Текст книги "Наречённая. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Лэйя Райн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Повозка качнулась, раздался скрип снега, сопровождающийся тяжёлым кряхтением, у возничего явно был излишний вес, раз такая отдышка. Он потоптался рядом, видно привязывая мерина, расправляя подпруги. Что-то щёлкнуло, скрипнуло, шаги удалились, а я мгновенно подскочила с места, бросаясь прочь из повозки, забывая о деревенеющих мышцах и боли во всём теле. Откинув полог и убедившись, что поблизости никого нет, слезла на землю. Расправила платья и, оглядываясь, чуть отошла от воза на онемевших, не чувствующих землю под собой, ногах. Оказавшись на безопасном расстоянии, первым делом осмотрела место, куда мы прибыли. Двухъярусный дом с черепичиной крышей, с небольшими окнами, и даже крытые переходы по периметру тут имелись, он как бы разделён на двое, видно вторая часть с жилыми комнатами на тот случай, если гости пожелают задержаться и отдохнуть с пути. Ко всему эта часть дома была обнесена высокой каменной оградой с широкими деревянными воротами, которые были сейчас тоже нараспашку. Харчевни тянулись рядами, едва ли не плотно примыкая к друг другу, будто грузди, более мелкие и одноярусные, из многочисленных труб уже густел дым. Вся улица вымощена канем, но сейчас под снегом этого было почти незаметно, она погружалась в мутную утреннюю мглу. И только над всеми постройками будто призраком высилась башня, увенчанная островерхой крышей. Может, колокольня какая-нибудь, ведь явно здесь имелись какие-то управленцы ван Фоглата, и стража наверняка – тоже. Я опасливо огляделась. Оставаться здесь, у всех на виду было нежелательно, мало ли кто ко не может тут пристать, ведь я совершенно одна. Но отходить от ворот мне не следовало, чтобы не пропустить приезд другой повозки.
Из поварни послышались голоса – встречали прибывшего возничего, я отошла ещё дальше, к росшей здесь акации, засыпанной снегом. Я ждала, прохаживаясь вдоль ветхой стены за деревьями, грея руки, дыша на них. Несмотря на то, что ночью проглядывали звёзды, небо оказалось набито плотно тучами, а вскоре посыпали воздушные хлопья, накидывая на улицу бледную пелену, погружая в ещё больший сон.
Время к полудню двигалось очень медленно, но на улицу стали выбираться горожане. Служанки в белых опрятных передниках, с полными корзинами и вёдрами, мужчины спешили чистить снег у своих лавок. Никто на меня и не обращал внимания, будто здесь всегда шлялись все, кто ни попадя. Вскоре появилась шайка мальчишек, и ясно дело, зачем они тут появились – попрошайничать. Настоящая жизнь начала пробуждаться в этом снежном скромном городке. Не успела я и оглянуться, как стало очень шумно, всё больше народа сновало по разным делам и поручениям, всё больше гостей останавливалось у постоялых дворов. В этой круговерти я потерялась, и теперь вероятность быть кем-то замеченной сводилась к нулю, чему я была рада. Но моё спокойствие было недолгим, мой слух случайно зацепился за один разговор двух женщин, что остановились прямо напротив меня возле дерева.
– Сегодня мало посетителей, – пожаловалась одна.
– И не жди в ближайшее время, – ответила другая товарка. – Говорят, эти найраны, исчадия Бездны, добрались и до наших земель.
– Слухи всё это. Враньё.
– Если бы это были слухи, то стражи короля не стали бы тут задерживаться. А они здесь вот уже второй день. Маар ван Ремарт направляется в Ортмор, теперь он сядет на границе Излома и не позволит порождениям вырываться в наши земли.
– Защити, Великая, – вздохнула другая и тут же томно закатила глаза. – Говорят, Ремарт как силён и отважен, так и красив, завидный жених, он ведь абсолютно свободен, – защебетала, утягивая за собой свою знакомую.
– Ремарт славится ещё и своей жесткостью, и изощрённостью.
– Многие женщины жаждут оказаться в его постели именно поэтому, – засмеялась торговка, продолжая говорить, но я её уже не слышала.
