Текст книги "И в Бергамо придет весна"
Автор книги: Лидия Оськина
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
13 марта 2020 г
Италия. Ломбардия. г. Бергамо
Можно ли потрогать тишину? Можно. Я научилась этому. Кончиками пальцев осторожно касаюсь её хрупкой прозрачной оболочки
Можно ли услышать тишину? И этому я тоже научилась и, лежа с закрытыми глазами, наслаждаюсь её нежной хрустальной мелодией.
Я не сплю, но и не бодрствую. Я просто есть. А может, я обманываю себя? Кто знает? Я давно потеряла ощущение реальности в этом нереальном мире.
Открываю глаза. Тот же белый потолок. Те же голубоватые шторы. Но даже если я смотрю на стены моей комнаты, реальнее от этого они не становятся. Как странно и в то же время интересно. Прислушиваюсь к своим ощущениям и снова слышу музыку, которая тихонечко играет струнами моей души.
Я давно отключилась от внешнего мира, потому что там слишком всё странно и непонятно. До того странно, что мой мозг категорически отказывается воспринимать всё, что там происходит… в этом фильме, снятом сумасшедшим режиссером. Потому я снова закрываю глаза и возвращаюсь к моим внутренним ощущениям. Музыка тихонечко играет, и я плыву по её течению.
Но вдруг, словно ураган, на меня налетает пронзительный звук сирены от проносящейся за окном машины скорой помощи. Звук, до боли режущий уши. Крепко прижимаю ладони к ушам и жду, когда он исчезнет, пока наконец-то снова не наступает тишина. Облегчённо вздыхаю. Но волшебство нарушено. Меня, словно на берег, выбросило во внешний мир. А так хорошо мне было без него.
Сажусь на кровати и безучастно смотрю в окно. Интересно, а когда начинаешь сходить с ума, это можно заметить или нет? Или это подобно опьянению? Минуту назад ты был трезвый и прекрасно соображал, а потом вдруг раз – и мир стал зыбким и неустойчивым.
«О-о, дорогая, так может и крыша поехать», – усмехаюсь я над собой. Надо что-то с этим делать.
Встаю и иду в гостиную. Мама сидит на диване и, услышав, как я вошла, взглянула на меня и улыбнулась мне сияющей и искренне счастливой улыбкой. Я давно раздумываю над тем, в каком мире она-то живёт: в своем внутреннем или во внешнем? Пока что я не знаю ответа на этот вопрос, но в одном я уверена: где бы она ни была, ей там очень хорошо. И по-доброму ей завидую.
– Иди сюда, – тихонько позвала она, словно боялась спугнуть своё счастье.
Я села рядом с нею на диван. А она взяла мою руку и положила её на свой большой круглый живот.
– Послушай.
Я отчётливо почувствовала мягкие, но настойчивые толчки в мою ладонь. Тум-тум. Тум.
– Знаешь, я поняла, – улыбается мне мама, словно маленький ребёнок, сделавший очень важное открытие, – это он возмущается, что я сижу. Когда я хожу по комнате, он сидит тихонечко. Но стоит мне сесть, как начинает пинаться. Словно говорит: «Эй, вставай, походи, покачай меня ещё».
Я не могу не улыбнуться.
– Я тоже так делала?
– Не помню. Давно это было.
– Пятнадцать лет назад – это не так уж давно, – возразила я и обняла мою маму одной рукой. Крепко-крепко обняла. Закрыла глаза и почувствовала, как тёплое и нежное чувство её любви ко мне успокаивает меня и убаюкивает. Словно вместо моего братишки это я у неё сейчас в животике. Защищенная от всего мира, слушаю, как бьётся сердце моей мамы, слушаю её тихий мелодичный голос.
Ещё один пинок пяточки в мою ладонь. И ещё! Мама смеётся:
– Мне придется встать. Вон как он возмущается.
В этот момент дверь в гостиную распахивается и входит Диего с планшетом в руках.
– Смотрите, смотрите, что люди придумали! – с энтузиазмом говорит он и усаживается рядом с нами на диван.
«Ой, ну зачем он пришел и все нарушил?!» Привычное чувство неприязни к моему отчиму вновь вскипает во мне. Мне так хочется, чтобы он ушёл куда-нибудь и оставил нас с мамой наедине.
