Текст книги "Нефритовое наследие"

Автор книги: Ли Фонда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Если Единство шести рук переметнется, будет большая заварушка, – сказал Вун. – Одни только их платежи дадут немало, не говоря уже о бойцах, которых мы приобретем в Луканге. Город быстро растет, и если мы возьмем его под свой контроль, то получим куда больше, чем Горные от переметнувшегося Фуиня Кана или любых других Фонарщиков. – Вун нахмурился, и справа на лбу у него появилась морщинка, пока его мозг производил те же расчеты, что и мозг Шаэ чуть раньше. – А это, случайно, не ловушка? Способ вытащить у нас информацию или заставить нас ослабить меры предосторожности?

– Я тоже об этом размышляю, – призналась Шаэ.

Однако Тин выглядел искренним. Он не был бы так напряжен в лифте, если бы на кону не стояла судьба клана.

Вун развернулся и пошел в другую сторону.

– Нужно тщательно все проверить и убедиться, что это правда, прежде чем встречаться с их лидерами и заключать какие-либо сделки. И, конечно, все нужно хранить в строжайшей тайне. Я соберу все сведения, какие у нас есть по клану Единство шести рук, и сделаю несколько приватных звонков нашим людям в Луканге, чтобы выяснить больше.

Шаэ кивнула и хотела высказать согласие, но осеклась.

– Нет, – сказала она. Когда Вун остановился и ошарашенно повернулся к ней, Шаэ напомнила ему: – Это больше не твоя работа. Теперь у тебя другие обязанности. – Она улыбнулась, пытаясь смягчить ответ. – Тебе предстоит еще многое сделать для клана – с Нового года ты приступишь к работе на новом месте. А этим пусть займется Луто.

С этого дня Вун стал Хранителем печати. Должность создали специально для него, с целью освободить Шаэ от бесконечных встреч. Как представитель Равнинного клана и посредник в политических кругах он будет вести дела с Королевским советом, иностранными дипломатами, кланами-данниками и прессой. Это была подходящая должность для Вуна – он сумеет донести послание в точности, понимая, в чем заключаются приоритеты клана, и будет осторожно разговаривать с чужаками, не выдавая ничего лишнего.

Бывший заместитель Шаэ, похоже, был доволен новым назначением, но сейчас возмутился почти со злостью:

– Это слишком важная работа, чтобы поручать ее Луто.

– Ты ведь сам его предложил, Папи-цзен, – напомнила Шаэ. – Назвал его на редкость умным и организованным человеком и заверил, что мы хорошо сработаемся.

– Да, но… – Вун явно боролся с собой. – Он же совершенный новичок на этой работе. Я, конечно, объяснил ему все по максимуму, но ему понадобится время, чтобы освоиться на месте твоей Тени. А переманить к себе мелкий клан непросто и рискованно, мы не можем позволить себе ошибку. Хотя бы разреши мне присматривать за работой Луто.

Шаэ засмеялась:

– Ты разве не помнишь, почему просил об увольнении? Предполагалось, что теперь ты будешь работать меньше, а не больше. – Шаэ не могла выкинуть из головы те слова, которые Хило произнес этим утром в машине: «Не понимаю, зачем он так мучается, работая с тобой». Вун настаивал, что должен помогать ей хоть в каком-то качестве, считая, что Шаэ в нем нуждается. Она и правда в нем нуждалась. – Ладно, – сдалась она, – но пусть Луто делает основную часть работы, а ты не отвлекайся от своей.

Вун с облегчением кивнул и сел рядом с Шаэ на диван.

– Как бы ни называлась моя официальная должность, моя настоящая работа – помогать тебе во всех делах, Шаэ-цзен.

В горле у Шаэ запершило. Она подвинулась ближе к Вуну и обняла его за плечи.

– Ты уже немало сделал, – сказала она, положив подбородок на плечо Вуну. – Я полагалась на тебя целых шесть лет и так мало дала взамен. Когда мы приносим клятвы как Зеленые кости, то говорим, что готовы умереть ради клана. Но жить ради клана день за днем, как жил ты, Папи-цзен, это гораздо бо́льшая жертва.