Я будто оглохла, а по моей коже хлынула дрожь, в голове и в груди пульсировало только одно: стражи короля здесь. Маар ван Ремарт… тут.
Я вжалась в холодную стену, силясь едва ли с ней не слиться. Сердце загрохотало о рёбра с такой бешеной скоростью, что казалось, проломит грудную клетку, и голова закружилась. Я моргнула, сбрасывая с ресниц снежинки, огляделась скользя взглядом по людским фигурам, закутанным тепло, страшась увидеть на себе жгучий взгляд исга́ра, будто он всё это время следил за мной и вот-вот покажется. Кошмар, с которым я только начала прощаться, проснулся, ломясь в запертые двери моего заледеневшего разума, отказывающегося в это верить. Нет, этого не должно быть. Это враньё. Он ведь должен быть уже в Ортморе. И тут же ударило другое – дождусь ли я повозки? Если порождения поблизости, то из Кронвила навряд ли кто-то попытается выехать сейчас.
Проклятье! Я едва не завыла в голос, но только сжала зубы так, что в глазах потемнело. Не представляла, что мне теперь делать. Из одной ловушки попала в другою. И за что, Великая Мать!
«Так. Не нужно паниковать раньше времени», – я вытянула шею вглядываясь в ворота, где всё ещё стояла старая повозка, а другой всё не было. Подняла взгляд на серое тяжёлое небо, до обеда ещё далеко. Если Ремарт и в самом деле здесь, если прихвостни ван Фоглата ещё не добрались сюда, в Кронвил, то исга́р может просто почувствовать, что я рядом, он ведь на это способен, ведь с какой лёгкостью он читал мои мысли, видя всю изнанку меня. Почувствовать меня. Хотя что с того? Он ведь оставил меня. Ассару стала ему ненужной. Я скользнула взглядом по лицам прохожих, и тут моё дыхание непроизвольно оборвалось. Я попятилась назад, утопая в снегу, но ноги, казалось, вязли в трясине, и я не смогла сделать и шага, потому что прямо в мою сторону шёл страж. Грубое изрезанное шрамами лицо, литые доспехи на груди и плечах – Шед, его я ни с кем не могла спутать, он шёл с другими лойонами Маара и будто ни на кого не смотрел, разговаривая о чём-то, но, когда страж поравнялся со мной, его взгляд змеёй скользнул в мою сторону. Я укрылась платком, запоздало отводя взгляд, но деваться было некуда, он меня заметил и наверняка узнал. А следом сердце обратилась в кусок камня, потому что позади стражей вдруг поднялся шум. Мужчины в синих плащах уверенно следовали по улице и вглядывались в лица едва ли не каждого прохожего, каждой женщины, сдёргивая с голов капюшоны. Они ищут меня. Воины Груива идут прямо сюда.
Я попятилась, развернулась да тут же споткнулась о камень, выпирающий прямо из земли.
– Острожное, – поддержали чьи-то уверенные руки.
Я подняла взгляд, столкнувшись с серыми глазами в морщинистых веках незнакомого мужчины. Его лицо, поросшее тёмной щетиной, было доброжелательным, но взгляд тут же изменился, когда он лучше разглядел меня.
– С вами всё в порядке? – пальцы его не выпустили, поддерживали.
Я растеряно посмотрела за его плечо. Шед с лойонами уже прошли мимо, удалялись прочь – не задержались. Я хотела было толкнуть мужчину от себя, вырваться и бежать прочь, но тем самым я бы привлекла к себе внимание всех. Внутри всё раздирало на части – я не знала, что мне делать.
– Не знаю, – ответила рассеянно незнакомцу, уставившись на неизбежно приближающихся ищеек Груива.
Вот-вот они подойдут и схватят меня, и тогда уже не сбежать. Всё же они узнали раньше о моём побеге. Груив ван Фоглат не упустит своего.
– Могу я вам чем-то помочь? Вы тут с самого утра стоите? Вы голодны? – перехватили моё внимание вопросы мужчины. – Вы, наверное, ещё и замёрзли, не бойтесь, пройдёмте со мной. Я вам помогу. Вон там мой двор. Идёмте.
– Да, – закивала быстро-быстро я, уже не колеблясь, пытаясь не слишком грубо, но настойчиво смахнуть его руки с себя, – я замёрзла и голодна. Спасибо вам, – и позволила себя увести.
