Текст книги "Том 14. Первые товарищи"

Автор книги: Лидия Чарская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 3

Кочерыжки. Попались! За черным столом. Месть Принца. В карцере. Принц – девочка. Маленькие защитники. Худышка

На пансионской кухне рубили капусту, заготавливали ее на зиму. Об этом таинственно заявила горничная Паша Мартику Миллеру. Мартик был не только любимцем всех пансионеров и начальства, но и прислуги. Объявив ему столь интересную новость, краснощекая Паша порылась в кармане, где у нее с неизменным наперстком, огрызком сахара и катушкой черных ниток лежала кочерыжка. Паша вытащила кочерыжку и сунула ее Мартику, как только воспитатель отвернулся на минуту от стола малышей. Тот поблагодарил Пашу, но от кочерыжки отказался, передав ее товарищу. Мартик был настоящий маленький немец и не терпел капусты. Зато товарищи его, все младшее отделение пансиона Пушки, набросились на кочерыжку: ее разделили на двенадцать частей, и каждый мальчик мог насладиться ею. Кусочки, однако, оказались очень маленькими.

– Не стоило и пробовать! – решительно заявил Принц и, немного подумав, прибавил: – Я пойду сам на кухню и достану целых двенадцать кочерыжек.

– Он, братцы, хвастается, – засмеялся Рыжий.

– Хвастаюсь? – с негодованием воскликнул Принц. – Ну, вот увидишь, как я хвастаюсь! А за то, что ты так сказал, я не принесу кочерыжки на твою долю. Слышите, братцы, я не принесу ему кочерыжки!

– Хорошо! Хорошо! Отлично! Пусть он будет наказан, – раздалось со всех концов стола.

– Сережа, – обратился Принц в сторону своего нового друга, – не хочешь ли и ты пойти со мною?

Сережа не желал идти: он боялся Пушки и наказания, но возразить маленькому Принцу ему не хотелось, и потому он твердо и весело сказал:

– Хорошо, пойдем.

– Вот и отлично! – обрадовался тот, – ты не бойся, мы ни за что не попадемся, только слушай меня и исполняй все, что я тебе прикажу. Как только Василий Иванович отойдет разговаривать с воспитателем старших, ты спустись под стол и сиди там как только можешь тихо. Ну, братцы, не выдавать, – сказал Принц, и прежде чем кто-либо успел сказать слово, юркнул под стол.

Сережа выждал время, когда Василий Иванович отошел от стола, и последовал примеру Принца.

Скатерть доходила почти до пола и потому сидящих там никто не мог заметить. К тому же они притихли, как мышки. Сережа видел вокруг себя больше двух десятков ног, разных размеров, обутых в разные ботинки. Вот туфельки Мартика Миллера с блестящими пряжками, вон лакированные щегольские сапожки Жучка, а вот большие желтые сапоги Грушина. Вот эти сапоги вытягиваются по направлению его, Сережи, точно хотят достать его.

– Э-э! Стой, братец, – прошептал со смехом Принц, заметивший маневры сапог Грушина. – он тебя хочет достать, Сережа, погоди же.

И прежде чем Сережа мог остановить своего друга, Принц подполз к Рыжему и сильно ущипнул последнего за ногу.

Рыжий благим матом заорал на всю столовую. Сережа сидел под столом еле живой от страха. А Принц чуть не давился от смеха. Мальчикам слышно было, как подскочил к столу Василий Иванович и с беспокойством спрашивал Рыжего, что с ним случилось? Рыжий не смел при всем классе выдавать Принца и Сережу, к тому же он считал себя отчасти виноватым и потому отвечал, заикаясь:

– Это ничего… виноват… Василий Иванович, меня… меня укусила блоха!

– Чего же ты орешь, точно не блоха, а змея тебя ужалила, – вышел из себя воспитатель, не любивший Рыжего за грубость и лень. – Ты будешь наказан!

Мальчики встали из-за стола, выстроились в пары и направились в класс. Принц и Сережа остались сидеть под столом.