Нефритовая аура Вуна запульсировала от эмоций. Он наклонился к Шаэ и приложил ее руку к своей груди.

– Боюсь, ты думаешь, будто я покидаю свой пост, потому что устал быть твоей Тенью. Или что я… – он поколебался. – Или что я ожидаю от тебя чего-то большего. Но это не так.

У Шаэ заныло сердце. Как ни тяжело было это признавать, Хило был прав, когда говорил, что она неспособна сказать нужные слова, но теперь у Шаэ появился шанс все изменить, прежде чем станет слишком поздно.

– Не могу винить тебя за то, что хочешь жить собственной жизнью, ведь я слишком долго пользовалась твоей добротой, – призналась она, обрадовавшись, что Вун не видит ее лица, но понимая, что он Почует гулкое биение ее сердца. – После смерти Лана я воспользовалась твоим горем, чтобы заставить работать на меня, хотя мы оба знали – ты мог бы и сам стать Шелестом, если бы все сложилось иначе. Без тебя я бы не выжила на Корабельной улице, и прошу у тебя прощения. А еще прости за то, что так долго не могла этого сказать.

Ее бывший помощник молчал так долго, что Шаэ уже испугалась, не совершила ли она страшную ошибку, упомянув смерть Лана. Это было их общее горе, хотя каждый страдал по-своему. Она убрала руку, но Вун повернулся к ней и сжал ее ладони своими так крепко, что Шаэ почувствовала биение его пульса.

– Я никогда не стал бы таким Шелестом, как ты, Шаэ-цзен, – хрипло сказал он, опустив голову. – Я не был таким помощником, в котором нуждался Лан-цзен. Я делал все, что он просит, и хранил его тайны, не задавая вопросов. Это была ошибка. Мне следовало заговорить, поспорить с ним, пойти к Хило-цзену. Но я этого не сделал. Я обрадовался повышению и, даже зная, что Лан ранен и принимает «сияние», оставил его в одиночестве, когда он больше всего во мне нуждался.

Вун поднял голову. Его глаза казались тонкой стеклянной оболочкой.

– За свою ошибку я заслужил смерть. Я обещал себе, что сделаю для сестры Лана то, чего не сумел сделать для него, поддержу ее во всех начинаниях, но буду с ней спорить и не стану молчать, когда нужно высказаться, и тогда она превратится в такого Шелеста, каким никогда не сумел бы стать я.

Вун поднял руку, чтобы смахнуть слезу, которая скатилась по щеке Шаэ.

– Однако вскоре должность твоей Тени стала не обязанностью, а эгоистичным желанием. Мне никогда не было легко, и временами я боялся тебя подвести, но если бы пришлось повторить все с начала, я бы сделал это без колебаний. Клан – моя кровь, но для меня Шелест – мой повелитель.

Шаэ не могла подобрать слова для ответа. Дождь прекратился, и небо за окном расчистилось. Вун выпустил ее ладони и отвернулся, чтобы скрыть смущение.

– Мне пора, – сказал он, вставая.

Шаэ схватила его за руку и вскочила, прежде чем успел подняться Вун.

– Не уходи.

Обе нефритовые ауры задрожали от возбуждения, как будто по ним ударил электрический разряд.

– Шаэ… – начал Вун каким-то чужим голосом.

И разделяющее их пространство исчезло. Вун прижался губами к ее губам, а может, и наоборот, это сделала Шаэ, она понятия не имела, кто был первым. Просто стена неловкости, которую они воздвигли между собой, пошла трещинами и рухнула. Шаэ поднялась на цыпочках и обняла его за шею. Вун зарылся руками в ее волосы, обнял за затылок, а их языки с дрожью встретились в страстном порыве желания, от которого вспыхнула каждая клеточка тела.

Шаэ рухнула в это желание, как камень в центр спокойного пруда. Прошло уже столько времени с тех пор, как она была с мужчиной, почти четыре года, и те отношения закончились немыслимой трагедией. Но, целуя Вуна, Шаэ не ощущала сомнений или угрызений совести, он был таким родным и знакомым, а этот порыв – естественным, как гравитация. От вожделения его аура вспыхнула, словно огонь от выплеснутого керосина, ослепив Чутье Шаэ бушующим пламенем.