2. Маар
Маар не спал всю ночь. В голове творилась мешанина. Если мог бы выдрать асса́ру из себя, из своего тела, он бы это сделал, но она вросла глубоко в самую душу, слилась с ним воедино. Он не мог до конца понять, как ему удалось покинуть Энрейд, оставить её там. Но иного выбора у него не было – он бы её убил, если бы остался в той комнате наедине, сдавил бы шею и переломил пальцами одним точным движением, и тогда ничего невозможно было бы исправить. Она умерла бы, и тогда он умер бы вместе с ней. Потому что эта проклятая ненавистная асса́ру въелась в его кровь и ум смертельной отравой, без которой его существование невозможно!
Маар лежал в своей комнате в постоялом дворе «Золотой вереск», где они остановились на ночлег, на самом верхнем ярусе, смотрел в потолок и думал. Думал не о том, что ждёт его в Ортморе, а об этой ледяной гордячке, и это хождение по кругу измотало его до предела, опустошило, как колодец в засуху. И он не замечал, как здесь, в комнате стало совсем нечем дышать, а по спине потёк пот – не спалить бы это захолустье, оставив горсткой пепла к чёртовой матери. Маар, пусть не совсем человек, но и не животное, он должен держать под контролем свои инстинкты, свою силу, что дерёт его сейчас на части. Много раз он порывался вернуться в замок Энрейд и много раз взрывался огнём, опаляя себя изнутри, выжигая все чувства и мысли до кипения крови, до смертельной боли, которую причинял себе намеренно, чтобы переключиться, не думать о ней. Он задыхался. Но лучше эта боль, чем представлять асса́ру, чем эта одуряющая тяга, что ломит кости и надрывает дыхание. Маар думал, что знает смысл слов «упасть на дно», знает, что значит тьма, затопляющая душу и тело до оцепенения, до глухого онемения. Но он ошибался – он не знал тьму до встречи с этой… Маар до скрежета зубов сжал челюсти, унимая бушующий огонь внутри себя. Но если бы только это… Яйца болезненно трещали, а член стоял колом, и Маар ничем не мог себе помочь, потому что он не мог допустить не только к себе, но и к своим мыслям кого-то другого. Трахнуть ту служанку, что вертела своим толстым задом вчера весь вечер? Перед глазами только эта проклятая ассару, убившая его брата, медленно убивающая и его. Исга́р в нём рвался наружу, требовал выхода, но Маар не может его выпустить. Держит крепко в железных оковах, но он теряет силы, путы вот-вот треснут к бесам!
В довесок ко всему поблизости оказалась прореха, и твари Излома угрожали городу, хоть ещё и не показывались. Маар их чуял – они были рядом. Вонь серы не спутать ни с чем. И страж взрывался гневом вдвойне потому, что не мог сосредоточиться на угрозе, вместо этого он борется с самим собой, изматываясь до мели.
Маар повернулся к двери прежде, чем за ней послышались шаги, и не успел раздаться стук, страж произнёс:
– Входи.
Фолк появился на пороге тенью. Лойон был старше Маара, он не боялся исгра, а уважал, не уступал Шеду, который так же уважал своего предводителя, соглашаясь с каждым его решением до того мига, как в отряде появилась асса́ру. Маар уже знал, зачем лойон появился здесь, едва только солнце поднялось из-за вечно стылого горизонта – принёс вести, которые он собрал за вечер и ночь, что отряд пробыл в Кронвиле. Нойраны появляются слишком часто, слишком, чем жалкие слухи о том доходили до Навриима. Простой люд давно недоволен тем, что король не спешит позаботиться о них, позволяя тварям уничтожать мелкие деревни. А теперь те добрались и до городов.
– Пока ничего хорошего. Лойоны не нашли следов. Кругом чисто, – коротко отчитался Фолк.
– Следовало ожидать, теперь следы искать за границами владений Фоглата, – Маар сел, напряжённо сцепив пальцы в замок.
Всё очень скверно, придётся задержаться. Придётся быть рядом с ней ещё какое-то время. Пытка.
– Кстати, о Фоглате, – вдруг усмехнулся Фолк, – его лойоны в городе. Груив ищет асса́ру, девчонка сбежала из Энрейда.
Маар поднял на лойона взгляд, пронизывая того насквозь, а потом поднялся, медленно приблизившись. Смысл сказанного оглушил.
– Сбежала?
– Именно так, – кивнул тот. – Наши люди донесли, что Груив ван Фоглат задумал женить своего сына на Истане Хассон.
Маар почувствовал, как рубашка стала прилипать к спине, а шея – покалывать от мгновенно сгустившийся духоты, внутри будто всё обратилось камень, и он внезапно треснул, проломившись глубокой бороздой. Маар стиснул челюсти, а по горлу прошла судорога. Фолк сглотнул, на его лоб легла испарина, но лойон не показал вида, какое пекло его поглотило, стойко держался.
– Где Шед? Позови мне его.
– Страж не ночевал в стенах.
Где его, чёрт возьми, носит?!
– Как только придёт, тут же пошли ко мне. Можешь идти.
Фолк склонил голову и так же бесшумно вышел. Перед глазами Маара заплясали всполохи огня, а в следующий миг исга́р ударил кулаком по столу с такой силой, что фужер подпрыгнул на месте и опрокинулся, вино расплескалось по столу.
Истана сбежала. Несносная сука!
Тяжело дыша, Маар заметался по тесной комнате, как загнанный зверь. Он думал, что избавился от неё, выдрал из своего сердца и выкинул прочь, но это иллюзия, он пытался обмануть сам себя, но ничего не вышло. Стоило услышать её имя, как кровь забурлила магмой в жилах, а в голове сгустилось месиво из собственных противоречий. Прошили всего сутки, но для Маара они растянулось в вечность, где он, будто приговорённый, медленно горел на костре своей одержимости, где он умирал.
Этот ублюдок Фоглат взял её сразу в оборот! Маар выстраивал разные варианты, как этот верный пёс короля поступит с ней. Передумал всё: выгодно продаст, отдаст королю, но только не это – выдать ассару замуж за этого молокососа! Перед глазами стояла красная пелена. Мутные стёкла коморки запотели.
В следующий миг Маар схватил куртку и плащ. Нужно её срочно найти, до того, как отыщут лойоны Фоглата, до того, как асса'ру попадётся кому-нибудь выблядку на крючок. Маар лично насадит на копье любого, кто осмелиться на неё посягнуть, тронуть пальцем!
Только Маар спустился в уже не совсем пустующий, пропахший прогорклой брагой зал постоялого двора, как внутрь вошёл Шед.
– Возьми людей, нужно найти Истану, – накидывая на себя куртку, приказал Маар.
Шед как-то странно сощурился.
– Её незачем искать. Она здесь. Я её видел. Йенс повёл её в своё обиталище, там она, у него.
– Почему ты мне о том сразу не доложил? – вспыхнул Маар, вцепившись в стража взглядом.
– Так ведь ты её бросил. Я подумал, что тебе она уже не интересна.
Маар задышал тяжелее, ему на миг показалось, что страж намеренно решил позлить его, но Шед был прав. Маар её оставил. А сейчас пойдёт и заберёт.
Страж вылетел ястребом из «Золотого вереска», не видя перед собой дороги, представляя, как скрутит шею Йенсу. Почему асса́ру пошла с ним? Что он ей предложил такого, что она согласилась?
На улице было очень людно, и прохожие, попадающие стражу на пути, бледнели и спешили обойти его стороной. Маар вгрызался в толпу взглядом, выискивая людей Фоглата, но улица сейчас была чиста от лойонов. Минув многочисленные лавки, страж повернул на другую улицу, более узкую. Ещё дюжина метров, и он вошёл, вторгся в широкую дверь, которая захлопнулась за ним, а над головой что-то противно звякнуло. Внутри, как оказалось, тоже было не пусто, столы расставлены хаотично, длинные и не очень, всего лишь на пару человек. По началу никто не обратил внимания на вошедшего путника, но как только Маар шагнул в сумрачную глубь харчевни, постояльцы оживились, поворачивая головы, да тут же замолкли. Маар едва не оглох, когда не обнаружил внутри ассару, хотя чувствовал её всей кожей. Он, делая шаги, напряжённо скользил взглядам по головам и остановился, когда взор будто пристыл к полутёмному обнесённой перегородкой углу, где и сидела Истана. Он втянул в себя воздух, остужая раскалившееся до красных углей пламя. Ассару будто заледенела, не шелохнулась, даже когда он приблизился, только взгляд белено-голубых светящихся во мраке льдом глаз медленно поднимался по мере приближения исга́ра. Перед ней стояла тарелка с какой-то едой, но она даже ещё не притронулась к ней. Маар резко отодвинул стул и опустился напротив неё, буравя девушку взглядом.
