355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Успенский » Загадки топонимики » Текст книги (страница 11)
Загадки топонимики
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 02:04

Текст книги "Загадки топонимики"


Автор книги: Лев Успенский


Жанр:

   

Языкознание


сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Само собой, возникновение топонима в таких сложных условиях и с такими торжественными церемониями – явление далеко не повседневное и в целом для имен, заполняющих карту, не типическое.

Гораздо чаще, даже и в наши дни, название места возникает несравненно проще и менее торжественно, с менее пышным церемониалом, но, несмотря на это, живет куда дольше.

Вон охотничья стоянка тунгуса Егорки намного пережила того, кто стал ее невольным эпонимом. Город ИГАРКА, унаследовавший его имя, существует и будет существовать невесть сколько времени.


В местах малонаселенных, необжитых вся «местоназывательская» власть сосредоточивается в руках первооткрывателей. Очень интересно рассказывает об этом тонкий знаток природы, человек с живой краеведческой и географической жилкой, писатель Иван Сергеевич Соколов-Микитов.

«Казалось бы, так просто дать названия вновь открываемым рекам, горам, ручьям и озерам. А на деле это совсем не легко. И мы долго ломаем головы… и почти ничего не можем придумать. На карте появляются обычные, иногда удачные, иногда бесцветные названия и имена.

Встретил путешественник на вновь открытой реке зайца, стала река ЗАЯЧЬЕЙ.

Увидел стаю волков – ВОЛЧЬЕЙ…»

Так ощущает трудность задачи писатель, большой мастер слова. А рядовой геодезист, топограф, геолог или охотник не видит тут обычно никакой трудности. Он делает то же самое с легким сердцем, не мудрствуя лукаво и не огорчаясь серостью результатов. Тем более что сталкивается он с местными жителями, либо отлично знающими свои, дедовские имена всех угодий, либо же настолько осведомленными в каждой пяди пути, что самая надобность поименования любой кочки кажется им нелепой причудою.

Полезно припомнить много раз цитированный по разным поводам рассказ академика Ферсмана.

«…Экспедицию вел проводник, старик саами Архипов…

– Как зовут этот скалистый наволок, что вдается в губу? – спросили мы Архипова.

– Да как зовут? Просто зовут: наволок.

– А вот следующий?

– Это еще наволок.

– А там дальше, вон со скалой у входа в губу?

– Еще, еще наволок… Ну, чего спрашиваешь? Нету имени у этих губ да наволоков, – говорил старый седой саами.

А наш географ что-то аккуратно записывал в книжечку.

Прошло два года. Из печати вышла большая прекрасная карта озера Имандра, со всеми островами, губами и речушками. На месте западных изрезанных берегов красовались тонко выгравированные названия: ПРОСТО-НАВОЛОК, от него ЕЩЕ-НАВОЛОК, а дальше ЕЩЕ-ЕЩЕ-НАВОЛОК».

Сценка, так живо изображенная, рисует равнодушного к топонимам местного жителя. Но бывают и другие. Тот же Ферсман описывает, как в нелегком деле называния безымянных мест с интересом и жаром принимало участие местное население:

«Вот эту речушку, – говорит молодой саами Николай, – надо назвать СЕНТИСУАЙ – по-русски ТАЛОВКА, – она ведь никогда не замерзает, бежит даже зимой…»

Самый старый из всех методов называния: имя должно без всякой хитрости описывать существенные признаки места:

«Вот здесь раньше паслись стада диких оленей… Значит, гору надо назвать ГОРА ОЛЕНЬЕЙ ДОЛИНЫ, по-саамски – ПОАЧВУМЧОРР: олень, долина, гора…»

Названия такого рода и на самом деле встречаются во многих частях мира, но преимущественно там, где на протяжении долгих и долгих веков население или вовсе не менялось, или менялось очень медленно. Такого типа имена изобилуют, например, в Исландии. БОРГ называется там один очень древний хутор, что значит «холм с обрывистыми склонами и плоской вершиной». Есть там водопад ГОДАФОС, можно перевести просто как «водопад богов». Есть озеро МЮВАТН, название значит «комариное озеро». РЕЙКИАВИК – «Дымящаяся бухта».

