Текст книги "Кавказский рубеж. На границе с Тьмутараканью"

Автор книги: Лев Прозоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Поневоле приходит в голову «еретическая» мысль: а ведь во всём этом что-то есть, не может не быть. Иначе безумцы, верившие в чары, дарующие неуязвимость, вместе со своей верой сгинули бы в первом же сражении – война пустых иллюзий не терпит. А тут они сохраняются с первых упоминаний о славянах и до нового времени, пережив и Киевскую Русь, и Господин Великий Новгород, и Великое княжество Московское, а там – и Московское же царство.

Мечи у славян, скорее всего, тоже были, хотя и немного. Ведь сказал же примерно в те времена вождь дунайских славян Лаврита послам аваров, требовавших от его народа дани: «Родился ли и согревается ли Солнцем тот человек, что покорит землю нашу? Не отдавать свою землю, а владычествовать над чужою привыкли мы, и в этом мы уверены, пока есть на свете война и МЕЧИ». Чуть позже поляне выплатили дошедшим до них хазарам дань «по мечу от дыма» – в раннее Средневековье вполне обычное дело, вспомнить хотя бы короля Кнуда, бравшего с Дании дань боевыми секирами, варинов-варягов, плативших королю остготов Теодориху дань мечами. Хотя, конечно, нельзя упускать из виду ещё одной возможной трактовки летописной легенды. Согласно ей, «меч от дыма» надо понимать в том же смысле, в каком нынче говорят – отряд в сто штыков или, скажем, в двадцать сабель. В таком случае, можно представить, что полян обязали выставлять по воину-мечнику от дыма – родовой общины. Так стало бы гораздо понятней, откуда в войске каган-бека под Правой славянская речь. Но была ли полянская дань хазарам символической или нет – с мечами они, судя по этому преданию, были знакомы. Вот только были ли эти мечи трофейными или произведением своих, славянских, ремесленников – на это пока нет ответа. И вооружены ими, скорее всего, были далеко не все. Гораздо большему числу воинов в ближнем бою приходилось полагаться на длинные боевые ножи, топоры и дубинки. И это не было такой уж дикостью – например, татаро-монголы ещё в XIII веке, через шесть веков, были, вопреки фильмам и рисункам, в которых орда орущих кочевников поголовно размахивает над косматыми шапками кривыми клинками, в основной массе вооружены… дубинками, в лучшем случае – лёгкими топориками-чеканами. Сабли могли себе позволить лишь знатные и состоятельные люди, что, как известно, ничуть не помешало монголам побеждать вражеские армии.

Вот ещё вопрос – как воевали славяне? Судя по всему, славяне использовали несколько способов ведения войны. Особенную сноровку, по отзывам византийцев, они проявляли в том, что мы бы назвали партизанской войной – нападения из искусно подготовленных засад, стремительные маневры, диверсии. За век до Партавы, во время войны с готами в Италии, полководец восточно-римского императора Юстиниана I, прославленный Велизарий, когда ему потребовался пленник, способный рассказать о планах противника, вынужден был вызвать к себе одного из воевавших в его армии славян. И тот сумел, миновав часовых, проникнуть в глубь вражеского лагеря, выкрасть одного из знатных готов – человека наверняка не хилого и не робкого десятка – и доставить пленника к Велизарию. Это, так сказать, первый описанный историками «пластун» – как позднее русские казаки называли своих искусных разведчиков, вполне способных вот так вот выкрасть из вражьего лагеря татарского мурзу или польского полковника.

Вскоре славяне стали вступать в открытые сражения, в том числе и с численно превосходящим, отлично вооружённым противником, как мы видели это на примере Асбада. Более того, к VII веку они обучились брать штурмом города (эта опасность серьёзно угрожала Фессалонике, будущей родине просветителей славянства Кирилла и Мефодия) – так что Партаве угрожала нешуточная опасность. Ещё за век до её осады Иоанн Эфесский замечал, что славяне «научились воевать лучше, чем римляне». «Римлянами», ромеями называл себя народ, который позднейшие авторы называли и называют византийцами. На самом деле Византией или Византией именовалась столица Восточной Римской империи, иначе известная как Константинополь, а славянам – и как Царьград – Царь городов, Город царей…

Описанное Маврикием вооружение, в особенности «труднопереносимый» щит, наводит на мысль либо о конниках, либо о крепком строе. Славяне, конечно, сражаться верхом умели – не скандинавы всё-таки, для которых бьющийся верхом соотечественник (выучивайся этому в рыцарской Европе) выглядел ещё и в XIV веке каким-то страшным чудом. Вот только конников, как и мечников, у славян было немного, и большинства они в войске не составляли ни тогда, ни три века спустя, во времена походов киевских князей Игоря Старого и Святослава Храброго. Именно поэтому славяне часто выступали вместе с конными кочевыми племенами, и если славяне под Партавой выглядят вполне равноправными союзниками, то их сородичи, славяне-«бефульчи», в Аварском каганате того времени были, что называется, «пушечным мясом», которое гнали впереди себя на укрепления ромеев или франков надменные завоеватели-авары. Каган Байан цинично хвастал: «Я таких людей пошлю на Римскую империю, потеря которых не будет для меня чувствительна, хотя бы они совсем погибли». Впрочем, аварский каганат со временем пал, а отношения славян с кочевниками уже в X веке приняли прямо противоположный характер: Великий князь Киевский Игорь Старый во время похода на греков «повеле» степнякам разорять Болгарскую землю (болгары предали Игоря, сообщив грекам во время предыдущего похода о передвижениях русского войска), а араб ибн Хаукаль, которому предстоит ещё появиться на наших страницах, называет печенегов «острием в руках русов, которое они (русы. – О. В.) поворачивают против своих врагов».

Поэтому вернее, мне кажется, вспомнить про другие примеры «труднопереносимых щитов» в комплекте с копьями: у эллинских гоплитов, римских легионеров и зулусов короля Чаки. Такой щит ясно говорит об умении биться в плотном пешем строю – фаланге, когорте, – ибо вне строя становится обузой для своего хозяина, обузой часто смертельной, зато в плотно сомкнутой линии это фактически подвижная крепость, способная дать достойный ответ даже конному противнику. Кстати, в последнее время часто стали встречаться заявления, что русская «стена щитов» – изобретение викингов и от них пришло к нам вместе с варягами. Тут всё перепутано. Викинги – это не нация, это – занятие, викингами называли и природных скандинавов, и славян-вендов из Южной Прибалтики, и балтов с эстонцами, но с лёгкой руки Голливуда это слово почему-то стало обозначением раннесредневекового скандинава, пошли бессмысленные разговоры про «жилища викингов», «религию викингов», «женщин викингов»[13]13
  Кстати, в устах настоящих средневековых скандинавов слово «викинг» звучало вовсе не комплиментом. Скандинав тех времён, услышав, что его время будут называть «эпохой викингов», скорее всего, обиделся бы не на шутку – как обиделся бы законопослушный американец 20-х годов XX века же, назови кто Америку «страной гангстеров» иле его время – «эпохой гангстеров».


[Закрыть]. Во-вторых, варяги – это как раз не занятие и не какие-то сбродные дружины. Все источники, упоминавшие варягов, будь то саги норманнов, наши летописи, указы императоров Второго Рима или сочинения мусульманских географов, указывают их в ряду НАРОДОВ, говорят про «варяжский язык» и «варяжскую землю» – в то время как до XX века нигде нет словосочетаний типа «язык викингов» или «страна викингов». Летописи: «вои многи, варяги, и русь, и словене, и чудь, и мерю», византийские грамоты: «варанги, россы, сарацины, франки», скандинавские саги: «у норманнов и верингов»… Да, уважаемый читатель, «норманнов и верингов» – это РАЗНЫЕ народы. Местопребывание варягов на южном побережье Балтики яснее ясного обозначено целым рядом источников, об этом просто нет сейчас места говорить. Ну и, наконец, норманнские викинги как раз «стеной» щитов выстраивались только в обороне. Атаковали они клином – если вообще давали себе труд удерживать в бою хоть какой-то строй. Тот же Маврикий весьма скептически отзывается о способности северных белокурых народов к сколь-нибудь согласованному поведению в бою. Это прекрасно проявилось через четыре века после Маврикия, в битве при Стамфорд-Бридж, в Англии, где Харальд Гардрада, конунг-поэт, зять Ярослава Мудрого пал смертью глупых (да простят меня поклонники скандинавов, но назвать по-иному поведение бывалого воина, умудрившегося ЗАБЫТЬ кольчугу в ладье при высадке на враждебный берег и не способного навести порядок в собственном войске, я не могу). При первом наступлении англичан дружинники Харальда сомкнули эту самую «стену щитов», но как только разбившиеся о пресловутую стену отряды англов стали отступать – норманны сломали строй и кинулись вдогонку.