– По всей Италии люди вышли на балконы! Смотрите! – Восторгу его нет предела, и он быстро листает страницы на планшете, ища видео, которые хотел нам показать.
– Вышли на балконы? – удивляется мама.
– Да, флэшмоб сейчас проходит. «Пой с балкона» называется. Вся страна вышла петь. Все вместе! Хором! Смотрите!
«Вся страна» – эхом повторяю про себя и чувствую, что снова меня выбрасывает во внешний мир, что есть там, за стенами нашей квартиры. Словно головокружительный прыжок вниз. С небес на землю, как говорится. Я не разделяю энтузиазма моего отчима и злюсь на него от того, что он разрушил волшебную атмосферу между мною, мамой и моим пинающимся братишкой.
Я не хочу возвращаться туда, где живут все эти люди, и не хочу видеть эти видео. Какое мне дело до других людей? «Отстаньте от меня!» – хочется кричать мне.
Но Диего уже нашёл видео и включил их.
– Вот, смотрите! Это – Неаполь. Почти в прямом эфире. Только что опубликовали.
Видео неважного качества, снятое на камеру телефона. Люди вышли на балконы и хором все вместе поют: «E allora si, abbraciame cchiù forte» (* «И тогда да, обними меня крепче» – перевод с неаполитанского диалекта).
Моя реакция на эту песню, которую я очень любила, была для меня неожиданной.
Услышав, как народ, собравшись на балконах, вместе поет о любви, я вдруг почувствовала, как комок подкатывает к горлу. Потому что я ещё помню… да, это было давно… но я помню, как люди жили своей банальной, повторяющейся изо дня в день рутинной жизнью по типу: работа – дом – работа – дом, где каждый был за себя, где соседи – это незнакомцы, которым бросаешь мимолетное: «Buon giorno», встретившись на лестничной площадке, а потом быстро идёшь дальше, равнодушный даже к тому, как зовут тех, с кем вместе живешь всю жизнь в одном доме.
А теперь ты с ними вдруг выходишь на балкон и громко на всю улицу поешь о любви! Что-то очень важное случилось с этими людьми, раз они хотят поделиться самым сокровенным со своими соседями, со всем городом, со всем миром.
– А это Рим, – перебивает мои мысли Диего, листая дальше видео.
Людей на балконах уже больше. И они громко дружным хором напевают четкий ритм итальянского гимна. Гимна, который всегда пели болельщики на футбольных матчах! Кто бы подумал, что не на стадионе, а на балконах соберутся толпы людей петь гимн своей страны?
«Uniamoci, amiamoci, l’Unione, e l’amore…» (* «Давайте объединимся все вместе и полюбим друг друга, Наш союз и любовь…» – пер. с итальянского).
Чувствую, как предательские слезинки начинают щипать глаза. Мне не хочется показывать мои эмоции перед Диего. Сдерживаюсь изо всех сил.
Он продолжает листать видео.
– Это – Турин. «Макарену» поют, – невесело усмехнулся он.
Несмотря на мартовский холодный ветер, окна всего многоэтажного дома раскрыты настежь – люди с поднятыми над головой руками весело и задорно танцуют под музыку с бубнами. И вместо «o-o, macarena» отчетливо слышится ироничное «o-o, quarantena» (* вместо «o-o, макарена» «o-o, карантин» – пер. с итальянского).
Это выше моих сил! Я вскакиваю с дивана и убегаю. А куда убежишь от Диего с его энтузиазмом в этой малюсенькой квартире?
Выбегаю на балкон и плотно закрываю за собой дверь. Сажусь прямо на пол и закрываю лицо руками.
«Макарену» они поют! Меня тихонечко потрясывает. Пытаюсь прийти в себя и успокоиться. Делаю глубокий вдох и оглядываюсь по сторонам. Кругом тихо и пустынно. Тихо и пустынно.
Тишина завораживает меня. И ощущение сюрреальности этой сошедшей с ума реальности возвращается. Я стою на балконе, почти в центре города. А вокруг… тишина. Да уж. В Бергамо никто не поет. И тем более не танцует «Макарену». Тишина. Пустынные улицы. Ни одного человека. Ни одной машины. Собаки не лают, и даже птицы не поют. Город словно замер, ожидая чего-то жуткого. Словно может случиться ещё что-то страшнее того ужаса, который пришел к нам и в соседние города всего лишь несколько дней назад.
