Текст книги "Ты остаёшься, я ухожу (СИ)"
Автор книги: Лиат Натанариэль
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Айнор невольно уставился на свои ноги. Смешно, ему даже не пришлось снимать сапог: с левого, словно издеваясь, нахально глянули две точки. Следы зубов. Он вдруг без всякого сомнения понял: это следы змеиных зубов.
Оказывается, дно никуда не девалось. Так вот как ты умер: утонул в луже, которая была тебе по пояс. Раз своего рождения ты не помнишь, то знай хотя бы это...
Вейнамейна решительно встала.
– Нужно дров для костра.
Костёр так костёр, ему было всё равно.
Проходя мимо, она сняла свой косматый плащ и молча накинула ему на плечи. У Айнора не было сил сопротивляться, но он собрал последние и буркнул:
– Прекрати! Я тебе не какое-нибудь умершее дитя!
Вейна печально улыбнулась.
– А кто тогда?
Медвежья шкура, нагретая теплом её сильного тела, была жаркой и тяжёлой, и впервые со дня своей смерти Айнор вдруг почувствовал, что согрелся. Он не заметил, как уснул, и спал почти без снов, чувствуя себя странно защищённым, словно под боком у большого и доброго зверя...
Он проснулся, когда костёр Вейны прогорел, и вместо него занялось утро.
– Мы пойдём ко мне, – сказала богиня, и это явно было уже решено. Вчера Айнор позволил себе на минуту поверить, что, пожалев его, она даст ему уйти. Уйти. Глупец. И куда бы ты пошёл? Тебе нигде нет места.
Он шагал следом за ней по лесу и понимал, что они идут не по простым тропинкам, куда-то в место, куда смертному не попасть, если у него в проводниках не будет бога. Как же он тогда сумел выбраться из Мари в обычный мир, мир людей? Просто бежал, не разбирая дороги, странно, что она, изогнувшись болотной гадюкой, вновь не вывела его на знакомый туманный берег...
– Послушай, – сказала Вейна по пути, – я знаю одно болото, оно называется Долгим, и недаром... Оно длинное и узкое, люди из окрестных селений обычно ходят вброд, потому что обходить его – даром терять несколько дней. Я подумала, ты мог бы быть родом откуда-то оттуда...
– Какая теперь разница? – отозвался Айнор без интереса и без злости. Он даже не знал, сколько лет назад он умер. Может быть, он, сам о том не подозревая, давно уже перевёз всех, кто когда-либо его знал, на берег забвения. И даже если и нет, он ведь всё ещё мёртв. Пусть не до конца, но мёртв, а это непоправимо – уж теперь-то он знает...
Богиня умолкла и больше не пыталась.
Когда между светлых берёз впереди блеснула вода, он сбился с шага, но Вейна мягко сказала:
– Не бойся. Река та же, но Марь далеко, она ниже по течению. Там чем ниже, тем темней...
И правда – на этом берегу безмятежно сияло солнце. Белый песок полого спускался к воде, а над ней сновали лёгкие чёрные ласточки. Вон, весь обрыв там, за рекой, изрыт входами в их гнёзда...
– Мы с ними дружим, – объяснила богиня. – Ласточки – добрые птицы. Они ведь и весь этот мир когда-то свили, как большое гнездо...
– Разве он не был создан из разбитого яйца? – удивился Айнор.
Вейна нахмурилась.
– Что? Чего только люди не придумают! Вам лишь бы разбить яйцо...
Она остановилась и упёрла руки в бока.
– Что же мы будем делать?.. – произнесла она негромко, размышляя вслух. – Для начала, наверное, лодка... Без лодки совсем никак, а твоя уплыла. Я могла бы выковать новую, но она будет слишком тяжёлой...
Вдруг прервав себя на полуслове, она крикнула кому-то:
– И́вар! Ты здесь, как хорошо...
Айнор не сразу понял, что она окликнула белого лебедя в прибрежной траве.