Тут-то на поле битвы и появилась рыцарская конница англичан…

Хм, мы удалились очень уж далеко и от Кавказа, и от славян с русами.

Вернёмся хотя бы к славянам.

Вот именно для них боевые действия в «стене» были привычны. Так они действовали в X веке и позднее. А кулачные бои «стенка на стенку», сохранившие тактику и боевые навыки, привычные ещё бойцам князя Святослава Храброго, дожили до прошлого столетия. Минимум увёрток, минимум блоков, ноги используются лишь в подсечках и затаптывании – всё это подспудная память о бойцах за огромными щитами, в плотном строю, в котором не повертишься и не попрыгаешь, а удар, собственно, один – укол копьём или боевым ножом (в кулачном бою – прямой удар кулаком) сверху или сбоку от щита.

Напоследок, кстати, стоит развеять одно из связанных со средневековой войной заблуждений, подкрепляемое «историческими» книгами и фильмами. Столкновение двух средневековых армий выглядит в них как сближение двух бегущих, орущих, потрясающих оружием толп, которые сталкиваются, перемешиваются, и бой же рассыпается на множество поединков. Нет ничего более далёкого от действительности средневековых и древних воин, а возник этот образ из механического перенесения в глубокую старину… штыковой атаки XX века. Немудрено, что во времена, когда потери от огнестрельного и прочего дистанционного оружия приближаются к ста процентам, солдаты прилагают все усилия, чтоб преодолеть простреливаемое пространство между боевыми порядками побыстрее. Но ещё во времена наполеоновских войн «пуля-дура» вкупе с ядрами брала лишь тридцать солдатских жизней из ста – остальное приходилось на долю «штыка-молодца» и его старших «родственников» – палаша, тесака, сабли и пики. И в атаку тогда шли плотно сомкнутыми рядами, держа строй, под мерный рокот барабанов и пение флейт. А ведь в это время уже не было доспехов и щитов, с одной стороны, надёжно оборонявших воина от стрел или снарядов пращей, с другой – сильно обременявших его. В самом деле, читатель, если Вы мне ещё не поверили, настоятельно рекомендую оснаститься весовым аналогом самого лёгкого из доспехов – стёганого (две обычные телогрейки вполне подойдут), надеть на голову стальной шлем, засунуть за пояс длинный нож, топор, а в руки взять две палки подлиннее (это у нас будут копья) и что-нибудь вместо щита, можно – большую доску (помните – «труднопереносимый»?). Ну и как, читатель, готовы Вы к спринтерскому забегу? И имейте в виду, раздумывая над ответом, что на финише от Вас требуется порвать отнюдь не тонкую ленточку, здорового, вооружённого, обуреваемого теми же стремлениями мужика, причём, возможно, не одного. Хорошо задумайтесь над этим – и тогда, думаю, поверите, что средневековые армии сходились неторопливо и пуще зеницы ока берегли строй (за исключением сорвиголов описанных вроде описанных выше скандинавов – так то ж не войско, то ж викинги, джентльмены удачи, так сказать). Между прочим, в воинских уставах несколько более позднего времени конному латнику рекомендовали приближаться к вражескому воину с такой скоростью, «как будто бы он везёт на седле впереди себя свою невесту». Романтично сказано – но суть-то вполне прагматична: выдохнется конь, и не сможет своим весом смести вражью пехоту, нести на себе вооружённого и доспешного хозяина в сечу. Недаром на Чудском озере пехота Тевтонского ордена (состоявшая, кстати, не из загадочных «кнехтов» в шлемах-тазиках, фигурирующих в малоисторичном фильме Эйзенштейна, а из чуди-эстонцев) шла в сердцевине клина, не особенно отставая от конных господ-рыцарей.

Но, покончив с вопросами внешнего облика, вооружения и боевой тактики славян, мы оставили без рассмотрения гораздо более насущные для нашего рассказа вопросы. А именно – откуда появились славяне в хазарском войске и что представлял собой каганат тех времён?

Глава 4. Арабско-хазарская война: славяне по обе стороны фронта

Языческий каганат. Анты в Приазовье и их соседи Знамя джихада в Железных Воротах. Битва при Ардебиле и славяне под зелёным знаменем. Горький выбор Небула. Воины-язычники на службе правоверных владык. «Стремительный рейд» Мервана Безжалостного. Славянский Ронсеваль. «Славящий Солнце» мстит. Невесёлые уроки истории.

 
Двойным путём ведёт его судьба —
Она и в имени его двуглава:
Пусть SCLAVUS – раб, но
Славия есть СЛАВА:
Победный нимб над головой раба!
 

М. Волошин, «Ангел времени»

Хазары («акациры» готского историка Иордана, «козаре» русских летописей) на тот момент были одним из самых сильных кочевых племён Предкавказья. Кто они были, доподлинно не известно – одни из источников объединяют их с болгарами и печенегами, в таком случае хазары – тюрки, точнее, отуречившиеся, тюрко-язычные скифо-сарматы. Эта версия сейчас принята большинством – хотя считавшиеся ранее тюркскими рунические надписи, найденные та территории каганата, оказались именно сарматскими. Ради справедливости надо помянуть, что некоторые источники роднят хазар с грузинами и армянами, а видный дореволюционный историк Дмитрий Иловайский рассматривал их как черкесское, то есть вайнахское, родственное чеченцам и ингушам, поскольку большинство имён (Булан, Рас-Тархан, Чичак), званий, титулов (каган, бек, тудун) и названий (Саркел, Итиль, Семендер) Хазарии тюрские, проще будет и нам присоединиться в данном случае к большинству и считать хазар именно тюрками. По внешности хазары изначально были ярко выраженными монголоидами – издеваясь над ними, армянский правитель осаждённого Тифлиса выставил на стене чучело, изображавшее их кагана, с тыквенной «головой», двумя дырами вместо носа, редкими ветками, призванными изображать чахлую растительность на подбородке и верхней губе повелителя хазар, но без глаз – большеглазый армянин узкие щелочки, сквозь которые глядели на мир кочевники, за глаза считать отказался. После взятия хазарами города правитель Тифлиса, имевший несчастье попасть в плен живьём, горько поплатился за своё остроумие – ему отрезали нос и выкололи глаза, уподобив изготовленной им карикатуре на кагана. Схожим образом описывал, кстати, вторгшихся в Закавказье хазар наш знакомый, Моисей Кагантакаваци, добавляя распущенные, как у женщин, волосы. Впоследствии арабские авторы видели во главе каганата так называемых белых хазар, чья внешность больше соответствовала кавказским и ближневосточным канонам красоты, но это была не первоначальная внешность племени, а свидетельство иноплеменного происхождения новых хозяев каганата.

Столицей каганата в то время был город Семендер на дагестанском берегу Каспия, база для молодецких налётов на основную добычу хазарских джигитов – богатые земли Крыма и Закавказья. Правил каганатом священный царь-жрец каган из рода Ашина, то есть волчьего рода – золотая голова волка изображалась на хазарских знамёнах. Правда, при этом его трон не наследовался – из многочисленных Ашина кагана выбирали. В битвы же хазарскую конницу водил военный вождь – каган-бек. Кое-кто из знати хазар принимал христианство, кое-кто во времена того самого Хосрова Ануширвана не без его помощи принял зороастризм, кое-кто принимал религию враждебных арабов – ислам, но в целом хазары, и знать, и простой народ, исповедовали религию предков, будучи язычниками-шаманистами. Почитали Синее Небо – Тэнгри, и Солнце, и всевозможных духов, и пращуров, которым воздвигали изваяния на курганах. Одним из кумиров религии хазар был сам священный царь-каган. Считалось, что от него напрямую зависят и удачливость хазар на войне, и плодородие земель и стад хазарского племени.

Границы Хазарии упирались в бассейн Дона на западе и в дельту Волги – на востоке. Вместе с собственно хазарами жили в их державе родственные им племена чёрных болгар хана Батбая, савир и барсилов, угорские – венгры и буртасы и аланы – предки осетин и потомки прежних хозяев степей – скифо-сармат. А на западных границах молодого хазарского государства обитали и собственно славянские племена, обильно и безбоязненно заселившие щедрые чернозёмы Дона и Кубани, по всей видимости, потомки антов. Так с четвёртого по седьмой век именуют выдавшуюся далее всех на юго-восток часть славянских племён. Готский историк Иордан пишет о них так: «На безмерных пространствах расположилось многолюдное племя венетов. Хотя их наименования теперь меняются соответственно различным родам и местностям[14]14
  Например, в Восточной Европе, на землях будущей Руси, роды потомков вождей Радима и Вятко дали названия народца радимичей и вятичей, а дреговичи, бужане и древляне получили названия по месту обитания: «дрыгве» – болоту, берегам реки Буг и лесам.


[Закрыть], всё же преимущественно они называются склавинами и антами… Анты же – сильнейшее из обоих племён – распространяются от Данастра до Данапра, там, где Понтииское море образует излучину». Иордан писавший в готской Италии, пользовался теми сведениями о расселении антов, которые сохранили готские предания о воинах с ними, – мы ещё дойдем, читатель, до одного из таких преданий. Но за два века, отделявшие стычки готов с антами на берегах Понтийского (Чёрного) моря и впадающих в него рек от написания Иорданом его «Деяний и происхождения готов», анты не сидели на одном месте. Во всяком случае, византийский автор VI века Прокопий Кесарийский упоминает этот славянский народ к северу от Меотиды, как многие писатели Второго Рима по античной традиции величали Азовское море. А в эпических преданиях кабардинцев и адыгейцев упоминаются герои из племени антов, их сражения с готами, гуннами, римлянами. Более того, имя Ант[15]15
  Происхождение самого имени «анты» – загадка для исследователей. На сегодняшний день существуют три варианта ответа на этот непростой вопрос, три версии. Первая, «гуннская», производит «ант» от монгольского «аньда» – побратим. Что анты были союзниками гуннов в войнах с Византией и с готами, хорошо известно. Более того, тогда и «исчезновение» антов в VII веке объясняется предельно просто: анты не исчезли, они просто перестали быть союзниками-«аньда» степняков – теперь уже не гуннов, а аваров, превратившись в их данников. Очень убедительная версия, дело за малым – хоть каким-то доказательством, что гунны говорили по-монгольски. Вторая версия уводит нас в дни догуннского нашествия, когда славяне соседствовали на берегах Днепра со скифо-сарматскими племенами, иранцами по языку. На индоиранских наречиях «ант» – крайний, на краю живущий, так сказать, «украинец». Якобы так называли скифо-сарматы тех, кто обитал на краю их владений. Наконец, славянская версия рассматривает «ант» римских источников как передачу славянского слова со значением «высший, лучший, старший». Позднее оно произносилось как «вящий», но первоначально должно было звучать как «венчий», «ванчии». Отсюда же якобы и «венеты». Хазары передают звучание имени славянского народа вятичей как «вантит». Я затрудняюсь выбрать из этих версии и предоставляю сделать это читателю.


[Закрыть] встречается на погребальных плитах Боспора Киммерийского (эллинского города на Керченском проливе) ещё в III веке. В этих же местах кочевали болгары до того, как после проигранной войны с хазарам ушли за Дунай, на Балканы. Любопытно что в «Именннке болгарских ханов», в рассказе о временах до перехода, встречаются очевидно славянские имена Гостун и Безмер, ясно говорящие, кто был соседями болгар в Донских степях.

В начале VIII столетия хазары, привыкшие нападать на соседей сами, получили вдруг неприятный сюрприз – на сей раз напали на них. Угроза шла из тех краёв, которые хазары и их союзники считали верным источником военной добычи – из Закавказья. На сей раз Железные Ворота Дербента распахнулись на север – арабские халифы, покончив с внутренними неурядицами, решили укрепить свою власть на Кавказе и покончить с набегами северян-язычников. Ко всему прочему, варваров-кочевников очень крупно, выражаясь современным языком, «подставила» православная Византия, заключив с ними союз против угрожавших Восточному Риму мусульман – и ограничившая благодеяния союзнику тем, что высватала за молодого императора Константина V с неблагозвучным прозвищем Копроним (по-русски… гм, как же это помягче-то – Навозноименный, пожалуй) хазарскую княжну Чичак (а вот её имя обозначало Цветок; вот уж воистину неравный брак!). Зато арабские правители приняли этот союз вполне серьёзно – и полчища под зелёными знамёнами джнхада устремились на север.

За спиной завоевателей было мощнейшее, по средневековым меркам, государство и огромные, почти неисчерпаемые людские и материальные ресурсы Ирана, Закавказья и Средней Азии. За хазарами был непрочный, спаянный воедино лишь военной удачей господствующего племени, хазар, и авторитетом их священного жреца-кагана, тоже, как мы помним, напрямую зависевшим от удачи, союз народов, говоривших на самых разных языках – славянских, тюркских, угорских, кавказских – и чтущих богов разными обрядами. И тем не менее хазары долго и первое время вполне успешно, отражали натиск захватчиков. Иной раз арабским полководцам доводилось отступать в такой, мягко говоря, спешке, что победителям доставалась не только войсковая казна арабов, но даже гарем их предводителя! Нас, однако, интересуют те из битв этой войны, в которых так или иначе были задействованы славяне. В долине Ардебиль, на землях современного Азербайджана, столкнулись в 730 году войска Барджиля, сына старого кагана, незадолго до этих событий внезапно умершего – страной управляла его вдова и мать Барджиля, Парсбит, – с армией арабского полководца Джарраха. Джаррах этот, по отзывам земляков и современников, человек превосходной щедрости, был, по-видимому, ещё и человеком безрассудной отваги, так как атаковал превосходящие силы противника (с другой стороны, вполне возможно, что такими превосходящими силы хазар стали уже под пером, то есть каламом, описывавших разгром Джарраха мусульманских летописцев). Побоище продолжалось три дня, на последний арабы обратились в бегство под первым же натиском противника, но один из приближённых Джарраха остановил их гневным окриком: «В рай, мусульмане, а не в ад! Идите по пути Бога, а не шайтана!» – напомнив тем самым одну из главных заповедей ислама – воин, павший в войне с неверными, получает спасение души. Соответственно, видимо, трусу на рай рассчитывать не приходится. Увы, даже этот призыв смог лишь побудить арабское войско сражаться, а не спасти его от поражения. К вечеру всё было кончено, погиб сам Джаррах, а из двадцатипятитысячного воинства уцелело едва больше сотни. Пленных хазары не брали – «прекрасный и щедрый» Джаррах во время своих первых, более успешных походов разграбил курганы хазарских воинов, одну из самых заповедных святынь кочевников, – когда-то ещё Иданфирс, повелитель скифов, насмешливо писал вторгшемуся в его страну персу Дарию, попрекавшему его трусостью и вызывавшему на битву: «У нас нет ни городов, ни пашен, чтобы их защищать; если хочешь сражаться с нами – попробуй прикоснуться к курганам наших предков, и ты узнаешь, какова ярость скифского племени». Из уцелевших, отлично знавших об отношении восточных деспотов к дурным вестям и тем, кто их приносит, лишь один пришёл в Багдад к халифу Хишаму и рассказал повелителю правоверных о гибели его войска и полководца. По сообщениям арабских авторов, этот храбрец был «сакалиба», то есть… славянин!

Получается, славяне в арабско-хазарском конфликте сражались по обе стороны фронта. Как это могло произойти? Сразу скажу: донские анты, потомки воинов, осаждавших с хазарами Партаву, не предали своих союзников. Славяне, «златокудрые сакалиба», как поэтично называли их восторженные арабские писатели появились в арабском войске совсем из других земель. В 688 году император Восточного Рима Юстиниан II (не путать с Юстинианом Великим, известным одним читателям как составитель знаменитого Юстинианова кодекса, лёгшего в основу современного права, а другим – как герой романа Валентина Иванова «Русь изначальная», и снятого нему фильма, где императора сыграл Иннокентий Смоктуновский), нарушив мирный договор, вторгся на территорию Болгарии. Захватив огромный славянский полон, Юстиниан расселил пленников в пограничной с арабами феме-области Опсикион. Через пять лет император отобрал из числа пленников тридцать тысяч мужчин, вооружил, поставил над ними знатного славянина Небула (Небывалого?) – или это имя надо читать как «Невол» (звуки «б» и «в» передаются в греческом письме одним знаком) и видеть в нём горькое прозвище пленника? Пополнив это воинство ополчением крестьянских общин, Юстиниан разорвал мирный договор с арабами и атаковал их. Тщетно арабские послы напоминали православному владыке о договоре и предлагали мир. Первая битва под малоазиатским городом Севастополь (современный Сулу-Сарай в Турции) показала мощь славянского оружия – арабы были разгромлены. Юстиниан торжествовал победу.

Вот только владыке, столь беззаботно относившемуся к собственному слову, не стоило слишком уж полагаться на чужую верность, и особенно – на верную службу тех, кого он лишил родины. Вскоре Небул во главе двадцати тысяч славян перешёл на сторону арабского полководца Мухаммеда, эмира Месопотамии. Византийские авторы конечно, не сомневались, что варвара подкупили – всем ведь ведомо корыстолюбие диких язычников да и что ещё могло отвратить этого дикаря Небула от беззаветной преданности добрым христианам, ворвавшимся в его землю, истреблявшим сородичей, спалившим дом, разрушившим алтари, разлучившим с могилами пращуров?

Понятное дело, подкуп. Некоторые хронисты Восточного Рима с уверенностью очевидцев даже сообщали, что люди эмира Мухаммеда передали-де неблагодарному варварскому князьку аж целый колчан золотых монет.

Говорят, каждый судит по себе, или, выражаясь более современно, – в меру собственной испорченности.

Мы можем осуждать Небула – ведь арабы, собственного говоря, были немногим лучше – если вообще лучше – православных завоевателей. Они были столь же нетерпимы к чужой вере, их воины точно так же жгли чужие земли и порабощали народы. Но не надо забывать, что для Небула и его людей византийцы были не абстрактным, а вполне конкретным злом. Именно император Восточного Рима, а не кто-то иной, подверг родные края славян разорению, а их самих – лишил свободы. Арабы же были, как говорится, «врагом моего врага». Небул был не первым и не последним, кто допустил такую ошибку, а в исторической перспективе это всё же, как мы увидим, была ошибка.

В следующем сражении наголову разгромлен оказался уже Юстиниан – как видно, славянское оружие немало значило на поле боя! Позорно бежавший император сорвал злобу на славянских семьях, живших в пределах православной империи. По его приказу множество славянских семей было истреблено вместе с женщинами и детьми на берегу Никомидийского залива в Мраморном море. Мусульмане же, высоко оценив боеспособность славянских воинов, расселили их в трёх городах – Мараше (современный Караманмараш в Турции), Дулуке и Рабане, – определив им содержание за счёт налогов, обязав воинской службой и предоставив женщин для создания семей. Насколько именно арабы ценили перешедших к ним славянских воинов, говорит такой факт. Халиф Умар II, правивший в 717–720 годах, упоминая население трёх городов, где жили славнские воины, говорит о них как о тех, «чьи души следует привести к согласию» и далее – «Славяне и (!) те, кто принял ислам». Тридцать лет посреди средневековой мусульманской страны живут воины-язычники – и никто не требует от них с ножом к горлу отказаться от идолов и принять истинную веру! Только представить себе: белёные стены и дувалы пронзительный крик муэдзинов летит над минаретами – и тут же, во дворе славянских воинов, деревянные кумиры вдыхают дым костра. «Те, чьи души следует привести к согласию» – исламская формула, обозначающая дружественных иноверцев, коих к истине следует склонять убеждениями и щедрыми дарами. Умар и речь о славянах завёл в связи с такими вот подарками.

Вот из таких витязей-язычников на службе повелителей правоверных, очевидно, и происходил славянский воин, принёсший халифу Хишаму известие о гибели полководца Джарраха и его воинства.

Арабы после разгрома в Ардебиле не оставили своих притязаний на Северный Кавказ и Предкавказье. В 737 году за Железные Ворота двинулась армия, которую возглавил брат халифа, Мерван ибн Мухаммед. Мерван начал поход с того, что, выстроив укреплённый лагерь в «двадцати фарсангах[16]16
  Фарсанг – принятая на средневековом Востоке мера длины, к сожалению, слишком часто колебавшаяся, чтобы её можно было уверенно и однозначно перевести в метрическую систему.


[Закрыть]» от Тифлиса (Тбилиси)… предложил кагану мир. Когда каган, принявший предложение (снабжённое по обычаю как тех, так и более поздних времён дарами), отправил встречное посольство, Мерван, ничтоже сумняшеся, наплевал на неприкосновенность посла, сделав его первым пленным этой своей кампании. Отпустил он посла хазар лишь после того, как преодолел (одна часть войска шла на север «Воротами Ворот», другая – Дарьяльским ущельем) горные перевалы и оказался на земле каганата. Арабские источники – уж не берусь сказать, насколько достоверно – оценивают численность его армии в сто пятьдесят тысяч человек. Войска халифата захватили Семендер, кагану с сорока тысячами воинов пришлось бежать к устью Волги, в небольшой город, называвшийся по хазарскому имени великой реки Итиль, в город, которому предстояло стать столицей потомков кагана. Мерван, которого грузины прозвали Безжалостным, настиг отступающих, разбил хазарское войско и разорил Итиль; после этого его воины направились в земли «сакалиба и других неверных». Как сообщает нам арабский историк аль Куфи, войска Мервана достигли некой Славянской реки, в которой большинство исследователей видит Дон. Аль Масуди называет эту реку, следуя античной традиции, к которой часто прибегали арабские авторы, когда им не хватало знаний об описываемых краях, Танаисом. По берегам Танаиса, говорит аль Масуди, «обитает многочисленный народ славянский и другие народы, укоренённые в северных краях». Судя по дальнейшим действиям арабского полководца, Славянская река не слишком радушно встретила пришельцев, и Мерван прибегает к тактике «выжженной земли»: разрушено двадцать тысяч домов, угнано в плен двадцать тысяч семей…

Честно говоря, не знаю я, читатель, как относиться к этим цифрам, сообщаемым источниками. С одной стороны, верится не очень – ведь речь шла не о нынешних «мама, папа, я», а о нормальных, традиционных семьях с двузначным числом чад и домочадцев. У прадеда автора этих строк было пятнадцать детей – а ведь это уже православная Россия, не знавшая языческого многожёнства. Предположим, потери Мервана ибн Мухаммеда в первых боях были незначительны; предположим, что он мог ограничиться выделением на охрану каждой семьи только одного воина – и всё равно охрана, такого полона, да ещё в родной для пленных земле, оттянула бы на себя чересчур большое число воинов. А чем их кормить? Веками двумя раньше полководец восточно-римского императора Юстиниана Великого, евнух-армянин, Нярзес, воюя в Италии, захватил шесть тысяч пленников – готов и италиймев – последних, как заявляла Византия, её воины пришли освободить от ига готов, варваров и еретикон-ариан. Столь обширный полон в такой степени стеснил византийское войско, что Нарзес не моргнув глазом, распорядился попросту перерезать пленных – шесть тысяч человек, европейцев и христиан. И несколько удивительно, что араб-мусульманин оказался снисходительней к пленным язычникам.

С другой стороны – по крайней мере, можно, основываясь на сообщениях аль Куфи, сказать, что берега Славянской реки были населены очень плотно.

Любопытно, что именно после этого, вместо того чтоб атаковать обременённую немыслимым количеством пленных армию брата халифа, каган признаёт своё поражение, заключает мир на условиях, продиктованных Мерваном, и даже принимает ислам – разумеется, на время. Создаётся впечатление, что и здесь, как в войне Юстиниана II с войском эмира Мухаммеда, славяне были своего рода решающим резервом, главным козырем, и если Мерван разорил берега Славянской реки, захватил в плен их обитателей, то каганату больше не на что надеяться.