Текст книги "Поэт в России - больше, чем поэт (СИ)"
Автор книги: Лев Трапезников
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Вдруг залп... глядим: лежат рядами,
Что нужды? здешние полки
Народ испытанный... В штыки,
Дружнее! раздалось за нами.
Кровь загорелася в груди!
Все офицеры впереди...
Верхом помчался на завалы
Кто не успел спрыгнуть с коня...
Ура – и смолкло.– Вон кинжалы,
В приклады!– и пошла резня.
И два часа в струях потока
Бой длился. Резались жестоко
Как звери, молча, с грудью грудь,
Ручей телами запрудили.
Хотел воды я зачерпнуть...
(И зной и битва утомили
Меня), но мутная волна
Была тепла, была красна".
Или вот еще строчки из этого стиха:
– "...На шинели,
Спиною к дереву, лежал
Их капитан. Он умирал.
В груди его едва чернели
Две ранки, кровь его чуть-чуть
Сочилась. Но высоко грудь
И трудно подымалась; взоры
Бродили страшно, он шептал:
"Спасите, братцы. Тащат в горы.
Постойте – ранен генерал...
Не слышат..." Долго он стонал,
Но всё слабей, и понемногу
Затих и душу отдал Богу.
На ружья опершись, кругом
Стояли усачи седые...
И тихо плакали..."
А вот еще исторические данные, которые свидетельствуют о том, что отряд «охотников», а по – нашему спецназ, был передан под командование Михаила Лермонтова. Так, в конце сентября Галафеев выступил из Грозной к реке Аргун и во время похода получил ранение командир тех самых «охотников» Руфин Дорохов. Современник тех дней вспоминал о Дорохове так:
– "Это был человек даже на Кавказе среди отчаянно храбрых людей, поражавший своей холодной, решительной смелостью".
Дорохов был намного старше Лермонтова, и имел скромный чин унтер-офицера, так как за участие в дуэлях и буйное поведение не раз лишался офицерских погон. Поначалу отношения между Дороховым и Лермонтовым едва не довели их до поединка, но жизнь под чеченскими пулями быстро сблизила их. Рубака Дорохов имел под началом «команду охотников», которую, выбыв по ранению из строя, передал Лермонтову.
Поэт по указанному поводу пишет: – «...Я получил в наследство от Дорохова, которого ранили, отборную команду охотников, состоящую из ста казаков, – разный сброд, волонтеры, татары и проч., это нечто вроде партизанского отряда, и если мне случится с ним удачно действовать, то авось что-нибудь дадут...»
Что должны дать Лермонтову? – спросите вы. Он пишет о награде. Почему Лермонтов желает получить награду? Дело все в том, что награда давала надежду на прощение и отставку, о чем Лермонтов уже подумывал, мечтая посвятить себя целиком литературе.
Итак, «летучая сотня» Лермонтова не раз отличалась в боях за шалинским лесом и при переправе через Аргун. Сам Дорохов высоко оценил воинскую отвагу поэта, он говорил: – «Славный малый – честная прямая душа – не сносить ему головы. Мы с ним подружились и расстались со слезами на глазах. Какое-то черное предчувствие мне говорило, что он будет убит... Жаль, очень жаль Лермонтова, он пылок и храбр – не сносить ему головы».
Биограф Михаила Юрьевича Лермонтова профессор П. А. Висковатый, который по рассказам очевидцев собрал не мало сведений, приводит подробности боевой биографии поэта: – «Раненый во время экспедиции Дорохов поручил отряд свой Лермонтову, который вполне оценил его и умел привязать к себе людей, совершенно входя в их образ жизни. Он спал на голой земле, ел с ними из одного котла и разделял все трудности похода».
Если говорить проще, под командованием Лермонтова находилась особая штурмовая группа, с широким диапазоном боевых задач. Эта группа проводила бесконечные рукопашные схватки, а также проводила учебную подготовку, перенимая у противника тактику ведения боя. «Лермонтовская группа» характеризовалась своей подвижностью, быстротой и натиском, – все это обеспечивало действиям «летучей сотни» максимальный эффект в боевых операциях. В документах о представлении Лермонтова к награде говорилось: – «...ему была поручена конная команда из казаков-охотников, которая, находясь всегда впереди отряда, первая встречала неприятеля и, выдерживая его натиски, весьма часто обращала в бегство сильные партии».
Константин Мамацев, современник и сослуживец Лермонтова по чеченской кампании вспоминал о Лермонтовском отряде также с восхищением. Последний арьергардный батальон, при котором находились орудия, слишком поспешно вышел из леса, и артиллерия осталась без прикрытия. Чеченцы разом изрубили боковую цепь и кинулись на пушки. В этот опасный момент Мамацев увидел возле себя Лермонтова, который точно из земли вырос со своею командой:
– « И как он был хорош в красной шелковой рубашке с косым расстегнутым воротом; рука сжимала рукоять кинжала. И он, и его охотники, как тигры, сторожили момент, чтобы кинуться на горцев...»
Михаил Юрьевич, этот гений пера и шпаги, писал своему другу Алексею Лопухину: – «Завтра я еду в действующий отряд на левый фланг, в Чечню, брать пророка Шамиля, которого, надеюсь, не возьму, а если возьму, то постараюсь прислать к тебе по пересылке».
Однако, все таки не удалось Михаилу Юрьевичу пленить Шамиля, но удалось это другому храброму русскому воину, – товарищу Лермонтова по юнкерской школе князю Александру Ивановичу Барятинскому.
Кто такой Барятинский? Это русский офицер, принадлежащий к старинному княжескому роду Рюриковичей, потомков святого князя Михаила Черниговского. Школу горной войны Барятинский начал проходить под командой старого ермоловца генерала Вельяминова. В 1835 году в боях против закубанских горцев он получил тяжелое пулевое ранение и по возвращении в Петербург был награжден золотою саблею с надписью «За храбрость».
Да, русская аристократия не отсиживалась в «теплых кабинетах», – она кровью своей доказывала свое право на страну!!!
Кстати, не могу не отметить и того исторического факта, что М.Ю.Лермонтов лично был знаком с самим легендарным Ермоловым – «проконсулом Кавказа». Михаил Юрьевич ни раз упоминал в своих стихах и прозе Ермолова. Здесь я напомню и тот момент из истории, что генерал Ермолов впоследствии попал также в немилость и прибывал в опале.
Вспомним, пишет издание cbs-bataysk.ru, как приосанился лермонтовский Максим Максимыч, упомянув о своей службе «при Алексее Петровиче». В то время, когда Лермонтов писал «Героя», Ермолов давно пребывал в опале, и появление его имени на первых же страницах романа могло прозвучать вызывающе. Известно, что Лермонтов вынашивал планы трилогии «из кавказской жизни, с Тифлисом при Ермолове, его диктатурой и кровавым усмирением Кавказа, Персидской войной и катастрофой, среди которой погиб Грибоедов в Тегеране...» Имя полководца Лермонтов вспомнил и в самом большом своем батальном стихотворении «Валерик»:
Вот разговор о старине
В палатке ближней слышен мне;
Как при Ермолове ходили
В Чечню, в Аварию, к горам;
Как там дрались, как мы их били,
Как доставалося и нам... (источник – cbs-bataysk.ru)
А теперь, здесь, я с вашего позволения отвлекусь и попрошу читателя вспомнить полковника Буданова, который также после своей героической кампании на Кавказе попал в немилость к властям РФ, – до чего же история повторяется.... Но, идем далее.
В 1841 году поэт по дороге с Кавказа завез Ермолову письмо от его бывшего адъютанта П. X. Граббе. Ермолов произвел впечатление на Лермонтова, и образ этого легендарного Русского генерала появляется в новом произведении поэта, – в стихотворении «Спор»:
И испытанный трудами
Бури боевой,
Их ведет, грозя очами,
Генерал седой...
Мы знаем, что поэт и командир русского спецназа не был убит бандитами Шамиля, ведь он пал на дуэли.... Скажу, что схожесть судеб многих русских поэтов заставляет задуматься. Подумайте только, что Лермонтов, также как и Пушкин были убиты, так скажем, «своими», а также вспомним и других.
Так, Грибоедов был жестоко растерзан религиозными фанатиками в Тегеране, – декабрист Рылеев повешен, – Гумилев расстрелян как участник контрреволюционного заговора, – Есенин и Цветаева повесились, – Мандельштам погиб в лагере, а вот Клюев, Клычков, Орешин, Олейников, Борис Корнилов, Васильев были расстреляны в годы сталинских репрессий. Только – ли в смерти поэта виновата судьба, рок? Думаю, что не совсем так, ведь поэт, или пусть писатель в России несет на себе не просто бремя сочинительства, но он еще и морально, внутренне отвечает за вызовы времени, за общество. Мысли поэта подхватываются миллионами, – эти мысли превращаются в мощное оружие, как масс, так и целых политических течений. Поэт всегда играет с судьбой, он всегда на острие меча, разящего несправедливость и ложь. Однако, ложь в устах политика это всего лишь его правда, и с этой правдой поэт может быть не согласен, а потому он становится вреден и опасен для власти. Настоящего поэта можно использовать в своих целях, но убедить его в том, что нужно служить злу, – не возможно. Вспомните, еще и то, что ведь если Лермонтов и Пушкин были выразителями русской души, русского характера и стояли на позиции выражения интересов русского народа, то русским поэтам в СССР пришлось еще куда тяжелее, – русские поэты в СССР обязаны были обезличить, или обезнационалить себя, и стать частью большевистской фантазии, – многие этого попросту не выдержали. Это было для них невыносимо, ведь русский поэт всегда искренен в своих чувствах любви к своему народу, и по – настоящему убить поэта можно только тогда, когда вы его оторвали от своих народных корней, от своей Родины. Доказательство тому – советская культурная составляющая, насквозь пропитанная лживой марксистско – ленинской идеологией и уже потому не трогающей истинных струн души русского человека.
А вы помните то, что пишут сегодняшние либералы, – которые принадлежат к все той же культурной советской составляющей? У них нет совести и чести, а потому и стихи их лживы и грязны. Нет? Тогда вспомните то самое Быковское произведение, приуроченное к имевшему быть факту с изнасилованной девочкой в Германии... Вот строчки из этой грязи:
"Незаконно добывшие визу и проникшие в город Берлин, два мигранта насилуют Лизу, нашу русскую девочку, блин. Два насильника, мрачных садиста, за которых Европа – горой. Первый сверху на Лизу садится и подушкою душит второй.... (Автор – Быков) И еще: – «Что до Лизы, то бедная Лиза раскололась за несколько дней. От анамнеза до эпикриза всё сегодня известно о ней. Предков Лизиных вызвали в школу, предки стали её бичевать – и за это она, по приколу, не явилась домой ночевать. Стали делать над ней экспертизы – и узнали: с двенадцати лет два любовника было у Лизы, а насилия не было, нет. Так что символ невинности чистой оказался не чище, увы, чем нацисты, садисты, чекисты и другие кумиры Москвы». (Автор – Быков)
Вот так, вот так выглядит советская совесть. Вы же не думаете о том, дорогие читатели, что Быков сам разговаривал с этой изнасилованной русской девочкой, или с другими изнасилованными немками, чтобы понять суть происходящего сегодня в Германии. Нет. Однако, сам Быков хорошо знает, что волна изнасилований, чинимая мигрантами, прокатилась и катится как в самой России, так и в Западной Европе. Но это Быкова и ту же Ахиджакову не волнует, ведь они сами себя противопоставили русскому народу, всем нам, а поэтому они не поэты и не ведущая интеллектуальная часть русского народа, а простые банальные выродки, принадлежащие к той самой Эрефовской интеллегенции.
Прошу вспомнить генерала Ермолова, который был жесток к своему противнику в Чечне. Да, штыки и сабли Ермоловских подразделений часто омывались кровью.... Однако, Ермолов выражал интересы русских, а потому общий язык эти два человека – Лермонтов и Ермолов, нашли между собой.
Так, с горьким сожалением Ермолов отозвался на известие о гибели поэта Лермонтова. Он говорил:
– "Уж я бы не спустил этому Мартынову. Если бы я был на Кавказе, я бы спровадил его; там есть такие дела, что можно послать да, вынувши часы, считать, через сколько времени посланного не будет в живых. И было бы законным порядком. Уж у меня бы он не отделался. Можно позволить убить всякого другого человека, будь он вельможа и знатный; таких завтра будет много, а этих людей не скоро дождешься!"
P.S.: И вот, пожалуй, я закончу свою статью, посвященную Лермонтову, да и всем русским творческим людям страны. А закончу свою статью не словами Михаила Юрьевича, как кто – то бы ожидал этого из читателей, а словами генерала Ермолова: – «Можно позволить убить всякого другого человека, будь он вельможа и знатный.... таких завтра будет много, а этих людей не скоро дождешься!»
Лев Трапезников