– Ивар, – сказала Вейна, – я редко о чём-то тебя прошу, но это правда важно. Пожалуйста, поищи лодку! Она уплыла вниз по течению, ещё ниже Мари, вдруг её где-то прибило к берегу...
Может быть, Айнору показалось, а может, лебедь и правда кивнул. Как бы то ни было, он в самом деле неторопливо, будто нехотя, двинулся вниз по течению.
– Вот и хорошо, – удовлетворённо кивнула богиня. Потом, словно вдруг вспомнив что-то, она посмотрела Айнору за спину:
– Ну, как они здесь без меня?..
Айнор проследил за её взглядом – и не поверил своим глазам: вдоль берега тянулись ряды вырытых в песке ямок, а в них, словно в колыбельках, лежали младенцы. Совсем как в песнях...
Вот только все эти малютки не были мёртвыми! Айнор, со сжавшимся сердцем ожидавший увидеть серые личики и окоченевшие тела, изумлённо разглядывал розовые пухлые щёчки и чмокающие во сне губы. Один младенец тут, рядом, в вышитой рубашечке, беспокойно захныкал, словно готовясь заплакать. На время забыв про гостя, Вейна взяла ребёнка на руки.
– Малыша я усыпляю, – мурлыкала она, привычно укачивая дитя, и Айнор узнал знакомые слова колыбельной, которую, быть может, пела ему и его собственная мать, – Убаюкиваю детку -
Спи, усни скорей, мой птенчик,
Засыпай, мой медвежонок...
Айнор вновь обрёл дар речи, хоть и не до конца.
– Но они ведь... мёртвые? – спросил он, почему-то шёпотом.
Вейна бережно уложила младенца обратно в кроватку в тёплом – Айнор чувствовал это даже сквозь сапоги – песке.
– Маленькие не сразу понимают, что умерли, – объяснила она. – Когда только-только из темноты – и сразу обратно... Некоторые поначалу плохо спят. Потом ничего...
Она с такой нежностью смотрела на чужих малышей, что Айнор не выдержал и спросил:
– Почему ты не заведёшь своих? Не все мужчины такие, как я. Кто-то наверняка тебе подошёл бы...
Вейна взглянула на него как-то странно.
– Ах, – сказала она. – Так вы, люди, считаете это моим выбором?..
Она сделала пару бездумных шагов вдоль песчаных колыбелей, словно проверяя, всё ли в порядке, но едва ли на самом деле их видела.
– Что ж, наверное, моя история в обмен на твою, так будет честно... – она вздохнула. – Знаешь песню о том, почему кукушка не вьёт гнёзд?
Конечно, Айнор знал. Это была песня-урок, песня-запрет – о брате, полюбившем сестру, как жену. Желать сестру или брата по сей день было одним из самых постыдных, самых тяжких грехов, потому-то эту руну и пели так часто – чтобы она запомнилась... Тех двоих несчастных ждала жестокая кара. Проклятые отцом, они превратились в птиц, чтобы никогда больше не ступить на землю, и телесная любовь отныне тоже была для них под запретом...
– В песне не говорится о том, – мягко сказала Вейна, – что у них была третья сестра.
И тогда Айнор понял.
Птицы... Лебедь и кукушка. Он никогда не слышал о других детях Пейве, о них не было ни слова ни в одной из песен, даже в этой, но чему удивляться – о позоре проще молчать...
– Они близнецы, – Вейна отстранённо следила за полётом ласточек, – близнецы всегда к беде... Моя сестра была хозяйкой лесов, а мой брат – хозяином вод. Конечно, с тех пор их место заняли другие. Я не была изгнана и не стала птицей... но остальное при мне.
Это не так-то легко было осмыслить.
– Но причём здесь ты?!
Вейна пожала плечами.
– В гневе наш отец не владеет собой. Он... не подумал. Проклиная, не назвал их по именам. Он сказал "мои дети". "Мои дети не будут знать любви"... Никакой. Даже объятий. Даже коснуться с нежностью и то нельзя.
А ты ещё думал, что это с тобой обошлись нечестно.