А в этот самый момент по всей Италии проходит флешмоб. Люди поют и танцуют на балконах! Да, я их даже могу понять. Их посадили под домашний арест. Закупорили в четырёх стенах. Перевернули вверх тормашками привычную жизнь и напугали непонятным вирусом. И да, я понимаю: когда ты поёшь хором со своими соседями, зная, что в этот самый момент вся страна поёт вместе с вами, то тебе не так страшно. Ведь ты – не один, другие рядом. И ты чувствуешь: что-то очень важное и невероятное происходит не только с тобой, но со всеми людьми.
«Но не «Макарену» же! Ведь сколько людей потеряло своих близких! Как можно плясать при этом?» – не могу успокоиться я, прислушиваясь к проезжающей по проспекту машине скорой помощи. Звуки сирены, оглушив меня, вскоре замолкают вдали, и снова наступает тишина. «Хотя они там, в Риме, Турине… может, они не знают, что у нас тут происходит?»
Где-то хлопнула дверь, отвлекая меня от моих мыслей. Я оглянулась и в соседнем доме увидела парня, выходящего на балкон с гитарой. «Он что?! Петь вышел?!» Первое желание было опять убежать. Убежать и не слышать этого сумасшедшего с его песнями. Но любопытство остановило меня. «Окей, послушаем, что он споет. «Макарену», что ли?» – с какой-то внутренней злобой на него подумала я.
Парень пододвинул стул, уселся поудобнее, словно он был не у себя на балконе, а на огромной сцене с полным залом зрителей. Он даже не оглянулся по сторонам, слушает ли его кто-нибудь, а тронул струны и заиграл. И как заиграл!
Я не знаю, что это была за музыка. Что-то знакомое. Из моего детства. Да, да, я уже её слышала! Но не помнила, когда. Музыка мелодичная, но в то же время энергичная; грустная, но не унылая. То тихо переливаясь, то усиливаясь в напряженном ритме, она захватила меня, и я почувствовала, будто душа моя понеслась ввысь. Высоко-высоко, к самому небу.
И я вспомнила! Это была папина музыка. Музыка 90-х какой-то знаменитой рок-группы. Мой папа очень любил рок и любит до сих пор. Это какая-то до боли знакомая рок-баллада, которую он часто включал, когда я была маленькой.
На соседних балконах стали открываться двери. Зрителей и слушателей становилось всё больше. Никто не пел, конечно же. Люди просто стояли и слушали. Молча. Тихо. А парень играл и играл. И казалось, его музыке не будет конца.
Я снова опустилась на пол, закрыла лицо ладонями и, наконец-то, дала волю слезам. Нет, я не рыдала навзрыд. А наслаждалась тем, как напряжение последних дней и вся накопившаяся тревога уходят из меня с этими тихо катящимися по щекам слезами. Мне стало так легко на душе, что я невольно улыбнулась. Умиротворение, полное умиротворение растворило мою душу.
Внезапно музыка резко оборвалась. На половине ноты. Я убрала руки от лица и взглянула на моего соседа. Наши глаза встретились. Сквозь решетку моего балкона я видела, как он смотрел на меня. Мне стало неловко от того, что он увидел мои слёзы. Быстро вытерев мокрые щёки тыльной стороной ладони, я встала на ноги и улыбнулась ему. Он тоже улыбнулся. Широкой и светлой улыбкой. Словно друг, протянувший руку помощи со словами: «У тебя всё хорошо?». И от его теплой улыбки почему-то ёкнуло где-то там у меня в груди.
Он снова склонился над гитарой и заиграл. Уже другую мелодию. Не такую грустную, как та, знакомая мне с детства, рок-баллада. Но и не радостную. А возвышенную, легкую, ненавязчивую, но трогающую в самое сердце. Я не могла оторвать взгляд от его пальцев, быстро перебирающих струны. А когда он поднял голову и снова взглянул на меня, я не могла не улыбнуться снова.
«Кто он такой? Почему я раньше его не видела? Откуда он тут взялся?» – постаралась я вспомнить, кто жил в той квартире. Я жила здесь с самого рождения и знала всех соседей. Но я никогда не видела этого парня. «Какая у него сногсшибательная улыбка!» – мелькнуло у меня в голове, и я тихонько посмеялась сама над собой.