"Лишь бы не заметили нашего отсутствия", – думал Сережа, не высказывая, однако, своих опасений вслух. Он боялся показаться Принцу жалким маленьким трусишкой, боялся потерять дружбу такого смелого и веселого мальчика, каким был Принц.

– Теперь пора, – сказал тот, когда уже не было слышно голосов удалившихся мальчиков, – вылезай, Сережа.

И оба они осторожно, на четвереньках, как две маленькие собачки, выползли из-под стола.

– А теперь живо налево-кругом, рысью марш, – продолжал командовать Принц и, крепко взявшись за руки, мальчики бегом, стараясь не шуметь и потому едва ступая, бросились на кухню, находившуюся рядом со столовой.

* * *

– Господин повар, не откажите дать нам кочерыжек! – насколько мог любезно проговорил Принц и улыбнулся.

А когда Принц улыбался, то отказать ему в просьбе уже не было никакой возможности. Так думал, по крайней мере, Сережа, и так, по всей вероятности, подумал и повар, потому что перестал рубить капусту, наполнявшую большую кадку, и ласково посмотрел на мальчика.

К тому же Принц назвал повара господином. А кому не известно, что повара ужасно любят, когда их так величают.

– Как вас зовут, маленький барчонок? – спросил повар.

– Меня зовут Принц, – смело ответил мальчик и, заглянув в кадку с капустой, прибавил, указывая на своего спутника: – а его зовут Сережа.

– Ну-с, господин Принц и господин Сережа, – произнес повар, – я дам вам кочерыжек, только, сохрани Бог, как бы Антонина Васильевна не узнала. А то всем нам плохо придется!

И, подойдя к кухонному столу, повар отобрал из нескольких десятков лежащих на нем кочерыжек пять самых больших, белых, и протянул их мальчикам.

– Только пять! – разочарованно протянул Принц. – А нам нужно одиннадцать! Ах, господин повар, будьте так добры, дайте нам одиннадцать кочерыжек!

Повар взглянул на Принца и громко расхохотался. Даже белый колпак его трясся от смеха и передник плясал и вздрагивал на его большом животе.

– Одиннадцать кочерыжек, – еле мог выговорить он между взрывами смеха, – да куда же вам столько? Солить или мариновать их на зиму будете?

Повар оказался очень веселым человеком: он смеялся все время, пока Принц старался пояснить ему, что одиннадцать кочерыжек съедят одиннадцать мальчиков, что их собственно двенадцать пансионеров в младшем классе, но что Рыжик не получит своей доли, так как позволил себе насмехаться над ним, Принцем, и считать его трусом.

Повар выслушал мальчика и дал все одиннадцать кочерыжек.

Ну, с Богом! Смотрите, барыне не попадитесь, – напутствовал он ребят.

– Благодарю вас, большое спасибо, господин повар! – торжественно проговорил Принц и вдруг замолк на полуслове.

Из-за двери послышался резкий голос Пушки:

– Почему неплотно закрывают кухни? По всему пансиону воняет капустой!

В ту же минуту дверь шумно распахнулась и влетевшая в кухню, как пуля, горничная Паша прошептала отчаянно:

– Спасайтесь! Начальница идет!

Мальчики замерли на месте. «Господин» повар растерялся не меньше. Одна только краснощекая Паша не потеряла присутствия духа, быстро схватила Принца за плечи, подняла его над бочкой и тотчас опустила прямо в нарубленную капусту. В следующую секунду она то же самое проделала и с Сережей. Мальчики по пояс ушли в капусту, которая своим запахом ужасно била в нос.

– Господи! Только бы не чихнуть! – взмолился Сережа и обеими руками зажал свой нос.

Пушка вошла на кухню. Повар настолько оправился, что мог приветствовать свою барыню и начальницу с добрым утром.

Но Пушка, раздраженная с утра запахом капусты, наполнявшим пансион, не обратила внимания на приветствие повара и сердито сказала:

– Зачем на полу валяются кочерыжки? Надо все их выбросить в помойную яму. Не вздумайте только угощать ими пансионеров!