Айнор тряхнул головой.
– А что случится, если вы нарушите запрет?
– Ты не понял, – устало сказала Вейна. – Папин запрет не нарушить. Мы не можем. Не потому, что боимся или что-то – просто не можем, и всё. Никак.
Что он мог сказать на это? Ей, вечной деве из песен – деве не из гордости, как они все верят...
– И... как же ты?
Вейна невесело усмехнулась.
– Так и живу... не зная.
Ласточки, свистя, носились над водой.
– Вейнамейна!
От звука этого голоса Айнору разом стало очень, очень холодно. Он не слышал его раньше, но сразу понял, чей он.
Кого он ожидал увидеть? Чудовище? Древнего старца? У кромки леса стоял совсем ещё не старый человек, крепкий, осанистый, серьёзный и уверенный, как хороший зажиточный хозяин; он не носил бороды, а чёрные волосы лишь слегка тронул иней седины. Почему же Айнор узнал его с первого взгляда?
– Можно мне войти и говорить с тобой? – спросил человек, который, конечно, не был человеком. Его голос был глубоким, как вода.
– Маррас, – сказала Вейна без улыбки. – Входи.
Только после этого добротный сапог хозяина края мёртвых ступил на её песок.
– Тебе Корпи рассказал, – это был не вопрос, и в нём открыто звучало отвращение.
Маррас кивнул.
– Да. Я тоже считаю, что Пейве мог бы найти на его место кого-нибудь получше.
Взгляд его тёмных глаз лёг на Айнора, намертво придавив того к земле.
– Так вот какой он, – мягко сказал бог, – мой лодочник.
У его ног мелькнула тень, встала в полный рост, из плоской становясь подобием человека, и Айнор, ощутив приступ тошноты, вдруг узнал: не просто тень – его тень...
– Значит, тот улизнул, – проговорил Маррас. – Что ж, пусть, будем считать, что своё наказание он отбыл... Но ты должен был знать, что тебя всё равно будут искать и найдут. Хотя бы потому, что только прежний лодочник может назначить нового... Если тот будет достаточно глуп, чтобы согласиться.
Айнор молчал.
– Идём, – теперь в голосе бога пряталась не знающая милосердия сталь. – Ты уже причинил нам достаточно хлопот. Пора возвращаться к работе.
– Маррас!
Он стоял на мелководье. Молодой мужчина с длинными волосами цвета льна и короткой бородкой, он был удивительно красив; узкие ступни, виднеющиеся сквозь воду, побелели от холода, зато в руках у него была верёвка, и, ещё не успев поглядеть, Айнор знал, что она привязана к носу лодки.
Надо же, как быстро он обернулся. Впрочем, не Айнору ли, проведшему в Мари вечность и ещё половину, знать, что время там течёт совсем иначе...
– Маррас, – повторил Ивар, потому что это был он, пусть и не в лебединых перьях, – оставь его, раз он не хочет. Я хочу.
Бог мёртвых даже не повернул к нему головы.
– Какое мне дело до твоих желаний? – бросил он.
Ивар поморщился.
– За что ты меня невзлюбил? – фыркнул он. – Я провинился не больше, чем вот она! Если тебе нужно кого-то ненавидеть, ненавидь нашего отца! Если бы он хотел, он давно бы уже-...
– Он не может! – вдруг вскрикнула Вейна неожиданно ломким, высоким голосом. – Он не может, ясно?! Мы с ним говорили об этом, и он тоже жалеет о том, что сделал, но даже он сам не может отменить своё слово! Он – он просил у меня прощения, и вы не знаете, не знаете, каково... Это в тысячу раз хуже, чем когда он злится, и, пожалуйста, перестаньте, прекратите оба!
На какое-то время мужчины замолчали. Потом, совсем другим тоном, Ивар сказал:
– Маррас, тебе ведь нужен лодочник. Позволь мне.
Хозяин Мари пренебрежительно пожал плечами.
– Мне всё равно, кто им будет, лишь бы больше не сбегал.
Сын Пейве усмехнулся из-под светлых усов.
– Не сбегу, – успокоил он. – Я ведь не могу ступить на землю, забыл? Ни на том берегу, ни на этом.
– На своём берегу я не жду ни тебя, ни твою Инари, – сквозь зубы процедил Маррас.
У Айнора пересохло в горле. Сами собой заныли намозоленные веслом руки.
– Ты правда этого хочешь? – хрипло выдохнул он. – Но... почему?
– Вся моя жизнь – в этой реке, – Ивар пожал плечами. – Вечная, между прочим, жизнь, умирать, – он с усмешкой кивнул в сторону бога мёртвых, – не разрешают... В лодке вода хотя бы будет снаружи.
Маррас казался задумавшимся.
– Ладно, – наконец решил он. – Хорошо.
Ивар посмотрел Айнору в глаза. Улыбнулся. Кивнул.
– Ты уходишь, – сказал он, – я остаюсь.
Со странным чувством, будто всё это – сон, Айнор смотрел, как он поднимается в лодку, как берётся за вёсла, от которых по воде бегут круги, как дробится солнце на разрезанных лодочным носом волнах...
Неужели правда? Неужели больше не придётся возвращаться в холод и мрак, неужели-...
– Не спеши, – словно прочитав его мысли, негромко сказал Маррас. – Лодочник или нет, но ты мёртв. Значит, и место твоё – среди мёртвых.
Тень Айнора всё ещё стояла там же, где была, как преданный слуга; бог положил руку ей на плечо, и Айнор почувствовал, как вместе с его собственным плечом и сердце его сжимает тяжёлая, холодная рука...
– Мар, – сказала Вейна.
Удивлённый, Маррас обернулся к ней.
– Отпусти его.
Бог поднял брови.
– Вейна, но он же мёртв.
Она упрямо мотнула стриженой головой.
– У тебя на берегу сейчас столько мёртвых, что никто не заметит. Одним больше, одним меньше...
– И чем же он лучше любого из них? – хмыкнул Маррас. – Иные из них из-за него и умерли! Не слишком-то справедливо будет оставить жить именно его.
Вейнамейна горько улыбнулась.
– Мой папа пытался быть справедливым, – напомнила она. – С тех пор я предпочитаю милосердие.
Какое-то время они с Маррасом смотрели друг другу в глаза.
– Оставь его, – попросила Вейна. – Ради меня.
Маррас сжал пальцами переносицу, зажмурился; снова открыл глаза, вздохнул – и снял руку с плеча тени. Словно дождавшись разрешения, та вновь распласталась по земле, скользнула к хозяину и, как и подобает тени, легла у его ног. Айнор судорожно вздохнул: ему вдруг показалось, что у него внутри вправили какой-то вывих, причинявший ему боль.
В повисшей над рекой тишине сонно заплакал ребёнок.
– Этому нынче никак не спится, – сказала Вейна.
Маррас молча поглядел на младенца, подошёл, опустился рядом с ним на колено и задумчиво предложил малютке палец. Тот немедленно сжал его в кулачке и, успокоившись, затих.
– Я помню девушку с косами до колен, – Маррас заговорил в пустоту, и Айнор вдруг окончательно понял, что бледное лицо хозяина края мёртвых никакое не суровое, а усталое – усталое и отмеченное печатью забот, и только. – Она дружила с ласточками, их было столько, что от них в воздухе было черно, а ветер от их крыльев чуть не сбил меня с ног...
Вейна тихо улыбнулась.
– Я помню юношу, – сказала она, – который помог мне поставить на место небесный свод, хотя я его и не просила.
Губы Марраса тоже тронула улыбка.
– Ты справилась бы сама. Когда ты взвалила свой край на плечи, мой почти ничего не весил...
Он высвободил палец из рук ребёнка и встал.
– Прости меня, – сказал он, не глядя на ту, к кому обращался. – Я помню, что обещал тебе найти способ...
– Не казни себя, – прервала Вейна. – Нельзя найти то, чего нет, Мар. Ты не виноват.
