Текст книги "Путь к Марсу. Научно-фантастическая хроника конца XX века"

Автор книги: Левон Хачатурьянц

Соавторы: Евгений Хрунов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА 5
НА ГРАНИ РИСКА

Он поднялся с колен, но вдруг зашатался, повалился на подушку. Рванул ворот. – Помираю, Мстислав Сергеевич, мочи нет.

Лось чувствовал: сердце бьется чаще, чаще, уже не бьется – трепещет мучительно. Бьет кровь в виски. Темнеет свет.

Он пополз к счетчику. Стрелка стремительно поднималась, отмечая невероятную быстроту. Компас показывал, что Земля была вертикально внизу. Аппарат, с каждой минутой набирая скорость, с сумасшедшей быстротой уносился в мировое ледяное пространство.

А л е к с е й Т о л с т о й. Аэлита

По пути на край земли пришлось идти Гераклу через Ливию. Здесь встретил он великана Антея, сына Посейдона, бога морей, и богини земли Геи, которая его родила, вскормила и воспитала. Антей заставлял всех путников бороться с ним и всех, кого побеждал в борьбе, немилосердно убивал. Великан потребовал, чтобы и Геракл боролся с ним. Никто не мог победить Антея в единоборстве, не зная тайны, откуда великан получал во время борьбы все новые и новые силы. Тайна же была такова: когда Антей чувствовал, что начинает терять силы, он прикасался к земле, своей матери, и обновлялись его силы: он черпал их у своей матери, великой богини земли. Но стоило только оторвать Антея от земли и поднять его на воздух, как исчезали его силы. Долго боролся Геракл с Антеем, несколько раз валил его на землю, но только прибавлялись силы у Антея. Вдруг во время борьбы поднял могучий Геракл Антея высоко на воздух – иссякли силы сына Геи, и Геракл задушил его.

Золотые яблоки Гесперид

Есть идея! Вот ее суть: нужен стресс, мощная нервная встряска, если хотите, гигантский вал возбуждения, который подавил бы, захлестнул, разметал вдребезги волну, вызванную причиной болезни! Человека надо поставить в такую жизненно сложную ситуацию, из которой он вышел бы победителем. Но человек непременно должен верить этой ситуации, и он должен из нее выйти только победителем.

С е м е н Т а р х а н о в, начальник психофизиологической службы Центра управления космическими полетами

За «окном» стоит тихий летний вечер. Над зеркальной рекой медленно опускается огромное, приплюснутое снизу солнце. Над самой водой быстро проносятся стрижи. Мама сидит под яблоней и смотрит на закат…

Тогда «научные светила» снисходительно отнеслись к экспериментам школьников. Было это в Клубе юных космонавтов двенадцать лет назад. «Похвально, конечно, что юные ученые берутся за сложную проблему… Но «барьер оторванности от Земли», «барьер страха и отчуждения» – это фантастика». Вот вам и фантастика!

Как хорошо сейчас там, на Земле, а здесь…

Марине внезапно вспомнились строчки: «А в это время гремели соловьи, и воздух в Севилье был наполнен благоуханием роз».

Кто написал эти строчки?..

Так и не вспомнив, Марина включила рацию; в каюте у нее был свой канал связи для консультаций с врачами Центра управления полетом.

– Прошу вызвать профессора Тарханова!

Она взглянула на часы: время не раннее. В окне неслышно сменился кадр, и теперь видно только пылающее закатом небо. Марина вздохнула и задернула занавески.

Постучавшись, вошел командир.

– Виктор Сергеевич, я все-таки решила проконсультироваться с Тархановым. Вот показатели Акопяна. – Марина включила табло своего пульта.

– Да, картинка!

«Если это очень серьезно, – думал он, – то Акопяна придется погрузить в продолжительный гипнотический сон. Придется перераспределять обязанности, может быть, даже исключить кое-какие эксперименты…»

– Профессор Тарханов на связи, – откликнулся динамик дальней связи. – Добрый вечер, Марина!

– Извините, что я беспокою вас так поздно…

– Пустое! Давайте поговорим об Акопяне. – Тарханов находился в Центре управления полетом у главного медицинского пульта. – Общая картина, кажется, не вызывает сомнений.

Непродолжительный, емкий профессиональный диалог.

В разговор вмешивается Виктор Сергеевич:

– Может, на время отстранить Акопяна от работы?

Эфир долго молчал.

Марина теребила воротничок куртки. Виктор Сергеевич угрюмо смотрел в динамик.

