Текст книги "В объятиях прошлого. Часть 1"
Автор книги: Лиана Модильяни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
* * *
После последнего визита Маргарет в посольство и грубости Пьера-Анри Сюзанна была вне себя от ярости.
Не соизволила подготовить документы ?! Да я никогда ничего не забывала, – жаловалась она по телефону подружке. – Ты бы слышала, как он со мной разговаривал !!! Помада моя, ему, видите ли, вдруг надоела ! Ну, подожди, я ему подготовлю ! Я ему всё подготовлю ! Посмотрим, как ему всё это понравится. А заодно и его мраморной стерве.
На следующий день Сюзанна вошла в кабинет Пьера-Анри, неся в руках утреннюю почту. Она решила держаться со своим шефом холодно и неприступно до тех пор, пока он не проявит к ней должного, на её взгляд, внимания, как было раньше. А после этого она, хоть и не сразу, но, конечно же, его простит.
Однако не успела Сюзанна вымолвить и двух слов, как Пьер-Анри опередил её, жестом попросив её присесть на стул напротив себя.
Сюзанна, ты должна всё правильно понять, – тоном, не терпящим никаких возражений, начал Пьер-Анри, – нам следует сделать паузу и на время всё прекратить.
Сюзанна попыталась что-то возразить, но он не дал ей такой возможности.
Я не желаю никаких проблем в моей семейной жизни, – строго продолжал он, – а моя супруга явно что-то подозревает. Да и для тебя так будет лучше, – завершил он свою краткую речь. – Это больше не обсуждается. У нас сегодня много дел. За работу !
Со стороны Пьера-Анри это было большой ошибкой – попытаться всё обрубить одним махом, при этом даже не предоставив Сюзанне возможности высказаться. Сюзанне, которая на протяжении нескольких месяцев старательно, шаг за шагом, прокладывала себе дорогу в новую жизнь и вдруг в одночасье осталась у обломков своей несбывшейся мечты. По мнению Сюзанны, Пьер-Анри не заслуживал ни малейшего снисхождения. Убедиться в этом ему предстояло очень скоро.
* * *
В очередной раз встретившись со своими студентами и бегло просматривая их работы, Пьер-Анри недовольно приподнимал брови и слегка вздыхал: молодые люди явно не блистали ни оригинальностью, ни эрудицией, ни стилем. Внезапно, его внимание привлекло одно сочинение. Пробежав глазами первые несколько строк, Пьер-Анри немедленно предложил автору прочитать своё творение вслух.
«С античных времён и до наших дней многие люди любили и любят… Какое определение возможно сформулировать здесь ? Будем условно называть это… «ковырять в носу». Раньше это занятие считалось несоответствующим приличиям и глубоко порочным. Людей, замеченных и уличённых в этом постыдном и низком пороке, стремились опустить на самое дно социальной жизни. Над ними смеялись и издевались, их унижали, оскорбляли и презирали… В этой травле принимали участие все: и те, кто искренне отвергал акт ковыряния в носу, и те, кто скрытно, в тиши предавался этому, но кого ещё не успели уличить в данном тайном пристрастии. Когда же уличённым оказывался сам вчерашний обличитель, то возмущению общества не было предела. Таких ханжей и обманщиков уничтожали беспощадно.
Этот террор длительное время шокировал мирных, скромных и тайных любителей поковырять в носу в своё удовольствие. Боязнь неизбежных грядущих репрессий заставляла их подготавливать почву для снисхождения общества в случае их разоблачения. Постепенно стали появляться сообщения о научных социологических исследованиях, которые доказывали полную безвредность ковыряния в носу для общества и для личности. В дальнейшем медицина подтвердила, что ковыряние в носу стимулирует кровообращение, нормализует давление, улучшает пищеварение, благотворно влияет на психоэмоциональную сферу индивидуума и способствует стабильной мозговой деятельности. Затем пришла очередь историков, которые подтвердили, что немало великих людей жаловали это времяпровождение, и это не мешало им, а, возможно, в какой-то мере и помогало реализовывать свои таланты на благо общества. Так обстояло дело вплоть до сегодняшнего дня.
В плане прогноза на ближайшие несколько десятилетий, есть основания полагать, что популярность темы ковыряния в носу будет стремительно расти. А, как известно, популярность – это деньги. Всё больше людей станут объявлять себя сторонниками ковыряния в носу, даже если они никогда этим не занимались. Это занятие будет повсеместно входить в моду. Появятся частные клубы любителей ковыряния, где можно будет спокойно выпить пива, послушать музыку и пообщаться. Активисты движения носо-ковыряльщиков обратятся к властям с прошением разрешить им проводить городские шествия и парады. Ковыряние в носу станет культом. Появятся атрибуты ковыряльщиков: выглядывающий из кармана разноцветный носовой платок, татуировка с изображением оттопыренного указательного пальца и т. д. Радио, телевидение, пресса – все окажется буквально заполнено темой ковыряния в носу. Молодежь в людных местах будет демонстративно держать палец в носу. Певцы искусственно загнусавят. В модельном бизнесе преимуществом станут пользоваться девушки с носом как у носорога. Министры станут без стеснения афишировать своё умение исследовать недра своих носов.
Но постепенно общество утомится от ковыряния в носу. Оно уже больше не захочет постоянно слышать про ковыряние. Всё больше людей начнут протестовать: «Вам нравится ковырять – ковыряйте, мы и сами иногда не прочь. Но зачем некоторые особенности поведения человека превращать в повседневный элемент человеческого общения, в обязательный атрибут публичного выступления ?»
Человечество должно стремиться к лучшему, к прекрасному, а, значит, к свободе. Пусть каждый член общества – артист, фермер, аристократ, инженер, певец, учёный, политик – самостоятельно, без давления извне решает для себя вопрос: «Ковырять или не ковырять в носу ?» Давайте стремиться к лучшему и быть свободными !»
Глубокая задумчивость на лице Пьера-Анри уступила место абсолютной искренности.
Молодой человек, – обратился он к студенту, имени которого он не помнил, – вы даже не представляете себе, насколько ваш прогноз, возможно, окажется провидческим.
Давайте попробуем пойти ещё дальше в рассуждении, – предложил один из студентов, – с тем, чтобы предвидеть, к чему приведёт…
Попрошу вас строго придерживаться условной терминологии, сформулированной вашим товарищем, – шутливо прервал его господин Морель, – напоминаю вам, что речь идёт о «ковырянии в носу»…
… к чему приведёт, – продолжал студент, – эта борьба идей: из услышанного нами выступления можно сделать вывод, что наступит некое равновесие между фанатичными сторонниками ковыряния в носу и приверженцами здорового поведения… но эта надежда на сохранение баланса между теми и другими звучит не очень убедительно…
Скорее, можно предположить в будущем не торжество толерантности, а ужесточение ценностных конфликтов между этими двумя общностями, – высказался кто-то другой.
Похоже на вражду между «остроконечниками» и «тупоконечниками» у Свифта22, – добавил ещё один.
Не исключено, что близится конец этого сумасшедшего мира в существующем виде, тот самый конец, который предрекал преподобный Антоний Великий23, – раздумывал Пьер-Анри, возвращаясь в посольство. – «Придёт время, когда люди обезумеют, и если увидят кого-то не безумствующим, восстанут на него и будут говорить: «Ты безумствуешь», потому что он будет не подобен им».
* * *
Наступил вечер обещанных Сюзанной сюрпризов. Маргарет снимала с вешалок в шкафу костюмы Пьера-Анри, чтобы на следующее утро поручить прислуге отдать их в чистку. Аккуратно сложив его одежду, Маргарет вспомнила, что не мешало бы проверить карманы, так как она знала за своим мужем скверную привычку набивать карманы документами, зажигалками, мелочью, а иногда и недокуренными сигарами. Сюрприз удался. Чёрные ажурные трусики, со следами уже знакомой ей губной помады цвета фуксии и пахнущие дешёвыми духами, не оставляли сомнений в личности их хозяйки. От внезапного приступа нахлынувшей ярости у Маргарет даже задёргался угол рта.
Вы испугались моего внезапного появления, мисс Форест… – произнесла Маргарет свистящим шёпотом, – что ж, от страха ты и сдохнешь, мерзкая тварь. – А с вами, господин Морель, у нас всё кончено.
Этот краткий монолог удивительно точно передавал то, что творилось в этот момент в душе мадам Морель. Супружеские отношения, равно как и супружеские измены, заслуживали в глазах Маргарет намного меньше важности, чем даже просто предположение о том, что кто-то смеет насмехаться над ней.
Ты должна всегда чувствовать себя совершенством, – ещё в школе наставляла Маргарет её мать. – Женщина – главное, что есть на свете ! Мужчина же, в том числе и супруг, всего лишь приложение к женщине, причём – вонючее козлиное приложение…
Маргарет практически никогда не давала волю своим чувствам. Она помнила с ранних лет, что никогда никому нельзя открывать свою душу; иначе можно стать легко уязвимым и просто сгореть без следа в этом запутанном и враждебном мире.
Сюзанна затронула сокровенное: сама того не ведая, она добралась до глубинных струн тёмной души Маргарет, став главной причиной насмешек над ней, что не было дозволено никому. Неуёмная жажда мести бурлила внутри Маргарет и бередила её мозг.
Но вначале надо было расставить всё на свои места с Пьером-Анри. Маргарет решила сделать это в тот же вечер, после ужина.
Прислуга убирала столовые приборы, неяркий свет большой люстры из цветного муранского стекла мягко разливался по гостиной, отражаясь на поверхности начищенного паркета. На чёрной полированной крышке рояля стоял букет розовых лилий. Пьер-Анри всегда старательно заботился о том, чтобы дома были свежие цветы. Плотные шторы тёмно-бордового цвета с драпировкой наверху были задёрнуты. В камине тихо потрескивали дрова, и играли красно-жёлтые языки пламени, внося умиротворение в атмосферу этого непростого вечера. Маргарет сидела в глубоком коричневом кожаном кресле с бокалом своего любимого эльзасского белого вина, считая, что бокал вина никоим образом не может повредить ребёнку; да и вообще, она почти не думала о своей беременности. Намного важнее для неё были её собственный душевный покой и различные удовольствия. Пьер-Анри расположился на диване напротив и перелистывал вечернюю газету.
Надо же, ну ничего себе ! Джеймс Моррисон, тот самый Джеймс Моррисон-младший ! Молодой, но подававший большие надежды политик-консерватор ! – с интересом заговорил Пьер-Анри, не отрывая глаз от газеты. – Сегодня во время прогулки в Гайд-Парке он потерял сознание, и его даже не успели довезти до госпиталя, он скончался по дороге. Инфаркт в 34 года ! Ему пророчили блестящее будущее, – слегка удручённо закончил Пьер-Анри, озадаченно нахмурив брови и поджав нижнюю губу.
Инфаркт… Прекрасная идея ! – Маргарет была так поглощена планами мести, что не заметила, как высказала свои мысли вслух.
Злоключения Моррисона-младшего, как и другие политические новости, её сейчас занимали меньше всего.
Что ты говоришь, дорогая ? – отозвался с дивана Пьер-Анри, – прости я не расслышал.
Неважно, – махнула в ответ рукой Маргарет. – Кстати, у меня тоже есть новости для тебя, – произнесла она таким сухим и ничего не значащим тоном, как будто хотела сказать, что только что прихлопнула моль в шкафу.
Я – весь внимание, – отложил газету Пьер-Анри.
Маргарет язвительно усмехнулась.
Между нами всё кончено, Пьер-Анри Морель, – сделав глоток вина, ледяным тоном сообщила Маргарет. – Я ухожу от тебя.
От изумления Пьер-Анри откинулся на спинку дивана и приоткрыл рот. Некоторое время в комнате стояла мёртвая тишина.
Что могло произойти ? Вроде бы, я разобрался с Сюзанной… Или я о чём-то не знаю ? – чередой пронеслись мысли в воспалённом мозгу Пьера-Анри. – Маргарет, ты… ты себя хорошо чувствуешь ? – осторожно начал он. – Я правильно тебя понял – ты хочешь уйти от меня ? – Пьер-Анри начал нелепо жестикулировать, что свидетельствовало о нарастающей нервозности.
Абсолютно верно, ты не ослышался, – с презрением посмотрела на супруга Маргарет. – Но не волнуйся так, а то ведь, как ты только что узнал, и в более молодом возрасте инфаркты случаются, – язвительно добавила она. – Завтра же я перееду к маме. Хочется верить, что она не против (последнюю фразу Маргарет не произнесла вслух).
Но послушай, может быть, ты всё-таки соизволишь мне объяснить, что сегодня произошло ? – от негодования глаза Пьера-Анри стали наливаться кровью, а руки слегка задрожали.
Маргарет молчала. На её бледном лице отражалось абсолютное безразличие к происходящему. Резким движением Пьер-Анри поднялся с дивана и принялся ходить по комнате, одной рукой держась за голову и пытаясь понять, что заставило Маргарет заявить о таком решении.
Да, и будь добр, потрудись при случае передать этой… – Маргарет попыталась подобрать наиболее подходящее к Сюзанне определение, но так и не нашла его, – её личные вещи, неосмотрительно забытые в твоём пиджаке. Я отнесла «это» к тебе в кабинет, – с ядовитой улыбкой закончила она.
Пьер-Анри быстрыми шагами прошёл к себе в кабинет и включил свет. На его письменном столе лежали небрежно брошенные ажурные трусики размера XXL. Приторный запах дешёвых духов, пропитавший всё помещение, позволял без труда догадаться о том, кто был владельцем этого предмета.
Убью ! – в бешенстве заорал Пьер-Анри. – Задушу собственными руками !
Но, посмотрев на часы, он понял, что расправу над секретаршей придётся отложить до завтра.
Пьер-Анри заблуждался. Завтра убивать Сюзанну уже не будет необходимости.
* * *
Пьер-Анри любил свою работу в посольстве. Во-первых, она давала ему возможность в полной мере раскрыть его актёрские таланты, а, во-вторых, она позволяла ему демонстрировать его бесспорное превосходство перед другими сотрудниками.
Пьер-Анри вначале всегда давал возможность своему подчинённому обстоятельно изложить свою точку зрения. Сам Пьер-Анри в это время важно прогуливался с сигарой в зубах, внимательно слушая его и не упуская ни одного нюанса, ни одной детали, ни одной мелочи в свободно льющемся потоке слов, чтобы потом, обязательно обнаружив в докладе какой-либо изъян, иметь возможность крепко в него вцепиться, раздуть до невероятных размеров и обернуть против того, кто имел неосторожность его допустить.
Обладая великолепными ораторскими способностями и прекрасной эрудицией, Пьер-Анри умел столь убедительно внушить собеседнику, что вся его тщательно подготовленная работа – полная чушь, не стоящая ломаного гроша, что тому становилось стыдно за себя.
Нельзя сказать, что подчинённые господина Морель терпеть не могли своего начальника. Скорее, они одновременно уважали, побаивались и недолюбливали его. Одни не любили его манеру присаживаться в их кабинетах на край стола, поставив одну ногу на стул подчинённого (Пьер-Анри при этом принимал вид охотника, позирующего с тушей убитого им зверя), а затем спрыгивать со стола и начинать нервно ходить по кабинету взад и вперёд. Другим не нравилось, когда он важно покачивал головой, снисходительно ухмыляясь. Третьим было не по душе, когда он с видом превосходства приглаживал густые пряди своих прекрасных чёрных волос, что обычно было признаком надвигающейся грозы. Наконец, были те, которые не переносили дыма его крепких кубинских сигар.
Но больше всего они все боялись, когда господин Морель брал в руки досье, подготовленное кем-то из них, и начинал, брезгливо морщась, с гримасой отвращения на багровеющем лице, быстро перелистывать его, стоя посередине кабинета. В такие минуты кто-то из сотрудников придерживал одной рукой своё начинающее непроизвольно дёргаться колено, другой начинал тереть ладони друг об друга, как будто мыл их под струёй горячей воды, опасаясь ошпариться, а кто-то просто сидел, онемев, слегка прикрыв веки и стараясь не шевелиться.
Они остерегались не напрасно. Обычно всё это было прелюдией к тому, что Пьер-Анри, испепеляя несчастного сотрудника взглядом, начинал размахивать бумагами у того перед носом, а потом со всего размаху швырял их на пол с такой силой, что они разлетались по всему кабинету.
Бред ! Бред ! И ещё раз бред ! – громко кричал Пьер-Анри и топтал ногами конфиденциальные документы о переговорах Гарольда Вильсона24 с Жоржем Помпиду по вступлению Великобритании в Общий Рынок с такой яростью, что в помещении этажом ниже начинали дрожать люстры, а сидящие там служащие подпрыгивали на своих стульях.
Покончив с сигарой и с разносом подчинённого, Пьер-Анри давил окурок в тяжёлой бронзовой пепельнице, весьма довольный собой и своим представлением.
Надо сказать, что подход Пьера-Анри к отношениям со своим руководством и, в первую очередь, с послом, существенно отличался от его манеры общения со своими сотрудниками.
Здесь господин Морель всегда руководствовался двумя основными принципами. Во-первых, начальством следует восхищаться, и делать это нужно совершенно искренне. Во-вторых, начальство ни при каких обстоятельствах нельзя ни критиковать, ни осуждать – даже в мыслях. Этот подход приносил свои плоды: Пьер-Анри Морель довольно успешно продвигался по службе на Quai d'Orsay25.
* * *
Был поздний вечер. Маргарет подошла к окну спальни, отдёрнула шторы и широко открыла окно. Одинокий черный ворон, тихо притаившийся на ветке столетнего дуба, встрепенулся. Лунный свет серебрил его крылья. Ворон насторожился, открыл глаза и повернул голову набок. Промозглая холодная сырость ворвалась в комнату и разбежалась по телу Маргарет. Она любила такую погоду. Полная луна сквозь тучи мягко освещала её уставшее лицо. Ворон захлопал крыльями и улетел, растворившись в ночной мгле. Откуда-то из глубины прошлого на Маргарет стали накатывать слегка забытые, но прекрасно знакомые ощущения. Они как будто появлялись из совершенно другого мира, наделяя Маргарет безграничной силой. Перед глазами хаотично проплывали вырванные из её жизни сцены. Прозрачный зимний воздух и торжественная тишина холодной ночи успокаивали пульсирующий мозг. Маргарет плотно прикрыла веки.
На другом конце города, в небольшой душной спальне, ворочалась в своей кровати Сюзанна. Ей снилось, что к ней под одеяло заползают полчища каких-то жутких насекомых, и она не в силах от них спастись. Подскочив на постели, Сюзанна в ужасе проснулась. Всё её тело чесалось, руки и ноги как будто что-то щекотало. Сюзанна потянулась к лампе и включила свет. Душераздирающий крик, вырвавшийся из её горла, слился с громким карканьем ворона, сидевшим у неё на подоконнике. Этот крик услышали в нескольких домах в округе.
Сюзанне показалось, что всё её тело облепили большие чёрные мохнатые пауки. Она тяжело откинулась на подушку, издав хриплый стон, и больше уже не дышала. Гримаса ужаса застыла на её лице. На смятых простынях среди разбросанных подушек лежал одинокий человек, разметав в стороны рыжие волосы и держась за грудь.
Маргарет открыла глаза и посмотрела на часы.
Вот и всё. Пора идти спать, – негромко сказала она сама себе и посмотрела на ветку дуба.
Ворон уже сидел на прежнем месте. Маргарет прикрыла окно и задёрнула шторы. По одной из штор навстречу Маргарет спускался маленький паучок. Она улыбнулась ему и довольная отправилась в постель, тихонько напевая песенку из детства:
Милый чудный паучок,
Где остался на часок ?
Ты беги скорей домой,
В мир паучий, неземной…
В это время душа Сюзанны была уже далеко за пределами Лондона.
На следующий день в одной из лондонских газет появилось краткое сообщение о том, что сотрудница посольства Франции в Великобритании, мисс Сюзанна Форест, была найдена мёртвой в своей постели, в однокомнатной квартире, которую она снимала на окраине города, в Восточном Лондоне. Следов насилия на теле обнаружено не было. Вызванный коронер констатировал смерть от инфаркта миокарда. Сотрудники посольства были немало удивлены, но особого ажиотажа смерть секретаря Пьера-Анри Морель не вызвала, и даже газетчикам нечего было сообщить кроме того, что написано выше. Свидетельство пожилой соседки-турчанки о жутком крике, услышанном ей в ту ночь и принадлежавшим, по её мнению, покойной молодой женщине, полицией принято во внимание не было. На похоронах собрались сотрудники посольства, но Пьер-Анри Морель в этот день был занят. Уже через несколько дней все забыли об этом маленьком происшествии.
* * *
Всю ночь и до начала восхода солнца высоко, на тяжёлой от мокрого снега ветке неподвижно сидел одинокий ворон. Казалось, что он замер в ожидании чего-то очень важного. Его острый чёрный клюв был обращён в сторону окна на третьем этаже клиники, где сейчас находилась Маргарет. Ночные сумерки постепенно рассеивались. Ворон повернул голову на Запад, сильно хлопнул пару раз широкими крыльями и с громким криком взмыл в воздух. Тяжёлые шапки снега посыпались с ветки вниз.
Двадцать первого декабря тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года у Пьера-Анри Морель и Маргарет Линнер родилась дочь Энн.
В ту ночь выпало необычно для Лондона много снега. Прозрачный зимний воздух струился рекой. Небо было яркое и чистое. Декабрьский город вовсю готовился к Рождеству, весь оделся праздничной иллюминацией и был необыкновенно красив. На улицах уже давно открылись рождественские базары, а витрины магазинов светились огоньками цветных гирлянд. Тауэр, Дворец Правосудия, Сомерсет-хауз и Сады Кью превратились в шумные красочные катки, освещённые яркими факелами. На улицах Лондона появилось большое количество Санта-Клаусов, развлекающих публику. Огромная рождественская ёлка высотой в двадцать метров стояла на Трафальгарской площади, добавляя массу красочного света на и без того ярко освещённую Колонну Адмирала Нельсона. Лондонцы тщательно убирали и украшали свои дома хвойными ветками и лесными ягодами, напоминающими о том, что весна не за горами. На дверях домов люди вешали венки из омелы, веря, что она принесёт в дом удачу и отпугнёт злых духов. Крыши, стены домов и сады переливались яркими огнями гирлянд. В каждом доме был готов венок с пятью свечами: четырьмя красными и одной белой. Все готовили рождественские подарки и отправляли открытки. Повсюду царила чудесная праздничная атмосфера. По всему городу имелись в наличии самые разные варианты счастья, большого и маленького.
Безусловно, приятно сейчас находиться не в Париже, – размышлял Пьер-Анри, идя с рождественскими подарками из «Харродз» по улицам зимнего Лондона, – здесь, в Англии, никто не громит учебные заведения и не разбирает мостовые на булыжники, чтобы швырять их в полицейских. И когда только угомонятся эти бездельники в Университете Нантер26 ?
Пьер-Анри только что с досадой узнал, что под давлением протестующих школьников власти были вынуждены временно закрыть Лицей Шапталь в восьмом квартале Парижа, который Пьер-Анри с отличием закончил двадцать пять лет назад.
Двадцать первое декабря, день рождения одного из самых ужасных диктаторов в истории человечества, Иосифа Сталина27, – перепрыгивали с одного на другое мысли Пьера-Анри, – и к тому же, самая длинная ночь в году. Если дата рождения действительно оказывает какое-то весомое влияние на человеческую судьбу, то что ожидает в жизни человека, родившегося в такой день ?
Тот факт, что речь шла о его собственной дочери, почему-то находился за рамками этих размышлений.
Подходя к дому, Пьер-Анри вспомнил тот вечер, когда Маргарет объявила ему о своём решении уйти от него. Вспомнил, как он со слезами на глазах, стоял перед ней на коленях, умоляя её не оставлять его. Вспомнил, как после его долгих уговоров и объяснений Маргарет согласилась остаться его супругой и жить с ним под одной крышей, но поставила условие, что их новая совместная жизнь не будет иметь ничего общего с прежней. Маргарет потребовала себе отдельную спальню и заранее решительно отвергла любую попытку физической близости с ней с его стороны в дальнейшем. Более того, она ясно дала ему понять, что у каждого из них будет своя личная жизнь, естественно, при соблюдении всех необходимых приличий с целью создания иллюзии полноценной семьи для посторонних глаз. Ему ничего не оставалось, как принять эти условия.
Маргарет сложившаяся ситуация вполне устраивала. Меньше всего на свете ей хотелось переезжать жить к матери, отношения с которой у неё были давно и окончательно испорчены. А самое главное, искать себе новый источник материального благополучия, да ещё и с новорожденной дочерью на руках, представлялось ей весьма затруднительным. «Узаконив» возможность иметь любовников, при этом продолжая жить на деньги своего состоятельного мужа, но не деля с ним постель, Маргарет совершенно не считала себя ни порочной, ни меркантильной. Более того, она впала бы в искреннее негодование, если бы кто-то осмелился осудить её цинизм.
Что же касается Пьера-Анри, то, странным образом, эта форма семейного симбиоза подходила и ему тоже. Он любил Маргарет и не хотел с ней расставаться. Он не желал утратить ни её присутствия в доме, ни возможности ежедневного общения с ней. А невозможность спать с ней не слишком волновала его. Пьер-Анри давно имел обыкновение частично удовлетворять свои физиологические потребности в этой сфере на стороне, так что, теперь его привычки были «узаконены».
* * *
Быстро пролетело время, Энн подрастала: ей недавно исполнилось полгода. Снова наступила осень. Эта была та самая ранняя осень, когда природа обнажает буйство красок ещё не опавшей листвы, и любование осенней луной вселяет новые надежды.
Было позднее утро. Ясное синее небо ещё не потеряло своей яркости. В густом чистом воздухе, наполненном ароматами сухой травы, опавших листьев, сырости и увядших цветов, чувствовалась особая прохлада. Ветер колыхал деревья уже как-то по-другому. Золотая, красная, бордовая листва усыпала дорожки парков и радовала глаз. И только серебристые тополя, так и не поддавшись очарованию осени, сбрасывали свои узорные листья в зелёном уборе.
Пьер-Анри в одиночестве прогуливался в парке и, шурша листьями, раздумывал о будущем Франции, пытаясь себе представить, что ожидает и его самого.
Жорж Помпиду – настоящий последователь Шарля де Голля, несмотря на их ссору, – думал Пьер-Анри про недавно избранного президента Республики, – но, в отличие от генерала де Голля, Помпиду не страдает англофобией в тяжёлой форме28. Несомненно, это к лучшему.
Пьер-Анри остановился возле большого каштана. Метрах в пяти от него на распластанных картонных коробках, поверх которых были набросаны грязные тряпки, расположился какой-то бродяга. Не отдавая себе в этом отчёта, Пьер-Анри стал разглядывать его пристальным изучающим взглядом.
Тёмно-коричневая куртка с разводами от воды и грязи, грубые старые штаны с обтрёпанными дырами на коленях, явно найденные в мусорном ящике, и тяжёлые изношенные ботинки непонятного цвета составляли нехитрый наряд незнакомца. Волосы, такие же густые и чёрные, как у Пьера-Анри, но грязные и засаленные, были убраны назад и перетянуты резинкой. Обветренное красное лицо с бурыми пятнами имело правильные, чётко прорисованные черты, углы рта были немного оттянуты к низу, на высоком лысеющем лбу обозначены ровные длинные морщины.
Это лицо почему-то показалось знакомым Пьеру-Анри, но он никак не мог вспомнить, где он мог видеть этого человека. Встречный взгляд бездомного, в котором светился сильный ум и мелькали насмешливые искорки, упёрся прямо в глаза Пьера-Анри. У того возникло ощущение, что его просверлили до глубины души. Нищий достал из кармана куртки бумажный пакет и развернул его.
Сегодня у нас знатный обед, – хрипло произнёс он и зашёлся удушливым кашлем. – Порадуемся приходу гостей.
И он протянул часть разломанного надвое гамбургера ворону, который, переминаясь с лапы на лапу и поглядывая по сторонам, стоял всё это время рядом с ним.
Ворон принялся жадно клевать угощение.
Вы так внимательно рассматриваете нас, мистер… – обратился бездомный к Пьеру-Анри, прищурив глаза, как будто в свою очередь пытался узнать его. – Может быть, вы голодны ? Если не побрезгуете, мы могли бы угостить вас.
И он протянул свою часть обеда незваному гостю.
Нет, нет… благодарю вас, – еле сумел вымолвить Пьер-Анри, с трудом заставляя себя собраться с мыслями и чувствуя всю нелепость ситуации. – Я случайно засмотрелся…
Слова извинения почему-то на этот раз не шли с его губ.
Пьер-Анри уже собрался уйти, как бродяга снова заговорил с ним.
В таком случае, может быть, вы будете столь любезны и окажете мне и моему другу посильную помощь, сообразно вашим скромным возможностям ? – откусив кусок булки и кивнув в сторону ворона, бесцеремонно осведомился он. – Нам сейчас не помешала бы кругленькая сумма, да и приличное жильё было бы весьма кстати.
Он поднял брови и пристально посмотрел в глаза Пьеру-Анри, явно рассчитывая на положительный ответ.
Пьер-Анри онемел от такого безграничного нахальства.
Я не подаю наглецам, а мой дом – не жилище для бродяг, – резко ответил он, с отвращением глядя на странную парочку.
А мы и не ожидали услышать от вас ничего иного ! – громко расхохотался в ответ нищий, а ворон закивал головой в такт его хриплому хохоту.
Вот выплыла луна,
И каждый мелкий кустик
На праздник приглашён, -
с выражением продекламировал бездомный хорошо знакомые Пьеру-Анри слова знаменитого японского поэта начала девятнадцатого века.
Согласитесь, красиво написал Кобаяси29, мечтая о социальном равенстве, – продолжал свою речь странный собеседник господина Морель.
Пьер-Анри продолжал стоять как вкопанный и был не в силах пошевелиться.
Вы ведь знаток японской поэзии, господин Морель, не правда ли ? – хитро прищурился бездомный.
Кто вы такой ?! И откуда вам известно моё имя ? – закричал Пьер-Анри, вконец потрясённый происходящим.
Кто я такой – не имеет решительно никакого значения, – пожал плечами нищий, – как впрочем, и ответ на ваш второй вопрос. Во всяком случае, в данный момент, – загадочно прибавил он. – Но могу предположить, что мы с вами через некоторое время встретимся и даже подружимся. Более того, я вовсе не исключаю, что смогу быть вам полезным.
Что за бред вы несёте ? – с отвращением поморщился Пьер-Анри.
Да, да, и вашей витиеватой и изысканной речью тоже будут восхищаться случайные прохожие.
Пьера-Анри пробрала холодная дрожь.
Будь ты проклят ! – заорал он как сумасшедший и быстрыми шагами направился к выходу из парка.
И вам тоже всего наилучшего, господин Морель ! – громкий хриплый хохот нищего и зловещее карканье ворона звенели в ушах у Пьера-Анри.
* * *
Элизабет Линнер, мать Маргарет, родилась в 1900 году в семье баварских немцев30, переехавших в Россию и обосновавшихся в Санкт-Петербурге31 в конце XVIII века.
Их потомок, отец Элизабет, Вильгельм Линнер (он же – «дедушка Вильгельм, сукин сын», – как имел привычку сильно позже называть его Пьер-Анри Морель) безрассудно желал иметь сына и только сына.