Бог поморщился, словно от боли.
– Ненавижу себя за то, что перестал пытаться.
– А что, лучше было бы, загуби ты и свою жизнь тоже?! – теперь её голос звучал жёстко. – Прекрати. Вы с Эло – прекрасная пара, и у вас чудесные дети... Как там Калма? Новые руки хорошо ему служат?
– Лучше родных.
Маррас рассеянно всмотрелся в ряды песчаных колыбелек.
– Вейна, если мой подарок тебе надоел, только скажи, и я заберу его назад. Наверное, я тогда поступил глупо... но мне не хотелось, чтобы ты оставалась совсем одна.
– Это лучший подарок на свете, и я с ним не расстанусь, – сказала Вейна твёрдо. – Да, пусть я никогда не увижу, как эти дети сделают свой первый шаг, и не услышу их первого слова, но они мои... и немножко твои. Разве не этого я всегда хотела?
Маррас обернулся к ней как раз вовремя, чтобы увидеть стоящие в глазах женщины слёзы. Она моргнула, и они хлынули потоком, две солёных реки на её круглом лице... Вейна закусила губу и улыбнулась, невозможно светло, и Айнор не поверил, что можно так улыбаться, когда тебе больно. Радуга в дождь...
Двое богов стояли друг напротив друга и молчали, а потом Маррас сказал:
– У меня на берегу люди ждут, пока их переправят. Надо идти присмотреть.
Вейна вытерла слёзы.
– Было здорово снова увидеть тебя, Мар.
Он поднял руку, словно хотел коснуться её плеча – не коснулся, сжал пальцы в кулак, опустил. Неловко кивнул, не поднимая глаз, повернулся и пошёл прочь.
А Вейна осталась.
Она провожала его взглядом, пока, ни разу не обернувшись, он не скрылся под сенью леса, и ещё на два удара сердца дольше.
Потом, словно проснувшись, она повернулась к Айнору и улыбнулась ему.
– Пойдём, – сказала она, – я провожу тебя обратно к живым.
Она вывела его на край открытой земли. Ветер гнал по бледному небу табун мохнатых облаков и пригибал к земле тонкие стебли пушицы. Последнее солнце ушедшего лета ласкало край леса, по левую руку мысом выдающийся на равнину, и, словно с тенью к нему вернулась и часть памяти, Айнор вдруг узнал это место. Там, среди мхов и разлапистых елей, лежал северный конец Долгого болота, и откуда-то он знал это совершенно точно.
Вейна остановилась, и Айнор остановился тоже.
– Вот и всё, – высказала она очевидное. – Дальше тебе самому дорогу искать, но ты найдёшь... А я – назад. Пока мы с Маром тебя ловили, дел накопилось – страх! Вон, от старой луны всего ничего осталось, а новую я ещё не сковала...
Айнор смотрел на неё, на плечи кузнеца и лицо девы, и не знал, чьё у неё сердце, но знал, что второго такого, наверное, больше никогда не встретит.
– Спасибо, – сказал он.
Вейна смущённо улыбнулась.
– Ты... постарайся прожить долго, ладно? Ты ведь ещё молодой совсем. И через болото то... больше вброд не ходи. Говорят, молния в одно место дважды не бьёт, но как знать...
Ветер пронизывал до костей, Айнору было холодно, но этот холод больше не был холодом мокрой одежды утопленника – холодом липкого страха, от которого просыпаешься с ноющим сердцем. Марь разжала свою хватку. Отпустила.
В небе смеялось прохладное солнце и бледнел от его соседства кусочек состарившейся луны, а впереди лежали Долгое болото и весь мир, и, может быть, где-то там умерший и вернувшийся сможет вновь найти то, что забыл...
Себя.
В конце концов, у него целая жизнь впереди.
Ветер гнал облака по небу, по земле вдогонку бежали их тени, и тень Айнора была с ним, готовая идти следом.
Он вдохнул полной грудью и зашагал к далёкому лесу. Чтобы прийти. И чтобы остаться.