– Боже сохрани! – искренно вырвалось из уст Паши.

Она как будто забыла вовсе о данной ею за чаем Мартику Миллеру кочерыжке.

Сережа и Принц, несмотря на страх, не могли не переглянуться в своем убежище.

– Скоро ли она уплывет? – спросил Принц.

– Ах, скорее бы! – также шепотом отвечал Сережа, – мне ужасно хочется чихнуть!

– Ай, не надо! – искренне взволновался Принц. – Потерпи как-нибудь, пожалуйста, потерпи как-нибудь, голуб…

Но было поздно… Того, что случилось, никак не ожидал ни Принц, ни Сережа.

Несмотря на искреннее желание терпеть, Сережа, однако, не выдержал и… чихнул, – да так громко, что не только можно было его услышать на кухне, но и в классах, пожалуй, и в спальне, и гимнастическом зале.

Мальчики помертвели и с ужасом ждали роковой минуты.

Ждать, однако, пришлось недолго.

Прямо над ними склонилось взбешенное лицо Пушки.

– Так вот оно что! – зашипела она, – вот вы как! И ты, Сидор, их покрываешь, – бросила она в строну оторопевшего повара. – Очень хорошо, прекрасно, отлично! Вы оба будете примерно наказаны! Вылезайте из бочки.

Вылезайте! Хорошо было ей приказывать, а каково выполнить!

И Сережа, и Принц поняли, как трудно им будет вылезать из их убежища.

Бочка была гораздо выше их роста.

Если бы они позвали на помощь повара или Пашу, то начальница узнала бы о сообщничестве прислуги. А этого добрые шалуны не хотели.

– Я тебя подсажу, – сказал Принц, – а ты ухватись за край бочки и вылезай, а потом и я попробую.

Он подсадил Сережу, и тот уже взобрался было на верх бочки, но в это время от тяжести обоих мальчиков, налегших на край ее, бочка опрокинулась. Мальчики поднялись с пола смешные и жалкие, причем их волосы, платье, ботинки – все было облеплено сырой и скользкой капустой, а карманы топорщились от наложенных в них доверху кочерыжек.

В таком виде они предстали перед грозными очами Антонины Васильевны.

– Очень хороши! Куда как хороши! Полюбуйтесь-ка на них! – обратилась начальница к оробевшей прислуге.

Но никто не любовался.

Даже смешливому повару было не до смеха. Он ужасно боялся потерять свое место в пансионе.

Пушка взяла за одну руку Принца, за другую Сережу и повела их в класс.

* * *

Когда начальница и два маленьких преступника появились на пороге, весь класс дружно ахнул. С их голов капала мутная водица, листики капусты прилипли к лицу и волосам, а карманы, наполненные кочерыжками, смешно топорщились. Громче всех хохотал Грушин. Остальные же мальчики скоро вспомнили, почему попались Принц и Сережа, и, считая себя виноватыми в их поступке, перестали смеяться.

Начальница не успела заметить оттопыренных карманов мальчиков, и кочерыжки все-таки остались у них.

– Стойте у печки, носами в угол! – строго проговорила Пушка, – а за обедом и завтраком вы будете стоять в таком виде в столовой, чтобы раз навсегда знали, как себя хорошо вести!

И, поставив Сережу с одной стороны к печке, а Принца с другой, Пушка величественно выплыла из класса.

Сереже было очень неловко. Хорошо еще, что начальница повернула его лицом в угол и не видно было его пылающих щек. Принц же чувствовал себя прекрасно. Он начал с того, что вытащил из карманов все свои сокровища и стал перебрасывать по одной кочерыжке ближе всех сидящему Жучку. Жучок принимал кочерыжки и рассылал их по классу. Когда Принц освободил свои карманы, он обратился к Сереже:

– Давай скорей твои кочерыжки!

И снова Жучок разослал лакомства по всем скамейкам. Отец дьякон ничего не заметил. Он старательно рассказывал мальчикам о том, что было после Всемирного потопа. Таким образом, Принц исполнил свою задачу: все одиннадцать мальчиков получили одиннадцать кочерыжек. Один Рыжий не получил ничего.

