Текст книги "Слово о словах"
Автор книги: Лев Успенский
Жанры:
Языкознание
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)
ОБ ИВАНАХ, ПОМНЯЩИХ РОДСТВО
В дореволюционные годы существовало ходячее выражение «Иван, родства не помнящий». В переносном смысле так называли людей без всяких традиций, ко всему равнодушных. Пошло же это выражение от каторжан. Бежавшие с каторги люди, попадая без документов в руки полиции и желая скрыть свое прошлое, все, как один, именовали себя «Иванами», а на вопросы о родичах отвечали, что «родства своего они не помнят». Так, «Иванами, родства не помнящими» и записывали их в полицейские протоколы.
Имя Иван избиралось при этом не совсем случайно: издавна оно считается типичным, характерным русским именем, любимым в нашем народе.
Но ведь в отличие от таких имен, как Борис, Глеб, Всеволод, Владимир, имя это – не русское по своему происхождению. Иваны имеются и в других странах. Правда, наш русский Ваня, встретив своего, скажем, французского «тезку», тоже Ивана, не сразу узнает в нем себя, и наоборот. По-французски Ваня будет Жанно́, а Иван – Жан. Недаром А. С. Пушкин называл Ванюшей известного французского баснописца Жана Лафонтена:
Ты здесь, лентяй беспечный,
Мудрец простосердечный,
Ванюша Лафонтен!
Странно: между словами Иван и Жан нет как будто ничего общего. Почему же мы должны считать, что именно Жан является переводом на французский язык нашего Ивана? Чтобы понять это, придется попросить Ивана припомнить его родство, и притом очень далекое.
Тысячелетия назад среди малоазиатских иудеев было распространено имя Йехохана́н. На их языке оно означало примерно: «милость божья», «дар бога».
Когда в Палестине возникло, а затем широко распространилось по всему миру новое религиозное учение – «христианство», имена древних «пророков» и «святых людей» стали переходить к другим народам. Вместе с христианской верой имя Йехоханан проникло в Грецию.
Однако звуки этого чуждого грекам слова (особенно его второе «х») оказались трудными для греческого языка. Постепенно греки переделали Йехохана́н в Иоа́ннэс, выбросив неудобные для них звуки и снабдив его окончанием «эс», свойственным греческим существительным мужского рода (имена Перикл, Ахилл греки произносили, как Пери́клес, Ахи́ллес и т. п.).
От греков, через римлян, имя Иоаннэс распространилось по всей Европе, когда она стала христианской. Но если бы вы начали искать его теперь в тамошних справочниках, вы бы не сразу опознали его. Вот как звучит оно на разных языках:
по-греко-византийски – Иоа́ннэс
по-немецки – Ио́ганн
по-фински и по-эстонски – Юхан
по-испански – Хуа́н
по-итальянски – Джова́нни
по-английски – Джон
по-русски – Ива́н
по-польски – Ян
по-французски – Жан
по-грузински – Иванэ
по-армянски – Ованэ́с
по-португальски – Жоа́н
по-болгарски – Он
Вот и угадайте, что Иехоханан, имя, содержащее девять звуков, в том числе четыре гласных, совпадает с французским Жаном, состоящим всего из двух звуков, среди которых гласный лишь один (да и тот «носовой»!) или с болгарским «Он»!
Тем интереснее выяснить, почему это слово в каждом из языков менялось именно так, а не иначе. Что оно случайно у испанцев превратилось в Хуана, а у англичан в Джона, или за этими метаморфозами стоят какие-то основательные причины?
Чтобы судить об этом, проследим историю еще одного, тоже вышедшего с Востока имени, – Иосиф.
Там оно звучало как Йосэф. В Греции это Йосэф стало греческим Иосифом: у греков не было двух письменных знаков для «й» и «и», а древний знак «э», «эта», за последующие века в греческом языке стал произноситься как «и», «ита». В таком виде это имя Иосиф и было греками передано другим народам. Вот что с ним случилось в европейских и ближних к ним языках:
по-греко-византийски – Ио́сиф
по-немецки – Йо́зеф
по-испански – Хосэ́
по-итальянски – Джузе́ппе
по-английски – Джо́зэф
по-русски – Осип
по-польски – Йу́зэф (Юзэф)
по-турецки – Йусу́ф (Юсу́ф)
по-французски – Жозэ́ф
по-португальски – Жузэ́
Теперь я попрошу вас повнимательнее вглядеться в обе наши таблички, и вы сами убедитесь: изменения, происшедшие с именами, по-видимому, не случайны.
