Текст книги "Паутина"

Автор книги: Лев Самойлов

Соавторы: Борис Скорбин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Лев Самойлов, Борис Скорбин
Паутина

Глава первая. «Ягуар-13» получает задание

– Ваш визит в Советскую Россию тщательно подготовлен. Угроза провала почти исключена. Успех дела зависит от вас самих. Необходимо все поскорее закончить и вернуться обратно. Долго ждать мы не можем. Вы давно не были на родине, но это не существенно. Оглядитесь – и начинайте действовать. Чек на ваше имя подписан. Деньги сможете получить через полчаса после возвращения и отчета здесь, в этой комнате… Кстати, о времени, напоминаю: каждое воскресенье, в 18.00 я жду донесений «Ягуара». Волна вам известна, и точно в 18.00, ни минутой позднее, ни минутой раньше. Точность нужна всюду, в нашем же деле – особенно.

– Да, конечно!

Этот лаконичный разговор происходил в начале мая 1952 года, ночью, в отдельном кабинете ресторана «Белая лилия», расположенного на одной из многолюдных улиц Западного Берлина. В кабинете находились двое. Молодой высокий мужчина лет тридцати, в спортивном костюме коричневого цвета, и низенький старик, ничем непримечательного вида, если не считать его блестящей лысины, обрамленной редкими седыми волосами, и слегка опущенных припухших век, которые делали лицо старика сонным и безжизненным.

У старика был высокий шишковатый лоб. На лбу смешно топорщились редкие кустики седых бровей. Старик постоянно шевелил бровями, не подымая на собеседника полузакрытых глаз. Вся его поза – усталая, стариковская – никак не соответствовала ни тону, ни приказаниям, которые он произносил короткими, отрывистыми фразами и которые так почтительно выслушивал его собеседник.

– У вас будет мало времени, – говорил старик. – Поэтому вы должны проявить дьявольскую активность. Полагаю, что вам следует придерживаться разработанного плана.

Молодой мужчина кивнул головой.

– Однако, – продолжал старик, – я не собираюсь лишать вас инициативы. Инициатива многого стоит. Но, зная ваши качества, я думаю, что план разработан правильно, с учетом способностей «Ягуара-13».

Слабая улыбка промелькнула на лице собеседника, но старик этого не заметил. Глядя куда-то в пространство, он продолжал:

– Всё свое внимание сосредоточьте только на одном объекте! Только на одном! Это – единственная ваша цель, единственное задание, которое должно быть выполнено во что бы то ни стало, и чем скорее… – старик пожевал губами и тем же бесстрастным голосом добавил: – Мы долго ждать не можем. Если вы окончательно убедитесь в невозможности добыть материалы, уничтожьте объект. Любым способом! Естественно, что в этом случае вознаграждение будет соответственно уменьшено. Надеюсь, вам известно, что за грубую работу мы платим меньше.

Внимательно слушавший мужчина чуть заметно пожал плечами. Ему хотелось возразить старику, своему шефу, что именно в этом случае ему, «Ягуару», грозит смертельная опасность, что именно в этом случае – попадись он, его наверняка не пощадят и тогда уж ему не нужны будут ни чеки, ни наличные… Но «Ягуар-13» был дисциплинирован, натренирован и давно уже привык скрывать свои чувства и желания. Годы учебы в разведывательной школе не прошли даром. К тому же он хорошо помнил слова начальника школы, в прошлом видного эсэсовца Отто Клейбниха о том, что этот чудаковатый старик, специально приехавший для последнего инструктажа, – крупнейший чиновник Разведывательного управления.

– Старик не любит, когда ему возражают, а в его руках наша жизнь и наша смерть, – так несколько патетически говорил Отто Клейбних, поучая своих воспитанников. И сейчас «Ягуар-13» внимательно слушал, не спуская глаз с этого вялого, лысого старика.

Из-за стены, из зала ресторана «Белая лилия», доносились лязгающие звуки джаз-оркестра. «Ягуар» поймал себя на мысли, что невольна слушает музыку, и она мешает ему сосредоточиться. Он даже на какую-то долю секунды забыл о своем строгом собеседнике, забыл о том, что ему предстоит выполнить не совсем обычное и очень опасное задание. Он даже (представил себя уже обладателем кругленькой суммы в долларах, которые дадут ему возможность. Возможность? Нет, никакой возможности! И сейчас, именно сейчас, он как-то особенно ясно понял это. Никакой возможности! Кто он, носящий кличку хищного зверя – ягуара? Тоже хищник! Человек без родины, маленькое звено большой, тяжелой цепи, к которой прикован навсегда. Этим звеном он стал несколько лет назад, когда еще шла война. Люди его страны, в которой он родился и вырос, сражались на фронтах, трудились в тылу. А он?.. Духовно опустошенный, озлобленный, равнодушный ко всему, он изменил своему народу, отрекся от своей родины, стал предателем… Конечно, не последнюю роль сыграли деньги, угрозы, трусость… Не стоит вспоминать. Он сам выбрал свой путь, путь «рыцаря плаща и кинжала». Рыцарь плаща и кинжала! Во всяком случае это звучит куда лучше, чем шпион и диверсант. Нет, он ни о чем не жалеет… Родина, народ, идеалы – все это пустые фразы, болтовня!

Эти мысли отвлекали, мешали слушать, а слушать было необходимо, ибо его хозяева начинали крупную игру, ставкой в которой была его жизнь.

Тем временем старик вытащил из бокового кармана мешковатого серого пиджака небольшой футляр и положил его на стол. Помедлив немного, он открыл футляр своими толстыми, словно обрубленными пальцами и извлек из него кольцо, сделанное в виде серебристой змейки. Свернувшаяся змейка с приподнятой головой, казалось, приготовилась к прыжку. Крошечные изумруды вместо глаз горели зеленым злым огоньком.

Старик молча протянул кольцо собеседнику, и тот поспешно и почтительно принял его. Положив кольцо на раскрытую ладонь, он внимательно рассматривал его, изучая каждый изгиб, каждую деталь.

– Прочтите! – приказал старик.

Пристально вглядевшись, «Ягуар-13» прочитал на внутренней стороне ободка кольца едва заметную надпись – Яр-13.

– Крайние буквы вашей агентурной клички и номер, под которым вы значитесь у нас, – небрежно обронил старик и впервые за всю беседу долгим испытующим взглядом посмотрел ка человека, сидящего напротив него.

У старика были маленькие черные глаза, глубоко засевшие в глазных впадинах.

– Завтра на рассвете, – продолжал старик, – вы вылетаете на юг, в дружественное нам государство. Оттуда морем вас перебросят в Россию, в небольшой курортный городок… В течение нескольких суток вы будете отдыхающим членом профсоюза… Но – не больше двух-трех суток. А потом к месту назначения – и за работу. И чем быстрее, тем лучше! Ваши документы безупречны, места, куда вы едете, вам знакомы…. Действуйте энергично и осторожно! В Москве вы встретитесь с нашим человеком… резидентом… Явку, способы опознания друг друга и место встречи вам сообщат перед самой высадкой на территорию России. Пока же могу напомнить наши, так сказать, принципиальные установки. Главный опознавательный знак – кольцо, которое вы только что получили. Такое же кольцо будет у резидента. Встретитесь в людном месте, в естественных условиях, поэтому внимательно наблюдайте за всем, что будет делать резидент, Следуйте за ним, ориентируйтесь в обстановке, быстро соображайте. В этом – конспирация и ваша безопасность. Впрочем, как я уже сказал, подробности вам будут даны позже.

Он опять замолчал и прикрыл глаза, но тут же, будто вспомнив самое важное, чуть повысив голос, сказал:

– Учтите – встреча с резидентом будет только один раз. Цель – он передаст вам кое-что, что вам, безусловно, понадобится. Если встреча сорвется, новую явку и новые указания получите от нас… Что еще?.. Живите скромно, тихо, не бросайтесь в глаза ни внешностью, ни поведением. Снимите койку в гостинице, общежитии, у какой-нибудь хозяйки. О многих своих привычках и желаниях на время забудьте. В общем – растворитесь. Ясно?

– Ясно!

Старик оглядел комнату, наклонил голову, прислушиваясь к доносившейся из зала ресторана музыке, словно впервые услыхал ее, и после небольшой паузы заговорил снова:

– В первый же воскресный день я жду донесения. Будьте осторожны, остерегайтесь, чтобы вас не запеленговали. Доносите предельно кратко и сразу же переходите на прием. Позывные заучите. Вопросы есть?

Вопросы? Какие могут быть вопросы у него – исполнителя чужой воли, чужих планов? Его задача – выполнить и выжить. Вопросы появятся там, на месте, но их, наверно, некому будет задавать, и тогда-то придется действовать так, как подскажет инстинкт самосохранения. А сейчас…

– Нет, вопросов нет…

– И очень хорошо, что нет… Не люблю непонятливых… Советую вам и на будущее – поменьше спрашивать!

И снова собеседник только кивнул головой.

Наступило молчание. Старик медленно и грузно поднялся из-за стола.

– Все! Желаю удачи!

Губы старика растянулись в улыбке, открыв ровные золотые зубы и обескровленные десны.

Черные глаза продолжали пристально, не мигая, смотреть на агента.

Мужчина тоже встал. Он почтительно наклонил голову, пожал протянутую руку старика и прошел в угол комнаты. Здесь висели его пальто и шляпа. Мужчина неторопливо и молча оделся, низко надвинул шляпу.

Медленной походкой он пересек слабо освещенный, дымный и уже почти пустой зал ресторана и вышел на улицу. Моросил мелкий дождь. Высоко в темном ночном небе вспыхивали, ползли, исчезали и вновь появлялись огни реклам. Мелькали названия напитков, жевательных резинок, новых кинофильмов, патентованных подтяжек, духов и модных романсов.

Мужчина пересек улицу и углубился в темный переулок.

Глава вторая. Подарок фрау Гартвиг

Все произошло с молниеносной быстротой.

Пожилая женщина в черном платье и старомодной шляпке, с базарной кошелкой в руках переходила улицу. В это время из-за угла, описав крутую дугу, вынесся легковой автомобиль. Своим лакированным крылом он с огромной силой ударил женщину и мгновенно исчез из глаз изумленных, испуганных прохожих. Над улицей пронесся и замер вопль. Когда люди подбежали к женщине, она была уже мертвой. Далеко в стороне валялась кошелка, из которой высыпалось несколько картофелин. Ни номера машины, ни ее отличительных признаков никто не успел заметить.

Лейтенант Рябинин всего этого не видел. Он подошел к месту происшествия уже тогда, когда машина скорой помощи увезла труп женщины, а столпившиеся прохожие и жители этой тихой берлинской улицы, сокрушенно покачивая головами, обсуждали случившееся. Тут же находились служащие народной полиции. Никакого вмешательства или помощи от Рябинина не требовалось. Помянув про себя недобрым словом всех автомобильных лихачей вообще и шофера-преступника, убившего только что пожилую женщину, в частности, Рябинин продолжал свой путь к дому фрау Гартвиг. Он обещал ей сегодня, перед отъездом в Москву, обязательно зайти еще раз. До отхода поезда с Силезского вокзала оставалось два часа, вещи уже сданы в камеру хранения, так что времени вполне достаточно.

Калитка палисадника была открыта, но на входной двери висел маленький никелированный замочек. Фрау Гартвиг всегда вешала этот хрупкий прибор, когда ненадолго отлучалась из дому в магазин или на базар. Двери она, конечно, запирала тщательно, со всей присущей ей аккуратностью, множеством всяких замков, засовов и запоров. Замочек же вешала как символический знак издавна заведенного порядка и охраны своего добра.

Рябинин поглядел на замочек и усмехнулся. Эта привычка хозяйки дома ему была знакома. Что ж, полчаса, пожалуй, он подождет в палисаднике, спешить все равно некуда. На этой скамейке возле небольшой цветочной клумбы очень удобно посидеть и покурить.

…Часть, в которой служил лейтенант Рябинин, стояла на окраине Берлина. Окончив военное училище, лейтенант приехал в советские оккупационные войска в Германии и начал свой трудный, но почетный путь офицера.

Служба целиком захватила его. Рабочий день, начинавшийся рано утром, заканчивался поздним вечером, так что и скучать лейтенанту было некогда. В редкие свободные вечера он захаживал к знакомому советскому инженеру Костромину, сын которого также окончи л военное училище и уехал служить на Дальний Восток. Костромин, пожилой, уже поседевший мужчина, лет пятидесяти, был, как и Андрей, страстным любителем шахмат. Склонившись над шахматной доской, они, не замечая времени, решали замысловатые этюды и спорили о талантах и красоте партий Ботвинника и Смыслова.

Инженер Костромин приехал в Берлин в 1948 году и застал здесь своих московских друзей, родственников Андрея – его родную сестру с мужем, – приезжавших сюда ненадолго. Костромин поселился с ними в одной квартире, в небольшом особнячке, принадлежавшем пожилой немке, вдове учителя музыки, фрау Гартвиг. Друзья вскоре уехали на родину, в Москву, а Костромин, скрепя сердце и тоскуя по родным местам, «застрял» здесь, как он выражался, надолго.

Когда в Берлин приехал Андрей, Костромин встретил юношу, как родного. Лейтенант напоминал ему сына, такого же рослого, плечистого, подвижного. К тому же встречи с Рябининым доставляли ему радость и отдых. Здесь, за границей, каждый советский человек, столкнувшись с земляком, знакомым и незнакомым, тянется к нему как к другу и готов делиться с ним всеми своими мыслями, воспоминаниями, мечтами…

Особнячок фрау Гартвиг стоял в тихом переулке, в стороне от шумных улиц. Рябинин охотна проводил здесь свободное время, а когда Костромина не было дома (он поздно задерживался на работе и часто разъезжал), сражался в шахматы с сыном фрау Гартвиг Паулем – шофером берлинского такси. Невысокий, худощавый, со значком члена Союза свободной немецкой молодежи на коричневой бархатной куртке, Пауль производил приятное впечатление своей скромностью и спортивной выправкой. Он изучал русский язык и просил Рябинина разговаривать с ним только по-русски, хотя лейтенант неплохо владел немецким, который изучал еще в школе и в военное училище.

Иногда Андрей любил посидеть, отдыхая у раскрытого окна, выходившего в небольшой палисадник, засаженный аккуратно подстриженными фруктовыми деревьями и кустами декоративной зелени.

Фрау Гартвиг, маленькая седая старушка в черном платье, на котором неизменно красовался белый накрахмаленный передник, всегда приветливо встречала лейтенанта. Она старалась сделать ему что-нибудь приятное – сварить по особому, только ей известному, рецепту кофе, принести свежие иллюстрированные журналы, выгладить измявшуюся гимнастерку. Рябинин быстро привык к старушке, освоился с ее малоразборчивой скороговоркой и, чтобы дать ей возможность заработать несколько марок, приносил в стирку и починку свое белье. Через несколько дней, приходя к инженеру, он получал белье чисто вымытым, тщательно выглаженным и аккуратно уложенным в плоский чемоданчик.

Старушка Гартвиг с большой теплотой вспоминала сестру Андрея и каждый раз, встречая лейтенанта, справлялась о ее здоровье и неизменно просила передать привет «кляйне фрау», которую она полюбила за доброту и веселый, общительный характер. Фотокарточка сестры Андрея стояла в рамочке на туалетном столике.

Гартвиг много раз предлагала Андрею Рябинину поселиться у нее в квартире в любой, самой лучшей комнате. Но лейтенант отказывался. Приветы сестре он не передавал, так как почти не переписывался с нею. В письмах к знакомой девушке Зое, которая жила в Москве и ждала приезда Андрея, у него находились другие, более интимные темы.

Отпуска на родину, как и все его товарищи офицеры, Рябинин ждал с нетерпением. Он представлял себе, как, переодевшись в штатский, недавно сшитый костюм, пройдется по улицам и площадям Москвы, как вместе с Зоей будет гулять по аллеям Парка культуры и отдыха или прокатится на теплоходе по каналу Москва – Волга. Может быть, в один из летних вечеров, сидя в концертном зале имени Чайковского или слушая музыку военного духового оркестра в «Эрмитаже», ему, Андрею, удастся досказать Зое те слова, которые он хотел сказать ей давно, еще будучи курсантом. Напористый, энергичный курсант пехотного училища Андрей Рябинин в свое время растерялся, струсил и вместо того, чтобы объясниться с любимой девушкой, наговорил ей множество скучных фраз на случайные темы. В письмах из Берлина Андрей напоминал Зое о том, что «наш разговор еще впереди» и обещал по приезде в Москву сказать ей «самое важное».

Узнав в штабе части, что ему предоставлен отпуск и через неделю он сможет выехать в Москву, Андрей от радости чуть было не нарушил уставной порядок. Он стремительно бросился к двери, но вовремя остановился, вытянулся перед начальником штаба, щелкнул каблуками и, приложив руку к фуражке, спросил:

– Разрешите идти?

– Идите, идите, лейтенант, – ответил улыбаясь начальник и неожиданно неофициально, по-товарищески, добавил: – Счастливец!.. Привет Москве!

– Слушаюсь! – ответил Андрей и, повернувшись по всем правилам устава, еле сдерживаясь, чтобы не запрыгать, вышел в коридор. В эту минуту серьезный подтянутый офицер с загорелым обветренным лицом, в аккуратно выглаженном обмундировании стал похож на юношу школьника. Еще бы! Он едет в отпуск, домой, в Москву!

Собираясь в дорогу, Андрей навестил инженера Костромина и поделился радостной вестью не только с ним, но и с фрау Гартвиг. Он попросил ее выстирать белье, выгладить парадный мундир, помочь купить кое-какие безделушки, которыми он хотел порадовать Зою. Старушка охотно согласилась помочь. Она по привычке прижимала руки к груди и быстро-быстро бормотала, что очень рада за лейтенанта, который едет «нах хаузе», домой, увидит свою сестру, родных. Андрей ничего не ответил. Только глаза его неожиданно потемнели… Стоило ли рассказывать этой пожилой немке о том, что еще в первые месяцы войны, когда в числе многих московских детей Андрей с сестрой был эвакуирован из Москвы, отец Андрея, московский токарь Игнатий Рябинин, ушел на фронт и погиб, защищая столицу от гитлеровских орд, а мать – слабая, больная женщина, была убита в своей постели фашистской бомбой…

Справившись с внезапно нахлынувшим волнением, Рябинин перевел разговор на другую тему и условился, что в ближайшие дни, накануне отъезда, зайдет проститься и заберет вещи.

Несколько дней пробежали в предотъездных хлопотах. Надо было привести в порядок и сдать служебные бумаги, оформить отпускные документы, получить деньги, заказать билет… Мало ли дел у человека, едущего в отпуск!

Позавчера Андрей позвонил Костромину и попросил передать фрау Гартвиг, что за день до отъезда забежит попрощаться и забрать приготовленное ему белье и покупки. Костромина он застать не надеялся, так как тот собирался в очередную командировку, а все поручения инженера уже несколько дней назад были аккуратно записаны в блокноте.

Вчера старушка Гартвиг встретила лейтенанта, как всегда, вежливо, радушно, но на ее сморщенном лице Рябинин заметил следы озабоченности, тревоги. Ему показалось даже, что она плакала, но тщательно это скрывает. Андрей хотел было спросить, что случилось, но промолчал, так как увидел в комнате постороннего человека. В кожаном кресле, стоявшем возле стены, сидел худой пожилой мужчина в черном костюме. Сидел он как-то неестественно прямо, вытянув длинное костлявое тело, будто под пиджак ему подсунули палку; жилистые с красноватым оттенком руки он положил на массивную трость, которую поставил между ног, обутых в тяжелые, грубые башмаки. На крупном с обвислыми щеками лице выделялась будто приклеенная, большая бородавка, из которой торчали острые рыжеватые волоски.

При входе лейтенанта мужчина встал и поклонился. Фрау Гартвиг объяснила, что это ее очень хороший знакомый, но фамилии не назвала. – Он нам не помешает, – добавила Гартвиг, – так как все, что просил лейтенант, сделано, пусть лейтенант сам посмотрит, проверит.

В сдержанности хозяйки, в ее голосе было что-то необычное, неестественное. Но Андрею некогда было задумываться над этим, и он только спросил:

– Вы чем-нибудь расстроены?

Фрау Гартвиг не успела ответить. Ответил ее гость. Глядя немигающими глазами на хозяйку, глуховатым, слегка скрипучим голосом, на ломаном русском языке он сказал, что принес фрау Гартвиг неприятную весть – умерла ее давняя знакомая, подруга детства, вот потому фрау немного расстроена. – Ничего не поделаешь, старость, волнения, болезнь, – закончил гость. Фрау Гартвиг в знак согласия кивала головой, но, будто избегая взгляда гостя, смотрела в сторону.

Рябинин бегло осмотрел все подготовленное фрау Гартвиг, поблагодарил ее, расплатился и уже собрался выйти из комнаты.

– У меня к вам большая просьба, – нерешительно сказала Гартвиг, заглядывая в глаза Андрея. – Я надеюсь, что вы не обидите меня и согласитесь выполнить.

– Если в моих силах, пожалуйста, – ответил Рябинин, не представляя даже, чем он может быть полезен.

Из дальнейших взволнованных, торопливых пояснений старухи Рябинин понял, что Гартвиг в знак своего уважения и любви к его сестре хочет сделать ей подарок – изящное дамское кольцо и просит Рябинина, по приезде в Москву, передать его сестре.

– Позвольте, – удивился Рябинин. – Ведь кольцо стоит дорого, зачем вы тратитесь на подарок?

– Нет, нет! – испуганно возразила Гартвиг. Она стала уверять, что кольцо ей ничего не стоит, оно хранится у нее давно, по наследству от покойной матери, а «кляйне фрау» это колечко с красивой отделкой всегда нравилось, и она, старая немецкая женщина, считает для себя честью сделать этот подарок.

– Возьмите, пожалуйста, возьмите! – однообразно повторяла старушка, протягивая маленькую плоскую коробочку – футляр. Но в тоне ее, как ни странно, не было искренности. Андрей удивленно пожал плечами, не зная, как ему поступить. Но в это время снова раздался глухой голос гостя.

– Неужели русские офицеры брезговают взять презент от немецки фрау? Абер советски люди – интернационалише люди… Дас ист нихт гут![1]1
  Это нехорошо (нем.)


[Закрыть]

Андрей глянул на этого жердеобразного старика. Он, кажется, собирается читать нотацию, черт возьми! Этого еще недоставало… Впрочем, может быть, действительно его отказ взять подарок будет расценен как брезгливость, пренебрежение, неуважение к искренним чувствам немецкой женщины… В конце концов, почему, собственно, он отказывается? Для этого нет никаких причин.

– Ну, что ж, – Андрей махнул рукой. – Ладно. Передам ваш подарок сестре. Спасибо.

Андрей взял футляр и сунул его в карман.

Но затем произошло нечто совсем уже неожиданное и непонятное. Фрау Гартвиг пошла проводить лейтенанта до калитки и вдруг, непрерывно оглядываясь на окна своей квартиры, стала быстрым шепотом просить не везти с собой в Москву этот подарок, выкинуть его в мусорный ящик или из окна вагона. Во всяком случае не передавать его сестре. На удивленные вопросы ошеломленного Рябинина: – Почему? Что все это значит? Зачем же она только что просила его об обратном? – старушка, судорожно глотая, воздух, стала шептать, что это кольцо плохое… Нет, кольцо хорошее, но может принести несчастье… Она не хочет этого и могла бы объяснить… Но вот этот господин, что сидит сейчас в квартире… Он ждет… Сейчас неудобно… Ей бы очень хотелось сделать подарок сестре лейтенанта, но совсем другой…

Рябинин почти ничего не понял из этого потока отрывистых фраз явно взволнованной и, по-видимому, испуганной старухи. Во всяком случае кольцо надо вернуть, зачем же он будет выбрасывать дорогую вещь, которая ему не принадлежит! Старуха упросила взять подарок – он согласился. Теперь она просит не брать подарка – пожалуйста, тем лучше. Вот кольцо, пусть фрау Гартвиг делает с ним все, что хочет…

Рябинин сунул в трясущиеся руки старухи; футляр с кольцом и сказал:

– Фрау Гартвиг! Да успокойтесь же! Может быть, мы присядем на скамеечку и вы мне все объясните?

– Нет, нет, – испуганно зашептала она. – Сейчас этого сделать нельзя… Ведь в доме сидит и ждет меня господин… Я и так уже задержалась, пора возвращаться в комнаты.

– Тогда, может быть, мне зайти завтра, перед отъездом? – спросил Рябинин, которого стала уже интересовать эта странная история с подарком.

Старушка закивала головой.

– О, да, да… Если герр лейтенант завтра зайдет, я ему все объясню… Я старая честная немецкая женщина и не хочу делать ничего плохого… А кольцо – плохой подарок, кольцо нельзя дарить. Очень прошу вас зайти…

– Хорошо! Завтра зайду обязательно!

Спрятав под передник футляр с кольцом, фрау Гартвиг засеменила к дому. Рябинин, прежде чем захлопнуть калитку, оглянулся. В одном из окон дома он заметил лицо старика – гостя фрау Гартвиг. Или, может быть, это показалось?

Удивляясь суеверию старухи, лейтенант отправился по своим делам.

…Выполняя обещание, Рябинин и пришел сейчас к фрау Гартвиг, чтобы поговорить обо всем подробно. Но ее не оказалось дома. Наверно, задержалась в магазине, в очереди.

Откинувшись на спинку скамейки, Рябинин курил и, наблюдая, как расплывается, тает в воздухе папиросный дымок, думал о предстоящем отпуске. Собственно, отпуск уже начался. Как быстро бежит время, будто кто-то подгоняет, подхлестывает его. Давно ли кончил училище! Да, он стал старше, опытнее… Наверно, скоро ему присвоят очередное офицерское звание и на погонах появится еще одна серебристая звездочка… Маленькая звездочка на малиновом канте погона, но как много она значит и как много требует…

Размышления лейтенанта прервал почтальон. Он приложил два пальца к форменному кепи, прошел по дорожке садика к дому и всунул в почтовый ящик газеты. Через несколько минут снова скрипнула калитка: две женщины хотели войти в палисадник, но, увидев офицера, повернули обратно. Затем подошел полицейский и спросил лейтенанта, не видел ли он геноссе Пауля Гартвиг, сына домохозяйки?

Рябинин посмотрел на часы. Ого, уже пора на вокзал, а старухи все нет. Странно!.. Обычно она отличается большой точностью, аккуратностью, а сейчас пропала где-то… Неужели ему придется уехать, так и не узнав подробностей этой истории с подарком? Ну и черт с ним! Во всяком случае он подождет здесь еще минут десять, не больше.

Несколько минут Рябинин нетерпеливо прохаживался по дорожке палисадника, затем бросил в урну недокуренную папиросу и решительно отворил калитку.

Но лейтенанту пришлось еще немного задержаться. К домику подъехало такси и из него вышел сын фрау Гартвиг – Пауль. Сгорбившийся, с растрепанными волосами, он был бледен, в глазах стояли слезы. Увидев Рябинина, Пауль бросился к нему.

– О, геноссе лейтенант!.. Какое большое несчастье!.. Моя мама… Моя бедная мама…

– Что случилось, Пауль? Где фрау Гартвиг?

– В морге… Она уже умерла… Моя дорогая мама… О, майн гот, майн гот!..

Пауль прислонился к ограде и разрыдался. Рябинин с трудом успокоил юношу и заставил его рассказать все, что ему известно. Но и Пауль знал немного: на перекрестке улиц Людвигштрассе и Цеппелинштрассе, примерно час назад, на мать налетела легковая машина и убила ее. Знакомый полицейский нашел Пауля и сообщил ему об этом. Пауль помчался в морг и убедился, что все это правда… страшная правда… Теперь полиция разыскивает машину. Но попробуй найти ее в таком большом городе, как Берлин. Скорее всего она умчалась в западный сектор…

«Так вот кого недавно сбила машина, – с искренним огорчением подумал Рябинин и невольно снял фуражку. – Бедная фрау Гартвиг! Она была так доброжелательна к людям, так внимательно относилась ко всем его просьбам, так заботилась о Костромине…» Ему действительно жаль приветливой, хлопотливой старушки, матери этого парня. Она могла бы прожить еще немало лет.

Что в эти короткие минуты мог сказать Рябинин Паулю? Чем мог утешить его? Погибшую не воскресишь! Тут уж ничего не поделаешь и не придумаешь. Он обнял юношу, пожелал ему бодрости и выдержки и посоветовал найти родственников, которые помогли бы похоронить мать. А ему, лейтенанту, надо спешить, иначе он опоздает на поезд. Пусть Пауль извинит его, так неудачно все сложилось.

Узнав о смерти фрау Гартвиг и утешая ее сына, Рябинин забыл в эти минуты зачем пришел сюда сегодня. Слишком неожиданным было сообщенное известие.

Пауль уже справился с собой, вытер слезы, пригладил волосы и поблагодарил лейтенанта за сочувствие. Он предложил Рябинину подвезти его до вокзала и попросил после возвращения из отпуска по-прежнему заходить сюда, в этот дом, в котором он теперь остался сиротой и единственным хозяином.