Сережа и Принц геройски отбыли свое наказание. Они стояли все уроки в углу, а во время обеда и завтрака – за черным столом, находившимся в стороне от прочих, не покрытых скатертью, за которым обедали только провинившиеся и наказанные ученики.

– Не беда! – успокаивал Принц приунывшего было Сережу. – Все-таки лучше это наказание, чем если бы она не пустила нас в субботу домой. А я к вам собирался. Уж очень мне с твоей мамой и Людочкой познакомиться хочется. Да, кстати, и Арапку посмотреть. А Пушке я не прощу. Вот увидишь, что я сделаю завтра!

– Нет, Принц, не делай ничего, – взмолился Сережа. А то она тебя накажет.

– Не накажет! Не узнает! Вот увидишь, как это будет забавно!

И Принц, придумавший какую-то, должно быть, очень веселую штучку, залился звонким смехом, совершенно позабыв о том, что он наказан и что находится за черным столом.

* * *

Принц сдержал свое обещание.

На следующее утро мальчики были раньше времени разбужены громким смехом Жучка, спавшего как раз против портрета Пушки. Все одиннадцать мальчиков разом проснулись.

Жучок, будучи не в силах произнести хоть одно слово от душившего его хохота, махал руками по направлению портрета начальницы.

Пансионеры взглянули по направлению руки Жучка и разразились дружным смехом.

За одну ночь на лице изображенной на портрете Пушки выросли усы, борода и баки и совершенно изменили лицо почтенной начальницы пансиона.

– Кто это сделал? Чьих рук работа? Ай да молодец! Вот так украсил! – спрашивали все.

Но виновник не отыскивался. Правда, у постели Принца был найден кусочек угля, но это еще ничего не доказывало. Мало ли как мог попасть сюда уголь! И потом, разве мог Принц так мастерски разукрасить баками, усами и бородою лицо начальницы?

– Нет, вероятно, это сделал кто-нибудь из пансионеров-старшеклассников, пока мы спали, – решили мальчики.

Один Сережа догадывался об имени молоденького художника.

"Это сделал Принц, непременно Принц!" – решил он и взволновался.

В самом деле, что будет с его маленьким другом, если Пушка узнает о его новой шалости! Ведь она его не простит, ни за что не простит! И в отпуск не отпустит в субботу, и опять поставит носом в угол, и за черный стол посадит во время обеда и завтрака. А на субботу Сережа возлагал такие надежды! Как ему хотелось привести Принца в их квартирку на Мытнинской набережной, из окон которой открывается такой славный вид на Неву, и познакомить его с Людочкой, с мамой и похвастать всякими «штучками» Арапки, на которые тот великий мастер и охотник!

– Послушай, Принцынька, ведь это ты сделал? – насколько мог мягче спросил Сережа, когда они были в стороне от остальных мальчиков.

– Что? – притворился непонимающим маленький шалун.

– Да разрисовал Пушку!

– Я! – нимало не смущаясь, ответил Принц и смело тряхнул белокурыми кудерьками.

– Но тебе попадет, – испуганно заметил Сережа.

– Конечно, попадет, если выдадут! Только никто выдать не посмеет, – так уверенно сказал мальчик, что его спокойствие передалось Сереже, и он смеялся не меньше самого Принца, когда тот рассказывал ему, как под утро влез на ночной столик и «преобразил» Пушку.

Старшие пансионеры прослышали о новой проказе младших и пришли посмотреть на превращение Пушки, которую никто не любил за раздражительность и несправедливость.

Даже повар Сидор и краснощекая Паша прибежали взглянуть на портрет. И все – и старшие, и младшие, и повар, и Паша, и сторож Вавилыч – все от мала до велика хохотали.

Принц торжествовал. Даже Сережа совсем успокоился, уверенный в том, что никто не узнает о поступке его друга.

* * *

Но веселье, однако, разом прекратились, когда появилась взбешенная Пушка.

– Что за шум? Что за крики? – негодовала она. – Вы ведете себя, как уличные мальчики. Стыд и срам! Если это будет так продолжаться… я…

Но тут случилось нечто неожиданное.

Пушка взглянула на свое изображение и словно подавилась.

Из красной она стала багровой… С вытаращенными глазами и с вытянутыми вперед руками стояла она перед портретом и только зловеще потряхивала головой.

"Вот оно, начинается!" – подумал Сережа и с состраданием взглянул на Принца.

Начальница долго молчала. Наконец, она повернулась в сторону мальчиков и резко-отчетливо проговорила:

– Я подниму на ноги весь пансион, пока не найду виновного. Слышите ли вы, негодные мальчишки! И до тех пор, пока не отыщется виновный, я не позволю никому из мальчиков играть ни во дворе, ни в гимнастическом зале.

О, это было очень строгое наказание! И все двенадцать мальчиков вздохнули. Принц опустил глаза. Ему стало стыдно, что из-за его глупой шалости наказан весь класс. Поэтому, нимало не колеблясь, он вышел вперед и проговорил дрожащим голосом:

– Простите меня, Антонина Васильевна, это сделал я!

– Что ты сделал? – как-то особенно резко взвизгнула начальница.

– Я нарисовал на вашем лице усы, бороду и баки! Простите!

– Простить? – протянула с особенным старанием Пушка. – Нет, голубчик, за это не прощают. Ступай в карцер, да скажи Вавилычу, что я тебя велела запереть до завтрашнего утра.

Принц, низко опустив голову, пошел исполнять приказание начальницы. А Пушка, все еще дрожащим от гнева голосом, приказала Грушину, как самому высокому из всего класса, влезть на ночной столик Мики Эрлера и снять портрет со стены.

Вблизи лицо Пушки, разрисованное Принцем, казалось еще смешнее, и мальчики поминутно отворачивались и тихонько фыркали, закрываясь ладонями.

– Принеси мне губку и полотенце, – приказала Антонина Васильевна тому же Грушину.

Когда тот подал ей требуемое, она собственноручно стала смывать уголь со своего портрета. От мокрой губки текла черная вода по портрету.

Видя, что ей не поправить дела, Пушка окончательно вышла из себя.

– Не на одни сутки, а на трое надо было бы посадить в карцер злого, негодного мальчишку! – проговорила она.

Сердечко Сережи сжалось.

Он в первый раз почувствовал, как привязался к своему новому другу. "Лучше бы уж обоих наказали за вчерашние кочерыжки!" – думал он.

– Там темно? – робко спросил он у Жучка, когда Пушка, выбранив еще раз малышей, вышла из спальни.

– Где темно? – удивился Жучок.

– Да в карцере.

– Темно, сыро и крысы бегают, и летучие мыши летают, и твоему Принцу голову отъедят! – зло рассмеялся подоспевший Рыжий.

– Оставь меня и Принца в покое, – сердито сказал Сережа Рыжему, – ты злой мальчик, и я не хочу с тобой разговаривать.

– Ах, заплачу! – насмешливо ответил тот.

– Братцы, не ссорьтесь с утра! Как вам не стыдно! – сказал всех старавшийся примирить Мартик.

Мальчики выстроились парами и пошли в столовую пить чай.

* * *

Карцер, где сидел Принц, находился недалеко от прихожей. Ключи от карцера хранились у сторожа Вавилыча. Сережа после обеда долго ходил вокруг карцера, прислушиваясь. Единственное крошечное окошечко находилось очень высоко от пола, и Сережа, даже поднявшись на цыпочки, не мог заглянуть через него в карцер.

Однако он прекрасно слышал, как ходил по карцеру Принц.

"Если б он знал, что я тут около него, он бы нашел способ влезть на подоконник и показаться в окне", – подумал Сережа.

Подойдя к дверной скважине, он сказал:

– Принц! Я здесь.

С минуту длилось молчание, потом Сережа ясно услышал, приложившись к замочной скважине:

– Здравствуй, Сережа. Это ты?

– Это я, Принц! Здравствуй.

– Что у вас делается в классе без меня? – продолжал говорить из своего заключения Принц, приложившись губами к замочной скважине.

– Все по-старому. Мальчики шалят и дерутся. Рыжий толкнул меня два раза и ущипнул четыре.

– Ах, он скверный! – рассердился Принц. – Вот погоди, выйду завтра, так задам же я ему на орехи. А тебе скучно без меня? – после короткого молчания раздалось из карцера.

– Очень скучно, Принц, – проговорил Сережа и так и замер на месте.

Перед ним стояла Пушка.

– Скучно, скажите на милость! – насмешливо сказала она. – Так, чтобы веселее было, не угодно ли вам будет туда же, к товарищу на побывку. Вавилыч! – крикнула она на сторожа.

Вавилыч очутился перед своей госпожой в одну секунду, точно из-под земли вырос.

– Дай ключи!

Ключи были в кармане Вавилыча. Пока он полез за ними, вытаскивал их из кармана и отпирал дверь, Сережа замирал от страха, что вот-вот Антонина Васильевна передумает его наказывать, и он не увидит своего друга.

Но Пушка и не подумала изменять своего решения. Пока Вавилыч возился с ключами (у него их была целая связка), отыскивая ключ от карцера, Пушка отчитывала Сережу.

– И как тебе не стыдно, – говорила она, – третий день в пансионе, а так шалишь, что уже в карцер попал. Нечего тебе дружить с Вакулиным: он самый шаловливый мальчик из всего пансиона, и дружба с ним не приведет к добру.

Но Сережа не соглашался со словами Пушки. Котя Вакулин, или Принц, был, по его мнению, самый смелый, самый веселый, самый добрый мальчик, какого он только видел на свете, и любил его Сережа, как родного брата.

"Нет, – хотел он крикнуть в ответ на слова Пушки, – не говорите так про Принца! Он милый, чудесный, хороший!"

Но, однако, ничего не сказал, боясь окончательно рассердить начальницу.

Вавилыч в это время подобрал ключ из связки, воткнул его в замочную скважину, распахнул дверь и… отступил от изумления.

Принца не оказалось в карцере. Вместо шаловливого маленького пансионера стояла хорошенькая голубоглазая девочка с двумя белокурыми косичками за плечами, в длинной юбке, кофточке для гулянья и котиковой шапочке со спущенной с нее вуалеткой. В руках девочка держала муфточку и низко приседала Пушке.

Пушка недоумевая моргала глазами и пятилась от двери.

Вавилыч был удивлен и испуган не меньше самой начальницы.

– Да что же это, прости Господи, за наваждение! – шептал он и даже незаметно перекрестился.

Но внезапно девочка заговорила, и Сережа, и Вавилыч поняли, в чем дело.

– Антонина Васильевна, – начала девочка хорошо знакомым Сереже голоском. – Простите, пожалуйста, виноват, но в карцере так было холодно, его давно не топили, а ваше платье, жакет и шляпа висели в шкафу. Шкаф не был заперт, и я взял все это оттуда и надел на себя!

Это был Принц, его голос, его манера говорить, но Сережа ни за что бы не узнал своего друга в хорошенькой белокурой девочке.

Пушка хотела наброситься с выговором, разбранить Принца, но вместо этого только отвернулась, чтобы скрыть невольную улыбку. Уж очень был забавен и мил маленький шалун в своей новой роли. К тому же Пушка была хоть и вспыльчивой, но сердце у нее было доброе, и она не могла долго сердиться на своих шалунов-питомцев.

– На этот раз прощаю вас обоих, – проговорила она, – но, надеюсь, ты не повторишь больше своей злой утренней шалости. Мне жаль портрета, потому что его мне подарила моя дорогая мать, которой уже несколько лет нет на свете!

И, говоря это, Пушка прослезилась. Эти слезы начальницы сильно подействовали на Принца.

– Простите Бога ради, Антонина Васильевна, – прошептал он, – я не знал этого. Моя шутка очень глупа, но я не злой мальчик. Простите меня, пожалуйста! Или нет, лучше накажите меня, мне будет легче.

– Нет, мальчик, я не буду наказывать тебя, – ласково ответила Антонина Васильевна. – Ты сам понял, как нехорош твой поступок.

Улегшись вечером в постель, Принц и Сережа долго беседовали о сегодняшних событиях.

– Нет, что ни говори, она очень добрая, – искренне произнес Принц.

– Очень! – подхватил Сережа.

– И мне ужасно стыдно, – продолжал его маленький товарищ, – что я нарисовал ей усы и баки на портрете! Сделанного не вернешь, только впредь, будь свидетель, я никогда не стану изводить Пушку. Спокойной ночи, Сережа!

– Спокойной ночи, Принц!

* * *

– Братцы, кто за мною? Я иду освобождать маленькую собачку, которую мучают злые мальчишки на том углу улицы! – Принц соскочил с толстого сука березы, на котором уселся во время прогулки пансионеров по саду. Береза росла около самого забора и, если забраться на нее, то можно было видеть, что делалось по ту сторону каменной стены.

– Я за тобою! – ни на минуту не задумавшись, сказал Сережа.

– И я! – сказал Жучок.

– И я! И я! – вторили мальчики.

Желающих набралось очень много. Один только Рыжий, ненавидевший Принца, да боязливый Мартик не решились последовать за ним. Остальные же десять мальчиков окружили Принца и бросились к калитке сада.

– Берегись, Принц, берегитесь, братцы, – уговаривал мальчиков Мартик. – Василий Иванович сейчас вернется, и всем вам попадет.

– Достанется на орехи! – злорадно подтвердил Рыжий.

– Василий Иванович еще не скоро вернется, он будет читать газету очень долго! Я видел, как ее подал ему Вавилыч! – успокаивал в нерешительности остановившихся было перед калиткою мальчиков Жучок.

– Конечно! – подхватил Принц, – он не скоро вернется. А, впрочем, я не принуждаю никого идти за мною. Трусы могут остаться. Мне их не надо. Кто боится – может не идти.

Но желающих остаться, кроме Рыжего и Миллера, не оказалось. Всем мальчикам хотелось идти на выручку собачки, а главное – чем-либо проявить свою храбрость в глазах товарищей. И потому все наперегонки бросились к калитке.

На противоположном углу улицы собралась большая толпа уличных мальчишек. Один из них держал на веревке маленькую дрожащую собачонку. Другой из большой садовой лейки, наполненной до краев водою, поливал ее. Она жалобно визжала, стараясь вырваться из рук своих мучителей. Но все ее усилия были тщетны. Бедняжке оставалось только трястись от холода.

Пансионеры, гурьбой высыпавшие из калитки, смело направились к маленьким мучителям. Принц, как главный зачинщик, выступил вперед:

– Зачем вы мучаете бедное животное? – строго спросил он.

– А тебе какое дело, – дерзко ответил мальчишка, поливавший собачонку из лейки, – собака не твоя, и не суйся, куда тебя не спрашивают.

– Молчать! – прикрикнул Принц и, оглядев стоявших за ним товарищей, добавил спокойнее: – Сейчас же изволь отдать мне собаку или я вырву ее у тебя силой.

– О-го-го! – дерзко рассмеялся маленький оборванец. – Ишь ты, какой прыткий: поспешишь, глядишь, людей рассмешишь. – И неожиданно он высоко поднял лейку над головой, и целая струя холодной и грязной воды залила лицо и пальто Принца.

– Ха-ха-ха! – дружно захохотали уличные мальчишки. – Вот так защитник.

Но долго им смеяться не пришлось.

Принц и пансионеры бросилась на них, и завязалась драка.

Уличных мальчишек было гораздо меньше, и потому пансионеры живо одолели их. Те обратились в бегство, оставив собачку в руках победителей. Сережа, пока дрались его товарищи, бросился к дрожащему от холода и страха животному, отвязал с его шеи веревку и, сбросив с себя пальто, укутал в него иззябшую собачку.

Она перестала жалобно визжать и притихла в руках своего нового покровителя. Сережа опрометью бросился назад в сад, тесно прижимая к груди собачку и стараясь отогреть ее своим дыханием.