В этот вечер я засыпала с улыбкой на губах. Закрыв глаза, я лежала на той же самой моей кровати. Но тревожного ощущения нереальности как не бывало. Я засыпала под мелодию, которая тихонько звучала у меня в голове, мелодию, которую мой сосед сыграл сегодня для меня. Да, для меня.
Впервые за последние недели я с нетерпением ждала завтрашнего дня. Почему-то я была уверена, что завтра мой сосед снова выйдет на балкон.
14 марта
Я проснулась на удивление отдохнувшей, несмотря на то, что сирены машин скорой помощи не раз меня будили ночью, и прислушалась к звукам на улице. Тишина. Только из соседней квартиры доносится звук телевизора. Как не хочется вставать. Мне некуда идти и я могу ещё поваляться в постели. Интересно, который час?
Тянусь за телефоном и не могу глазам своим поверить: уже десять часов! Мгновенно спрыгиваю с кровати и начинаю одеваться. Потом спрашиваю себя: «А куда я так тороплюсь, собственно?»
Да, мне не надо идти в лицей. И даже онлайн-лекций в ближайшее время не предвидится. И мне вообще никуда не надо идти. Но… есть одно маленькое но. «Ха, не обманывай себя, дорогая, тебе есть куда торопиться. Можешь себя обманывать сколько хочешь, но тебе не терпится посмотреть, вышел ли твой сосед подышать свежим воздухом.»
А поскольку окна моей комнаты выходят на проспект, а не на внутренний двор нашего дома, то только с балкона гостиной я могу увидеть балкон моего соседа. Ну ещё и из кабинета Диего и из спальни. Но туда, я, понятное дело, нечасто захожу.
Мама, видимо, услышав, что я проснулась, зашла ко мне. На её лице неизменная улыбка и искренняя радость от встречи со мной.
– Ты так сладко спала, что мы не стали тебя будить.
– Что-то случилось? – мгновенно встревожилась я.
– Нет, – ответила она спокойным голосом, но на одно мгновение в её взгляде мелькнуло что-то.
– Мам, что случилось? – настойчиво повторила я.
– Ничего. Правда.
Мы перешли на кухню, где я стала готовить завтрак. Зашел Диего и поздоровался со мной. Это его желание быть со мной предельно вежливым начинало бесить меня. Я старалась изо всех сил скрывать мои неприязненные чувства к нему, но у меня это плохо получалось. Он ушёл. А мама села за стол, ожидая, пока я сварю кофе.
– Почему ты не стала будить меня? – не унималась я.
– Джулия, послушай. – Голос её был ровным и спокойным, но в то же время твёрдым. – Ты изведешь себя постоянным ожиданием чего-то плохого.
Я не знала, что ответить, и смотрела в окно на широкий проспект. Ни одной машины. Город словно вымер. Ощущение нереальности происходящего, как во время просмотра какого-то жуткого фильма, вновь вернулось ко мне. Мне стало неуютно и одиноко. И мне захотелось сейчас, в эту самую минуту, увидеть ЕГО. А вдруг он сейчас на балконе? «Ага, сидит и ждёт тебя», – с усмешкой проговорила я сама себе. Глядя на пустынную улицу, я вдруг ощутила странный подъем настроения и поняла, что достаточно было подумать о НЁМ, как, словно по мановению волшебной палочки, на душе стало не то чтобы радостно, а менее тревожно. «Что он делает сейчас? О чём он думает?»
Звук резко тормозящего автомобиля отвлек меня. Это была машина скорой помощи, которая внезапно остановилась посреди пустынной дороги. Я пригляделась и увидела убегающую стремглав кошку.
– Чуть кошку не раздавили, – ответила я на вопросительный взгляд мамы. Она тоже слышала визг шин по асфальту.
– Странно, почему она едет без сирены? – задала я вопрос в никуда.
– Тебе они мешают спать?
– А кому они не мешают?
– Мне. Я сплю спокойно. – Она слегка пожала плечами и ласково на меня посмотрела, словно извинялась передо мной за свое душевное спокойствие. Неделю назад я думала, что она притворяется. Но потом поняла, что нет, она и вправду спокойна. Как ей это удаётся, я так и не могла понять.