Обратите внимание на начальные звуки этих слов. В обоих случаях исходные имена начинались с «йота» и следующего за ним гласного: «йе», «йо». И вот на месте «йота» мы имеем, тоже в обоих случаях, в немецком языке «й» (Йозэф), в испанском – «х» (Хуан, Хосэ), в английском и итальянском – «дж» (Джон, Джозэф, Джованни, Джузеппе), у французов и португальцев – «ж» (Жан, Жозэф, Жоан, Жузэ).
Если бы такие замены произошли только однажды, мы ничего не могли бы утверждать. Раз они повторились, возникает некое «подозрение». А начни мы проверять его на других именах, результат неизменно оказывался бы тем же самым.
по-латыни – Йулиа Йэронимус
по-испански – Хулиа Хэронимо
по-итальянски – Джулиа Джеронимо
по-французски – Жюли Жеро(ни)м
и так далее. Видно, дело не в слепой случайности, не в «капризе», а в каком-то законе: он действует в этих языках, заставляя их во всех случаях одинаково менять приходящие из других языков одинаковые звуки.
Я привел в качестве примера имена собственные, а не какие-нибудь иные слова, только для простоты. Относительно христианских имен легче установить, откуда они пришли и какой путь проделали, переходя из языка в язык. Как же обстоит дело с другими, обыкновенными словами?
Совершенно так же. Звуки, входящие в них, тоже изменяются от языка к языку по определенным и точным законам.
Жила, например, в древнеитальянском (латинском) языке основа «йур» (jur), которая означала «право». Слово «йус» (jus), в родительном падеже «йу́рис» (juris), так и значило – «право». Слово «йура́рэ» (juráre) – «клясться», «присягать».
Эта римская основа перешла во многие языки. При этом с ней случилось точно то же, что и с именами. Возьмите французское слово «juri» (жюри), испанское «jurar» (хурар, присягать), итальянское «джурэ» – «право», английское «джадж» (judge – судья, эксперт), и вы убедитесь в этом. Видно, нами подмечено постоянно действующее правило, некий закон.
Но ведь это очень существенно. Если только слова всегда, переходя из языка в язык, меняются одинаково, по одним правилам, из наших наблюдений следуют выводы, крайне важные для науки. Возьмем один живой пример.
Я знаю, что во французском языке есть глагол «жуэндр» (joindre). Он в переводе значит «соединять».
Заглянув в словарь латинского, древнеримского языка, я вижу там слово «йунго» (jungo). Это тоже глагол, и значит он также «соединять», «присоединять». Нет ли между ними родственной связи? Как проверить это предположение? Может быть, французское «жуэндр» только новый вариант старой латинской основы «йунг»?
Если это так, тогда та основа, которая из латыни проникла во французский язык, легко могла пробраться и в другие родственные латыни языки, скажем – в испанский.
Но ведь мы уже видели, что слова, начинавшиеся по-латыни с «йу», в испанском принимали другую форму: «ху». Значит, есть основания искать в испанском словаре какие-то такие слова, значение которых связано с понятием «собирания», а первым слогом является слог «ху».
Ищем и действительно находим. Вот глагол «ху́нтар» (juntar) – «собирать», «соединять». Вот существительное «ху́нта» (junta), означающее «собрание», «банда». Есть и другие родственные слова.
Вещь удивительная: не зная испанского языка, мы с вами на основании языковедческого закона «предугадали» наличие в нем определенных слов. И при этом не сделали никакой ошибки.
«Да, это и на самом деле замечательно!» – говорите вы. И все же, соглашаясь со мной, вы даже на десятую долю не можете оценить громадного значения сделанных нами наблюдений. Чтобы понять, каким могущественным орудием в руках науки может оказаться вчерне описанный мною языковедческий закон, нам нужно разобраться в вопросе о похожих и непохожих словах в различных языках.
СХОДНОЕ И РАЗЛИЧНОЕ
Если бы все слова одного языка походили порознь на слова других языков, было бы совсем просто овладевать чужой речью.
Но на деле-то в разных языках и слова, конечно, разные; это знает каждый.
Однако случается порой в двух совсем различных языках обнаружить слова, очень напоминающие друг друга. Вот, скажем, в арабском языке имеется слово «кахуа». На русский язык его можно перевести как «кофе». Откуда такое совпадение?
Этот случай очень прост. Растение, дающее «кофейные бобы», происходит из палимой солнцем Аравии. Арабы научились использовать его много раньше, чем народы Европы. Впрочем, есть предположение, что кофе было открыто и употреблено в дело впервые в Каффе – одной из областей Эфиопии.
Если так, – тогда арабское «кахуа» есть в свою очередь только переработка этого названия. Соседи арабов (и соседи этих соседей) у них позаимствовали и самый напиток, изготовленный из плодов «кахуа», и его имя. Потом каждый народ несколько изменял арабское слово на собственный лад, и вот арабское «кахуа» превратилось во французское «кафе» (café), в немецкое «каффэ» (kaffee), в польское и чешское «ка́ва» (kava), в венгерское «кавэ» (kahve)[21]21
Попав с другими восточными товарами в Голландию, оно получило там голландскую форму названия «koffie». С Запада, уже во времена Петра I, были занесены к нам в Россию новые слова: «кофий», «кофей», а затем и «кофе».
[Закрыть].
Так случается нередко. Встретив в двух языках слова, похожие по звукам и в то же время означающие сходные между собою понятия, мы постоянно говорим: вот плоды взаимного обмена между этими языками. Перед нами «заимствование». Само собой понятно, что слова заимствованные – в большинстве языков составляют меньшинство, исключение. Не они придают языку его основные черты[22]22
Бывают и исключения из этого правила. В современном персидском языке заимствованных слов больше половины. Очень много их в турецком и английском языках. А вот в китайском их почти нет.
[Закрыть].
Реже, пожалуй, натыкается языковед на другие случаи. Бывает так, что в двух языках два слова совершенно точно совпадают по звукам, а смысл их совсем различный.
Как слово звучит:
Что это слово значит по-русски:
Что оно же значит на другом языке:
бура́к
свекла
бесплодная земля (турецк.)
буру́н
пенная волна
нос (турецк.)
дура́к
глупец
остановка (турецк.)
кула́к
сжатая кисть руки
ухо (турецк.)
таба́к
курительное снадобье
тарелка (турецк.)
ни́ва
пажить
двор (японск.)
я́ма
углубление
гора (японск.)
бок
сторона
козел (голландск.)
берег (франц.)
кот
самец кошки
хижина (англ.)
грязь (немецк.)
Как объяснить, что звуки этих разноязычных слов примерно совпадают между собою?[23]23
Специалисты-языковеды скажут нам, впрочем, что «совпадение» это – ошибка неизощренного слуха. На деле звуки в разных языках разные. Так, если взять слово «кот», то звук «о» и звук «т» в нем совершенно неодинаковы во французском, английском и русском его вариантах. Но нам этим можно пока пренебречь.
[Закрыть]
Можно допустить, что некоторые из них тоже могли проникнуть из языка в язык при помощи заимствования, которого мы пока еще не разгадали. Так, например, в Турции имеется один из видов растения Nicotiana, который так и называется по-турецки: «таба́к» (тарелка), за свои широкие округлые листья, в то время как всякий табак вообще в Турции именуется «тютю́н». Не исключено, что наше название «табак» как-то связано именно с этим сортом. Но это только предположение.
Громадное же большинство таких совпадений – результат чистейшей случайности. Ничего общего между русской и японской «ямой», как и между русским и французским словами «кот», нет. Каждое из них имеет собственную, отличную от его близнеца, историю и свое, совершенно особое, происхождение.
Возьмем французское слово «кот» – «берег» (côte). Слово это состоит в ближайшем родстве с французским же «котэ́» – «сторона» или с испанским «коста» (costa) – «берег».
А наше русское «кот», как это ни неожиданно для вас, имеет общее происхождение вовсе не с ним, а с французским словом «ша», которое пишется: «кхат» (chat), и с древнелатинским «ка́тус» (catus). И «ша» и «катус» означают «самец кошки», «кот».
Изучение показывает, что и сходство между остальными словами нашего списочка в большинстве случаев на самом деле курьез языка, случайность.
Может быть, тогда можно просто сказать: если два слова в двух языках походят только по звучанию, но не связаны друг с другом по смыслу, между ними нет ничего общего?
Нет, сказать так было бы неосторожно.
Посмотрите еще один перечень русских и нерусских слов:
Как слово звучит по-русски:
Что оно значит у нас:
Как звучит на других языках:
Что на них значит:
по-чешски:
де́ло
работа
дя́ло
пушка
позо́р
срам
по́зор
внимание! берегись!
пу́шка
орудие
пу́шка
ружье
чита́тель
тот, кто читает
чи́татель
числитель (дроби)
черствый
несвежий
че́рстви
свежий (прохладный)
да́вка
теснота
да́вка
налог
по-болгарски:
вери́ги
оковы
вери́ги
горные хребты
гроб
ящик для погребения
гроб
могила
бор
хвойный лес
бор
сосна
губа
губа
гу́ба
гриб[24]24
Слово «гу́ба» в значении «гриб» известно и у нас в некоторых районах страны, на ее севере и западе. Там «губничать» значит «грибничать»; там существует выражение «по губки, по ягодки». Странным это кажется лишь на первый взгляд: ведь повсеместно «губками» именуются грибы-трутовики, растущие на деревьях. Можно полагать, что сама морская «грецкая губка» – и животное и его скелет, употребляемый вместо банной мочалки, – названа «губкой» именно по сходству с этим видом сухих пористых грибов.
[Закрыть]друг
товарищ
друг
иной, не этот
быстрый
скорый
бистър
прозрачный[25]25
Название болгарской реки Бистрица означает вовсе не «стремительная», как нам, русским, кажется, а «прозрачная» река.
[Закрыть]по-польски:
череда́
порядок, очередь
чере́да
толпа, сброд
чин
разряд
чин
поступок, дело
годи́на
время, пора
годзи́на
час (60 минут)
час
60 минут
час
время, пора
смета́на
кислые сливки
сьмета́нка
сливки вообще
Проглядывая этот список, можно прийти к выводу, что и тут перед нами такие же «капризы» языков, игра случайных совпадений.
Но, вдумываясь в каждую из словесных пар, приходишь к иному выводу: между значениями слов, входящих в эти «пары», существует известная связь, не всегда прямая и ясная, не бросающаяся в глаза, но все-таки несомненная.
Слово «пу́шка» в нашем языке означает огнестрельное орудие, а у чехов – оружие, но тоже огнестрельное. Между обеими этими предметами есть значительное сходство.
Слово «вери́ги» у нас означало всегда «железные оковы, цепи»; их изуверы прошлых дней навешивали на себя, чтобы «изнурять свою плоть». А у болгар «вери́гой» называется горный хребет. Казалось бы, что же тут можно найти общего? Но подумайте сами: ведь и мы «горные хребты» именуем «горными цепями». Очевидно, в обоих словах, русском и болгарском, это значение – «цепь» – и является основным, главным, а уж о каких цепях, железных или каменных, речь, – вопрос второстепенный.
Иногда одно и то же слово, встречаясь в двух языках, имеет в них значение не то что «несходное», а скорее прямо противоположное. Вот пример: мы говорим «черствый» о хлебе, который уже остыл и засох; «теплый», мягкий хлеб у нас противопоставляется холодному, «черствому». А у чехов слово «че́рстви» означает как раз наоборот: «свежий», «прохладный»[26]26
В польском языке это же слово значит и «черствый» и «бодрый», «крепкий». Вот еще одна линия развития значения.
[Закрыть]. Каким же образом так разошлись значения этого слова?
Подумайте сами: в обоих языках есть и общий оттенок значения: «холодный», «остывший». Остывший хлеб – черствый хлеб. Человек, в груди которого «остыли чувства», – черствый, холодной души человек. Это у нас, в русском языке.
А чехи пошли по другой линии. У них «че́рстви витр» – «прохладный», то есть свежий, ветер. Одно и то же слово у двух народов имеет противоположные, но тесно связанные между собою значения.
Это совсем не похоже на то, что мы имели в случае с русским и турецким словами «кула́к»: там между значениями не было ни сходства, ни противоположности; они просто были никак не связаны друг с другом. Слово «позор» у чехов означает «осторожно», «берегись», у нас, русских, – «стыд», «срам». Казалось бы, что общего? Но легко сообразить: оба восходят к славянскому глаголу «позрети» – «посмотреть». «По́зор!», то есть: «осмотрись, будь зорок, бдителен!», «Позор!», то есть: «какое зрелище!». Пушкинисты, например, указывают, что в стихотворении Пушкина «Деревня» слова «невежества губительный позор» означают не «стыд невежества», а «губительное зрелище невежества», «Позорище» некогда и просто означало «зрелище»[27]27
У сербов и сейчас «позориште» – зрелище; в польском языке «по́зор» – внешность, наружный вид.
[Закрыть].
Значит, верно: из слов двух или нескольких языков мы имеем право считать связанными друг с другом такие слова, у которых сходны звуки и значения имеют между собою нечто общее. Но только общность эту не всегда легко обнаружить. Чтобы судить о ней, приходится проделывать большую работу, доискиваться, какой смысл имеют в обоих языках другие, явно родственные данным, слова, исследовать, как в далеком прошлом менялось их понимание… Надо все время обращаться к истории и данных языков и тех народов, которые на них говорят.
ОТ «ВОЛКА» ДО «ЛУ»
Теперь мы знаем, как обстоит дело, когда перед нами слова, сходные по звукам, но несходные по смыслу, по значениям.
Однако нам уже известно: сплошь и рядом в языках наталкиваешься на обратное положение: значения почти совпадают, а в звуках слов как будто нет ничего общего.
Примеры этого мы видели. Русское «кот» ничуть не более похоже на французское «ша», нежели английское «Джон» на древнегреческое «Иоаннэс». А ведь мы установили, что эти слова имеют общее происхождение.
Таких внешне непохожих друг на друга, но родственных слов языковеды обнаруживают в различных языках огромное количество, и человеку, не осведомленному в языкознании, иной раз может показаться, что его просто хотят одурачить. Ну, скажите на милость, что может быть общего между такими словами, как:
русское «живой» и латинское «вивус» (vivus), которое тоже значит «живой»;
русское «сто» и немецкое «хундерт» (hundert), тоже означающее «сто»;
русское «волк» и французское «лу» (loup) – тоже «волк»?
А вот языковеды утверждают, что слова каждой из этих пар родственны между собой.
Пока вы не встречались с теми законами, по которым меняются звуки слов в различных языках, вы, вероятно, никогда не поверили бы подобным утверждениям. Но теперь, когда вам стало известно, что такие изменения происходят, и притом не кое-как, а по твердым правилам, теперь вам уже легче будет выслушать мои доказательства. Возьмем для простоты и наглядности только одну из этих пар: русское «волк» и французское «лу».
Вот как звучит слово, означающее серого хищника, в ряде языков:
по русски: волк
по-литовски: ви́лкас
по-украински: вовк
по-древнеиндийски: вркас
по-сербски: вук
по-древнегречески: лю́кос
по-чешски: влк
по-латински: лу́пус
по-болгарски: вук (или вълк)
по-итальянски: лу́по
по-немецки: вольф
по-румынски: луп
по-английски: вулф
по-французски: лу
Очень любопытно. Каждые два соседних слова кажутся нам очень похожими друг на друга: «волк» и «вовк», «вовк» и «вук», «луп» и «лу»… А вот крайние в ряду – «волк» и «лу» – как будто не имеют между собой ничего общего.
Но ведь это довольно обычное явление в мире. Наша современная лошадь совсем не похожа на своего далекого предка, маленького, собакообразного зверька фенако́дуса, жившего миллионы лет назад. Но между фенако́дусом и лошадью ученые открыли целую цепь животных, все меньше похожих на первого, все больше напоминающих вторую; эоги́ппуса, мезоги́ппуса, гиппарио́на и т. д.
И мы понимаем, что фенако́дус превратился в лошадь не сразу, а путем постепенных переходов. Нечто отдаленно подобное, по-видимому, может происходить порою и в удивительном мире слов.
Мы с вами теперь люди искушенные. На примере человеческих имен мы видели, как далеко могут уводить слово «законы звуковых соответствий» между отдельными языками. Если римская «Йу́лиа» превратилась во французскую «Жюли́» и английскую «Джа́лиэ», то удивительно ли, что древнеиндийский «вркас» мог у древних греков зазвучать как «лю́кос»? Ведь при переходе от языка к языку закон звуковых соответствий влияет не на один какой-либо звук слова, а на многие его звуки, и на каждый по-разному. Понятно, что иной раз оно может приобрести совершенно неузнаваемый вид. И все же языковед, вооруженный точным знанием этого закона, может, как мы видели, не только проследить, но и предугадать эти удивительные превращения.
Исследуя языки мира этим способом, языковеды и наткнулись на замечательное открытие. Среди них (языков) встречаются одни, которые очень похожи друг на друга по различным признакам; сходство между другими несравненно менее заметно; наконец есть и такие, в которых сходных черт не обнаруживается, какие «законы соответствий» к ним ни применяй[28]28
Языковеды, исследуя вопрос, пользуются, конечно, не одним этим законом, изучают соответствия не только в звуках слов, но и в грамматических формах. Я не говорю сейчас об этом простоты ради.
[Закрыть]. Это сто́ит показать на примере.
Вернитесь к табличке удивительных превращений «волка». Легко заметить, что она распадается на две ясно отличимые части.
В первой части слово «волк» содержит в себе согласные звуки: «в», «л» («р») и «к»: «волк», «вълк», «вилкас» и т. п.
Во второй группе на их место являются уже другие согласные, в другом порядке: «л», «к» («п»): «лю́кос», «лу́пус», «лу́по», «лу».
Мы уже согласились, что обе группы связаны между собой: между «вркас» и «лю́кос» тоже можно найти общее. Но бесспорно, что внутри каждой из двух групп слова различаются несравненно меньше, чем вся первая группа от второй. «Волк» более похож на «ву́ка» или на «вълка», нежели на «лу́по» или «лю́коса». Сходство внутри групп заметит каждый; общее между словами обеих групп сумеет доказать только лингвист.
По-видимому, между языками каждой из этих групп имеется более тесное сходство, более глубокая связь, чем между ними и языками другой группы.
А рядом с этим языковеды наталкиваются на такие языки, в которых слова уже вовсе не связаны ни с какими нам известными. По-азербайджански «волк» «кырт», по-фински – «су́си», по-японски – «ока́ми». Между этими словами и словом «волк» никакие законы звуковых соответствий ничего общего не обнаружат.
Сходство, как мы убедились, было основано на законе. Но, может быть, несходство зависит от чистой случайности?
Нет, это не так! Вот как звучат в различных языках слова, которыми народы называют три очень важных для них понятия:
Ясно, что между этими языками существует большое и близкое сходство. Если же мы возьмем другие языки, картина будет опять иной. Вот те же слова:
по-русски: мать, дом, гора́
по-фински: а́йти, ко́ти, мэ́ки
по-турецки: ана́, эв, дах
по-японски: ха́ха, у́ти, я́ма
Бросается в глаза, что эти языки не имеют видимого сходства ни с языками первой группы, ни между собою. Подтверждают это первое впечатление (которому, как мы теперь знаем, нельзя слепо доверяться!) и языковеды.
Четыре первых языка, говорят они, близки друг к другу; три последних далеки и от них и друг от друга.
Вот теперь, пожалуй, и выходит на сцену одно из самых основных почему. Почему же возникли эти группы схожих и несхожих языков? Почему в мире слов мы видим картину, напоминающую нам обычное положение в живой природе: злаки похожи между собою, но резко отделяются от крестоцветных или от хвойных? В то же время сами хвойные и крестоцветные, отличаясь друг от друга, имеют и некоторые сходные черты. Биологи выяснили, откуда взялись и сходство и различия между живыми организмами. Надо и нам установить это для нашего предмета наблюдения – языков.