Примерно таковы же топонимы Монголии: «ГОБИ – «Пустыня», ДАГШИ-ГУИН-ХУДУК – «Труднодоступный колодец». ДЗАК-ХУДУК – «Саксаульный колодец», ДУНД-ХУРЕН-ЦАВ-УЛ – «Средняя гора коричневого ущелья», ОЛГОЙ-УЛАН-ЦАБ – «Ущелье толстого красного червяка».

И в Исландии и в Монголии на протяжении длинных исторических периодов население не сменялось. Очень мало менялся до самого последнего времени и бытовой порядок – обычаи, образ жизни, психология. Именно поэтому топонимы здесь оказываются, во-первых, чисто одноязычными и, во-вторых, имеющими древний, архаический характер. Как они созданы века назад, такими дожили и до нашего времени. Седой стариной веет от них…

Вероятно, в глухих районах еще не освоенной европейцами Африки, во внутренней части Аравии, в глубинах Южной Америки существуют такие же слои имен, раз навсегда данных далекими предками, не перемененных ни разу и не видоизменившихся.

Там же, где, как в Европе, в Передней Азии, в Северной Африке, на протяжении тысячелетий волны народов перекатывались через утесы других народов, где сменялись языки, племена, цивилизации, – там такую первозданную простоту приходится с трудом разыскивать под толщами наслоений. Во всех случаях топонимика оказывается волшебным зеркалом, в котором отражаются и постоянство и перемены.

Вот почему тот, кто соприкоснулся с этой наукой, начинает панически бояться всякого произвола в обращении с именами мест: мы же далеко не у всех из них сумели и успели снять показания!

Как возникли простейшие наименования, мы уже видели, да можем увидеть и еще. Способ называния если и варьирует от народа к народу и от эпохи к эпохе, то лишь в частностях. В принципе он остается неизменным: описание по приметам.

Путешественник Грум-Гржимайло рассказывает: «Мы достигли ключика, не имевшего никакого имени, а потому и названного Рахметом (проводником) УРУС-КИИК-УРДУ-БУЛАК, то есть «Ключ, на котором русские били джейранов».

Чем не название для затерянного в пустыне источника и чем оно хуже десятков тысяч других, утвержденных народами и долгое время благополучно существующих в мире названий? Разве оно хуже, чем ОЗЕРО ТАНЦУЮЩИХ ЛОСОСЕЙ (есть такой топоним на дальнем нашем северо-востоке), или чем ДЖЕБЕЛЬ-КАРАНТАЛЬ – «Гора, на которой Иисус Христос проводил свой сорокадневный пост» (такое имя имеется в Передней Азии)? Или китайского ДЗАМАЦЗИГОУ, которое гольд Дерсу Узала у Арсеньева переводит как «Речка, где отпечатаны лошадиные копыта на грязи».

Ничем не хуже. Разница только в том, что одно утверждено и существуют, известно множеству людей, а другое наименование могло так и умереть через неделю после рождения…

Но могло и не умереть.

Проблема длительности сроков жизни топонима – совершенно неисследованная проблема.

В городе Братске была остановка автобуса возле красивой и могучей сосны, которая росла там в момент начала строительства Братской ГЭС. Остановка стала именоваться СОСНА. Во всяком случае, так ее звали пассажиры, народ.

Строительство закончилось. Сосну срубили. Но люди, особенно зимой, когда окна автобуса замерзают, еще много лет продолжали спрашивать, беспокоясь: «Сосну проехали?»

Вероятнее всего, сейчас той остановке дано уже какое-нибудь другое, официальное название. Но, может быть, так, а может быть, и нет. А во-вторых, если здесь дело закончилось скорой смертью топонима, то можно назвать множество случаев очень долгой жизни топонима уже после исчезновения реалии, послужившей поводом к его образованию.

От случая с братской Сосной в принципе ничем не отличается случай с московской улицей КУЗНЕЦКИЙ МОСТ.

История не новая и уже набившая оскомину, но напомнить ее тут не помешает.