Кофе зашуршал, закипая, и по кухне разлился горьковато-шоколадный аромат.
– Мам, а как ты поняла, что влюбилась? – спросила я, сама удивившись своему вопросу.
Она насмешливо приподняла брови от столь неожиданного вопроса и, слегка склонив голову, пристально посмотрела на меня.
– Ты зависаешь на сайтах знакомств?
– С чего ты взяла?
– Где же ты умудрилась с кем-то познакомиться в эти дни?
– Да ни с кем я не познакомилась. Просто спросила. Да, кстати, ты мне ни разу не рассказывала, как вы познакомились с папой.
– Всё было очень банально. В университете.
Дверь кухни была открыта, и только сейчас мне пришло в голову, что Диего мог нас слышать.
– А с Диего где вы познакомились?
– Не менее банально, – улыбнулась мама, – на работе.
Я допила кофе и, вымыв посуду, снова ощутила то странное желание, которое не давало мне покоя. Я хотела выйти на балкон. «Просто чтобы посмотреть, есть ли он там», – сказала я себе, но в душе понимала, что мне хочется видеть его.
– Ты куда? – удивился Диего, столкнувшись со мной в коридоре и увидев, как я одеваюсь.
– На балкон, – ответила я, застегивая куртку, и добавила язвительным тоном: – Ведь только ты у нас привилегированный и можешь ходить в магазин.
По его взгляду я поняла, что зря это ляпнула.
«Ну кто меня за язык тянул?!»
Хотела я извиниться, но не нашла в себе сил. А мои угрызения совести исчезли в один миг, стоило мне подойти к окну в гостиной. Открывая дверь на балкон, я уже увидела ЕГО.
Он сидел на стуле, как вчера, но без гитары, а читая книгу. Когда я прикрыла за собой дверь, выходя наружу, он не заметил меня. Я села на пол и стала смотреть на него сквозь решетки моего балкона. Вернее, разглядывать – что уж тут скрывать. Мне любопытно было, кто он такой и почему он ни с того ни с сего появился в соседнем доме. Откуда он приехал? Да ещё в самый разгар карантина.
На вид ему было лет двадцать. Модная стрижка. Рваные джинсы по последней моде, яркая куртка и белоснежные кроссовки вместо домашних тапочек, более подобающих для выхода на балкон. Я усмехнулась про себя: «Это он дома ходит весь такой моднючий? Вырядился, словно на дискотеку пришел… А может, он для меня так вырядился?» Но я тут же рассмеялась сама над собой. «Ага, щас. Размечталась. Подожди, он ещё серенаду для тебя споет»
Мой сосед, наверное, почувствовал пристальный взгляд уставившейся на него соседки. Он поднял голову и, заметив меня, слегка махнул рукой в знак приветствия. И улыбнулся. Ёлки! От его улыбки я почувствовала такой же эффект, как если бы меня легонько толкнули кулаком в грудь. Я тоже поприветствовала его, подняв руку.
Захлопнув книгу, он поднялся и облокотился на перила своего балкона. Он был метрах в двадцати-тридцати от меня, в доме, стоящем торцом к нашему. Мы могли видеть друг друга, но для того чтобы услышать, пришлось бы кричать. Потому и воцарилась между нами молчаливая пауза двух незнакомцев, которые, может, и хотели бы познакомиться, но не могли из-за невозможности говорить друг с другом.
Почувствовав абсурдность ситуации, мы одновременно рассмеялись. Я попыталась жестами спросить у него, что за книгу он читает. Он понял и показал мне обложку. Но на таком расстоянии я, понятное дело, не могла разглядеть названия книги.
Не знаю, как долго бы могло продолжаться наше молчаливое знакомство, но стал накрапывать дождик, и к тому же поднялся заметный ветерок, осыпающий нас холодными каплями. Я помахала рукой моему соседу и нехотя зашла домой.
***
Дождь моросил не переставая весь день. И я засела за уроки. У меня накопилось столько невыполненных домашних заданий за последние дни, что казалось, я никогда не успею все их закончить к сроку, заданному учителями. У меня больше не было апатии, не отпускающей меня всю прошедшую неделю, которая не позволяла мне сосредоточиться на учебе. Другие эмоции мешали мне понять смысл текста в учебнике. Как могли законы Кеплера уместиться в моей голове, когда там были только мысли о загадочном соседе, так замечательно играющем на гитаре и выходящем прогуливаться на балкон в модных джинсах. Вспомнив рваные джинсы, я невольно улыбнулась.
– Что читаешь интересного? – неожиданно спросила моя мама, заставив меня вздрогнуть. Она так тихо зашла в комнату, что я не заметила. Она вообще очень тихо ходила в последнее время.
– Ты меня напугала, – с улыбкой ответила я.
В это время за окном снова раздались сирены очередной машины скорой помощи. Мы помолчали, подождав, когда она проедет. Я вспомнила, как порой стоишь на перроне и ждешь своего поезда и разговариваешь с кем-то. А тут мимо станции без остановки проносится другой поезд. Замолкаешь, ожидая, когда он проедет. А как наступает тишина, то снова продолжаешь разговор как ни в чём не бывало. Вот и у нас так в последние дни. Сирены машин скорой помощи часто прерывают наши разговоры. И мы ждем, когда они проедут. Только не получается после этого вернуться к разговору как ни в чём не бывало. Делать вид получается. А внутри при этом чувствуешь мелкую дрожь и молча, не показывая никому, пытаешься её успокоить.
Мама села рядом с мной на мою кровать и заглянула в учебник.
– Второй закон Кеплера. Интересная вещь.
– Да уж, интереснее не придумаешь, – вздохнула я.
– Как дела с учебой?
В её голосе было столько заботы и участия, что мне вновь захотелось обнять её, как вчера. Но вместо этого я её спросила.
– Мам, как тебе удаётся быть такой спокойной? Поделись секретом.
Она на мгновение задумалась, но потом слегка наклонила голову и с легкой улыбкой произнесла:
– Секретом? Не знаю. Всё, что происходит сейчас там… снаружи. Оно меня не касается. Оно где-то там, далеко… Это трудно объяснить словами… Это вообще не объяснить словами. Это состояние может понять только женщина, которая ждёт ребенка.
Она замолчала, думая о чём-то своем. Я пыталась понять, что она имеет в виду. Как её может не касаться то, то происходит сейчас со всеми нами? Я, если честно, не совсем верила ей.
А потом она продолжила:
– Знаешь, представь, что мы все сейчас в кромешной тьме.
– Тут и представлять не надо, – перебила я её.
Но она не обратила внимания на мои слова.
– Ты не видишь, куда идти, и потому чувствуешь себя потерянной и топчешься на месте. А я увидела огонёк свечи в этой темноте, и хоть он слабый, но я вижу его, и у меня есть цель, и потому я не думаю о том, что кругом тьма, я иду к этому огоньку.
– Этот огонёк – малыш?
– Не только он, но и ты, и Диего, вся наша семья. Для меня приоритет сейчас – уберечь и сохранить мою семью, и потому я не замечаю этой темноты вокруг. Когда ты увидишь этот свой огонёк, ты тоже перестанешь думать о темноте, потому что у тебя будет цель – за этим огоньком следовать… Здоровье малыша для меня сейчас в приоритете, потому я тщательно слежу за своим самочувствием, за своим душевным спокойствием. Меня волнует так же, что мы завтра будем есть, потому я прохожу новые курсы, чтобы повысить свою квалификацию. У меня есть цели, и я к ним иду. В этом, наверное, весь секрет.
Она вновь пожала плечами, произнеся последнюю фразу.
– Мам, а что у нас с деньгами? – встревожилась я, когда мама упомянула о них.
– Сегодня у нас есть, на что купить продукты. Но я думаю о будущем. Неизвестно, сможем ли мы с Диего вернуться на прежнюю работу.
– Вас не возьмут разве? – удивилась я.
– Вопрос стоит не в том, что возьмут ли нас. Никто и не думает нас увольнять. Вопрос в том, выживет ли предприятие. Но ты не переживай, – добавила мама ободряющим тоном, – у нас с Диего есть голова на плечах и желание работать, а куда приложить свой труд – это всегда найдётся. Мы же бергамаски, – улыбнулась мама. – Мы народ стойкий, нас трудно сломать. И мы не так-то просто сдаёмся.
«Я тоже – бергамаска, – подумала я, – но я не чувствую себя такой уж стойкой».
– Я всегда считала, что беременные женщины становятся паранойными.
Мама улыбнулась:
– Некоторые – да. Но всё же…
– Всё же?
– Говорю же, трудно объяснить словами… Ты просто понимаешь, что происходит что-то важное. Зарождается новая жизнь… Ну не умею я словами это высказать. Это ощущение, что внутри тебя что-то важное происходит… И потому всё, что происходит во внешнем мире, оно отходит на второй план. Ты поймешь, о чём я, когда сама станешь мамой… Это ведь невероятное чудо! Не было человека, и вдруг он родился и стал… стал быть.
«А вот был человек, и не стало его. Это не важно?» – мелькнула мысль в моей голове. Но вслух я её не высказала. Не хотелось мне спорить с мамой в этот момент да ещё на такие темы. Она права: возможно, мне этого не понять… пока.
Мы молча посидели вдвоем, задумавшись каждый о своем. И снова вой сирен нарушил тишину. А когда он затих вдали, мама сказала, вставая:
– Ладно, не буду тебя отвлекать. Тебе учиться надо.
Она уже подошла к двери, как вдруг обернулась:
– Может ты позвонишь твоему папе? Он мне вчера на телефон не отвечал.
Вот почему она постаралась скрыть от меня свой взгляд рано утром! Я тут же взяла мобильник и набрала папу. «Ответь же, ну ответь!» – молила я, глядя вслед маме, закрывающей за собою дверь моей комнаты. Шли гудки, и я потеряла им счет.
– Привет, котенок, – вдруг услышала я бодрый голос и тут же поняла, что начала дышать.
– Привет. Как дела?
– Нормально. А у вас?
– Всё по-прежнему. Пап, мама тебе вчера звонила. Ты чего не отвечал?
– Правда? Я не заметил. Возможно, звук был выключен.
– Пап, всё нормально? – не верила я ему.
– Конечно. А дедушка с бабушкой как? Ты давно им звонила?
Он имел в виду маминых родителей, что жили в Понтераника – небольшом городке недалеко от Бергамо. И каждый раз, когда я созванивалась с папой, он спрашивал, как у них дела.
– Мама с ними вчера разговаривала. Волонтёры к ним стали ездить, продукты привозить. Кстати, позвони им сам. Им приятно будет.
– Ты права, после обеда позвоню.
Я невольно взглянула на часы. Стрелка подходила к двенадцати, скоро мама позовет меня обедать.
– Как у тебя дела с работой?
– С работой никак. Но мы тут с друзьями новый проект замыслили. Может, что-то и получится.
– А с работой в компании как? Не устроят вам удаленную работу?
– Пока нет. Пока что овчинка выделки не стоит. Заказов почти ноль, а вложений много надо, чтобы удаленку всем сотрудникам организовать. Вот начальство сидит и размышляет, стоит делать это сейчас или нет.
– Они надеются, что карантин скоро закончится? – усмехнулась я.
– Не знаю, на что они надеются. Знаю одно: мы вот с друзьями увидели, что, оказывается, другие пути тоже есть.
– Какие?
– Да позавчера у нас разговор такой зашел, что вот, мол, сидели бы себе спокойно в офисе и работали на дядю до пенсии. А тут выбило нас из седла, и стали мы задумываться, как дальше жить, и такие возможности для себя увидели, что мама не горюй. А не случись вся эта ситуация, нам бы и в голову не пришло искать их, эти возможности.
– Пап, скажи мне, почему вы тут все такие оптимисты?
– Кто все?
– Ну, ты… мама.
– Она тоже проекты разрабатывает? – ухмыльнулся он.
– Не поверишь, да.
– Серьёзно?
– Да, сидит за компьютером, работает там что-то. Да ещё учиться начала: на кучу онлайновских курсов записалась. Йогу делает. Немецким занялась. Оказывается, она так хорошо его помнит со школы.
– Да она вообще-то неплохо говорила по-немецки в университете. А у тебя как с учебой?
– Никак.
– Что значит «никак»?
– Да нет, всё нормально. Учусь. Заданий кучу задают. Ну не привыкла я дома учиться. Хотя…
– Хотя?
– Пап, ну не могу я! – Что-то сорвалось во мне, и я уже не могла сдержаться. – Ну не могу я врать себе! Не могу прикидываться, что всё окей! Не могу я песни петь на балконах и «Макарену» танцевать, делая вид, что ничего не происходит! Не могу спать под вой сирен! Каждые пятнадцать минут! Ты представляешь, каждые пятнадцать минут!
Я остановилась, заметив, что почти кричу.
– Что «каждые пятнадцать минут»? – не понял папа.
– Каждые пятнадцать минут я слышу сирены скорой! Каждые пятнадцать минут! Ты представляешь, что это значит? И днем и ночью!
– Ты разве засекала?
– Да что тут засекать? Каждые пятнадцать минут их слышно. Иногда реже, а иногда две в раз едут, одна за другой.
– Я их не слышу. Вернее, очень редко слышу… Ну да, я же живу далеко от госпиталя. А вы как раз на дороге к нему. Они мимо вас все и проезжают… А что, правда каждые пятнадцать минут?
– Да… Пап, я не могу делать вид, что ничего не происходит и врать самой себе. Не могу я. Как у вас получается это?
– А мы тоже не врем сами себе.
– Я не имела в виду…
– Я понял. Знаешь, дочка, в чём вся соль?
Я молча слушала его.
– А в том, что есть в жизни вещи, которые ты можешь изменить. Ну в таком случае засучивай рукава и меняй. А есть вещи, которые ты не можешь изменить. В таком случае переключайся на что-то другое и иди вперёд. Вот как мама: изучай иностранный язык, займись йогой, придумывай новые проекты. Живи сегодняшним днем, но и строй планы на будущее… Да, и не смотри новости и соцсети. Так спокойнее будет.
– Ага, не смотри новости. Будто мне нужны новости, чтобы понять, кого все эти машины скорой помощи везут и куда… Да мы и не смотрим новости. Мама запретила. Вообще телевизор почти не смотрим. Диего покупает газеты, но мало нам рассказывает о чём. Вот вчера про флешмоб рассказал, – усмехнулась я.
– А знаешь? – захотелось сменить мне тему, а вернее, рассказать моему папе о том, что вчера произошло. – У нас тоже вчера флешмоб был.
– Да? У нас не было. Тишина была полная. У вас пели разве?
– Нет, не пели, конечно. Но у нас сосед вышел на балкон с гитарой. И ты знаешь, что он сыграл?!
– Что?
– Я не помню, что это за мелодия. Это какая-то рок-баллада, которую ты слушал и играл мне, когда я была ещё маленькой. Я её вспомнила!
– Что за песня?
– Я не помню, как называется, но мелодия до боли знакомая! Такая красивая! И грустная немножко. Я помню, что ты её включал часто. И тот парень так здорово её сыграл! Ну прям… прям так здорово! Народ вышел на балконы его послушать. Он та-а-ак красиво играл!
– Что за парень? – полюбопытствовал папа, видимо, заметив слишком восторженный тон моего голоса.
– Не знаю, впервые его вижу. В соседнем доме живёт, что торцом к нам стоит.
– Тебе всегда нравились парни, что на гитаре играют, – услышала я улыбку по тону его голоса.
– Наверное, потому, что я дочка классного гитариста, – отпарировала я.
– Ну, такого уж классного…
В этот момент дверь в комнату открыл Диего и сказал, что обед готов.
– Пап, мне пора обедать.
– Окей… Расскажешь мне потом про этого парня.
– Ты чего? – тихонько рассмеялась я. – Я ж его не знаю.
– Ну как узнаешь, расскажи. Приятного аппетита вам там. Пока!
– Пока!
***
После обеда я засела за учебники, но опять не могла сосредоточиться ни на законах Кеплера, ни на правилах грамматики латинского языка. Весь день я невольно возвращалась мыслями к нашему разговору с папой, думая о том, как он понял по тону моего голоса, что этот мой сосед мне нравится. «Неужели так сильно нравится, что даже папа заметил?» – задумалась я, вспомнила свои вчерашние ощущения, нашу встречу сегодня утром и улыбнулась. Приятное теплое чувство вновь разлилось в груди.
Я вышла из моей комнаты и подошла к окнам гостиной, выходящим на балкон. На улице серой стеной моросил дождь. Дом моего соседа стоял к нашему дому под прямым углом, и потому я не могла заглянуть в его окна. Мокрые стекла отражали тёмные тучи на небе. Да даже если бы его окна были напротив, что бы я могла в них увидеть?