Вун тихо застонал. Он целовал ее все настойчивее, запустив руки под блузку, ощупывая кожу живота и спины. Их дыхание стало прерывистым. Шаэ потянула его ремень, расстегнула и стащила с Вуна рубашку.

Вун резко дернулся, схватил ее за руку и замер, отодвинулся и посмотрел на Шаэ со смесью страсти и смятения, его грудь поднималась и опадала по мере того, как он пытался взять себя в руки. Его аура почернела по краям. Шаэ посмотрела на него, широко открыв глаза, как подбитая в полете птица.

– Почему? – выдавил он. – Почему сейчас?

Шаэ не была уверена, что он действительно хочет услышать ответ. Вун отвернулся и тряхнул головой, словно получил удар в челюсть и пытался избавиться от черноты перед глазами.

– Боги, почему, после стольких лет?

Шаэ хотелось схватить его, снова поцеловать, утянуть в безрассудный огонь страсти, но Вун уже застегивал ремень и рубашку, не встречаясь с Шаэ взглядом. Она была потрясена, настолько это оказалось больно.

– Ты работал главой моей администрации, – сказала она. – Наши отношения были профессиональными. И… – Она снова с горьким сожалением подумала о Маро. – И у нас были другие партнеры.

– Не были, а есть, – поправил ее Вун. – Я женат.

Он потер ладонью морщинку на лбу. Шаэ не раз видела этот жест в офисе, когда они обсуждали какую-нибудь замысловатую проблему. Так необычно было увидеть знакомое движение здесь, у нее дома, когда их лица пылали, а одежда была в беспорядке. Она настолько привыкла к образу Вуна – ее несгибаемого и надежного помощника, что ей уже начало казаться, будто случившегося в эти минуты просто не было. И все же, глядя на его глубоко посаженные глаза и твердо сомкнутые губы, широкую грудь и длинные пальцы, она удивлялась, почему они не сделали этого раньше.

– Мне пора, – сказал Вун, на этот раз твердо.

Где-то внизу живота у Шаэ свернулся холодным клубком страх. Она испортила дружбу, потеряла его уважение и преклонение. Ей никогда не удавались отношения с мужчинами.

Без единого слова она нашарила в кармане жакета ключи от машины Вуна и отдала ему. Когда их пальцы встретились, по нефритовой ауре Вуна прошла дрожь от боли, тоски и смятения, придав мимолетному прикосновению непропорциональную значимость, учитывая, какую пропасть они только что преодолели.

– Прости, – жалко прошептала она. – Мне не следовало…

Вун оборвал ее, с силой тряхнув головой:

– Не надо. – Так и не взглянув на Шаэ, он взял у двери зонтик. Его плечи сгорбились от напряжения. – Спокойной ночи, Шаэ-цзен, – сказал он, безуспешно пытаясь говорить как обычно, и открыл дверь.

– Спокойной ночи. Счастливого пути.

Шаэ отчаянно пыталась найти нужные слова, чтобы все исправить, пока он не ушел, но так ничего и не придумала.

Стоя у окна, она смотрела, как зажглись фары его машины. А когда они исчезли вдали, за воротами семейного поместья, Шаэ натянула на плечи одеяло и молча выпила остаток чая, теперь уже слишком крепкого и холодного.

Глава 7
Новый друг

Движение «Будущее без кланов» устраивало встречи дважды в неделю в баре «Маленькая хурма». Полтора года назад Беро впервые поднялся по узкой лестнице в полутемную комнатку второго этажа, где три человека играли в карты. Сегодня у бара и за крохотными столиками толпилось почти тридцать человек, они пили бренди и курили, передавая друг другу листовки на тонкой серой бумаге.

