Текст книги "Поэт в России - больше, чем поэт (СИ)"
Автор книги: Лев Трапезников
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Трапезников Лев Владимирович
Поэт в России – больше, чем поэт
Поэт в России – больше, чем поэт
Что мы знаем о Великом Русском поэте, прозаике, драматурге и художнике Михаиле Юрьевиче Лермонтове? То, что он был поэтом, – гением? А кто – то может быть читал его «Маскарад»......, или о его жизни в подмосковном поместье Середникове. Но, я скажу так, что говоря о жизни этого человека, нельзя рассматривать его биографию как череду тех или иных фактов, – каждая строка его жизни теперь история, и каждый штрих его биографии для нас ценен. И именно поэтому я предлагаю рассмотреть более интересные детали из жизни поэта, которые подвигнут нас, как я думаю, понять внутренний мир Михаила Юрьевича, а также осмыслить и то, что перед нами цвет Русской Нации.
Итак, с осени 1825 года начинаются учебные занятия Лермонтова, которого учит француз Capet и бежавший из Турции грек. Однако, грек не долго ведет педагогические занятия с Михаилом и вскоре бросает их, а вот француз, видимо, не может внушить Лермонтову особенного интереса к французскому языку и литературе. Так, в ученических тетрадях поэта французские стихотворения очень рано уступают место русским, и тем не менее, имея в Тарханах прекрасную библиотеку, Лермонтов занимается под руководством учителей самообразованием и овладевает не только европейскими языками, а английских, немецких и французских писателей он читал в оригиналах, но и изучает европейскую культуру.
А вот уже будучи пятнадцатилетним мальчиком Михаил сожалеет, что не слыхал в детстве русских народных сказок. Он говорит: – «В них, верно, больше поэзии, чем во всей французской словесности». Также, юного Мишу пленяют загадочные, но мужественные образы «корсаров», «преступников», «пленников» и «узников». Юноша мечтает о великих походах и битвах, что говорит о его правильном воспитании, предполагающем наличие понятий о чести и доблести.
Все это интересно, и короткая жизнь Русского гения насыщена событиями, однако, – мало кто особо обращает внимание на тот факт, что Михаил Юрьевич был не просто поэтом, что само по себе для нас сверхважно, но он был настоящим русским воином. Воином мужественным, храбрым и беззаветно любящим свою Отчизну!
Мы знаем, что дворянское происхождение предполагало не только владение землей и крепостными, но и обязывало взять на себя моральную ответственность за Россию. Эта ответственность выражалась в исполнении дворянином своих обязанностей на гражданской службе или на службе военной. Не важно то, какое у тебя хобби, но послужить Отчизне ты обязан, – так рассуждал уважающий себя дворянин. Вспомните и другого Великого Русского поэта, драматурга и прозаика, заложившего основы русского реалистического направления, критика и теоретика литературы, историка и публициста, одного из самых авторитетных литературных деятелей первой трети 19 века, – Александра Сергеевича Пушкина... А ведь А.С.Пушкин после шести учебы в Царскосельском лицее в 1817 году в чине коллежского секретаря (10-го класса, по табели о рангах) был определён в Коллегию иностранных дел.
Кстати, А.С.Пушкин также как и М.Ю.Лермонтов не был, как говорят сейчас, ватником, ведь великий поэт имел достаточно радикальные взгляды. Например, чего только стоят его произведения – «Вольность», «К Чаадаеву», «Деревня», «На Аракчеева» и другие. А вспомним и тот момент, что 17 декабря 1825 года А.С.Пушкин, узнав о восстании декабристов и аресте многих своих друзей, и опасаясь обыска, уничтожает автобиографические записки, которые, по его словам, «могли замешать многих и, может быть, умножить число жертв». Вот в этом и есть весь Пушкин, ведь изучая его труды, он перед нами предстает более ни как патриот монархии, а как настоящий русский националист(!), как и многие его друзья – Декабристы.
Но, наше отступление от темы Лермонтова, несколько, затянулось, – вернемся к истории жизни Михаила Юрьевича.....
Как нам сообщает издание cbs-bataysk.ru, М.Ю.Лермонтов, не окончив курса в Московском университете в 1832 году поступил в юнкерскую школу в Петербурге. Наверное этому его решению способствовало то, что Михаил вырос среди военных и имел богатую историю своей семьи. Так, с фамильных портретов на юного Лермонтова «смотрели» его предки – офицеры и генералы. Основатель рода Лермонтовых в России шотландец Георг Лермонт был ландскнехт, – профессиональный наемник. Он служил у поляков, но в 1613 году перешел на «государеву службу». Дед же поэта по матери Михаил Васильевич Арсеньев был капитаном гвардии, а его брат Афанасий, которого Михаил Юрьевич называл «дядюшкой», получил в награду золотую шпагу с надписью «За храбрость» и участвовал в Бородинском сражении. Но и это не все, ведь гувернерами Мишеля были отставные наполеоновские гвардейцы.
Например, история хранит данные, говорящие об особом уважении Михаила Юрьевича к своему воспитателю капитану Жандро. И я здесь думаю, что будущий автор того самого «Бордино» впитал в себя не малую информацию из уст прямого участника Бородинского сражения, своего воспитателя – француза, а близость этого капитана, я полагаю, сыграла одну из важнейших ролей в его становлении как военного.
Кто – то выскажется о том, что, якобы, маленького Мишеля воспитывали совсем не русские, а французы. Но, здесь я возражу, во – первых сам Михаил Юрьевич себя всецело относил к русским, и потом, ведь русское дворянство, принявшее в свои семьи гувернерами французов после Отечественной войны 1812 года, было не такое уж и простое. Русское дворянство само могло обучать французов, ведь оно великолепно говорило на изысканном французском языке, а также великолепно знало европейскую культуру. Вот именно по этому поводу такое издание, как «Спутник и Погром», в частности отмечает, что после Великой Французской Революции не малая часть французской аристократии подалась в эмиграцию, в том числе и в Россию. А вот уже в России бывшие аристократы из Франции, потерявшие при бегстве все свое имущество, устраивались гувернерами к русским аристократам, занимаясь обучением детей русской знати.
В результате, в том числе и поэтому, когда Наполеон вторгся в Россию в 1812 году, и наши офицеры из аристократических родов начали брать в плен революционных французских офицеров (старые кадры французского офицерского корпуса были выбиты революционерами и офицерский корпус был пополнен огромным числом лиц их низших сословий), то выяснилось, что русские офицеры – дворяне – аристократы говорят на аристократическом сложном «королевском французском», в то время как французские офицеры – на обывательском арго. Кстати, я сам думаю, что такое положение вещей сохранялось вплоть до октябрьского переворота, ведь я читал воспоминания одного француза, который описывал русскую «белую» эмиграцию, замечая тот момент, что русские офицеры – эмигранты говорили на французском лучше, чем сами французы.
Поэтому, здесь нужно говорить не о том, что русские аристократы, якобы, брали уроки у французов, – нет, они нанимали французов присматривать за своими отпрысками, а не учить их, ведь сами русские аристократы являлись эталоном европейской культуры, ведь они впитали в себя все то, чем когда – то гордилась сама изысканная французская знать королевских кровей. Однако, учитель молодого Лермонтова капитан Жандро, если и не мог научить Михаила изысканному французскому, то уж точно научил его правильно понимать слово честь и доблесть, а также изыскано владеть шпагой и саблей.
Нет – нет, молодой Михаил не рос хилым слюнтяем, или этаким мальчиком, который более углублен написанием стихов, чем физическим упражнениями. Нет! – Михаил Лермонтов был интеллектуально и физически развит, как этого и стоило бы ждать от человека, принадлежащего к цвету нации. Он был именно тем настоящим интеллектуальным спартанцем, который вобрал в себя физическую мощь и умственные способности. Так, товарищ Лермонтова Меринский вспоминал: – «Лермонтов был довольно силен, в особенности имел большую силу в руках и любил состязаться в том с юнкером Карачинским, который известен был по всей школе как замечательный силач...»
Кроме того, история хранит случай...., – когда друзья на спор гнули шомпола гусарских карабинов, в залу вошел директор школы генерал Шлиппенбах. За порчу казенного имущества оба силача отправились на сутки под арест.
Также, молодой Лермонтов крепко держался в седле, хотя и поплатился за свою удаль. Меринский отмечает: – «Сильный душой, он был силен и физически и часто любил выказывать свою силу. Раз, после езды в манеже, будучи еще, по школьному выражению, новичком, подстрекаемый старыми юнкерами, он, чтоб показать свое знание в езде, силу и смелость, сел на молодую лошадь, еще не выезженную, которая начала беситься и вертеться около других лошадей, находившихся в манеже. Одна из них ударила Лермонтова в ногу и расшибла ему ее до кости. Его без чувств вынесли из манежа. Он проболел более двух месяцев...»
Судьба, судьба, – это слово таит в себе что – то большее, в этом слове и поэзия и тревога, в этом слове что – то такое, что хотелось бы выразить, как я сам бы сказал, математически. В этом понятии что – то есть то, что не доступно простому человеку, – совпадение чисел, а также жизненных ситуаций, фамилий и предметов... Нет, уверенно скажу, что в этом есть математика.
Так, тот самый Н.Мартынов, будущий роковой дуэлянт и убийца Лермонтова на Кавказе, часто становился противникам Мишеля еще в учебных поединках. Он вспоминал: – «Я гораздо охотнее дрался на саблях. В числе моих товарищей только двое умели и любили так же, как я, это занятие: то были гродненский гусар Моллер и Лермонтов. В каждую пятницу мы сходились на ратоборство, и эти полутеатральные представления привлекали много публики из товарищей...» (кстати, и как вам уроки капитана Жандро? – авт.)
И вот, в ноябре 1834 года М.Ю.Лермонтов был выпущен корнетом в лейб-гвардии Гусарский полк, стоящий в Царском Селе. В те времена гусары несли караульную службу во дворце, принимали участие в придворных празднествах и церемониях. Сохранились письма Михаила Юрьевича, в которых он писал из Петербурга Марии Лопухиной: – «...до сих пор я жил для литературной карьеры, столько жертв принес своему неблагодарному кумиру, и вот теперь я – воин. Быть может, это особая воля провидения: быть может, этот путь кратчайший, и если он не ведет меня к моей первой цели, может быть, приведет к последней цели всего существующего: умереть с пулею в груди – это лучше медленной агонии старика. А потому, если будет война, клянусь Богом, буду всегда впереди». И далее: – «Здесь, кроме войны, службы нету...»
Отмечу, что смерть А.С.Пушкина глубоко потрясла Лермонтова, и результатом этого потрясения родилось известное стихотворение «Смерть поэта». Вот строки этого, как бы сейчас сказали, «экстремистского» произведения:
– "А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда – всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь! (1837. "Смерть поэта" – М.Ю.Лермонтов)
Разумеется, режим не мог спокойно отнестись к подобному вызову. Поэтому, после написания стихотворения на смерть А.С Пушкина, Лермонтова арестовали, было и судебное разбирательство. Сам император следил за ходом расследования, а за Михаила Юрьевича вступились друзья Пушкина и его бабушка, имеющая большие светские связи. В конце – концов, Лермонтова разжаловали в прапорщики и перевели на Кавказ в действующий драгунский Нижегородский полк. Это была ссылка, – расплата за свое собственное мнение, за свою жизненную позицию, высказанную открыто и бесстрашно.
Кстати, здесь я отвлекусь и отмечу тот момент, что смерть А.С.Пушкина также вызывает сегодня ряд вопросов у историков. Например, секундант Данзас трижды нарушил правила дуэли, не сделав главного, – он не произвёл осмотр одежды противника-дуэлянта. Возможно, он мог обнаружить под мундиром Дантеса кольчужку или что – то навроде этого. Также, Данзас не составил протокол дуэли, и не пригласил на дуэль врача, как это положено было делать. И еще один немаловажный момент во всей этой истории, – так, секундант Пушкина Данзас, по мнению специалистов, был уверен, что третье отделение знало о дуэли Пушкина с Дантесом, но намеренно отправило жандармов не на Чёрную речку. Дубельт (глава тайной полиции при Николае Первом: начальник штаба Корпуса жандармов (1835-1856) и управляющий Третьим отделением с 1839 по 1856годы) по этому поводу признался: – «Да, мы знали о предстоящем поединке, но жандармы по ошибке были направлены в Екатерингоф».
Поэтому возможно смело предположить, что правящий дом Романовых мог быть причастен к смерти поэта, возмущавшего правящие верхи своими радикальными взглядами. Так, к примеру, А.С.Пушкин писал: – «В России нет закона. Есть столб, а на столбе – корона».
Неудивительно, что после подобных строк император Николай Первый видел в Пушкине опасного «вождя вольнодумцев». Сам император о Пушкине говорил так: – «Пушкина жаль как литератора, но человек он был дурной».
То есть если человек пишет гениальные произведения, но при этом выражает, как бы сейчас сказали, «экстремистские» мысли, то такой человек для властей отвратителен и даже достоин смерти. Что – нибудь изменилось – ли с тех пор? Нет. Но, не нужно думать, что наши радикально настроенные поэты были сторонниками того самого мракобесия, которое устроили впоследствии большевики. Опять же нет, они были сторонниками тех самых гуманных идей, которые пытались привнести Декабристы, – первые русские националисты, ведь чего только стоит проект того же декабриста Пестеля, сторонника республики.
И вот здесь я могу, – нет, обязан отвлечься на самом Пестеле и его мыслях, ведь читатель должен понять то, почему Великие Русские поэты мечтали о переустройстве русской жизни.
Так, программа Пестеля, выраженная в «Русской правде», предлагала замену монархического управления обществом на республиканскую форму управления, где власть должна была принадлежать народу (по примеру Новгородского вече), русскому народу. Именно Пестель, русский националист по своему внутреннему содержанию, убеждениям и по своим делам, писал о необходимости создания единого русского государства во главе с русским выборным правительством, которое подчинено парламенту. Кроме того, план Пестеля предполагал проведение глубоких и нужных реформ в государстве в сфере экономики и формы государственного устройства. Проект Пестеля был на тот период достаточно смел. До 1861 года крестьянская запашка занимала 1/3 обрабатываемой земли, а 2/3 земли были барской запашкой. По плану Пестеля крестьяне получали половину всей обрабатываемой площади в России, чем увеличивалось крестьянское землевладение. Реформа 1861 года отрезала от крестьянского землевладения 1/5 крестьянских земель и «выселила» крестьян на земельные наделы. Так вот, проект Пестеля выдвигал требование наделения землей крестьян гораздо в большем размере, чем дала десятилетия спустя реформа правительства. Отмена крепостного права и наделения крестьян землей – все это в перспективе своего развития ведет к пополнению городского населения страны (часть собственников земли теряет ее), а значит к деятельному формированию класса буржуазии, как класса более грамотного и способного к управлению государством. Аграрный проект декабриста Пестеля открывал широкие перспективы буржуазному развитию страны еще в первой половине 19 века, чем проект 1861 года. Кроме того, согласно Программы Пестеля (Русская правда) планировалось ввести принцип «равенства всех граждан перед законом», принцип «всеобщего избирательного права» (с 20 лет), принцип «свободы слова», печати, вероисповедования, свободы собраний, занятий, передвижения, неприкосновенности личности и жилища, введение нового суда, равного для всех. (источник – «Прогрессивный национализм»: http://rosndp.org/progressivnij-nacionalizm.htm)
Поэтому, разбирая судьбу Михаила Юрьевича Лермонтова, мы все понимаем, что значит выражение, – «Поэт в России больше чем поэт». Отмечу, что это выражение касается не только тех, кто стихотворным глаголом режет слух власть – имущей верхушке, но и всех тех сегодняшних публицистов – блоггеров, журналистов и писателей, которые выступают на стороне здравомыслия и справедливости. Замечу, что Михаила Лермонтова нельзя сравнивать с сегодняшними либеральными писаками конца 20-го и начала 21 века, ведь Михаил Юрьевич не противостоял собственному народу, а писал о его силе и славе. Вдумчиво прочтите все то же его «Бородино»...., и вы увидите, с какой реальностью он передает внутреннюю силу русского человека, и как он пишет о славе русского оружия. Чего только стоят вот эти его строки, которые многие из нас помнят с самого детства:
– "Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
"Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?"
Или хотя бы вот эти строки:
Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась – как наши груди;
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой...
Вот смерклось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
И до конца стоять...
Вот затрещали барабаны -
И отступили басурманы.
Тогда считать мы стали раны,
Товарищей считать.
Да, были люди в наше время,
Могучее, лихое племя...."
Лермонтов был плоть от плоти русский человек, и было бы трудно даже представить себе, или даже как – то вообразить ненароком, что Михаил Юрьевич мог бы выразить славу французской армии, которая могла бы превосходить армию русскую. Настоящий русский интеллигент или аристократ никогда не унизится до того, чтобы стать придатком чужой культуры. Русский интеллигент – аристократ может вобрать в себя лучшую часть культурной составляющей европейских народов и других, но придатком быть – никогда! И вот здесь я прошу читателя вспомнить российских либералов и патриотов, пишущих некрологи ваххабитам, как это делает Проханов, или таких как Ахиджакова и Быков, презирающих русского человека и не стесняющихся говорить об этом открыто. То есть, – на что способны могут быть выродки, на то не способен настоящий русский аристократ духа, считающий себя частью единой русской семьи.
В первой ссылке на Кавказ Михаил Юрьевич Лермонтов пробыл несколько месяцев. На Кавказе шла война. Горцам, под руководством Шамиля, вставшим под знамена газавата, противостояли силы Отдельного Кавказского корпуса. Штаб корпуса находился в Тифлисе. На Северном Кавказе войска были сосредоточены на Азово-Моздокской укрепленной линии, состоящей из ряда крепостей и казачьих станиц, – впоследствии линия получила название Кавказской.
Генерал-майор В. Д. Вольховский, лицейский друга Пушкина, а в то время являющийся начальником штаба Кавказского корпуса, решил отправить молодого офицера – Лермонтова за Кубань. Он говорил:
– "...два, три месяца экспедиции против горцев могут быть ему небесполезны... Это предействительное прохладительное средство, а сверх того – лучший способ загладить проступок. Государь так милостив..."
Однако, в дороге Лермонтов простудился и лето провел не за Кубанью в военных действиях, а на горячих водах в Пятигорске. Михаил Юрьевич вспоминал: – «...я приехал в отряд слишком поздно, ибо государь нынче не велел делать вторую экспедицию, и я слышал только два, три выстрела; зато два раза в моих путешествиях отстреливался: раз ночью мы ехали втроем из Кубы, я, один офицер нашего полка и черкес (мирный, разумеется) – и чуть не попались шайке лезгин...»
В ссылке на войну много чего было, ведь той осенью Лермонтов исколесил весь Кавказ – «изъездил Линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани», был в Тифлисе, в Кахетии и Азербайджане, а возвратный путь на север проделал по Военно-Грузинской дороге. Был случай, когда поэт подвергся опасности пленения, и по рассказу А. Краевского, Лермонтов подарил ему свой кинжал, которым отбивался «от трех горцев, преследовавших его около озера между Пятигорском и Георгиевским укреплением. Благодаря превосходству своего коня поэт ускакал от них. Только один его нагонял, но до кровопролития не дошло – Михаилу Юрьевичу доставляло удовольствие скакать с врагами на перегонку, увертываться от них, избегать перерезывающих ему путь».
Рассказ этот подтверждают воспоминания П. Магденко, попутчика в одной из поездок поэта. Так, П.Магденко рассказывал: – «...указывал нам озеро, кругом которого он джигитовал, а трое черкес гонялись за ним, но он ускользнул от них на лихом своем карабахском коне».
Перевод назад в гвардию поэту выхлопотал сам Жуковский, являвшийся к тому времени воспитателем наследника престола. Сам Лермонтов, подводя итог своего кавказского пути, пишет в письме к другу: – «Здесь, кроме войны, службы нету... Все картины военной жизни, которых я был свидетелем...»
Служба Лермонтова в гвардии не была, мягко сказать, скушной, а более того, Михаил Юрьевич подвергался и не раз взысканиям со стороны своего начальства. Один раз корнет Лермонтов появился на разводе с короткой, чуть ли не игрушечной саблей. На это шеф гвардейского корпуса великий князь Михаил велел корнету игрушечную саблю снять и дал поиграть ею маленьким великим князьям Николаю и Михаилу Николаевичам, а Лермонтов же был отправлен на гауптвахту, на 15 суток. В другой раз поэт поплатился арестом за неформенное шитье на мундире. Складывается такое ощущение, что Лермонтов своими выходками напрашивался в новую ссылку на Кавказ, мы ведь помним его письмо Лопухиной.... А он и сам подтверждает мои предположения, говоря: – «Просился на Кавказ, отказали, не хотя – даже, чтобы меня убили».
И вот, наконец – то мечта Лермонтова сбылась и он снова обязан вернуться на Кавказ, но все случилось неожиданно, и не так как хотел сам молодой корнет. За дуэль с французом де Барантом Лермонтова снова отправляют в ссылку на Кавказ, – вторично, но при этом еще и исключают его из гвардии. Но более унизительно было для Михаила Юрьевича то, что его, кавалериста, на этот раз отправили в пехоту. По этому поводу Николай Первый сказал: – «Счастливого пути, господин Лермонтов, пусть он очистит себе голову...»
Здесь, к месту хотелось бы задаться вопросом: – «А думает – ли когда – либо власть, в лице – ли генсека или же коронованной особы, что духовные и интеллектуальные резервы народа могут быть исчерпаны, если ими раскидываться?» Или: – «Возможно – ли кидать в пекло боев того, кто является цветом нации, ее гордостью?» Отвечая на заданные вопросы, скажу, что государственные мужи более, все таки, думают о своем спокойствии, а не о тех, кто нацию делает именно нацией, – благородным сообществом, духовным фундаментом которого являются великие произведения таких как Пушкин и Лермонтов. Разве Николай Первый думал о том, что необходимо русскому народу дать парламент и уровнять все сословия перед законом? Нет, и также он не думал и о развитии русской культуры.
Разве я не прав? Но, ведь сам Белинский в последствии скажет в своем письме: – «Готовится третий русский поэт... Пушкин умер не без наследника». А вот уже после смерти Лермонтова критик переосмыслит его значение для отечественной культуры: – «Исполинский взмах, демонский полет – с небом гордая вражда -все это заставляет думать, что мы лишились в Лермонтове поэта, который по содержанию шагнул бы дальше Пушкина».
И вот такого человека правящий режим отправляет на Кавказ под пули. Но, идем далее и рассмотрим моменты жизни поэта во второй ссылке на Кавказе.....
После ахульгинского погрома, пламя газавата с новой силой разгоралось в Чечне, и русские предприняли новые наступательные шаги. В составе «чеченского отряда» генерала Галафеева М.Ю.Лермонтов выступил в свою первую экспедицию. Так, Лермонтов пишет Алексею Лопухину об этих днях: – «....когда-нибудь я засяду у твоего камина и расскажу тебе долгие труды, ночные схватки, утомительные перестрелки, все картины военной жизни, которых я был свидетелем...»
Отмечу, что произведение, в котором ярко отразились боевые впечатления поэта, стало большое стихотворение «Валерик». Это развернутое описание походной жизни и военных действий на Кавказе, кровопролитного боя на реке Валерик между отрядом генерала Галафеева и чеченцами 1840 года, в котором принимал участие Лермонтов.
Так, в письме к другу Михаил Юрьевич подробно описывал картины, которые еще долгое время всплывали в его памяти:
– «У нас были каждый день дела, и одно довольно жаркое, которое продолжалось 6 часов сряду. Нас было всего 2000 пехоты, а их до 6 тысяч; и все время дрались штыками. У нас убыло 30 офицеров и до 300 рядовых, а их 600 тел остались на месте – кажется. Вообрази себе, что в овраге, где была потеха, час после дела пахло кровью».
Об этом кровавом сражении издание wikipedia.org. рассказывает так:
– « ...весной 1840 года попытка разоружить население Чечни вызвала недовольство, вылившееся в восстание чеченцев против русских властей. Этим воспользовался Шамиль, назначив наибом Малой Чечни Ахбердила Мухаммеда. Вскоре тому удалось призвать к восстанию надтеречных чеченцев, галашевцев, и карабулаков. Российские власти были вынуждены организовать военную экспедицию против восставших. 6 (18) июля 1840 года отряд Галафеева выступил из Грозной (крепость Грозная – прим. Лев Трапезников) и действовал южнее и юго-западнее крепости. Противник не предпринимал никаких решительных действий, однако постоянные перестрелки изнуряли солдат и вели к потерям в отряде. К 10 (22) июля отряд дошёл до селения Гехи. Дальнейший путь лежал к селению Ачхой, дорога к которому лежала через Гехинский лес и пересекала речку Валерик. Повстанцы, по-видимому, предполагали такое направление движения русского отряда, поэтому на берегах Валерика ими заранее в течение трёх дней были сооружены засеки и завалы. 11 (23) июля отряд Галафеева выдвинулся из деревни Гехи по направлению к Валерику. Двигаясь по Гехинскому лесу в сторону Валерика, русский отряд вытянулся узкой колонной вдоль лесной дороги. На подходе к реке произошло первое столкновение с противником, обстрелявшим колонну Галафеева из лесных зарослей. Русский авангард быстро опрокинул неприятеля, а вслед за этим вся колонна была перестроена в боевой порядок. Отряд вышел к Валерику. Подойдя к реке на дистанцию картечного огня, артиллеристы дали залп по лесной чаще на противоположном берегу, но никакого движения на другой стороне реки видно не было. Пехотные батальоны авангарда уже готовились перейти реку и на другом берегу занять лес с обеих сторон от дороги, чтобы обеспечить проход обоза и других частей. Для их поддержки вперёд были выдвинуты орудия и части из средних порядков колонны. И в этот момент с противоположной стороны на солдат обрушился ружейный огонь. Батальоны Куринского полка и сапёры ринулись вперёд с обеих сторон дороги, форсировали реку, хотя противоположный берег был укреплён срубами из брёвен, и сошлись с противником в штыковом бою среди лесной чащи. Вскоре повстанцы не выдержали натиска и стали отходить, а многие из них, отрезанные от своих, начали выбегать на опушку леса у реки и вдоль дороги, где попали под артиллерийский огонь с другого берега, который снова загнал их в лес. Отдельные группы повстанцев, отрезанные от основных сил, делали попытки напасть на обоз и на конвой генерала Галафеева, но везде были отбиты. Схватки ещё какое-то время продолжались в лесу у завалов, которые восставшие обороняли особенно долго, но в конце-концов длившийся шесть часов бой стал стихать и отозванные из леса сапёры начали налаживать для обоза переправу через Валерик».
Замечу, что тот же источник отмечает:
– «Особо отличился в бою, среди прочих, прикомандированный к отряду поручик Тенгинского полка М. Ю. Лермонтов, осуществлявший связь между Галафеевым и передовыми частями, штурмовавшими лес».
– «Согласно журналу действий Чеченского отряда его потери при Валерике составили: убитыми – 6 обер-офицеров, 65 нижних чинов; ранеными – 2 штаб-офицеров, 15 обер-офицеров, 198 нижних чинов; контуженными – 4 обер-офицеров, 46 нижних чинов; без вести пропавшими – 1 обер-офицер, 7 нижних чинов. Кроме того потеряно 29 убитых и 42 раненых лошадей. Позже в письме А. А. Лопухину Лермонтов указывает, что после сражения осталось 600 тел повстанцев».
– «После перехода через Валерик отряд Галафеева двинулся к Ачхою не встречая на своём пути серьёзного сопротивления. Тем не менее отдельные мелкие стычки и перестрелки не прекращались. По словам местных жителей повстанцы были уверены, что не пропустят русский отряд за Валерик, поэтому в Ачхое и других близлежащих селениях многие чеченцы не покинули своих домов до самого появления русских. Здесь Чеченский отряд сблизился с войсками генерал-майора И. М. Лабынцева, выполнявшими аналогичные задачи со стороны Ингушетии. 14 (26) июля отряд Галафеева вернулся в Грозную. После ряда подобных экспедиций в конце лета и осенью 1840 года волнения в Чечне и Ингушетии были прекращены. Повстанцы, не желавшие смириться с таким положением вещей, вынуждены были уйти в горные области Дагестана».
Поручик Тенгинского полка Михаил Лермонтов показал образцовую доблесть в этом бою. Очевидцы описывали его гарцующим на белом коне, на котором он, заломив белую холщовую шапку, бросался на чеченские завалы. А вот еще официальные военные сводки, говорящие о Лермонтове следующее:
– "Тенгинского пехотного полка поручик Лермонтов, во время штурма неприятельских завалов на реке Валерик, имел поручение наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять начальника отряда об её успехах, что было сопряжено с величайшею для него опасностью от неприятеля, скрывавшегося в лесу за деревьями и кустами. Но офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнил возложенное на него поручение с отменным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших солдат ворвался в неприятельские завалы. "
Необходимо здесь сказать, что за свою храбрость Лермонтов был несколько раз представлен к наградами, но он так и не получил ордена, так как его имя было вычеркнуто из окончательного списка награждённых императором Николаем Первым.
Михаил Юрьевич Лермонтовым об этой военной экспедиции написал стихотворение «Валерик» («Я к вам пишу случайно; право»), которое было впервые было опубликовано (с пропусками, – цензура, однако) в 1843 г. в альманахе «Утренняя заря». Здесь же нужно отметить и тот факт, что это стихотворение с мельчайшими подробностями совпадает с записями в «Журнале» отряда Галафеева. Кроме того М. Ю. Лермонтовым были сделаны несколько рисунков, изображающих эпизоды сражения на реке Валерик. Вот строки этого произведения: