Текст книги "Шесть братьев (ЛП)"

Автор книги: Лили Сен-Жермен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Автор: Лили Сен-Жермен

Название: «Шесть братьев»

Серия: МК «Братья Цыгане». Книга вторая.

Переводчик: Ленчик Lisi 4 ka Кулажко, Jane Doe

Редактор:   Ленчик Lisi 4 ka Кулажко, Таисия Самсевич

Вычитка: Ленчик Lisi 4 ka Кулажко

Оформление : Ленчик Lisi 4 ka Кулажко

Обложка: Jane Doe

Перевод группы: https://vk.com/stagedive

18+ 

(в книге присутствует нецензурная лексика и сцены сексуального характера)

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

 

Я лгала.

Я хитрила.

Я отдала свое тело и свою жизнь человеку, который разрушил мою семью и бросил меня умирать.

Я убила, я согрешила, и, что самое ужасное из всего этого, я наслаждалась страданиями других.

Я слизывала соленые слезы отца, оплакивающего своего первенца, и ничто еще не было так сладко на вкус.

Я умерла, и я воскресла, словно феникс из пепла.

Я знаю, что мне дорога в ад. Я буду гореть в огненных ямах рядом с Дорнаном и его сыновьями за то, что сделала, и за то, что я собираюсь сделать.

Но мне все равно.

Уничтожение Дорнана Росса будет стоит каждого прикосновения дьявольского пламени к моей грешной плоти.

«Быть обманутым – это ничто, если только ты не будешь продолжать помнить об этом.» – Конфуций.

Я никогда не забуду. И поэтому для меня обман был всем.

Для тех, кто сражается.

Никогда не сдавайтесь.

Некоторые люди назвали бы меня шлюхой. Девушкой, которая продала свою душу дьяволу. Которая впустила его в себя без угрызения совести. Которая танцевала с монстром, уничтожившим все.

Таким людям я могу сказать только одно: мне не нужно было продавать свою душу Дорнану Россу. Она уже принадлежала ему. И как только я убью его, может быть, тогда я смогу вернуть ее обратно.

Когда я размышляю о жизни до того, как, якобы, Джульетта Портленд умерла, я думаю о полуденном солнце, и о том, как оно поймало воду, заставив миллион крошечных бриллиантов сверкать в волнах Венецианского пляжа. Я думаю о смехе и первых поцелуях, о мороженом, украденном пиве и о колесе обозрения.

Я думаю о том, как сильно я любила Джейсона Росса, и как отважно он боролся, чтобы защитить меня, когда остальная часть его семьи избивала и насиловала меня до полусмерти.

Я думаю о своем отце, и о том, как всякий раз, когда он был рядом, я чувствовала себя в безопасности, несмотря ни на что.

Я думаю о своей матери, и как равнодушно она относилась к моему существованию. До такой степени, что отец собирался забрать меня подальше от всего, в том числе и от нее, чтобы у нас была жизнь, свободная от постоянной опасности, которую представлял собой такой клуб, как «Братья Цыгане».

Я думаю о том, какая была бы замечательная жизнь, если бы он достиг своей цели.

Это правда, что они говорят – держи друзей близко, а врагов еще ближе. Только они забыли добавить: не держите врагов так близко, чтобы они могли нанести удар без предупреждения. В этом и заключалась ошибка моего отца. Это было наше смертельное падение.

Когда я планировала месть, я поклялась не совершать тех же ошибок, что и он. Позволяя врагу быть слишком близко; Дорнан был вице-президентом клуба, в то время, как мой отец был президентом, но он быстро терял контроль, так как Дорнан со своими сыновьями превзошли его.

Я помню те последние моменты, перед тем, как я потеряла сознание, когда Чад и Макси погружали меня в кузов фургона, чтобы отвезти в больницу.

– Почему бы нам просто не прикончить ее и дело с концом? – Чад спросил у своего отца, пока боролся с моим почти мертвым телом.

Дорнан выписал подзатыльник своему старшему сыну и указал на меня, избитую, окровавленную, один из моих глаз опух, а другой был подбит настолько, что не было видно, куда они меня везут.

– Мы не можем убить ее, – выплюнул Дорнан. – Она знает, где деньги.

– Какие деньги? – спросил Макси.

Дорнан вздохнул.

– Вы, мальчики, мать вашу, совсем не слушаете? Лям, который ее папаша присвоил себе из этого клуба, в то время пока я был занят вами, ребята, и вашими гребаными матерями в эти последние годы.

Чад присвистнул, забросив меня в кузов фургона, словно мешок промокшей картошки.

– Это большие деньги.

Я заскулила, когда моя голова столкнулась с твердым дном.

– Так и есть, сынок, – согласился Дорнан. – Но дело не в сумме. Дело в принципе, понимаешь?

Чад кивнул.

– Ты не воруешь из собственного клуба.

– Правильно. А теперь отвези эту суку в больницу, чтобы мы могли выяснить, что, бл*ть, они сделали с моими деньгами.

– А потом?

Я дрожала, наблюдая за ними со своего места на грязном полу фургона.

Дорнан вздохнул.

– А потом мы ее прикончим.

Я поклялась не повторять ошибок отца. Но здесь, сейчас, лежа под Дорнаном, пока он наполняет меня своей яростью и горем – его старший сын мертв от моей руки и похороны всего через несколько часов – я должна задаться вопросом, что, если я иду именно по тому же пути, который привел нас к разрушению все эти годы назад.

Прохладное утро, ветер дует прямо со стороны холодного моря, заставляя пряди выбиваться из моего неряшливого хвоста. Я бегу по улице, свободная женщина в данный момент, спустившись по пожарной лестнице, мой новый найденный выход в самой задней части клуба, вероятно, давно забытый.

Ярко-розовые Найки на моих загорелых ногах резко контрастируют с серым тротуаром, когда я отбегаю от клубного дома. Мой пункт назначения всего в нескольких кварталах отсюда, в противоположном направлении от стриптиз-клуба «Va Va Voom».

Я выбираю живописный маршрут, несмотря на то, что он длиннее и уклоняется от моего пути, потому что я долгое время не жила рядом с океаном, и мне не хватало этого.

Примерно через десять минут у меня отдышка, и пряди из моего хвоста прилипают к шее. Раньше я была намного выносливей, нежели сейчас, но единственное упражнение, которое мне достается в последнее время, включает в себя отсасывание члена у Дорнана, что не совсем помогает сжигать калории.

Заброшенный судоходный двор передо мной окружен высоким забором, состоящим из колючей проволоки, но я нахожу дыру в звеньях цепи и пробираюсь внутрь. Двор грязный и непривлекательный, с высокими сорняками и заброшенным зданием с разбитыми окнами в центре территории. Все именно так, как мне нравится, когда встречаешься с кем-то инкогнито.

Мы должны были встретиться на противоположной стороне здания кирпичного комплекса, в котором когда-то располагался офис открытой планировки. Теперь он пустует – дом для бездомных птиц, которые могут попасть внутрь через разбитые окна и гнездиться на деревянных стропилах.

Когда я поворачиваю за угол в дальнем конце здания, вижу его.

– Эллиот, – говорю я, расплываясь в улыбке.

Он ухмыляется, и мой желудок делает сальто. Прошла неделя с тех пор, как я его видела. Среди всего сумасшедшего дерьма, которое произошло после смерти Чада, я не могла в одиночку покинуть клуб больше, чем на пять минут, и тем более добраться через весь город до тату-студии Эллиота или до таксофона.

Он попивает кофе, глаза сонные, и одет он в джинсы и толстовку.

– Эй, – говорит он, небольшая пауза после сказанного слова, словно он не может решить, как ко мне обратиться.

Хорошо. Он учится.

Когда я подхожу ближе, он раскрывает свои руки, затягивая меня в медвежьи объятия. Сначала я вздрагиваю, не привыкшая к внезапному проявлению подлинной привязанности, прежде чем растаять у его груди.

Он по-братски чмокает меня в лоб и отступает назад, осматривая мою обычную одежду.

– Где твой шлюшный костюм сегодня? – спрашивает он, поднимая руки вверх, когда я приближаюсь, чтобы стукнуть его.

– Заткнись, – говорю я, ворую его кофе и делаю глоток. Жидкость черная и горькая, никаких следов сахара или молока. Я кривлюсь и возвращаю его обратно. – Чувак, это отвратительно.

Он улыбается и подмигивает мне, пока его лицо не становится серьезным.

– Я слышал о Чаде, – говорит он, глубокие и хмурые морщины растянулись у него на лбу. – Ты в порядке?

– Да, в порядке, – говорю я. – Почему бы мне не быть?

Эллиот скрещивает руки от бодрящего ветра, глядя на меня с опасением.

– Боже, я не уверен… Может, потому что ты та, кто убил его?

– Эллиот! – протестую я. – Иисус Христос.

Он пожимает плечами и делает глоток своего кофе.

– Ну, а о чем нам еще говорить? О погоде?

– Бл*ть, чертовски холодно.

– Ты никогда не ругалась, когда мы были вместе, – говорит он. – Это сексуально.

– Много чего случилось с тех пор, как ты ушел от меня, – говорю я, делая акцент на «ушел» и «меня».

– В любом случае, зачем ты хотела встретиться в этом месте? – спрашивает Эллиот, видимо, игнорируя мою не очень тонкую насмешку на то, что это он порвал со мной. Он вытягивает шею, чтобы осмотреться. – Наверняка, есть места и получше для нашего «рандеву».

Я закатываю глаза.

– Ты принес вещи, которые я просила тебя забрать?

Он вздыхает.

– Я до сих пор не уверен, как я отношусь к тому, что доставляю тебе это дерьмо, Джу... – он останавливается на середине предложения, уставившись на меня. – Еще раз, как звали твою стриптизершу?

– Астрид Джуэл, – говорю я. – Засранец.

– Астрид Драгоценная Задница? – его брови взлетели вверх. – Вау, ладно, это интересное имя.

Он достает небольшой пластиковый пакетик из кармана джинсов и шлепает его в мою открытую ладонь.

– Придурок, – говорю я, кладя пакет в карман.

Он улыбается, как чеширский кот, сверкая зубами, перед тем, как сбросить ее и снова стать серьезным.

– Я беспокоюсь за тебя, Джулз, ты – все, о чем я могу думать, черт возьми.

– Я в порядке, – отвечаю срывающимся голосом.

– Ты не в порядке, – спорит он, хлопая своим кофе по подоконнику позади него. – Думаешь, я не знаю, что нужно сделать, чтобы попасть в клуб такого человека, как Дорнан Росс?

Вся его манера поведения меняется, словно по щелчку переключателя. Я практически чувствую ярость, излучаемую им, и разочарование.

Ужас.

И я понимаю, почему он себя так ведет.

Потому что однажды, он уже спас меня от Дорнана.

Мы оба знаем, что он не сможет спасти меня дважды.

– Ты думаешь, я какая-то испуганная маленькая девочка, Эллиот? Потому что, это не так. Я выросла в этой среде, помнишь? Проклятье, да мое первое детское воспоминание – это то, как я захожу к маме, сосавшей член Дорнана, ради всего святого. Эта жизнь не новая для меня, как бы тебе того ни хотелось. – Он потирает челюсть, обеспокоенный. Внезапно, я сожалею о сказанных словах. – Эллиот, – умоляю я его, чувствуя подступающие слезы. – Я не могу сделать это с тобой. Просто не могу. Если ты не можешь принять то, что я делаю, может, нам стоит прекратить подобные встречи.

– «Нам стоит прекратить подобные встречи», – насмешливо бормочет он себе под нос. – Нет, этого не произойдет.

Мы продолжаем сердито пялиться друг на друга. Его глаза блестят, а руки сжаты в кулаки. Я закусываю губу, чтобы не дать нахлынуть лавине эмоций. Я не могу его потерять, не сейчас. Он единственный человек в мире, на которого я могу рассчитывать. Он единственный, кто знает, где искать меня, если я потеряюсь в море предательства, кожи и Харли Дэвидсонов.

Он единственный человек в мире, который действительно заботится обо мне.

Я широко открываю глаза и закатываю их, чтобы слезы, образующиеся в них, не катились по моему лицу. Глупость заключается в том, что я уже не знаю, чего хочу больше – отомстить братьям?

Или не быть такой чертовски одинокой?

Часть меня хочет сказать ему, как сильно он разрушил меня, когда бросил. Заново, шаг за шагом, он собирал мою израненную душу три долгих года, лишь для того, чтобы однажды все это снова разрушить, оставив стоять, босиком, на подъездной дорожке, у дома его бабушки.

Но я не буду. Я так долго хранила это все в своей голове, что даже не знаю, как ему сказать об этом.

Во всяком случае, он заслуживает лучшего, чем кого-то, вроде меня.

Эллиот, тот, кто первым нарушает тишину.

– Тебе следует позвонить бабушке, – многозначительно говорит он.

Меня снова охватывают эмоции и тоска по дому. Я могу ненавидеть Небраску, но я люблю эту женщину всей душой. Бабушка Эллиота. Мои два ангела-Хранителя – она и Эллиот.

Я резко сглатываю.

– Я не могу.

– Да, ты можешь. Ты просто не хочешь.

– Я хочу, – настаиваю я на своем. – Это не так просто.

Он насмехается надо мной.

– Это всего лишь проклятый таксофон, Джулз. Не то чтобы она могла увидеть твое «лицо».

Он говорит «лицо», словно это самая уродливая вещь в мире, и я сжимаюсь, гнев и печаль горят в моей груди.

Я хочу уйти, но не могу. Я никогда не смогу уйти от Эллиота.

– Она скучает по тебе, – добавляет он, на этот раз мягче.

– Я тоже скучаю по ней, – бормочу я, глядя куда угодно, только не на него.

– Я до сих пор не понимаю, почему тебе пришлось ехать в Таиланд, чтобы переделать лицо. Мы находимся в Лос-Анджелесе, мировой столице пластической хирургии. Хотя, – говорит он, касаясь пальцем моей скулы, – они проделали чертовски хорошую работу, превратив тебя в незнакомку. Если бы не... – Его взгляд скользит по моему бедру, и я знаю, что он говорит о моих шрамах, которые он превратил в прекрасное произведение искусства, а не в бельмо на глазу. Он выглядит подавленным, словно не знает, как закончить это предложение. – Я бы даже не поверил, что это ты.

– В этом-то и состоял план, – говорю я, вспоминая свою первую встречу с доктором Ли; впервые мне пришло в голову, что я действительно могу нанести ответный удар Дорнану и его сыновьям.

Впервые, месть казалась возможной, и у меня потекли слюнки от сладкого вкуса мести.

Мне было восемнадцать. Эллиот отсутствовал уже несколько месяцев. Я едва держала себя в руках. Я просматривала газету, попутно пытаясь придумать изобретательный способ покончить с собой раз и навсегда.

В конце концов, он ушел. Бабушка весь день работала в закусочной. Никто не нашел бы меня.

Конечно, местная газета не слишком часто освещала о самоубийствах. Скорее, я лениво листала страницы, мой мозг работал, в попытке придумать способы безболезненного освобождения.

Я слышала о лекарстве, которое можно купить в Мексике. Что-то, что помогло бы вам ускользнуть, впасть в кому и неожиданно погрузиться в смерть. Но Мексика была слишком далеко, да и паспорта у меня не было.

Повешенье не было моим приоритетом. Если бы что-то пошло не так, я не хотела стать овощем, или с травмированным позвоночником из-за сломанной шеи. Выхлопные газы машины были просто нестерпимы, когда я пыталась надышаться ими в гараже. Я больше не собиралась этого делать. И, как бы мне не хотелось это признавать, было чертовски больно, когда я порезала себе запястья. Я хотела более безболезненное решение.

Но смерть от моей собственной руки казалась болезненной и неуловимой, какой бы изобретательной я не была. Это было ужасное осознание – ждать смерти, но при этом быть слишком напуганной и несчастной, чтобы жить. Так же я страдала чувством вины выжившей. Мне было так стыдно, что мой отец умер, когда я была спасена, только для того, чтобы растрачивать свою жизнь на поиски быстрой и легкой смерти.

Когда читала газету, я заметила статью, и что-то опасное начало трепетать во мне, когда сердце, словно сумасшедшее начало биться в моей грудной клетке.

Сначала я не узнала этого чувства. Оно так давно приходило ко мне.

Надежда.

Тонкие и дрожащие, ее побеги протянулись и обернулись вокруг моего почерневшего сердца, нежно сжимая и заставляя меня задыхаться. По коже моих рук непроизвольно пробежали мурашки, и что-то твердое и неприятное застряло у меня в горле.

Страх. Волнение. Опустошение. Тоска.

На первый взгляд в статье не было ничего особенного. Съезд хирургов в Линкольне, всего в нескольких часах езды от дома бабушки. В статье рассказывалось о пластическом хирурге Илио Ли, всю семью которого убил его психически больной пациент. Остаток своей карьеры он посвятил помощи обездоленным, которым требовались операции связанные с деформаций лица и устранение последствий ужасных несчастных случаев.

Даже не могу сказать, что я, та, кто придумал эту идею – изменить свою внешность и отомстить, потому что в тот момент, глядя вниз на его фото, было ощущение, что кто-то другой посадил семя этого плана в мою голову. И пока я сидела там, прослеживая глазами и дрожащими пальцами черты лица доктора, на этот раз эти «тук-тук-тук» в моей груди стали утешительным напоминанием о том, что я еще жива.

В тот день я угнала машину бабушки и проехала через сильную грозу, чтобы добраться до отеля, где проходила конференция. Я столько раз останавливала себя от возвращения. Что я собиралась сказать? Что, если он скажет Дорнану, что я жива? И все же я добралась до самого дна. Во мне не осталось ничего другого, кроме надежды, которая расцвела под тяжестью того, что я собиралась сделать.

Когда я добралась до отеля, было уже три, и конференция закончилась.

Я была опустошена. Я упустила возможность встретиться с врачом и умолять его о помощи мне. Я даже не знала, сделал бы он это, но потеря возможности хотя бы попытаться, это стало последней каплей. Я выбежала из вестибюля на парковку перед зданием. Созрел мой окончательный план: на высокой скорости врезаться машиной в опору эстакады и просто покончить с этим.

А потом, как по волшебству – словно по воле судьбы – добрый доктор был там, стоял под укрытием стоянки такси перед входом, с чемоданом в руке.

Я колебалась, но всего секунду, прежде чем броситься туда, где он находился.

Не имеет значения, о чем мы говорили. Важно было только то, что он согласился помочь мне, что он и сделал.

Той ночью я вернулась в дом бабушки обновленной, мой дух воспрял. Я наконец нашла, ради чего жить – ни ради Эллиота, ни вины выжившей, ни бесконечных пустынных равнин, которые душили меня каждый раз, когда я смотрела в окно.

Месть, простая и понятная. Я решила уничтожить клуб Дорнана и поочередно уничтожить всех членов его семьи, и я точно знала, как забраться ему под кожу.

Бабушка была удивлена, увидев меня.

– Я думала, ты украла мою машину, – сказала она, и ее лицо расплылось в улыбке.

– Да, – бодро сказал я, бросая ключи на стол. – Но я заправила бензобак.

Она всегда была проницательной женщиной, умной и наблюдательной, как и ее внук.

– Ты выглядишь по-другому, – сказала она, ее южный акцент заставлял меня ловить каждое ее слово. – Счастливой.

Я улыбнулась, мое сердце возбужденно забилось в груди.

– Я решила, что жизнь слишком коротка, чтобы продолжать хандрить, – ответила я, сжимая дрожащие руки в кулаки, чтобы скрыть трепет. – Пора снова начать жить.

– Я так рада это слышать, – сказала бабушка, сокращая разрыв между нами и обнимая меня тонкими руками. –Тебе следует позвонить Эллиоту, – продолжила она, похлопывая меня по спине. Я замерла. Бабушка отступила и взъерошила мои светлые волосы. – Он вернется за тобой, девочка, – мягко сказала она.

Но он этого не сделал.

– Что ты собираешься с этим делать? – спрашивает Эллиот, резко меняя тему разговора.

Я расплываюсь в злой ухмылке, которая достигает и моих глаз.

– Это сюрприз, – отвечаю я.

Он просто качает головой, но ухмылка играет на его губах, угрожая превратиться в полноценную улыбку.

– Ты самый сильный человек, которого я когда-либо знал. – Что-то в этих словах меня сильно расстраивает, мои глаза наполняются слезами. Я отворачиваюсь, раздраженная тем, что он видит меня такой. – Я сказал что-то не то? – спрашивает он, касаясь пальцем моей щеки.

Я качаю головой.

– Ничего, это глупо. Это не имеет значения.

Он поступил мудро, решив не давить на меня; он знает, когда я не хочу говорить.

Это действительно глупо.

«Ты самый сильный человек, которого я когда-либо знал».

Но все это ложь. Я делаю это не потому, что я сильная. Я делаю это потому, что боюсь монстра в своей голове.

Монстра в моей постели, того, кто убил моего отца.

Монстра, уничтожившего меня.

Я делаю это, потому что просто хочу спать по ночам, не видя его лица.

Это не сила. Это отчаяние.

Эллиот отбрасывает гнев, его лицо трансформируется в озабоченное. А это еще хуже. Он снова притягивает меня к себе, его руки – самое безопасное место, которое я когда-либо знала, и я веду битву внутри себя.

– Мне не нужна твоя жалость, – говорю я, цепляясь за него, мои слезы пропитывают его куртку.

– Это не жалость, – бормочет он, поглаживая мои распущенные волосы одной рукой, а другой крепко сжимая мои плечи. – Это любовь. – Он притягивает меня ближе, мягко говоря мне в волосы. – Возможно, мы не работали над этим вместе, но никогда не думай, что я откажусь от тебя, девочка. Этого никогда не случится.

Мое сердце только что, бл*ть, разбилось.

Словно кто-то взял ледоруб и воткнул его мне прямо в грудную клетку. Мою грудь обжигает болью безответной любви. Печально то, что я действительно любила Эллиота, а может быть, это совсем не печально. И я все еще люблю. Я люблю его за то, что он спас меня. Я люблю его за то, что сохранил мою жизнь. Люблю его за то, что он был поблизости все эти три адских года.

Но я не могу, не умею любить его так, как он того заслуживает. Как вы любите кого-то, когда он – весь ваш мир. Я любила его за все, но, затерявшаяся в этом искусственном существовании, где он был всем для меня, я все еще не могла полностью отдаться ему.

В конце концов, мое сердце принадлежало кому-то другому. Кому-то, от кого у меня перехватывало дыхание. Кого-то, кого я так сильно любила с того самого момента, когда впервые увидела его, что мне было почти больно. Кого-то, кто осветил весь мой мир, хотя он и считает, что я погибла от рук его семьи.

– У меня есть подарок, – говорит Эллиот, отрываясь от меня и снова копаясь в кармане.

Он достает совершенно новый ярко-розовый iPhone с наушниками-вкладышами.

– Не стоило, – говорю я, осторожно теребя телефон.

Мне нравится.

– Я записан как татуировщик, – говорит он, указывая на экран. – На всякий случай, чтобы было непонятно.

Я смеюсь, просматривая музыку, которую он уже загрузил в телефон. Там целая куча разных вещей.

– Что это за плейлист? – спрашиваю я, нажимая кнопку, когда читаю название каждой песни.

– У Дженни есть пистолет? Красная правая рука? Что, черт возьми, это за музыкальная коллекция?

– Ну, разве это не очевидно? – игриво спрашивает Эллиот. – Это твой «мстительный» плейлист. Если ты действительно настроена сделать это, тебе нужен саундтрек.

Я просто качаю головой и улыбаюсь.

– Теперь я начинаю вспоминать, почему ты мне так нравишься, – говорю я, сияя, когда кладу телефон в карман.

– Из-за моего чрезвычайно большого пениса? – Эллиот шутит, когда мы возвращаемся к забору.

Я игриво подталкиваю его.

– Потому что, что бы ни случилось, ты всегда можешь меня рассмешить.