Текст книги "Десять дней до катастрофы (СИ)"

Автор книги: Лила Джерри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Джерри Лила
8. Десять дней до катастрофы

Темный магистр Шеннейр вызывал ненависть, как может вызывать ненависть человек, который в четыре часа утра бодр, весел и полон фантастических проектов.

– Сейчас мы будем делать из вас великого светлого мага! – объявил он, не принимая возражений.

Пока я тер глаза, пытался проснуться, подбирал слова, которые помогли бы не тащиться среди утренних сумерек через половину замка на вершину угловой башни, было уже поздно. Хотя Шеннейр был из того рода людей, которые если вбивали себе в голову очередную дурь, то она не выбивалась никакими способами. С другой стороны, тем приятней будет созерцать его провал – если бы у меня получалось испытывать это чувство.

На крыше уцелевшей башни оказалось промозгло и сонно. По сложному многоугольному рисунку бродил с фонариком Миль и дрожащими руками дочерчивал последнюю линию. На осунувшемся лице отчетливо читался внутренний протест, не имевший ни малейшего шанса перейти во внешний; вряд ли Шеннейр дослушал до конца хотя бы первый аргумент, который Миль считал логичным. Он и был логичным. Только не работал.

В чистом остатке, все отличие светлой и темной гильдий сводилось к тому, что либо ты тащишься на верхушку башни и всю ночь чертишь там линии из чувства долга и солидарности, либо тебя заставляют это сделать силой и угрозами. Но – если судить по результату – разницы действительно никакой.

– Как все просто, когда каждый знает свое место и задачу, – довольно промурлыкал бывший магистр, явно намекая на неизвестные мне обстоятельства.

– Шеннейр, знаете, чем вы отличаетесь от Ишенги? – громко произнес Миль в пустоту. – Он сделал для своей гильдии одну хорошую вещь. Он сумел героически погибнуть.

Темным магам хорошо работалось только в напряженной и враждебной обстановке. Она их вдохновляла, и я не мог не внести свой вклад:

– По-моему, это темная печать...

Заклинатель швырнул уголь под ноги:

– Вам нарисовать белую-белую белыми-белыми мелками? А это Шеннейр, темный магистр, а это я, темный заклинатель, а это замок, принадлежащий темному магу, а это Аринди, в которой правит темная гильдия, так что заткнитесь, становитесь на рунную ось и не мелите чушь.

Миль всегда умел выразить простую мысль максимумом бесполезных слов.

Смирившись с необходимостью бесполезности, я переступил внешний круг и, обходя узловые точки, двинулся к центру. Магия несильно колола кожу и пока ощущалась так, как будто через меня пропускали слабый ток – не больно, но неприятно. Обычно действует правило, что чем сложнее печать, тем сложнее понять ее предназначение. Эта была крайне сложной.

– Как вы собрались проводить Осенний праздник, Кэрэа? – Шеннейр по-прежнему витал в заоблачных высях и мелкие неурядицы оттуда не замечал. Для главы темной гильдии он слишком верил в лучшее; хотя в темной гильдии только верить и оставалось.

– Я не напрашивался на эту роль. Магистр здесь – вы.

На холодный ответ собеседник только оценивающе прищурился. Шеннейру нравилось быть здесь и нравилась абсурдность ситуации. Для темного мага все было увлекательной игрой; но иначе он бы не выдержал то, что ему пришлось пережить.

– Ритуал довольно прост. Все магистры выражают волю Источника – ощутите его, подчините его и заставьте его силу наполнить Аринди. Главное – ни на секунду не ослаблять контроль, иначе он поглотит вас в два счета...

Я грустно следил, как его искра неровно вспыхивает, создавая темный ореол. Даже после заключения Шеннейр оставался сильнее, чем я. Да все маги в Аринди сильнее.

– Это познавательно, мой дар изначально слабый. На обучение хранителя тратятся годы, не знаю, что возможно сделать сейчас... и возможно ли сделать что-либо.

За несколько дней можно научить человека держать боевой посох. И даже чуть-чуть им сражаться – потому что бить ближнего своего деревяшкой по башке дело нехитрое. Но не больше. Именно поэтому гильдии сейчас бесполезно набирать неофитов – пустая трата времени и расходное мясо для заарнов.

Темный магистр нетерпеливо отмахнулся:

– Всем пофиг, что было раньше. Теперь вы – магистр, ваша искра – отблеск Его пламени.

– Но...

– Так заставьте ее гореть сильнее!

– Я не...

– Да хватит уже, – неожиданно спокойно отрезал он. – Нет ничего невозможного.

Точно выверенное боевое проклятие развернулось вплотную, ударяя прямо туда, где тускло светилась искорка светлой магии, почти угасшая, почти не дающая тепла. Вцепилось когтями, выкручивая, казалось, ломая ребра в крошку, легко продавливая слабую защиту. Линии печати изгибались под ногами; я сжал голову, не в силах сосредоточиться, избежать злые и точные удары – или это были приказы, требующие встать, бороться, идти до конца...

– Времени нет. Либо вы сражаетесь, либо умираете.

Темнота была вокруг меня – ни единого просвета. Мне бы хотелось, чтобы все закончилось так просто.

...– Шеннейр, я вас поздравляю. Вы только что чуть не избавили Аринди от последнего светлого мага – замечу, единственного светлого мага.

Утро оставалось сонным, Миль оставался недовольным и всего немного торжествующим. Стоял он в паре шагов в обнимку с нашатыркой, но судя по тому, что до меня он ее не донес, предназначалась она исключительно для заклинателя. В конце концов, ему приходилось за нами наблюдать.

– Какой Тьмы, Кэрэа? – Шеннейр резко всплеснул руками, теряя наигранное легкомыслие. Вокруг еще мелькали черные всполохи отмененного заклинания – боевая магия видела цель и не хотела от нее отказываться. – Вы должны были обратиться к силе Источника и ударить в ответ!

– Да? – я аккуратно поставил ладонь на камни, отметив, как чудно она сочетается с плитами из слоновой кости, и попытался опереться. – А я думал, вы пытаетесь от меня избавиться и не хотел вас расстраивать.

Отношение к ученикам в темной гильдии было простым: чтобы научить плавать, их бросали в воду. Выплывших топили, и так снова и снова. Но кому-то везло. Кому-то это даже приносило удовольствие.

– Даже если бы я пытался от вас избавиться! – сейчас бывший глава гильдии был действительно в бешенстве. В его системе координат отказ от борьбы приравнивался к преступлению. Будь здесь темный маг, Шеннейр легко довел бы его до озверения, заставил бы использовать скрытые резервы, и наступило бы всеобщее счастье. Но.

– Светлый Источник нельзя заставить. Он болен, и ему нужна помощь. Угрозы и страх... они не вызывают сопричастность. Они ожесточают. И для того, чтобы использовать магию, мне нужно как минимум тишина и покой.

Боевой маг спрятал лицо в ладонях и нецензурно выругался. Миль отсалютовал нам нашатыркой:

– Светленькие и их идеи. Как же давно я этого не слышал. Шеннейр, вы хоть помните, что они со своих учеников пылинки сдувают?

– Зато у вас гигантская смертность среди неофитов, – уточнил я.

– Зато те, кто остаются, умеют выживать в этом мире.

– И зачем творить мир, в котором можно только выживать?

Заклинатель посмотрел на меня с жалостью, как на безнадежно больного, и вместо ответа повернулся к собрату:

– Это вы из светлого хранителя хотите сделать человека?

– Проехали, – Шеннейр устало надавил на переносицу, словно его заранее мучила мигрень. – Раз уж вы сами неспособны связаться с Источником, объедините свое сознание с моим. Покажу, что делать. Это-то вы умеете?

– Нет.

Он обернулся ко мне, все еще не желая верить услышанному:

– Это умеет каждый светлый, прошедший второе посвящение.

– Но я не проходил второе посвящение.

На миг мне показалось, что сейчас он сорвется, но каким-то чудом Шеннейр сумел сдержаться.

– Да чему вас учил Ишенга, Рейни?!

– Ничему, – легко признал я. Главы гильдий не тратят время на каждого рядового слабого мага. А мой магистр не только не успел меня научить – он не успел ужаснуться перспективе. – Шеннейр, вы как бы его убили.

Повисшая после этого пауза была напряженной и странной. Если в Миле еще могла проснуться чуткость, как обычно вместе с чутьем на неприятности, то теряюсь в догадках, отчего молчал Шеннейр. Должно быть, еще раз переживал этот знаменательный момент.

– ...М-да, нехорошо получилось, – наконец сделал он вывод. – И что вы предлагаете?

– Пойдем пить чай? – с надеждой отозвался я. Темные ответили зверскими взглядами и решили страдать дальше.

– Снова проехали, – темный магистр отступил к краю рисунка, поправил манжеты на куртке, воротник, и сунул руки в карманы, словно пытаясь не тянуться к оружию. – Раз уж я прикончил вашего учителя, то я ваш должник, не так ли?

О светлой магии Шеннейр имел представление давнее и крайне смутное. Нет, он искренне старался быть терпеливым и объяснять все подробно и по нескольку раз. Потом терпение заканчивалось, и темный маг начинал злиться и выходить из себя. А я не мог избавиться от мысли, что слушаю врага, пусть этот враг говорит полезные вещи. И так в полной гармонии мы пробились несколько часов над заумной хренью, которую самозваный наставник называл "каким-то вашим элементарным контуром взаимодействия".

Когда с таким трудом построенная золотистая печать вновь рассыпалась в воздухе, Шеннейр воспринял это с обреченным спокойствием. Таким вымотанным он не выглядел даже после встречи со своей гильдией.

– Ничего, Кэрэа, не расстраивайтесь. Года через два у вас получится.

– Сдаетесь? – презрительно хмыкнул Миль, и темный магистр посмотрел на него с глубоким удивлением:

– Я не разбрасываюсь обещаниями.

И ушел в глубокой задумчивости, оставив меня сидеть в центральной рунной пентаграмме и грустить. Меня напрягали подобные намерения, но лавину уже не остановишь.

– Не будь ситуация так серьезна, я бы решил, что вы издеваетесь.

Я тоскливо посмотрел на заклинателя, недреманной совестью вставшего над душой и полностью загородившего пейзаж. Предположения – это не доказательства.

– Что вы здесь делаете, Миль? Я думал, вы будете держаться как можно дальше от событий.

Кажется, я задел больную тему. Собеседник поморщился, но счел нужным просветить:

– Не то чтобы мне давали право голоса... Но словам Нормана я склонен верить. И меня не прельщает перспектива отдавать свою судьбу на произвол светленького недоучки.

– Хорошо. Спасибо, что пришли. Мне очень не хватало вашей поддержки.

– События – это вокруг, – собеседник явно желал высказаться, и мое нежелание роли не играло. – Здесь – око урагана. И вы сидите в его центре, сложив руки, и делаете вид, что это к вам не относится.

Внутри легонько царапнуло раздражение. Множество куда более сильных и талантливых магов делали то же самое. Но я же был светлым, а значит, на меня можно свалить любую проблему.

– Какие у вас образные сравнения, Миль, – я смирился с помехой и лег на камни, устремляя взгляд вверх. В который раз небо закрывала облачная пелена, размытая, такая знакомая и умиротворяюще-серая. – Норман-Норман-Норман. Почему вы отдали человеческую страну нелюдям?

Всего Эршен насчитал десять переворотов, Лоэрин утверждал, что их было одиннадцать. Пусть у гильдии иммунитет к хаосу, что творится в стране, но это уже перебор.

– Да кому оно нужно? – философски вопросил маг и, предупреждая мои вопросы, скучно пояснил: – Вы же слышали, в чем обвинили Шеннейра – что он сделал, чтобы победить светлых – призвал с той стороны заарнского князька со свитой. Выгнать обратно не получилось, и все понадеялись, что в нашем климате они сами передохнут. А они все не дохли и не дохли, не дохли не дохли, и последний правитель Аринди – идиот, как и предыдущие – первым же приказом повелел возвести себе памятник на главной площади и уничтожить тварей.

– "Очистить землю от мерзкой нечисти"?

– В точку. История умалчивает, чем Нормана не устроил памятник, но одной ясной ночью он пришел в столицу, вырезал всю верхушку и сказал, что раз люди – неблагодарные сволочи, то он будет править сам.

Таких подробностей я не знал. Среди наших ходили слухи, что темный магистр открыл Врата, но даже те, кто верил, считали, что он призвал отщепенцев, одиночек, группы наемников вроде команды Тхиа. Смешно, что мало кто верил. Шеннейру было плевать на методы, ведущие к победе.

– Правда?

– Или подумал. Мне без разницы.

– Восхитительно, – тихо заметил я.

А скажем еще прямее: последний правитель Аринди прищемил хвост не только заарнам, но и гильдии. И темные поддержали переворот, в обмен на широкие привилегии, разумеется. Вопрос в том, почему маги при всей страсти к халяве сами не претендовали на власть. Норману стоило бы задуматься над этим.

– А за что его так назвали? С чьей легкой руки это ушло в народ? Это же не титул, это приговор.

Миль равнодушно пожал плечами:

– Вы и это понимаете? Определенно, Рейни, вы меня радуете. Суть в том, что никто не любит заарнов.

– Но я слышал, что до него в Аринди была разруха.

По-моему, Норман вообще единственный, кого реально заботит ее благополучие. Хотя бы потому, что ему деваться некуда.

– Ну и что? Он все равно нелюдь.

Облака спустились с холмов, заполнили долину, окутали замок, и скоро не осталось ничего, кроме клочка каменного пола и белесой пелены, сожравшей весь мир. В ней пропал и Миль – я пропустил момент, когда он ушел, погрузившись в привычный полусон-полуявь. День угасал, так и не успев родиться, и грань, отделяющая его от сумерек, размывалась, становясь все тоньше.

Интересно, что чувствуют заарны, зная, что они так и умрут на чужбине? Даже больше – что они обречены умереть. Потому что Миль прав, и никто не потерпит правителя из другого мира. Рано или поздно Норман сделает ошибку – а он сделает, потому что чужак, это надо понимать – и гильдия с радостью объявит, что была против этого тирана, и свалит на него все грехи. Поэтому никто не станет ему помогать, ни сейчас, ни потом, что бы ни случилось.

– Мне сказали, что оставили тебя три часа назад на этом самом месте. И ты все еще тут.

– Постоянство – это уже неплохо, – я с трудом повернул голову, наткнувшись на крайне сосредоточенного Матиаса. Мы не виделись с прошлого вечера, точнее, прошлый вечер начисто стерся у меня из памяти, не оставив даже намека на то, что там происходило. Такое ощущение, что окружающие устроили дежурство, следя, чтобы я не сотворил ничего непредсказуемого. Когда все эти люди успели договориться?

– Ты давишь. Прекрати, – потребовал иномирник, и в ответ на удивление обвел рукой вокруг: – Это все делаешь ты. Прекрати делать мир таким.

Я не нашел в этой фразе смысла, и снова закрыл глаза. Но вновь погрузиться в оцепенение помешал сильный рывок, и я согнулся от кашля, с удивлением чувствуя боль в груди. Темнота отступила, и сквозь туман проступил и замок, и дорога, уводящая вдаль, но ничего особо не изменилось. Потому что влияй я на мир, однажды утро не настало бы вовсе.

Заарн плюхнулся рядом, подобрав ноги, и принялся протирать тряпочкой ритуальный кинжал. С ним он не расставался ни на миг – ну хоть кто-то в этой истории приобрел нечто близкое и родное.

– Что-то случилось?

– Лорды, – ответ прозвучал как ругательство. – И тут эта зараза.

Похоже, Норман не привел его в восторг. Впрочем, Норман никого в восторг не приводил – наверное, потому что не здоровался при встрече.

– Любите вы своих правителей.

– Да за что ж их не любить? – душераздирающе вздохнул иномирник, на пробу проводя по воздуху кинжалом, за которым тянулась тонкая дымная линия. – Только и делают, что энергию тянут, и все им, проглотам, мало.

Я кивнул за компанию, и резко вздрогнул. То есть Лорд Норман – это не просто имя, а реальное обозначение иномирного правителя? Одного из тех, кто второе тысячелетие ведут свой умирающий мирок то ли к вершинам, то ли к окончательному развалу?

Лордами заарнские правители назывались потому, что это было короткое и емкое слово. Их настоящий титул звучал настолько длинно, сложно и страшно, что никто из людей так и не смог его перевести. Можно было назвать их Повелителями или Владыками и не путаться, но ариндийским магам оказалось лень. Что касается происхождения Лордов... оно уходит далеко вглубь веков, к тому печальному моменту, когда иномирные ученые решили, что генетическая специализация – это замечательная идея.

Уже не важно, на каком этапе эксперимент пошел не так. Нас что, уже тупо захватил Заарней?

На мое восклицание Матиас взял длинную паузу, явно поражаясь, как можно не понимать элементарных фактов, а потом веско объявил:

– Всего Лордов четыре.

– И?

Это действительно ничего не объясняло. Я их не считал.

– А Номмейни'дхег... Норман пятый.

– Нарушает священную числовую гармонию?

– Он лишний, – серьезно ответил иномирник, и заговорил медленно, отрывисто, словно подбирая слова: – Наши Лорды... они очень древние. Они правят много лет, и соперники им не нужны. Тех, у кого включаются нужные гены, они находят и уничтожают сразу, не давая войти в силу. Норман, он... он прятался на дальних рубежах. Там опасно, но к нему переметнулось несколько сильных магов, а потом стали бежать те, кто недоволен...

Иномирник грустно посмотрел на меня и добавил:

– На самом деле все не так.

Я хлопнул в ладоши и радостно потребовал:

– Давай дальше. Обожаю такие поправки.

– Наш Источник гаснет, – безнадежно прошелестел он. – Нам его не хватает. Мы должны забирать чужую жизнь, чтобы жить самим. Но в Заарнее нет врагов. А враги нужны.

– Лордам нужны войны, Лорды войны получают, заодно собирают бунтовщиков в одном месте, чтобы прихлопнуть разом. Хорошая стратегия.

Главное – не прохлопать ушами, когда ситуация начнет выходить из-под контроля. Ах да, они уже прохлопали. Норман перехватил призыв, открыл врата и со всеми сторонниками сбежал к нам. Туда, где у него был шанс. Махонький такой, крохотный шансик.

– Они растят себе еду, – буднично добавил Матиас. – Поэтому примерно раз в столетие они выращивают себе маленького Лорда, а потом бросают жребий, кто его сожрет.

Высокие, высокие нравы. То есть Норман приложит все старания, чтобы закрепиться в Аринди и не пускать сюда сородичей. Не столь приятно, что мы союзники, пусть меня и восхищают его щиты. Пусть он не раздражает меня так, как остальные.

– Ты видел, как те людишки испугались, когда я сказал про вторжение? – с вернувшейся насмешкой процедил заарн.

– А зачем ты про него сказал? Ты же не знаешь, когда оно начнется и где.

Кинжал с силой воткнулся между камней:

– Потому что они испугались.

Я вздрогнул от неожиданности, и Матиас поспешно выдернул кинжал, начав нервно прокручивать его в пальцах:

– Ваш мир, он такой живой, он такой... светлый. Свободный. Почему кому-то достается все, а другим ничего?

– Ты нас ненавидишь.

Лезвие неловко соскользнуло, оставляя глубокий порез. Кровь часто закапала на камни, оставляя ярко-алые разводы.

– Лучше бы ты меня убил тогда, когда вытащил в ваш мир, человек, чем жить так... на привязи.

Я тяжело вздохнул, проникаясь общей драмой. Признаться, я уже и забыл, зачем когда-то мстил ему за покушение – это был всего лишь рядовой эпизод среди других эпизодов.

– И чего ты хочешь? Свободы?

– А ты дашь мне уйти, светлый магистр Тсо Кэрэа? – невесело усмехнулся он.

Теперь я впервые видел соединяющую нас нить – скорее много тонких нитей, переплетенных, как паутина. Некоторым личностям проще дать то, что они просят – иначе они так и продолжат винить тебя во всех своих обидах, потому что надо же кого-то винить.

– Вернуть тебя в Заарней я не могу, повернуть время вспять – тоже. А вот насчет собственного источника энергии, чтобы ты не зависел от моего... – я забрал кинжал и перехватил заарна за ладонь, рассматривая рану. Закрыть ее не получилось, но кровь идти перестала. – Ты не светлый. Ты мне не нужен.

И стиснул его запястье, позволяя искре ярко вспыхнуть, отражаясь в чужих глазах.

Чистая энергия струилась по венам, жгла пальцы, заполняя новый сосуд и вспыхивая там чистым бушующим пламенем. Оно не погасло, как я боялся – оно разгоралось все ярче, и новорожденный маг зачарованно смотрел в пустоту.

– Посвящения, инициации – это мишура. Внутри нас горит огонь, и мы можем поделиться им с другими, и от того он не станет больше или меньше. Но будет ли гореть новая искра или сразу погаснет, будет она светлой или темной, будет она искрой хранителя, или боевого мага, или еще неведомо кого – зависит только от того, за счет чего она будет гореть...

Матиас вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна, и практически стащил меня с печати – с непривычки они действительно пугают – и прижался к зубцам. Словно пытаясь спрятаться от ставшего внезапно огромным, безразличным и пустым мира, и я с интересом склонился к нему, заглядывая в чужое сознание:

– Это пройдет. Темная магия – а твоя магия будет темной – не предусматривает необходимость кого-то еще. Если не дашь искре погаснуть, то выживешь.

И ударил по возникшей между нами связи, обрывая ее начисто. Мне незачем тащить кого-то за собой.

– И что мне делать? – беспомощно спросил он, не поднимая головы.

– Что хочешь. Это называется свобода, – я мысленно усмехнулся, начав спускаться по бесконечной винтовой лестнице. – Можно пойти куда угодно... если тебе есть, куда идти.

Становление нового темного мага интересовало меня в последнюю очередь.

Устав от нападок на свой белый замок, Лоэрин вновь поругался с шеннейровскими сторонниками и заперся на нижних уровнях, перекрасив все стены в черно-розовый цвет. Вырвиглазная гамма переходила даже на мебель, и, видимо, теперь предполагалось, что я должен идти и его успокаивать, но мне не хотелось.

За одной из дверей гомонили вернувшиеся со стен боевые маги, слышался смех, и эмоции мягко и тепло переливались в воздухе. Я молча прошел мимо, не в силах избавиться от внезапных сомнений – а стал бы хоть кто-то из светлых разговаривать со мной, если бы встретил сейчас?

***

Шеннейр вломился без стука, когда я только завалился на кровать в обнимку с подушкой, приготовившись погрузиться в размышления о прахе, тлене и бренности бытия. Подобное состояние не то чтобы на меня накатывало – я жил с ним постоянно – но иногда оно заглушало все остальные мысли. Как сейчас, когда часовой механизм тикал без моего участия, а темный магистр должен был наводить порядок.

Увы, начал он с меня.

– Хватит бездельничать, Кэрэа, на вас смотрит вся страна! – незваный гость ураганом ворвался в серость бытия, перемолов ее в кашу и ударяя по натянутым нервам своим энтузиазмом и не терпящей неподчинения волей. Я знал, что это неприятно, но мне было все равно. Прекрасное состояние.

– Смотреть всей страной – это бесцеремонно, но я проявлю вежливость и сделаю вид, что не заметил.

– Что за настрой? – магистр отдернул шторы, и я зажмурился от яркого света, тихо пробормотав:

– Какой есть. Было бы проще, если бы я знал, зачем это все.

– Чтобы спасти Аринди? – предположил он.

– Зачем?

– Потому что я так хочу, – весело объяснил темный маг и хапнул со стола упаковку с блокиратором. На живом лице мелькнуло раздражение, и Шеннейр смял таблетки в кулаке, пряча в карман. – И забудьте об этой отраве.

Безразличие слетело вмиг, и я резко сел на кровати, хмуро осведомившись:

– Шеннейр, вам не кажется, что вы переходите границы?