Мост через речку Неглинную, перестроенный из деревянного на каменный в середине XVIII века «архитектуры гезелем» Семеном Яковлевым, простоял здесь до 1819 года и был снесен, а река засыпана и заключена в трубу. Он существовал (в каменном виде) неполных 60 лет. А имя, перешедшее от моста на улицу, живет вот уже больше полутора веков, даже если считать только «безмостный» период его существования, и поживет еще. Мы с вами ходим по Кузнецкому мосту, и после первого момента недоумения, который переживает каждый малоосведомленный немосквич, настолько привыкаем к нему, что его имя не кажется нам топонимическим парадоксом.

А таких парадоксов – пруд пруди. Потому что любое слово или сочетание слов, раз став именем, разрывает связь со своим былым вещественным значением и превращается в «чистое название».

Попробуйте каким угодно законом упразднить слово «река» и заменить его хотя бы близким словом «поток». Очень сомнительно, чтобы язык подчинился такому насилию. Потребуется не одна сотня лет, чтобы подобная замена могла произойти, да и то, если обстоятельства приведут к тому.

А имена мест – к сожалению или к нашему удобству – меняются сплошь и рядом, и по основательным причинам, и по чистому недомыслию, и в значительном большинстве случаев народы довольно легко мирятся с этим, если, конечно, не совершается грех против «системы топонимики» данной страны.

Такое случается даже с большими городами, даже со столицами стран, а когда речь идет о микротопонимике, о малых объектах, такие метаморфозы зачастую остаются даже никем не замеченными.

К. Лагунов в очерке «Нефть и люди» (журнал «Новый мир»), описывая перемены, которые разведанная нефть принесла на обский север, удивляется странности местных имен населенных пунктов.

«Здесь… странные, непривычные слуху названия деревень ТРАМАГАН, АГАН, ВАРЬ-ЕГАН… А есть и с тройным наименованием: ПИЛЮГИНО-АЛЛОЧКА-ПОИЩИ УЗДЕЧКУ…»

К сожалению, автор ничего не поясняет, и я не знаю, какой именно пункт местности так назван: что-нибудь вроде Юрина Точка, какое-нибудь временное изыскательское становище или большое приобское поселение. Думается, однако, мы не ошибемся, если сочтем, что скорее не село, не старая деревня, а микроновостройка, какая-нибудь заимка, какой-либо геологический опорный пункт… Но как и почему у одного места могло образоваться три имени?

Мне думается, это как раз и свидетельствует о том, что речь идет о незначительном обитаемом пункте со сменным населением. Вряд ли возможны три разных имени у одного уже сложившегося поселка. Два – куда ни шло: «НЕЕЛОВО, НЕУРОЖАЙКА – тож». Это бывает. А – три…

А вот когда имя меняется естественно. Сельцо КУЧИНО стало называться МОСКВА, потому что оно превратилось в город. Город ТВЕРЬ стал городом КАЛИНИНОМ.

Похоже, что обский населенный пункт первоначально звался именно Пилюгино. Есть в Заволжье поселок нефтяников с таким названием. Существует довольно обычная русская фамилия Пилюгины; во «Всем Петрограде» за 1915 год отмечен Николай Васильевич Пилюгин, сапожник. В современной ленинградской телефонной книжке числятся Пилюгин Ф. О. и Пилюгина Т. И. Фамилия, думать надо, идет от диалектного «пилюга» – «приставала, надоедный, наянливый человек». У Даля отмечено наречие «пильно», а может быть, прозвище пошло и от глагола «пилить».

Легкомысленное Поищи Уздечку более походит на насмешливую времянку, возникшую в языке каких-то пришлых весельчаков. Всерьез такие топонимы обычно не создаются, и данный намекает, по-видимому, на некий трагикомический случай, памятный небольшой группе людей… Что-то вроде скалы ПРОНЕСИ ГОСПОДИ, полуимя, полупредупреждение…

Ну, а уж Аллочка, по самой нетипичности имени, кричит: я – новое. Меня принесли сюда молодые советские специалисты, люди не слишком церемонные, иронические, жизнерадостные…

Я, разумеется, не выдаю вам никаких гарантий, ибо у меня нет данных для научно-точного анализа. Только очень сомневаюсь, чтобы все три имени когда-либо существовали одновременно, могли возникнуть одновременно и все три могли в равной степени закрепиться за местом.

Попутно я «поднимаю проблему»: следует приглядеться повнимательнее не только к «долгоиграющим» топонимам, но и ко «времянкам» ограниченного срока действия.

…То, что никому не запрещено назвать по своему усмотрению любое место земного шара, приводит к существенным трудностям для ученого, стремящегося этимологизировать уже существующее и особенно древнее название.

Довольно ясно, что благодаря изначально царствующему в этой области свободному произволу чрезвычайно большой оказывается роль чистой случайности в возникновении топонимов.

В глубине Кызылкума есть урочище, именуемое АДАМ-КРЫЛГАН, что значит: «погибшие люди». Кто погиб, когда погиб, почему погиб – навряд ли можно установить с точностью. Неизвестно, идет ли речь о заблудившихся и погубленных жаждой путниках, о какой-либо болезни, о нападении врагов.

Адам-Крылган… Совершенно ясно, что с постоянными признаками данного места содержание топонима не связано. Гибель людей была скорее всего единственным казусом в жизни места. Возможно, кто-то нашел там под кустами саксаула или в песке бархана чьи-то кости, и, так как смерть всегда производит на человека сильное впечатление, имя, так сказать, «вспыхнуло» совершенно непреодолимо.

Топоним другой, сходный, в Каракалпакской республике. Развалины древней крепости носят название КОЙ-КРЫЛГАН-КАЛА (Крепость погибших баранов).

Крепость сооружена в IV–III веках до нашей эры и, разумеется, не была при своем живом существовании названа так. Много позже, когда ее руины уже обняла пустыня, произошел возле них потрясший воображение скотоводов случай: во время бурана или от бескормицы погибла какая-то отара баранов.

Случай закрепился на века.

У каждого народа и у группы народов или племен, живущих в примерно схожих условиях, свои заботы, свои характерные беды, радости и интересы, неизменно отражающиеся в типических названиях мест.

Ряд речек в Якутии носит название АРАНГÁС, что обозначает «лабаз на дереве». Правда, этим же словом называют и другое лесное сооружение – укрепленную в древесной кроне древнюю гробницу. Так что тут о точном значении топонима или гидронима приходится каждый раз гадать. Но, во всяком случае, в Магаданской области мы встречаем еще одно место, селение, которое тоже зовется Лабаз на дереве, на этот раз уже по-эвенски – НЕКСИКАН. Само собой, что существование такого «лабаза» относится к случайным недолговременным признакам места. Когда-то лабаз был, теперь его может и нет. Но роль лабазов в жизни местного населения столь значительна, что имя может говорить о присутствии такого лабаза десятки и сотни лет спустя после его исчезновения.

Моряки прошлых времен питали особый интерес и почтение к сигнальным колоколам, извещавшим о грозящей в тумане опасности, о береговых и подводных рифах и скалах.

В устье английской реки Тэй есть опасный утес БЕЛЛ-РОК. Белл-Рок означает «колокольный утес», на его вершине некогда был установлен именно такой сигнальный колокол. Берега Англии славятся своими туманами, маячные огни уступали тут всегда место акустической сигнализации. Колокола на Белл-Рок уже давно нет, но имя грозной скалы не изменилось даже в век радиолокации.

А на Шпицбергене имеется бухта КЛОКБОЙ – Колокольная бухта, уже по-голландски. Кто-то из голландских плавателей, посетивших древний русский Грумант, нашел возле избы, принадлежавшей некогда русскому промышленнику XVIII–XIX веков Старостину, старинный колокол. Возможно, найди он какой-либо другой предмет, ему бы и в голову не пришло делать его именем места. Но ведь то был колокол! И на картах появилась бухта Клокбой…

Впрочем, нам, с известного удаления, нелегко бывает судить о том, что именно в глазах обитателя места или его первонасельника-открывателя может показаться существенным, достойным увековечения в имени места. Случается порою, что выбор эпонима представляется нам в высшей степени странным и даже неправдоподобным… Как такое могло прийти в голову? А могло!

В группе Ляховских островов имеется остров КОТЕЛЬНЫЙ, самый крупный из всех. По преданию, восходящему к концу XVIII столетия, он обязан своим именем довольно незначительному обстоятельству. Кто-то из спутников промышленника Ляхова, открывшего остров, при отбытии с него забыл там медный котел…

На первый взгляд – какое ребячество! Назвать громадный остров… по котлу! Но вы представьте себе условия тогдашних плаваний в северных широтах. Представьте себе суровых и хозяйственных мужиков – русских отважных промышленников. Сообразите, какое значение в свирепом быту такой арктической экспедиции мог иметь самый обычный котел, и вам станет ясно, что за чисто случайным, конечно, названием могла стоять немаловажная полярная драма.

За много тысяч миль от острова Котельного, в Тихом океане, имеется другой островок. ТИН-КЭН-АЙЛЕНД. «Тин-кэн» по-английски – жестянка, железная банка. Что за фантазия, назвать тихоокеанский островок «в честь жестянки»? Но нетрудно выяснить, что и тому были существенные причины. К незначительному островку с ничтожным населением доступ судов затруднен. Причалов нет. Но держать-то почтовую связь с обитаемым миром они имеют право?

Проходящие почтовые суда не останавливаются возле островка НИУА-ФУ (так Тин-Кэн-Айленд именуется по-полинезийски). Они сбрасывают почту на ходу, запечатав и запаяв в консервные банки, в жестяные коробки. И право, нет ничего удивительного, если остров получил такое случайное и неслучайное имя. Для его жителей и для капитанов кораблей в нем заключено существенное его определение. Очень много связано для них с простой жестянкой.

А вот что имя сохранится, когда никаких банок уже никто не будет сбрасывать, – это уже особенность топонимики. Ее-то я и раскрываю сейчас перед вами.

Нередки такие топонимы, размышляя над которыми, как ни ломай голову, не можешь найти никакого серьезного оправдания. Но отчасти надо учитывать, что, во-первых, нам бывает очень нелегко, так сказать, «войти в образ», употребляя театральный термин, того человека, который давал название, а во-вторых, следует всегда помнить вот о чем.

Судить о происхождении таких имен мест, исходя из логических соображений, явно невозможно по условиям задачи. Приходится искать их решения в сообщениях свидетелей их возникновения, в рассказах и преданиях о нем. Рассказы же могут, разумеется, сильно прегрешать против истины.

Рассказчикам трудно избежать стремления так или иначе осмыслить имя, кажущееся им неожиданным или непонятным.

Даже недавно созданные случайные топонимы нередко не поддаются логическому анализу.

На Кольском полуострове, на 67-м градусе северной широты, есть станция АФРИКАНДА. Сколько бы ни судить и ни рядить о возможном происхождении ее имени, решительно ничего никакими догадками выяснить нельзя. И не опиши академик Ферсман в своих интересных очерках тот случай, который вызвал к жизни название, все топонимисты мира были бы бессильны сделать здесь хоть что-нибудь.


Вот нам не известен никто из свидетелей «крестин» небольшого мыса на южном берегу Финского залива, который на всех картах и во всех лоциях обозначен, как мыс СЕРАЯ ЛОШАДЬ.

Вернее всего, что тайна его имени никогда не будет раскрыта до конца.

Мы должны либо верить старожилам чилийского города Лимы, когда они утверждают, что удивительное имя одного из их городских кварталов, УЭЙВО – яйцо, родилось потому, что еще во времена Пизарро в этом месте будто бы какая-то курица снесла необыкновенных размеров яйцо, либо не верить им. Можно придавать значение арабской легенде, согласно которой название столицы Йемена ХОДЕЙДА, означающее «кусок железа», дано ей потому, что некогда женщины местного племени нашли здесь, на берегу моря, какой-то железный обломок, и можно ей не верить.

Можно сомневаться в том, что имя озерка БУТАЛ в Магаданской области напоминает (по-эвенски «бутан» – больной) о смерти какого-то удалившегося сюда, дабы никого не смущать, эвена-охотника. Или что ороним ВОВОКВАБИТИ в Центральной Африке (имя недавно возникшего вулкана) означает «вода пигмея Бити», который был будто бы найден на озерном берегу у подножия горы мертвым…

Но сложность заключается в том, что и отбрасывать все эти неверные и неточные данные у нас нет права. Ибо никогда нельзя заранее сказать: нелепость! Этого не могло быть!

Во Франции близ города Бьевр, недалеко от Парижа, есть лесное урочище ЛУ ПАНДЮ (Повешенный волк). Теперь место отнюдь не дикое и не дремучее: не так давно из-за этого самого «Повешенного волка» разыгрался какой-то землеустроительный спор между местными властями и всемирно известным автомобильным королем Ситроэном. Теперь, вероятно, даже дюжина повешенных волков не произвела бы там ни на кого никакого впечатления.

Но урочище существует века и века. Возможно, оно было названо так еще в те дни, когда получило свое имя и другое урочище, под самым Парижем – ЛУВР, что означает буквально «логово волчицы».

Вспомните путешествия Робинзона Крузо по тогдашней Европе, непрестанные его битвы с сотнями и тысячами волков. Вы поверите, что место, где кто-то повесил волка, или еще того удивительнее, волк сам удавился случайно в какой-то настороженной петле, могло в те дни получить такое имя.

Учесть роль случайности при наименовании трудно, но и забывать о ней никак нельзя. Ведь благодаря чистой случайности был создан гидроним, покрывающий собою третью часть поверхности земного шара – 177 миллионов квадратных километров – ТИХИЙ ОКЕАН. Если бы Магеллан прибыл в его воды не в период длительного штиля, если бы плавание его прошло не в такой степени благополучно, океан, вполне возможно, был бы назван Ужасным, или Бурливым, или Беспощадным.

Благодаря сложному сцеплению случайностей на карте земли есть островок с португальским именем, означающим «выздоровление» – КЮРАСАО.

На борту Колумбовых кораблей захворали матросы. Вероятно, цинга, бич тогдашних плавателей. Они умирали. Было приказано высадить их на ближайшем острове. Затем, на обратном пути за ними – чем черт не шутит – заехали. Они были совершенно здоровы. Имя Кюрасао родилось само собой (если, конечно, считать предание правдоподобным) – «Остров исцеляющий».

Трудно провести четкую грань между именами случайными и неслучайными.

Холм (даже несколько холмов) в Месопотамии названы ТЕЛЛО, что значит «холм исписанных дощечек». Казалось бы, случайность? Но дело в том, что под «дощечками» здесь разумеются глиняные клинописные таблички, добытые при раскопках или просто вымытые на поверхность дождями. Поостережешься заносить такой факт в разряд «случайностей».

Имя острова УМНАК (один из Алеутских островов) значит «удочка». Странно? Нет: на острове растет какое-то дерево, прямые гибкие побеги которого служат искони веков материалом для удилищ жителям всех ближайших клочков суши.

МЫС ЛЮБВИ… На военных планшетах боевых действий возле Новороссийска в дни Великой Отечественной вы могли бы обнаружить такое идиллическое название. Упоминался мыс постоянно и в горячих, пахнущих порохом донесениях бойцов морской пехоты, очень мало думавших о любви в смертных боях на побережье.

В довоенное время под этим неофициальным названием в новороссийском гарнизоне был известен один из приветливых пригородных мысков, где охотно искали себе прибежище обуреваемые романтическими чувствами пары на яликах и других прогулочных «плавсредствах». В военную бурю бойцы местного гарнизона не увидели надобности отказываться от хорошо им известного имени, и оно осталось жить навечно.


Случайность? Как сказать? Около Петропавловска на Камчатке есть сопка, носящая такое же имя: СОПКА ЛЮБВИ… Опять случайность?

Вероятно, это нельзя все же считать личным произволом каких-то легкомысленных людей. Вероятно, такие имена по-своему закономерны. Все дело в том, что, давая месту имя, человек никогда не исходит и не может исходить исключительно из тех признаков, которые заложены в самом месте. Вольно или невольно, он учитывает (и вносит в имя) свое отношение к месту, свои чувства, которые оно в нем вызывает. А какими именно будут эти эмоции, окрашивающие топоним, – уже дело десятое… Потому что каждому человеку и каждому коллективу людей их эмоции много понятнее и гораздо ближе, нежели самые возвышенные и глубокие ощущения других людей, живущих в иных условиях, движимых иными культурными навыками и привычками, понимающих окружающее их под другим углом зрения.

Иначе люди и впрямь давно отказались бы от всех иных видов топонимики, кроме топонимики счетной. Разъезд № 68 было бы в их глазах правильнее, чем станция Африканда, и мыс Любви превратился бы в какой-нибудь «третий» или «восьмой» мыс. Но такого не случается. И – прекрасно.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю