Текст книги "Тюремщица оборотня"
Автор книги: Li Litvinenko
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
4 глава. Изменения.
Дома её ждал горячий обед и родные старики, сидящие за столом, взявшись за руки.
– «Как же хорошо, когда тебя кто-то ждет. – Радостно подумала Мина, уплетая горячий суп.
От нежности в носу у неё защипало, а на глаза навернулись слезы счастья. Мина невольно хлюпнула носом.
– Что случилось деточка.– Тут же закудахтала тетушка.
– Что-то на работе не так? – Заволновался дядя. – Тебя кто-то обидел?
– Нет. – Замотала она головой. – Просто я вас очень люблю!
Новая жизнь начала входить в привычное русло. Девушка начала привыкать и к замку Басту, к его обитателям и к пленнику. Они тоже поудивлялись и перестали обращать внимания на маленькую фигурку, с ног до головы укутанную в серый плащ.
Утром она спешила на свою необычную работу, не забывая заходить по пути в булочную, которая открывалась очень рано. Оказалось она очень злопамятна, и вкус мести ей пришелся по сердцу. Оставляя каравай хлеба на тарелке узника, она мысленно передавала привет мистеру Зогу, а забирая заработанные деньги, с его стола, всегда приветливо улыбалась и благодарила за доброту. Чем вызывала у него недовольную гримасу. Детри Зог считал её достаточно глупой чтобы не заподозрить в ехидстве и даже иногда раздумывал: а не зря ли он обирает бедную сироту? Но совесть быстро замолкала, залитая медовухой, купленной на отнятый медяк. И он забывал о Мине до следующего дня.
Оборотень больше не светил на неё своими желтыми глазами, а мирно дожидался сидя у решетки. Видимо, вычислив время её прихода и заранее приползая.
– Может, надеется, что каша или хлеб будут теплыми? – Размышляла девушка, когда видела, как жадно он вдыхает воздух. – Чего ты хочешь? – Не удержалась и спросила она однажды.
– «Чтобы ты сбросила это жуткое платье и походила тут голая». – Ответил мысленно оборотень, но вслух ничего не сказал, а только доверчиво заглянул ей в глаза.
– Ты, наверное, голодный? – Видя его жалкий вид, решила Мина.
– «Еще какой!» – Подумал Урсул, жадно облизнулся и поскулил, старательно изображая из себя скудоумного.
– А я тебе ничего не принесла. – Покаялась девушка, наклонившись к решетке.– Вчера всю выпечку разобрали…
Она поставила миску с кашей и выпрямилась, унося от носа волка, золото своего аромата. Лишенный желанной сладости он горько вздохнул, и Мине стало стыдно. Ведь это она приучила его к добавке, а теперь несчастный пленник страдает.
– Что же делать? – Задумалась девушка. – Может спросить у Честер? Вчера она выбросила целый противень подгоревших булок, дворовому псу.
Размышляя, таким образом, она пошла к задней двери кухонного барака. Это было длинное полуподвальное зданье, соединенное с замком подземным переходом. В угловой комнате, ближней к колодцу, располагалась помывочная для посуды – обиталище Честер. Роста Мины хватило, чтобы заглянуть в окно, бабуля склонилась над чаном с посудой и медленно водила тряпкой по закопченному противню. Губы её шевелились, как будто выговаривали проклятья тому, кто его измазал. На стук, Честер оглянулась и, бросив свое мокрое дело, распахнула створки окна. Перегнувшись через подоконник, она выглянула в прохладное утро вместе с клубами теплого пара.
– О, проклятая! Каким ветром тебя ко мне занесло?
– Не найдется ли у вас еды на выброс? – Поинтересовалась у неё Мина после приветствия.
– Тебя что дома не кормят? – С сочувствием глянула посудомойка. – То-то я смотрю, ты худая как кузнечик.
Мина в ответ неуверенно пожала плечами.
– Сейчас посмотрю. У нашего криворукого повара, что не день, то ведро помоев. И главное, сам, никогда не виноват. – Радостно, стала объяснять пройдоха. – То ему огонь слишком сильный разожгли. То тесто, поварята не такое замесили. Одни убытки! Если бы он не приходился каким-то дальним родственником госпоже Басту, его бы давно выгнали.
Окно закрылось, и через несколько минут на пороге стояла Честери с кастрюлей в руках.
– Вот что достала. Смотри.
Ведерная посудина, была на половину заполнена молочной кашей.
– Она пригорела на дне, совсем немного…
– Ой, – Расстроилась Мина, – А мне столько не надо.
–Знаешь что девонька, бери все, а сколько надо столько и съешь. И заметь, я за это, с тебя ничего не возьму! Только кастрюлю за собой помой и верни.
– Ладно, – Согласилась Мина.
– И вот еще, – Вынесла бабуля два, обожженных с боку, каравая. – Тоже тебе.
Нагруженная едой девушка тяжело спустилась но лестнице и плюхнула кастрю на стул.
– Попробуем…
В темнице не было столовых приборов. Из посуды тут был только железный кувшин для воды и миска. Но в густой каше торчала длинная ложка, которой её помешивали. На вкус варево оказалось неожиданно вкусным, хоть и с ощутимой горчинкой. Перед тем как забыть на плите, в кашу щедро добавили сливочного масла и сахара. Мина, привыкшая к постной, только чуть подсоленной еде, с удовольствием съела ложек пять, пока нечаянно не наткнулась на удивленный взгляд оборотня. Ей стало стыдно. Быстро схватив его тарелку, она с горкой наложила туда плотные ломти еще теплой каши.
– Вот угощайся. – Улыбнулась девушка.
Наблюдая, как узник жадно, с аппетитом уплетает еду, она тоже начала черпать кашу и есть. Не от голода, а за компанию. Они жевали и бросали друг на друга заинтересованные взгляды. Волк иногда вкусно чавкал и от удовольствия щурился. Когда Урс поставил пустую тарелку на пол, она опять щедро наполнила её. От чего глаза узника удивленно расширились.
– Это тоже тебе. – Сказала девушка и положила рядом хлеб.
На дне кастрюли оставался еще толстый слой каши, но он был коричневого цвета, и Мина решила его выбросить.
– «Иначе он лопнет». – Хихикнула девушка, глядя как оборотень, уже лениво, даже нехотя, ложит в рот еду.
Она отдала остатки дворовой собаке и песком хорошенько оттерла весь нагар, а потом вернула кастрюлю Честер. Они разошлись, довольные сделкой и почти каждый день стали встречаться, примерно, по тому же поводу.
Ощущение безмятежности длилось не долго, и к началу зимы судьба сделала очередной, гадкий кульбит. У дяди резко ухудшилось состояние. С приходом морозов, он почти не выходил из дому, только приносил от поленницы, дров для печки, но и этого хватило для слабого старика и приступы стали накатывать на него все чаше. Вызванный аптекарь лишь развел руками.
– Чудес не бывает… – Философски рассудил он. – Каждой жизни приходит конец.
Тетушка залилась слезами. Она теребила бледную руку мужа, лежавшую на одеяле, и просила:
– Не оставляй меня! Слышишь? Нам еще слишком рано расставаться. – Говорила она, своему старику. – Мы должны умереть летом, не сейчас. В прекрасный жаркий день, мы просто заснем счастливым сном и не проснемся… Тобиас? Ты слышишь меня?
Она много еще чего говорила, но он её не слышал, впав в беспамятство. Наконец Мина уговорила тетушку принять успокоительные капли и отвела на свою постель.
Все ночь он метался в сжигавшей его лихорадке. Бредя, он, то просил пить, то звал кого-то. А один раз открыл глаза и узнал сидевшую рядом племянницу.
– Зачем же я оставил тебя … – Зашептал старик, и сердце Мины сжалось от боли.
– «Он, наверное, всегда жалел, что не отправил меня в обитель проклятых. Из-за меня они стали нищими. Я всем приношу только горе». – Решила девушка.
– Бедная моя девочка, – Прервал её мысли Тобиас. – Я обрек тебя на одиночество… Говорят там, в дальнем обиталище… девушки подобные тебе, быстро умирают. Я хотел спасти тебя… Пожалел… – Он закашлялся и весь покрылся испариной. – Возможно, это могла быть, не самая плохая жизнь для тебя. Там ты была бы на своем месте. Среди своих… А здесь, в городе, все ненавидят тебя… Боятся… Они боятся…
Мина все ждала, может он скажет еще хоть что-то? Но дядя, опять забылся тревожным сном.
Она ласково взяла его руку. Тонкие пальцы, были ужасно холодными и безжизненными. Он продолжал дрожать даже под тремя одеялами, которыми его укрыли, такой высохший и маленький. Не верилось что это тот самый, энергичный человек, который вырастил и воспитал её. Он казался сейчас таким невесомым, со своей восковой кожей, что девушка легко могла бы взять его на руки и перенести из комнаты в комнату. Он никогда не был с ней особо нежен, его манера общения с племянницей была даже резковата. Тобиас, часто позволял себе делать Мине колкие замечания, и всегда был серьезный и строгий. Но своим примером он воспитывал в девушке стойкость и чувство справедливости. В его доме девушка была счастлива. И сейчас она смотрела на него с любовью и благодарностью.
Перед тем как взошло солнце, совсем немного, не дождавшись первых лучей нового дня, измученное сердце Тобиаса Бутимера перестало биться. В место работы девушка пошла на кладбище и отдала два серебряных гробовщику.
За повозкой, на которой везли гроб, совсем не спавшая в ту ночь девушка, брела одна. Мимо по замерзшей улице, проходили прохожие и провожали её безразличными взглядами. А в небе кружили первые снежинки.
Когда Мина вернулась домой, чтобы сворить кашу для узника, её поразила удушливая жара в комнате. Тетя сидела у печки и заталкивала в неё очередное поленце, которое еле влезало.
– Тетушка что ты делаешь?– Ласково взяла её за руку Мина.
Сегодня Кур не сказала ей ни слова, женщина будто впала в ступор и двигалась, скорее по инерции. Она постарела за эту ночь и выглядела древней старухой, хотя на самом деле ей было около пятидесяти.
–Тобиас… – Рассеяно ответила тетя. – Тобиас вернется замерзшим. Ему нужно будет, согреется. Иначе он заболеет, мой Тоби… – И тетушка стала засовывать в печь еще одно полено.
Мина смотрела на неё в ужасе. Кажется от горя, бедная женщина повредилась в уме. Мина растеряно стояла рядом с ней и не знала что делать. Лекарства от такой болезни точно не существует, к аптекарю за микстурой можно даже не идти. Но стоять так, весь день, тоже нет смысла. Уже почти двенадцать, она еще не ходила в замок.
Девушка поставила на печь котелок с крупой и наклонилась к корзине с дровами, что бы забрать её. Оставлять бедную тетушку одну очень не хотелось, но им нужно на что-то жить. Могильщикам пошли последние медяки, и в карманах Мины было совсем пусто.
– Достаточно. – Строго сказала она тетушке, тоном, которым обычно обращаются к детям. – В доме уже слишком жарко. Не нужно больше дров.
Она вынесла корзину за порог, под навес с поленницей и вернулась обратно. Вода уже закипела. Тетушка поглядывала на неё с беспокойством и постоянно теребила в руках уголок своего передника. У неё был растрепанный вид. Глаза опухли от слез.
– «Она ведь даже не переодевалась со вчерашнего дня. – Подумала Мина. – Прейду и искупаю её. Это отвлечет тетю».
– Я ухожу в замок, – Почему-то громче обычного стала объяснять Мина, как будто тетя не обезумела, а оглохла. – Но очень скоро вернусь. Печь не успеет остыть до моего возвращения. А потом я принесу дровишек, мы согреем воды и искупаем тебя. Да?
Тетушка согласно кивала ей, но видимо смысл слов до конца ей был не понятен.
– Ты ведь подождешь меня? – Спрашивала девушка. – Вон там, у окошка.
Мина потянула старушку за руку и усадила на широкую скамеечку у окна. Пусть смотрит на улицу и не вспоминает о печке. Когда каша сварилась, она отсыпала часть в тарелку и пошла в замок. Она уже не видела как Кур, посмотрев на удаляющуюся спину племянницы, встала и вернулась к печи. Открыв дверцу, она огляделась думая о муже. Он вечно мерз. Мерз и болел. Взяв с пола веник, она затолкала его в печь, потом сунула туда же полотенце и деревянную тарелку с кашей. Стянула со стола льняную скатерть и тоже толкнула её в огонь…
Урсул ждал Серую Мышь и очень беспокоился. В камере не было окон и оборотень, не знал который час, но судя по показаниям его биологического хронометра, она давно должна была прийти. Что-то случилось… Внутри у него заболело и заныло. Почему она не идет?
Он поднялся и побродил по камере. За последние месяцы на нем снова наросли мышцы, и даже кое-где завязался жирок. Новая тюремщица кормила его так, словно готовила на убой. Он не мог съесть все, что она приносила и теперь, под матрасом узника хранился приличный запас сухарей, а в подвале завелись полевые мыши. Они каждую ночь подбирались к его провизии, и от скуки он даже прибил парочку. Маленькие трупики он закопал в углу камеры. Побоялся, что если человечка увидит их, в ведре с отходами, может испугаться. Эти людские женщины такие пугливые… Думая об этом, он нежно хмыкнул. Его Мышка, тоже была пугливая. Дергалась от каждого резкого движения оборотня. Но Урсул теперь старался вести себя предельно понятно и золотистый аромат девушки совсем не окрашивался красным отблеском тревоги. Он поблескивал синевой доверия и серебрился привязанностью. Урсу это нравилось…
Теперь она даже иногда разговаривала с ним. Она делала это очень странно… Словно принимала его за своего домашнего пса. Но Урс не возражал, пусть остается в своем глупом неведении. Он никогда не отвечал ей и подозревал, что Мышь считала его не достаточно умным, чтобы он мог говорить. Теперь, когда между ними, по мнению Урсула, установилось что-то вроде легкого доверия, он хотел бы с ней общаться, но не знал, как начать. Оборотень даже не ходил при ней, боясь спугнуть. Пусть думает о нем как о слабом пленнике.
Поток его мыслей прервал скрип входной двери. Урсул вернулся к решетке и сел на пол. Девушка ворвалась в подземелье вместе с порывом морозного ветра и ворохом снежинок. Серый плащ, серебрился инеем в блеклых лучах зимнего солнца. Из-под капюшона выглядывал красный от холода нос. Она расстроено сопела и, не посмотрев в его сторону, вывалила в миску кашу из котелка. Минута, и видение исчезло.
Урсул думал, что она вернется, и как всегда принесет что-то еще. Потом посидит тут на стуле, болтая ногами. Но нет. Она ушла… Оборотню стало грустно. Он расстроился и совсем не из-за еды, есть как раз совсем не хотелось. Он встал, подпрыгнул, ухватившись за верхний ряд прутьев, и стал подтягиваться. Когда руки устали он спрыгнул и стал приседать, тренируя ноги. Затем долго отжимался и повторял ежедневный набор упражнений, пока обессиленный, не упал на пол. Теперь на душе стало легче, хотя беспокойство за Серенькую Мышку продолжало грызть где-то под ребрами.
К ночи, он улегся на свой трухлявый матрас и, вытащив немного заплесневелый сухарик, принялся его грызть. Открылась входная дверь… И закрылась… Уже странно. Оборотень замер. Мина приходила один раз в день и всегда оставляла её открытой. В потолке погреба были проведены вентиляционные трубы, но воздух в подвале, все равно застаивался и отдавал сыростью. Человечка оставляла дверь нараспашку, чтобы он выветрился. Урсул принюхался. Неужели к нему пожаловал кто-то другой? Запахло гарью. Волк видел в темноте не так хорошо как на свету, но достаточно, что бы различить закутанную в плащ фигурку.
– «Мышка!» – Это все же она.
Но…Что-то с ней не так… Шаг заплетается, пахнет горелыми тряпками, так, что аромат самой девушки не слышен. И кажется, плачет? Она прошла вдоль стены и, не зажигая свечу, осела где-то в дальнем углу, за умывальником. Она скулила там долго. Иногда подвывая и что-то выговаривая. Потом затихла. И по тихому сопенью Урсул понял, что она спит. Он сидел возле решетки и слушал дыханье спящей девушки. Её обидели. Обидели его маленькую Мышку. Кто? За что? Оборотень дышал тяжело обеспокоенно, переживая за свою тюремщицу. И радостно. В подвале, кажется, даже стало светлее от того, что в одной комнате с ним спала еще одна живая душа.
5 глава. Погорелица.
Она спешила домой, потирая окоченевшие руки. По сравнению с утром, на улице заметно похолодало, и девушка зябко куталась в свой тощий плащ. Еще одна улица, узкий проулок, и Мина свернула в родной тупик. Там, в густых зарослях сливового сада, прятался её дом. Он, словно в наказание, был построен в стороне от других, что полностью устраивало его жильцов.
Сегодня, несмотря на отвратительную погоду, здесь было многолюдно. Собравшаяся толпа перегородила тесную дорогу, совсем закрыв обзор. На повороте, воздух сильно завьюжило и понесло в лицо Мины колкие снежинки, смешанные с густым дымом.
– Что-то горит? – Спросила девушка у, спешившего мимо, человека.
Дядька посмотрел на нее удивленно и, узнав, шарахнулся в сторону. Привычная реакция. Но в его взгляде что-то насторожило, и Мина ускорила шаг. Перед ней, словно раздуваемая ветром, гурьба зевак расступалась, открывая вид на то место, где еще утром стоял уютный домик, заботливо выкрашенный в синий цвет. На его месте теперь лежала груда краснеющих жаром бревен, над которыми поднимался прозрачный дымок. Деревянные стены сгорели, оставив на каменном фундаменте угли, а от крытой дранкой крыши, вообще ничего не осталось. Попыток потушить огонь, ни сейчас, ни раньше никто не делал.
– Она даже не пыталась убежать, – Взахлеб рассказывал лохматый паренек, ежедневно разносивший по городу почту. – Просто сидела на стуле, посреди комнаты и жевала свой хлеб.
– Да быть такого не может. – Возразила ему полная женщина. Мина раньше видела её несколько раз, она жила неподалеку, на соседней улице. – Горела заживо и просто сидела?
– Не хотите, не верьте, только я правду говорю. Я все видел в окно, перед тем как крыша рухнула. – Стоял на своем почтовик. – Волосы на её голове уже дымились, а она даже рукой не пошевелила, чтобы сбить пламя.
– Может мертвая была. – Спросил кто-то.
– Наверняка задохнулась…
– Вы что не слушаете меня? – Вскипел парень. – Говорю же сидела и ела хлеб. Просто откусывала от каравая очередной кусок и жевала, словно ничего не происходит.
– Ужас какой! – Взялась за пухлые щеки тетка.
Тут они увидели Мину. Она шла на огонь пепелища словно зачарованная. Оглушенная жестокой реальностью девушка, словно глупый мотылек, летела на не потухшее еще пламя. Подойдя к крайнему огарку, Мина взяла его и откинула в сторону. Потом схватилась за другой, не замечая как опалило кожу на ладонях. Растаскивая горящие головешки, она дрожала всем телом, словно её трепала лихорадка. Оттащив огарки поменьше, она схватилась за большое бревно, край которого, к счастью, уже потух и что есть сил, толкнула его в бок. В воздух поднялся сноп искр и рассыпался веером. Часть попала на подмерзшую грязь, припорошенную снегом, и с шипением потухла. Часть прожгла дырки в её плаще и ботинках.
– Куда? – Крикнул на неё старик-сапожник, приходившийся им соседом. – Вот чумная! Следом захотела?
Он расставил руки в стороны, отгоняя её от огня, но не приближаясь.
– Отходи, а то вспыхнешь как свечка. – Поостерегла толстушка.
Сосед начал помахивать руками, отгоняя её подальше. Таким манером сгоняют в сарай кудахчущих куриц. Дед явно не хотел прикасаться к ней, но и наблюдать, как соседская девчонка превратится в факел, тоже не желал.
– Отойди, говорю. – Гаркнул он на Мину, и она отступила назад. – Тут уже ничем не поможешь. Да и вообще… Шла бы ты отсюда, от греха подальше…
На его слова по толпе прокатился гул. По-хорошему, кому-то из знакомых или родни, нужно было бы забрать её к себе. Девушка была слишком молода и на вид совсем беспомощна. Она стояла сейчас и дергалась, то вперед, то в сторону, явно не соображая, что делать. И видно было по лицам собравшихся: сиротку искренне жаль. Утром потерять единственного дядю, а к вечеру лишится тетки и дома. Такого и заклятому врагу не пожелаешь. Но родственников у неё не было, и все вокруг это знали, а желающих забрать к себе домой прокаженную тоже не нашлось. Вот и стояли все полукругом, отойдя от пожара и девушки на безопасное расстояние, и с затаенным интересом ждали, чем все закончится.
– Ой, а пойти-то ей некуда… – Высказалась вслух пухленькая тетка.
– Бедняга… – Заговорили вокруг.
– Погорелица… – Завздыхали рядом.
– Проклятая… – Вспомнил кто-то.
И настроение в толпе, резко поменялось. Люди, не сговариваясь, попятились от неё еще дальше. Собрание стало быстро редеть. Опустив глаза на грязный снег, словно чувствуя за собой вину, народ заспешил по домам.
– Я бы тебя к себе взял, – Оправдывался добрый старичок-сапожник. – Но сам комнату снимаю… Тебе к главе города нужно идти.
– И побыстрее. – Поддержала его незнакомая женщина, худая и вся в черном. – Пока совсем не стемнело.
– Да, поспеши, а то пока возчика найдут, пока телегу запрягут… – Поддержала её толстая тетенька.
Мина смотрела на них и не понимала, о чем они говорят.
– Какую телегу? – Переспросила девушка. Она не плакала. Шок, накрывший её с головой, жег огнем и словно испарил всю влагу в теле.
Мина подумала, что речь идет о похоронах. Наверно люди советуют ей попросить помощи, на захоронение останков тети, у главы. Почему сейчас? Так срочно? Как они будут разбирать горящие головни? Наверно сначала пожарище все-таки потушат.
– Город обязан дать телегу всем выжившим после Мора. – Спокойно и как-то даже радостно, объяснила ей незнакомая женщина. – Для перевозки в обиталище.
– Правда, правда! – Поддержала пухленькая женщина, тоже радостно, понимая, что проблема в виде прокаженной соседки, решена.
Сейчас, когда умер защищавший её дядя, отправить девушку прочь, стало легче легкого. Всю свою жизнь, прокаженная, словно соринка в глазу, мешала им жить спокойно. Люди смотрели на неё теперь с нетерпением, ожидая, что она уберется отсюда и перестанет напоминать им о собственной жестокости. Сквозь сочувствие на их лицах, как черная плесень на стенах, стала проступать неприязнь. Кажется, если бы они не боялись к ней прикоснуться, Мину поволокли бы уже к главе города, под руки.
И она в страхе попятилась. Вспомнились все предостережения дядюшки.
– «Тебя не трогают, пока не помнят кто ты».
По закону в любом населенном месте её могли забить камнями. Прокаженным не место среди здоровых людей. И сейчас вопрос стоял только в том, кто бросит в неё камень первым? Кто самый смелый и решительный? Добрый дедушка-сапожник или тетка-соседка? А может булочница, которая каждое утро продавала ей хлеб?
Ответ Мина знать не хотела и, развернувшись, она стремительно вышла из родного закутка. Шаг быстро перешел в бег. Рот жадно хватал ледяной воздух, обжигавший легкие. Она давилась им и кашляла, спотыкалась, но не останавливаясь. Зимняя ночь опускалась на город, накрывая её защитным пологом. Голова девушки от перенесенного ужаса отказалась работать, и тело двигалось как будто само, выбирая дорогу по памяти. Ноги несли куда-то вперед…
Вот уже много лет Мина просыпалась в одно и то же время, без пяти минут шесть. Открыв глаза, она смотрела на ходики с кукушкой, висевшие на стене у печки. В сонной дреме девушка наблюдала, как стрелка пробегает последние пять делений и вставала.
Сегодня еще окончательно не проснувшись, она не вспомнила, а скорее почувствовала что-то неладное. В грудь словно впрыснули горький яд. Он отравлял душу чувством невосполнимой потери и одиночества. Она словно плавала в тягучем, холодном забытье, затянувшем её словно болото. Сознание барахталось в мутной жиже ушедшего и никак не могло выбраться из его клейкой трясины. Открыв глаза, она ничего не увидела. Её окружала кромешная темнота. Ужас липкими пальчиками прополз за шиворот. Девушка помотала головой и протерла глаза, надеясь развеять мглу перед собой, но это не помогло, вокруг был только мрак. Прислушавшись к себе, она ощутила, как её тело колотит озноб, голова гудела. Память все еще не давала ей разгадку происходящего, и Мина, пытаясь её найти, зашарила вокруг себя руками. Движения дались ей с трудом, все затекло и закоченело.
Она с удивлением поняла, что сидит прямо на земле, опершись о шершавую, каменную стену. Она была полностью одета и обута. В сыром и холодном воздухе, пахло плесенью, гнилой соломой и еще чем-то смутно знакомым…Она в подвале? Но как она здесь очутилась? И где находится, это «здесь»? В тишине, совсем рядом, кто-то грустно вздохнул. Оборотень! Она подскочила на месте как ужаленная. Не может быть! Неужели она в тюремном подземелье замка Басту?
В этот момент на неё словно вылили ушат ледяной воды. Сердце зашлось от горя и ужаса. И тело опять затряслось в беззвучном рыдании. А ведь она думала, что выплакала вчера все слезы.
Рядом опять грустно вздохнул оборотень и сухо покашлял, словно в горле у него першило.
– «Я не налила ему вчера воды. – Как-то машинально подумала Мина. – Спешила к тетушке…» – Она всхлипнула, вспомнив, что там на другом конце города, под грудой сгоревших бревен, лежат не упокоенные останки её бедной тетки.
– «А ну-ка хватит!» – Одернула себя девушка. – «Твои слезы ничего не исправят и никому не помогут. Нужно взять себя в руки».
Легко сказать…
– Лучше начну с ног.
Она аккуратно выпростала их из-под себя. Ноги онемели во сне и ничего не чувствовали. Как только Мина сменила позу, по мышцам побежали колющие мурашки. Это было больно. Чтобы быстрее восстановить кровообращение, она подтянула юбку вверх и начала растирать ноги прямо через чулки. При этом она водила плечами, заставляя, вернутся в них подвижность и немного согреться. Потом на коленях она доползла до соседней стены и, пошатываясь, поменяла позу с «человек ползущий» на «человек прямостоящий».
Мина ощупала стены вокруг, чтобы сориентироваться. Девушка не помнила, как пришла сюда. Вернее смутные воспоминая, у неё все же остались, но от шока они были совсем размыты. Инстинкт самосохранения заставил её спрятаться в единственном знакомом месте кроме дома.
В какой части погреба она оказалась и как далеко от неё находится людоед? Вот что волновало её сейчас. Одного неверного движения хватит, чтобы он сцапал и свернул её худую шею. Поэтому девушка двигалась очень медленно, стараясь ничего не упустить. Но все же, столкновение с умывальником произошло неожиданно и стремительно.
– «У меня будет просто замечательная шишка! – Решила девушка, потирая ушиб. – А главное, точно посередине лба! … и теперь я знаю, где выход».
Она, пошатываясь, но уже гораздо уверенней, пошла вдоль стены. По полу волочилась её холщевая сумка, сползшая с плеча и каким-то чудом зацепившаяся где-то в районе локтя. Она шла и не узнавала свое тело. Движенья были рваными, словно им управляла не она, а кто-то другой. Другой нащупал первую ступеньку, другой поднимался по каменным ступеням лестницы. Будто тот, другой, открывал тяжелую входную дверь и поднимал лицо к небу.
От яркого утреннего света она растерялась и удивленно заозиралась вокруг. После того как копоть от сгоревшего прошлого осела, мир решил измениться и предложил Мине начать все с чистого листа. Буквально.
Все вокруг было ослепляющее белым, чистым и, почему-то, праздничным. После затяжного полумрака, открытое, светлое пространство показалось абсолютно незнакомым. За ночь нападало сантиметров десять пушистого снега, и ботинки Мины утонули в нем, словно в ворсе дорогого ковра. Он налип на окружающие дворик стены, ветки кустарника, росшего в углу, и на решетку клетки, превратив её в чудную, подарочную коробку.
Вырвавшийся у Мины вздох восхищения, превратился в густой пар и рассеялся в воздухе, напомнив, что теплый, подбитый мехом плащ тоже превратился в труху. Вчера утром, температура только начинала опускаться, и Мина накинула на плечи первое, что попалось, не обратив внимания на резкую смену погоды. В тонком, шерстяном плаще ходить было легче, да и кто мог подумать, что к утру единственным имуществом девушки станет её одежда: нелюбимое платье, старенький плащ, да протертые ботинки.
Потоптавшись у входа в подвал словно неприкаянная, Мина попыталась поправить сумку, закинув её поудобнее на плечо. Ткань перекрутилась, зацепившись за что-то, и не хотела поддаваться. Дернув сильней, она оторвала единственную лямку. Котомка шлепнулась в снег и из неё высыпались полезные мелочи, которые девушка обычно таскала с собой. Пришлось шарить по пушистым снежинкам голыми руками и собирать запорошенные потеряшки. Снежинки гасли, неловкие пальчики мерзли, а чувства, как ни странно, отмякали.
– «Стоит сгрести все и сжечь! Жаль только, костра поблизости нет». – Зло подумала девушка. Ну вот, первой проснулась злость.
На свое место вернулись: катушка ниток с иголкой, огарок свечи, коробка спичек, огрызок карандаша и маленький бумажный блокнотик. Потом она нашла пучок сцепленных между собой булавок и одной из них заколола разорванную сумку.
– «Зашью позже». – Решила девушка.
А вот разыскать три медные монетки, стоило большого труда. Еще, она вытащила из снега связку тюремных ключей. Оказалось, если очень хорошо поискать, то в любой даже очень дрянной ситуации, найдется кроха чего-то славного. Вот и разномастные ключики в руке, тяжеля пальцы, напомнили, что еще не все потерянно. Фортуна развернулась к ней не своим толстым задом, а боком, давая шанс на жизнь. У неё оставалась работа…
– «Ну что, проклятая, ты готова существовать дальше?» – Обратилась Мина сама к себе.
Она пошла под навес, взяла ведро и, нарушая хрупкую снежную чистоту, потопала по занесенной тропинке.
От кухни к колодцу дорожку почистили и, ступив на камни, она старательно обстукала ботинки от налипшего снега. Ноги все равно холодило. От тепла, невидимые глазу снежинки, набившиеся за шнурки, таяли, и обувь сразу становилась влажной.
– «Если их негде будет просушить, придется носить мокрые, так на улице ноги быстро окоченеют, и я умру от обморожения». – Размышляла Мина, крутя ручку колода.
Растрескавшийся от времени ворот скрипел, наматывая на себя обледенелую цепь. Забранные коркой звенья, с хрустом освобождались из своего плена и поблескивали на солнце, отполированным железом. Звуки отражались от гулкой воды, солнечные зайцы слепили. Заглянув в колодец, она залюбовалась толстым слоем инея, покрывавшем стенки изнутри. В колючих щетинках чудился, то волшебный лес, то силуэты животных, бегущих по замкнутому кругу. Наклонившись вперед, Мина провела по ним пальцем. Стеклянные лепестки обломились и с тихим хрустом осыпались вниз. Они пропали в черном зеркале, дрогнувшем рябью. Вода колыхнулась и снова стала идеально гладкой. Оттуда из глубины на неё смотрела девушка, окруженная ореолом света. Так далека, показалась она Мине, так спокойна.
– «Если упасть туда, головой вниз, смерть будет мучительной, но быстрой…» – Как-то вяло размышляла девушка.
Перед глазами пронеслась картина. Она в ледяной воде. Одежда намокает и не дает повернуться. Воздух в легких заканчивается, и черное жерло поглощает её.
– «Возможно, это будет не так ужасно, как долгая смерть от холода».
Перед ней балансируя, возникли весы. На одной чаше жизнь. Ничего не стоящая, никому ненужная (даже ей), ужасная, нищенская жизнь, которая видимо очень быстро закончится. На другой чаше смерть, тоже болезненная, но стремительная.
