенную тугую киску.

Обычно Зверушка молчала, пока я ее трахал.

Это в некотором роде увеличивало мое либидо, а еще позволяло получить дополнительное удовольствие от нашего секса.

Я вернул свое внимание обратно к газете и проверил состояние на рынках. Знаю, что было довольно причудливо получать информацию из газет, тогда как я мог получить ее с моего телефона, но мне нравилось видеть напечатанные данные больше, чем электронные.

Это связано с тем, что где-то глубоко у меня в мозге подобные вещи из прошлого вызывают чувство уверенности, помогают не ощущать себя таким потерянным.

Когда я был ребенком, мой отец проверял состояние рынков каждое утро, сидя на веранде, пока прислуга наливала ему апельсиновый сок из Флориды и ставила перед ним тарелку с омлетом из яичных белков.

Я сидел возле его колена, разговаривая, ерзая на месте и глядя на него снизу вверх, так же как сегодня на меня смотрела Зверушка.

Постоянно нуждаясь, желая угодить ему. Желая завоевать больше его внимания, общения, любви.

Но из-за бизнеса отец всегда вел себя как ублюдок, а мама твердила мне, что мне не следует воспринимать это на личный счет.

Однако я был всего лишь ребенком, как я мог не воспринимать это на личный счет? Его столь неожиданная вспыльчивость ощущалась будто розга, ударяющая по моей голой нежной плоти.

Еще до детского сада я научился быть незаметным в собственном большом одиноком доме. Я привык подкрадываться, никогда не повышать голос, не выдавать свое присутствие, боясь вызвать гнев отца или привлечь его излишнее внимание.

Я пролистал еще пару страниц газеты, изучил бизнес-раздел.

Заголовок одной статьи привлек мое внимание, и я внутренне застонал, прочитав его.

"Корпорация Грей расформировалась за одну ночь."

Далее шло описание, как компания, в конце концов, полностью обанкротилась, того, что в главном офисе и по частным резиденциям генерального директора уже шерстят кредиторы, ища все, чем можно было бы поживиться.

К статье прилагалось фото, выглядящего крайне изнеможенно молодого человека и женщины рядом с ним с младенцем на руках. Они стояли на тротуаре возле жилой башни, а возле них стояли чемоданы. За их спинами стоял кардиохирург моего отца, выглядя более чем безутешно. Человек, которому предполагалось, что я помогу, тот, кого я определенно подвел.

Я абсолютно забыл о договоренности, об этой небольшой услуге с моим отцом, я забыл о той маленькой дерьмовой компании техников, которую должен был спасти, дабы папа смог чрезмерно гордиться, будто суперзвезда перед своими друзьями в загородном клубе. Я забыл о его друге хирурге со всеми его миллионами, застрявшими в этой вышеуказанной компании техников.

Прочитав статью, я сложил газету дважды пополам, а затем убедился, что края совпадают в одну линию. Положив ее на свою прикроватную тумбочку, я схватил пушистую, сбитую подушку, прижал ее к лицу и заорал:

– Бляяяяяяяяяяядь!

Закончив кричать, я осознал, что выпустил немного накопившейся внутри тревоги, потому положил подушку на место; от влажных очертаний рта и моей слюны на ней осталось заметное мокрое пятно.

Я опустил ноги на пол с одной стороны кровати и какое-то время сидел так абсолютно неподвижно.

Я знал, что мне придется встретиться с отцом, взглянуть ему в лицо и вынести его гнев.

Я больше не был ребенком и не боялся его, он ничего не мог мне сделать. Он больше не мог раздеть меня перед домиком для персонала и избивать так, чтоб мои раны не заживали несколько дней.

Мне больше не пришлось бы спать на животе, пока девушка филиппинка прокрадывалась в мою комнату, чтобы обработать мои гноящиеся раны.

Хотя нужно отдать ей должное, она реально хорошо заботилась о моих увечьях, в конце концов, не осталось ни одного шрама. Я так и не узнал, что за мазь она наносила на мои следы от ударов плетью, но средство и правда было чудотворным.

Однако, зная, где были раны, я все еще мог прикоснуться к коже спины и ощутить под ней небольшое уплотнение ткани.

Не думаю, что Зверушка замечала это, когда вонзала ногти мне в спину.

Я рассеяно ухватился за свой член и начал его поглаживать, думая о ней, моей маленькой дерзкой девочке, вступившейся за меня, тогда как никто не сделал бы этого.

Я слышал, как она поет на кухне, слышал, как стучат и дребезжат тарелки и кухонное оборудование, и почувствовал небольшой прилив каких-то абсолютно новых чувств.

Не знаю, было ли это счастьем, но это точно было связано с моим твердым, как скала, членом и тем, что мне необходимо было трахнуть Зверушку.

Я встал и направился на кухню, поймал девушку сзади, задрал вверх ее халатик и погрузился в нее раньше, чем она смогла вымолвить хоть слово.

Моя рука зажимала ей рот, приглушая крики удовольствия девушки, пока я изливал в ее влагалище свое разочарование и тревоги. Я выпустил из себя весь негатив до последней капли; это позволило мне забыть о той нервной энергетике, что я ощутил, когда прочитал заголовок.

Мгновение я оставался внутри Зверушки, держа руку у нее на губах и наслаждаясь тишиной. Наполнившее меня спокойствие, кажись, ощутила и она, потому что не двигалась, не пыталась разговаривать или обернуться, чтобы взглянуть на меня.

Мой член обмяк, и я выскользнул из нее, отступил на шаг и шлепнул девушку по попке, говоря:

– Я собираюсь принять душ. Поем, когда закончу.

Она выпрямилась, поправила халатик и повернулась ко мне лицом.

– Без проблем, – сказала девушка, улыбаясь, и казалось, что эта улыбка несколько натянута. Что она скрывает что-то более потаенное, но спустя мгновение это выражение исчезло с ее лица, и девушка снова стала моей Зверушкой. – Я готовлю салат с тунцом, надеюсь, ты не против.

– Я люблю этот салат, – ответил я и наклонился, чтобы наградить ее поцелуем, – ты слишком ко мне добра.

Уходя, я почувствовал, как странное ощущение разлилось по всему моему телу.

Счастье. Уверен, что именно это я тогда и почувствовал.

Пока принимал душ, я насвистывал, смывая с себя соки ее киски и представляя, как погружусь в нее снова позже вечером.

Жизнь была хороша. Я не мог отрицать этого.

      ***

 – Мистер Холлистер, – раздался голос Томаса, нарушая тишину моего кабинета. Казалось, он звонил сквозь миллионы миль посредством интеркома, хотя на самом деле был в нескольких шагах. – Здесь пришел ваш отец...

Его голос прервался, и я услышал шарканье ног у своей двери. Я повернулся и сел на стул, так как ранее стоял у окна, глядя на вид города у моих ног.

Я занял позицию, кричащую о моем безразличии, и не сменил ее, даже когда отец вломился в кабинет, подобно свирепому быку, отталкивая Томаса.

– Я просил тебя лишь об одной услуге, одной гребаной услуге, и ты проебал это! – заорал он. Томас съежился и вздрогнул за его спиной, я махнул ему рукой, чтобы тот вышел и закрыл за собой дверь.

Физически я был похож на отца, такой же как и он высокий, мускулистый, очень красивый мужчина, но на этом наше сходство заканчивалось.

Там, где он реагировал, выражая неистовую ярость, я научился держать все внутри себя, выражая свой протест маленькими, контролируемыми дозами.

Он был взрывом посреди селения, я же был более похож на травяной пожар в поле, преднамеренный и плодотворный, так как после пожара в поле вырастала новая зеленая растительность.

Отец выглядел смущенным тем, что его гневная речь не возымела на меня никакого эффекта, тем, что я больше не боялся его.

Я схватил стрессбол со своего стола и начал ритмично сжимать его, пока оценивающе холодно взглянул на отца.

– У тебя есть какое-то оправдание? – закричал он и стукнул кулаком по моему столу.

– Совет решил, что это финансово нецелесообразное вложение, – ответил я, глядя прямо ему в глаза.

Он стоял, готовый к нападению. Его ноздри были расширены, а венка на его виске так пульсировала, что я видел это со своего места.

– Садись, пап, – сказал я, – мама убьет меня, если тебя хватит еще один сердечный приступ прямо у меня в офисе. Если ты хочешь подвергнуть себя этому, то будь добр, сделай это дома.

Глядя на меня, он опустился в кресло, сгорбился и внимательно изучил выражение моего сердитого лица.

– Кто ты? – спросил он спустя момент.

– Я – твой сын, твое творение и глава этой компании. И я не стану тратить наши деньги просто на то, чтобы повысить "твою репутацию" в загородном клубе. Если ты хочешь помочь своему другу врачу, то тебе придется сделать это, используя свои собственные счета.

– После всего, что я сделал для тебя, всего, на что я закрывал глаза, пока ты был молод и ссал в свои штанишки, трясясь как осиновый лист, каждый раз как я смотрел на тебя.

Я не отреагировал на эти слова. Я никогда не возражал отцу. И не делаю этого по сей день.

– Как я и сказал, я – продукт твоего собственного творения.

– Ты был моим разочарованием с того дня, как появился на свет. Знаешь, ты бесконечно плакал, даже при том, что с тобой круглосуточно сидела медсестра и няня, ты все равно непрерывно хныкал, будто раненое животное.

– Я не могу говорить об этом этапе своей жизни, – ответил я, – но поверь мне, сейчас я отнюдь не плакса. И я не собираюсь приводить эту компанию к потере миллионов долларов лишь ради спасения разорившейся технологической фирмы в Сиэтле. Техническое направление уже мертво, тебе бы следовало это знать. Ты не так давно отошел от дел.

Его лицо стало красным, а вена на виске перестала пульсировать.

– Знаешь, было время, когда я хотел отправить тебя в военный колледж. Но твоя мать была слишком мягкой с тобой каждый раз, когда я занимался твоей дисциплиной, ты бежал плакаться мамочке, дергая ее за юбку. Неудивительно, что ты провалился в личной жизни, это последствия суперопеки твоей матери.

Я ощутил, как едва заметно вздрогнул уголок моего глаза, но не стал реагировать на насмешки отца. Он более был не в силах ранить меня. Я был лучше него. Я был вторым мистером Холлистером. ох... в общем, новой улучшенной версией. Там, где отец был неуклюж, у меня был полный контроль, вместо его гнева, у меня была педантичность в вопросе выражения собственных эмоций.

– Я бы не назвал жизнь с девушкой неудачной личной жизнью, – сказал я и крепко сжал стрессбол, – но сомневаюсь, что тебе вообще что-то известно об удачной личной жизни в спальне, верно?

Это было предположение из разряда пальцем в небо, но судя по тому, как отец вздрогнул, как наклонился, услышав мои слова, я знал, что попал в яблочко.

– Девушка? – спросил он, усмехаясь, – ты уверен, что это девушка? У меня были свои сомнения насчет тебя, сын.

– Да, – ответил я, зная, что преимущество на моей стороне, – этим утром она приготовила мне обед и отсосала у меня. Так что я вполне уверен, что она девушка. Ты разве не рад перспективе иметь внуков?

– Пока они не будут нуждаться в ком-то, кроме их родителей, я буду вполне рад, – ответил он.

– Их мать будет идеально любящей, так что уверен, с ними все будет в порядке.

– Тебе стоит на это надеяться, так как в противном случае ты потратишь так же много времени на сокрытие их... преступлений, сколько я тратил на сокрытие твоих.

– Ага, пап, ты отлично справился со своей работой, вырастив меня замечательным молодым человеком, тем, кого ты видишь перед собой сегодня, – я послал ему короткую насмешливую улыбку, а затем наблюдал за тем, как отец ерзает на своем стуле, пока, в конце концов, не встал.

– Ладно, меня ожидают в клубе. Не могу поведать в полной мере, как это расстроило меня, но раз уж данное решение было принято в интересах компании, у меня нет вариантов, кроме как доверять ему, – он поднял свою руку, показывая, что сдается.

Я уронил стрессбол, встал и подошел к отцу. Мы пожали друг другу руки, и когда он сжал мою ладонь, то сказал:

– Приезжай со своей девушкой в эти выходные. Твоя мать будет рада с ней познакомиться.

Наши руки на миг замерли, его захват усилился, и я мог заметить, как самодовольно вздрагивает уголок его рта. Он все еще не верил мне. Я собирался довести Зверушку до ума за следующие несколько дней, но теперь уже не мог идти на попятный.