* * *

Это была совсем маленькая, черненькая дворняжка, с круглыми изюминками-глазками и смешным, точно обрубленным хвостиком. Когда усталые мальчики вернулись в сад, они обступили своего нового товарища и стали решать трудный вопрос: как его назвать.

– Я думаю, ему подойдет имя Шарик, – решил Жучок.

– Что ты! Что ты! – замахали на него руками мальчики. – Ведь Шарик круглый, а он, видишь, какой худышка, точно пять дней не ел.

– Худышка, это правда! – сказал Мартик, и вдруг собачонка, услышав его голос, повернула голову и завиляла хвостом.

– Ах ты, бедный, – и Мартик приласкал песика, – ты точно и вправду Худышкой называешься, что оглядываешься на зов.

– А знаете, братцы, – предложил Принц, – мы назовем его Худышкой. Хорошо?

– Хорошо! Отлично, пусть он и будет Худышкой! – подхватило сразу несколько голосов.

– А только покормить не мешало бы! – сказал Сережа.

– Погодите, братцы, у меня есть сухарь в кармане! – вспомнил Мика Эрлер.

– Ну, вот еще, будет она есть сухари! Ему овсянку надо сварить, – посоветовал Жучок.

Но Худышка преблагополучно съела предложенный Микой сухарь.

– Ах ты, бедненькая, бедненькая Худышка, – соболезновали мальчики и поочередно гладили ее мягкую черную шерстку.

Решено было просить у Василия Ивановича всем классом позволения оставить у себя собачку.

– Пусть она живет в комнате у Вавилыча, а мы будем давать ему за это по рублю в месяц, – предложил кто-то из мальчиков, и все нашли эту мысль как нельзя более удачной.

Василий Иванович выслушал малышей и, переговорив с начальницей, позволил приютить собачку. Вавилыч изъявил тоже полное согласие и за рубль в месяц обещал ухаживать за нею.

– А кормить ее мы будем сами. Если купить в складчину несколько фунтов овсянки, то ей на месяц хватит, – порешили мальчики.

И судьба Худышки была определена. Она осталась в пансионе г-жи Власьевой на попечении младшего класса.

В день ее принятия в пансион, Жучок слазил на чердак в сопровождении горничной Паши и притащил оттуда целый ворох соломы для постели Худышки. Мика Эрлер, как единственный, умеющий держать иголку в руках, сшил холщовую перинку и набил ее соломой. Мартик Миллер, собиравший потихоньку целую коллекцию разных ленточек, выбрал из них самую лучшую и повязал ее на шею Худышке. Черноглазый Жучок принес Вавилычу свою «собственную» большую фарфоровую чашку, на которой золотыми буквами была выведена надпись: "в день Ангела", и строго наказал Вавилычу кормить из нее Худышку. Вообще все ребята, составляющие младший класс пансиона г-жи Власьевой, с большой нежностью и заботой относились к своему маленькому приемышу.

Один только мальчик невзлюбил Худышку. Это был Рыжий. Всем сердцем ненавидя Принца и Сережу, Грушин перенес часть своего недоброго к ним чувства на ни в чем не повинную Худышку.

– Противная собачонка! – кричал он, лишь только она подходила к нему, и грубо ее отталкивал от себя.

– Не ходи к нему, Худышка, он злюка, не люби его, – говорили мальчики.

– Куси его, куси, Худышка, – подуськивал Принц, не любивший в свою очередь рыжего Грушина.

И Худышка скалила зубы и рычала, лишь только Рыжий подходил к ней близко.

– Ну, подожди же ты у меня, дрянная собачонка! – говорил он. – Попадись ты мне только!

– Ничего ты с ней не посмеешь сделать, – волновался Сережа, особенно полюбивший Худышку за то, что та напоминала ему Арапку, – она наша, и мы не дадим ее тебе в обиду.

– А вот увидите! – злобно поддразнивал Рыжий и метал исподлобья на покровителей Худышки сердитые взгляды.