– Во-первых, вы магистр, а магистр должен быть свободен от зависимостей, – наставительно ответил тот, постучав меня костяшками пальцев по лбу. – Во-вторых, неужели вы думаете, что ваша верхушка сидела на препаратах? Темная и светлая гильдия жили в одной башне, Рейни! И лично я понятия не имею, с чего вы начали ныть, что вам, видите ли, это внезапно плохо и невыносимо. В-третьих, все границы – только в нашем разуме, так что бросайте свои отговорки и начинайте привыкать.

Что-то подсказывает мне, что фраза "вы магистр, вы должны" скоро станет у окружающих любимой. Но я не стал спорить: незачем спорить, когда можно промолчать, а потом сделать так, как считаешь нужным.

Шеннейр продолжал кружить по комнате, кинув мне дорожную сумку, плед и еще какие-то вещи, что примечательно, не мои:

– Эршен предупреждал, что вы чудовищно инертны, но это не беда. У меня половина гильдии таких, а стоило пригрозить... кхм... но это должно сработать. Всегда приятно вернуться в знакомые места, не правда ли?

Я спустил ноги на пол и вновь замер, разглядывая узор на ковре. Слова шли ровным шумом, не трогая ничего внутри, и оставалось ждать, когда темному магистру надоест его затея, и он перейдет к действительно важным вещам. Поэтому следующее сообщение показалось ведром ледяной воды, вылитой на голову:

– Возрадуйтесь, Кэрэа, мы едем на побережье!

Может быть, в Аринди не творилось бы столько странного, если бы мы не жили практически в изоляции, зажатые между водой и камнем. Северные горы Хоры, невысокие, скалистые, покрытые дремучими лесами, холмистые туманные предгорья, равнина и побережье. Цветы, солнце, лазурное море, откуда приходят сокрушительные ураганы, россыпь островов, а дальше только океан.

Машину – опять древний раритет – вел Эршен. То ли он был единственным, кто умел это делать, не разбивая механизм в хлам за пару дней, то ли единственным, кому темный магистр доверял чуть больше, чем остальным. Перед отъездом Шеннейр, явно гордясь собой, кинул мне на колени древний гримуар едва ли не из человеческой кожи, сказав, что это учебное пособие. С полчаса я уговаривал себя прикоснуться к книге, решив, что она нехило учит выдержке, так что путь проходил в тренировках и преодолении.

Мы ехали долго, и еще дольше по кромке берега, по бескрайним пустошам и оливковым рощам почти до самого вечера. Моросил дождь; море, свинцовое и беспокойное, билось о скалы и уходило к горизонту, сливаясь с низким небом. Приземистые башни волноломов стойко сопротивлялись стихии, удерживая магические щиты многие, многие километры. Потому что сезон штормов в Аринди – это не шутки. Маги не разговаривали; Эршен не отвлекался от дороги, а темный магистр хмуро следил за строчками, всплывающими на отполированной поверхности переговорного браслета. И так же, без внешнего сигнала, машина свернула вбок, туда, где берег позволял проехать почти вплотную к воде, и остановилась.

Шеннейр молча вышел из машины и раскинул руки, подставляя лицо соленому ветру. Должно быть, после стольких лет, проведенных в камере, наслаждался свободой, вдали от тех, перед кем он в любом случае должен быть несгибаемым лидером. Но меня беспокоило то, почему мне позволено это видеть.

– Море ощущается вовсе не так, вы замечали? – внезапно спросил он, и я кивнул, вслушиваясь.

Ветер трепал волны, срывая с них белую пену. Море действительно было иным – бесформенным и хаотичным, равнодушным, а где-то далеко в океане, там, где еще светило солнце, зарождался новый тайфун, готовясь обрушиться на острова.

Те мысли, что я упорно гнал все это время, появились вновь. Кто теперь предупреждает о погоде, успокаивает шторма и следит за вулканами? Последнее извержение было недавно, по меркам вулканов, но никто не знает, что произойдет на разломе в следующий момент. Если все это скинули на темный Информационный отдел, то неудивительно, почему инфоры такие замученные.

На самом деле, у гильдий были свои обязанности, которые они худо-бедно выполняли. Когда еще маги вместе обитали в Шэн, светлые занимались всякими внутренними вещами, вроде жизнеобеспечения, предотвращением катастроф и контактами со внешним миром. На темных висели исследования, военка и дальняя разведка. Но все это было давно.

– Я вырос там, где скалы всегда закрывают небо. Необычно видеть открытый горизонт, – с неожиданной искренностью добавил магистр. Шеннейр и Ишенга были родом из предгорий. Даже Хора когда-то не была такой заброшенной и безлюдной, как сейчас.

– Там, в камере – почему вы сказали, что забрали посох? – задал я давно напрашивающийся вопрос. Почти личный, но чего уж там, раз дело дошло до воспоминаний юности.

Собеседник пожал плечами:

– Хотелось позлить Алина. От вас бы он добился правду, от меня... – он неприятно усмехнулся и не стал договаривать. – Я даже не стану требовать от вас ответ.

Точнее – не сейчас. И вряд ли темный магистр будет действовать благородней, чем его ближайший сторонник.

– Успокойтесь, Шеннейр. У меня нет посоха. Я забрал его после гибели моего магистра, ушел в искажение и там оставил.

– Вы – что? – вкрадчиво переспросил он, и я развел руками:

– Вы правы – артефакт бы у меня отобрали. А наши не дали бы мне его сломать. Светлая гильдия не должна была лишиться хоть чего-то среди всего, что она лишилась... возможно, рано или поздно кто-то найдет посох и станет истинным магистром. Или нет.

Шеннейр нахмурился, уже вызывая сожаление в собственной откровенности, а потом расхохотался:

– Тьма, как же жаль, что магистром был Ишенга, а не вы! С вами было бы веселее. Выбросили, ну надо же...

Разумеется, жаль. Тогда и воевать не надо было – Шеннейр легко бы смял светлую гильдию, потому что руководитель из меня... короче, не стоит таким людям становиться руководителями. Но мы с ним, конечно, одного поля ягоды.

– Но две большие разницы – когда символ власти уничтожает сам магистр, чтобы отомстить своей же гильдии, – казалось, собеседник рассуждает сам с собой, – и когда символ власти исчезает, не попав в руки врага, оставаясь легендой.

На берегу сразу стало холодно и неуютно. Я сделал вид, что в упор не понимаю намеков.

Темный маг покачал головой и с чувством произнес:

– Тсо Кэрэа Рейни. Вы ведь были первым в моем черном списке, знаете? Прежде всех, прежде Ишенги.

– Все меня так ценили, – я грустно вздохнул. – А я и не подозревал. Так вы взяли с собой мешок и цемент?

– Девять из десяти лабораторий потеряны в первые дни! – Шеннейр действительно достал из багажника мешок и вытащил из него термос. – Каждый второй заклинатель. И все благодаря вам, Рейни. Человек, который способен переместиться в любое место и прихватить с собой остальных... Я завидую Ишенге.

От признания, сделанного совершенно спокойным и искренним тоном, мороз прошел по телу.

– Вы были послушным оружием, – браслет на его руке вспыхнул красным, и темный магистр улыбнулся, протягивая мне дымящуюся кружку. Я благодарно улыбнулся в ответ.

Для чего он говорил мне это? Доказать, что жизнь – глупая и мерзкая вещь? Я знал это и без него.

Шоссе обогнуло холм и начало по серпантину спускаться в узкую бухту. Внизу уже блестели мокрые крыши небольшого города – как я помнил, Оливы – когда ветер донес тревожный звук набата.

С каждым ударом колокола ледяной ком в груди становился все больше. Я знал, что это случится.

На скалы у входа в бухту налетело рыболовное судно. В сумраке и из-за расстояния было не рассмотреть деталей; кораблик накренился, и волны перехлестывали через него, кипели между верхушек острых камней, и я скорее чувствовал, чем видел людей, мечущихся по палубе. Среди волн мелькали лодки, оранжевый катер береговых спасателей, но они не могли подойти ближе, боясь разбиться сами. А рыбаки не могли выбраться из кипящего котла. Внезапный шторм, слишком ранний для осени, высокая волна, сумерки, неопытность рулевого. Люди гибли буквально в сотне метров, на виду у всех, но остальные были бессильны им помочь.