– Я думаю, это преждевременно, Виктор Сергеевич, – заговорил наконец Тарханов. – У меня есть одна идея. Но окончательное решение остается за вами.

Не дождавшись ответа, Тарханов продолжал:

– Идея-то есть, но у нас ее не проверишь. Где на Земле эту болезнь откопаешь?.. Суть моего предложения: нужен стресс, мощная нервная встряска, если хотите, гигантский вал возбуждения, который подавил бы, захлестнул, разметал вдребезги волну, вызванную причиной болезни! Акопяна надо поставить в такую жизненно сложную ситуацию, из которой он вышел бы победителем. Слово за вами…

Как не хотелось командиру «Вихря» почти в начале полета исключать из программы бортинженера! Но какую, а глазное, как создать реальную ситуацию, в которой предельно полно мог бы проявить себя Акопян?

Гироскоп?.. Уже несколько раз астронавигационный гироскоп давал сбои. В носовом отсеке нужно снять его основные узлы и здесь, в стационаре, разобраться и отремонтировать. Но Сурен – хороший инженер. Он знает, что без этого гироскопа корабль не пропадет. Чуть больше энергии придется затратить на ориентацию.

А если бы отказала посадочная, планетарная система? Имитировать этот отказ… Проверка и восстановление посадочных двигателей – обязанность бортинженера…

Виктор Сергеевич решительно взялся за микрофон.

– Земля, ваш совет принят.

– Будьте внимательны, Виктор Сергеевич!

Командир не мог сдержать улыбку: вздох облегчения профессора Тарханова был слышен даже за миллионы километров.

Семьдесят первые сутки полета

Во время завтрака командир сказал Сергею Меркулову:

– Будем испытывать планетарные двигатели.

– Но мы же недавно…

– Лишняя проверка не помешает, – не дал договорить ему Виктор Сергеевич. – Тебя ли мне убеждать, как важны для нас эти двигатели!

В кают-компании тишина. Последние дни почти не слышно шуток за едой.

Виктор Сергеевич наколол вилкой сосиску, обмакнул в соус, отправил в рот. Краем глаза заметил: к разговору прислушиваются.

– Пока у нас есть время, – неторопливо продолжал он, – необходимо максимально подготовиться к посадке на Марс.

– Разрешение Центра запрашивать будем?

– Конечно. А ты, Сурен, готовь программу. Испытание по полной схеме.

Виктор Сергеевич мельком взглянул на Акопяна. Бортинженер лениво разделывал вилкой рисовый пудинг в тарелке.

…Послушные рукам Сергея Меркулова, сработали двигатели ориентации. Корабль развернулся, ось его точно совпала с траекторией полета.

– Приготовились… Даю маршевый! – четко, как на тренировке, проговорил Меркулов.

Маршевые двигатели не включились…

«Началось», – подумал Виктор Сергеевич, стоя за креслом вахтенного.

– Включаю автомат проверки, – невозмутимо сообщил Меркулов.

Из вычислительной машины поползла лента. Акопян, подхватив бумажную полосу, читал по складам:

– Ко-ман-да не при-ня-та… Об-рыв ин-фор-мации… И-дет по-блоч-ная про-вер-ка…

На Акопяна было жалко смотреть.

В медицинском отсеке мелодично запел зуммер. Марина проскользнула к себе и плотно закрыла дверь.

– Что происходит с Акопяном? Резкое снижение обобщенного критерия! Все внимание Акопяну! – обеспокоенно передавала Земля.

Все собрались в главном отсеке «Вихря» у вычислительной машины.

«Команда не принята. Обрыв информации. Идет поблочная проверка».

– Ну-ка! – Виктор Сергеевич сел в кресло бортинженера.

«Ориентация сопла неправильная. Возможно нарушение внешних конструкций. Команда маршевому двигателю снята».

– Сергей, выносную телекамеру!

– Акопян, за управление камерой!

– Штурман, связь!

Четкие обычные команды…

Марина нетерпеливо окидывает взглядом свои приборы: нервное напряжение у всех уменьшилось. Даже у Акопяна поднялась работоспособность. Очень немного, но поднялась!

Телекамера направлена на нос «Вихря». На командном экране изображение корабля, вздрогнув, начало перемещаться влево. Плавно проплывают сложенные крылья солнечных батарей. А вот и двигатели посадочной системы… Рельефная, чеканная фактура серебристого металла сопл.

Командир, почти касаясь лбом экрана, старается разглядеть малейшие подробности. Над его плечом, напряженно дыша, смотрит на шарнирные сочленения сопл Акопян.

У планетарных двигателей корабля разворачивающиеся сопла. Перед посадкой сопла выходят из ниш в корпусе, разворачиваются и принимают продольное положение.

На телеэкране видно: одно сопло не встало на место – выходное отверстие его направлено на ажурную ферму водородной ловушки.

– Принудительный выпуск! – командует Виктор Сергеевич.

Но и этот маневр ничего не дал.

– Виктор Сергеевич, наверное, я что-то перепутал, – виновато говорит Акопян. – Давайте вместе проверим всю программу.

– Нет! – Командир хмурится. – Электроника сработала правильно. Дело в механике.

– Да-а… – протянул Меркулов. – С такой неисправностью нам не сесть.

– Надо выходить, Сурен. С собой протянешь канал электронной системы проверки – посмотрим напрямую.

– Понятно… – Акопян хотел что-то добавить, но, оглядев всех, быстро пошел в агрегатный отсек надевать скафандр.

Наблюдавшие за действиями Акопяна в открытом космосе и не догадывались, какая драма происходит перед их глазами.

Сначала бортинженер как-то не очень уверенно шел по магнитной дорожке наружной обшивки «Вихря» к соплам посадочных двигателей. Фал петлей захлестнул ногу, и Сурен чуть не сорвался. С кем не бывает… Когда он подключил кабель проверяющей системы, сразу стало ясно – неисправен гидроподшипник. Вышел из строя сверхнадежный рамповый подшипник! Что ж, придется Сурену как следует потрудиться, попотеть.

Быстрым, мелким почерком записывала Марина показания приборов, отражающих все изменения в поведении Акопяна. Она умудрялась даже набрасывать к ним свои комментарии.

Да, Акопян явно не в форме – чуть не сорвался с дорожки. Он все же удержался и зашагал дальше. Почти все показатели резко улучшились! Почему? Только пульс остался таким же частым – сто четыре удара в минуту… А когда он методически, согласно отработанной на тренировках последовательности стал осматривать очень сложную механическую систему управления движением сопла, пульс постепенно пришел в норму! Самое удивительное произошло, когда он обнаружил, что неисправен подшипник: все его показатели разом подскочили и почти встали на место… Этот счастливый парадокс можно было объяснить лишь однозначно: Акопян все силы бросил на спасение Главной Цели Полета! А командир действительно шел на риск. Человеку, страдающему болезнью отчуждения, он доверил «ремонт» посадочной системы корабля. Оправдан ли риск?

Командир хорошо знал экипаж, возможности Акопяна, его психологические особенности и поэтому был уверен, что инженер не подведет. А если?

– Виктор Сергеевич! – с какой-то незнакомой интонацией прозвучал голос Акопяна в динамике. – Где сейчас Земля?

– Земля от тебя закрыта корпусом корабля. А вот Марс прямо по курсу. Самая яркая звезда.

Солнце стояло слева от «Вихря» и било в лицо Акопяну. Хотя оно сейчас кажется меньше, чем воспринимается с Земли, в его лучах растворяется свет ярких звезд. Небо вокруг солнца было не черное, а бурое.

Акопян повернулся, посмотрел вперед. Здесь космос был «настоящим» – черным, бархатным, с яркими, немигающими звездами. Прямо впереди мелкой серебряной монетой сверкал Марс.

– Я конструкторам подшипника с Марса почтовую открытку пошлю! – прокричал бортинженер. – Поздравительную!

Он стал ловко отвинчивать первый из пятидесяти мощных болтов, которыми крепилась панель подшипника.

– Не-ет, лучше телеграмму, – говорил он через минуту уже с некоторой натугой. – Быстрее получат!

Это уже было похоже на прежнего Акопяна! Откручивая один за другим болты, он замурлыкал какую-то армянскую мелодию. Сурен Акопян родился в Свердловске. Родного языка своих предков он почти не знал, но тщательно скрывал это и потихоньку от всех старался выучить.

…Дальше – больше: отворачивая седьмой болт, Акопян запел! В динамике гремела старинная боевая песнь армянских воинов. Никто из экипажа «Вихря» не понимал слов, но в мелодии звучал мощный призыв к действию.

Пока Акопян работал, мелодию старинной боевой песни запомнили все.

Злополучный подшипник был успешно заменен новым. Возвратился бортинженер на корабль совершенно здоровым.

В тот же день произошло еще одно, как записала в своих комментариях Марина, маленькое чудо: тревожные симптомы начинавшейся болезни исчезли у всех! Словно распалось действие зловещих чар, и все проснулись бодрыми и веселыми.

О причинах этого «чуда» стоило как следует подумать.

ГЛАВА 6
ЕСЛИ МНОГО СВОБОДНОГО ВРЕМЕНИ…

– Во сколько приблизительно месяцев вы думаете покрыть расстояние между Землей и Марсом? – спросил Скайльс, глядя на кончик карандаша.

– В девять или десять часов, я думаю, не больше… Восемнадцатого августа Марс приблизится к Земле на сорок миллионов километров – это расстояние я должен пролететь. Из чего оно складывается? Первое – высота земной атмосферы – семьдесят пять километров. Второе – расстояние между планетами в безвоздушном пространстве – сорок миллионов километров. Третье – высота атмосферы Марса – шестьдесят пять километров. Для моего полета важны только эти сто сорок километров атмосферы… В безвоздушном пространстве, где нет сопротивления, где ничто не мешает полету, ракета будет двигаться со все увеличивающейся скоростью: очевидно, там я могу приблизиться к скорости света, если не помешают магнитные влияния.

А л е к с е й Т о л с т о й. Аэлита

Человек до конца никогда не узнает предела своих возможностей.

И г о р ь В о л н о в о й, руководитель Центра управления космическими полетами

Прихожу к выводу, что нужно как следует присмотреться к нашему светилу.

Во-первых, египтяне Солнце называли Озирисом, халдеи – Ваалом, финикийцы – Адонисом, персы – Митрой, греки – Аполлоном… Не слишком ли много имен?

Во-вторых, есть сведения, что «и суточное, и годичное обращение Солнца суть только видимые, то есть оптический обман, происходящий от истинного движения Земли по противоположному направлению».

В-третьих, Тит Лукреций сообщил о Солнце и вовсе непонятное: «Каждое утро оно составляется на востоке из земных испарений…»

Досье «Дело Марса, Солнца и Вселенной», составленное Суреном Акопяном, бортинженером межпланетного корабля «Вихрь»

Как бы хорошо ни был подготовлен космонавт, невесомость в первые дни космического полета обрушивается на него со страшной силой чужеродной стихии. Но к чему только не может привыкнуть человек! Привыкает он и к невесомости. Все меньше и меньше усилий тратит он на движения, на операции по управлению кораблем, на эксперименты. Любимая работа спорится, идет увереннее, быстрее.

К четвертому месяцу полета по отсекам космического корабля замаячил опасный призрак «дефицита занятости».

Командир хмурился. Время! Тот всеми желанный часок-другой, которого вечно не хватало в земных сутках, здесь, в многомесячном полете, – яд. Об этом знали заранее. Этого ожидали. Потому-то и были запланированы так называемые факультативные, необязательные эксперименты. Но…

Сто сорок восьмые сутки полета

– Помнишь, Марина? – озабоченно спросил Виктор Сергеевич, плотно закрывая за собой дверь медицинского отсека. – Помнишь, как рассуждал старый дворецкий Беттередж из «Лунного камня»?

Марина с удивлением посмотрела на командира.

– Он… кажется, обожал «Робинзона Крузо».

Виктор Сергеевич задумчиво улыбнулся, кивнул.

– Да, и это. Но я о другом.

Командир принялся молча расхаживать по каюте, Марина с интересом следила за ним. Ей еще не приходилось видеть командира таким взволнованным.

– В нашей библиотеке есть Коллинз. Я только что перечитал «Лунный камень».

Он сел, закрыл глаза, прижал к ним кончики пальцев.

– Понимаешь, была раньше такая наука – ничего не делать…

– Рассказывайте, я слушаю вас!

Марина поудобнее расположилась в кресле.

– Богатая, праздная жизнь в прошлом не редкость, – снова заговорил Виктор Сергеевич. – Но эти… гм… тунеядцы прекрасно понимали, что только отдыхать невозможно. Основная забота бездельников – занять себя чем-нибудь, найти себе раз-влечение…

«Ай да командир! – думала Марина. – А я-то все не решалась заговорить…»

– Вот по памяти несколько строчек из «Лунного камня», – Виктор Сергеевич откашлялся. – «Мисс Рэчел и мистер Фрэнклин придумали новый способ проводить время, которого им иначе некуда было деть…» Или еще: «Ведь нужно же бедняжкам как-то провести время?»

Он потер пальцами виски.

– Беттередж не скупится на советы: «Вашей бедной праздной голове не о чем думать, а вашим бедным праздным ручкам нечего делать. Но ваша голова ДОЛЖНА о чем-нибудь думать, а ваши руки ДОЛЖНЫ что-нибудь делать». Вот и придумали молодые господа расписывать дверь будуара птицами, цветами и купидонами.

Об опасности избытка свободного времени Марина стала задумываться давно. В конце второго месяца полета ее уже тревожила легкость, с какой экипаж справлялся с экспериментами. Еще на Земле Игорь Петрович, Семен, да и все другие, кто руководил подготовкой экипажа, предостерегали: «Не бойтесь перегрузки, бойтесь недогрузки!» Но на Земле, естественно, не могли учесть все. Начавшаяся «болезнь отчуждения», как ни странно, на время разрешила эту проблему: нет худа без добра! Но не до конца… Тогда Марина потихоньку начала военные действия: «книжный червь» и любитель архивной пыли Василий Карпенко всерьез занялся исследованием параллелей в истории развития астрономии, а бортинженер с увлечением принялся составлять юмористическое досье «Дело Марса, Солнца и Вселенной». Второй пилот писал стихи и советовался с ней как с квалифицированным читателем. За командира и Жору Калантарова она была спокойна.

Виктор Сергеевич и Марина долго сидели молча. Каждый из них прекрасно понимал: подошло еще одно испытание для экипажа «Вихря». Компьютеры не смогли всего предусмотреть, когда составляли программу экспедиции.

– Обязательно нужно придумать что-то этакое…

Виктор Сергеевич щелкнул пальцами как кастаньетами. Он обвел взглядом медицинский отсек и, словно ища выход для накопившейся энергии, нажал на пульте клавишу генератора шумов.

Постепенно нарастая, комнату заполнил мерный гул морского прибоя, оживляемый отрывистым, пронзительным криком чаек.

– Будет шторм или пройдет стороной? – Виктор Сергеевич грустно улыбнулся. – Все мы стали какими-то благодушными. За ежедневным распорядком дня забывается главная цель нашей экспедиции – разведка Марса. Мы как-то незаметно для себя успокоились, привыкли к новизне и масштабности предстоящих нам задач. Нужна какая-то новая, живительная струя в наших ежедневных заботах.

– А если?.. – неуверенно начала Марина.

Виктор Сергеевич всем корпусом резко повернулся и пытливо посмотрел ей в глаза.

– Через двадцать восемь дней мы должны начать адаптироваться к марсианскому тяготению. Не попробовать ли нам «потяжелеть» раньше? До сих пор адаптация проходила под контролем нас, медиков, персонально для каждого члена экипажа.

– Предлагаешь объявить общий тренинг? – Командир нажал клавишу генератора шумов. Крик чаек оборвался, и в каюте наступила звенящая тишина. – Не перестараемся ли мы? Адаптация к новым условиям у каждого человека проходит по-своему, требует особой внимательности к себе, самообладания.

– Адаптировать можно не всех сразу, а только вахтенного на время дежурства. Если он не будет справляться, ему будет помогать кто-либо другой, кто в это время не «загружается». Опыт адаптации одного человека станет опытом всех. – Но она продолжала думать о разговоре с командиром о своем предложении. Она это обеспечит. В гипнотеке достаточно вариантов с внушением «потяжеления». Но в этом случае опять надо привыкать к новым условиям! Иначе работа не пойдет. Перед собой она уже не была так уверена, как перед командиром.

– Согласен, в этом есть рациональное зерно! – Виктор Сергеевич встал, подошел к двери. – Утро вечера мудренее! Отдыхай. Завтра еще раз все обсудим.

Оставшись одна, Марина раздвинула перегородку из матового стекла, прошла к себе в каюту, раскрыла «окно»…

Знакомый сад над Клязьмой быстро погружался в густые августовские сумерки. Дверь в доме была открыта. В желтом прямоугольнике электрического света сидел на крыльце старый деревенский пес Кузя. Он, как всегда, терпеливо ждал, когда в доме закончат ужинать, раздастся скрип половиц и в светлом проеме двери покажется хозяйка, присядет на пороге на корточки, потреплет уши, заглянет в немигающие глаза собаки, спросит:

– Ждешь Маришку? А ее опять нет дома. Проголодался? Пойдем, я тебя покормлю, старый приятель.

Сто сорок девятые сутки полета

– Друзья мои! – Виктор Сергеевич выдержал паузу. – Вы знаете, по данным корабельного астрономического комплекса, на Марсе ожидаются две волны песчаных бурь. Об этом же нас предупредили и земные обсерватории. Значит, время, которое мы могли бы использовать для работы на Марсе, сокращается.

В кают-компании настороженное молчание.

– С Земли нам предложили пересмотреть программу: некоторые марсианские эксперименты исключить вообще, а часть перевести в разряд факультативных, то есть успеем – сделаем, а не успеем – так сказать, погода виновата.

Командир почувствовал, что сейчас сорвется целая лавина вопросов.

– Я еще не дал окончательного ответа, обещал подумать и посоветоваться с вами, – продолжал он.

Больше всех волнуется Марина. Вот-вот выскочит со своим предложением. Виктор Сергеевич жестом остановил ее.

– Предлагаю одно из возможных решений. Если бы мы на Марсе смогли работать вдвое быстрее, то песчаные бури, которые придется пережидать, нам не помеха.

– Понимаю! – Акопяна, словно катапультой, выбросило из кресла. – Нужно перенастроить автоматику!

– Автоматика – полдела! – улыбнулся Виктор Сергеевич. – А ну, Марина, расскажи, что ты придумала.

Марина коротко объяснила, как можно ускорить предусмотренный программой экспедиции период постепенного вхождения в работу: привыкать к условиям Марса надо начать раньше.

Первым схватил наживку Акопян и с жаром принялся растолковывать всем, кажется, и без того понятное:

– Ты слышишь, Сергей, ко дню посадки мы будем в полной форме, – тормошил он Меркулова.

– А как же эксперименты следующего месяца? – засомневался Карпенко. – Увеличив нагрузку, я не уложусь в запланированный график.

– Поможем!

– Сложность и продолжительность экспериментов рассчитана на наше теперешнее состояние, – не соглашался Василий. – Придется перекраивать все расписание.

– Так уж и все? – вмешался Виктор Сергеевич. – Мы будем привыкать всего лишь к марсианскому тяготению, то есть примерно к трети земного. Это совсем не то, что скачок от невесомости до нашей земной единицы. «Тяжелеть» будет только вахтенный и только на время дежурства. Доза невелика.

Еще двадцать-тридцать лет назад вряд ли возможен был такой разговор. В одном корабле один космонавт будет жить, испытывая марсианское тяготение, а другой – в невесомости? Сейчас же это никого не смущало. На космических кораблях уже давно обязательной принадлежностью стали гипнотеки индивидуального пользования. Нужно только выбрать ролик, на котором обозначена степень невесомости, вставить в магнитофон и в зависимости от содержания пленки «потяжелеть» или стать «легче». Снимает же внушение боль – скажем, зубную. Тем же внушением можно вызвать эту боль.

– Ну ладно, – Меркулов медленно поднялся. – Через полчаса моя вахта. Пойду «тяжелеть».

– Действуй, Сергей! – Командир потрепал его по плечу и склонился над программой рабочего дня. – Что у нас на сегодня? «Астронавигационная операция, система общей автоматической проверки, смена атмосферы…»

Меркулов поднялся на антресоли. На пороге своей каюты он оглянулся, подмигнул Акопяну и закрыл за собой дверь.

Через минуту Марина уже сидела у пульта в медицинском отсеке. Частота сердечных сокращений у Меркулова медленно увеличилась. Появились сбои в дыхательном ритме: короткий, сильный вздох – медленный выдох. Пульс – 72, 76, 85…

Наконец показатели стабилизировались. Частота пульса постоянная – шестьдесят четыре удара в минуту.

Марина поспешила в рабочий отсек. Вскоре мимо нее прошел принимать вахту Сергей Меркулов. Движения у него немного скованные, ноги передвигает с трудом, глубоко дышит… Он уже чувствует марсианскую силу тяжести.

Через трое суток стало ясно: качество запланированных в программе экспедиции экспериментов не пострадало, несмотря на то, что выполнять их стало труднее, да и времени уходило больше. У экипажа «Вихря» появилась новая общая цель – сесть на Марс в хорошей форме. Во время сеансов «потяжеления» космонавтам внушалась так называемая иллюзия занятости. Свободное от экспериментов и корабельных работ время воспринималось как своего рода задание: каждый был занят работой-отдыхом.

Марина ходила в именинницах.