– Сейчас, ты поднимаешься и молча следуешь за мной.
– Нет. Я никуда с тобой не пойду.
На бледную нежную кожу асса́ру лёг гневный румянец, такие же горящие багрянцем губы плотно сжались, а в уголках губ залегло упрямство. Маар никогда не слышал отказа от девиц, на него ни одна не смотрела с таким вызовом и ненавистью. И каждое её отрицание сродни удару плетью по оголённым нервам, сдирало кожу начисто, отчего внутри всё корёжило и скручивало в тугие узлы. Взгляд Маара с жадностью вцепился в её губы, белую шею, видневшуюся в вороте платья ложбинку между ключицами. Он представлял её тело под этими всеми одеждами и подыхал от болезненно-острого возбуждения. Краем глаза страж уловил движение. Йенс появился у прилавка. Корчмарь вытащил из кармана белый платок, провёл им по лбу и шее и решительно направился в их сторону.
– Что изволит мэниэр?
Корчмарь хотел сказать другое – спросить, что Маар хочет от этой асса́ру, и не провалить бы ему отсюда поскорее, но мужчина не мог этого сделать, иначе он лишится
не только своей добычи, но и того, что ниже его пояса, того жалкого подобия мужского достоинства, что теплилось в этом зажравшемся торгаше.
– Предоставь нам лучшую комнату, – ответил Маар, продолжая неотрывно жечь Истану взглядом. На её лице ни один мускул не дрогнул, и через стену её льда ван Ремарт не мог пробиться. Но это пока.
Йенс напрягся, по его лбу потекли капли пота, Маар считывал его негодование. Корчмарь готов был броситься на Маара, но трус не осмелится подставить своё брюхо под нож. Поэтому он, поскрежетав зубами, развернулся и ушёл.
– Я не пойду, – сдавленно прошипела Истана.
– Либо ты идёшь со мной добровольно, либо я уничтожу Йенса, выжгу все его внутренности. Выбирай.
Истана выдохнула медленно, опуская ресницы, видно смиряясь. Ей стало жаль Йенса. Асса́ру жалеет всех, всех кроме него, но Маару не нужна её жалость, только согласие, которого упрямая девчонка не хотела давать. Ему нужно только слышать то, как она соскучилась по нему, истосковалась так же остро, как и он – по ней. Но Маар знал, что ничего подобного Истана к нему не испытывает и никогда не будет испытывать, и это причиняло боль вдвойне. К чему эта безумная тяга может привести? Маар не знал. У неё внутри только холод к нему, и её ненависть жгла сильнее огня.
Истана, выдохнув, молча встала, показывая всем своим видом своё внутреннее неповиновение, своё презрение к нему. Она выбрала жизнь Йенса, пожертвовав собой, сделала это назло Маару. И когда они поднялись наверх, Истана вдруг остановилась, будто только сейчас осознала, в какой западне оказалась – пташка попалась в клетку. Но дороги назад нет и не было, даже если бы она выбрала смерть Йенса, страж сначала прирезал бы его, а потом забрал бы насильно с собой Истану.
Маару пришлось грубо сжать острый локоть асса́ру и толкнуть внутрь комнаты, он сделал это слегка, но девушка едва не потеряла равновесие, споткнувшись на ровном месте. Сам вошёл в комнату, которую предоставил ему хозяин двора. Истана царапнула его ненавидящим взглядом, и в то же время маревом скользнула обида. Маар не желал ей боли, не желал унижать её, но без этого не обошлось, она своим упрямством вынуждает его поступать с ней грубо.
Маар слышал её дыхание. Он медленно подошёл к Истане, заглядывая в стылые омуты её глаз. Всё это время она скрывала от него правду, и он, наверное, хотел увидеть пусть даже на самом их дне толику сожаления, но её не было, ни капли, ни крупицы. Истана с вызовом смотрела на него, хотя Маар знал, как внутри неё всё дрожало. Она задышала глубоко и часто, потому что в комнате стало очень душно. Глупая ассару не понимала, что стоит Маару на миг ослабить контроль, то всё здесь вспыхнет мгновенно. И ему необходимо дать волю силе, сбросить напряжение хотя бы на ничтожную толику, иначе демон в нём вырвется наружу. Наставник предостерегал мальчика об этом. Маар безумно соскучился по этой неприступной гордячке, как бы он ни презирал себя за это, соскучился так, что мутилось всё в голове. Теперь он даже не представлял, как ему хватило сил оставить её в Энрейде.
Маар повернулся, заперев дверь на засов, рывком сдёрнул с неё верхнюю одежду – здесь слишком жарко, чтобы оставаться одетыми. Истана поморщилась, когда страж на этом не остановился, раздевая её всю до белой сорочки. Взгляд его потемнел, когда перед его глазами оказалась полуголая асса́ру. Он с жадностью смотрел, как твердеют и проступают острыми вершинками через тонкую ткань соски. В следующий миг он стянул с себя всю одежду. Он хотел чувствовать её всю, ощущать её бархатную кожу, плавные изгибы тела, касаться её пальцами, губами, лизать и кусать. Лицо ассару исказилось невыносимой мукой, когда он на неё смотрел, будто её вывели на эшафот такой же голой и беззащитной. Острое желание подкатило к самому горлу и тут же упало вниз живота, к паху, член налился кровью так, что вены на ставшей каменой плоти взбугрились.
Маар подхватил девушку и опрокинул на постель. Комната оказалась и в самом деле самой лучшей. Истана упала на мягкую перину, и грудь её плавно качнулась. Такая упругая, сочная, она так удобно вмещается в его ладонь. Маар жадно помассировал её – как же соскучился – рванул тесьму на вороте, расплавляя ткань, высвобождая одну грудь с розовым бутоном, потом вторую. Его взгляд потяжелел, как и дыхание, и всё тело, ставшее разом слишком свинцовым, вынуждая мужчину тут же припасть к соску губами, втянуть в себя, поиграть языком с твёрдой вершинкой, тоже самое сделать с другим. Соски мгновенно налились красным от его прикусов и всасываний, такие сладкие, дурманные, их аромат дразнил, сводил с ума. Маар не понимал, как она могла быть такой горькой и такой сладкой одновременно. Он выгорал от желания немедленно втолкнуть свой член в её напитанную сладкой росой узкую щель, чтобы наконец утолить этот чудовищный голод.
– Коснись меня, – велел Маар, но не стал ждать, когда Истана решится.
Не нужно было ждать, когда её кулачки разожмутся. Он перехватил её запястье, заставил её обхватить его член, на котором её хрупкие пальчики не могли сомкнуться. Заставил двигать верх-вниз, быстро, резко, грубо. Всего на миг, но он успел поймать, как лёд в её взгляде поплыл, а румянец на щеках и губах зажегся ещё ярче. Этой робкой ласки было слишком мало. Мужчина сдёрнул её сорочку к поясу, Истана протестующе дёрнулась. Он рывком раздвинул её колени, прижался к её лону раскалённым вздыбленным членом, горячо простонал ей в губы, бессильно упираясь своим лбом в её. Сжал в пальцах ягодицы Истаны, понимая, что если не возьмёт её прямо сейчас, то взорвётся тысячей искр. Желание кололо его острыми шипами, вынуждая рычать и кусать её губы, мять их и всасывать, таранить языком, как безумец. Великий Бархан! Он так скучал.
– Ты моя, – прохрипел он в её горячий рот, позволяя вдохнуть воздух.
Потом сжал крепче её бёдра и проник головкой члена между розовых, как лепестки, складок, дальше, в глубину, в ждущее его горячее лоно. В глазах потемнело, Маар опёрся руками на постель по обе стороны от девушки, находя в кровати одну единственную опору для себя, потому что комната вдруг качнулась. Истана дышала часто и тяжело, она не пускала его. Он сделал одно единственное движение – рванулся вперёд, выпуская совершенно неконтролируемое, дикое, первородное желание обладать. Отвёл бёдра и вновь резко толкнулся ещё глубже. Узкое лоно сильнее стиснуло его изнутри, разгоняя по телу горячие волны жара, они затопили Маара с головой.
– Да, именно так, Истана, ещё, моя ассару. Моя…
– Ненавижу, а-а-ах, – выдохнула, запрокинув голову назад, когда Маар задвигался в ней короткими тычками.
На время комната наполнилась звуками беспрерывных влажных шлепков. Толчок, ещё, раз за разом, рывок за рывком, ускоряясь, сгорая… Одно то, что асса́ру была в его руках, в его власти, что он снова ощущал её, заставляло Ремарта сжимать руки, заключая её в клетку. Не отпускать. Больше никогда не отпускать. Истана создана для него. Все в ней вызывало в нём трепет и желание, всё нравилось. То, как она смотрит: прямо, дико, остро, как дрожат её ресницы, а губы плотно сомкнуты, чтобы ни один звук не сорвался с них. Ему нравилось то, как невольно она двигается ему навстречу, подбрасывая бёдра… Её тело хотело Маара, но ассару упиралась из последних сил. Сводила его с ума. Он все-таки безумец, думающий, что смог её отпустить. Маар хотел пить этот яд её ненависти с её губ, слизывать с кожи, собирать языком между её ног.
Ремарт вжался ей в рот, уже не контролируя движения, вдалбливался в неё бешено, безумно, погружался в нежное тело, и ей только оставалось вынести его натиск. Истана больше не могла молчать, уже скоро вскрикивала от каждого мощного толчка. Маар ловил ртом её губы, вжимался ещё иступлённее, жаднее. Он больно сжал бедра девушки, оставляя розовые следы на бледной коже, отклонился и вновь вторгся. Сильнее, глубже, до остановки дыхания, до бешеного грохота в ушах. Истана вцепилась в его плечи, чтобы устоять под этим порывом, вгоняя ногти в кожу на шее и лопатках. Но Маар чувствовал только её мягкие губы, тараня членом её горящее лоно, не переставая двигать бедрами, задыхаясь от наслаждения, не давая никакой передышки. Он зарычал, когда Истана стиснула его бёдрами крепче, а потом опрокинулась на кровать, приняла его до конца. Оргазм накрыл штормом, столь мощным, какого никогда не было даже с самой опытной шлюхой. Короткая боль резанула по паху мучительным томлением, он излился в Истану долго и бурно, вплёскивая тугой струёй семя в горячее лоно, заполняя её собой, ощущая, как дико сокращаются мышцы внутри неё. Маар продолжал двигаться до тех пор, пока упрямая ассару не запрокинула голову и не застонала, и этот негромкий звук смахнул последнею загрубевшую корку, которой Маар покрылся за эти долгие часы вдали от неё, испытывая свою выдержку. Дыхание возвращалось короткими глотками, тело после столь сильного выброса стало совершенно неподъёмным.
Маар отодвинулся, осторожно провел пальцем по губам Истаны. Распухшие, красные, дрожащие. Ему так нравилось видеть, как она отходит от оргазма, борясь сама с собой, делая вид, что ничего не испытывает, когда в глазах плескалась смесь разных чувств. Он сходил с ума по ней.
Он отодвинулся, как только пришёл в себя, провёл рукой между женских ног, собирая следы своей страсти. Истана попыталась прикрыть ворот сорочки, он не позволил ей это сделать, любуясь тем, как вздымается в неровном дыхании её грудь, как горят малиновым соком соски. Следы его пальцев были сейчас повсюду на теле Истаны, рисовали дивные узоры, что ещё не выцвели на её коже. На этот раз асса́ру ничего не сказала, не выплеснула свой яд, хотя он ждал, когда она попытается ужалить его. Но ничего такого не происходило, и это вызывало в нём некое беспокойство.
– Кажется, ты должна поблагодарить меня, – сказать вышло с издёвкой, хотя, по сути, это так и было. Йенс сделал бы её проституткой в своём грязном притоне.
Истана посмотрела ему в глаза. Её глаза яростно блестели, как морозный рассвет на горизонте. Ассару, конечно, не оценит его стараний. Он и не ждал.
– Что предлагал тебе Фоглат? – спросил Маар, очертив пальцами набухший от укусов сосок.
– Не твоё дело, – ответила и отвернулась.
Истана
Я отвернулась от него – не собиралась обсуждать с ним мой разговор с Фоглатом. Конечно, хотелось высказать всё: как мне пришлось терпеть этого лицемера Хирса, как пережила холодную ночь в повозке, но только не с ним.
Зачем? Зачем он вернулся? Чтобы вновь мучить меня?
Я почувствовала Маара, когда он вошёл в двери, почувствовала эту горячую давящую волну, что сотрясла воздух и достигла меня у дальнего угла, затопила, придавив к стулу. Но сильнее ударила досада, она буквально обожгла внутренности. Во мне что-то лопнуло и раскололось, как ваза, брызнуло хрустальными осколками. Хотелось плакать от несправедливости и обиды. Он нашёл меня, нашёл, когда я так близка была к свободе! Вместе с досадой захлестнуло и разочарование, но я всеми силами собралась и запихнула его далеко-далеко вглубь себя, прежде чем страж оказался передо мной, чтобы не доставить ему такого удовольствия – показать свою подавленность. Мне пришлось последовать за ним, потому что в его намерениях убить Йенса, что привёл меня под свою крышу и накормил, не сомневалась. Я даже не понимала, как пережила этот ураган желания исга́ра и осталась жива, потому что то, что произошло между нами в этой комнате, просто сексом назвать нельзя, это скорее борьба, схватка, противостояние. А теперь я опустошена, в то время как тело трепещет всё от встряски, каждая клеточка звенит, кожа болит от его щипков, укусов, поцелуев.
Мышцы пронимала дрожь, как и дыхание. Сощурив глаза, я неотрывно смотрела в окно. Казалось, сквозь вечные плотные тучи никогда больше не проглянет солнце, как и в моей нерадостной судьбе. Только теперь почувствовала, что ресницы мокрые, и скулы – тоже, и непонятно, от чего слёзы проступили на глазах: от бессилия, досады, ненависти или той бурной волны, что прокатилась по мне, когда Ремарт в меня кончил. Наверное, всё вместе взятое. Это неправильно, так не должно быть, потому что моё тело с жадностью принимало его, требовало, жаждало. Это было столь же ошеломительным, как и его появление в харчевне. Но так не должно быть, это больные отношения, сумасшествие – отдаваться своему врагу, тирану, демону. Мне стало противно от самой себя, это чувство глушило, тянуло на самое дно болота, в которое я всё глубже погрязала. И, как назло, я даже после сношения чувствовала исга́ра внутри себя, эти безумные твёрдые толчки, от которых всё пульсировало и ныло томлением лоно, эту горячую вязкую влагу, оставленную им во мне. Он снова это сделал, снова кончил в меня – теперь это не пройдёт бесследно, и глупо надеется на чудо, потому что его не будет, потому что брать меня будет вновь и вновь до тех пор, пока… Я тяжело выдохнула, прикрыв ресницы, прочь гоня от себя эту смутную пугающую мысль.
Маар был предельно удовлетворён, настолько, что даже не отреагировал на мою грубость. Он по-хозяйски водил рукой по внутренней стороне моего бедра, и мне приходилось терпеть эти ласки, эти углями касающиеся кожи пальцы, что рисовали на ней какие-то странные узоры, и я не могла расслабиться, потому что в следующий миг они могут вновь сковать, захватить, подчинить. Меня пугала страсть исга́ра, сильная, необузданная, первобытная. Это первородное стремление – взять. Первозданное древнее желание – обладать. Мне только оставалось ждать, когда демону это надоест, и он оставит меня в покое, но кажется, что Маар не собирался этого делать, кажется, что он никогда не пресытиться мной. Он лежал, раскинувшись на смятой постели, на который не умещался, прижимал меня к себе, наблюдал за мной и ласкал. Я знала, что сейчас его глаза были невообразимо черны и топки, вбирающие в себя все блики, рассеянные по этой комнате, горячие чёрные бездны, жадно поглощающие меня: серебро волос и белизну тела.