Снаружи вечный уличный шум Жанлуна перерос из тихого гула в торнадо – люди возвращались с работы и радостно вы́сыпали наружу, в теплый весенний вечер, но окна «Маленькой хурмы» оставались закрытыми. Висящие над черной стойкой бара и маленьким танцполом красные лампы отбрасывали на напряженные лица жутковатое сияние. Смелое нападение на казино «Двойная ставка» четыре месяца назад привлекло новых революционеров, но собираться здесь стало опаснее. Равнинный клан не сумел найти налетчиков, но энергично перетряхивал каждое бандитское логово на своей территории и объявил награду тому, кто приведет к виновным. Предложение было настолько щедрым, что Беро испытывал соблазн донести на Гурихо, Отоньо и Тадино, но они, вероятно, сдали бы его самого, прежде чем их убьют.

Беро прошел к скамейкам с красными подушками у стены и сел между Тадино и девушкой в розовом шарфе. Свой рюкзак он осторожно поставил на пол между ногами, стараясь, чтобы он не клацнул по полу. Тадино ткнул Беро в бок острым локтем и прошептал:

– Ну что, принес? Развлечемся после собрания?

Гурихо и Отоньо не планировали новых нападений. Они считали, что пока следует залечь на дно и сосредоточиться на расширении движения. Но Беро и Тадино время от времени выходили на дело с баллончиками краски и монтировками, громили заведения клана, всегда меняя кварталы и почерк, прямо как рыба, кусающая кита. Правда, Беро всегда так жил. Он привык находиться на дне общества. Краску можно отмыть, в окна вставить новые стекла, но клану придется раскошелиться. Еще больше людей поймут, что даже мелкая рыбешка может бросить вызов Зеленым костям.

Гурихо встал в центре зала с листком бумаги в руке и начал говорить в микрофон. Каждый раз при виде него Беро приходил на ум образ козла в свитере. У полукровки из Оортоко были маленькие глазки и длинная растрепанная борода. Во время своей речи он тяжело дышал и расхаживал взад-вперед. Как обычно, выглядел он неопрятно, однако говорил с воодушевлением:

– Говорят, что нефрит – это дар Небес, но на самом деле это проклятье ада и его демонов. Люди по всему миру используют его во зло. Здесь, на Кеконе, все живут под тиранией Зеленых костей. В Шотаре банды баруканов носят нефрит, чтобы убивать, грабить и насиловать. Эспенские солдаты с нефритом превратили Оортоко в опустошенную войной пустыню. И кто контролирует производство нефрита? – выкрикнул Гурихо. – Кто находится на вершине пирамиды насилия и коррупции? Кеконские кланы Зеленых костей.

Собравшиеся сердито загудели в знак согласия и одобрительно затопали по полу. Девушка, сидящая на скамейке рядом с Беро, подалась вперед и вся превратилась в слух. Симпатичная. Даже очень. Слишком юная и привлекательная для такого сборища. У нее была сексуальная короткая стрижка, молочно-белая кожа и слегка приоткрытые полные губы.

– Привет! Как тебя зовут? – спросил Беро.

Девушка повернулась к нему, широко распахнув глаза, полные подозрения и любопытства. Беро привык к такой реакции со стороны женщин из-за своей молодости и изуродованного лица, которое в то же время предполагало, что у него была интересная жизнь, он мог пострадать в дуэли или сражении.

Девушка в шарфе колебалась.

– Эма, – наконец сказала она.

Беро хотелось поверить, что она с ним флиртует, представившись уменьшительным именем, а не фамилией, но он знал – на этом собрании никто не хочет быть узнанным. Пестрое сборище состояло из людей с подорванной репутацией и радикалов – «новых зеленых», нелегально носящих нефрит, бывших баруканов, наркоманов на «сиянии», студентов и политических экстремистов вроде боевой ветви движения по защите прав абукейцев, противников дуэлей и анархистов. Как с удивлением отметил Беро, в глубине зала даже сидел один иностранец. Многие из присутствующих возненавидели бы друг друга, если бы не ненавидели кланы больше.

– Беро, – представился он, хотя она и не спрашивала его имя. Девушка опять сосредоточилась на речи Гурихо, а потому Беро легонько толкнул ее и добавил: – А знаешь, я и сам когда-то носил нефрит. И много нефрита. Я вечно был в бегах от Зеленых костей. Эти гады чуть меня не убили, и не единожды. Вот почему у меня такое лицо. Мне повезло, что я выжил.

Судя по ее быстрому и раздраженному взгляду, Эма ему не поверила.

– Это правда. Давай выпьем после собрания, и я расскажу тебе подробности.

Гурихо сердито зыркнул в его сторону, и Беро нехотя умолк. Гурихо поднял листовку из тех, которые всем раздали.

– Представляю вам манифест движения «За будущее без кланов», – объявил он, откашлялся и начал торжественно и с чувством собственной важности зачитывать: – В вечной битве за справедливость и общество равных возможностей, свободное от хищников, подавляющих слабых, цель нашей благородной борьбы – освобождение мира от деструктивного влияния нефрита. Мы положим конец клановости».

– Прекрасно звучит, философски, – прервал его хриплый голос с акцентом, – но вы и вправду против кланов?

Все повернулись на голос. Вопрос задал иностранец – невысокий и мускулистый, с крупным носом и глубоко посаженными глазами под кустистыми бровями. Его кудрявые волосы были цвета ржавчины. Хотя он смотрелся здесь совершенно неуместно, мужчина излучал уверенность, по которой знакомые с Зелеными костями кеконцы сразу узнали грозного бойца. К Гурихо он обратился не агрессивно, но с вызовом.

– Может, сначала послушаете, а потом будете задавать вопросы, а? – невозмутимо ответил Гурихо. – Кланы могущественны, но они не способны существовать без народной поддержки. Политики, Фонарщики, прохожие, приветствующие на улицах Зеленых костей, – все они вносят свой вклад в систему. А мы должны разрушить эту систему! Начнем с того, что откроем людям глаза и…

– Да-да, у вас отличные лозунги, листовки и собрания. – Иностранец неплохо владел кеконским, но слова были искажены как акцентом, так и нетерпением. – Вот только у кланов Зеленых костей есть нефрит, деньги, оружие и люди. А у вас, похоже, все это в дефиците.

Тадино вскочил на ноги. Он работал в «Маленькой хурме» барменом, а его отчим дружил с Гурихо, именно поэтому бар стал безопасным местом для встреч.

– Не знаю, как обстоят дела у вас на родине, – раздраженно воскликнул он, – но у нас не принято так грубо прерывать людей, тем более чужакам, которые даже не представились.

Иностранец тоже встал, и все его соседи опасливо отпрянули. Тадино напрягся, но курчавый мужчина, немного подумав, просто раскинул руки.

– Ты прав, – смиренно признал он. – Прошу прощения, если я кого-то оскорбил своими прямолинейными вопросами. Сами видите, я человек неместный. Меня зовут Моловни, я приехал в Жанлун, услышав о вашем благородном деле.

По «Маленькой хурме» пронесся ропот подозрений и удивления. Даже Гурихо сощурил маленькие глазки, не зная, что сказать.

– Он югутанец, – восторженно прошептала Эма.

– Возможно, вы не в курсе, но многие люди за пределами вашей страны сочувствуют кеконцам, живущим под пятой кланов. Я пришел сюда, чтобы больше узнать о вашей борьбе. – Моловни снова сел и кивнул Гурихо: – Я влез без очереди, но прошу вас, продолжайте. Несомненно, у вас великие цели, и пусть они кажутся труднодостижимыми, всего можно добиться с помощью друзей.

Глава 8
От имени семьи

Эмери Анден старался не волноваться из-за того, что на его экзамене присутствовало несколько иностранных врачей. «Веди себя так, будто их здесь нет», – твердил он себе, отворачиваясь, а потом закатал рукава и поправил ленту врача на левом запястье. Это была туго затянутая полоска кожи, похожая на ту, которую он носил подростком в Академии Коула Душурона, только ярко-желтая – цвет указывал на то, что он студент-медик. На ленте Андена было три нефритовых камня, гораздо меньше, чем в прошлом, но вполне достаточно для сегодняшнего задания.

Анден закрыл глаза и сделал пять глубоких и ровных вдохов, успокаивая себя, как обычно, а потом подошел к раковине, чтобы вымыть руки. Тело гудело от нефритовой энергии и нервного возбуждения. Шесть лет назад, хотя ему казалось, будто прошла целая вечность, он поклялся, что больше никогда не будет носить нефрит. А теперь надевал и снимал его так часто, что это стало привычной и непримечательной рутиной, ничем не отличающейся от других забот медицинской школы. На втором курсе колледжа Биоэнергетической медицины он должен был посвящать определенное количество часов клинической практике, но, когда Анден впервые вошел в жанлунскую центральную больницу, чтобы начать обучение, ему на миг захотелось развернуться и покончить с учебой. Это место навевало дурные воспоминания. В этих коридорах он сидел в детстве, слушая крики матери. А потом проснулся в нефритовой лихорадке после убийства Гонта Аша. Прошло несколько недель, прежде чем у него перестало сосать под ложечкой, когда он входил в дверь больницы. А теперь, когда он оказался в операционной перед внимательно наблюдающими чужаками, прежнее смятение снова вернулось.

У стены стояли шестеро эспенцев в позаимствованных халатах и держали в руках блокноты и ручки. А один даже камеру. Они приехали из медицинского исследовательского центра Демфи при Вотерсгардском университете в Адамонте, чтобы изучить использование нефрита в медицинской сфере. Эспенцы уже несколько десятилетий назад оценили значение нефрита для армии, но лишь недавно заинтересовались тем, как кеконцы пользуются нефритовыми способностями для других целей. Они наблюдали за Анденом пристально и с нетерпением, как наставники Академии Коула Душурона во время финальных Испытаний.

Пациент, пятидесятисемилетний мужчина с гемангиомой печени, уже находился под наркозом и был готов к операции. Анден занимался им первым, хирург еще даже не появился. Доктор Тимо, Зеленая кость и медицинский наставник Андена, проверил жизненные показатели и кивком подал Андену знак приступать.

– Не торопитесь, – приободрил его он.

Анден еще раз изучил рентгеновский снимок, чтобы вспомнить размер и форму опухоли, которую следует удалить, потом напряг Чутье и сосредоточился на энергии лежащего под наркозом пациента. Ровное биение пульса и органов сложилось в голове Андена в мысленную карту. Окинув широким взором весь организм, он сфокусировал Чутье на кровеносной системе, пробираясь сквозь массу соединяющихся сосудов разной длины и толщины, гудящих жизнью. Зрение Андена затуманилось, глаза почти закрылись.

Нефритовому врачу требовалось такое же сильное Чутье, как и Концентрация. Анден всегда был от природы талантлив в Концентрации, но, чтобы отточить Чутье, понадобились бесконечные часы учебы и практики. В Академии Коула Ду, готовясь стать Кулаком Равнинного клана, он научился считать Чутье и Концентрацию щитом и копьем, которые следует использовать быстро и со смертоносной силой. Почуять намерения убийцы и Сконцентрироваться, чтобы остановить сердце, – совсем не похоже на нынешнюю деликатную задачу.

Стоя у операционного стола, Анден занес руку над правым боком пациента. Он нашел печеночную артерию и Сконцентрировался на ней легким уверенным движением, направив ровно столько энергии, чтобы отрезать поток крови от опухоли. Это заняло всего несколько минут. Доктор Тимо стоял поблизости, следя за операцией с помощью Чутья и приготовившись вмешаться при необходимости. Когда Анден отступил и опустил руку, врач одобрительно кивнул, а потом быстро и профессионально перекрыл несколько мелких вен, завершив работу. Теперь опухоль можно было удалять с минимальной кровопотерей.

Обычно на этом этапе в дело вступил бы хирург, чтобы завершить резекцию, но из-за присутствия иностранных гостей Анден подождал еще пятнадцать минут, пока сделают и проявят рентген, с помощью контрастной краски удостоверившись, что кровопоток к опухоли отрезан. Эспенцы собрались вокруг рентгеновских отпечатков, делали заметки в блокнотах и переговаривались. Анден мог уходить. Он осторожно обогнул появившегося хирурга и медсестер, вышел из операционной в коридор и сел на ближайшую скамейку. Затем снял с руки ленту и с закрытыми глазами прислонился головой к стене, пережидая нахлынувшую тошноту.

Большинство нефритовых медиков не снимали свою зелень, но Анден носил нефрит только на работе. Как монахи и учителя, врачи официально не входили ни в один клан, нападение на них считалось нарушением кодекса айшо, но Анден находился в уникальном положении. Он был членом семьи Коул, все знали, что он убил Гонта Аша, бывшего Штыря Горного клана. А еще он работал на Равнинных в Эспении, участвовал в убийстве контрабандиста Запуньо. Пусть он и стал врачом, но все равно оставался Зеленой костью Равнинного клана и не хотел рисковать – вдруг его примут за бойца клана и он кого-нибудь убьет в схватке. Хватило бы малейшего толчка, чтобы он снова встал на путь, от которого решительно отказался.

Анден открыл глаза и увидел перед собой двух эспенских врачей, рассматривавших его с величайшим интересом.

– Впечатляющая демонстрация ваших способностей, – сказал тот, что повыше, с аккуратно подстриженной бородкой и широкой улыбкой. – Можно узнать, откуда вы родом? Вы… Как…

Он взмахнул руками, явно спрашивая Андена о его сомнительном происхождении.

Стоящий рядом с врачами переводчик начал повторять вопрос по-кеконски, но Анден прервал его и ответил по-эспенски, постаравшись не поморщиться от бестактного вопроса иностранца.

– Мой отец был эспенцем, – объяснил он. – Но я его не знал. Я родился в Жанлуне.

– Однако прекрасно говорите по-эспенски.

– Я почти четыре года прожил в Порт-Масси, – ответил Анден. – Получил диплом в колледже и работал, прежде чем вернуться в Жанлун.

– Вот как? – Улыбка врача стала шире. – А не хотите снова вернуться в Порт-Масси? Может быть, заехать в столицу, Адамонт? – Он вытащил из бумажника визитку и протянул ее Андену. – Меня зовут доктор Элан Мартген. Я возглавляю исследовательскую лабораторию медицинского центра Демфи. После того что я увидел в этой поездке, мне хотелось бы пригласить кеконского врача, который мог бы продемонстрировать техники биоэнергетического лечения широкому кругу медиков на нашей ежегодной летней конференции. Конечно, мы оплатим проезд и проживание.

Анден встал и взял визитную карточку, хотя предложение его смутило.

– Я рад, что ваша поездка была полезной, но лучше пригласите на конференцию кого-нибудь другого. Я всего лишь студент и еще не получил разрешения на медицинскую практику.

Анден опережал своих сокурсников. Блокировку кровеносной системы студенты обычно выполняли только на третьем курсе, хотя задача была достаточно простая, и опытный нефритовый врач, вроде доктора Тимо, выполнил бы ее хоть во сне.

Доктор Мартген переглянулся с коллегой – кудрявым человеком моложе и ниже ростом, а потом вновь повернулся к Андену:

– Мы собираемся пригласить группу нефритовых целителей и очень хотели бы видеть среди них вас.

– Большинство кеконцев не говорят по-эспенски с такой же легкостью, как вы, – признался молодой врач. – И, честно говоря, многие наши коллеги сомневаются в медицинском потенциале биоэнергетического нефрита. Не считают его настолько же ценным, как научные достижения, и не намерены изучать практики, до сих пор существовавшие лишь на маленьком и отдаленном острове.

– А вы могли бы изменить их мнение, – добавил доктор Мартген.

Анден посмотрел на них обоих и понял, что они подошли к нему из-за его внешности, выдающей наполовину эспенское происхождение. Если врачи из Демфи увидят похожего на эспенца и говорящего на их языке человека, который занимается загадочным и непонятным врачеванием, это поможет доктору Мартгену произвести впечатление на свое начальство или акционеров.

– Будем на связи, – дал Анден ни к чему не обязывающий ответ.

– Прошу, подумайте об этом, – сказал доктор Мартген, пожимая Андену руку, а потом присоединился к остальной группе, и они пошли дальше.

Когда они скрылись из вида, Анден еще раз взглянул на визитку и сунул ее в карман.

До сих пор он не думал о возвращении в Эспению, и теперь мысль об этом была одновременно и неожиданно притягательной, и смутно неприятной. Вернувшись в Жанлун, Анден вдруг в смятении осознал, что никогда не жил в родном городе как взрослый человек. И в последние полтора года он во многих смыслах заново открывал самого себя. Теперь он был студентом-медиком, жил в собственной квартире в Старом городе неподалеку от больницы, и у него было три маленьких племянника.

Порт-Масси казался таким далеким, а проведенные там годы почти сном, часть из них счастливым, часть грустным, а часть просто кошмарным. Порой он вспоминал тех, с кем там сблизился: семью Хианов, у которой жил, Даука Лосуна и его жену Сану, друзей по рельболу и залу для поединков. И Кори. Анден по-прежнему вспоминал Кори, иногда с тоской, но чаще пытаясь угадать, чем он теперь занимается.

Эспенские доктора пригласили Андена не из-за его прирожденных медицинских способностей, а из-за того, что он воплощает. Впервые в жизни он встретился с незнакомцами, которые считали его смешанную кровь преимуществом, а не наоборот. На новогоднем приеме Вен сказала Андену, что он ценен не нефритовыми способностями, а тем, какой он человек. Тогда он не воспринял ее слова, но и не забыл их.

* * *

Шестого числа Анден приехал в поместье Коулов, чтобы поговорить с родней. Колосс, Шелест и Штырь совещались за закрытыми дверями, и потому Анден уселся с племянниками на диване в гостиной и читал им книжки с картинками. Нико слушал молча, а Рю задавал столько вопросов, что они не успели закончить даже первый рассказ, когда в другой комнате после дневного сна проснулась Цзая и сердито раскричалась. Анден любил детей, в особенности Нико, но все-таки порадовался, что у него нет и не будет собственных.

Когда открылась дверь и из кабинета появился Цзуэн Ню, Анден постучал и вошел. Хило сидел за столом, подперев голову рукой. Перед ним были разложены графики и цифры с заметками, написанными рукой Шаэ. Анден не мог разобраться, отчего Колосс так угрюм, – то ли потому, что ему пришлось изучать всю эту гору данных, то ли из-за их содержимого. Хило поднял взгляд:

– В чем дело, Энди?

Из напряженного разговора за столом Анден знал, что Горные пытаются прижать Равнинных со всех сторон, используя для этого все средства. Когда Колоссом был Лан, Айт Мада стремилась ослабить Равнинный клан, тихой сапой проникая на его территорию. Теперь враги полагались на деньги и прессу, а не на лазутчиков и уличную преступность. Однако сейчас Анден больше не был подростком, беспомощно ожидающим, когда его позовут воевать. Он был уже побывавшим на войне взрослым, имеющим собственные связи и влияние.

– Я хочу съездить в Эспению, – сообщил он.

Когда Анден объяснил суть, Хило закурил сигарету и потер бровь большим пальцем.

– Кое-кто в клане хочет, чтобы мы свернули все дела в этой стране, а не ввязывались в новые.

В эти дни Эспения была во всех новостях. Она планировала расширить военно-морскую базу на острове Эуман, чтобы поиграть мускулами перед Югутаном. Такое решение вызвало недовольство на Кеконе.

– Стоит попробовать, Хило-цзен, – сказал Анден.

Шаэ сидела в кресле, скрестив руки на груди. Колосс и Шелест по-прежнему не ладили. Она криво улыбнулась Андену:

– Помнишь, как ты расстроился, когда тебя послали в Эспению в первый раз? А теперь просишь разрешения вернуться. – Потом она обратилась к Хило: – Анден должен поехать. Прибыль от эспенского бизнеса сейчас – наше спасение, но наши страны друг другу не доверяют и не понимают, и это большая проблема. Если мы можем как-то изменить положение, хотя бы в медицине, нужно воспользоваться случаем.

Хило не выглядел полностью убежденным, однако согласился:

– Ладно, Энди. Поезжай и выступи там от имени семьи.

И тут раздался крик Нико: